Текст книги "Я чувствую (СИ)"
Автор книги: Елена Ласт-Сумерка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
13.
Я вновь сижу в маминой палате, держа ее за руку. Уже прошло шесть дней с тех пор, как она здесь. Сегодня меня выписывают и я должна буду занять свою комнату в детском приюте, перетащив туда вещи из дома. Я мысленно штудировала, что мне хотелось бы забрать с собой и первым делом всплыла настольная лампа, осколки которой наверняка все еще валялись на полу, а может быть даже успели покрыться пылью
–Вот так вот, мама. Думаю, ты бы согласилась со мной, что государство поступает нечестно. Ты ведь жива и скоро очнешься.
Ее веки слегка дернулись. Так бывает, когда человек просто спит. Я вздохнула и, держась за живот, опустилась, чтобы поцеловать холодную руку.
–Мисс Ребеллиус, пора собирать вещи, – рявкнула входящая медсестра. Я недовольно покосилась на нее, но все же вышла в коридор.
В больнице всего три этажа и потому мне не пришлось особо перенапрягаться, чтобы спуститься в свою палату. Какие тут могут быть вещи? Я переоделась, стараясь не задевать швов. Клариса, втайне от Мии, привезла мне из дома одежду, иначе пришлось бы натягивать изрядно потрепанную и заляпанную кровью футболку. Вот и все, я готова к выписке. Сорочку и тапочки мне выдали в больнице, а привезти что-то еще никому не хватило беспокойства.
Врач протянул мне какие-то бумаги с указанными галочками в местах, где нужно поставить пару загогулин.
–А можно мне остаться еще на пару дней, доктор Шварц? Вы ведь говорили, что швы будут срастаться не меньше недели, – я напустила на себя умоляющий вид. В конце концов, здесь будет лучше, нежели в интернате.
–Остаться? Вы радоваться должны! Все заживает, как на собаке! – доктор закашлялся и немного переиначил фразу, – На вас все очень быстро заживает!
Я хмыкнула. Доктор Шварц – уроженец Германии. Он превосходно владеет английским, но считает некоторые высказывания слишком дикими и, даже, невежливыми.
Я взяла ручку и трясущимися руками поставила крестики прямо поверх галочек. Получились довольно таки смешные снежинки, а если сделать так... От старательности я высунула язык, а когда передала документы в руки своего врача, он покраснел, но все же ничего не сказал.
–До свидания, доктор Шварц, – я невинно хлопала глазками и ждала, что же он ответит.
–До свидания, – буркнул он.
Гордо задрав голову, я вышла из кабинета. Перед тем, как закрыть дверь, я увидела, как он достает из под стола бутылку коньяка и маленькую рюмку. «Вита, ты самый подлый человек на свете» – ухмыльнулась я сама себе, вспоминая, как четко обрисовала свастику поверх стоящей галочки.
На подъездной дорожке стояло две знакомых машины: все та же ярко-синяя новенькая Toyota, привезшая моих новых опекунов, и облупившийся красный шевроле Кларисы. Я остановилась, пытаясь понять, как все уладить. Толстый потный мужчина, кажется его зовут мистер Бруно, выскочил из автомобиля и спешно направился в мою сторону. Подруга опустила стекло и помахала мне. Успев сделать один шаг в ее сторону, меня грубо схватили за руку.
–Куда это вы собрались, юная мисс? – мистер Бруно достал белый наглаженный платочек из кармана на груди и принялся вытирать им пот со лба.
–Я... Мне... Нужно забрать вещи из дома! – уцепилась я за последнюю соломинку.
–К чему это? У нас есть все необходимое, чтобы вы...
–А как же воспоминания? Чем вы прикажете заполнять мне пустоту в груди?! – выкрикнула я ему прямо в лицо, нагло перебив. Слегка обескураженный, он ослабил хватку. Я грубо вырвалась и направилась прямиком к красному шевроле. Мужской голос позади гневно вопил, но я плевать хотела на их правила. Сами хватают детей за руки, а потом спрашивают, откуда на их теле синяки! Тьфу!
Едва я плюхнулась на пассажирское сиденье и захлопнула дверь, как машина тронулась. Я все еще смотрела на разъяренного жирного дядьку, который разве что не подпрыгивал от такой наглости. Я хохотнула и помахала ему рукой. Тихий непонятный звук скользнул в сознание. Я повернула голову и поняла, что Клариса плачет. Крупные слезы катились по щекам одна за одной, падая на смуглые колени.
–Что случилось? – выпалила я. Подруга всхлипнула и принялась тереть глаза. Машина покачнулась и, если бы я не выровняла руль, мы выехали бы на встречную полосу и поцеловались с вон тем симпатичным серебристым мерседесом. Водитель громко выругался и вытащил в открытое окно грозный кулачище.
–Никогда в жизни больше не сяду с тобой в машину, – пробубнила я, а потом громко добавила, – Паркуйся. Истерику необходимо нейтрализовать, иначе вести будет некому.
Я конечно могла бы сесть за руль, да только боюсь шериф Дорт не одобрит: мне еще нет шестнадцати, а вновь выслушивать речи о том, что без прав, я подвергаю опасности не только своих близких, но и водителей и пассажиров других транспортных средств, нет никакого желания.
Она резко нажала тормозную педаль и я едва не стукнулась лбом о панель. Мне это не нравится. Совсем не нравится. Я обошла машину и, открывая дверь, рявкнула:
–Выходи.
Клариса попыталась послушаться и выползла прямо на зеленую траву, все еще закрывая лицо руками. Короткая юбка задралась, обнажая загорелые икры. Она перевернулась на живот, сжимая кулачки возле головы и горько закричала. От неожиданности я подпрыгнула, но быстро придя в себя, села рядом, аккуратно поглаживая подругу по черным, как смоль, волосам. Что заставляет ее так страдать? Воздух в легких закончился и она прекратила кричать, лишь изредка всхлипывая и постанывая.
–Клариса, милая, что? Где болит? Давай вернемся в больницу, – я уже была готова сама сесть за руль, чего бы это не стоило. Нечленораздельные звуки постепенно складывались в слова, а затем во вполне понятные фразы. Я замерла, чувствуя, как глаза начинает неприятно пощипывать. В нескольких метрах стоит одноэтажный дом мистера Дина, окрашенный светло-голубой краской. Он недобро выглядывает из окна, наверное, принял нас за хулиганок или беспокоится за свой газон. Мимо промчался все тот же серебристый мерседес, в который мы едва не въехали. Водитель недоуменно поглядел на нас, но все же решил не останавливаться, вмешиваясь в чужие дела. Белое облако заслонило собой солнце, вовсе не предвещая грозы. Одновременно защебетали птицы, создавая удивительную и своеобразную композицию. Я вслушивалась, всматривалась и не понимала: неужели Мие суждено навсегда покинуть этот мир?
14.
–Ты была лучшей, – я всхлипнула и разжала кулак. Комки глины вперемешку с сухой землей громко стукнули о деревянную поверхность. «Даже крышку не открывали» – пронеслось в голове, а потом мысль утонула в липком осознании утраты. Темные большие очки ничуть не помогали скрыть слез, а мозг гудел от перегрева. Черная шляпа накалилась до такой степени, что казалась открытым пламенем.
–Прощай, – прошептала я и уступила место своей единственной живой подруге. До чего невыносимо больно смотреть на ее сгорбленную, укутанную во все черное, фигуру. А миссис Кинг, мама Мии? Десять минут назад ее увезли в больницу с новым приступом хронической истерики: она залезла в погребальную яму и, отчаянно колотя по крышке гроба, орала, что врачи все перепутали и там вовсе не ее дочь. Мию нашли утром в нескольких милях от города в небольшой роще. Говорят, что напал какой-то зверь. Лицо было настолько изуродовано, что родителям пришлось опознавать ее по одежде и крупному родимому пятну под коленкой, которого она всегда стыдилась. Стыдилась родимого пятна... До чего это теперь смешно звучит... Надеюсь, что мир отпустит ее, туда, где намного спокойней и нет никаких условностей, где родимое пятно является предметом насмешек. 16 лет, разве это срок? Разве этого должно было хватить, чтобы познать жизнь со всех сторон? Лучше бы Мия вообще никогда не рождалась... Я больно стукнула себя по голове. О чем ты, Вита? – с упреком подумала я. Не узнать такую замечательную, веселую, беззаботную девушку было бы жесточайшим преступлением с твоей стороны! Что я такое, если не могу удержать тех, кого люблю?
