Текст книги "Откровение Луны"
Автор книги: Елена Малахова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Осторожнее! – вскричал Макс. – Умоляю, что бы не случилось, никогда не смотри вниз!
Эхо его голоса разнеслось над лесом, заставляя квезалей вспорхнуть в небо. Николь перевела дух. Пропавший Алан Джекинс воскрес в её памяти. Она прикинула, что даже такой высоты достаточно, чтобы её мозги размазало по камням. Теперь не оставалось сомнений, что исчезнувшего альпиниста больше нет в живых.
Наконец, спустя некоторое время они оказались наверху отвесной скалы. Николь могла вдохнуть полной грудью и осмотреться. Кристально чистый родник, берущий начало с вершины горы, изливался в небольшое озерцо на скале и водопадом сокрушался вниз, в Бездонный залив. С немалой высоты панорамный пейзаж действительно впечатлял: купающийся в лучистой долине поселок; раздолье зелёных холмов перед ним; густой вечнозеленый лес, тянущийся слева направо до самого горизонта, и жёлто-синее поднебесье с парящими квезалями, что раскинули блестящий веер хвоста – всё богатство невероятного ландшафта открылось, как на ладони!
Пока Николь, не отрывая глаз, любовалась обзором, Макс отправился в самую середину водопада по выступающим над поверхностью воды камням. Течение было размеренным, что давало немалое преимущество в равновесии.
– Иди сюда! – сказал Макс, поднимая к небу довольное лицо.
Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Николь приросла на месте. («Нет, не вздумай. Это же полнейшее безумие! Кто вообще отважится на такое? .... Нет, я должна. Я смелая. Вот пойду и расквитаюсь с унизительной фобией! Да, и в самом деле, если не расквитаюсь сейчас – то потом вовсе не сумею.»)
Николь испустила отрывистый выдох и, раскинув руки в стороны, медленно направилась к Максу. Она проверяла устойчивость каждого шага, не давая себе ни секунды взглянуть на любовника, чтобы не утратить равновесия. Он наблюдал, нетерпеливо подгоняя взглядом. Было ясно, что здесь, сверху водопада он чувствовал себя свободолюбивой птицей в предвкушении желанного полета. Два последних шага, и сердце едва не вырвалось из груди. Поравнявшись с Максом, Николь взглянула на его упитанное счастьем лицо.
– Посмотри! – с жаром воскликнул он. – Разве это не безграничное совершенство природы!?
Николь перевела умильный взгляд с Макса на живую картину натуралиста. Чувственная нагота её повергла в восторг. Николь постепенно привыкала к высоте, и надменный страх детства робко утрачивал свой авторитет над ней, сменяясь чувством легкой эйфории.
– Ты прав, невероятное зрелище!
– Нет, это ещё не всё. Слышишь, как бушует водопад?!
– Да.
– Я люблю водопад. За его громким воплем не слышен голос искалеченной души.
Она словила вдумчивый рассеянный взгляд Макса. Он витал в облаках заходящего солнца. Произнесенная им речь была пропитана густым туманом, и Николь подсознательно понимала, что Макс сообщил ей нечто важное; то что гнетёт его куда больше, чем тривиальные волнения людей. Словно тот страх зародился от непобежденных сил и был страхом остаться наедине с собой. Минутную паузу оборвала Николь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я ничего. Но водопад хочет.
Николь затерялась в числе бессмысленных догадок. Она предположила, что Макс неспроста заговорил о водопаде. Он мог подметить великолепие квезалей или таинственность скалистых гор, но речь шла исключительно о водопаде, и вывод напрашивался однозначный: лишь водопаду подвластно дать ясный ответ душе, алчущей познания.
Осмелев в конец, Николь посмотрела вниз. Шумящий поток воды, натыкаясь на горные уступы и выступающие камни, гневно пенился, сокрушался, отлетая мелкими белыми брызгами. Ей хотелось закрыть лицо руками. Но этот жест отчаяния никак не сумеет перенести её вниз, на твёрдую надёжную почву. Она не смела вдохнуть! Её душа покинула грудь и спряталась в неизведанных глубинах человеческого существа. Презренная фобия возвращала себе утраченные бразды правления её телом, в то время как Макс поглядел на неё и протянул свою ладонь.
