Текст книги "Не время для вечности (СИ)"

Автор книги: Елена Кречман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Постой, пожалуйста, скажи, увидимся ли мы еще?

– Я живу за рекой. Если хочешь, то подходи завтра в полдень к мосту, там ты меня и встретишь.

Домой я возвращался погруженный в сладостные мысли о ней. Ее голос, движения, весь облик очаровал меня, а в сердце бушевал сладостный ураган. Я был так увлечен своими мыслями, что почти не набрал хвороста. Но даже бранившая меня сестра не смогла развеять чары, которыми я был околдован.

На следующий день я встретил ее у моста, и с тех пор мы стали встречаться почти каждый день. Если я не видел ее хотя бы день, то сильно тосковал.

Мы беззаботно бегали по лесу, ловя друг друга, а иногда просто сидели на лесной полянке, наслаждаясь окружающей безмятежностью и обществом друг друга.

Я соорудил качели, подвесив их к толстой ветви большого дерева, рядом с лесным прудом, со всех сторон плотно обросшим густой травой, и мы подолгу качались на них.

Однажды, находясь дома, я услышал странные звуки, доносящиеся с улицы.

Выглянув, я увидел, что всегда голубое, ясное небо затянуло серыми, тяжелыми тучами, в которых метались вспыхивающие тут и там паутины злых молний. В воздухе стояло предчувствие сильного дождя.

Мимо нашего дома пробежало несколько гиен. Все они издавали странные звуки.

Вдруг одна из них остановилась напротив меня, скрючила спину и с воем извергла пламя из окровавленной пасти. То же произошло и с тремя ее спутницами. Воя и поскуливая от боли, они пробежали дальше.

На землю стали падать первые крупные капли дождя, как вступительные ноты, предваряющие великую симфонию, и через мгновение полил ливень такой оглушительной силы, что казалось, будто он расколотит старенькую крышу и, прорвавшись внутрь, смоет меня, стоящего на пороге нашего старенького домика. Отец и сестра были в Городе.

Тогда я не знал, что это было начало долгого и тяжелого периода в истории Земли, когда начали проливаться кровавые дожди, животные изрыгали огонь из своих утроб, а домашний скот бился в агонии, словно зараженный бешенством.

С неба падали камни, а иногда даже большие валуны, давя все вокруг. Внезапно поднимались сильные ветра, превращаясь в ураганы и унося с собой целые деревни. Наша местность пока оставалась в стороне от этих ужасных явлений, но я все время переживал за Асури.

Отец рассказал, что беременность Дити вызывает эти ужасные явления и после рождения братьев-близнецов нам будет очень тяжело.

Идет уже пятидесятый год и скоро они появятся, сказал он.

Всегда, когда это было возможно, мы с Асури старались встречаться в лесу. Однажды я нашел в лесу подходящую ветку орешника и сказал ей:

– Я хочу вырезать из этой деревяшки амулет тебе на счастье. Что мне вырезать, Асури?

– Вырежи, пожалуйста, маленького львенка с гривой. Он будет всегда напоминать мне о тебе, – ответила она, и я, удобно усевшись на траву, стал аккуратно вырезать фигурку небольшим, но острым ножом. Когда львенок был готов, она прижала его к сердцу.

– Твой отец хотел, чтобы ты стал монахом, а ты встретил меня. И что ты теперь намерен делать?

– Расскажу все отцу, – увидев, что она недоверчиво улыбается, я добавил: – вот прямо сегодня расскажу ему, что хочу жениться на тебе. Я люблю тебя, моя милая Асури, и не могу жить без тебя.

– Я тоже люблю тебя, Джагай. Ты мой львенок, и я никому тебя не отдам.

Я прикоснулся рукой к ее щеке и хотел поцеловать, но она слегка отстранилась от меня.

– Джагай, отец говорил мне, что только муж может видеть распущенные волосы своей возлюбленной.

Сказав это, Иша повернулась ко мне спиной и медленно стянула ленту, туго стягивающую ее тяжелую косу. Волосы начали медленно рассыпаться, я подошел и руками стал расправлять их.