–Как ты смеешь! – громкий крик вывел меня из раздумий и я резко обернулась. Клариса с перекошенным лицом неслась на высоченного крепкого парня, – Ты не имеешь права прощаться с ней!
Она подошла к нему ближе, чем позволяли приличия, и высоко задрав голову, выплевывала ругательство за ругательством. Многие уже начали оборачиваться на них и недовольно кривить губы. Я, попутно извиняясь, пробралась через толпу прощающихся и двинулась к подруге. Городок у нас маленький, как я уже говорила, и потому Мию знало почти все население в две тысячи человек. Чем ближе я подходила, тем больше уверялась, что знаю этого человека. Клариса принялась колотить его в грудь, но тот по-медвежьи обхватил ее, стараясь успокоить.
–Мне нужно поговорить с Витой, отстань, – грозно прорычал Роб.
Я сжала кулаки, готовясь вступить в бой. Колени дрожали, настолько я была зла. Клариса рассказала мне, что с тех пор как Мия начала встречаться с этим «подозрительным» парнем, она стала часто пропадать, а иногда вообще не возвращалась домой. Она каждый день скандалила с родителями, а про Кларису совсем забыла, хотя до этого я даже порой называла их сиамскими близнецами: настолько они были неразлучны. Это он виноват. Роб говорил, что Лео опасен, хотя сам забрал у меня двух самых дорогих людей. Интересно, у ненависти бывает предел? С каждым шагом она становится все больше и, чувствую, пока доберусь до них, буду готова даже убить.
–Вита, – уворачиваясь от маленьких кулачков, выкрикнул парень. В ответ я оскалила зубы и ускорила шаг. Всего два десятка шагов отделяли меня от убийцы и моего возмездия. Никаких преград, никаких барьеров. Кларису я могу отодвинуть одной рукой, если она посмеет мешать. Еще десять шагов... Сначала схвачу за волосы... Или сразу вцепиться в лицо? Пять шагов... Вита, ты действительно готова убить?
–Вита, это не я! Клянусь тебе! – сколько горечи выражало его лицо. Но он не скорбел по Мие, он жалел меня. Не понимаю... Я остановилась, как вкопанная. Клариса, воспользовавшись всеобщим замешательством, вырвалась из хватки и пнула парня по коленке. Роб, казалось, не обратил внимания. Сейчас существовали только я и он. Нет, даже не так: только наши глаза, сверлившие друг друга. Два голубых омута пронзали насквозь, в то же время позволяя рассмотреть и его душу. Он искренен, но на дне плещется что-то, чего я не могу понять. Не хватает опыта, да и эмоции слишком мешают.
–Поговорим? – прошептал он. Я коротко кивнула и направилась в сторону выхода с кладбища, подальше от любопытных глаз. Клариса вжималась в оградку маленьким беззащитным комочком, от чего сердце екнуло, но все же не осмелилось советовать мне взять ее с собой.
Я слышала, что он идет позади. Глухие шаркающие шаги звучали на кладбище более чем уместно. Остановившись у ворот, я обернулась. Роб не поднимал головы, голая земля казалась более интересным собеседником.
–Меня забирают в детский дом, – начала я. Он пнул камешек, а его руки тряслись мелкой дрожью, – Через неделю маму отключат от аппарата искусственного дыхания, если я не сумею собрать достаточно денег, – я услышала в своем голосе мольбу, хотя вовсе не собиралась просить у него в долг.
–Извини, – тихо пробормотал он. Мне казалось этого мало, слишком мало.
–Мия мертва, а я могу только смотреть, как остальные скорбят по ней и скорбеть самой, не имея возможности помочь.
–А как еще я мог доказать тебе, что он опасен?
–Не поняла, – переварить сказанное не получалось и я как идиотка глазела на него, желая услышать толкование.
–Не поняла?! А хочешь я начну водиться с Кларисой? Хочешь? Посмотрим через какое время он убьет и ее! Скажи, если этого будет мало! Мы найдем еще нескольких близких тебе людей! – он схватил меня за предплечья и пристально посмотрел в глаза, – Теперь ты понимаешь, Вита? Ни-ко-го не останется! Разве что сам Лео! – Роберт прищурился, пытаясь рассмотреть эмоции на моем лице, которых не было вовсе, – А нужен ли тебе убийца? Спроси себя. Сможешь ли каждый день смотреть в глаза человеку, зная, что он приговорил к смерти твоих близких?
