Текст книги "Never Heather (СИ)"

Автор книги: Елена Ингверь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Некто, которая живёт в кармане ==========

Свет в камеру проникал ужасно. Хорошо хоть было лето, и было не так кошмарно холодно. Хотя тоже холодно – каменные стены и пол как будто вовсе и не впитывали тепла, зато холодом отдаривалась так, что даже летом здесь можно было хранить скоропортящиеся продукты. Постельного белья – ноль, то есть, имелась только тухлая лежанка. Тряпки, все, здесь меняли только тогда, когда предыдущие сгнивали напрочь. Так что от лежанки пованивало, для человека пока не страшно, хотя тоже мало приятного, но для чувствительного нюха Мэриголд – очень даже ощутимо. Отвратительно. Как и от человека в углу, тюремную робу которому тоже выдавали только после того, как старая прямо на нём и разваливалась. Хорошо хоть туалет имелся нормальный, со сливом, а не просто горшок или дырка в полу. Его тоже ни разу не мыли, да. Но он хотя бы был. Мама говорила, что в Азкабане, магической тюрьме Британии, не было даже этого. Адский кошмар. Мэриголд надеялась, что из Азкабана они никого спасать не будут.

Она, конечно, знала, что человек в углу не виноват в своём состоянии, его заточили сюда плохие люди, и вот так эти плохие люди издеваются над ним. Так ей объяснила мама. Мама сказала, что его победил злой старик, а потом посадил в тюрьму. Злой старик обижал маму, делал ей плохо. И мама говорила, что из-за него умер отец. Мама – хорошая. Злой старик – плохой. И если этот человек в тюрьме сражался со злым стариком, то он тоже должен быть хорошим. И надо ему помочь.

В камеру просочилась змея. Довольно большая и рогатая – и как ей это удалось? Мужчина без интереса проводил её взглядом. В первые годы многие последователи пытались его освободить, а многие ненавистники – убить. Потом всё прекратилось, только раз в пять-десять лет случались ещё инциденты. Вот, змею прислали. По виду – мелкого василиска, отроду всего двух-трёх лет. Кто же, интересно, смог достать такую редкость? А ещё куда-то отправить и при этом не умереть. Хорошо постарался этот кто-то – теперь уж точно смерть ему пришла. Василиск, даже мелкий, гарантированно умертвит всех мешающихся авроров, а его, беззащитного – тем более. Ну и что же, давно пора. Он не собирался мешать. Не пошевелился даже.

Василиск подполз совсем близко, заполз к нему на колени и свернулся кольцами.

Неожиданно.

К рогу золотистой ленточкой оказался привязан конвертик.

Совсем интересно.

Василиск больше ничего не делал, даже отвернулся показательно. Ну что ж, неизвестный адресант смог заинтересовать его достаточно. Пришлось отвязывать и читать записку.

«Мистер Гриндевальд!

Прошу прощения за беспокойство, однако мне необходимо знать: Вы не против сбежать из тюрьмы? Скажу сразу, мне необходима Ваша помощь. Я обращаюсь именно к Вам потому, что Ваши познания в магии, которую сейчас называют тёмной, весьма обширны, а я, к сожалению, страдаю от ограниченности в средствах и возможностях. Я просто не смогу добраться до любого другого специалиста, а если и смогу, то мне нечем заплатить. Поэтому я обращаюсь к Вам.

Думаю, стоит сразу предупредить, что я сумею лишить Вас возможности вредить мне и моим близким. Прочие преступления, если Вы вдруг горите желанием их совершать, для меня не важны. Я могу предоставить Вам убежище, где Вас никто не найдёт, могу научить Вас жить в современном магическом и маггловском мире и могу приложить все усилия к тому, чтобы отправить Вас в Австралию, Новую Зеландию или куда захотите, но только после того, как Вы сделаете то, что мне нужно.

Если Вы не против сбежать с моей помощью и помочь мне в ответ, то просто скажите об этом Мэриголд, и она Вам поможет. Если нет – тоже скажите, и больше мы Вас не побеспокоим. Только говорите, пожалуйста, на английском.

Надеюсь на ваше сотрудничество,

H.J.P.»

Гриндевальд расхохотался в голос.

– Ты, значит, у нас Мэриголд? – спросил он у змейки, так как других претендентов на имя не наблюдалось. Ну, или он сошёл с ума. Или не он, потому что называть змею цветочным женским именем может только полный псих. Василиск, оказавшийся самочкой, юрко сполз с его колен. – Ещё бы я не был согласен! Они ещё спрашивают!

«Ну, или я всё-таки сошёл с ума, и у меня такие странные галлюцинации. Тогда, получается, я сам себя спрашиваю?..»

Миг – и вместо змейки на полу оказалась девочка лет трёх-четырёх, золотисто-рыжая, в смешном жёлто-оранжевом платьице с огромным количеством заплаток и нашивок в виде разных цветочков. Галлюцинации становились всё удивительней.

– Да, это я Мэриголд, мистер Грин-де… – девочка смешно наморщила носик. – Можно я вас буду просто дядей Геллертом звать? Тётя Луна нам разрешает!

– Можно, можно… – пришибленно отозвался Гриндевальд.

Девочка разулыбалась и полезла в маленькую разноцветную сумочку явно ручной работы. И ручного же, в смысле, непрофессионального, наложения чар расширения пространства.

– Вот! – Ему была торжественно выдана мантия-невидимка. – Мама просила передать. Только вы в обморок не падайте, пожалуйста, а то я маленькая ещё, я вас не дотащу. Но покричать можете, я всех этих дядек о-це-пе-ни-ла. Ну, я просто маленькая ещё, окаменять не могу.

Да, василиски не могли полностью окаменять своих жертв лет до… пятидесяти? Ну, примерно. Девочка мелковата даже для десяти… В обоих обличиях.

Так, а с чего он в обморок-то падать должен? Если уж до сих пор не упал…

Мантия на ощупь оказалась как вода, или как край одеяния призрака, странная, эфемерная, скользящая в пальцах, как будто это и не ткань вовсе. Кажется, он отвык от ощущения нормальной ткани в руках… или от магических артефактов, или просто от чего-то не тюремного… иначе с чего бы такие ощущения? Ведь мантии-невидимки – та же нормальная ткань, просто из шерсти камуфлори и особой вязки, иногда ещё с рунной вышивкой. Но ткань же, а не полупрозрачное нечто.

Побег из самой охраняемой тюрьмы Европы, выдержавшей пятьдесят лет попыток вторжений, проникновений и побега, прошёл спокойно, даже, можно сказать, рутинно. Они просто вышли из камеры. Он в мантии-невидимке, а девочка в виде змеи – просто так. На пути попадались авроры, охранники, все сплошь оцепеневшие, застывшие в разных позах. Они все посмотрели в глаза маленькой Мэриголд, и никто не успел ничего понять. А Мэриголд по пути остановилась, превратилась и положила в карман одному аврору ключи. И поползла дальше. Мэриголд была честной хорошей девочкой. У последней статуи она остановилась и застенчиво попросила:

– Дядя Геллерт, а можете пожалуйста написать записку, что всем моим жертвам нужно зелье дать. То, которое «Глоток ман-дра-го-ры». А то я не хочу никого убивать, а то мама расстраивается, когда хорошие люди умирают. А то просто вдруг их найдут и не догадаются.

– Мелкая, а с чего ты решила, что они хорошие?

– А я не знаю. А раз я не знаю, то надо сначала думать, что они хорошие, пока не выяснится, что они плохие.

– О людях надо думать плохо. Не ошибёшься.

– Ну нет! Это неправильно!

– Почему?

– Потому что так мама сказала.

На этот непробиваемый аргумент Гриндевальд лишь фыркнул.

– Так вы напишете? Пожалуйста!

Мелкая упёрлась, насупилась и встала в позу «рассерженная домохозяйка» (руки в боки, ноги на ширине плеч, губы поджаты). Гриндевальд рассмеялся и написал – почему бы и нет? Эта девочка поднимала настроение одним своим видом. И так, привязав розовой ленточкой – Мэриголд предусмотрительно взяла всё необходимое – на дужку очков начальника смены записку, написанную оранжевым маггловским фломастером, они и вышли из Нурменгарда.

Солнце. Солнце-солнце-солнце. И небо. Голубое, с редкими белыми облачками. Небо-небо-небо-небо. Зелень, луга, трава жёлто-зелёная, трава позднего лета и ранней осени, высокая, почти до пояса, и яркая-яркая-яркая. И воздух свежий-свежий, не затхлый, не вонючий, не спёртый, настоящий.

В камере было маленькое зарешёченное окно. И ничего особенного в него не разглядывалось – замок был весь целиком накрыт особым защитным куполом, который, помимо основных функций, имел особый побочный эффект: он почти не пропускал света. Дневное небо для обитателей замка было тёмно-серым. Всё было тёмно-серым.

Так что…

Девочка сильно дёрнула его за ногу, и – то ли он настолько ослаб во время заточения, то ли ребёнок-василиск обладал отнюдь не человеческой силой, – он с воплем грохнулся в траву. И тут же зажмурился: небо, бескрайнее, голубое, всепоглощающее, с непривычки нещадно слепило.

– Мелкая, ты совсем крышей съехала?!

– Ну, вы же хотите в траве полежать. Но не хотите. Ну, то есть, думаете, что не хотите. Вот я вам и помогла. А что?

Он промолчал и сел. Кошмарный ребёнок радостно прыгал рядом.

Хотя полежать в траве и правда было бы приятно… если бы падение было помягче, обстоятельства другими, а мелкого ужаса не было бы рядом.

– Вы лежать всё-таки не хотите, да? У вас очень сильные мозгошмыги. Наверное.

– Кто?

– Мозгошмыги. Ну, я их не вижу, но тётя Луна говорит, что они вызывают о-ро-го-ве-ни-е мозгов. Иногда. Когда они так делают, мозги становятся твёрдыми, как мои рога или грецкие орехи, и тогда человек очень сильно хочет того, чего на самом деле не хочет. И наоборот. И делает всё как не хочет. На самом деле. А чтобы этого не было, мозгошмыгов надо приручить. И тогда они не будут делать мозги твёрдыми. Вот. Тётя Луна их приручила. И она говорит, что мама тоже, но немножко не совсем, но это так и надо. Но вы не бойтесь, они и вас научат!

Дальнейшие вопросы Гриндевальд твёрдо решил задавать исключительно этим загадочным маме и тёте Луне, или кто там ещё этого ребёнка воспитывал.

– Пошли уже, мелкая. Нам куда?

– Во-о-он туда. – Она махнула рукой в сторону одиноко стоящего дерева и пары кустов. Обернулась василиском и поползла туда так шустро, что за ней оставалось только бежать.

Дерево было толстое и развесистое. Со стороны замка казалось, что ничего подозрительного там и быть не может, но стоило обойти его, как прямо над головой раздалось:

– День добрый. Что-то вы долго, я уже беспокоиться начала.

На ветке, прислонившись спиной к стволу, сидела молоденькая девочка лет пятнадцати на вид и что-то читала. При ближайшем рассмотрении – английский учебник зельеварения. За пятый курс Хогвартса.

– Мам! – мелкая мгновенно перекинулась и попыталась забраться по стволу, но потерпела поражение. – Всё получилось! И я никого не убила, и мы даже записку написали, что тех людей всех надо ман-дра-го-рой напоить. А у дяди Геллерта, оказывается, много-много мозгошмыгов, представляешь? А почему так? Тётя Луна же говорила, что если долго-долго сидеть одному, то они разлетаются? А ещё, ты же его помоешь, да? А то он в тюрьме там совсем испачкался, так нельзя! Если хочешь, я тебе помогу?

Девушка покраснела как помидор. Спрыгнула с ветки, потрепала Мэриголд по макушке и очень смущённо посмотрела на Гриндевальда. Он понял, что, кажется, он всё-таки сошёл с ума.

– Мы с ним сами разберёмся, хорошо? А…

– А теперь домой, да? И ты мне мороженое обещала!

– Да, теперь домой, – с заметным облегчением ответила девушка. – Будет тебе мороженое.

Сумка на её плече казалась обычной ровно до тех пор, пока не была раскрыта полностью. Тогда иллюзия спала, и взгляду предстала лесенка в расширенное пространство.

– Заходите, – сказала она. – Мистер Гриндевальд, вы там обустраивайтесь, чувствуйте себя как дома, еда там есть, удобства, одежда тоже, а комната ваша та, в которой ничего не растёт, дверь в углу, увидите – сразу поймёте. Вы располагайтесь, я вечером приду, хорошо? Сейчас просто надо из Германии убраться, у меня самолёт через шесть часов.

Маггловский самолёт? Ладно. Вряд ли аврорат никак не следит за немагическими видами транспорта, но, может, и выгорит. А если не выгорит, то… Ну, надо успеть помыться и поесть нормальной еды до того момента, как до сумки доберутся авроры.

Отсутствие в нужной комнате растительности оказалось действительно важной приметой. Во всём остальном пространстве сумки растительность была. Как в чемодане недоброй памяти Скамандера обреталась куча всевозможных животных, так тут оказалось неимоверное количество растений и грибов. Причём все эти растения и грибы были самыми обычными, не магическими. Что, впрочем, было неудивительно – магические растения часто отличались привередливостью и не терпели ни расширенного пространства, ни наколдованного света наколдованного солнца. Но да. Хозяйка сумки была тем ещё Ньютом Скамандером от ботаники и не только. Даже тяга к странным приключениям и политике была похожей. Разве что девочка-герболог явно была не на стороне Дамблдора. Хоть и училась в Хогвартсе. Или нет? Пятый курс! