Текст книги "12 невест миллионера"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Что и говорить, нетипичное фото для соискательницы брачного венца.

– Вообще-то, похожа, – Алекс сверился с распечаткой. – Только у нашей милочки глазки с зеленцой, а у этой – карие. И волосы у этой более темные, длинные и вьющиеся.

– Ерунда, эти несущественные различия легко устранят цветные линзы и хороший парикмахер! – отмахнулся Иван. – А ты посмотри, какое интересное предложение!

– Весьма интересное, – согласился Алекс, быстро пробежав глазами по строчкам удивительно четко сформулированного заказа.

Клиент абсолютно точно знал, чего он хочет – редкий случай!

«Одинокий состоятельный мужчина желает жениться на девушке, максимально похожей на представленное изображение. Возраст невесты двадцать – двадцать пять лет, рост 168–170 см, национальность, вероисповедание, образование и профессия значения не имеют. Первая встреча – в курортном местечке, все расходы за счет клиента, интим до брака не предполагается. В случае, если при личном знакомстве претендентка будет признана неподходящей, ей гарантирована выплата денежной суммы, как компенсация за потерянное время».

Алекс Чейни принял решение моментально.

– Как мы свяжемся с этой девушкой? Ее же нет в нашей базе невест?

– Зато она есть в базах наших конкурентов – и в открытом доступе!

Всезнающий Иван легко пробежался пальцами по клавишам и победно тюкнул в кнопку «enter», открывая чужой список более или менее прекрасных дам, претендующих на вакантные места у семейных очагов.

– Вот тебе и имя ее – Татьяна Иванова, и тут же мейл для контактов. Я же сказал тебе, что продумал этот пиаровский ход. А мы, русские, слов на ветер не бросаем!

– Девушка с твоей замечательной внешностью не может жить скучно! – часто говорит мне любящая мама.

Слава богу, она не знает, насколько нескучно живется девушке с моим замечательным характером!

Маму я берегу, о своих приключениях ей не рассказываю.

Мама была бы в шоке, узнав, что злые люди лишили меня сознания дважды за один-единственный вечер.

И он, кстати говоря, еще не закончился.

Или все-таки закончился? Что-то уж очень темно.

Я открыла глаза и замедленными рывками поднесла к глазам левое запястье. Это простое движение далось мне нелегко, но принесло двойную пользу: я узнала, который час – начало восьмого, – и выяснила, что меня не ограбили. Часы были при мне, и сумка, с виду неповрежденная, мягко бугрилась под боком.

Кроме сумки, ничего мягкого и вообще приятного подо мною не имелось. Я лежала на грязном асфальте, уткнувшись лицом в глухой забор из гофрированного металла, укрытая, точно косой стеной палатки, плотным баннером.

Стало ясно, что меня не только не ограбили, но и не похитили, оставив лежать точно там же, где отключили.

Толком вспомнить, как это произошло, я не смогла. Тело сохранило лишь ощущение теплого плотного прикосновения к шее и нарастающего звона в ушах. Кажется, меня банально придушили. Или не банально, а, наоборот, виртуозно.

Вот ведь мерзавец – этот голливудский типчик!

Сумка завибрировала, толкая меня в бедро.

– Самое время поболтать по телефону, – язвительно пробормотала я и кое-как достала мобильник. – Да?

– Надо говорить «алле», – вразумил меня незнакомый мужской голос. – Отвечая «да», ты как будто заранее соглашаешься со всем, что от тебя могут потребовать. Проснулась? Вот и молодец. Давай вставай и иди, пока с тобой ничего плохого не случилось.

– Вы кто? – хрипло выдохнула я.

Вообще-то я хотела спросить не так. «Вы кто – идиот?!» – хотела спросить я, но захлебнулась возмущением, вызванным предположением, будто ничего плохого со мной сегодня еще не случилось.

– Никто, Таня. Никто! Не будь такой любопытной, акула пера!

Голос в трубке противно хмыкнул и исчез.

– Ах, ты, гад! – прошептала я, чуть не плача от обиды и унижения.