Я знала, что этот шепот будет преследовать меня до конца жизни, знала, что каждый раз, закрывая глаза, буду вспоминать этот разговор, и ничего не могла поделать. Люди еще не изобрели машину времени, чтобы я могла вернуться в прошлое и никуда не выходить в тот злополучный день. Мама по-прежнему лежала бы в своей пустой маленькой комнатке и рассматривала потолок, а Мия задирала бы юбку и открывала грудь при появлении хоть мало-мальски симпатичного парня, а еще замазывала бы тональником свое родимое пятно под коленкой... Нет, не так, мы с мамой не пустили бы отца на работу, чтобы он прожил намного дольше и были бы самой счастливой семьей... Стоп.
–Роб, – позвала я. Он позволил мне поразмыслить, усевшись на камень возле ворот и молча наблюдая. Мои глаза смотрели не на него. Они вернулись в прошлое и вновь прокручивали детское воспоминание о последнем дне, проведенном рядом с папой, – Сколько времени ты работаешь с Лео?
На лице отразилось изумление. Видимо он ожидал вовсе не этого вопроса.
–Причем тут это? Ты слышала, что я...
–Ответь, – грубо перебила я его, – Сколько ты работаешь вместе с Лео?
–Около двух лет. За два года я лишился всех друзей, а родители отказались от меня, назвав «меченным». Они верующие и... – продолжал он гнуть свое.
–Где я могу найти его? Нам нужно поговорить, – процедила я сквозь зубы.
–Днем он продолжает сидеть в клетке, а теперь, наверное, сменят загонщика. Даже не представляю, как он будет с ним объясняться, когда зайдет солнце...
–Почему сменят? – кажется, я каждый раз задаю не те вопросы. Спрашиваю то, что считаю безопасным для своего рассудка.
–Вита, прости, но я уезжаю. И тебе советую сделать то же самое. Пока не поздно.
–Но в чем смысл всего этого? – я чувствовала, как к горлу подкатывает истерика, но держалась из последних сил.
–Смысл в том, что он нашел себе другого человека, на котором может выместить всю свою тысячелетнюю горечь.
Тысячелетнюю? Другого человека?! Крик разодрал горло до болезненного хрипа, а глаза заволокло бешеной яростью...
15.
–Миссис Форестер, честное слово, ничего страшного не произошло. Просто столько всего навалилось... И подруга, и мама...
–Понимаю, в твоей жизни настал сложный период, но его нужно просто пережить. Я существую, для того чтобы помочь тебе это сделать. А теперь глубоко вдохни...
Я закашлялась, чувствуя, как натянулись швы на животе. Диван из коричневой кожи был довольно мягким и навевал ощущение спокойствия. Кабинет миссис Форестер выполнен в пастельных и бежевых тонах, что в принципе не может вызывать раздражения, хотя, когда меня втащили, я готова была разобрать здание по кирпичикам. Миссис Форестер с некоторых пор является моим психологом. Я уже пропустила два занятия, пока лежала в больнице, но теперь отвязаться не получится...
–Вы прямо богиня психотерапии! Я чувствую себя такой легкой и не обремененной! Будто никаких проблем никогда и не существовало! – я вскочила с диванчика и быстро натянула кроссовки.
–Ну что ж, тогда я жду тебя во вторник, – не поднимаясь, ответила она.
–До свидания! – с преувеличенным энтузиазмом выкрикнула я и поспешно захлопнула за собой дверь, не удосужившись дождаться ответа.
Фуф, – выдохнула я и, вытерев лоб тыльной стороной руки, медленно побрела к выходу. Стрелка часов, висящих в холле, клонилась к восьми часам, а мне еще нужно успеть попасть в парк до захода солнца.
