Текст книги "Tea Flower (СИ)"
Автор книги: Елена Ингверь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Говорила. – Подтвердил Фонг.
Слушали. Хоть кто-то. Ничего себе, бывает же такое. Не иначе как по ошибке.
– Откуда?
– А ваше ли это дело?
– Конечно, наше. – Возмутился Вайпер. – Вы говорили, что ничего о нас не знаете и не можете нам доверять, и придёте, когда что-то узнаете. Вы пришли и показали этим, что готовы нам доверять и нас слушать, ведь вы прекрасно понимаете, что только мы можем научить вас тому, что вы, как носитель Кольца Света, должны уметь. А значит, и мы должны иметь повод довериться вам, и должны для этого хоть что-что о вас знать.
Да… Этот, похоже, тоже слушал, но только то, что хотел услышать. Интересно, а он по-другому умеет?
– Во-первых, Миёми… Тсунаёши тогда сказала, что решит, может ли нам доверять, и придёт сообщить нам о своём решении. – Влез благоразумный Фонг. – Во-вторых, она и так уже оказала нам огромнейшее доверие, а именно показала, что она Тсунаёши, а не Миёми. В-третьих, чтобы человека чему-то научить, не обязательно знать, откуда у него деньги. Каждый имеет право на свои тайны, и это – наименьшая из возможных. Мне вот интересно, Вайпер, ты на самом деле этого не понимаешь?
Интересно, это он так специально манипулирует её доверием, или неосознанно? На самом деле, для осознанной попытки текст грубоват, но Фонг же не мастер риторики. Или мастер? Кто его, китайца этого, знает?.. И участвует ли в этой манипуляции Вайпер, или не осознаёт, что Фонг делает с его помощью? Туманы вообще по идее довольно склонны к такого рода воздействиям на людей, но делают это по большей части неосознанно – слишком привыкают работать пламенем, и нормальный человеческий текст с его хитростями кажется им той обыденностью, о которой даже думать не надо, сама уже привычно польётся полноводной рекой. Вообще чем сильнее Туман, тем более он склонен навязывать людям своё мнение, не давая им того осознать, и Туманы, например, бесценны при какой-нибудь крупномасштабной пропаганде… вернее, из-за них в основном пропаганда и становится крупномасштабной… Но сами они редко осознают, что, собственно делают.
Вслух Тсуна сказала:
– Я думаю, что если вас спросить, откуда вы берёте деньги, то вы не только не ответите, но и прикопаете спросившего под кустиком. Так что, уж простите, не стоит требовать от других того, чего не сделаете сами.
Вайпер промолчал.
– Кстати, а что вы-таки решили? – Спросил Фонг.
– Я решила, – Тсуна усмехнулась, – прийти к вам и оказать… некоторое доверие. Конечно, сейчас уже довольно поздно для чего-то значимого, но не могли бы вы мне, пожалуйста, хотя бы в целом описать, что я теперь такое?
Были бы тут Колонелло или Реборн, Тсунаёши бы наивно хлопала глазками и изображала бы милую, нежную и очень глупую девочку. Всю в Нану, ага. Но сейчас она интуитивно чувствовала, что с Фонгом такое не пройдёт, что он видит гораздо глубже. Здесь нужно было изобразить доверие другого рода – холодный расчёт, основанный на выгоде, чёткое понимание того, что проверить полноту информации для неё никак невозможно, выбор «лучше мало, чем ничего» и заметное желание контролировать ситуацию. Одним словом, нормальное поведение умного человека. А хлопай она глазками, Фонг бы запросто понял, что знает она гораздо больше, чем хочет показать.
– Ну что ж. Кольцо Света и его носитель, их совокупность – это, можно сказать, замена Три-ни-сетте. Что такое Три-ни-сетте и его функции знаете?
– Конечно.