Значит, он не просто придушил меня и уложил поспать под забором, словно бездомную пьянчужку. Он еще пошарил в моей сумке и нашел наспех сооруженное удостоверение внештатного корреспондента – не солидную красно-золотую книжицу, а совершенно несерьезную бумажку, состряпанную мною на компьютере в холле отеля, отпечатанную там же на принтере и для пущей сохранности линяющих чернил закатанную в мутный пластик.

Я пошарила в сумке, но упомянутого удостоверения не нашла.

Вот же мерзавец этот голливудский типчик! Свистнул у меня документ!

– И пакет телефонного оператора, – подсказала внимательная Нюнечка.

Плотный картонный конверт, полученный при покупке сим-карты, я до сих пор не выбросила, потому что там была книжечка с разными полезными советами.

Вот, значит, как этот голливудский мерзавец узнал мой телефонный номер!

Рука моя задрожала, и я не сразу поняла, что это вновь затрясся зажатый в кулаке телефон.

– Да! – бешено рявкнула я в трубку. – Алле!

И тут же разозлилась еще сильнее, сообразив, что уже следую ценным советам мерзавца.

– Э-э-э… Госпожа Иванова? Извините, я не вовремя? – На собеседника мой дикий рык явно произвел впечатление.

– Да! Нет! Алле! Ч-черт, вашу мать… Кто это?!

– Это Алекс Чейни, директор агентства «Гименей», я звоню вам из офиса в Лондоне…

– А я слушаю вас в Берлине, – пробурчала я, с трудом удержавшись, чтобы не добавить с тихой горечью: «Лежа под забором».

– Госпожа Иванова, поздравляю, мы нашли для вас превосходную партию. Вам это интересно, я могу продолжать?

– Очень интересно.

Я взяла себя в руки, то есть встала на ноги и похлопала себя по бокам и бедрам свободной от мобильника ладошкой, стряхивая с одежды пыль и мелкий мусор.

– Продолжайте.

С подготовкой специального репортажа о взрыве в берлинском кафе я уже опозорилась, но еще могла, оказывается, выполнить редакционный заказ на предмет обзора брачных игр.

Предложение господина Чейни я выслушала на ходу, а обдумывала, уже сидя за колченогим столиком итальянского ресторанчика, удивительно захудалого для главной торговой улицы столицы Германии.

Заглянув в отчаянно распахнутые двери этого заведения с тротуара, я оценила обстановку как кладбищенски спокойную: в сумрачном зале со скудным интерьером не было других посетителей, кроме мух. Меня это устраивало. От насекомых можно было не ждать терактов со взрывами, а вот от людей… нынче никому нельзя верить!

Даже симпатичным на первый взгляд мужчинам с внешностью положительных киногероев.

Особенно – им.

Я устроилась за столиком, без претензий накрытым красно-белой клетчатой клеенкой, сделала заказ, подперла подбородок кулачком и задумалась.

Профессиональный лондонский интернет-сводник Алекс Чейни предложил устроить мне счастливую встречу с мужчиной всеобщей девичьей мечты – состоятельным, порядочным и одиноким джентльменом с хорошим вкусом и серьезными намерениями.

Если верить этому Алексу, немолодой, но вполне еще прекрасный принц жаждал лицезреть меня на теплом греческом острове и даже готов был оплатить мне дорогу в курортный рай.

Приключение? Еще какое! Романтическое, увлекательное!

– Так чего же ты раздумываешь? – подпихнула меня Тяпа.

Я раздумывала потому, что именно в этот момент мне хотелось сделать хотя бы небольшую паузу в увлекательных приключениях. Например, завалиться в гамак под старой яблоней на родительской дачке, под Кореновском, и спать, спать, спать, слыша, как поскрипывают ветки, шуршит листва, зевает пес в конуре и гудят деловитые пчелы.

Над несвежей клеенкой с вертолетным гулом прошла большая муха, неторопливо-тяжелая и грозная, как бомбардировщик. Я проводила ее опасливым взглядом – надеюсь, террористы еще не додумались привязывать миниатюрные динамитные шашки на брюхо мухам?