Я вышла на пустую улицу, залитую первыми лучами оранжевого заката. Парк находится в центре, а значит идти еще минут десять. А ведь раньше я любила бродить по городу, – пронеслось в голове. А вот теперь не люблю! – ответила я самой себе. Здесь слишком много воспоминаний... Они бродят по задворкам, заставляя сердце отчаянно болеть, а ты стараешься закрыть, защитить его руками, но это, увы, бесполезно. Воспоминания – это жуткие маленькие монстрики, которые выгрызают тебя изнутри, пока ты не перестанешь чувствовать, не достигнешь предела возможности понять мир, то есть пока не умрешь или не сойдешь с ума. Выбор у меня не большой. Хотя, можно броситься под машину и, как в каком-нибудь идиотском сериале, потерять память. А что, если однажды я не смогу вспомнить, как мама задорно хохотала на кухне, уплетая со мной завтрак? Мелкие морщинки собирались в уголках усталых глаз, а сразу за потрескавшимися губами открывались краешки зубов... Или, как я дергала папу за пиджак, умоляя его закончить поскорее разговор и отправиться осматривать зоопарк дальше? Как Мия в прихожей моего дома громко чмокнула меня в щеку, а потом дала указание не упускать шанса? Разве я имею право забыть хоть что-то?
Я осмотрелась и с удивлением обнаружила, что стою на мосту. Река внизу пенилась, сокрушая течением хрупкий рассыпчатый берег. Вода голубая-голубая, как глаза... Вита, нет. Я погрозила себе пальчиком и положила голову на перила. Интересно, почему не видно отражения? По-моему, вон то черное пятно это я... Оно переворачивается, клубится, словно какой-то злобный дух. Примешивается что-то белое... Пена. Выходит шахматная доска! Клетка белая, клетка черная... Видимо, я передвигаюсь исключительно по черным.
По парку пронесся глухой раскат грома, от чего даже деревья задрожали. Я задрала голову, уцепившись обеими руками за перила. Небо было чистым, разве что, розовое облако тащилось вслед за солнцем. Наверное, гроза начинается где-то дальше, просто деревья мешают разглядеть...
–Рррр... – я лихорадочно обернулась. Он... Оно... Не знаю как назвать. Густая рыжая шерсть покрытая черными пятнами блестит на солнце. Огромный мощный торс, лопатки вздымаются при каждом шаге. Лапы мягко касаются травы, не издавая ни звука, ни шороха. В последнюю очередь я позволила себе заглянуть в глаза: разумные, желтые. Чем ближе он подходил, тем яснее я видела в них свое испуганное искаженное отражение. Он видит во мне лишь добычу, дичь!
Я попятилась, не чувствуя собственных ног, а потом запнулась и кубарем скатилась вниз. Вита, а разве есть смысл бежать? Ведь так будет намного проще! Смысл есть. Смысл есть всегда. Я поднялась и побежала. Деревья перемежались с кустарниками, проносясь мимо с бешеной скоростью. Ветки больно хлестали по рукам и ногам, но я не смела остановиться и, уж тем более, обернуться. Сердце отстукивало дикий ритм бразильских танцев, грозя выскочить из груди и побежать вперед хозяйки. Впереди уже белела арка. Лео ведь не посмеет гнаться за мной по городу? Лео... Что-то больно стукнуло по лбу и через секунду я уже корчилась на земле, закрывая лицо руками. Повторный рык заставил меня задрожать. Я перевернулась на спину и неуверенно оторвала руки от пульсирующего лба. Так вот как будет выглядеть моя смерть...
–Лео, не надо, прошу! – взмолилась я, размахивая руками и зная, что не ошибаюсь.
Он сделал шаг вперед, обнажая острые клыки. Я смотрела только в глаза, заставляя его вспомнить. Все вокруг пропало, исчезло, кануло в Лету. Были только я и он. Умный взгляд заставлял чувствовать себя умиротворенной. Он слегка повернул голову и присел на передние лапы.
–Фуф, нельзя же так пугать! – облегченно выдала я. А потом... Сильные лапы хищника оттолкнулись от земли. Я видела лишь кровожадный оскал и выпущенные когти. Именно в этот момент, вместо того, чтобы подумать о несправедливости судьбы или пожелать себе выжить, мой мозг выдал совсем другое... Сны сбываются...
16.
Я зажмурила веки. Стало необъяснимо темно и я подумала, что умерла. Неужели смерть приходит именно так? Никакой боли, никаких чувств... Я боюсь темноты. Где же обещанный свет в конце туннеля?
–Вита, ты в порядке? – раздался испуганный голос.