– Дай мне руку, – мягко изрёк он.
Отдавая отчёт в том, что на сей раз задумал Макс, Николь вытаращила глаза, охваченные паникой.
– Нет, Макс, прошу, не надо! Это уже слишком! Мы разобьемся!
– Ты веришь мне?
Лицо Макса выражало настороженность. Ей показалось, за банальной формулировкой вопроса стояла ловушка, посредством которой он обретёт разочарование в ней. Её угнетало, что он ждёт её решения и не допускает и малой вероятности отказа. Несмотря на мощную гипнотическую силу его взгляда, Николь продолжала умолять.
– Макс, подумай, на кону стоит сразу две жизни. Вдруг что-то пойдет не так. Здесь повсюду камни. Это сумасшествие. Не делай этого!
– Ты МНЕ веришь?!
Она заглянула в его пылающие глаза; в них не было ни тени жеманных колебаний, ни трусливой боязни, ни распаленной тревоги. Все эмоции, родственные понятию «фобия» были чужды его устойчивым принципам и жёсткому темпераменту. Николь ещё помедлила мгновение, после чего опустила глаза и молча протянула свою дрожащую руку. Он схватил её, самодовольно посмотрев вперёд, и спустя пару секунд двое спрыгнули с тридцатиметровой высоты водопада вниз.
Глава 8
От быстрого полёта перехватило дух, и Николь крепко зажмурилась. Очередной вдох застрял на уровне горла. Ей казалось, сердце вот-вот порвется на части. В голове закончились мысли, чувства не поддавались логичной оценке. Но тут внезапно, точно кто-то сдвинул крышку люка запасного хода – на душе отлегло, и в ту мятежную минуту моральной перегрузки страх был окончательно сломлен.
Сильный удар о поверхность воды возвратил девушке ясность мышления. Её захлестнул прилив радости и необъяснимого блаженства. И повод был утвердительным: она справилась, переборола себя и постыдные жеманства. Макс ближе прижал её к себе, и глубина залива поглотила их в бездонный омут водоёма, а холодная вода окутала воссоединенные в объятиях тела. («Он моё живое наваждение... Господи, как я же счастлива!») Его губы коснулись её губ под водой. Не сказать, что стертые ощущения поцелуя были ярки и внушительны, скорее, она испытала божественный комфорт только благодаря его непосредственной близости.
Они вынырнули на поверхность, точно ловкие дельфины, с громким возгласом вдоха. Николь потёрла покрасневшие глаза, стараясь отдышаться. Вода в заливе была пресной, но тем не менее в глазах стояла сильная резь от попавшей влаги. Не открывая глаз, Макс откинулся спиной на воду. Его мышцы полностью расслабились. Николь поняла, что он в ровной степени с ней испытал неземную усладу, минуты которой старался растянуть, как можно дольше.
Немного погодя, Николь заговорила с ним, всё ещё тяжело дыша.
– Ты не представляешь, как мне было страшно!
– А мне нет, – улыбнулся Макс, подплывая в плотную к Николь. – Я хочу, чтобы ты всегда доверяла мне и принадлежала только мне.
Макс потянулся к её мокрым опьяняющим губам, и уста двоих слились воедино. Они были упоены друг другом, как сухая земля обильным дождем; как альфа упоена омегой. Не существовало для них времени суток. Что такое часы или минуты, когда разум трепещет от одного имени той или того, с кем на душе воцаряется уютный климат? С кем хочется молчать и говорить в одинаковой мере; с кем дорого проводить последний закат и увидеть первые блики рассвета. Даже если бы часовой механизм надоедливо тикал над их ушами, они бы игнорировали его. Их счастье являлось неделимым целым. И оба горячо предавались любви полностью, а не частями. Николь не могла поверить, что ей так повезло, а Макс просто не думал об этом – он жил минутой настоящего рядом с ней и не желал задумываться о будущем.
