Текст книги "Коктейль из развесистой клюквы"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

   – Настоящий маньяк – это же… – Я поискала и нашла слова: – Это зверь! Тигр лютый! А этот разве тигр? Так, какой-то мелкий рогатый скот!

   – Попрошу меня не оскорблять, – неожиданно проблеял обиженный нелестным определением маньяк.

   – О! Валек-то живой! – бурно обрадовались на аллее.

   В наш еловый шатер просунулись чьи-то крепкие руки. Они вцепились в лодыжки обидчивого маньяка и одним рывком выволокли его на аллею.

   – Ногами вперед! – прокомментировала злорадная Ирка.

   Избавившись от когтей, она сорвала с руки разодранную хозяйственную перчатку и заскребла ногтями по подбородку.

   – Постой, лучше я! – решила я помочь подруге.

   – Дай зеркальце, – попросила Ирка.

   – Да все нормально, успокойся, – заверила я.

   – А цвет лица хоть освежился? – волновалась Ирка.

   Я поняла, что ей немного жалко денег, заплаченных за косметическое средство.

   – Освежился – не то слово! – подтвердила я. – После того оранжевого колера, которым ты распугала всех, кто был в парке, включая рыжих белок, твой теперешний цвет лица просто восхитителен!

   – Тогда чего мы тут торчим, как две поганки? – сварливо вопросила подруга.

   Я поспешно сунула в сумку наладонник, и мы синхронно, нога в ногу, выступили на аллею.

   Лавочки были пусты. Фонари наконец зажглись, а джип, наоборот, погасил большую часть огней и разворачивался в дальнем конце аллеи, явно собираясь покинуть парк. Когда автомобиль проносился мимо нас, в открытом окошке мы увидели неуверенно улыбающуюся блондинку, а за ней угадывался бледный профиль измученного выпавшими на его долю испытаниями маньяка. Ухмыляющийся водитель нажал на клаксон и приветствовал нас трубным гудком и громким криком:

   – Вау! Круто!

   Мне показалось, что за плечом водителя блеснул объектив видеокамеры.

   – Это было кино? – непонятливо нахмурившись, я обернулась к подруге.

   – Мне послышалось, или они действительно аплодировали? – не ответив на мой вопрос, спросила Ирка.

   – Ну, – подтвердила я.

   – Вау! Круто! – завопила и Ирка, подпрыгивая и тоже начиная хлопать в ладоши.

   – Ты, часом, не свихнулась? – сердито спросила я. – Ведешь себя, как настоящая идиотка!

   – Я веду себя, как настоящая героиня! – поправила меня подруга, явно гордясь собой. – Ха! Похоже, я прошла!

   – Куда ты прошла, горе мое? – У меня уже не хватало терпения.

   – В следующий тур программы, куда же еще!

   – Благотворительной программы лечения идиотизма и буйного помешательства? – зло съязвила я.

   Счастливой Ирке было плевать на булавочные уколы.

   – Программы «Фабрика героев», – любезно пояснила она. И невыносимо фальшиво запела:

Девушки фабричные

С парнями встречаются.

Иногда из этого

Что-то получается!

   – У твоего парня, боюсь, из вашей с ним встречи получится обширный инфаркт, – сочувственно заметила я, поглядев вослед экипажу, стремительно уносящему из парка маньяка-мученика.

   – Это надо отметить! – немного невпопад объявила Ирка. – У тебя коньяк дома есть?

   – Нет.

   – Купим, – легко кивнула подруга, пребывающая в состоянии эйфории. – А закуска?

   Я промолчала.

   – Тоже купим! Курочку гриль, пиццу, салатиков, фруктов… И тортик, само собой, – Ирка уже азартно составляла меню.

   – И мне можно будет не готовить ужин для своих короедов? – при этой мысли повеселела и я.

   Стряхнув с себя насыпавшуюся с елки хвою, мы дружно и весело побежали к выходу из парка и ко входу в ближайший продовольственный магазин.

   В нашем пересказе история о незадачливом маньяке и перепугавшей его Ирке звучала необыкновенно смешно. Колян и Моржик, которым мы с подругой, перебивая друг друга, рассказывали эту хохму, едва не надорвали животики. Они хохотали до слез и раскачивались на табуретках, как две мачты парусника, попавшего в ураган. Я уже ждала, что кто-нибудь из них в конце концов свалится на пол.