Неужели меня уже ждут?
–Все хорошо, – выхрипела я. Боль во лбу вернулась с утроенной силой и я непроизвольно открыла глаза. Ангел сидел подле меня и ощупывал мое тело. Руки, ноги, шею... Прикосновения бархатной кожи заставляли мурлыкать от удовольствия. Бледное лицо четко проступало на фоне общей неразберихи и полной темноты. Его губы что-то неустанно шептали, а я думала, будет ли мне дозволенно провести с ним еще немного времени, прежде чем он проводит меня на Божий Суд?
–Что ты с ней сделал, черт тебя подери! – а это наверное представитель обвинения, младший дьяволенок.
–Роб, ты ведь знаешь, – начал оправдываться ангел. Роб?! Я попыталась рассмотреть сквозь темноту лицо обвинителя.
–Роб! – вырвался радостный вопль, – А как умер ты?
Его черты исказились, как в кривом зеркале. Может быть, в приличном обществе об этом не спрашивают? Две пары глаз оглядывали меня, будто ходячий экспонат кунсткамеры.
–Никто не умирал, – раздался жесткий голос. Ангелам не пристало так выражаться. Я перевела взгляд на бледное лицо и распознала в нем своего желтоглазого убийцу. Как он хорош...
–Ты убил Мию, – констатировала я, не выражая никаких эмоций. Лео зажал переносицу и глубоко вдохнул.
–Похоже, самое время объяснить...
–Да, да, объясни ей! Я более чем уверен, что она все поймет! – презренно выплюнул Роберт. Лео зарычал, обнажая белые зубы.
–Убирайся отсюда! – он повернулся ко мне спиной, а потом Роб закрыл глаза руками, будто невидимая птица только что попыталась ему их выклевать.
Мягкая ладонь легла на мою щеку, заставляя душу встрепенуться.
–Вита... Жизнь... – выдохнул он.
Я потянулась к его губам, требуя большего, нежели руки на щеке, но он отпрянул.
–Почему? – тупо спросила я.
–Давай я сначала расскажу тебе одну историю? – предложил Лео. Я оглянулась в поисках поддержки, но Роберт уже растворился в темноте. Медленно кивнув, я вжалась в дерево. Холод пробежал по позвоночнику и я дрогнула. Парень опустился рядом и очень уютно обвил руками. Сквозь тонкую ткань отчетливо проступало лившееся тепло и я прижалась поближе. Он положил подбородок мне на макушку и начал рассказ.
-Однажды, в далеком прошлом, когда любое отклонение от нормы считалось магией и колдовством, в бедной семье крестьян родился я.
–А точнее?
–Тогда никто не записывал и не запоминал даты рождения простолюдин. Не перебивай, – я надулась, но он тут же провел пальцем по моим губам, заставляя выгнуться, будто кошка.
–Первое время меня вовсе не выносили на улицу, боясь сглаза или какого-нибудь жуткого проклятия. Однако, этот день настал. Солнце светило ярко, будто радуясь моему приходу. По прошествии нескольких минут на коже младенца обнаружили сильнейшие ожоги и тут же поспешили вернуть в дом. Местный лекарь не смог объяснить произошедшего и потому оповестил об этом священника. Путаясь в собственной рясе, он перевалился через порог и едва увидев раны назвал меня посланником дьявола.
–Боязнь солнца? – предположила я.
–Вита, я ведь просил не перебивать. Фотодерматоз.
–Фотодерьмачто? – не удержалась я.
–Фотодерматоз. Да, боязнь солнечного света.
–Мать не отдала меня и священник, красный от ярости и неповиновения, ушел. Мама укутала меня в какие-то тряпки вместе с головой и бросилась бежать, подальше от селения. Когда к вечеру пришла разъяренная толпа, вооруженная факелами и вилами, в доме уже никого не было.
–Мне было пятнадцать, когда мама умерла...
–Прямо как и в моей жизни, – выдохнула я. В этот раз Лео не стал упрекать меня и только крепче прижал к груди.
–Перед смертью она четко наказала мне не выходить на улицу днем.
–А что ты?
–Представь себе, что в течение пятнадцати лет ты жила в убогой лачужке, где окна всегда были закрыты плотными темными шторами? Как тебе?