Чувствуя, что ноги сводит от нижних слоев ледяной воды, они выплыли на берег и сняли обувь. Прогретые камни ласкали замерзшие ступни. С мокрой одежды стекали ручьи. Едва ощутимый ветер обдувал кожу, и волна легкого холодка пронеслась по ней. Они сели рядом, прижимаясь телами, чтобы немного согреться. Николь размышляла о том, как ей раньше удавалось ходить счастливой, если в действительности счастья как такого не было. Макс гладил её плечо и молчал. Его вдумчивый взгляд терялся вдалеке, где сквозь редкие сосны на опушке пробивались лучи заходящего солнца. Здешняя красота заворожила Николь, и она полезла в рюкзак.
– Что ты задумала? – спросил Макс.
– Хочу пофотографировать. Сгодится в работе.
Николь сняла крышку с фотоаппарата и направила объектив на дивный пейзаж. У Макса загорелись глаза.
– Давай я тебя поснимаю? – предложил он.
Николь смутилась.
– Нет, не надо, сейчас я не в лучшем виде.
– Давай!
Он притянул к себе фотоаппарат и развернул объективом на Николь. Понимая, что возражать поздно, она обхватила свои колени и посмотрела на Макса проникновенным игривым взглядом. На заднем фоне снимка развернулась лесная сказка, где Николь и природа так великолепно гармонировали.
– Приготовься, – Макс прищурил один глаз, – сейчас вылетит птичка.
Сказав это, он нажал кнопку спуска, и в ту секунду квезаль вспорхнула с еловой ветки и лёгким парящим движением пролетела позади девушки. Макс отстранился от камеры и, взглянув на полученный кадр, от души посмеялся.
– Я же говорил, вылетит птичка!
Он показывал ей снимок, где квезаль пролетала над её головой.
– Да у вас дружный коллектив с птицей Свободы! – рассмеялась Николь.
Несколько минут они продолжали фотосессию. Эта идея виделась Николь непрагматичной. Ей не нравилось, как она выглядела в свете камер, хотя на свои широкие бедра и упругую пышную грудь никогда не сетовала. «Порой мы не в силах изменить то, что с любовью заложила в нас природа. Но не стоит унывать! Наоборот – стоит возблагодарить её и принимать себя такой, какая ты есть вопреки посторонней критике. В мире современной погони за стандартами развелось слишком много копий. Девушки стали похожи настолько, что сложно отличить одну от другой: одинаковая прическа, макияж, брови, губы – всё фальшиво, вульгарно и далеко до естественного. Мысли других людей они выдают за свои и слепо гордятся, что разглядели в том некую истину, недосягаемую иным светлым умам вселенной; но, того не понимая, как за дешевой имитацией теряется ценность личного достоинства. Потому-то важно сохранить прирожденную индивидуальность,» – говорила Николь на одной из конференций модного журнала «Шик».
Позировать Николь не умела, но в тот момент хотела преподнести себя в естестве. Приняв свободную позу, при которой колени оставались согнутыми, а рука подпирала подбородок, она смотрелась непринуждённо и очень трогательно. Белокурые волосы ниспадали мокрыми прядями с одной стороны. Некий шарм исходил от её робкого взгляда, и Макс невольно отстранился от камеры.
– Что-то не так? – чарующая улыбка Николь медленно сползла с губ. – Я смотрюсь нелепо, да?
Он смущенно улыбнулся.
– Нет… Ты неотразима!
Николь расхохоталась.
– Я так и знала: дурацкая затея!
– Нет, замри.
Он сделал несколько кадров, и Николь окончательно вжилась в роль. Она упала на россыпь мелкой гальки, изящно сложив руки над головой. Её оливковая зелень глаз обдавала нежностью. Мокрые волосы красивыми волнами легли на руки, а прилипший материал шифонового платья соблазнительно обтянул красивую грудь.
– Теперь садись ко мне спиной. Сделаем фото на память.
Николь охотно послушалась. Он выставил вперёд фотоаппарат и, повернув объективом к себе, поцеловал девушку в наливную щеку. Когда её уха коснулась мягкая щетина, Николь звонко засмеялась.
– Макс, прекрати, мне щекотно!
Он мило улыбался, еще сильнее прижимаясь бородой к её лицу, а она хохотала, пока вспышка освещала их счастливые черты кадр за кадром, в непреднамеренном активном движении. Николь уверилась, что ни один из снимков не получился приличным, чтобы его можно было без стеснения показать. Он вёл себя, как мальчишка, и не собирался корчить из себя деловитость. Она старалась сделаться серьезной. Обнимая ещё крепче, Макс продолжал её смешить.