Вдруг вдалеке послышались крики и звуки, похожие на лязганье мечей. Я понял, что это не к добру, и не медля потянул ее за руку. Мы быстро побежали прочь из леса.

Я довел Асури до моста, и дальше она побежала в сторону своего дома, а я поспешил к своему. На дворе стояли солдаты с мечами наперевес.

– Что вам нужно? – крикнул я им издалека.

– Первый приказ новоявленного Хираньякши – захватить всех брахманов и судить их за преступления перед новым императором! – на этих словах меня неожиданно ударили по затылку.

Ноги подкосились, и я упал. Меня подняли и кинули в зарешеченную повозку, в которой уже сидел один несчастный, в темно-оранжевом одеянии, заляпанном багровыми подтеками. Все его лицо было в запекшейся крови, и он сидел, опустив голову.

Я решился потревожить его.

– Прости меня, добрый человек, ты не знаешь, что происходит?

Он медленно поднял голову и посмотрел на меня печальными глазами:

– Ты разве не знаешь? Спустя предсказанные пятьдесят лет Дити родила.

Вчера на закате ужасные братья-близнецы вышли из ее оскверненной утробы, и старший, Хираньякша, захватил престол.

Он сразу издал указ, чтобы всех брахманов, особенно тех, кто поклоняется Божественным Героям, заключили под стражу. Возможно, нас казнят... – сказав это, он снова опустил голову на грудь, и дальше мы ехали в молчании.

Я не думал о себе в это время, только лишь мысли об Асури занимали меня.

Что будет с ней? Что будет с моим отцом и сестрой?

Эти мысли тяготили, но я ничего не мог изменить. Поэтому я просто начал молиться, готовясь принять свою дальнейшую судьбу.

Нас привезли на городскую площадь и оставили в повозке, дожидаться дальнейшего распоряжения из дворца.

Вокруг толпились испуганные жители, которых солдаты удерживали силой, не давая разойтись по домам.

Дверца повозки отворилась, и брахмана, который сидел рядом со мной, силой выволокли наружу.

Палкой его ударили по ногам, и он упал на колени. Я смотрел на это, прильнув к прутьям, а он спокойно стоял, воздев глаза к небу.

К нему быстро подошел солдат и с силой вонзил меч в область сердца.

Какое-то мгновение мне казалось, что солдат медлит, наслаждаясь процессом убийства.

В глазах рябило. Казалось, время замедлилось.

Вот окровавленный меч вышел из тела брахмана, и оно упало на каменную плиту песчаного цвета. По толпе прошел испуганный гул.

Багровая лужа медленно расползалась вокруг тела.

Я ждал, что меня также вытащат и убьют, поэтому мысленно говорил: 'Ну вот и все, Асури, теперь твой Джагай будет лежать так, на каменной плите в Городе, отдыхая вечным сном....'

Было очень жарко, и мертвое тело сразу окружил рой мух – их ожидал славный пир. Поглощенный размышлениями, я не сразу понял, что повозка тронулась. Выехав с городской площади, она загромыхала по узенькой улочке, выложенной булыжником.

Я был жив.

Мимо мелькали темно-коричневые стены домов, глаз ни за что не цеплялся, какие-то заборы – то тут, то там только лишь мелькнет маленькое зарешеченное окно, и снова безликие стены, безликие стены, безликие стены.

На маленьких улочках было безлюдно: все люди затаились в своих домах в страхе. Я ощущал сильный ментальный ужас, сгустившийся в воздухе. Казалось, еще немного и его можно будет потрогать.

Наконец мы выехали на пустынный простор, и, проехав еще немного, повозка вновь остановилась. Два солдата бесцеремонно выволокли меня из нее и сразу завели в зияющий черный проем, принадлежащий зданию, разглядеть которое я не успел.

Меня втолкнули в небольшую по размеру темницу. Три шага от одной стены и четыре до другой.

Стены были влажные и склизкие, и только одно небольшое оконце под потолком не давало пленникам усомниться в том, что дни по-прежнему сменяют ночи.

Все время я думал о моей милой Асури, глядя в прорезь неба над головой.

Вечером, в сумерках прилетела белая голубка, и мне показалось, что это хороший знак.