–Нуу... – я вздрогнула, – У тебя ведь было электричество? – он выгнул бровь, явно посчитав меня чокнутой, и потому я решила заткнуться до конца рассказа.
–Я вышел на солнцепек. Сначала мерзкое покалывание на открытых участках кожи, зуд, а потом дикая боль, будто тебя сжигают заживо. До самого вечера я проплакал, лежа на голом полу, проклиная все свое существование. Я ведь думал, что это все предрассудки моей матери, что она просто чрезмерно заботится обо мне... Ночью я сжег мамино тело недалеко от дома. И знаешь, что самое страшное? Я до сих пор не могу вспомнить ее лица...
Раны заживали около двух месяцев, а я больше не смел выходить на улицу днем. Лачуга стояла на опушке древнего священного леса, по-крайней мере так считали остальные, и потому не смели совать туда нос. Это спасало, иначе все давно прознали бы о странном парне, который никогда не выходит на улицу... Может меня посчитали бы оборотнем или кровопийцей... Да кто знает эти чертовы мифы?
–А как же ты превращаешься в... ну в этого? Ведь поэтому ты так долго живешь? – я заглянула ему в глаза и неожиданно поняла всю его Вселенскую грусть, которая никогда не покидала уставших глаз. Он усмехнулся.
–Скорее наоборот. Я превращаюсь «в этого» только потому, что долго живу, – я пожала плечами в знак непонимания, – Терпение, Вита. Все по порядку.
–Каждый день после захода солнца я бегал по лесу, наслаждаясь свежим воздухом и красотой ночных красок. От долгого пребывания во тьме глаза привыкли различать цвета и формы предметов, очертания, малейшие движения. Я охотился, к утру разводя костер и поджаривая на нем свежую дичь.
Я сжалась в клубочек, вспомнив как плотоядно он смотрел на меня, будучи в обличье зверя.
–А днем спал, – продолжал он. – Жизнь казалась прекрасной. Нет ничего лучше, чем жить в этом мире, мире, населенном такими замечательными созданиями как ты, Вита, – он нежно взглянул на меня и провел рукой по моим волосам.
–Вот я не могу жить без солнца, – я упрямо сложила руки на груди, готовая оспорить любое его слово.
–А как ты думаешь, стоит ли жить ради того, чтобы иметь возможность смотреть на солнце?
–Смотреть на солнце?! Ты идиот, – ляпнула я, не подумав. – Глазам ведь больно, – он мечтательно улыбнулся, проигнорировав мое замечание.
–И тогда мальчик пожелал никогда не умирать. Он не пожелал бессмертия, вечной жизни, он просто не хотел умирать. Никогда, – в голосе Лео послышались жесткие нотки, от чего я усиленно старалась не смотреть ему в лицо. Кто знает, может это звериная натура пробивается наружу?
–Его желание сбылось, – констатировала я.
–Сбылось, – согласился Леонардо.
–А какова твоя теория? Разве в обычном мире сбываются мечты подростков?
–У меня две теории, если честно. Либо лес действительно был священным и решил наказать меня, либо мама хотела сделать мою судьбу правильной. Понимаешь?
–Ммм... Не совсем. В каком смысле «наказать»?
–Разве не наказание смотреть как мир вокруг меняется, а самому оставаться на месте?
–Ну, если мыслить в этом направлении, тогда конечно. И все же... Про зверя... Расскажи, а?
–Ты такая нетерпеливая, – ухмыльнулся он, – Про зверя – это самая легко объяснимая вещь в моей длинной жизни. Ты ведь наверняка проходила в школе теорию эволюции Дарвина?
–Хочешь сказать ты «эволюционировал» до дикой кошки? – недоверчиво посмотрев на него, выдала я.
–Хм... Вроде того. Мой организм постепенно адаптировался к окружающей среде и, чтобы солнечный свет больше не причинял увечий, к утру я постепенно обрастаю пятнистой шкурой. Такую никакой луч не пробьет.
Вроде все складно выходит. За тысячу лет любой самый мало-мальски приспособленный к жизни организм сможет жить и дышать под водой, или на высоте снежных вершин Джомолунгмы, или даже на Луне.
–Ты прав, – я пожала плечами, – Теперь перейдем к главному вопросу: зачем ты убиваешь?