– Ну сколько можно, Макс! – надрывалась Николь. – Я хочу на память нормальное фото. А там один сплошной кордебалет!
– Ты уверена, что тебе нужны эти похоронные фотографии? Мы же радуемся и веселимся, зачем дурачить людей? Ты ведь такая же, как и я: озорная сумасшедшая.
– Неправда, я умею рассуждать.
– В таком случае твои рассуждения неубедительны. Особенно перед тем, как мы прыгнули с водопада.
Они насмешливо улыбнулись друг другу.
– И всё же, давай сделаем хотя бы один серьезный кадр.
– Ну хорошо. Если тебе так хочется.
Николь повернула лицо вперед, он коснулся кнопки, и она потянулась за камерой.
– Дай посмотрю, что получилось?
– Может не надо?
Николь выхватила фотоаппарат из рук Макса. Лукавая усмешка покатилась по его устам. Он нежно коснулся губами её открытого плеча, пока Николь пролистала кучу кадров, где она получилась весьма солидно, а Макс строил рожицы, изображая траур поджатыми губами и бровями, что покатились навстречу друг другу.
– Это вообще что такое? – заливаясь смехом, спросила Николь.
Макс коварно улыбнулся.
– Согласись, сразу видно, поработал профессионал!
Николь иронично взглянула на него и следом на горизонт, где солнце окончательно скрылось.
– Вернёмся в посёлок, – сказала она, – сегодня я думала заглянуть в кабачок.
– Зачем тебе туда? Давай останемся дома. Будем пить Макуль или ходить голыми по дому. Будет весело.
Не впервые поймав себя на мысли, что Макс управляет ею, ставя свои желания выше её, Николь начинала раздражаться. А Макс не понимал, почему она жаждет счастье обменять на скучный вечер в обществе красноручейцев.
– Нет, мне нужно туда пойти, – сказала Николь, – это ненадолго.
– Нужнее, чем побыть со мной?
– Не нужнее. Просто я собиралась ещё с утра.
– Мне не хочется расставаться ни на минуту. Оставайся со мной.
Николь уронила глаза, чтобы Макс не заметил её нарастающей злости.
– Я же говорю, я ненадолго. Всего на какой-нибудь час.
– Не глупи, дома нам будет лучше!
Николь встала в полный рост и резко отряхнула платье. Её глаза еще смотрели вниз.
– Я же сказала, нет!
Макс поменялся в лице. Кровь покинула маковые щеки, покрасневшие от свежего воздуха лесов. Брови хмурились, а опечаленные глаза устремились на камни. Веер закрученных ресниц прикрыл их на секунды. Прикрывал с очаровательной легкостью, и в тот момент от внешних уголков глаз расползлись еле заметные морщинки. Николь посмотрела на любовника, и её тело захватило волнение. Она почувствовала лютый холод, излучаемый Максом. В таком положении он просидел с десяток секунд, а после, ни слова не говоря, встал и направился в лесную чащу. Николь была изумлена; растерянно пожав плечами, она последовала за ним.
Глава 9
Всю дорогу, пробираясь сквозь сумеречные дебри, они молчали. Обратный путь тянулся вечность. Их непредвиденная ссора казалась Николь абсурдной. Она злилась, что взрослый человек ведёт себя, как невоспитанный детёныш. «Сколько бы ему не было лет, но его поведение переходит все мыслимые границы!» – размышляла она. Благодаря мягкому характеру злость не могла возобладать в Николь в полную силу. Она быстро остыла и, забывая недопонимание, думала, как бы ей хотелось прыгнуть к нему на спину и вожделенно целовать шею в изображение красного волка. Также она понимала, что нельзя так скоро отступаться от принципа, ради которого решилась поссориться с ним. Она не дала волю трепетным чувствам и закрыла их в себе. Сумасшествия Макса помогли ей отвлечься от головной боли, но теперь, когда она полноценно сосредоточилась на нелепой ссоре, боль нарастала, имея острый простреливающий характер. («Быстрей бы добраться до кабака – там смогу выпить таблетку».) Пересекая ту самую поляну, по которой вчера они, веселые и окрыленные, убегали с места преступления, она невзначай обронила улыбку.