Я почувствовал, что мой ум немного успокаивается.

Сидя на земляном полу со скрещенными ногами и произнося вслух мантры, я стал погружаться в медитацию.

Постепенно темнота перед внутренним взором ушла, и, сквозь пляшущую пульсацию света, я стал ощущать переживания Асури.

Я чувствовал, как она страдает, как ей страшно, чувствовал, что она плачет. Осторожно я стал посылать ей положительные вибрации и почувствовал, как она начала успокаиваться. Вместо боли, сожалений и переживаний в ней все больше росла решимость...

Сейчас мне стыдно, что про отца и сестру я почти не думал.

Внезапно дверь в темницу со скрипом распахнулась, и моя медитация была прервана грубым окриком.

– Эй ты, кушать подано! – передо мной стояла железная миска, в которую было налито нечто серое, а рядом стоял глиняный стакан с водой.

– Спасибо, – ответил я, и дверь снова затворилась. Но есть я не стал, только жадно выпил воду, а затем кинул стакан в угол, где он разбился на мелкие черепки.

Потом улегся в другом углу на кучку жухлой соломы и заснул'.

Фотографировать

В восемь лет, когда жестокая автокатастрофа унесла жизнь его любимой матери, Ясон почувствовал сильный интерес к фотографии. Он был глубоко потрясен потерей и одновременно с этим почувствовал, что фотографирование помогает и лечит. Это занятие отвлекало от недетской боли, поселившейся в сердце.

Когда Ясон подрос, отец увидел, что на мыльницу у сына получаются интересные кадры.

Тогда в один из солнечных дней они сходили вместе в магазин, и отец купил ему хороший комплект фотоаппаратуры.

Летом на даче целые дни Ясон проводил с камерой в руках, иногда даже пропуская обед или ужин.

Он снимал золотистые пейзажи; лоснящихся лошадей, склонившихся мягкими мордами в траву; широкие закаты, раскидывающиеся привольно на небесах, и утренние туманы, прохладной дымкой обнимающие низкие кусты; поэтичных девушек, стоящих на влажных мостках у озера.

В Париже они с отцом сходили на выставку Анри-Картье Брессона, гения репортажной фотографии, и, вдохновившись его примером, Ясон стал целыми днями пропадать в городе.

С жадностью охотника гнался он за интересными, необычными кадрами, стараясь быстро ловить мимолетные видения волшебным глазом объектива. Так ему казалось, что он останавливает время, дает жизнь прекрасному мгновению, безымянно гибнущему в вечности.

Как-то раз, блуждая в асфальтовых джунглях, он забрел в район, где еще ни разу не был. Громадная трасса, стремительное движение, масштабная автокатастрофа.

Несколько машин столкнулось, и на асфальте разодранными куклами лежали тела. Вокруг них разливалась кровь. В отдалении валялся одинокий кроссовок, слетевший с чьей-то ноги.

Тогда он почувствовал, как остро подступили детские воспоминания. Он мало помнил подробности того дня, но само впечатление глубокой бороздой было высечено на мягкой пластине памяти.

Искореженная, дымящаяся груда металла.

Вдруг резко его желудок будто свернули в трубку, и Ясона вырвало прямо на тротуар.

После этого случая он долгое время не мог себя заставить выходить с камерой на улицу, и отец, видя его состояние, снял квартиру, которая стала фотостудией.

У Ясона получалось. Один раз отец выделил денег на организацию фотовыставки, и там выдающиеся работы начинающего фотографа заметили. Его стали звать в журналы и платить хорошие деньги за снимки.

Это был быстрый успех. Он стал общаться с моделями, с местной богемой, но преследующие его видения не давали возможности чувствовать себя таким же, как остальные.

Однажды Ясон записал:

'Когда ты молод и талантлив, то горишь ярко, как свежая, восковая свеча с длинным, хорошо просмоленным фитилем.

Все остальные для тебя 'массовка' или, может быть, те маленькие, грошовые свечечки, продающиеся в церквях.

Но время проходит, ты взрослеешь и начинаешь понимать, что твою свечу кто-то зажег, кто-то дал тебе огня и кто-то оберегает твое пламя от дуновения злого ветра.