   – Ма…сочка из че…решни! – простонал Колян, рыдая от смеха и начиная вращаться вкруговую.

   – И ци-ы-ыркули! – выводил Моржик, задирая голову вверх, чтобы не дать пролиться слезам и становясь похожим на дрессированную собаку, подвывающую в такт музыке.

   Начиная сердиться, Ирка дополнила вокализ супруга энергичным притопом.

   – Хватит вам… – все еще крепясь, попросила она.

   – Косметичка и готовальня: малый дамский набор «Нет маньяку!», – взвизгивая, провозгласил Колян.

   Моржик восторженно хрюкнул и обессиленно сполз с табурета.

   – В самом деле, Коля, Моржик, хватит ржать, ребенка разбудите! – поддержала я подругу.

   Был поздний вечер, начало одиннадцатого. Масяня уже с полчаса спал, а мы вчетвером сидели на кухне за чаем с тортом и остатками коньяка. Праздничный ужин немного затянулся.

   – Кажется, мы с тобой купили слишком много еды и питья, – сердито сказала мне Ирка, с растущим раздражением глядя, как наши мужья по-братски обнимаются на полу.

   Проигнорировав наше недовольство, Колян и Моржик попытались выпить на брудершафт, но запутались в ножках табурета, прибившегося к ним, как третий лишний.

   – За что пьем? – принимая рюмку, спросила я.

   – За здоровье маньяка! – ответил Колян, с трудом убирая с лица улыбку – широкую, как наша родная страна в доперестроечный период.

   – Ничего получше не придумали? – обиделась Ирка.

   – Ирусик, не дуйся! Лучше выпей с нами! – Моржик помахал бутылкой.

   – Тост за маньяка – это мужская солидарность? – поинтересовалась я, заглядывая в стопку.

   – Нет, Кыся, это чистой воды гуманизм! – с пафосом сказал мой муж. – Ты только представь, как этот несчастный маньяк натерпелся! Не исключено, что после всего пережитого у него будет… Не знаю, что… Например, расстройство сердечной деятельности!

   – И мочеиспускания! – прыснул Моржик.

   Колян умудрился сохранить серьезное выражение лица и попытался развить свою мысль:

   – Согласись, Кыся, ведь всякое живое существо заслуживает доброго отношения. В этом смысле мы с Моржиком не видим разницы между морскими котиками и парковыми маньяками, разделяя гуманистическую позицию общества охраны животных…

   – Инстинктов! – ликующе выкрикнул, продолжая мысль Коляна, Моржик. И тут же проворно нырнул под стол.

   Ирка, попытавшаяся стукнуть по макушке супруга лопаточкой для торта, только зря измазала плечо мужа кондитерским кремом.

   – Общество охраны животных инстинктов? – повторила я, смакуя словосочетание. – Это забавно.

   – Вступаешь? – быстро спросил мой муж с надеждой и многообещающим блеском в глазах.

   – Все, Моржик, нам пора уходить, – постановила Ирка, заметив пламенные взгляды, которыми обменялись мы с Коляном. – Сейчас тут развернется нешуточная борьба за мир и дружбу между полами.

   – А я уже веду половую жизнь! – Моржик похлопал ладонями по линолеуму и выразительно подвинулся, явно приглашая супругу забраться к нему под стол.

   – У нас дома полно мебели, – порозовев, напомнила игриво настроенному мужу Ирка. – Одних столов четыре, если считать и бильярдный.

   – А сколько у нас в доме кроватей… – оживился Моржик.

   Вдохновленный, он шустро вылез из-под стола, нежно обнял Ирку за воображаемую талию, и они неприлично быстро удалились.

   – Посуду сейчас будем мыть или с утра пораньше? – с тоской в голосе спросила я Коляна.

   – Конечно, завтра! – Муж сказал именно то, что я хотела услышать. – Заканчивать такой вечер мытьем посуды – это пошло! Сейчас мы с тобой допьем коньяк и…

   – И? – заинтересовалась я.

   – И выключим свет, – вкрадчиво поведал муж. – Посмотрим в окно на усыпанное звездами небо, послушаем ночную тишь и…

   – И?