Возле «Золотой Подковы» Николь остановилась. В глубине души она искренне верила, что Макс обернётся и что-нибудь скажет ей, за что можно зацепиться и развить диалог. Её сердце заныло тоской, когда он, не сбавляя темпа, направлялся к дому номером 12. Ей захотелось расплакаться, но она поджала губы, думая:
«Чепуха! Мои слёзы ничуть ни лучше нелепой обиды Макса». При желании – а у неё оно было – Николь могла бы сама заговорить с ним, но она посчитала полезным проявить твёрдость, чтобы научить Макса считаться с её личным мнением. Она небрежно поправила волосы, словно рассматривая себя в зеркало, похлопала по щекам и зашла внутрь кабака.
За вторым столом сидела элегантная старушка в соломенной шляпке. Дряблую шею, как при первой встрече с Николь, украшали бусы, только на этот раз янтарные. Напротив неё, устало подпирая подбородок, находилась Муча, а между ними – самодельная шахматная доска с грубовытесанными фигурками, где конь и король –почти одно лицо. («И как они их различают?») Женщин окружили Мексиканец, повар с длинными волосами, Андерсен и ещё двое незнакомых лиц. За двумя другими столами наслаждались Макулем пузатые мужчины. Кудрявая мулатка исполняла веселенький мотив на пианино. Журналистка заковыляла к ним, и Мексиканец, повернув голову к выходу, встретил её тёплым восторженным взглядом. Николь подметила, что он выглядел ещё лучше: бодрым и ухоженным. На нём были одеты голубая рубашка и чёрная бабочка из шёлка на смуглой морщинистой шее. Волосы прилежно зализаны; усы ровные, как будто сделанные по линейке, и тщательно причёсаны.
– Присоединяйся к нам, Николь! – сказал он. – Еще не поздно сделать ставку.
Все радушно поздоровались с девушкой, пока Мексиканец вносил пояснения.
– Вот знакомься: наш повар по прозвищу Щавель, это он готовит при кабаке, – она указывал на старушку в шляпке. – А это Роза Митчелл, иначе миссис Митчелл – наша талантливая швея. Это Боб – мастер по ремонту любой электроники и техники: от холодильника до автомобиля, и, наконец, Чак – наш егерь, сохраняющий в безопасности лес.
Николь пожала им руки и осмотрела по очереди. Егерь Чак был высоким и худым, словно кипарис, толстогубый и с малокровный кожей. На его выбритой щеке и глазу выделялись две родинки внушительных размеров. А глаза у него были зеленые, как пинии. Природные силы наделили егеря чуткой совестью и прилежной пунктуальностью. Он никогда не опаздывал, да и спешил он редко, тем не менее результат удовлетворял его высоким требованиям не подводить людей. В лесу Чак проводил большую часть свободного времени. И, если тот не успевал обойти все ловушки, проверяя их подготовку, ему снились только дурные сны.
У Боба густая завивающаяся борода отвисала до самой груди, а через темные очки не было видно глаз. На фоне егеря он казался гигантским кустарником. Узкоротый, с яркими редкими бровями, широконосый и с толстой широкой шеей, он обладал выточенным голосом. Руки его действительно стоили похвалы и чинили даже ту технику, на которой в любом городе напишут слово «утилизация». Физику он понимал уровнем подсознания и даже не слышал, кто такой Ньютон, Флеминг и прочие. При этом его ни разу не ударяло током. Его считали математическим гением, поскольку тот сходу складывал трехзначные цифры.
Миссис Митчелл сидела прямо, обладая великолепной выправкой для своих лет. Она давно обзавелась надоедливой привычкой поправлять шляпку, даже когда того не требовала ситуация. Женщина-загадка – так называли её красноручейцы. Она была манерна, изящна и говорила деликатным тоном англичан, на склоне лет была терпима к людской злости и не позволяла себе обижаться. Присутствовала в ней и отрицательная сторона, как и в любом другом человеке, и заключалась она в излишнем правдолюбии.
Муча нервно елозила на стуле, продумывая ход в игре. Серьезный вид мыслителя совершенно не подходил её весёлому характеру. С лихорадочным блеском в глазах она наблюдала, как миссис Митчелл отодвинула её белого коня в сторону. Андерсен, скрестив руки на груди, потягивал Макуль из глиняной кружки, а Щавель переминался с ноги на ногу. Николь улыбнулась.
(«Они такие бесподобные, и как я могла принять их за ненормальных?!»)
– На кого будешь ставить? – поинтересовался Андерсен.
Николь хихикнула.
– Я, пожалуй, воздержусь! Иначе все ваши сбережения попадут в мой карман.
Посетители кабака рассмеялись с таким небывалым задором, что от него у девушки ещё сильнее застучало в висках. Она вспомнила о лекарстве и обратилась к Мексиканцу.
– А можно воды?
Он пристально вгляделся в её бледное изнуренное лицо.
– Ты захворала?
Николь изобразила беззаботную мину.
– Нет, просто жажда мучает.
Мексиканец ушёл за барную стойку. Андерсен проводил его плутовским взглядом и встал поближе к Николь.
– Кажется, стрелы любвеобильного Амура пролетели и над «Золотой Подковой»…
Николь недоверчиво подняла бровь.
– Зря ты не веришь! – надулся Андерсен. – Наш старикан Мексиканец, кажись, влюбился.
– Ага, – поддакнул Боб, – бабочку на шею нацепил.
– Я собственноручно её шила, – сказала миссис Митчелл, убирая с поля очередную пешку Мучи.
Улыбка едва далась журналистке. Опоясывающая боль сдавила затылок, и всякое слово ударом касалось больших полушарий головы. Мексиканец принёс воды, и Николь незаметно присела за свободный стол в другом ряду. Проглотив таблетку, она глубоко вздохнула.
Тем временем шахматная партия закончилась безоговорочной победой миссис Митчелл. Обозленная Муча негодовала.
– Да ты постоянно хитрила, старая ты кошёлка!
– Можешь сокрушаться сколько вздумается, – отмахнулась пряной улыбкой миссис Митчелл, – но удача на моей стороне.
– Ничего не поделаешь, дилетантам везёт, – подметил Андерсен.
Мексиканец и Щавель собрали щедрый куш с проигравших. Желая залить горечь поражения, проигравшие запросили по две порции Макуля. А Муча в то время подошла к Николь и спросила:
– Дорогая, у тебя всё в порядке? Выглядишь неважно.
– Всё замечательно. Я слегка утомилась после прогулки.
Муча бросила укоризненный взгляд.
– Странно… Ты больше не ночуешь на постоялом дворе, не заходишь… Я тебя чем-то обидела?
– Нет, как вы могли подумать! Вы были так добры ко мне! Я ночую в двенадцатом доме…
Николь сделала неловкую паузу, не зная, как объяснить, почему сменила место временного пристанища. Но, видимо, в объяснениях Муча не нуждалась. В чертах монгольского лица отпечаталась усмешка, и она приобняла Николь за плечи.
– Я очень рада, что ты осталась с нами! Хочу завтра пригласить тебя на постоялый двор. Я и Митчелл устраиваем чаепитие в честь Дня Освобождения. Мы будем обсуждать карнавальные наряды для праздника. Глядишь, и тебе сошьем что-нибудь, подходящее случаю.
– Как интересно! Намечается карнавал?
– Да, так ты придешь?
– Непременно!
Муча в ответ похлопала Николь по плечу и, откланявшись, вернулась к миссис Митчелл. Высокая мулатка в углу бара заиграла минорную трогательную композицию.
На душе у Николь было неспокойно. Глупая ссора с Максом выбила её из душевного равновесия. Его горячий, местами холеричный темперамент порой несказанно раздражал девушку. Хоть Муча и заинтриговала Николь новостью о предстоящем празднестве – что являлось великолепным началом для сбора материала – эта новость неволей отходила на второстепенный план. Её разумом овладел Макс. Андерсен заметил, как Николь грустит и, осушив остатки Макуля, пригласил её потанцевать.
– Леди, вы же не посмеете отказать шустрому вредному старикану?
– Разве я могу? – посмеялась она.
Андерсен поцеловал руку Николь, и она решила, что джентельменского в нем всё же больше, чем пустословного. Они закружились в медленном танце, мило улыбаясь друг другу. Рядом с ними вальсировали миссис Митчелл, слегка запрокинувшая голову, и Чак. В её аристократичной натуре засела светская кокетка. Сапфировые глаза, необычайно глубокие, не взирая на преклонный возраст, сохранили насыщенность цвета. Роза бесстыдно стреляла ими налево и направо, зная наверняка, что они по-прежнему излучают обаяние.
(«Хочется узнать о них всё! Но прежде необходимо принять меры предосторожности в разговоре, и тогда у жителей Красного Ручья не возникнет желание избавиться от меня.»)
Андерсен отвлек Николь от раздумий.
– Слыхала, завтра к гаражу привезут большой экран телевизора?
– Нет, а что будут показывать?
– Сопливую мелодраму. Поговаривают, в сюжете заложена откровенная сцена. А в главной роли наша Анжелика.
– Разве в поселке снимают кино?
– Ну и чушь! – Андерсен фыркнул. – Николь, ты как с Луны свалилась! Всё намного проще, чем ты думаешь: несколько лет назад Анжелика попала в Красный Ручей, как и ты – по ошибке, а потом прижилась и не захотела возвращаться домой. Говорит, кошмар как устала от камер. Ведь она талантливая актриса – ничем не уступает голливудским звездам – в каком городе не помню, но гримасничает она превосходно.
Николь взглянула на Анжелику с неким пониманием. Ведь что такое карьера, когда в Красном Ручье теплится размеренная жизнь божественного уюта?
– Анжелика одинока?
– Ну я бы не стал так утверждать. Все знают, она неровно дышит к Страннику. Но тот пока держит её на расстоянии.
– А кто такой – этот Странник?
– Пёс его знает. Молодой бес – по-другому не скажешь!
Покрутив Николь, Андерсен снова положил грубые руки ей на талию. Девушка собиралась расспросить о Страннике, но Андерсен виртуозно перескочил на другую тему.
– Ох уж этот праздник…Что было в прошлом году: два дома сожгли до фундамента!
Николь удивленно уставилась на собеседника.
– Кто-то специально их поджёг?
– Вероятно, да.
– И кто же это сделал?
– Курица!
– Курица? – удивлённо переспросила Николь.
– Ну да. На Дне Освобождения всегда жгут символичный костер и варят крепкий бульон. Вот Щавель и отрубил голову курице. Та понеслась по улице прямиком в пылающий костер, а затем в сторону леса. От её горящих перьев и возник пожар, – он громко захохотал, – было смешно наблюдать, как она бежала без головы, а потом внезапно рухнула.
Изумленные глаза Николь округлились.
(«Какой ужасный праздник! Может, лучше не ходить?»)
Чуть позже они устроились за столом, и к ним присоединился запыханный Мексиканец. Он работал очень много и усердно, что называется: не покладая рук. «Золотая Подкова» заменила ему отчий дом, потому-то двери кабачка открывались на ранней заре и не закрывались вплоть до последнего клиента. Когда Мексиканец утер полотенцем пот с широкого лба, Николь расспросила о водопаде и чудесной птице. Природная тематика пришлась по душе хозяину кабачка. С неподдельным удовольствием он затянул долгий рассказ о многообразии родных краев.
Так миновало два часа, и Николь откланялась. Мексиканец оказался весьма интересным собеседником, и тяжёлые думы о Максе оставили встревоженную девушку. Головная боль отступила, и она, наслаждаясь прекрасным самочувствием, брела к дому номером 12.
Ей думалось, как же в этих маленьких одноцветных домах помещается столько разных, удивительных людей: живых, настоящих, смешных и отважных!? Их многогранная история пропитана крепкой дружбой и почитанием старинных устоев. Откуда они взялись на этой первобытной земле? Почему хотя бы между собой не используют подлинных имен, дарованных с рождения, а живут в иллюзии вымышленных псевдонимов? Их экстравагантные нравы и непредсказуемое поведение здесь в порядке вещей. Они словно частичка огромного метеорита, которая отделилась от общей массы и летит себе со скоростью света по своей, особой траектории навстречу переменам. Не пугают деревенских жителей людские пересуды и критика сторонних обывателей. Любознательную журналистку они приняли с опаской, но понимая, что добродушная девушка не представляет собой угрозы для посёлка – они распахнули для неё свои великодушные объятия. Николь не знала о них достаточно для того, чтобы сделать конкретные выводы относительно каждого из них, но душа её уже определилась с выбором симпатий.
