Текст книги "Записки средневековой домохозяйки"

Автор книги: Елена Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– То есть время у нас есть? – уточнил его преосвященство.

– Есть. Приблизительно до следующей весны, – сделав глоток пахнущего корицей и гвоздикой глинтвейна, подтвердил Себастьян. – Ну а к весне, думаю, мы все успеем. Просто должны успеть.

– Я постараюсь договориться с председателем гильдии как можно скорее.

На что маркиз лишь покачал головой.

– Промышленники больше всего на свете любят деньги. А больше денег, только быстро полученную прибыль.

– Я буду молиться господу, чтобы все сложилось хорошо, – со всей серьезностью заверил его епископ.

Они еще немного помолчали, маркиз допил вино и отставил серебряный бокал на столик. Ему не хотелось, чтобы Тумбони понял, что его ужасно интересует одна тема, вернее не тема, а…

– Ваше преосвященство, вы ездили по поручению епископата? Видели супругу моего кузена?

– Милое дитя, – отозвался тот, поднимая взгляд на маркиза. – Непосредственное, милое дитя чужого мира, которое изо всех сил пытается походить на нас с вами, но пока ей это плохо удается. А если вас интересует что может ли она причинить вред королю? Могу сказать однозначно – нет, не может. А вот насчет всего остального? Я право слово сомневаюсь, что женщина, думающая только о лютиках и цветочках, может знать, что нам необходимо.

– Но королевская бабка…

– Королевская бабка была женщиной иного склада. Не думаю, что кто-то из ее современников видел, как она сажала розы или фиалки.

– Но попробовать стоит? – неожиданно в своем голосе Себастьян уловил затаенную надежду. Хотя какая к черту надежда?! Откуда, отчего?! Поэтому, прокашлявшись, он продолжил. – Я имею ввиду, попытаться все-таки стоит. Может быть, эта леди принесет такое, о чем мы и мечтать не могли?

– На все воля господа, – философски ответил епископ. – Когда поедем в Рейвель, можно свернуть с дороги и через Истерс… В общем мы можем заглянуть к леди Мейнмор.

– Отец за нее волнуется, – едва не начал оправдываться Себастьян за неожиданно вспыхнувшую радость, как только его преосвященство сказал, что не возражает против визита.

Герцог Коненталь действительно волновался за Аннель. Хотя, по правде сказать, больше из-за того, что Аннель не живет с кузеном. Себастьяну с постоянными разъездами не с руки было спрашивать, отчего же отец так хлопочет за Кларенса. Ему было жаль девушку, отправленную неизвестно куда, с горсткой слуг. Ни в чем не повинная, ничего не знающая о мире, она вынуждена была уехать в глушь и теперь пытаться там выжить. Как бы он рад был воспрепятствовать сумасбродству Кларенса!

Но, увы, как всегда на пути возникло очередное 'но' – государственная политика, и как верноподданный и государственный служащий он, прежде всего, должен был блюсти интересы государства. Сейчас не время было ей появиться при дворе. Сотрудники тайной канцелярии пока так и не вычислили шпиона, внедрившегося в ближнее королевское окружение, не смогли предотвратить утечку важной информации. А если сейчас при дворе появилась еще и Аннель?.. Нет, это было недопустимо. Уж если было необходимо, чтобы об Аннель как можно меньше знали при дворе, то так тому и следовало быть. Правда, в отличие от кузена он не собирался лишать девушку всего, а даже – наоборот, когда заедет в усадьбу, намеревался помочь ей. А вот просьбу отца выполнять не намеревался. Герцог требовал, чтобы Себастьян отправлялся в усадьбу, и во что бы то ни стало, вернул Аннель обратно в столицу. Однако у Себастьяна на происходящее были совершенно иные взгляды: максимум, что он решил сделать, так это для очистки совести озвучить ее девушке, а уж она пусть сама решает, как быть.