   Закончить заманчивое предложение муж не успел. Напрочь истребив поэтическую ночную тишь, в подъезде дико закричала женщина. Такой пронзительный долгий визг на одной высокой ноте мог, думаю, издавать лишь Джельсомино – сказочный итальянский мальчик, от вопля которого рушились жилые дома и коммуникационные сооружения. На лестничной площадке звякнул замок – кто-то из соседей открыл дверь. Заворочался в кровати потревоженный Масянька.

   – Успокой малыша, а я посмотрю, что там, – быстро сказала я Коляну, распределив, таким образом, роли.

   Я выскочила из квартиры. В свете разнообразных, но неизменно нервирующих событий последних дней я была готова увидеть на лестнице что угодно: от обагренного кровью Дыркина убийцы, которого потянуло на место преступления, до Иркиного инфантильного маньяка, явившегося, чтобы отомстить за свою поруганную честь. Однако меня ожидал сюрприз: я пережила ощущение, которое красиво называется «дежа-вю».

   В окне лестничного пролета нелепо растопырилась Ирка. Это отдаленно напоминало картинку из учебника геометрии: пентограмма, вписанная в квадрат. Руки и ноги подруга крепко уперла в углы оконной рамы, а головой отчаянно вертела, отслеживая хаотическое и бессистемное перемещение по лестничной площадке согнувшегося пополам Моржика. Пару секунд я в тупом оцепенении наблюдала за происходящим, пока до меня не дошло, что Моржик мечется от стены к стене не просто так, а пытаясь поймать какую-то мелкую зверюшку. Тут же я вспомнила, как вчера утром на этом же подоконнике плясала визжащая подруга грузчика, и сообразила, на какую дичь охотится Моржик.

   – Лола! – призывно крикнула я, торопливо сбегая по ступенькам. – Лолита, Лолочка, иди ко мне!

   Отпихнув в сторону согбенного, как калика перехожий, Моржика, я присела на корточки и раскрыла объятия насмерть перепуганной крыске. Несчастное животное, очевидно, узнало меня, потому что сигануло мне на грудь, растопырив в полете лапки, как белка-летяга.

   – Все, милая, все, успокойся! – приговаривала я, поглаживая дрожащего зверька.

   – Все, милая, успокойся! – повторял за мной Моржик, жестами приглашая Ирку спуститься с подоконника.

   – Кончай орать и топай домой, – поддержала я Моржика. – Уноси ноги, пока тебя наши соседи не побили, истеричка!

   – Как вежливо, – буркнула подруга, рушась с метровой высоты в объятия мужа.

   Моржик покачнулся, но устоял.

   – Всего доброго, спокойной ночи, – с нажимом сказала я.

   Подумала немножко и, решив, что, бесцеремонно выпроваживая гостей, действительно, нарушаю законы гостеприимства, примирительно добавила:

   – Приходите еще.

   – Нет, уж лучше вы к нам! – буркнула Ирка, покосившись на декоративную крысу, распластавшуюся на моей груди, как меховая аппликация.

   Мы наскоро распрощались, и я побежала домой, унося с собой несчастную Лолу.

   – Удочерила? – с легким укором спросил Колян, увидев меня с крысой.

   Я пожала плечами – мол, сам видишь!

   – Мы в ответе за тех, кого приручили… другие, – со вздохом сказала я, вытягивая из-под кухонного стола табуретку.

   Поставила табурет под антресоли, залезла на него и достала с верхотуры дырчатый пластмассовый ящик, в котором возила к ветеринару своего старенького кота. Вот уж и нет с нами нашего дорогого Тохи, а наследство его пригодилось!

   Я положила на решетчатое дно ящика картонку от конфетной коробки и посадила в пластмассовую клетку Лолу, которая тут же начала оживленно обнюхивать бумажку со следами шоколада. Сообразив, что несчастный грызун, вероятно, голоден, я порылась в холодильнике и нашла очень симпатичную – с точки зрения крысы, конечно! – подсохшую сырную корочку.

   – Итак, кошачий домик по завещанию достался крысе, – прокомментировал Колян. – Вот достойный пример братания враждующих сторон! За это нужно выпить.

   И муж шустро наполнил три рюмки: две – коньяком, одну – водичкой из-под крана. Алкогольный напиток употребили мы с Коляном, а стопарик с аш два о поместили в кошаче-крысячий домик.

   – За прибавление в нашем семействе! – произнесла я запоздалый тост, поставив пустую рюмку на стол и без особой радости посмотрев на удочеренную нами соседскую крысу.

   Лола нервно повела носом, Колян хмыкнул и объявил:

   – Все, отбой! Пошли спать.

   И мы пошли спать.

   Четверг

   – Мамотька! Мамулетька! – Масянька, пробудившийся, по своему обыкновению, раньше всех, бесцеремонно тряс меня за плечо.

   – Колюша, дай мамулечке еще немножко поспать! – жалобно пробубнила я в мягкий диванный валик.

   – Мама, вставай! – Маленький тиран был неумолим.

   Я открыла глаза и близко-близко увидела клетчатую гобеленовую ткань, в которой мне была знакома каждая ниточка.

   Или не каждая? Прямо перед моим лицом висел, покачиваясь, какой-то бледно-розовый шнурок. Выпростав руку из-под одеяла, я машинально потянула за него, и мне на голову с веселым писком упала Лолита.

   – Дерни за веревочку – крыса и свалится! – хихикнул Колян.

   – Мыфка разбудила маму! – обрадовался малыш.

   Мне одной было совсем не смешно. Очевидно, предвидя, что моя голова будет всего лишь короткой остановкой в ее транзитном путешествии, Лолита судорожно цеплялась за мой скальп маленькими когтистыми лапками. При этом она пахла, как несвежие шерстяные носки.

   – Фу! – Я стряхнула грызуна со своей растрепанной макушки, и летучая крыса спланировала на пол.

   – Мыфка! Мыфулетька! – Обеспокоенный малыш шлепнулся на четвереньки, лишь слегка промахнувшись мимо ставшей дорогой его сердцу «мыфулетьки».

   Лолита пискнула и юркнула под диван. Масяня озабоченно запыхтел, пытаясь тоже ввинтиться в узкую щель. В руке у ребенка был бумажный веер на длинной ручке.

   – С добрым утром! – торжественно возвестил Колян, спуская ноги на пол.

   В этот момент на растопыренном веере, как на лопате, из-под дивана торжественно выехала подхваченная Масянькой Лолита. Не заметив возвращения блудной крысы, Колян ступил босой ногой на шерстистую спину зверька, после чего оба они очень похоже пискнули. Муж поспешно поджал ноги, подтянув колени к ушам. Лола спрыгнула с веера и забегала по комнате в поисках убежища. Черно-белый зверек испуганно метался по полу, а я крутила головой, пытаясь за ним уследить. Через несколько секунд беспорядочной беготни крыса, наконец, решилась: она присела на задние лапы и одним великолепным прыжком взлетела на полку книжного шкафа.

   – Лолита Бубка! – восхитился Колян.

   – Круче! Она прыгает без шеста, – заметила я, опуская и вновь поднимая веки.

   От крысиной беготни у меня рябило в глазах.

   – Мыфка, иди сюда! – Колюшка прибежал к шкафу и встал, простирая руки, точно Ромео под балконом Джульетты.

   – Это любовь, – кивнув на ребенка, сказал Колян.

   – С первого взгляда, – вздохнула я, понимая, кто освободил длиннохвостую узницу из заключения в кошачьем ящике, – очевидно, малыш с утра пораньше, как водится, побежал на кухню в поисках раннего завтрака и вместо обычной мисочки с печеньицем нашел на столе клетку с крысой.

   Минут через пятнадцать, поочередно посетив ванную, мы с Коляном сидели за кухонным столом и торопливо завтракали чем бог послал.

   Нам с мужем он послал остатки вчерашней курицы и довольно большой кусок вчерашнего же торта, который оказался интересен не только с гастрономической точки зрения. Изначально верх этого кондитерского изделия украшали веселая круглая рожица в стиле «точка, точка, запятая» и выполненная шоколадным кремом каллиграфическая надпись: «Колобок». Ту часть, на которой помещались первые две буквы слова, мы вчера съели, спьяну даже не заметив, какая непристойность получилась. Теперь, протрезвев, мы с Коляном смущенно смотрели на выписанное черным по белому слово «лобок», не решаясь есть тортик с таким сомнительным названием!

   Чуждый подобных переживаний, Мася жевал теплые оладьи в комнате, не сводя сияющих глаз с нового друга и трогательно отщипывая для крысы Лолиты аппетитные кусочки. В этой диспозиции и нашла нас приходящая няня.

   – Я побежала, всем до свиданья!

   Радостно кивнув нянечке, я порысила в прихожую. Путаясь в рукавах, натянула курточку, сунула ноги в кроссовки, сдернула с вешалки сумку и вылетела из квартиры, предвкушая рабочий день – достаточно долгий для того, чтобы выкроить в нем время для пары-тройки неспешных чаепитий, которые почему-то совершенно невозможны у домашнего очага.

   Несуетные посиделки с чаем и бубликами в редакторской удалось организовать сразу же, с самого утра. Выяснилось, что сегодняшний выпуск информационной программы в прямом эфире будет полностью занят беседой с губернатором.

   – У главы краевой администрации накопилось много чего такого, чем он хотел бы поделиться с народом с голубого экрана, – важно поведал нам Алексей Иванович.

   – Неужто деньгами? – с надеждой вопросил режиссер Слава.

   Директор посмотрел на него с укором, немного помолчал, потом улыбнулся и признался:

   – Деньгами губернатор поделится с нашей телекомпанией. Вечерний эфир полностью оплачен из краевой казны.

   – Ура! – совершенно искренне воскликнула я. Побочным, но весьма приятным следствием закупленного на корню вечернего эфира становился неожиданный выходной, обломившийся всей нашей бригаде «новостников»: две съемочные группы оставались на приколе в редакции.

   – Только вы… это… не бездельничайте! – угадав причину моей радости, погрозил мне пальцем директор. – Используйте время с толком.

   – Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Как именно? – спросил Вадик, не прерывая подсчет мелочи, которую вытряхнули на стол из своих карманов три журналиста и два оператора. – Четырнадцать, пятнадцать… девятнадцать пятьдесят!

   Алексей Иванович с большим одобрением посмотрел на счетовода Вадика, занятого, несомненно, важным и нужным делом, и сказал:

   – Вы… это… хвосты всякие подтяните!

   Всякие хвосты ассоциировались у меня исключительно с крысой Лолитой. Дождавшись, пока директор выйдет из редакторской, я в красках рассказала коллегам о нашем утреннем шоу с грызуном. Мы посмеялись, а потом Вадик требовательно сказал:

   – Кстати, о грызунах. Дайте кто-нибудь еще пятьдесят копеек.

   Мы немного помолчали, осмысливая сказанное и пытаясь найти мистическую связь между грызунами и копейками.

   – Тогда хватит на пять бубликов, – нетерпеливо пояснил Вадик, явно раздраженный нашей тупостью.

   С хлебобулочными изделиями у грызунов, конечно, было что-то общее, и мы вздохнули с облегчением. Оператор Леша щедро бросил в протянутую ладонь Вадика пять десятикопеечных монеток, и Вадик без понуканий унесся в булочную. Леша закрыл глаза и погрузился в медитацию. Журналистка Наташа и редакторша Любовь Андреевна завели сугубо женский разговор о какой-то ерунде, за которой Любовь Андреевна собиралась по-быстрому смотаться на ближайший рыночек. Я не участвовала в их разговоре, но слушала с искренним интересом.

   Милый дамский треп велся приглушенными голосами, ибо имел своей темой нечто интимное. С самого начала собеседницы перепутали предметы речи: уж очень похоже звучали названия прокладок «Олвейс» и колготок «Омса».

   – Как ты думаешь, Наташенька, какой размер мне нужен? – сросила Любовь Андреевна, смущенно оглядывая свои бока.

   – Размер? – удивилась Наташа, полагающая, что речь идет о прокладках.

   – Ну, да! – кивнула Любовь Андреевна. – Ты себе какие берешь?

   Крутобокая пышная Наташа слегка зарделась и бросила быстрый взгляд на Лешу. У того был совершенно отсутствующий вид: оператор явно блуждал где-то в астрале.

   – Макси, – прошептала Наташа.

   – Макси, – повторила Любовь Андреевна. – А они прочные?

   По лицу Наташи было ясно: прежде она не предполагала, что гигиенические прокладки можно оценивать по такому критерию, как прочность.