– Муха, муха, Цокотуха, гексогеновое брюхо! – продекламировала Нюня, крайне раздерганная чередой опасных приключений.

Я помотала головой и сама себя пожалела: надо же, похоже, я получила психологическую травму! Теперь буду бояться всех и вся.

Прибежал официант или хозяин заведения – пожилой усатый дядечка с носом, похожим на баклажан, принес мой немудреный заказ – эскалоп и кьянти. Встревожился при виде моего печального лица, вскричал по-итальянски «ола-ла!» и еще что-то по-немецки, вынул из кармана большого фартука пульт и включил телевизор на стене.

Развлечь меня попытался, добрая душа, а получилось только хуже.

По телику показывали новости, да не репортажик о каком-нибудь тухлом сексуальном скандале с олигархом, соблазнившим поломойку, а о сегодняшнем взрыве в берлинском кафе.

Я с унылым интересом прослушала лопотание дикторши, которая, конечно же, знала о случившемся гораздо меньше, чем я. И тут же дикторша сама честно признала этот факт, проинформировав телезрителей о том, что полиция разыскивает молодую женщину, которая присутствовала при ЧП и скрылась с места происшествия.

И в уголке экрана нарисовалась моя собственная физиономия!

На высокохудожественный портрет это фото не тянуло. Меня явно щелкнули наспех, а может, случайно зацепили при съемке места происшествия. Или даже сняли картинку с какой-то камеры наблюдения. Поглядев на эту фотографию, даже родная мама не назвала бы мою внешность замечательной.

Допускаю даже, что родная мама меня и не узнала бы.

Тут мне захотелось, чтобы меня вообще никто не узнал.

Я быстренько сбегала в туалет и там по мере сил и возможностей замаскировалась.

Переодеться мне было не во что, но я намочила и собрала в «конский хвост» волосы, которые из русых и волнистых сразу же стали темными и гладкими. Это ненадолго, конечно, но я могу периодически освежать прическу, поплевав на ладошки.

Затем я смыла с лица косметику, напрочь истребив все любимые визажистами «акценты», и сплошь запудрила свою физиономию так, что она стала похожа на сырой колобок с невыразительными глазками.

Потом я вернулась в зал, сосредоточенно съела свой ужин, расплатилась по счету и вышла из уединения непопулярной кормушки на шумно дышавшую вечерним оживлением Фридрихштрассе совсем другим человеком. А именно – бледной брюнетистой мымрой, исполненной решимости как можно скорее переместиться из Германии в какую-нибудь другую страну.

Например, в Грецию, где, как уверял Чехов, есть все.

Даже, как уверяет Чейни, богатые женихи!

Хм…

Вековечный русский вопрос «Что делать?» решился.

Стоя напротив знаменитого чек-пойнта Чарли, я конспиративным образом позвонила в Лондон Алексу Чейни и, не вдаваясь в объяснения, попросила срочно приобрести для меня электронный билет на ближайший рейс до Афин. Душка Алекс заверил, что непременно все сделает и билет будет ждать меня в аэропорту.

Через полчаса я выехала из отеля, через час была в Шонефельде, через два – благополучно прошла проверку в терминале вылета.

Взрывчатки и спор сибирской язвы при мне не нашлось, лицо мое никому не запомнилось.

Погода была летная.

Прощай, Берлин!

С тем, кто меня встречал, я разминулась. Если, конечно, меня действительно кто-то встречал.

Допускаю, что я просто не увидела табличку со своим именем. Я вообще мало что видела, потому что зрение у меня не очень-то, а линзы я с утра надеть не успела – просто не представилась такая возможность. К тому же после бессонной ночи у меня слипались глаза.

Добрый человек Алекс Чейни из лондонского брачного агентства выполнил свое обещание с лихвой: мне организовали не один перелет, а два подряд! В берлинском аэропорту меня ждал первый билет, а в афинском – второй. Услышав, как мое имя выкликают по радио, я подошла к стойке регистрации и получила билет на остров Санторини.