Наступил май, окунувший нас в щебет прилетевших птиц и в первую листву. А еще он принес новую работу. Едва мы расчистили сад, посадили картошку, и в делах вроде бы появился просвет, так я заставила мужчин переделывать в птичник старый сарай. С мисс Пибоди мы договорились, что я возьму цыплят, которых специально высидят ее наседки. Я в свою очередь пообещала, что в начале лета позволю собрать ей корзину жимолости в саду, а по осени отдам деньгами оставшуюся часть. Мальчишек я вновь приставила к работе – к разборке зелени в саду. Мистер Гивел рассказал им, что и как выглядит и они теперь должны были опознать всходившее растение: если это сорняк выдрать, а если полезное – отметить колышком. Конечно, поначалу с их стороны не обошлось без мухлежа, но когда отец – Шарль Порриман проучил всех троих хворостиной – дело пошло на лад.

Мы же с женщинами занялись первыми посадками и пересадками из теплицы. Я все-таки не удержалась и позволила себе устроить небольшой цветник и облагородить дорогу к дому. В теплице я посеяла виолы, низкорослую гвоздику, бархатцы, цинерарию, рудбекию, люпины. В грунт вдоль дороги высевала алиссум, за ним вторым ярусом – годецию двух цветов – красную и белую. Потом когда все зацветет – будет смотреться шикарно. Декоративную перламутровую календулу расположила перед невысоким забором, в полутени она растет просто замечательно. Перед домом не удержалась и посадила платикодон – фиолетовый и белый – в контрасте они должны выглядеть чудесно! А еще… Ох! От чего я только не смогла удержаться! Однолетние георгины, низкорослые астры, многолетняя гипсофила белая и розовая. Выпестовала такую капризную армерию. А еще высоким цветочным забором из дельфиниума скрыла подходы к 'задумчивой' деревянной будочке, а то она издалека так неприлично хорошо просматривалась, и аквилегию или как ее еще зовут водосбор – посадила с теневой стороны перед крыльцом.

И, конечно же, мы занимались 'съедобными' посадками. Перед тем как чинить курятник, мужчины перекапывали нам расчищенный участок, а мы уже формировали грядки. Пока еще по ночам было холодновато, и мы высевали только морковь, редиску, петрушку, сельдерей. Сажали лук – семейный и такой (его за небольшую цену удалось купить у деревенских). Немного позже собирались посеять базилик трех сортов и салаты четырех видов. А после надо было бы по-хорошему и капусту высаживать… И когда все успеть?

Чтобы хоть как-то успокоить себя и окружающих я говорила, что вот-вот и ударный труд закончится. Хотя в глубине души прекрасно понимала, что ничего он не закончится. Едва мужчины сделают птичник – заставлю благоустраивать их сарайчик для двух поросят, о которых я тоже заранее договорилась с мистером Кормаком. А мы – женщины – начнем сажать помидоры, перец и баклажаны, и когда полностью освободим теплицу от посадок – посадим там огурцы. Детей я погоню на первую прополку. Между делом все это хозяйство поливать надо будет. И с колодцем что-то решать. Он настолько заилился, что его бы по-хорошему вычистить, а значит надо будет договариваться с деревенскими умельцами! А это придется платить: натурой отдавать, то есть продуктами, или деньгами. Лучше бы продуктами и по осени, но деревенские, конечно же, предпочтут деньги. А где их столько взять?

Те сто золотых, над которыми я тряслась как скряга над последней серебрушкой – потихоньку таяли. Пришлось потратиться, когда мы только приехали сюда, а потом и здесь. Есть надо? Надо. А у нас с собой запасов не на целый же год было. Прибавилось еще четыре рта, поэтому мне пришлось дозакупать картофель и лук на посадку. Да и на покушать тоже пришлось брать дополнительно. Плюс надо было хотя бы по воскресеньям кормить народ мясом. Хотя мясом – это громко сказано! Брали кусок мяса или какую-нибудь полузаморенную курицу – варили из нее бульон, доставали и пускали на второе. Но когда пришло тепло – то я перестала покупать и это. Весна – никто не режет скотину, птицу не бьют… В итоге в еде сплошь овощи да крупы. Я уже вспомнила кучу рецептов со студенческой бытности, когда мои подруги по институту жили в общаге, и разносолов у них не водилось.