Так размышляя о тихой жизни в Красном Ручье, Николь обратила внимание на самый маленький по размерам домик напротив постоялого двора. Широкие окна до половины прикрывала тюль, и на уровне подоконника плясал огонёк тлеющей свечи – слабой альтернативы электричеству. Николь удивлялась этому видению до тех пор, пока Мексиканец не упомянул о крайней бережливости красноручейцев к таким ресурсам, как свет и вода. На нише современного мира эти источники социального комфорта превратились в нечто само собой разумеющееся, здесь же – хранились, как национальное достояние.
Николь проходила мимо того дома, как вдруг раздался пронзительный крик, издаваемый тонким голоском, должно быть, женским. Мелькающий огонёк потух, и Николь, не медля, ринулась к двери маленького дома.
Глава 10
Она постучала кулаком со всех сил, совершенно не заботясь, что спасительное вторжение могут расценить, как проявление невоспитанности. Но о каком воспитании может идти речь, если дело касается человека, попавшего в беду? А ведь именно так посчитала Николь, когда ей никто не открыл. Она продолжала колотить по деревянной двери, не взирая на боль в руке, пока, наконец, ей ни отворили. На пороге показался лысый негр высокого роста с крепкими мышцами. Она вспомнила, что видела его в «Золотой Подкове» в день своего приезда, когда тот мило беседовал с Мучей. Первое, что пришло ей на ум – это насилие. Наверняка, внутри он запер женщину и теперь безжалостно её истязает. Бедняжка измучена тираном так, что не в силах сдерживать крика.
– Что вам нужно?
Грубая интонация с примесью явной агрессии не смутила Николь. Она задалась целью помочь и не важно, какой ценой. Включив все свои обаяние, она сделала голос похожим на автоответчик в службе поддержки для анонимных психопатов.
– Я проходила мимо и случайно услышала крик. Может, вам нужна помощь?
Он посмотрел по сторонам.
– Нет, я справлюсь.
– Может, нужна помощь тому, кто с вами?
– Я дома один.
Николь одарила его чарующей улыбкой, произнося слова тоном дружелюбных намерений.
– Меня зовут Николь. Если понадоблюсь, я буду в двенадцатом доме. Обращайтесь ко мне по любому поводу.
Он ещё минуту колебался, озираясь по сторонам, а затем сменил агрессивную настороженность на радушие и пригласил девушку войти. Николь понимала, что подобные случаи могут выйти ей боком, но она была прирожденной журналисткой – одной из тех, кто не боится лезть в самые горячие точки вселенной.
Но вышло иначе: в своих догадках Николь обманулась. Мужчина действительно находился в доме один. В том она убедилась, когда не увидела истязаемой женщины. В комнате господствовал полумрак, власть которого нарушал свет уличных фонарей из окна. Темнокожий быстро зажег недогоревшую свечу, и Николь приметила на полу огромную крысу. Разгрызая сушку, она уставилась на зрителей наглыми глазищами.
– Какая большая! – изумилась Николь. – Вы её подкармливаете?
Ответа не прозвучало, и Николь обернулась в желании убедиться, что хозяин дома находится за спиной. Уголки его большого рта со вздутыми чёрными губами опустились вниз. Распахнутые ноздри испускали звуки частого дыхания. Стеклянные выпученные глаза пялились на крысу с неимоверным испугом. «Не будь у него черной кожи – он превратился бы в бледнолицего покойника» – мысленно отметила Николь. Она сообразила, что самое время действовать, пока двухметровая глыба не упала в предсмертный обморок. Приглядев у двери метлу из березовых прутьев, Николь взяла её и с криком замахнулась на крысу. Та бросила сухой паёк и убежала в брешь под столом.
