Текст книги "Я чувствую (СИ)"

Автор книги: Елена Ласт-Сумерка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

17.

 Он замешкался. Руки обвили меня еще крепче, так, что стало больно дышать. Я не могла не задать этого вопроса, он поймет... Хищникам не обязательно убивать людей, Лео мог питаться животными, кроликами например. Но он убивает... Убивает живых людей, таких как Мия, моя подруга и девушка Роба, пусть и ненужная ему. А ведь мир ждал от нее свершений или хотя бы того, что она отживет свои 70 лет, выйдет замуж и подарит человечеству маленьких белобрысых детишек. Миссис Кинг не пришлось бы страдать, а только радоваться за свою непутевую дочь, не пришлось бы закатывать истерик на глазах всего города. И я тоже радовалась бы за нее, ведь я любила ее и я ее помню... Может, этого достаточно?

–Сложно объяснить, – прервал мои размышления Лео.

–А ты попробуй! Ты ведь смог объяснить Робу!

Тысячи невинных жизней ушли в мир иной, в том числе и друзья Роберта. Родители отказались от него. Разве я имею право судить парня за то, что он хочет сбежать?

–Это – сущность хищника? – предположила я.

–Нет, не совсем так. Как только я впервые покрылся шерстью, еще не превращаясь в кошку, в голове периодически начали появляться картинки. Картинки будущего...

–Так ты еще и предсказатель – не веря, пробормотала я.

–Как бы выразиться... Нечто, чему я не могу сопротивляться.... Нужен пример. Когда я впервые увидел Мию в зоопарке под руку с моим загонщиком...

–Стоп, давай другой пример. Вовсе не хочется слышать как ты лишил жизни мою лучшую подругу, – я не хотела укорять его в чем-либо, но слова прозвучали обвиняюще. Любимое лицо исказилось, а я, будто по невидимой ниточке, ощутила боль, что причинила ему.

–Хорошо, – пробормотал он, – Помнишь розу в кафе?

–А то... Мне никогда так не хамили незнакомые люди.

–Я видел, что должен придти в кафе и подарить желтую розу маленькой пятилетней девочке из...

–Пятилетней? – перебила я, – Но ведь мне пятнадцать?

–Я удивлен не меньше тебя. Раньше таких ошибок не было.

–И ты не пытался что-то изменить?

–Пытался. Сначала я хотел вообще не идти, но ноги не повиновались и несли меня к цветочному магазину. Тогда я решил купить, к примеру, красную розу, но цветочный был забит исключительно желтыми. Неимоверным усилием я вышел на улицу, не желая вовсе покупать цветы, но у входа стоял мальчик, требовавший, чтобы я купил у него розу, а потом сунул мне ее бесплатно.

–Удивительно, – восхитилась я, – Все прямо как в кино. Только все равно не вижу связи между девочкой и... Лео? – он поднял на меня желтые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Ведь я уже догадалась и поэтому хотела поговорить с ним. И он знал... Знал, что это я...

Он ждал, просматривая меня насквозь, задевая при этом некие струны души, которые вопреки всему играли похоронный марш.

–Десять лет назад... Это ведь ты...? – слова не желали просачиваться наружу, и даже наоборот, уходили вглубь, ближе к сердцу, и запирали сами себя в маленьких клетках.

–Я ничего не мог сделать! Ты ведь должна понять! – я еще никогда не слышала, чтобы он повышал голос и потому вздрогнула.

–Я напугал тебя? – на лице отразилось раскаяние, нежелание причинять боль. Действительно, как может напугать находящийся со мной в безлюдном парке бессмертный получеловек, который совсем недавно едва не убил меня? – ехидно подумала я, но вслух ничего не сказала. Мы такие глупые... В стремлении не причинять друг другу боли, выдаем такие финты, что жить с этим оказывается просто невозможно. Мне осталось мучиться максимум лет 80, а ему... Я ухмыльнулась. Как парализующий яд окутала его сознание, чтобы он всегда помнил и не мог думать о чем либо еще. Каждый раз в голове он будет прокручивать эту ночь и понимать насколько виноват. И самое главное – не сможет ничего исправить, не сможет переиграть свою жизнь, нажав кнопку рестарта.