– Хорошо. Три-ни-сетте при появлении носителя Кольца Света, то есть, при завершении этой совокупности, временно теряет свои функции, и мир держится, можно сказать, на одном человеке, ну, и одном кольце. Поэтому носитель неприкосновенен от слова совсем – все согласны с тем, что лучше он один, чем семь обозлённых на мир Аркобалено, у которых непонятно, что на уме. Тем более, что никому не улыбается мысль о себе как об одном из следующей семёрки, а самооценка у сильных пламенников, как вы понимаете, обычно… не заниженная. Комплекты особых колец здесь не так значимы, разве что на время жизни носителя Кольца Света можно прятать и защищать их не для того, чтобы никто с их помощью не натворил бы в мире какой-нибудь кошмар, а просто чтобы никакой грабитель-дилетант не украл и не продал семейную реликвию. Собственно, пламя Света – это тоже как бы замена всех остальных. Пламя Света имеет функции всех видов пламени, кроме Неба. Но его, если вы заметили, вы можете выпускать, сняв Кольцо.
– А если я хочу выпустить его, не снимая Кольца, то я не смогу этого сделать? – Спросила девушка. Она решила, что надо задавать как можно больше вопросов и позже проверять полученные ответы – так она больше узнает. – Если я надену кроме него ещё несколько обыкновенных колец, через них тоже будет идти пламя Света? Или наоборот, если я захочу выпустить пламя Света без Кольца, я смогу?
– Последнее точно не сможете. – Уверенно ответил Фонг. – А на первый ваш вопрос я ответа не знаю. Обыкновенные кольца появились, как вы понимаете, лишь недавно, и у ваших предшественников не было возможности это проверить – существовали только особые, а они чужих не принимают… очень больно. Если есть возможность, проверьте, хорошо? Мне тоже интересно.
– Хорошо. – Согласилась девушка, жалея, что не взяла свои обычные кольца. Так бы прямо сейчас проверила.
– На самом деле, если рассказывать в целом, это примерно всё, что можно сказать.
– Хорошо, спасибо. И у меня есть ещё один вопрос. А какие взаимоотношения у носителя Кольца Света и Вендиче?
– Свет и Тьма, как известно, противоположности. Они настолько противоположны, что между ними нет и не может быть никаких взаимоотношений. Если пламя Света встретится с пламенем Тьмы, они вместе аннигилируют… вместе друг с другом и со своими носителями. Поэтому существует так называемая «светлая неприкосновенность» по которой Вендиче не могут иметь никаких претензий к носителю Света, его родственникам и хранителям.
Вот же она дура… Да она же могла… аннигилировать, когда столь неосмотрительно выпустила пламя! Так вот почему эти двое шарахнулись так, что даже улетели, и посчитали её совсем ненормальной. И правильно сделали… вот, даже Вендиче умнее её.
А самое смешное то, что она могла просто сказать, что Мукуро – её хранитель.
Мукуро… ёкаи бы побрали этого Мукуро…
– А зачем вам это? – Полюбопытствовал Фонг.
– Просто их тюрьма – самое безопасное место в мире.
– Это да.
Они замолчали.
Где-то через минуту Тсунаёши встала и пошла к шару.
====== Часть 43 ======
– Осторожно, эта штука гипнотизирует. – Не оборачиваясь, сообщил Фонг.
– Спасибо. – Ответила Тсуна.
Она положила руку на шар для верности, чуть погрузила пальцы в сияющие переливы, которые тут же образовали от них круги, закрыла глаза, очень постаралась представить, что жужжащего над ухом комара нет, никогда не было и не будет, и что его сволочного собрата на её левом предплечье тоже нет, никогда не было и не будет, и что ещё кучи их коллег и друзей по поляне не роится и не хотят плотненько поужинать милой девушкой по имени Савада Тсунаеши, и, наконец, смогла по-человечески, а не по-комариному сосредоточиться и захотела, чтобы шара не было.
Сколько времени она просто стояла и хотела, прислушиваясь к чувству колкой теплоты в пальцах, она не знала. Почему-то она совсем перестала ощущать даже столь отвратительный избыток комаров в атмосфере. Это ощущение было каким-то завораживающим, успокаивающим, дарящим надежду на то, что всё уладится, верно создающим мысль о том, что всё уже хорошо. Таким спокойным...
И изумлённый возглас Фонга подействовал как ведро холодной воды, от всей души вылитое на голову. Тсуну как будто током ударило. Она разом распахнула глаза, отскочила, по всему телу побежали мурашки и она сообразила, что уже почти спала. Это что, гипноз так действует?
Оказалось, нет. Вряд ли. От гипноза вряд ли что-то осталось. Задняя стенка взрыва, порядком истончившаяся и будто растаявшая, уже ничем не переливалась и вообще выглядела как кусок полуобъеденного черничного мороженого, разве что ничего с неё не стекало. Зрелище было, мягко говоря, впечатляющее. На земле, как сморщенные ягодки из растаявшего мороженого, лежали Рю, Нагарэ, Череп и его иллюзионист. Да ещё неподалёку старый колодец стоял, но его ягодкой назвать уже было нельзя.
Фонг, видимо, только что обернулся посмотреть, что Тсунаёши тем делает, и увидел… это. Естественно, они с Вайпером в то же мгновение оказались рядом с девушкой и замерли на месте, созерцая это, но не решаясь даже подойти к телам.
Наконец, Вайпер отмер и задумчиво спросил:
– Откуда вы узнали, что вы так можете?
– Вы сказали, что моё пламя имеет свойства всех типов. Я подумала, что я могу попытаться научиться использовать свойство пламени Урагана, а именно разрушение.
Тсунаёши рассчитывала таким образом заставить бывших Аркобалено думать, что она умна и догадлива, и поэтому пересмотреть свою политику влияния на неё. Она не думала, что у неё многое получится, но всё же решила попробовать. Может, они поймут, что рано или поздно тайное станет явным, и решат уж лучше ничего не скрывать. Тсуне почему-то не хотелось с ними долго и грязно играть, и она рассматривала любые возможности договориться и сохранить хотя бы нейтральные отношения. Если каждый раз будут такие вот “догадки”, то они, может, изменят свои планы.
Девушка вообще решила быть с ними как можно честнее. Их много, живут они уже раз в десять дольше неё, людей знают гораздо лучше, чем ей того хотелось бы, особенно тот же Фонг, и пусть лучше считают, что она им бесконечно доверяет, чем с удивлением, недовольством и отвращением раскрывают всё то, что она могла бы им доверить.
Фонг, кстати, после её слов весь как будто съёжился, особенно под очень красноречивым взглядом Вайпера. Впрочем, он быстро занял прежний объём и лишь уважительно глянул на Тсунаёши. Это же Фонг.
– А почему вы были так уверены, что у вас получится? – Подозрительно спросил Вайпер.
– Я вовсе не была уверена. Мне просто казалось, что у меня всё получится, а я привыкла опираться на свою интуицию. Я же Вонгола. – Тсунаёши пробормотала что-то, непонятное даже ей самой, но явно очень и очень непечатное, и звонко схлопнула очередного недоевшего комара у себя со лба.
Такое объяснение народ вполне устроило, и вопрос исчерпал себя. Фонг подошёл к валяющимся телам и задумчиво оглядел Черепа, только мельком глянув на его никчёмного иллюзиониста.
– Наверное, пришли их забирать и сами попали под гипноз. – Предположил Вайпер, подошедший следом.
– Я не уверен, что именно забирать. Ты не мог бы залезть Черепу в сознание, пока он ещё в таком состоянии?
Вайпер приступил к делу, к огромному удивлению Тсунаёши, без какой-либо попытки поиздеваться над Фонгом. Наверное, что-то ему на совете бывших Аркобалено наговорили или сделали такое, что смогло подействовать даже на Вайпера. Тсуна очень бы хотела вызнать принятые меры, но сейчас у неё такой возможности не было совсем. А жаль, жаль, кошмарно жаль.
Тсуна подошла и оглядела валяющихся парней. В них ничего не изменилось, разве что красные глаза блестели под лучом телефонного фонарика, да все открытые части тел пестрели яркими красными пятнами-буграми комариных укусов. Кому-то явно достался большой и вкусный обед.
Но это-то Реборн вылечит. Или не Реборн, он, вроде как, терпеть не может кого-либо лечить. Потом отвернулась от них и посветила Фонгу, связывающему иллюзиониста Каракасса. Вайпер встал и сделал с Черепом то же самое путами Тумана. Фонг только молча ему позавидовал, а девушка мысленно сделала себе пометку научиться так же. Да научиться надо было вообще всему. Она только сейчас заметила, что до этого ни разу не обращала внимания на то, какие приёмы используют разные пламенники.
Девушка решила, что больше особо не нужна, вышла из контуров бывшего взрыва, села обратно на ту красную тряпку, наблюдая, как Фонг набирает номер явно Реборна и начала снова (похоже, навечно) сосредоточенно отмахиваться от этих маленьких средоточий мирового зла, что никак не желали оставить её в покое. Может, всех комаров пламенем... того? Всё равно она пока что никому не была нужна, а сделать мир немного прекраснее и удивительнее никогда не помешает.
Но в этом своём предположении она ошиблась. Через пару минут к ней на тряпочку подсел Вайпер.
– Скажите, Тсунаёши. – Начал он. – Претендуете ли вы на власть в Вонголе? – О, как давно она ждала этого вопроса. С самого своего приезда на эту милейшую полянку, ага. Прямо порадовалась, когда Вайпер об этом вспомнил.
– Скорее всего. – Не стала кривить душой девушка – И я даже готова сама обсуждать это с Занзасом.
– А своего брата как кандидата вы даже не рассматриваете?
Он что, серьёзно? Какой странный вопрос. А, ну да, ему, видимо, политинформацию Реборн ещё не проводил. Надо бы сказать ему, чтобы провёл…
– Его? Увольте. Я даже не знаю, кого мне в таком случае больше жаль – Вонголу или Сицилию… если не всю Италию.
– Понятно. – Или всё же проводил? – Я… Сообщу об этом Занзасу. Как у вас с навыками пламенного боя?
– Для Занзаса сойдёт.
– На вашем месте я не был бы столь самоуверен. – Очередной комар героически погиб без боя, правда, от рук Вайпера, а не Тсуны.
– Вы не на моём месте.
– Реборн приедет минут через двадцать. – Сообщил подошедший Фонг. – Что удалось узнать?
С затаённой грустью посмотрел на свою тряпочку, законное место на которой ему никто, разумеется, возвращать не собирался, и просто встал рядом.
– Этот придурок придумал очередной “гениальный план”. – Скривился Вайпер. – Он должен был захватить во взрыв всех, кто был на поляне на момент, когда носителя Кольца Света уже нашли, но сделать с этим ещё ничего не успели. Тогда он должен был, изобразив благородного и вообще высокопрекрасного рыцаря, вынести найденного среди нашего сброда носителя Кольца Света на руках, отнести в безопасное, по его мнению, место, и там рассказать с многозначительным и загадочным видом, что, мол, мы, все остальные бывшие Аркобалено, собирались носителю лгать до конца жизни и таким образом им управлять. А он, такой весь из себя честный и благородный рыцарь Череп, не согласился с ними и спас свою единственную надежду и любовь от злобных манипуляторов, научит сейчас всему и всегда будет на её стороне! И, по его мнению, настроенная против других бывших Аркобалено Тсунаёши, пусть он тогда и понятия не имел, что это она, должна будет обязательно ему довериться, подружиться с ним, во всём к нему прислушиваться и любить как родного. Правда, что он будет делать дальше, он ещё не решил.
– Восхитительно. – Прокомментировал Фонг.
Тсуна выдавила из себя некоторое жутковатое подобие кривой ухмылки, размышляя, насколько же это они должны были обнаглеть, чтобы так честно ей всё это описывать. Кстати, на её взгляд, манипулировать таким описанием получалось… не очень хорошо, даже если вообще получалось. Она, услышав это, вроде как должна была бы, наоборот, заподозрить, что ею манипулируют и её используют, а не начать доверять бывшим Аркобалено.
– И что нам теперь с ним делать? – Спросил Вайпер.
– Наверное, лучше разобраться с этим на общем совете. – Ответил Фонг. – Честно говоря, я уже хочу перед тобой извиниться.
О, а вот это уже интересно.
– Ты не заболел?
Фонг эту язвительную реплику честно проигнорировал.
– Понимаешь, раньше я думал, что ты – самая подлая тварь во всей семёрке. Оказалось, это не так. Приношу свои искренние извинения.
И Тсуна под боком его никак не стеснила. Или… А, ну да, они же не знают, что девушка в курсе предыстории их замечательных взаимоотношений. Или он посчитал, что ей будет полезно потихоньку что-то узнавать о своём новом круге общения, тоже возможно.
– А откуда это ты знаешь, что я тебе сейчас не наплёл с три короба? – Заинтересовался Вайпер.
Вот что у них с логикой, а? На его месте Тсунаёши бы точно промолчала, чтобы Фонг ничего такого как раз не заподозрил.
– Эээ… – Растерялся китаец.
– Я могла бы сделать то же самое, что и вы. – Зачем-то спасла его девушка. – Но мне кажется, Вайпер не врёт. – Добавила она, обращаясь к Фонгу. Если не врёт, то зачем время тратить? Тем более, что вторую ночь валяться без сознания непонятно где и непонятно с кем ей совершенно не улыбалось.
Непонятно, где, непонятно, с кем…
…тупая грязная зарвавшаяся малолетка, не видящая вокруг ничего, кроме собственной жажды власти, наширявшаяся этой самой властью и отравленная ею до мозга костей…
Девушка тряхнула головой и вдохнула поглубже свежего ночного воздуха. Не сейчас. Не надо. Попозже, чуть-чуть попозже… Только не сейчас. Не думать об этом, не надо… Не. Сей. Час. Пожалуйста.
– Ну хорошо, раз кажется.
– Вонгола… – Тяжело вздохнул Вайпер, скорее всего, по поводу очень злого Занзаса и его очень метких стаканов.
Вокруг закружилась какая-то ночная бабочка, Тсунаёши стряхнула с себя очередного оголодавшего комара.
– А вы не сказали Реборну, что пришла я и кто я? – Задумчиво спросила она у Фонга, ругая себя за то, что не подумала об этом до того, как он позвонил.
– Сказал, что вы приехали, приедет, скажу, кто вы.
– Хорошо, спасибо. Может, я тогда просто домой пойду? – Спросила Тсунаёши, сделав голос и лицо как можно более жалобными. – Вы же всё равно можете найти меня в любой момент, особенно тот же Реборн.
– Давайте. – Согласился Фонг, явно завидуя ей и её невероятным возможностям, а ещё, похоже, не переставая жалеть о своей красненькой тряпочке и о некотором не оккупированном куске её площади.
Вайпер завидовал молча.
– До свидания. – Сказала девушка, поднялась, уступив, наконец, место Фонгу, села на мотоцикл и стартовала как можно быстрее.
====== Часть 44 ======
Когда Тсунаёши пришла домой, мама уже спала, а Реборна, конечно же, дома не было. Девушка как можно бесшумнее прошла в свою комнату и наконец-то легла спать по-человечески, даже не проверив ни почты, ни сообщений на телефоне. И даже неприятное тянущее чувство в груди и в животе не помешало ей нормально заснуть – уж слишком она за сегодняшний день устала.
Девушка вошла на небольшую уютную кухню
Мукуро стоял у плиты и пёк блины, аромат которых заставлял Тсуну чуть ли не рыдать – ей блинов было нельзя.
На столе стоял компьютер.
Девушка подошла, заглянула на экран и увидела, что было открыто всего одно маленькое окошко в углу – проигрыватель. Музыка до этого момента вообще не замечалась, будучи какой-то очень естественной данностью, да и после того, как Тсуна увидела окошко, слова песни на незнакомом языке не стали более отчётливы, хотя песня была, безусловно, очень красивой и нежной. Название же песни было зашифровано, а жаль. На рабочем столе компьютера стояла фотография букета полосатой гвоздики и жёлтых роз в вазе, стоящей на подоконнике. За незнакомым окном была незнакомая улица, на которой больше всего бросался в глаза кусок какой-то вывески с надписью «хорошие». Продолжение фразы терялось за рамками фотографии.
На кухню вошёл зевающий Гокудера Хаято и без зазрения совести стянул у Мукуро самый большой и румяный блин. Повар, впрочем, не возражал. Тсуна снова позавидовала – ей блины было нельзя.
Она хотела выйти из кухни и отправиться, как всегда, на работу, но тут Хаято ее заметил.
– О, Тсунаёши! – Воскликнул он в своей неповторимой манере. – Доброе утро!! Хотите блин? Вкусные!
– Нет, спасибо. – Ответила девушка. – Мне нельзя.
– Тсуна, ну правда, чего ты? Поешь, для кого тут я стараюсь? – Обернулся от плиты Мукуро. – Как будто тебе от этого хуже станет.
– Нет, спасибо, я не голодная. – Улыбнулась ему девушка и вышла из кухни, а затем и из квартиры.
Спустилась по лестнице, вышла из дома и растерялась – улица была совершенно незнакомая. Быть может, она просто в другом районе?
Девушка пошла направо – туда, где за рядами домов виднелась средняя школа Намимори, самое высокое здание в городе. От неё-то уж точно было бы легко найти дорогу. Главное только на Кёю не нарваться…
Она шла и вдруг подумала о том, что мама, наверное, очень беспокоится из-за того, что Тсунаёши не ночевала дома. Поэтому девушка достала телефон и начала набирать мамин номер. И почти сразу с кем-то столкнулась.
– Ой, простите! – Воскликнула она, увидев сначала упавший в лужу букет из белых лилий, а потом – Бьякурана, поспешно за ним наклонившегося.
– Да ничего, всё в порядке. – Он поднял букет, стряхнул с него бурые капли, оставившие чёрно-серые противные пятна, и поднял голову. – О, милая Тсунаёши! Доброе утро! Я как раз к тебе шёл!
– О, правда? – Удивилась Тсуна. – С букетом?
– Не без этого. – Бьякуран вручил ей букет, и девушка дрожащими руками приняла его, рассматривая нежные лилии.
Он смущённо улыбнулся, что выглядело неожиданно мило и очень приятно. Просто безумно приятно.
– И… Зачем же вы ко мне шли? – Спросила Тсунаёши, чувствуя, что против воли начинает краснеть.
– Чтобы обсудить тот замечательный факт, – парень улыбнулся уже другой, своей обыкновенно-пустой улыбкой, – что вы, Тсунаёши, тупая грязная зарвавшаяся малолетка, не видящая вокруг ничего, кроме собственной жажды власти, наширявшаяся этой самой властью и отравленная ею до мозга костей.
– Ч-что?..
Букет выпал у девушки из рук и неожиданно больно ударил по ногам, расцарапав их шипами.
Тсунаёши даже вскрикнула от этой боли, почти машинально отскочила от Бьякурана и букета и проснулась от собственного крика.
Отдышалась.
Включила свет.
Улыбнулась.
Зарыдала.
====== Часть 45 ======
Ну почему... Дерьмо. Дерьмо дерьмо дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Дерьмо, огромное, неимоверное дерьмо. Полное дерьмо. И тварь. Да, она такая мерзкая тварь, что и подумать страшно.
Впрочем, ничего нового…
Только раньше она почему-то этого не замечала. И никто не замечал. Все идиоты. И она тоже.
Нет, она умная. Очень умная, почти что гениальная. Только вот дерьмо. А ещё говорят, гений и злодейство несовместимы. А злодейство ли это? Это, бесспорно, дерьмо… Чем отличается дерьмо от злодейства, а злодейство от дерьма? Дерьмо, безусловно, хуже… Вонючее и обширнее. Омерзеннее. Дерьмовее. И ещё злодейство – благороднее. А дерьмо… оно дерьмовое, и всё тут.
Гений и дерьмо прекрасно друг с другом соотносятся. Лучше, чем хотелось бы. Дерьмовее, чем хотелось бы.
– Дерьмо… Дерьмо я. – Сипло повторила девушка сквозь слёзы. – Я грязное маленькое дерьмо. Нет… Нет, не так. Я – огромная куча дерьма. Да, дерьмо размером с меня… это просто гигантская куча. И воняю я соответственно… на весь мир, ага. А ещё у меня мания величия. Даже сейчас я думаю о себе как о чём-то очень важном. Я не умею думать о себе плохо…
Дерьмо – оно дерьмовое. Наверное, хуже слова придумать нельзя. Даже никакой мат не выразит дерьмо настолько хорошо и понятно.
Она действительно тупая малолетка. Ей действительно нужна только власть. Она действительно наширялась своей властью и отравилась ею, давно и надёжно. Она действительно играет людьми как куклами, хоть и заливала только сегодня Гокудере, что ей это не интересно. Да, не интересно, правда. Но надо. Как хлеб надо, как воздух.
Она что, действительно думает, что умеет понимать людей? Что за бред она себе думает, дерьмо…
Да разве дерьмо умеет думать?
Дерьмо – оно умеет только вонять.