Ох, а еще баню бы срубить! Как я мечтала нормально помыться, а не трястись от озноба в тазике перед камином. Ведь в такой лоханке и не помыться толком, и грязь не оттереть. А голову вымыть вообще сплошное мучение! Мыло да уксус – вот все, чем я могла заменить привычные мне шампунь и кондиционер. Надо бы для волос крапивы насушить, и березовых листьев… Только проблема получалась – берез здесь не было. Буки, клены, вязы были, а берез нет. Но крапивы надо насушить точно, а то от мыла волосы торчали во все стороны и выглядели словно солома. Укус хоть смягчал их, но ненамного.

В особняке у герцога Меган приносила мне готовую смесь из кислого молока, яиц взбитых с еще чем-то там. Здесь же приходилось обходиться самым простым. Молоко не успевало скисаться – его или выпивали или… Короче на такую глупость как мытье головы его никто не употреблял. Яйца естественно тоже. Только щелок, хозяйственное мыло и уксус – вот все радости моих нынешних рыльно-мыльных принадлежностей. Но ладно, что есть, то есть. Вот отрастет еще и надо мальчишек отправлять рвать крапиву по всей округе. Заодно потом и зеленый супчик из нее сварим.

Дела, заботы. Все заботы, да дела… Деревенские обозом в город стали собираться, надо будет с ними мистера и миссис Порриманов послать. Они у меня самые опытные – так выдам им остатки денег, пусть в городе купят сахару (благо здесь уже знали способ получения его едва ли не в промышленных масштабах), перца горошком, гвоздики, лаврового листа, пчелиного воска, пергамента… Боже, мне кажется, список всего, что нам требовалось можно было составлять на рулоне обоев мелким подчерком, и то места бы не хватило. А уж денег и подавно!..

Когда-то я мечтала из кучки золотых зажилить хоть для себя немножечко на будущее, но видно не судьба. От меня зависят люди, да и мне, честно говоря, хочется жить в более комфортных условиях, нежели в развалюхе и сидеть на этих самых деньгах как собака на сене. Так что я готовилась растрясти последнее и в ближайшие дни, как деревенские раскачаются – отправить Порриманов в город.

Май заканчивался. Народ отсадился привел свои хозяйства после зимы в порядок и наконец-то созрел для совместной поездки в город. Те, у кого были лошади, предоставили их, зато я могла подкинуть аж три возка. Несмотря на то что мы прибыли сюда ранней весной, то есть на санях, местные умельцы, шустро перекинули их на колеса, благо конструкция позволяла (рессор изначально никто не предусматривал), и отправились в путь еще вчера.

Была уже середина дня, когда я рубила курам лебеду. Поутру, пока солнце еще не палило нещадно, я заставила мальчишек полоть дальние грядки, а сама, вооружившись топором, рубила на чурбаке большие стебли пополам и складывала в корзину, чтобы после бросить ее в курятник – пусть молодняк порадуется.

Корзина уже была почти полной, но у моих ног лежала еще приличная куча, когда я в очередной раз занесла топор над неповинной травой. И вдруг раздался истошный вопль – 'Едут!'. Естественно я промахнулась, хорошо что хоть по ноге не попала! Чертыхнувшись и помянув про себя 'в бога-душу-мать', я отложила его в сторону и поспешила к дороге. В голове билась только одна мысль: 'Случилось что-то нехорошее, раз они вернулись с полпути'.

Из-за поворота выскочил босоногий деревенский постреленок. Это он кричал и на бегу махал руками, указывая себе назад, за спину. Завидев меня, он замахал еще отчаяние и еще громче заголосил:

– Хозяйка! Еду-ут! Хозя-айка!..

Я остановилась и, заслонив рукой глаза от яркого солнца, стала ожидать худшего. Мальчишка домчался до меня и теперь, согнувшись и уперев руки в колени, задыхаясь, пытался что-то пояснить. Но из его несвязной речи можно было только разобрать: там, едут, много, богатый – и более ничего. Это взволновало меня еще сильнее.

Замерев посреди дороги, как памятник самой себе, я ждала. И верно, не прошло и полминуты, как из-за холма показалась кавалькада из пяти всадников и сопровождающего их экипажа. У меня нехорошо екнуло в груди, а в горле пересохло. Какой еще напасти не хватало?! Кто это еще к нам пожаловал?

А всадники неслись, не снижая скорости. Побоявшись, что нас с мальчишкой просто затопчут, я ухватила его за руку и оттащила к обочине. Вот уже лица можно было разглядеть и одежды. Впереди ехали двое в гвардейских мундирах. Их бы я ни с чем не спутала – пока сюда ехали, насмотрелась на них вдосталь, ведь наши конвоиры как раз из гвардейцев и были. Следом еще двое, одеждой попроще, но рожи та-акие спесивые-е-е… Точно личные слуги какого-нибудь вельможи. Рядом с экипажем ехал последний – пятый мужчина. Из-за яркого солнца он надвинул на глаза шляпу так, что лица не было видно, и чуть ссутулившись, беседовал с тем, кто сидел в экипаже.

Внутренне подобравшись, я осталась на месте, хотя очень сильно хотелось пуститься наутек. То, что это едут к нам, я поняла сразу же, едва они показались из-за холма. Там, за ним дорога раздваивалась, и наезженная колея вела дальше в Истрес, а полузаросшая к усадьбе.

Заметив меня, замершую в ожидании, один из гвардейцев отклонился в сторону с дороги и, пришпорив коня, поспешил подъехать поближе.

– Эй, селянка! Эта дорога ведет к усадьбе Адольдаг? – прокричал он, еще не доезжая.

Я молча махнула рукой по направлению к дому.

– А маркиза там? – уже тише спросил он, резко останавливая скакуна рядом. Тот едва на дыбы не встал, но я даже не подумала отшатнуться. Уж очень нехорошо взволновали его слова.

– Может там, а может – нет, – пожала я плечами.

Говорить прямо и откровенно мне никак не хотелось. Но, видя, как вытянулось его лицо, и сжалась рука, свободная от поводьев, пришлось добавить:

– Может она в саду гуляет, а может и в деревню к Отцу Митчеллу пошла.

А что я еще могла сказать?! Вот, мол, друг мой любезный, перед тобой в образе селянки – загорелая лицом и руками, в разношенных башмаках, ныне больше похожих на тапки, в потертой юбке и простой блузке с открытым воротом и с платком на голове, повязанном как у украинских баб кончиками кверху. Когда на улице не меньше тридцати градусов жары, утягиваться как придурочной барыне в корсет, чтобы потом весь день в обмороке лежать, не хотелось. Работа-то на месте стоит – ее делать надо.

Гвардеец важно кивнул и, махнув рукой своим 'давайте туда', пришпорил скакуна. Кавалькада поравнялась со мной и проследовала дальше. Я быстренько окинула всех взглядом, в надежде узнать, кто это пожаловал. В экипаже я увидела его преосвященство епископа-коадъютора Фердинанда Тумбони. Он, опершись на дверцу, смотрел через открытое окошко на дорогу. На меня он даже внимания не обратил. Четверо всадников мне тоже были незнакомы, а вот пятый…

О, черт!.. Лучше бы я ушла. Пятым беседующим с епископом оказался никто иной, как Себастьян – герцогский сын собственной персоной! Не знаю, зачем его сюда занесло, но…

Кавалькада уже проехала мимо, а я попятилась в заросли у дороги, чтобы оттуда, сделав крюк, незаметно попасть в дом. Но как назло в последний момент взгляд Себастьяна скользнул в мою сторону. В его глазах мелькнуло узнавание, и он рывком обернулся и пристально всмотрелся в меня.

Не знаю, что на меня накатило, но неожиданно я улыбнулась и прижала палец к губам. Мужчина сначала неуверенно, а потом, все же сообразив, кивнул и, как ни в чем не бывало, продолжил разговор с епископом.

Я же, шепнув мальчишке, чтобы живо нашел в саду Меган, подобрала длинную юбку повыше и, что есть силы, припустила через кусты и задний двор к дому.

Конечно, я не успела обогнать гостей. Они уже спешились и, теперь прохаживаясь по двору, разглядывали мои клумбы и косились в сторону огородных насаждений. Перед ними, опершись на палку, стоял мистер Гивел и что-то рассказывал. Из сада, вытирая руки о длинный коричневый фартук с карманами, спешила Меган. За ней с корзиной в руках торопилась Агна. Завидев меня, прячущуюся за раскидистым вязом, Меган понятливо кивнула и, шепнув что-то на ушко Агне, не снижая скорости, рванула в дом. Агна же с корзиной направилась ко мне.

– Миледи, вы корзину на плечо и… – начала было девушка, но я шепнув ей: 'Да, знаю!', отобрала ее из рук.

Агна тут же развернулась и пошла к дому, а я, взвалив на плечо полупустую корзину так, чтобы скрывала лицо, пристроилась вслед. Понятливый мистер Гивел, заметив меня с девушкой, как бы невзначай потянул гостей к дальней клумбе. А я незаметно прошмыгнула вовнутрь.

Не знаю, провели ли остальных прибывших наши маневры, однако когда я уже почти вошла в дом, все кроме Себастьяна смотрели на посадки, в особенности на помидоры, тогда как он не отрывая глаз, наблюдал за мной.

В доме Меган уже суетилась вовсю. Бабушка Фани пыталась на скорую руку соорудить какую-нибудь постряпушку, вроде тех же оладышков и одновременно поставить чайник, тогда как девушка стремилась успеть все остальное – достать мои парадно-выходные одежды, вытащить единственную расшитую скатерть, что мы успели сделать за весну, вынуть посуду для чаепития, маленькую баночку с чаем которую я тщательно берегла. Но, завидев меня, девушка оставила все и, подхватив небольшой таз в углу, потащила его в женскую спальню. Я тут же поставила корзину к стене, зачерпнула из бочки воды большим ковшом и поспешила за ней.

Пока я умывалась и хоть как-то пыталась оттереть руки от травяной зелени, Меган судорожно перебирала мой гардероб.

– Блузку давай, – бросила я, отфыркиваясь от воды. – И ту юбку, в которой я в церковь хожу.

– Но это ведь маркиз… – попыталась возразить она, но я ее оборвала.

– Раз для церкви подходит, значит и для маркиза пойдет. Если он хотел помпезной встречи – предупреждать надо было хотя бы за неделю.

Меня быстро облачили, и пока девушка, склонившись, зашнуровывала ботиночки, я яростно расчесывала волосы. В красивую прическу, которую полагается носить леди, собирать было некогда. Я лишь сделала прямой пробор, подхватила пряди на висках и над ушами и, подняв их наверх, скрутила вместе. Затем заколола это все зажимом, а оставшиеся волосы завернула ракушкой и быстренько заколола шпильками.

– Шляпу давай! – распорядилась я.

Памятуя, чего наврала гвардейцу, я решила поддержать приличествующую своему статусу версию. Быстро подвязав единственную соломенную шляпку под подбородком, я схватила из вазочки букетик цветов и поспешила в кухню.

Пару недель назад я заставила мужчин разгрести еще одно помещение, чтобы привести его в порядок. Буквально вчера мы устроили там мужскую спальню. А то не дело в кухне – и спальня, и едальня одновременно!.. Так вот, в этой комнате одно окно выходило на противоположную сторону флигеля. Им-то я и решила воспользоваться.

Прошмыгнув по кухне так, чтобы меня не заметили, я распахнула в мужской спальне окно и, подставив табуретку, вылезла. Юбка задралась, блузка немного выбилась из пояса, но это все ерунда. Быстро приведя себя в порядок, я спешным шагом вырулила на тропинку, ведущую в обход флигеля, и как ни в чем не бывало, появилась с главной дороги.

Едва завидев гостей, я сделала вид, что невероятно удивлена и поспешила к ним. Первым меня заметил епископ.

Со словами 'О, миледи, ну вот, наконец-то, и вы!', он направился на встречу. Я тепло поприветствовала его. Выражая все приличествующие моменту слова радости, я тем временем краем глаза наблюдала за Себастьяном. Удалось ли мне его провести или нет?

Похоже, что нет. Несмотря на приличествующее моменту встречи его лицо было непроницаемо благостным, но глаза при этом лукаво посверкивали.

Ничего незначащие слова любезности потекли рекой. Епископ нахваливал мои цветники, исподволь расспрашивал про посадки, все пытаясь узнать, кто это сделал, и одновременно подмечал, как хорошо я руковожу слугами.

Я кивала, соглашалась, говорила какие мои люди трудолюбивые, а сама уже нервно начинала посматривать на дом. Ну, где же там обещанный стол? Это в саду я могла ходить хоть пятнадцать часов к ряду и говорить 'посмотрите налево, посмотрите на право', а во флигеле всего три жилых комнаты – там не погуляешь, экскурсию не устроишь. Отчего-то не хотелось ударить в грязь лицом перед его преосвященством и Себастьяном. Наверное даже больше перед Себастьяном, ведь епископ уже знал в каких условиях я живу, тогда как сын герцога… Думаю для него будет немалым потрясением увидеть ту убогость, что нас окружает. Наверняка он станет меня жалеть, снисходительно относиться. А я жалости по отношению к себе терпеть не могу. Даже больше – ненавижу. Поэтому меня и волнует отношение герцогского сына… Да именно поэтому!

И для себя именно таким образом разобравшись в нелепых и неожиданно нахлынувших эмоциях, я стала присматривать за Себастьяном.

А тот после того, как внимательно осмотрел меня переодетую, полностью потеряв интерес, ходил вдоль клумб и о чем-то иногда спрашивал мистера Гивела, который ковылял за ним, опираясь на трость.

Наконец-то из дверей высунулась Меган и утвердительно кивнула. Я поняла, что можно приглашать гостей в дом.

– Ваше преосвященство, милорд, – чуть повысив голос, начала я, – прошу, пойдемте пить чай. Вы, наверное, притомились в дороге, да и погода сегодня весьма жаркая. Так что прошу, – и сделала приглашающий жест рукой.

Я понимала, что несу чушь, после того как намеренно пятнадцать минут держала их у крыльца и живописала местные достопримечательности, но нужно было держать марку благородной леди.

Себастьян и епископ Тумбони отреагировали весьма живо. Гвардейцы было тоже дернулись, но тут же сникли, когда увидели в распахнутом окне Агну с подносом, на котором стояли большие глиняные кружки с травяным отваром и нарезанный ломтями хлеб с маслом.

Я провела маркиза и его преосвященство через кухню в мужскую спальню, которая стараниями женщин сейчас превратилась в подобие гостиной. С диванчика на котором спали мальчишки убрали постель, две кровати застелили, придав им вид софы, а куда прочие дели не знаю. Зато посреди комнаты теперь стоял стол, накрытый белой скатертью и с тремя стульями. На столе уже стояла чайная посуда и та самая пустая вазочка, из которой я вытащила цветы, что до сих пор держала в руке. Не долго думая, я водрузила их обратно, любовно расправила, сделав вид, что тяжелее, чем подобными делами вообще не занимаюсь. А потом как радушная хозяйка вновь пригласила гостей к столу.

Меган внесла на большом блюде горячие оладьи, и я начала разливать чай.

– Вы живете в чудесном месте, – заговорил епископ, чтобы прервать затянувшуюся паузу. – И хотя ваше жилище скромно…

– Но ведь место действительно чудесное, правда? – улыбнулась я, чтобы его преосвященство не попал в неловкое положение из-за своей последней фразы.

– Да, да, – тут же согласился он. – Места действительно чудные.

– А могу я полюбопытствовать, что привело вас сюда? – спросила я, подавая ему креманку, в которую вместо десерта наложили мед.

Наступило неловкое молчание, которое Себастьян тут же поспешил нарушить:

– Его светлость, герцог Коненталь… мой отец, – он откашлялся и продолжил, – настоятельно просил навестить вас. А поскольку наш путь лежал практически в эту сторону, то нам с его преосвещенством ничего не стоило завернуть к вам, – и, обратившись за помощью к епископу, уточнил: – Ведь верно?

Тот принужденно кивнул.

– Это так чудесно, что его светлость проявляет заботу обо мне, – я вежливо улыбнулась, понимая при этом, что мужчины что-то явно не договаривают. Оч-чень интересно зачем их понесло в наши края!?..

– Герцог Коненталь такой чуткий человек, – меж тем продолжала я, теперь подкладывая его преосвященству оладьи на тарелку. – Он оказывает мне поддержку с самого появления в мире. Я так ему благодарна.

– Кстати о вашем появлении, – перехватывая инициативу в разговоре, епископ выразительно поднял нож, которым разрезал оладышек. – Я хочу предупредить вас, что его величество все еще желает встречи с вами.

– О! – это все что удалось произнести мне.

– Думаю, на новогодние праздники вас представят ко двору. Так что готовьтесь. Потом вы встретитесь с его величеством.

– Но…

– Безусловно, мы переговорим с вами обо все перед этим знаменательным событием, – речь его светлости журчала беспрерывно, не давая мне возможности вставить хоть слово. – Вы расскажите о жизни в своем мире, поведаете некоторые забавные истории… Бабушка нашего короля – Флоренс Пришедшая тоже была одной из вас. В детстве он слышал от нее много историй и теперь ему очень любопытно сравнить.

– Ох, – выдохнула я и, видя, что епископ подносит чашку с чаем, чтобы сделать глоток, попыталась вставить хоть пару фраз в возникшую паузу. – А может его величество запамятует и забудет о такой скромной персоне как я?

– Это вряд ли, – снисходительно заметил Тумбони. – С теми событиями, что нынче происходят при дворе благодаря… – тут он неожиданно закашлялся. – Сейчас очень интересуются модными веяниями. А пришедшие из старого парка всегда представляют собой что-то новое и неизвестное.

Неожиданная смена в разговоре четче слов сказала мне, что епископ и Себастьян явно не хотят, чтобы я знала больше положенного. А может быть, они проговорились о чем-то, что мне не нужно было знать и?..

– Так что мой вам совет, – продолжал он. – Удивите его величество чем-нибудь. Заинтересуйте, – и тут же поправился: – Я имею ввиду – удивление, в хорошем смысле этого слова.

– О, я поняла ваше преосвященство! – протянула я. А что еще оставалось делать?..

Потом разговор пошел на нейтральные темы, и как я не пыталась узнать, что же Себастьян делает вместе с епископом, этого так и не удалось. Что епископ, что Себастьян как опытные собеседники, с легкостью уходили от моих осторожных вопросов. Причем так успешно, что я даже не узнала, куда именно они отправляются.

Когда чай был допит, его преосвященство засобирался к отцу Митчеллу, именно у него он собирался остановиться на ночь. Я не возражала, мне и Себастьяна с гвардейцами вполне хватит. Судя по спокойному виду, по тому, как явно он не собирался вставать, он решил ночевать у нас. И теперь я судорожно думала, как же его разместить. Он, как сын герцога привык к комфорту, к удобствам. К отдельной комнате, где не спят рядышком четверо взрослых мужчин и четверо шумных детей. Хотя…

А вот нечего было без предупреждения приезжать! Пусть теперь на общих основаниях! Пусть слушает храп и еще некоторые старческие звуки, которые издает мистер Гивел, сопение развеселой четверки сорванцов, и вдыхает все ароматы появляющиеся после тяжелого трудового дня. Несмотря на то, что я гоняла мужчин мыться каждый день, когда они собирались вместе и раздевались, некоторый специфический запашек-с все равно присутствовал.

Когда я представила себе это, то с трудом удержалась от смеха. М-да… Вот лицо будет у Себастьяна!..

Проводив его преосвященства до экипажа (с ним отправился его слуга и один из гвардейцев), мы с Себастьяном остановились возле крыльца.

– Вы надолго к нам? – вежливо спросила я на всякий случай; и хотя епископ говорил, что завтра они собираются в путь, но мало ли…

– Завтра снова в дорогу, – порадовал меня тот, – а сегодня, увы, мне придется вас стеснить.