–Итого, давай посчитаем: мой отец и лучшая подруга покинули мир навсегда. Десять лет, проведенных в заботе о зомби, что называлась моей мамой, а теперь доживает последние деньки в состоянии комы. Роб, человек, что стал мне другом, причем... близким, по духу и по течению жизни, убрался в другой штат, а может даже в другую страну. Мы с ним очень похожи и ты не посмеешь этого отрицать. Клариса, чья жизнь навсегда искалечена тобой и твоими действиями...

–Причем здесь Клариса? Ее я, как раз-таки, не трогал, – попытался возмутиться Лео.

–А как ты думаешь, что чувствует человек, которого разрезают на куски? – парировала я. Его брови непонимающе нахмурились и я тут же объяснила, – Мия была ее второй половинкой. Они даже фразы друг за другом договаривали. Теперь цельность нарушена, а как прикажешь жить ей?

Он молчал. Я хотела вырваться из хватки, но он решил, что я наоборот пытаюсь прижаться сильнее и потому притянул к себе и поцеловал. Горячие губы обжигали, разнося тепло по всему телу. В этом моменте было столько интимного, личного, что я старалась прикрыться волосами. Казалось, я растворяюсь в нем, становлюсь частью его бессмертной души, вытесняя собой всю боль, что накопилась за века никчемной жизни. Все чувства сплетались нитями в толстый канат и вливались в сознание сквозь единственный поцелуй. Я будто взрывалась, разлетаясь на тысячи кусочков, но по-прежнему чувствовала. Его губы были горькими, как темный шоколад, но в то же время ароматными и такими манящими. Но мне было мало. Хотелось слиться с Лео в единое целое, нерушимое, неделимое. Я прижималась крепче, судорожно вцепившись пальцами в его сильные плечи. И неважно сколько всего он причинил мне и моей семье, неважно, что перевернул все с ног на голову. Не будь его, мне вообще не стоило бы появляться на свет. И пусть земля разверзнется кровожадной пастью и утянет всех на дно: друзей, родных, врагов, совершенно незнакомых мне людей со своими никчемными судьбами, главное, чтобы он остался. Все прочее сгинет в бурных водах реки забвения, а я по-прежнему буду жить, зная что он существует и помнит.

–Тебя ищут, – прохрипел он, не отрываясь от моих губ. В этот момент я услышала отдаленные крики, что эхом отражались от деревьев и едва долетали до моего сознания. Множество голосов выкрикивали мое имя, будто шипение змей.

–Останься, – пробормотала я. Лео уже выпутывался из моих рук, мягко, но настойчиво. Когда мои пальцы перестали быть для него барьером, я попробовала установить ту мысленную связь, что появилась во время поцелуя, но ничего не вышло.

–Не смей оставлять меня... – шептала я, вглядываясь в кромешную тьму. И он ушел, так и не сказав ни слова. Голоса приближались, шипели все отчетливее: «Где эта гадкая девчонка?», это кажется мистер Бруно. Неужто сам подался на мои поиски? Вот это честь!

–Она здесь! – завопил тонкий женский голосок. Я упорно пробовала слиться с деревом, но женщина визжала все громче и громче.

Из-за деревьев выскочил неповоротливый толстый силуэт и, перебирая короткими ножками, помчался в мою сторону.

–Вот вы где, юная мисс! Разве вы не должны были вернуться домой сразу же после приема у психолога?

–Правда? Наверное, я плохо расслышала, – с этими словами я встала и начала отряхиваться. Пыль летела в разные стороны и мистер Бруно не удержался и чихнул.