Ночь я скоротала в жестком и скользком, как мыльница, пластмассовом кресле за чтением модного журнала. Из него я узнала, что главные тренды нынешней осени – «жизнерадостная шотландка, блистательный металлик, сексуальный питон, звонкая бронза и чувственное сочетание красного и черного».

Это было сугубо абстрактное знание, потому что в Афинах, куда я неожиданно для самой себя попала в конце августа, даже ночью было так жарко, что наилучшим нарядом казалась классическая древнегреческая туника из ветхой белой простынки.

Я сообразила, что у меня нет никакой летней одежды и даже – о ужас! – купальника, и это здорово испортило мне настроение. Убегая из дома, я взяла минимум вещей, а пополнить гардероб в Берлине не успела – ждала распродажи.

На синее море под крылом самолетика, домчавшего меня на знаменитый своими видами остров за тридцать предрассветных минут, я взирала в тоскливой задумчивости. Денег у меня было мало, а Санторини прославился как любимый курорт миллионеров. Я подозревала, что вынуждена буду щеголять на прекрасных пляжах в чувственном сочетании наготы и обширных солнечных ожогов, пятнистая, как тот сексуальный питон! Защитного крема у меня, естественно, не было тоже.

Именно поэтому в национальном аэропорту Санторини я первым делом кинулась в туалет – ополаскиваться, мыть руки и вставлять в глаза линзы; а вторым – уже прозревшая – ринулась в магазинчик курортных товаров рассматривать ценники.

В корзине тряпок со скидкой нашлось вполне приличное бикини за двадцать евро. Настроение мое резко улучшилось. Я решила, что выкроить короткий топик из длинной футболки – пара пустяков, три взмаха ножницами, и с воодушевлением позавтракала в кафетерии кофе с булочкой.

Когда я наконец пошла посмотреть, где там обещанный мне встречающий с табличкой, в зале прилетов было пусто.

– Зато у тебя есть бикини, – напомнила мне Тяпа, заботясь о том, чтобы я не утратила бодрости.

– А ума нет, – с укором прошелестела Нюня.

– Это называется – гармония! – пробормотала я и отправилась разбираться с общественным транспортом.

Бесплатный туристический путеводитель горделиво сообщал, что из столичного города Фиры до каждой из четырнадцати деревушек острова ходят автобусы. Мне нужно было только в одну из четырнадцати – в Ойю.

По непростому маршруту, в преодолении которого были последовательно задействованы машина такси, рейсовый автобус, мотоцикл с коляской и кроткий ослик, я добралась на место к полудню.

Жара стояла адская.

Цикады тарахтели, как старый советский холодильник «Орск». Бирюзовое небо давило на голову каменной плитой. Белоснежные стены сложного архитектурного сооружения, состоявшего из множества слепленных вместе домиков, террас, лестниц и арок, нещадно слепили глаза.

Я решительно сдвинула набок треуголку, которую собственноручно свернула из бесплатной газеты еще в Фире, и прилепила к потному уху мобильный телефон, чтобы сообщить Алексу Чейни все, что я думаю о нем как об организаторе спонтанных заграничных путешествий. К сожалению, мой брачный агент не взял трубку.

Я села в «лужицу» жидкой тени от кипариса и стала ждать.

Через двадцать минут по белоснежной лестнице, словно с небес, ко мне сошел юный греческий бог в белых шортах. Тело у него было сплошь рельефное, бронзовое и блестящее. Шорты на нем казались лишними, и мне захотелось их с него стянуть. Чтобы не портили красоту!

– Татьяна? – звучно вопросил он, почти не исковеркав моего имени акцентом.

Я тут же вспомнила, что по-гречески мое имя значит «учредительница».

Вдруг захотелось учредить конкурс красоты «Мистер Санторини» и, не сходя с места, присудить победу в нем этому дивному юноше.

И выдать ему ценный приз – в моем лице!

– Если это он – жених, соглашайся, не раздумывая! – страстно выдохнула моя Тяпа.

– Да! – томно сказала я, соглашаясь со всем сказанным одновременно.

– Мы ждали только вас.