А это значит, что ты наконец учишься ценить других.

Я буду всегда помнить, что мою свечу зажег отец'.

Часть 2. ШАГИ В ГЛУБИНЕ РЕЗКОСТИ

Дорога в.

Немного попетляв в узеньких улочках и поддаваясь на все настойчивые уговоры навигатора, машина наконец вынырнула на большой проспект. Ясон безучастно смотрел в окно, глядя, как пролетают мимо старые, величественные здания, красиво украшенные лепниной, морскими якорями, а иногда даже полуобнаженными статуями – героями мифических историй и древнего эпоса.

Его эта трепетная старина совсем не волновала, но, когда машина, вновь уйдя с проспекта, погнала по небольшой улице, где по обе стороны дороги возвышались доисторическими динозаврами полуразрушенные заводы, он стал смотреть пристально и с интересом.

Старые, полуобветшалые, громадные здания заводов всегда волновали его, хотя он и не мог объяснить себе, чем конкретно.

Цвет пережженного кирпича, крошечные стеклянные оконца, глухие стены без окон и высящиеся трубы, выдыхающие облака белого дыма в безбрежные голубые небеса – странная, но волнующая поэзия.

Одно из зданий затянуто мелкой светло-зеленой сеткой, а через разломанные окна виден выпотрошенный остов лестниц, перекрытий и кусочек голубого неба. Ветер гнал по сетке волны, когда они проезжали мимо, и пристально вглядывающийся Ясон увидел плотно заколоченные двери, как будто они могли спасти от чьего-то незаконного посягательства.

'Так и я. Заколочен снаружи, а внутри разруха и больше ничего'.

Иша ехала с другой стороны города и специально попросила таксиста, чтобы он провез ее через Старый Город.

На гранитной набережной, изящно изгибающейся в излучинах реки, спали задумчивые сфинксы. Дом с громадными белыми колоннами гордо держал на себе Посейдона, слепо глядящего вдаль, на присыпанные серой пылью дворцы с лепниной тонкой работы, на гигантских атлантов, устало придерживающих крышу.

Вот здание, разрушенное наполовину, из него словно вырезали кусок и затянули зеленой сетью.

'Когда наступит конец всех вещей и океаны разольются по планете, кто попадет в твои сети?' – сочинила на ходу Иша.

В наушниках Том Йорк истерично выпевал: 'Women and children first And children first And children...'

'Этот город, этот чертов прекрасный, холодный убийственный город, дорогой город... Я рада, что лечу от тебя за тридцать девять земель'.

Она прикрыла глаза и какое-то время просто плыла в темноте своих век, по которым снаружи выплясывало рыжее солнце.

Голос таксиста вывел ее из этого состояния. Она открыла глаза и увидела, что уже приехала в аэропорт.

Забрав свой большой походный рюкзак из багажника, она решила постоять перед входом. До вылета было еще много времени, и можно было не спешить.

Пока она стояла так, подставив лицо теплому осеннему солнцу, подъехала большая черная машина.

Внутри, словно в темном аквариуме, сидел Ясон, который что-то сказал водителю, а затем вышел и, увидев Ишу, приветливо махнул ей рукой.

– Привет, Иша! Рад тебя видеть. Ты тоже рано.

– Привет. Да, только что приехала. Стояла и смотрела на питерское солнце. Как думаешь, чем оно отличается от солнца других городов и стран?

– Не знаю, я думаю солнце везде солнце.

– А мне иногда кажется, что наше солнце слишком холодное и стыдливое.

– Наверное, так и есть, – улыбнулся Ясон

Они зашли в здание аэропорта и, пройдя стандартную процедуру досмотра, отправились к стойкам регистрации на рейс.

На каждой стойке стояло по два-три человека, и только у ближайшей регистрировалась одна высокая девушка с бритой головой. Обернувшись, она подмигнула Ише хитрым глазом и, забрав посадочный талон, отошла в сторону. Ясон ее даже не заметил, а Ише стало интересно, кто она такая.