– Я дерьмо… – Повторила девушка. – Дерьмо. Мукуро… великолепен. Он замечательный, он лучший, он лучше всех… Он так хорошо понимает… меня, людей… он так хорошо принимает… А зря… – Всхлип. – Зря… Да одно только моё присутствие радом с ним, одно только моё существование его оскверняет. Нет, не так… Я, я оскверняю его одним своим существованием… Я даже когда-то смела думать, что он псих, понимаешь? Я д-дерьмо…
Кучи дерьма, валяющиеся по улицам, обычно убирают. Её… её же пытались убрать. Столько раз, столько лет подряд. Пытались… А она не дала. Она такое мерзкое дерьмо, что даже не даёт себя убрать. Сама убирает всех тех, кто хочет убрать её. Дерьмо… Дерьмо, которое так отчаянно борется за свою вонь.
Лучшее дерьмо на свете. Прекраснейшее. Великолепное.
Такая дерьмовость восхищает.
– Дерьмо дерьмо дерьмо… Я такое дерьмо. Я пачкаю всё, чего касаюсь. Даже Мукуро. Даже Хаято... Хаято такой нежный и невинный. Он… Да зачем он мне нужен. Затем, чтобы я, дерьмо, почувствовала свою власть ещё сильнее, почувствовала его обожание, пила, пожирала его восхищение и его самого. Пожирала… Дерьмо. Дерьмо я. Я пачкаю всё, чего касаюсь. Пачкаю, оскверняю, превращаю в дерьмо, а затем пожираю. И сама становлюсь ещё обширнее, ещё вонючее… Ещё дерьмовее. Я дерьмо… Да как я до этого дошла. Да как я к этому пришла… Да я всегда такой была. Почему, почему я не убила это в себе, когда оно ещё не было так велико. Так… огромно. Так дерьмово. Почему…
Всё дерьмо рано или поздно вылезает наружу. Оно как прыщ. Сначала зреет, подготавливается где-то внутри, под толстой шкурой, а потом показывается. И долго, долго отравляет жизнь и делает противно всем окружающим. И даже если постараться от него избавиться, всё равно не получится это сделать до конца. А еще останется мерзкий уродливый след, тоже делающий противно всем окружающим. И не только им.
Дерьмо.
Есть люди, которые изначально живут так, чтобы никаких прыщей у них не появлялось.
А есть… а есть дерьмо.
Вот.
Дерьмо… Грязь на белой лилии… Тупая грязная зарвавшаяся малолетка, не видящая вокруг ничего, кроме собственной жажды власти, наширявшаяся этой самой властью и отравленная ею до мозга костей.
И неважно, кто это говорит. Бьякуран… Мукуро… Хаято… Сэри… Такеши… Кёя… Шоичи… мама... Какая разница.
– Я дерьмо. Я потребляю чужие желания, чувства, эмоции. Я беру их, превращаю в дерьмо и вбираю в себя. Дерьмо…
Девушка сквозь всхлипы услышала шорохи и замерла. Внизу кто-то ходил и гремел посудой. Мама встала готовить завтрак? Она глянула на часы, три семнадцать, рановато ещё. Скорее всего, Реборн вернулся. Тогда он, наверное, зайдёт к ней, хотя бы глянет… надо, чтобы она спала.
Девушка легла обратно. Полежала, смотря в потолок и выравнивая дыхание. Стараясь не заплакать снова.
Не думать, не думать, не плакать, не думать, не думать, не плакать, не думать, не думать. Не реветь… не думать.
Вот, даже сейчас она ищет все мыслимые и немыслимые поводы для того, чтобы не думать о дерьме и о себе! Даже сейчас она хочет забыть все свои выводы и жить дальше спокойно, будучи дерьмом и не вспоминая, что она дерьмо. Даже сейчас, даже сейчас она дерьмо! Дерьмо… такое дерьмо.
Девушка снова всхлипнула как можно тише и снова замерла, прислушиваясь к Реборну. Он как раз поднялся на второй этаж.
Приоткрыл дверь, заглянул. Зашёл. Тсуна молчала и дышала как можно ровнее.
– Тсунаёши. – Тихо позвал киллер. – Ты же не спишь.
Тсуна не ответила.
– Это видно. – Повторил Реборн. – У тебя сбито дыхание. И я слышал внизу, как ты что-то шептала.
Главное, чтобы он не понял, что она плакала.
– Тсунаёши. Ты серьёзно думаешь, что сможешь обмануть меня? Я различаю малейшие неточности в дыхании на раз. К тому же, если бы ты действительно спала, ты бы давно уже неосознанно отвернулась и спрятала бы уши под одеялом, чтобы внешний раздражитель не нарушал твой сон.
Тсуна всё равно не подала не звука.
Поскорее бы это мерзкое лицо высохло и вернуло нормальный цвет.
– Тсунаёши. Я хочу с тобой поговорить.
– А я не хочу. – Решила девушка всё же подать голос.
Тут же поняла, что снова ведёт себя как дерьмо… но было уже поздно, она уже встала на этот путь.
Вот, она снова делает всё, чтобы продолжать быть дерьмом! Она всегда делает всё, чтобы продолжать быть дерьмом.
Реборна такой ответ, кажется, немного удивил. Он несколько секунд помолчал, разглядывая что-то, видимое во тьме только ему одному. Потом сказал:
– Извини, я… немного не привык к тому, что меня не боятся, и забыл… Что у людей есть собственные желания, мнения и свободы. Ещё раз очень извиняюсь за свою навязчивость. Простите.
И Реборн ушёл, даже прикрыв за собой дверь.
Тсуна ещё раз подумала, что она дерьмо.
Подождала пока Реборн уйдёт…
– Почему… Почему… Как такое дерьмо вообще может вынести мир?...
====== Часть 46 ======
Не спала Тсуна до утра. Рыдала, ругалась, сжимала кулаки до боли. Всё очень тихо, чтобы ни Реборн, ни мама не услышали. Примерно после рассвета у неё возникла мысль спуститься на кухню, выпить успокоительного и чаю, но она побоялась. Неизвестно, спят ли Реборн и мама. И решила опять же, что она опять пытается забыть, что она дерьмо.
Ну дерьмо же.
Утром она, впрочем, встала и привела себя в такой порядок, чтобы ни следа ночных терзаний не проглядывало через плотную маску. Ну, насколько смогла. Но надеялась, что этого действительно не видно.
Только дерьмо будет показывать окружающим, как оно страдает из-за того, что оно дерьмо.
На кухне её уже ожидали мама, Реборн и злой красноглазый Рю. Интересно, помнил ли он, сколько времени прошло? Если помнил, то понятно, с чего такая рожа кислая. Бедный парень… И за что она, дерьмо такое, так жестоко с ним обошлась? И с Нагарэ, и с Черепом, и с его безымянным иллюзионистом… могла же выпустить почти сразу, так нет… игралась в свои куколки. Дерьмо.
Успокоительное она всё же выпила, чтобы укрепить свою маску спокойствия. Осторожно, так, чтобы никто не заметил. И чай себе заварила с мелиссой, перечной мятой, обыкновенной мятой и лавандой. Откуда маме или Реборну знать их свойства?
Правда, и вкуса чая она тоже почти не почувствовала. Удивилась даже – почему он как обыкновенная горячая вода?
Никто ничего и не заметил. Реборн всё время смотрел на неё с очень задумчивым видом, но он больше думал, чем смотрел. Тсуне не хотелось просчитывать, что он думал. Самое дерьмовое занятие из всех. Это, конечно, как раз для неё… Но она уже от этого устала. Слишком от этого устала.
После завтрака Тсунаёши ушла, даже не попрощавшись вслух, а лишь слабо помахав маме рукой.
Не хотелось ничего. Ни в кафе идти, никуда. Может, вообще в школу сходить? Нет, она там повесится. Повеситься…
Нет, умереть – тоже не выход. Возникнут новые Аркобалено. Весело будет. За что ей это?.. Да за всё дерьмо. Что она, дурёха, не знает, что ей за что? Как она ещё смеет спрашивать у себя что-то подобное? Она не должна даже думать о том, что для неё возможно право страдать. Вендиче тогда заберут Мукуро… Мукуро… Мукуро.
В носу снова противно защипало, Тсунаёши опустила голову. Не выдержала и опустилась на корточки, будто подломилась. Ей самой пришло в голову это сравнение, но она отогнала его, решив, что она опять размышляет, как последнее дерьмо. Она же это заслужила. Она не может ломаться, она может только разваливаться, как излишне высокая башенка из дерьма, которую какому-то психу пришло в голову построить. Ей ещё очень захотелось упасть на колени, а то и вообще сесть на землю. А то и вообще провалиться под землю, лишь бы быть ниже… как можно ниже.