   – Вполне, – сдержанно ответила она.

   – Не порвутся после стирки? – продолжала волноваться Любовь Андреевна.

   – Вы их что, стирать собираетесь?! – изумилась Наташа.

   Я тихо хрюкнула, давясь смехом.

   – А как же?! – в свою очередь, удивилась Любовь Андреевна. – Денек поносила – и в стирку! Ты разве грязные носишь?

   Наташа густо покраснела.

   – Я новые беру, – тихо прошептала она.

   – Каждый день – новые? – не поверила Любовь Андреевна. – А старые куда же?

   – Выбрасываю, – призналась Наташа, глаза которой на малиновом от смущения лице блестели слезами, как росинки на помидоре.

   Я почувствовала, что еще пара фраз – и я тоже разрыдаюсь от смеха.

   – Но это же дорого! – воскликнула экономная Любовь Андреевна. – Наталья! Ты жуткая транжира!

   – Я думала, что они одноразовые, – попыталась оправдаться Наташа.

   – Одноразовые колготки? – переспросила Любовь Андреевна.

   В комнате повисла тишина, прерываемая только безмятежным сопением медитирующего Леши.

   – Вы, вообще, о чем говорите? О колготках? – осторожно поинтересовалась Наташа.

   – «Омса», – с достоинством подтвердила Любовь Андреевна.

   Наташа глубоко вздохнула, закрыла лицо руками и всей грудью рухнула на столешницу. Из-под ее пальцев на ламинированное покрытие густо закапали слезы.

   – А она говорила про прокладки «Олвейс», – объяснила я встревоженной Любови Андреевне, видя, что Наташа не способна произнести ни слова.

   Редакторша тоже покраснела и повторила пантомиму журналистки.

   – Ну, где чай? Я уже бублики принес! – завопил Вадик, врываясь в редакторскую.

   Красные, как сестрицы-вишенки из сказки про Чипполино, Наташа и Любовь Андреевна лежали на столах, в изнеможении тихо стеная и крупно вздрагивая спинами.

   – Что это с ними? – Вадик с подозрением посмотрел на меня.

   – Так, пустяки, легкое несовпадение терминологии, – бодро ответила я.

   – Вас, филологов, фиг поймешь! – проворчал Вадик, пробираясь к стеллажу, на средней полке которого стоял электрочайник. – Сказали: будем чай пить, а сами на пузе валяются, столы лобызают. Извращенки!

   Наташа, едва успевшая поднять голову, всхлипнула и снова шумно стукнула лбом о столешницу.

   – Богомолки! – не унимался Вадик. – Дамы, кончайте поклоны бить, признавайтесь, у кого сахар есть?

   – У меня только сахарозаменитель, – отсмеявшись, призналась Наташа.

   – Сладкий? – спросил Вадик.

   – Вполне.

   – Давай!

   Оператор бесцеремонно выхватил из рук журналистки цилиндрический флакончик, свинтил крышечку и высыпал в литровую чашку с кипятком не меньше десяти таблеток.

   – Вадька, не жадничай! Одна таблетка соответствует чайной ложке сахара! – встрепенулась Наташа.

   – Сама не жадничай, – отбрил Вадик, передавая флакончик мне. – Я сладкое люблю.

   Я хмыкнула. О том, насколько наш оператор любит сладкое, может рассказать любой из тех, к кому Вадик захаживает в гости. Свидетельствую: когда спрашиваешь, сколько ложек сахара положить ему в чашку, Вадик скромно говорит: «Я скажу, когда хватит». Лично я, правда, дальше восьмой ложечки в этом эксперименте не доходила, но ни разу не слышала, чтобы Вадик кому-нибудь сказал: «Хватит».

   – Сахар есть у меня, – спохватилась Любовь Андреевна.

   Редакторша проворно нырнула в нижний ящик своего стола и достала жестяную банку с конспиративной надписью «Чай детский с ромашкой, гранулированный».

   – Девочки, не ешьте вы эту гадость, – Любовь Андреевна перегнулась через стол и попыталась забрать у меня флакончик с заменителем сахара.

   – Почему – гадость? – обиделась Наташа.

   – Вот я в августе снимала сюжет о работе завода безалкогольных напитков, так главный технолог мне по секрету сказала, что искусственные подсластители очень вредны, – объяснила Любовь Андреевна, накреняя баночку, как кузов самосвала, и щедро насыпая в свою чашку сахарный песок. – Нет ничего лучше натурального продукта.

   – Правда? – растерялась Наташа. – А мне говорили, что сахар – это белая смерть, а вот заменитель сахара абсолютно не вредит фигуре…

   – Это тебе Вовка говорил? – оживилась я. – Точно, он лопает сахарол килограммами.

   – Вова Горохов? – переспросила Любовь Андреевна. – Ты что-то путаешь, детка. Вовочка заботится о своем здоровье и активно употребляет витаминные добавки. Даже слишком активно, действительно, даже в кофе таблетки сыплет…

   – Витаминные добавки! – заржал Вадик, одним мощным укусом превращая целый бублик в подобие буквы С. – Ха, витаминные добавки! Ленка правду говорит: Вовка сахарол горстями жрет, прям, как голодная кряква горох. А в пузырьке у него никакие не витамины, а именно подсластитель, Вовка его специально из родного флакона в витаминный пересыпает. Маскируется он так, понимаете? Стесняется, дурак, того, что он сладкоежка! А чего стесняться-то?

   И Вадик без всякого стеснения насыпал в свой чай, уже сдобренный подсластителем, приличное количество сахара.

   – Да нет, просто Вовка думает, что поедание сладкого в больших количествах компрометирует его как мужчину, – сказала я.

   – То есть? – Вадик вытаращил глаза, отвел в сторону руку с полной чашкой и с беспокойством посмотрел на банку с сахаром.

   – То есть он боится повредить своему имиджу крутого парня и частного детектива, – хихикнув, объяснила я. – Считается, что сладкое обожает кто?

   – Кто? – эхом повторил Вадик.

   – Женщины и дети! – Я широким жестом объединила Любовь Андреевну, Наташу и Вадика. – А настоящий мачо на сласти плюет, он жрет жареных койотов и пьет текилу с солью! Вовка хочет казаться мачо.

   – Ну и дурак! – резюмировал Вадик, которому имидж настоящего мачо был до лампочки.

   Он шумно отхлебнул из своей чашки и попытался обмахнуть раскрасневшееся лицо огрызком бублика. Я тоже принялась за чай, но сделала только один глоток и закашлялась: как раз заныл телефон. Я посмотрела на номер вызывающего меня абонента – звонила Ирка. У нее мобильник с очаровательно простым номером, один раз увидишь – никогда не забудешь: 123–456.

   – Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять… – пробормотала я, прикладывая трубку к уху.

   – Привет! – оживленно проговорила «зайчиха». – Я тут думаю насчет вечера… Как решим, мы к вам или вы к нам?

   – Ты хочешь устроить вечеринку? – удивилась я. – А повод?

   Из трубки послышалось громкое шипение, каковое могло бы издать слаженное трио быстро спускаемой автомобильной камеры, раздраженной чем-то змеи и брошенного на раскаленную сковородку сала.

   – Ты с-с-с ума с-сошла?! – прошкворчала Ирка. – С-сегодня же моя премьера!

   Я по-прежнему ничего не понимала. Хлебнула крепкого чая – не помогло.

   – Какая премьера?

   – Идиотка! – рявкнула подруга. – Мой дебют в программе «Фабрика героев»! В сегодняшнем вечернем выпуске покажут мое вчерашнее шоу с маньяком. Я хочу увидеть это в кругу родных и близких, потому и спрашиваю: мы к вам или вы к нам?

   – Лучше мы к вам, – оживилась я. – У вас же плазменная панель! Я хочу не просто увидеть твое шоу в кругу родных и близких, но и рассмотреть действие на большом экране, во всех пикантных подробностях!

   – О’кей, в подробностях так в подробностях, – деловито согласилась Ирка. – Тогда я заеду за тобой ближе к концу рабочего дня, часов в пять. Заберем Масяньку, потом Коляна – и к нам. Сейчас скажу Моржику, пусть режет мясо и маринует шашлык.

   – О, и шашлык будет? – обрадовалась я.

   – Так ведь праздник какой! – с достоинством сказала Ирка.

   Она положила трубку, я тоже.

   – Где будет шашлык? – с надеждой спросил Вадик, невоспитанно прислушивавшийся к нашему разговору.

   – Где-нибудь, – уклончиво ответила я, поднимаясь из-за стола.

   Упоминание о мясе, которое приготовит Моржик, почему-то вдруг напомнило мне – пардон! – о любителе экстрима, зарезанном трамваем. Пойду-ка я в аппаратную, погляжу, что за сюжет смонтировал в мое отсутствие Володя…

   – Ты куда? – моментально среагировал на мое движение оператор, очевидно, подозревая, что я коварно убегаю в одиночку есть тот самый шашлык.

   – В аппаратную. Попрошу Володю показать мне наш с тобой сюжет о ЧП с трамваем.

   – Хочешь полюбоваться? – спросил Володя и перебросил мне кассету с прилепленным белым ярлычком.

   В полете бумажка трепетала, как голубиное крылышко. Это выглядело так трогательно, что смысл циничной надписи на ярлычке дошел до меня не сразу, а когда дошел – слегка шокировал.

   – «Экстрим» предупреждает: диггерство опасно для вашего здоровья», – прочитала я. – Вова! Это что такое?

   – Это суть твоего репортажа. – Видеоинженер энергично пожал плечами, воспользовавшись случаем совершить небольшую производственную гимнастику. – Как сказал бы наш режиссер Слава – квинтэссенция. А что тебе не нравится? В сюжете Сева, предводитель местных экстремалов, действительно, клеймит позором самодеятельных диггеров и прочих неорганизованных искателей приключений в городской черте. Кассету я приготовил как раз для этой рыжей бестии – Севки. Ему сразу будет ясно, что к чему.

   Я не нашлась, что возразить. Молча воткнула кассету в видик, шлепнулась на вращающийся стул перед телевизором и приготовилась смотреть. Володя искоса посмотрел на меня и примирительно спросил:

   – Булочку хочешь? Вкусную.

   – Спасибо, я только что чай пила с бубликом, – отказалась я.

   Репортаж, спасибо монтажеру, оказался не таким пугающим, как я опасалась. Натуралистические подробности, в изобилии снятые кровожадным Вадиком, в готовый сюжет не попали. Но, вероятно, тонкую натуру монтажера рабочий материал все-таки впечатлил.

   – А кто он был, Лев этот? – спросил Володя, не то поежившись, не то продолжая свою физкультурную разминку.

   – Какой лев? – не поняла я.

   – Который под трамвай попал.

   – Лев попал под трамвай? – удивилась я. – Когда?

   Володя озадаченно моргнул и полез в журнал учета работ:

   – Ну, вчера. Он вообще-то нормальный был или какой-нибудь придурок беглый?

   Я открыла рот и задумчиво скосила глаза в угол. Беглый придурок-лев? Это как? Из цирка, что ли, он сбежал? Или из заезжего зверинца?

   Не в меру богатое воображение с готовностью изобразило перед моим мысленным взором взлохмаченного льва с расфокусированным взором умалишенного и слюнявой пастью законченного идиота. Бонифаций-недоумок бесцельно брел по улице, мутными глазами отыскивая в толпе прохожих потенциальную жертву. Картинка получилась страшненькая, я вздрогнула.

   – По-моему, надо быть полным придурком, чтобы вылезти из люка на трамвайные рельсы, – сказал Володя.

   Я пнула ногой разыгравшееся воображение. В голове моей забрезжила догадка, пока еще довольно смутная.

   – Ты хочешь сказать, что Львом звали парня, который вчера попал под трамвай? – задумчиво хмурясь, спросила я Вову.

   – Конечно, – убежденно кивнул монтажер. И вдруг добавил: – Если только он не педик.

   – Педик-то тут при чем?! – не выдержала я.

   Володя внимательно посмотрел на меня, все-таки протянул мне булочку и жалостливо вздохнул:

   – Ох, плохо у тебя с соображалкой… Сама подумай, чье имя мужик может вытатуировать на руке? Либо свое собственное, либо зазнобы своей. Согласись, что Лева – довольно редкое имя для дамы, стало быть, покойник был или эгоистом, или педиком. Третьего не дано.

   – Очень даже дано! – воскликнула я, порываясь со стула. – Ты рабочий материал еще не уничтожил? Дай посмотреть!