Текст книги "Проводники судьбы (СИ)"
Автор книги: Елена Острикова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Глава 15.Из тьмы во тьму
Тяжелая капля медленно скатилась по виску, задержалась на мгновение на брови и повисла на реснице, заставив непроизвольно моргнуть. Глаза широко распахнулись, но так ничего и не увидели. Так внутренняя тьма соединилась с наружной.
На протяжении долгих лет ничего не менялось. Если для большинства людей сознание, возвращаясь в физическую оболочку, приносило поначалу осязание или слух, то к нему именно зрение всегда приходило первым. Четкая, не расплывающаяся картина, мгновенно встающая перед глазами, неизменно позволяла, не тратя ни мгновения на раздумья, однозначно оценить ситуацию. Раньше зрения к нему всегда возвращалось лишь общее чувство, и уж это‑то не смогло бы изменить ничто и никогда. Но сейчас молчало и оно, а перед глазами стояла стена сумрака.
Наконец вернулись и другие чувства. Не постепенно, как это обычно бывает, а нахлынули волной. И то, что пришло вместе с ними, не порадовало. Во рту жутко пересохло, и все, что Александр мог ощутить, так это отвратительный медный привкус. Горло горело огнем, а каждый вздох вызывал агонизирующую боль в груди, что наводило на мысль о сломанных ребрах… в лучшем случае.
Постепенно молодой человек осознал, что сидит, привалившись спиной к стене, в углу холодного темного помещения. Вероятно, даже сарая, поскольку и стены, и пол здесь сделаны из некрашеного дерева, а единственный звук, нарушающий гробовую тишину, до боли напоминает мышиную возню.
Боль. Здесь это ключевое слово. Он не смог бы назвать ее источник и не имел четких воспоминаний о причине. Она была всеобъемлющей, словно на всем его теле не осталось места, свободного от ран. Впрочем, возможно, так оно и было.
По крайней мере, Александр помнил, с чего все это началось. Увидев Миру в ресторане с другим мужчиной, он… нет, он не потерял голову, хотя был близок к этому. Жизненный опыт подсказал ему, что порой все не так, как кажется. Но ведь собственным глазам сложно не верить, правда?
Выйдя из машины, молодой человек простоял с минуту рядом с ней, прямо на проезжей части, не обращая ни малейшего внимания на яростные сигналы проезжающих мимо машин. Если бы Мира только повернулась в его сторону… Реакция девушки смогла бы стать ключом к разгадке тайны. Но Мира не обернулась – она была слишком занята.
Вдруг кто‑то набросился на него сзади, заломил руки, и прежде, чем он смог дать отпор, ему зажали рот и нос – вероятно, у нападающего был сообщник. Ощущение чего‑то влажного, резкий запах, удушье – потом все стало сливаться. «Хлороформ», – было последней его мыслью.
Единственное, чего не ожидали нападавшие, так это того, что он так быстро придет в себя. Они явно не думали об этом, когда запихивали его полубесчувственное тело на заднее сидение машины – иначе бы воспользовались багажником. Осознание этого пришло к похитителям лишь в тот момент, когда их атаковала их же недавняя жертва. Одной рукой Александр обхватил горло водителя, перекрывая ему кислород, а локтем другой ударил в лицо его товарища, сидевшего рядом. Пытаясь освободиться от захвата, водитель бросил руль и, не осознавая, что делает, надавил на газ. Машину занесло. Удар, скрежет металла, отчаянный крик другого похитителя…
Положение Александра было самым невыгодным – оба его противника хотя бы были пристегнуты. Он потерял равновесие и вынужден был ослабить свою железную хватку на горле одного из врагов. Затем голова его с ужасающей силой соприкоснулась с ветровым стеклом. На мгновение все потемнело, затем вновь прояснилось. Столкновение не было таким страшным, как показалось вначале. Во всяком случае, судя по вмятинам, оставленным на капоте машины и задней части той другой, которая ехала впереди. Будь удар сильнее, тело Александра неминуемо пробило бы ветровое стекло. А так оно лишь растрескалось – какое счастье, что современные автомобили комплектуются безосколочными стеклами. Зато по краям трещин отчетливо виднелось несколько бордовых капель. Александр машинально провел тыльной стороной руки по лбу – ткань рукава рубашки больше не была такой белой, как прежде. Правильно. А чего было еще ожидать?
Боль, однако, еще не пришла. Шок, конечно. Несмотря на всю опасность такого состояния, Александр не преминул им воспользоваться. Шатаясь, он выбрался из машины. О похитителях молодой человек больше не думал, потому что и без того знал об их судьбе, может быть, чувствовал это. Они были либо без сознания, либо мертвы. Положа руку на сердце, он предпочел бы второе.
Но сейчас все мысли Александра были сосредоточены на том, чтобы добраться до собственной машины. Он не думал о том, как будет вести ее и куда поедет, не видел изумления на лицах немногочисленных прохожих, взирающих на него с другой стороны улицы. Целью его был привычный белый «Мерседес». Машина оказалась неподалеку, и на закоулках угасающего сознания промелькнула мысль, что она стоит вовсе не там, где была оставлена хозяином. Александр полез в карман за ключами. Их отсутствие обрушилось на него так же неожиданно, как и удар сзади, нанесенный безжалостной рукой. Он упал ничком на асфальт и услышал над собой радостный смех удачливого противника. Наклонившись, тот грубо схватил полубесчувственного Александра за левую руку, чтобы поднять его с земли, и неожиданно для себя получил мощный удар правой в челюсть. «И как вам не понять: в вашей силе моя сила, в вашей слабости… моя смерть».
Второй нападавший, пришедший на помощь первому, тоже был вынужден поближе познакомиться с грязным асфальтом, получив удар ногой в живот. Александр очень вовремя откатился в сторону и вскочил с земли, избежав печальной участи добавить пару сломанных ребер к списку своих травм – судя по тому, с каким ожесточением ботинок первого из его противников рассек воздух.
Парировав новый удар, Александр выкрутил руку противника и изо всех сил швырнул его о фонарный столб. Но враги не давали ему передышки. На смену двоим, вышедшим из строя, пришли еще трое. Следовало догадаться, что у тех, кто был с ним в машине, есть надежный тыл. В то время как молодой человек сумел уклониться от выпада нового противника, еще один накинулся на него сзади и заломил руки. Еще через мгновение прямо перед лицом Александра возникла чья‑то ухмыляющаяся физиономия. Большая ошибка…
Рванувшись, Александр ударил его головой в лицо и на мгновение почувствовал удовлетворение от вида противника, взвывшего от боли и зажимающего рукой разбитый нос. Но лишь на мгновение, потому что почти сразу же взрыв боли в собственной голове напомнил ему о недавней аварии. Потом вся начало смешиваться и расплываться. Александр пропустил несколько ударов, отозвавшихся мучительной болью во всем теле, потом все же изловчился и нанес собственный – из последних сил обеими ногами прямо в грудь нападавшему. Тот другой, насевший на него сзади, не смог сохранить равновесие и, выпустив его запястья, вместе с ним повалился на землю. Хотя противник и смягчил падение Александру, тот почувствовал его боль как свою.
Потом к нападающим подошло подкрепление. Их было человек десять, может быть, дюжина. Или у самого Александра двоилось в глазах. С земли подняться ему больше не удавалось. Александр не сдавался и из последних сил старался отражать сыпавшиеся градом на него удары, но это получалось у него все реже и реже.
Помимо боли он чувствовал только ярость нападающих: дикую, животную, ослепляющую. Боль и ярость, ярость и боль…
Потом его затолкали в машину, его собственную. На этот раз в багажник: эти люди умели учиться на собственных ошибках.