'Неужели она тоже летит в Индию? Интересно было бы познакомиться с этой личностью поближе', – подумала Иша, которую всегда привлекали люди, выглядевшие необычно.

В зале ожидания сидел разношерстный народ. Здесь была компания йогов из пяти человек; скучающая парочка, состоявшая из заурядного молодого человека и густо накрашенной блондинки, тянувшей его в бар; разные одинокие люди и та самая бритая, что подмигивала Ише на стойке регистрации. Девушка сидела в отдалении и смотрела в свой ноутбук.

Они тоже присели на свободные места. Иша сразу достала походный планшет для рисования. В него были вставлены грубоватые листы крафт-бумаги, которые наилучшим образом подходили для ее быстрых набросков, и начала быстро зарисовывать окружающих.

Ясон стал смотреть через ее плечо, как она мастерски запечатлевает скупыми линиями вон ту женщину с журналом наискосок слева или мужчину, положившего ногу на ногу, а затем и девушку с ноутбуком. Ее она стала рисовать на отдельном листе и чуть более детально, чем остальных. Ясон с удивлением посмотрел на бритую и увидел, что она уже идет в их сторону.

Подойдя, девица уселась справа от Иши и с некоторым томным нахальством спросила:

– Ты меня, что ли, рисуешь, красотка? Я тебе понравилась?

– Да, понравились, – с простой и открытой улыбкой ответила Иша. – Вы очень фактурно выглядите. Для художника такой материал бесценен, – про себя она вспомнила странноватую девочку Изабеллу, играющую на флейте в переходе.

У той волос не было из-за болезни.

– Спасибо, дорогая, давай только сразу на ты. Я Йогиня О, конечно это мое ненастоящее имя. Сценический псевдоним, так скажем. Выступаю с танцами, а сейчас еду в Индию немного подзарядить батарейки и набраться вдохновения. А тебя как зовут? – она словно только сейчас заметила Ясона, и ее вопрос как бы одновременно касался их обоих.

– Я Иша. А это...

– Ясон, – ответил он сам за себя с видом человека, которому не очень интересна Йогиня О и ее разговоры.

– Опа, а ты случайно не тот Ясон, у которого недавно выставка была? Я ходила – крутые фотки! Такие девицы классные там!

– Да, это он, – ответила Иша, в то время как Ясон еще больше абстрагировался от ситуации.

– Я отойду ненадолго, – сказал Ясон вставая. Иша кивнула:

– Конечно. Я присмотрю за твоим рюкзаком.

– Ладно, парень явно не в духе обсуждать свой триумф, – по-простому резюмировала Йогиня, глядя вслед удаляющемуся Ясону.

– Расскажи мне лучше, а зачем ты в Индию намылилась? – голос у нее был веселый и теплый.

Не то чтобы этот вопрос застал Ишу врасплох, но о глубинных причинах своей поездки она предпочитала не думать. Ясон предложил ей поехать, и она согласилась. Это было естественно и просто.

– Мне кажется, цель моего путешествия весьма прозаическая – посмотреть, как живут люди в другой стране. Наверное, я еду за новыми впечатлениями.

– О, ты их получишь и сполна, между прочим. Ты, главное, знай одну потрясающую вещь – в Индии желания исполняются. Поэтому, как завещал некий седовласый мудрец, уже почивший в бозе разумеется, бойся своих желаний – они сбываются! – на этих словах Йогиня О изобразила трясущегося старца, с закатанными глазами, и они обе рассмеялись.

– А ты боишься своих желаний? – спросила Иша.

– Упаси бог. Скорее, я радостно бегу им навстречу. О, смотри, пока болтали, уже и посадка началась.

Действительно, народ понемногу утекал из зала ожидания, проходя через рукав терминала к самолету. Когда Ясон вернулся, компания двинулась к выходу.

В салоне они пошли на свои места, но там уже сидели люди. Вышла заминка. Подбежали стюардессы и стали выяснять, в чем дело. Оказалось, что мест всем хватает, но посадочные места по ошибке выбили дважды.

Несколько человек, которым не повезло с местами, стюардессы вежливо проводили в бизнес-класс. Иша села у окна, а рядом присела Йогиня О. Ясон расположился сзади, достал планшет и сразу погрузился в чтение.

– Смотри, как удачно мы сидим! В этот раз поездка мне уже нравится! – смеялась Йогиня.

А Иша, хотя и кивала ей, но при этом почти не отрываясь смотрела в окно.

Самолет потихоньку прокрался на взлетную полосу и, разогнавшись, попрощался с землей, набрал высоту (уши заложило, сглотни, ты первый раз, что ли, летишь?), мастерски лег на одно крыло, словно делая прощальный круг над засмогованным городом, и нагло, с силой ворвавшись в ледяной, кристально чистый воздух, поплыл в белых облаках, похожих на бескрайний молочный океан.

'Как красиво, аж дух захватывает!' – внутри у Иши бушевал детский восторг, но делиться этим чувством она постеснялась. Ясон, как ей показалось, был отчужден и холоден, а Йогиня все же немного странная и незнакомая.

Пушистые белые акулы проплывали мимо, внизу, сквозь белые волны облаков выглядывала замшевая кожа земли, испещренная светло-коричневыми нитями, а затем снова скрывалась, и Иша видела только белое-белое-белое внизу. Темнело, и алый шар солнца, где-то позади справа, в чужих иллюминаторах, медленно утопал в мягком одеянии, подернутом голубоватой дымкой, сотканной из сотен волнующих глаз оттенков.

Иша закрыла глаза.

'Я лечу. Что я хочу от этой поездки? Понять себя, быть может...

Или как там Гамлет терзался, хотя причем тут Гамлет?'

Но все же строчки сами всплыли в памяти, и она прочитала их про себя:

'Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель

Желанная? Скончаться. Сном забыться.

Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.

Какие сны в том смертном сне приснятся,

Когда покров земного чувства снят?

(Перевод Бориса Пастернака)

И далее по тексту. Если честно, лень вспоминать, что там дальше. Я точно знаю, что хочу быть и более того, даже любить. Но где точка моего бытия, что определяет его ценность и важность? Индия, помоги мне. Сейчас я просто счастлива, что лечу с Ясоном, хотя и не так хорошо знаю его'.

МЫСЛИ ЯСОНА

'Не люблю таких наглых бритых девиц. Доморощенные йоги. Танцами занимается, ха. Готов ставить сто баксов, что исполняет поганенький стриптиз в затрапезном баре для маргиналов. Бритая башка – тоже еще поза. Прилипла к моей чистой и хорошей Ише. Так, постой, ты уже называешь ее 'моя'? Зачем я вообще ее позвал с собой – не знаю. Она милая, ну а я кто? Чудовище в кризисе. Дурной человечишка с фотоаппаратом, не более того. Ловящий какие-то мутные приходы. Но все же столько необычного в нашей встрече. Эта книга, ее картины... Она сказала, что рисовала что-то похожее на потоп, который я увидел в одном из видений...'

Он открыл макбук, запустил Pages и начал печатать.

'Так глупо, я никогда не вел дневник, но сейчас почувствовал желание записать некоторые мысли.

Впервые я познакомился с человеком, который, кажется, очень близок мне. Но сейчас я спрашиваю себя, а что вообще знаю о взаимоотношениях, о любви?

Я всегда пользовался женщинами, но я даже не знаю, было ли мне хорошо с ними. И разве когда-нибудь я думал, хорошо ли им со мной?

Чувствую, что сейчас началась новая глава моей жизни, и я хочу быть откровенным до конца. Я хочу измениться ради Иши, иначе, боюсь, у нас ничего не получится. Она искренняя, а я... Не знаю. Я просто хочу найти ответы на все свои вопросы'.

Свет притушили, а Ясон закрыл макбук и прикрыл глаза. Перед его внутренним взором визуализировался ангел, который кротко стоял в проходе самолета и смотрел грустным, но добрым взглядом на всех сидящих в креслах людей.

Из его крыльев осыпались блестящие перья и превращались в легкий белый пепел, едва достигая ковровой дорожки на полу. Из глаз ангела текли слезы. Янтарными каплями они повисали на время в воздухе, а затем стали окрашиваться в кроваво-красный...

Вскоре черты ангела стали зыбкими, и он увидел Йогиню. У нее были очень длинные волосы, заплетенные в сотни тонких косичек. Она смотрела на Ясона и подмигивала ему левым глазом.

Ясон вздрогнул и проснулся. За окном была глубокая, темная ночь и не видно совсем ничего. Похоже, что Иша на сиденье впереди тоже спала.

'Надо отдыхать, не знаю как, но надо. Утром, все утром...' – и он снова заснул тяжелым аэросном.

Индия

1

Громадный аэропорт: широкие, длинные проходы, все блестит – можно танцевать. Улыбчивый индиец на контроле.

Утренний, горячий, шумный выход в город, рядом с которым толпится и напирает местная колоритная публика: Иша выхватила взглядом из толпы старика с безумным взглядом и торчащими изо рта большими передними зубами.

Грабительский курс в обменнике на выходе и куча такси: серые амбассадоры, похожие на жуков.

– Бог ты мой, да они тут у них еще со времен царя Гороха! – искренне удивился Ясон.

– Ребятки, вам сейчас нужно ехать на центральный вокзал, что у Мэйн Базара, а я поскачу в другую часть города, на автобусный. Мне в Ришикеш, красавцы. Не поминайте лихом.

Йогиня О обняла Ишу:

– Иша, пиши, я буду ждать. Я буду ждать, – и, снова подмигнув, она направилась к автобусной остановке.

Ясон взял такси до Мэйн Базара. Иша села на заднее сиденье и, пока машина плавно плыла по делийским улицам, с интересом смотрела в окно.

У нее было выражение лица как у маленького ребенка, который прильнул к витрине кондитерского магазина и знает, что сейчас ему купят какую-нибудь свежую сладость.

Солнце в небе висело красноватым мячиком для пинг-понга и понемногу плавилось по краям. Становилось жарко.

Они проехали красивые парки, индийские небоскребы – какое-то время Ише казалось, что они едут по европейскому городу. Но затем въехали в центр, заполненный смешными трехколесными моторикшами, и это впечатление отступило под натиском особой восточной жизни.

Моторикши иступленно гудели, в каждой сидело не меньше четырех человек.

Но были еще и бедные велорикши, в которых с трудом крутили педали люди с головами, обмотанными кусками затертой, старой материи.

Где-то справа, прямо на тротуаре, мылись с белой пеной темнокожие полуобнаженные мужчины, а чуть поодаль по дороге бежал слон, с ног до головы расписанный узорами, словно огромная детская игрушка.

Такси не спеша въехало на Мэйн Базар и зашаталось по улице, запруженной людьми. Дорога была вся в глубоких ямах, и 'амбассадор' сильно качало.

Иша подняла взгляд к крышам домов и увидела живописные сплетения электрических проводов, которые напоминали ей громадных черных змей, вьющих гнездо на невысоких бетонных столбах.

Ясон снял самый простой номер в одном из гестахузов, и, бросив вещи, они пошли гулять по базару.

Как только стемнеет, они заберут свои вещи и дойдут пешком до вокзала неподалеку.

Там уже будет ждать поезд, с которого начнется их удивительное путешествие.

2

...Он часто вдыхает холодный воздух, превращая его в пар на выдохе, – возможно, это последнее утро.

Предрассветный воздух очень свеж и чист. Лошади и люди вокруг него тоже выдыхают теплые клубы пара.

Он гладит своего коня по коричневому шелковому боку. Раздается протяжный, тоскливый сигнал – пора садиться в седло.

Кто-то подносит ему древко с длинным, алым знаменем.

Он пытается понять: страшно ли?

Да, страшно. И он очень боится, что больше не увидит свою маленькую девочку.

Он оглядывается вокруг: множество воинов сидят на своих конях, нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу, а слева, медленно, в сизом мареве, поднимается огненный шар, предрекая день, забрызганный горячими каплями крови.

Там, вдалеке, на линии горизонта, стоит чужое, враждебное войско, с которым через несколько мгновений им придется схлестнуться.

Вот уже он слышит крики, топот копыт, лязганье оружия, и они мчатся навстречу смерти. Внезапно ему кажется, что все вокруг начало двигаться в замедленном темпе, а мир потускнел, проткнутый жестоким копьем. Знамя разлилось по земле, жадно пьющей капающую кровь. Перед глазами у него только лишь лицо его маленькой девочки. Прости, милая...

Ясон вздрогнул, выйдя из оцепенения.

Он с удивлением обнаружил себя на кровати в гостиничном номере, с видом на запорошенные снегом верхушки Гималаев.

Вначале Ясон не мог понять, что он здесь делает и даже кто он сам такой: настоящее заволокло теплым, черным туманом. Сонное сознание наслаждалось отсутствием знания о настоящем, но уже через минуту вернулось в реальность и воссоздало привычное мироощущение.

Несколько мгновений ему казалось, что тело не принадлежит его воле, но постепенно это ощущение прошло.

Он вспомнил, что находится в Дхармасале. Приехав ранним утром, он прилег отдохнуть, но вместо сна снова впал в пограничное состояние.

Видение было очень ярким, необычным, и он видел его впервые. Ему вспомнилась картина Иши: 'Может быть, она навеяла?'

Не желая больше думать об увиденном, Ясон прошел в ванную, умылся над грязноватой, облупленной раковиной и, выйдя из комнаты, постучал в соседнюю дверь.

– Ясон, ты? – раздался голос Иши.

– Да, это я.

– Заходи, не заперто!

Он толкнул старую деревянную дверь, выкрашенную яркой голубой краской и, войдя в небольшую комнату, увидел, что Иша сидит на кровати. До его прихода она явно была увлечена рисованием.

– Может, пойдем прогуляемся до храма? – предложил ей Ясон, который очень хотел поскорее выйти на улицу.

– Конечно, пойдем, – Иша слезла с кровати, отложила рисунок и направилась к двери.

– Что ты сейчас рисуешь? – поинтересовался Ясон.

– Я начала графический роман без слов. Он будет черно-белым. Про один удивительный город, но большего пока не раскрою. Лучше покажу потом.

Они спустились по железной лесенке и вышли на небольшую улочку. Дорога, петляя мимо невысоких зданий из бетона, ныряла в разноцветные торговые ряды, а когда они заканчивались, сворачивала вниз, к главному храму.

Но они не вошли через главный вход на территорию, а прошли чуть дальше, словно преследуя трех монахов в багровых одеяниях, к тропке, которая извилисто петляла меж кедров и больших камней, пока не вывела их к проходу с жестяными барабанами, крутящимися на вертикальных осях.

К потертым молитвенным барабанам, с выпуклыми буддистскими мантрами, были приделаны деревянные ручки, за которые их можно было раскручивать по часовой стрелке. Иша с любопытством раскрутила все барабаны вслед за монахами: от самых маленьких – они легко поддавались и крутились быстро – до самого громадного, в два раза выше ее, с тяжелым ходом.

Ясон все это время фотографировал Ишу и монахов, так и не прикоснувшись ни к одному барабану.

Неторопливо они вышли к храму – это было небольшое, ничем не примечательное строение, а в открытую дверь выглядывал кусочек сияющего Будды.

На дощатом помосте перед храмом сидел пожилой монах. Он обернулся на подошедших и поманил их пальцем. Ясон подошел первым, а следом за ним Иша.

– Хорошо, что вы приехали вместе, – сказал монах на хорошем английском, и Ясон почувствовал особую энергетику, исходящую от его слов.

Он сразу понял, что перед ним необычная личность.

– Но какой цели вы хотите достичь? – спросил монах. Казалось, в его простых фразах скрываются подсмыслы, как слои в фотошопе.

– Я хочу понять, зачем вижу все эти непонятные вещи... – начал говорить Ясон, но монах прервал его:

– Нет, это мель. Ты хочешь поймать большую рыбу? Она на глубине, – по светло-коричневому лицу монаха, от уголков глаз расползались маленькие морщинки, а глаза излучали особенное спокойствие и внутреннюю силу.

Ясон задумался.

– Хорошо, тогда я хочу знать – какова конечная цель моей жизни?