–Вам следует помыться, миссис Ребеллиус... Апчхи...

–Вот дома сейчас и помоюсь, – я повернулась и пошла в сторону моста. Жесткая рука больно упала на плечо, заставляя остановиться.

–Что-то не так? – изумленно спросила я.

–Вы идете не в ту сторону, – пропыхтел мужчина.

–Но мой дом там, – возразила я, показывая рукой в сторону выхода из парка. Даже в темноте было видно как он покраснел от злости.

–Отставить! Теперь ты живешь в детском доме! – я резко сбила его руку с плеча, а потом плюнула, угодив прямо в разъяренное лицо.

Минута, удар и резкая боль в животе. Я четко почувствовала как лопаются еще не зажившие швы и согнулась пополам.

–Похоже мама не воспитала тебя. Ничего... – приговаривал он, вытаскивая меня за собой, больно вцепившись в волосы, – Ничего... Мы тебя научим...

18.

–Сколько бы вы не спрашивали, ничего не изменится: я шла домой, чтобы забрать вещи и на меня кто-то напал.

–Как он выглядел? Может ты запомнила что-то особенное? – шериф Дорт стискивал зубы, пытаясь выжать из меня правду.

–Было темно. Я ничего не видела. А теперь уходите, я хочу спать, – жестко разделяя слова по слогам, процедила я.

Шериф не верит мне и правильно делает, да только я никому не скажу, что меня избил мистер Бруно, толстый потный дядька, заместитель директора детского дома «Надежда» и ответственный за воспитательную работу, проведенную с детьми. Жизнь здесь не будет сладкой, это уже и так понятно, но зачем же все усложнять?

Швы действительно лопнули и я едва не заработала повторный перитонит. Доктор Шварц с добродушной улыбкой вновь заботится обо мне, будто забыв мою маленькую шалость. Про синяки и ссадины по всему телу можно не упоминать, так как особой опасности они не представляют.

–Вита, если что нибудь вспомнишь, обязательно позвони мне, – серьезным, проникновенным голосом настоящего полицейского проговорил шериф, прежде чем выйти из палаты.

–Я не позвоню, – пробормотала я, когда дверь закрылась. Из окна пахнуло свежестью летнего дождя и мне невыносимо захотелось выйти на улицу, но, увы, доктор запретил вставать.

Еще несколько дней спокойного существования в стенах городской больницы – это лучшее, что я могу представить себе в нынешней исковерканной жизни. В голову закралась мысль: Может, все время попадать в передряги, чтобы меня вообще никогда не выписывали? Невыносимо... Как все изменилось за последний месяц... Если Писатели Судеб действительно существуют, то мне достался самый извращенный. Он, как веревку, скручивает мою жизнь в узлы, от чего она укорачивается все больше и больше. Мой мозг взорвется, расплавится и перестанет думать, а сердце покроется толстым алмазным слоем, чтобы перестать чувствовать. Не думать и не чувствовать – мечта любого душевно искалеченного и я не исключение. И почему я не удивлена, что сумасшедший человек-ягуар, что живет на земле тысячу лет, который хочет прикоснуться к неприкасаемому, выбрал именно меня? Все понятно. Потому что я оказалась не в то время не в том  месте... Ну и еще Писатель Судеб с извращенной фантазией... Чтобы жить и дышать достаточно всего одной мысли: ночью он придет, обязательно придет.