– Ничего страшного. Ваше пребывание нас нисколько не стеснит! – соврала я, почему-то заранее предвкушая вытянувшееся лицо маркиза, когда тот увидит, что будет спать вместе со всеми. – Только боюсь, вам у нас будет некомфортно. Мало места и все такое.

Но Себастьян лишь отмахнулся:

– Пустяки. Я не рассчитывал на многое…

Я с трудом проглотила шпильку, едва удержавшись от колкости. Хотя чего мне это стоило!.. Нет, ну каков наглец?! Не рассчитывал он на многое! Глядикося! Вот положить бы тебя в той развалине, в которую я сюда приехала! Тогда я посмотрела бы!

Я уже начала заводиться, но неожиданно последующими словами, Себастьян умудрился пригасить возмущение.

– Я думал, что вся усадьба весьма в плачевном состоянии, и если по части дома видно насколько, то там, где вы приложили свою нежную ручку… Я отдаю должное вам и вашему труду.

И неожиданно взяв мою ладонь, поцеловал. Я тут же вырвала руку и недовольно воззрилась на него. А Себастьян, как ни в чем не бывало, продолжил задавать вопросы:

– Вы не только руководите, но и участвуете в наведении красоты в доме и возле?

Я молчала, в упор глядя на него. Не совсем понимая, куда же он клонит, я предпочла предоставить ему возможность развивать свой монолог далее.

Это несколько смутило Себастьяна. На миг он замешкался, а потом пояснил:

– У вас руки в травяной зелени.

Я посмотрела на ладони. Из папиллярных линий так и не вымылся растительный сок. Неожиданно для себя, я спрятала руки за спину, словно меня поймали на чем-то постыдном, а когда осознала что сделала – покраснела.

Увидев, как я залилась румянцем, мужчина вкрадчиво спросил:

– Скажите, а это на дороге были вы или не вы? В первый момент я растерялся, когда мне показалось, что маркиза может вот так по простому… А спустя несколько минут, вы появились как благородная леди с прогулки. Так это были вы?

Я дернулась точно от удара. Не знаю почему, но мне стало неприятно. До того момента, как я повстречала картеж на дороге, меня не очень-то волновало, что выгляжу как селянка. И деревенские и мои люди уже привыкли к чудесам хозяйки, и не придавали этому значения. Ведь в церковь я ходила в положенном виде, соблюдала все правила приличия, как в одежде, так и в поведении. Но сейчас…

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – жестче, чем следовало бы, ответила я и, тут же вспомнив, что лучшая защита, это нападение – начала напирать. – Хотя вам-то, собственно, какое дело, как выглядят мои люди? Кто у меня здесь ходит и в каком виде? Руки, видите ли, мои ему не нравятся?! А я что должна сидеть прохлаждаться в тени, когда остальные от зари до зари надрываются?! Может быть, у вас там, в столице, барышням и положено сидеть как каменным изваяниям, да только у нас здесь – в деревне, – это слово я выделила особенно желчно, – сколько потопаешь, столько и полопаешь! И если я занимаюсь посадкой растений, то…

– Миледи, я не имел в виду ничего дурного, – начал защищаться Себастьян. Он в шутку даже руки вперед выставил, словно я собиралась кинуться на него. Я же поняла, что стою, уперев кулаки в бока, как склочная торговка.

Ничего себе, я разошлась!.. Приняв приличествующую женщине благородного сословия позу, и поджав губы с досады, я двинулась по дорожке в сад. Это же надо ни с того, ни с сего так завестись?! Ладно бы он мне гадостей наговорил, так нет же, всего лишь попытался выяснить правду…Наверное, я слишком устала, больше конечно физически, чем морально, но хроническое недосыпание стало сказываться. А тут еще перед епископом пришлось два часа разыгрывать из себя 'благородну мадаму' следящую за каждым неосторожным словом. И в итоге нервы натянулись как струна, что даже малейший намек, или если мне казалось, что намек, воспринимался словно оскорбление. Да, именно по этому, а не из-за того, что предстала перед маркизом в невыгодном свете.