Красавец ослепительно улыбнулся, увлек меня вверх по ступенькам, и наш интересный разговор пресекся в самом начале, хотя мне и хотелось выяснить, кто это – мы?

Вполне резонное предположение, что мой жених – не этот божественный юноша, а кто-то другой, меня расстроило. Я как-то забыла, что не собиралась выходить замуж по-настоящему. Мне же только статью требуется подготовить!

Но даже на отдаленных подступах путь к брачному венцу оказался многотруден.

Топать пришлось в гору, шагая по ступенькам, которые непрестанно меняли высоту, ширину и направление движения, сохраняя лишь один постоянный признак: слепящую белизну. Я чувствовала себя муравьем, карабкающимся по сахарной голове. Что интересно, других муравьев вокруг не наблюдалось. Очевидно, в полуденный час население острова пряталось от солнца в тени своих жилищ.

Скопище белых домиков тоже наводило на мысль о муравейнике. Я задумалась: как, интересно, они тут разграничивают частную собственность, если крыша одного дома является террасой другого, а стены громоздятся уступами, превращаясь то в арки, то в лестницы?!

К тому моменту, когда мы поднялись на вершину горы, я уже полностью выдохлась и ввалилась в спасительную тень за открывшейся дверью неустойчивым тряпичным кулем.

Пожилая женщина в темной одежде при виде меня громко ахнула и даже, как мне показалось, потянулась перекреститься, но я слишком устала, чтобы вникать в детали происходящего.

Меня провели в прохладную комнату с широкой кроватью, и я не замедлила на ней растянуться и уснуть.

Уж не знаю, почему я решила, будто проснулась в старенькой бабушкиной хате, где в детстве часто проводила лето.

За окном, закрытым чем-то вроде ставней, дышала разнообразными ароматами южная ночь. От неровных белых стен ощутимо тянуло теплом, а голый пол оказался прохладным. Спросонья я не заметила разницы между глинобитным полом и плиточным, прошлепала по привычному маршруту к дверному проему, занавешенному у бабушки одной плотной шторкой в цветочек, и чувствительно ткнулась лбом в стенку.

– А, ч-ч-черт!

Я была не у своей бабушки, в кубанской станице, а у чужого дедушки, на греческом острове!

– Вот дура! – сказала я сама себе голосом грубиянки Тяпы и пошла вдоль стены, разыскивая выключатель.

Надо хоть осмотреться – где я, с кем я?

В постели рядом со мной вроде никто не лежал.

– И все же надо быть редкостной дурочкой, чтобы так неосторожно и доверчиво уснуть в незнакомом месте, – отчитала меня рассудительная Нюня.

Дверь я нашла скорее, чем выключатель. Нащупала защелку обыкновенного английского замка, открыла его и выглянула наружу.

На синей, в частых блестках, скатерти неба аппетитно лежала луна – круглая, желтая и дырчатая, как сыр. Она была так близко, что казалось – можно без всякого телескопа заглянуть в кратеры. Нижний край небесной скатерти сложным узором затянули черные силуэты высоких кустов и низких деревьев. Моря я не увидела, но было слышно, как оно размеренно сопит и ворочается где-то внизу.

Я приперла дверь, чтобы она не захлопнулась, собственными балетками – они очень кстати нашлись у порога, и вышла в сад босиком.

Сад – это было громко сказано. Скорее, двор, даже дворик. В центре небольшой площадки, выложенной терракотовой плиткой, поблескивала глянцевыми листьями и призрачно белела плотными цветами магнолия. Вокруг ствола темнел круг тщательно взрыхленной земли – ни травы, ни цветов. Справа, слитая с домиком, тянулась стена, кое-где затянутая толстыми и жилистыми, точно грубые веревки, коричневыми побегами с крупными сиреневыми вьюнками – цветы были плотно свернуты и напоминали собою скрученные «газовые» платочки.

Почему-то мне представился молодой греческий бог с подобным украшением в нагрудном кармане смокинга. Я мечтательно улыбнулась.

– Вот только, чур, не надо влюбляться! – ворчливо, как дуэнья, сказала мне Тяпа.

– Не буду, – шепотом пообещала я, обходя магнолию, чтобы посмотреть, что там дальше, за ней.

Дальше было еще одно знакомое мне дерево – инжир (то есть самая настоящая греческая смоковница!), а потом каменная лестница, ограниченная с одной стороны стеной с вьюнками, а с другой – зарослями низкорослых деревьев с узкими листьями и густо налипшими на ветки горошинами. В них я, немного поколебавшись, опознала оливки.

За поворотом лестницы ступеньки терялись в густой темноте, и туда я не пошла.

А в кущах настоящих греческих олив что-то интригующе шуршало!

Почему-то я решила, что это кошка – этой ночью я то и дело ошибалась, а посмотреть на настоящую греческую кошку мне было интересно. Осторожно, чтобы не наступить босыми ногами на какую-нибудь настоящую греческую колючку, я в низком присяде пробралась под завесу ветвей и… замерла на корточках, страстно желая сделаться как можно меньше, а еще лучше – сей же час превратиться в невидимку.

Потому что это, разумеется, была не кошка. И даже не две кошки, а пара молодых людей – юноша и девушка. И заняты они были таким делом, в котором – это сразу чувствовалось – им не требовались ни помощники, ни зрители.

Под сенью кущ они тоже не могли распрямиться в полный рост, но, в отличие от меня, им это не мешало. Две блестящие от пота фигуры сложились, как скобки – одна из светлого металла, другая из темного. Юноша был загорелым, а девушка – белокожей. В нем я узнала своего вчерашнего провожатого – молодого греческого бога, а ее лица не увидела, потому что оно было завешено длинными рыжими волосами.

Не отрывая глаз от этой выразительной скульптурной группы, я на четвереньках дала задний ход, как говорят моряки, «самый малый», и тихо-тихо выползла на лестничную площадку.

Уффф…

А интересно тут у них!

С легкостью настоящей греческой сильфиды я взлетела по ступенькам, обогнула смоковницу с магнолией, впорхнула в дом и закрыла за собой дверь, порадовавшись тому, что она не скрипучая.

Мобильный телефон услужливо высветил на экране цифры «02.15», но я затруднилась с определением – это еще берлинское время или уже местное?

– Завтра разберешься, – пробормотал внутренний голос (Тяпа) и шумно зевнул.

Я вернулась в постель и через некоторое время приступила к просмотру сладких снов с активным участием младого греческого бога.

А его богиней, ясное дело, во сне была я сама.

Замечательный сон настроил меня на продолжение чудесного приключения наяву. Этим утром я ждала от жизни только хорошего и потому не стала залеживаться в кровати, где пока что некому было составить мне приятную компанию.

Еще не разлепив ресницы, я спустила ноги на пол и ощутила бодрящий контраст между прохладой глиняного пола и теплом солнечного света: пока я спала, кто-то открыл ставни, и в комнату натекла горячая лужица расплавленного золота.

За окном виднелось что-то синее – то ли небо, то ли море? Проем окна, не очерченный рамой, от контуров правильной геометрической фигуры был весьма далек, и синий кусочек в нем походил на детскую аппликацию, сделанную без помощи ножниц, одними неловкими пальчиками: такой кривоватый прямоугольник с неровными краями. Пародия на почтовую марку.

– Я пришел к тебе с приветом! – проассоциировав белую стену с чистой почтовой открыткой, воодушевленно завела моя начитанная Нюня. – Рассказать, что солнце встало!

– И случилось это часа четыре тому назад, никак не меньше, – оборвала ее деловитая Тяпа. – Как насчет завтрака?

Я искательно огляделась.

Руки, распахнувшие окошко, были не настолько добры, чтобы поместить у изголовья моей кровати подносик с какими-нибудь съедобными дарами греческой земли. Я вспомнила, что во дворе растут фруктовые деревья, возможно, уже вступившие в пору сбора урожая. Надеюсь, в кущах не прячется сторож с берданкой, и меня не привлекут к ответственности, если я обнесу местный сад-огород…

– Спасение голодающих – дело рук самих голодающих! – поддержала меня беспринципная Тяпа.

Я оделась, обулась, незатейливо причесалась пятерней, широко распахнула дверь навстречу новому дню… и едва не смела с порога вожделенный подносик с завтраком.

На коричневой тарелочке округлым холмиком высилось нечто белое, вроде творожка со сметанкой, щедро политое медом и окруженное крупными вялеными финиками. Рядом с тарелочкой стоял стакан с апельсиновым соком – даже по запаху чувствовалось, что он натуральный.

Я подхватила подносик, села на ступеньку и со вкусом позавтракала, рассматривая глянцевые листья и тугие кремовые бутоны магнолии. Больше во дворике, который оказался еще меньше, чем я думала, смотреть было просто не на что.

С двух сторон обзор мне закрывали стены, соединенные наверху изысканным кружевом навесного виноградника. Эта пасторальная конструкция тянулась от фасада моего жилища подобием портика, так что я сидела в узорчатой тени. Местами плети винограда стекали вниз, образуя редкий занавес, за которым высилась та самая цветущая магнолия. Флора была богатая и живописная, но я уже немного соскучилась по фауне, желательно с человеческим лицом.

Покончив с завтраком, я пошла к лестнице.

Она была такой крутой и узкой, что я поежилась, удивившись тому, что в ночной темноте не загремела с нее кувырком. Теперь я спускалась осторожно, придерживаясь за стену. Если начну падать – уцеплюсь за опутавшие ее плотные побеги вьюнка!

Уцепиться действительно пришлось, но не потому, что я оступилась – просто ноги мои внезапно ослабели от открывшейся мне красоты.

Пройдя за поворот, я неожиданно для себя выступила меж двух плотных, как темные колонны, кипарисов на залитую светом площадку и ослепленно зажмурилась. Море было такое большое, такое синее, гладкое, шелковое! А прямо передо мной протянулся вполне приличной длины бассейн. Казалось, он вливается прямо в море!

Что-то мокрое, прохладное и гладкое мягко ударило меня в плечо. Я открыла глаза и увидела ярко-желтый надувной мяч. Отскочив от моего плеча, он сказочным колобком катился в самшитовые кустики, а за ним торопились не зайчик, волк и медведь, а персонажи вполне человеческого вида. Но не совсем та фауна, по которой я соскучилась – не симпатичные юноши, а красивые девушки.

Должно быть, я нахмурилась.

– О, извини!

– Простите!

– Привет!

Две реплики были на английском, одна на французском. А почему не на греческом, интересно?

С внезапно проснувшимся интересом я проводила глазами три стройные фигурки, поспешившие вдогонку за мячом. Одновременно с интересом в моей душе проснулось и подозрение: кажется, я тут не единственная гостья?

Вообще-то, я девушка компанейская и бегу от общества главным образом лишь тогда, когда очень сильно злюсь на отдельных его представителей – как правило, мужского пола. А если я в духе, то способна украсить своим присутствием любое сборище – от байкерской тусовки до чинных посиделок бабулиных подружек.

С утра пораньше хорошее настроение у меня имелось, но оно как-то быстро испарилось. И не потому, что солнышко уже припекало.

– Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья! – провозгласила моя Тяпа.

– А кроме них, тут лишь подруги, – вздохнула Нюня.

Высказанное неуверенным тоном, это замечание тем не менее било не в бровь, а в глаз. У бассейна расположились исключительно дамы. Десять девушек и ни одного юноши!

– К сожаленью, на десять девчонок нету в Греции вовсе ребят! – с откровенным сожалением напела мне Тяпа. – Если считать с тобой, Тань, то на одиннадцать.

Я приспустила на нос темные очки и поверх них просканировала взором бассейн и примыкавшие к нему территории острым взором многократной чемпионки двора по игре в прятки.

Теоретически, мужчины могли удалиться на перекур по сень олив и магнолий либо сгруппироваться у стойки бара. Я воодушевилась было, высмотрев торчавшее из-за кипарисового ствола гладкое мускулистое колено, но при внимательном рассмотрении оно оказалось частью статуи дискобола.

– Не нравится мне это, – пробормотала Нюня.

Тяпа тут же сказала, что ей тоже гораздо больше нравятся атлеты из плоти и крови.

Я покачала головой.

Нам с Нюней не нравился сам факт абсолютного отсутствия кавалеров при наличии немалого количества дам. Это было слишком похоже на гарем! Я вновь подумала, что моя роль тут, похоже, отнюдь не исключительна. Кажется, я угодила на ярмарку невест?

Это меня огорчило.

Каюсь, я не люблю конкуренции в амурных делах. Я не такая красавица, чтобы с гарантированным результатом претендовать на руку, сердце и (или) прочие части тела интересного мне мужчины.

– Ты это о ком? – насторожилась Нюня.

Дурочка дурочкой, а почуяла неладное!

– Об Аполлоне Санторинском, конечно! – хмыкнула моя циничная умница Тяпа.

Я вспомнила мускулистую шоколадную фигуру в белых шортах. А потом ее же – без них…

– Но он же не свободен! – заволновалась моя добропорядочная половинка. – У него уже есть подруга, рыженькая такая, ты же сама видела ночью!

– Ночью видела, – согласилась я и последовательно оглядела девиц у бассейна.

Среди них не было ни одной рыжей. Днем ночная подруга Аполлона блистала своим отсутствием.

– Значит, конкуренция еще выше: как минимум двенадцать на одного, – подсчитала дотошная Тяпа.

Это отнюдь не добавило мне хорошего настроения.

Я беззвучно выругалась, нахмурилась и неожиданно услышала:

– Что, живот болит?

Спросили по-русски.

Я с удивлением воззрилась на мулатку в огромной соломенной шляпе.

В школьные годы я охотно верила учителям, утверждавшим, что русский – главный язык межнационального общения, но впоследствии убедилась, что не только негры преклонных годов, но и представители иных возрастных групп и рас почему-то предпочитают английский.

– У меня тоже от их еды несварение было, – доверительно призналась мулатка и поправила шляпу, открыв скуластое курносое лицо, на котором только что не написано было: «Сделано в Рязани». – Лучше не ешь козий сыр с помидорами, пока не привыкнешь. И на оливковое масло не слишком нажимай.

– Как ты догадалась, что я русская?!

Мне было интересно и немного досадно.

Я-то думала, что немалый опыт личного знакомства с разными странами уже стер с моего собственного лица выразительную печать «Made in Russia». Не то чтобы я стыдилась своего происхождения – ничуть, просто мне нравилось думать, что я обтесалась настолько, что могу сойти за свою хотя бы в Европе. Пока не открою рот, конечно, чисто внешне.

Девица хмыкнула и выразительно оглядела меня с ног до головы:

– Во-первых, ты с утра пораньше накрасилась.

Я кивнула, соглашаясь. Вообще-то я просто не умылась, так что макияж на мне был вчерашний, но и по нему мое российское гражданство определялось с высокой степенью уверенности. В европах практичные девушки наносят полноценную боевую раскраску преимущественно по праздникам.

– А во-вторых, и это главное, ты прошептала русское матерное слово! – хихикнула девица. – У меня есть глухонемая родня, так что я умею читать по губам.

– Понятно. – Я смущенно улыбнулась и представилась: – Таня Иванова, из Краснодара.

– А я – Катя, – назвалась наблюдательная дева. – Катерина Максимова, из Рязани. Скажи, а мы с тобой раньше не встречались? Мне кажется, где-то мы уже виделись?

Я в свою очередь внимательно оглядела новую знакомую. Понятливая Катя широким жестом сдернула с головы шляпу, позволив мне беспрепятственно рассмотреть свое лицо.

Я нервно хихикнула.

Удивительное дело: лицом Катя Максимова здорово смахивала… на меня! С той разницей, что скулы у нее были чуть шире, нос задран немного круче, глаза заметно светлее, а брови и волосы – совсем белые. Но общее сходство было очевидным.