Неимоверным усилием я поднялась с кровати и осторожно высунула голову за дверь. В коридоре было пусто, через палату кто-то упорно спорит с медсестрой. Значит она не скоро заметит мое отсутствие. Часы показывают половину пятого. Часы приема закончились и врачи наверняка распивают чай, растеряв свою обычную бдительность. Я скользнула за дверь и тихими шагами направилась на третий этаж. Ступеньки очень крупные и потому с каждым шагом в животе прорезалась тупая боль. Облупленная краска, потертая лестница, стены, которые, казалось, вот-вот рухнут, открыто говорили о нехватке финансовых средств. Разве может идти речь о какой-то помощи для моей мамы?! Этой аппаратуре наверняка несколько десятков лет и ее давно бы пора сдать в утиль. Знакомая белая обшарпанная дверь под номером 17, с перевернутой семеркой, располагалась на середине коридора третьего этажа. Где-то слышались тихие постукивания, наверное, одному из больных не спится. За окнами необычно пасмурно, но запах дождя приятным дополнением витает по больнице. Я толкнула дверь двумя руками и переступила через порог. Обе койки оказались пусты. Колени подогнулись и мне пришлось ползти, превозмогая усиливающуюся боль. Здесь должна лежать моя мама! Все аппараты и трубочки на месте, кровать аккуратно заправлена белой простыней, в правом углу которой небольшая дырочка. Будто ее здесь никогда и не было...

-Вы не имели никакого права утаивать это от меня!

–Ваши опекуны настаивали... Слишком много свалилось на вашу голову, а вы ведь всего лишь ребенок!

–Плевать я хотела на всех вас! Это моя мама и я должна была узнать первой! – ее не стало. Я быстро привыкла к этой мысли. Терять то, чего у тебя никогда не было, не сложно, но терять, то, чего у тебя не было, а потом на считанные дни появилось, вдвойне больнее. Я любила ее. Всегда любила. Моя милая добрая мама... Мне не дали возможности попрощаться, но раз уж чьи-то мечты сбываются, то может и моя сбудется? Я хочу в последний раз увидеть, как она улыбается. Не так, как она улыбалась совету попечителей, а как тогда, когда мы сидели на кухне, обсуждая тетю Джуди.

У меня трясутся руки, а голова идет кругом. Слезы не катятся по щекам, так как глаза сухие. Сухие настолько, что их даже пощипывает. Я встала, игнорируя укоризненный взгляд доктора Шварца, и подошла к зеркалу. Изможденное лицо в обрамлении спутанной пакли глянуло на меня с такой ненавистью, что я отшатнулась. И это я? Неужели, это все, что от меня осталось?

В стекло поскреблись. Я резко поднялась и, подлетев, распахнула окно. Лео ловко вскочил на подоконник и улыбнулся.

–Ты пришел, – выдохнула я, ничуть не сомневаясь, что могло быть иначе.

Он обнял меня, аккуратно, нежно. Все вокруг вновь пропало. Смотря в его глаза, я безошибочно могла сказать, где находится центр Вселенной. Лео создан для меня.

–Давай-ка ты ляжешь. Тебе ведь больно стоять?

–Не хочу. Ты не сможешь меня обнимать.

–Обещаю найти способ, – торжественно поклялся он и мягко уложил меня в постель, – А еще, думаю, тебе надо поспать. Видок ужасный.

Я хмыкнула, но согласия не дала. Спать, когда он здесь? Я, что, чокнутая?! Терять секунды, проведенные в его компании, не видеть лица, не слышать голоса... Бред! Ни за что!

Часы пролетали как считанные минуты. Леонардо рассказывал истории из своей долгой жизни, иногда смешные, а иногда очень и очень грустные. Периодически я утопала в его объятиях, не желая спасаться. Поцелуи, казалось, продлевают мою жизнь. И я знала, что смогу пережить все, что угодно, лишь бы он был рядом. Оборвалось...

Небо залило предрассветным багрянцем и Лео грациозно поднялся с постели.

–Пора, – выдохнул он. Его ладонь легла на мою щеку и я прикрыла глаза от удовольствия.

–До ночи? – улыбнулась я.

Любимые губы сжались в тонкую нитку и я поняла, что что-то не так. Он не посмеет, – пронеслось в голове.

–Ты... ведь вернешься? – неуверенно пробормотала я, поднимая на него затравленный взгляд. Соври, соври, – отчаянно твердил мозг, пытаясь передать эту мысль в голову Лео.

–Умоляю, соври... – я не выдержала и сказала это вслух.

–Я видел, как убиваю тебя! – выкрикнул он так, что наверняка разбудил всю больницу.

–Так убей меня! Прямо здесь, сейчас! – бледно-серое нечто – вот что ждет меня в будущем. Тогда какой смысл жить? Потеря за потерей превратили меня в зомби, который не умеет радоваться. Последняя нить, удерживающая меня здесь, обрывается, чтобы навсегда сломать мое сердце. Пусть он убьет меня, пусть... Прошу... – Ты ведь все равно не сможешь противостоять этому... – прошептала я, – Я знала, всегда знала, как будет выглядеть моя смерть...

–Знала? – его брови взлетели от удивления.

–Сны. Я видела, как ягуар из детства раздирает меня в клочья. Убей меня... – силы покидали, но я все шептала. Слова превращались в отдельные бессмысленные звуки, но ведь он понимает меня.

Лео повернулся ко мне спиной. Первые лучи солнца осветили его лицо и прямо на моих глазах он обратился. Сначала тонкая щетина выбилась сквозь кожу на его руках и других открытых участках кожи, а потом быстро отросла до густой пятнистой шерсти. Парень неестественно упал на четвереньки и одежда полетела в клочья, раздираемая новыми крупными мышцами и хвостом. Когтистые лапы твердо стояли на дощатом полу буквально через две секунды. Желтые глаза в последний раз взглянули на меня. Никто не посмеет спорить – не дне их плескалась величайшая в истории мира любовь.

–Куда ты? – прохрипела я, хотя знала ответ. Хищник оттолкнулся всеми четырьмя лапами и выпрыгнул в окно. Он ушел. Ушел, чтобы умереть...

Эпилог.

Ночами я бродила вдоль стен, периодически выглядывая в зарешеченное окно. Он ушел две недели назад, но это не срок. Незначащая минута для него. Днем единственное окно занавешивали темными плотными шторами, потому что я ненавижу солнце. Сначала санитары повесили бордовые занавески и когда сквозь них проходили солнечные лучи, комната окрашивалась в зловещий цвет бургунда, цвет крови. Их веселила моя реакция, но я пожаловалась шерифу Дорту, на что он пригрозил смешливым санитарам арестом на несколько суток, а если не поймут – он подаст в суд за издевательство над людьми. Шериф Дорт приходил, чтобы допросить меня. Погиб заместитель директора детского дома мистер Бруно и он подумал, что я что-то знаю. Конечно я знаю!

–Это Лео убил его, мой ягуар. Но вы его не обижайте! Мистер Бруно избил меня, а Лео просто хотел защитить, – сказала я тогда ему. Шериф поджал губы и вышел из комнаты, прошептав что-то нечленораздельное. Пусть не верят мне. Главное, что я знаю.

Еще пару раз заходила миссис Форестер и пыталась убедить, что ягуар-оборотень – лишь очередная моя фантазия. Как узко мыслят люди! Им проще поверить в мое сумасшествие, нежели в то, что он существует. Я и толпа разошлись во мнениях, но он был и это неоспоримо.

Вновь зашло солнце и я быстро сдернула занавески. Звезды смотрели на меня понимающе, умиротворенно... Рука вновь наткнулась на мягкое покрытие стен. Миссис Форестер сказала, что это ради моей же безопасности. Неужели они и вправду считают, что если я захочу умереть, мягкие стены спасут? Ничего подобного: я просто перестану дышать. Одна загвоздка... Умирать не хочется. Живу, чтобы помнить. Из-за облака вынырнула луна. Полнолуние. Как приятно существовать в мире, где существует он. Дышать одним воздухом, смотреть на одну луну... И вы скажете, что я сошла с ума? Нет... Он жив... Мне не нужно знать. Я чувствую.