В последующие часы… может быть, дни, сознание не возвращалось к нему полностью. Только разрозненные отрывки. Время от времени Александр приходил в себя, но лишь обнаруживал, что находится в каком‑то незнакомом месте. Силился что‑то понять, вспомнить, что произошло, но прежде чем ему это удавалось, занавес мглы вновь опускался. Враги не оставляли его в покое: что‑то требовали от него, задавали вопросы, суть которых он не мог понять. Когда они вновь не получали желаемого, избиение продолжалось.
В какой‑то момент Александр даже явственно расслышал многократно повторяющийся вопрос: «Как ты это делаешь?» и, кажется, понял, что они хотят от него: все хотят этого. Но как бы там ни было, ответ он дать не мог при всем желании. А потому страданиям его не суждено было окончиться. Каждый раз, когда Александр был достаточно в сознании, чтобы хоть как‑то понимать происходящее вокруг, пытки возобновлялись.
А потом все куда‑то уходило и его поглощала тьма. И каждый новый раз Александр не чувствовал уверенности в том, что когда‑либо вновь сможет вырваться из ее объятий.
Глава 16.Когда – нибудь
Мира резко села на кровати. Сон отступил так внезапно, что ей понадобилось несколько секунд, чтобы заполнить опустевшее сознание реальностью. А потом девушка вдруг осознала причину своего пробуждения: жуткая нестерпимая головная боль. Такая же интенсивная, как и прошлой ночью. В тот раз ее удалось перетерпеть, вновь погрузившись в сон, но на этот раз, похоже, судьба отказала ей в такой роскоши.
Мира вновь опустилась на кровать, зарывшись головой в подушку. Но облегчения это не принесло. Приподнявшись на локтях, девушка взглянула на электронные часы, горящие красным на тумбочке: 3:12. В комнате было совсем темно, даже уличный фонарь не бросал тусклые отблески в окно.
Поднявшись с кровати, Мира направилась на кухню, надеясь, что таблетка анальгина поможет ей спокойно проспать до утра. Но боль ушла еще до того, как девушка открыла аптечку.
Прошлой ночью все было примерно так же. Мире пришло на ум, что Вера, кажется, когда‑то именно так описывала ей симптомы опухоли мозга. Понадеявшись, что ее подруга как всегда прогуляла не ту лекцию и что‑то напутала, Мира вернулась в постель.
Но сон не спешил навестить ее. Раздвинув занавески, Мира легла на бок и стала глядеть в окно. Там, в ночном небе, летел самолет. Где‑то очень – очень далеко. Мира почувствовала себя бесконечно одинокой – настолько, насколько это мог ощущать лишь один человек на Земле, кроме нее.
* * *
Вера вновь взглянула на молодого человека, работающего за соседним компьютером. Когда тот в свою очередь поднял на нее глаза, девушка сделала вид, что напряженно работает. Хорошо, что их мониторы стоят под углом друг к другу, иначе он бы неизбежно заметил, что вместо порученной ей работы она раскладывает пасьянс. Впрочем, также, надо сказать, без особых успехов. Ничего удивительного: трудно одновременно играть в карты и строить глазки соседу.
«Научная работа – это, пожалуй, не так уж и плохо», – подумала девушка, переложив карту из одной стопки в другую. – «Новые возможности, новый круг общения».
Впрочем, в данный момент Веру интересовала только одна вполне конкретная возможность и соответственно один вполне конкретный человек из круга общения. Жгучие черные глаза, выразительные черты лица… Вера в тысячный раз украдкой взглянула на свой объект вожделения. И впрямь очень красив. Но самым странным в этой ситуации было то, что ее привлекла отнюдь не внешность. Что же тогда? Ум. Кто бы мог подумать?
Если уж смотреть правде в глаза, то каждый новый молодой человек, с которым Вера встречалась, дружила или хотя бы просто общалась, был вызовом предыдущему. Ее первой любовью стал гитарист – хиппи из соседнего класса. Потом Вера разбила сердце первому отличнику школы. После почетное право водить ее на дискотеки (однако ненадолго) заслужил вратарь местной сборной по футболу. Затем серенады под ее окнами пел талантливый выпускник консерватории, но, как видно, остался не услышанным. На смену ему‑то и пришел Миша – парень, по мнению многих знакомых Веры, ничем не примечательный, кроме как собачьей преданностью своей подруге. Он, тем не менее, продержался дольше других, более того: едва ли не столько же, сколько все остальные вместе взятые. Впрочем, увидь Михаил, какие хищные взгляды его милая бросает на приятного молодого человека напротив, он бы понял значение поговорки: «Ничто не вечно».
Поначалу Антон не привлек внимания Веры. Более того, она даже чувствовала к нему жалость, что, по мнению девушки, однозначно исключало романтические отношения. В недавнем прошлом такой же, как она сама студент медицинской академии, Антон Вернадский, оправдывая редкую фамилию, решил связать свое будущее с научной деятельностью, поступив в аспирантуру. Судьба, однако, была к нему неблагосклонна, дав в научные руководители не кого иного, как профессора Сукровцева. Пару десятилетий назад Игорь Николаевич мог бы преподать ценные уроки своему младшему коллеге, но теперь он был слишком поглощен изобретением панацеи, чтобы уделять внимание исследованиям своего подопечного. Когда Антон задавал вопросы, Сукровцев отвечал, хотя и без особого энтузиазма (во всяком случае, делал это тогда, когда был не особенно занят своими изысканиями), но, как правило, не делал ничего больше: не ставил перед аспирантом новые цели, не помогал ему находить альтернативные пути решения проблем. Антон никогда не жаловался, хотя, конечно, был достаточно умен, чтобы понимать, что подобное отношение профессора не может не сказаться самым пагубным образом на его собственной диссертации, вероятно, даже не даст возможности защитить ее в срок.
Вера, возмущенная этой вопиющей несправедливостью, даже пыталась поговорить с Игорем Николаевичем на эту тему, но тот лишь отмахивался от нее, всякий раз говоря, что Антон достаточно умен, чтобы справиться с трудностями самостоятельно. Вообще Сукровцев сильно изменился с тех пор, как начал сотрудничать с научно – исследовательским центром: стал более сосредоточен, в глазах его загорелся огонь, даже помолодел как будто. Вел себя как человек, у которого неожиданно появилась цель в жизни. Эти перемены и радовали, и пугали одновременно.
Антон же был по – прежнему упорен, и это не могло не вызывать уважения. И Вера, несмотря ни на что, верила, что он достигнет успеха в своих исследованиях, в чем бы ни состояла их суть. Молодой человек обладал значительными способностями, и его кругозор однозначно не ограничивался познаниями в медицине. Вера была поражена, когда к ней пришло осознание того, какое неоспоримое обаяние несет в себе интеллект и эрудиция, а помимо того спокойная уверенность в себе. Его академические знания и опыт пока, конечно, не были сопоставимы с теми, которыми обладал Сукровцев, но девушка ни капли не сомневалась, что в один прекрасный день ученик превзойдет учителя. Если уж кому‑то и суждено открыть панацею, так это Антону Вернадскому. Впрочем, пока молодой аспирант не проявлял заинтересованности в этом, так что, по мнению Веры, российской науке в ближайшем будущем не грозил прорыв.
Антон был прав. Всегда прав; даже когда спорил с профессором. Прав, вероятно, потому что никогда не бросал слов на ветер.
Поймав на себе взгляд Веры, Антон улыбнулся ей в ответ и произнес:
– Когда‑нибудь ты подаришь мне поцелуй.
С этими словами он встал и вышел из комнаты.
Глава 17.Кровь за кровь
Страх – лишь иллюзия, боль – это блажь,
Драки, погони – вот наш антураж.
Александр попытался сдвинуться с места, но не смог. Осознание того, что его удерживает, пришло не сразу: боль в занемевшем теле, повреждения, о которых он даже не помнил, или нечто инородное. Вероятно, все вместе, но в особенности, конечно, последнее. Его запястья были связаны за спиной бечевкой: толстой и грубой, какой еще иногда перевязывают картонные коробки. Она, вероятно, глубоко врезалась в кожу, но Александр этого не чувствовал: руки занемели так, что он едва мог пошевелить кончиками пальцев.
Ноги тоже были связаны. Недоставало только кляпа во рту. Тогда картина из вестерна «ковбой в плену у индейцев» была бы полной. Чисто теоретически Александр, конечно, мог закричать, только вряд ли его кто‑нибудь услышал бы, тем более что из его горла в данный момент вряд ли могло вырваться что‑то большее, чем хриплый шепот или сухой кашель.
Он попытался сдвинуться с места, но голова отчаянно закружилась, и он неловко завалился на бок, да так и остался лежать на грязном полу. Сознание было подернуто дымкой, но все же оставалось достаточно ясным, чтобы понять, что на этот раз все действительно очень – очень плохо.
Вдруг в замке заскрежетал ключ, и Александр приготовился встретить новые страдания, но был несказанно удивлен, услышав легкие шаги и детский шепот. Их было двое: мальчишки, судя по голосам, обоим не больше семи лет.
Они не видели его: распростертое на полу тело Александра скрывало нагромождение деревянных ящиков. Ему самому повезло больше: через щель он мог различить два силуэта.
– Дядя Володя убьет нас, – шепотом заметил один, тот, что ниже ростом и, вероятно, младше.
– Он ничего не узнает, – уверил его второй.
– А если узнает? – стоял на своем его товарищ.
– Не узнает. Когда уйдем, мы закроем дверь на ключ и положим его на прежнее место, – уверенным тоном отвечал старший из мальчишек.
Они оба топтались у дверей, боясь пройти дальше.
– Может, пойдем отсюда? Ты же сам говорил, что здесь только старый хлам и дрова.
– Сколько раз тебе говорить?! – зашипел на него старший товарищ. – Так было до того, как дядя Володя отдал ключи тем людям… ну, что приехали на большой черной машине. Он сказал им, что ключ только один – я сам слышал.
– Но ведь он не один?
– Нет, конечно, – Александр услышал звон ключей, которыми мальчишка потряс перед носом товарища. – Они, ну, эти люди, кого‑то поймали и держат тут.
– Кого? Снежного человека?
– Дурачок! Сейчас же весна! Все снежные люди в спячке.
– Тогда кого?
– Ну, не знаю… Может, оборотня или ведьму какую…
– А вдруг они сейчас на нас набросятся?
– Не набросятся. Спорим, они в клетках сидят!
– Почему в клетках?
– Потому что чудищ всегда в клетках держат. Что, фильмов никогда не смотрел?
– А помнишь тот, что был в прошлое воскресенье? Там монстр мог проходить сквозь предметы.
– Ладно, пошли отсюда. Все равно никакой клетки не видно.
В щелку Александр различил две детские фигурки, удаляющиеся куда с большей поспешностью, чем они хотели бы выказать. Затем ключ заскрежетал в замке, и все стихло.
Александр пошевелился и с радостью осознал, что мир вокруг него перестал вращаться с неумолимой скоростью. Боль, конечно, никуда не ушла, но она уже не преследовала его при каждом движении, каждом вздохе. Даже к занемевшим пальцам отчасти вернулась чувствительность. Александр рывком вернул себя в сидячее положение, затем согнул ноги и встал на колени.
Пришло время вернуть себе свободу. Действуя с помощью колен, он смог проползти небольшое расстояние, так что оказался посреди сарая. Сзади него стояло несколько ящиков с каким‑то хламом. Туда‑то он и запустил руки, ища что‑нибудь достаточно острое, чтобы перерезать веревки. В сарае стояла непроглядная тьма, да и глаз на спине у него в любом случае не было, так что Александру ничего не оставалось, кроме как действовать на ощупь. Но ничего подходящего ему не попадалось, как бы он ни выворачивал руки, рискуя вывихнуть суставы. Куски материи, катушки с нитками, пластиковые бутылки (даже ни одной стеклянной, острые осколки которой определенно помогли бы ему избавиться от пут в лучшем случае или попутно вскрыть себе вены в худшем), детские игрушки, какие‑то бумаги. Как будто специально набрали целый ящик совершенно безобидного и безвредного хлама.
Тут рука Александр натолкнулась на небольшой гладкий прямоугольный предмет. Однозначно неострый, но… это зажигалка. Обычная пластмассовая зажигалка, какие за копейки продают в любом киоске. Вытащив находку из ящика, молодой человек потряс ее. Плеска не раздалось. Может быть, пустая. А может быть, и нет.
Бережно положив зажигалку в пределах досягаемости, Александр вновь запустил руки в ящик и на этот раз достаточно быстро выудил оттуда газету. Вероятно, газету, судя по формату – узнать это наверняка не позволяла тьма.
Зажав зажигалку в руке, Александр поднес ее к бумаге и чиркнул. Ничего. Потом еще и еще. Он держал зажигалку под всевозможными углами в надежде на каплю бензина на дне. Сырой воздух в сарае, впрочем, не особенно способствовал возгоранию. Клик, клик, клик! Еще и еще. Машинально продолжая вращать пальцами колесико, Александр уже думал над новым планом, как вдруг огонек бросил отсвет на некрашеный деревянный пол. Дрожащей от напряжения и волнения рукой он поднес зажигалку к газете. Когда бумага воспламенилась, Александр протянул к ней запястья, отдавая бечевку во власть огня. Пятнадцать секунд и несколько ожогов спустя он был свободен.
Освободить ноги от пут было делом техники, но когда тугие узлы стали поддаваться, Александр услышал скрежет ключа в замке. И на этот раз он готов был поклясться, что это не мальчишки. Последним отчаянным рывком освободившись от пут, он метнулся к двери, неловко шаркая по полу занемевшими ногами. Но силы возвращались к нему стремительно, и праведная ярость была в этом деле немалым подспорьем. Он остановился у самой двери и встал сбоку. Ржавый замок не поддавался, и это предоставляло ему фору.
Это были они, его стражники и мучители. Теперь Александр даже мог слышать голоса, навеки запечатлевшиеся в его сознании рядом с болью и ненавистью. В душе его закипала ярость, дыхание вырывалось наружу со свистом. В таком состоянии он готов был убить, и те, кто знал его хорошо (а достаточно хорошо его, пожалуй, не знал никто из ныне живущих), мог сказать, что это не образное выражение.
Тяжелая дверь со скрипом открылась. Луч неяркого утреннего света прорезал тьму сарая. Мужчина, шедший первым, выронил ключи, которые держал в руках, и нагнулся, чтобы поднять их. Иногда не смотреть по сторонам – самая большая ошибка, которую только можно совершить. Удар ногой, в который Александр вложил всю свою ярость, пришелся в область челюсти. Человек отлетел к другой стороне сарая, и Александр готов был поклясться, что пройдет немало времени, прежде чем тот сможет членораздельно произнести собственное имя.
Вошедший, конечно, был не один. Остальных несколько обескуражило неожиданное нападение, но замешательство их продлилось ровно секунду – вполне достаточно для Александра, чтобы выскочить из сарая, не дав им закрыть дверь перед его носом. Одно движение – и он оказался в центре врагов. Тот, что стоял прямо перед ним, быстро сменил вертикальное положение на горизонтальное, когда кулак Александра соприкоснулся с его лицом с ужасающей силой. Пригнувшись, он избежал сразу нескольких атак, и ударом локтя выбил воздух из легких противника справа. Потом рывком опустился на землю и поставил подножку еще одному из врагов. Затем развернулся и, нутром чувствуя опасность, поднял левую руку, блокируя удар. Но в руках противника блеснул нож, и стальное лезвие глубоко пропороло плоть от кисти и почти до самого локтя.
Но адреналин, бурливший в крови Александра, был сильнее боли. Схватив правой рукой нападавшего за запястье, он выкрутил его, заставив выпустить оружие, так что нож загромыхал о металлическую плиту, уложенную у входа в сарай, после чего швырнул противника о дверь постройки и, не давая тому ни мгновения, чтобы придти в себя, подхватил нож и вонзил ему в сердце по самую рукоятку. Кровь за кровь: тот, кто пролил чужую, потонет в своей собственной.
Мужчина, сбитый с ног еще в самом начале драки, стал подниматься с земли, но так и не преуспел в этом. Александр вновь атаковал его: он наносил удары методично и безжалостно, ногами по самым уязвимым местам. Пощаде и милосердию нет места в мире жестокости.
Александр окинул взглядом поле недавней битвы: все пятеро противников лежали на земле без движения. Смотреть было вовсе не обязательно: он знал смертоносную силу своих ударов.
Еще один беглый взгляд вокруг, чтобы оценить обстановку. Сарай стоял на краю клочка земли, вероятно, дачного участка, с другого конца которого возвышался ветхий домишко. Май был в самом разгаре, и на грядках зеленели всходы. Низенький забор, окружавший участок со всех сторон, предоставлял прекрасный обзор любопытным соседям. Но их не было видно, и Александру лишь оставалось надеяться, что причиной этому служат ранний час или будний день, а уж никак не то, что они, став свидетелями драки, поспешно попрятались по домам, набирая телефон милиции.
Александр различил за забором очертания собственной машины, наполовину скрытой ветвями цветущих вишен. Ключей, однако, не было. Куртки он лишился еще во время первого нападения. Карманы брюк были также пусты: ни денег, ни сотового, ни ключей от квартиры.
Он окинул беглым взглядом своих незадачливых похитителей. Все молодые люди, кроме того, кого он уложил с одного удара по лицу (а удар был явно что надо: теперь, когда адреналин постепенно уходил из организма, ноющая боль в содранных до крови костяшках пальцев напомнила ему об этом). Этот, должно быть, предводитель, на редкость несимпатичный тип с пятном на щеке – то ли родинка, то ли шрам. Его‑то и стал обыскивать Александр. В карманах стандартный набор: сотовый и деньги (весьма внушительная сумма), а кроме того, ключи от автомобиля Александра – он сразу узнал их по забавному брелку – и пистолет с глушителем. Вскоре все вышеперечисленное перекочевало в карманы к самому Александру, пистолет он заткнул за пояс.
Еще одному из нападавших пришлось распрощаться с длинным черным плащом. Александру он, кончено, был нужнее: как минимум, чтобы скрыть пятна крови, которыми рябили его светлая рубашка и брюки, как максимум, чтобы защититься от прохлады весеннего утра. Так или иначе, совесть его не мучила.
На то, чтобы втащить бесчувственные тела в сарай и запереть дверь, ушло не более пяти минут. Возможно, более тщательный осмотр карманов каждого из нападавших и дал какие‑то результаты, но между любопытством и инстинктом самосохранения Александр однозначно выбирал второе. Ни на что не оставалось времени. Времени и сил. Кровь свободно вытекала из раны на руке, капая с кончиков пальцев.
Зашвырнув ключ от сарая так далеко, что он упал в землю на соседнем участке, Александр направился к калитке, борясь с подступившим головокружением. Проходя мимо дома, он беспокойно огляделся по сторонам; рука потянулась к стали ствола. Но на двери строения висел замок.
Сев в машину, Александр завел мотор и двинулся с места. Достав из кармана чужой сотовый, он набрал номер, который помнил наизусть.
На седьмом гудке на той стороне провода ответил сонный голос:
– Да. Я надеюсь, у вас есть веская причина, чтобы будить меня в такую рань.
Взгляд Александра упал на часы: четверть восьмого.
– Здравствуй, Мира…
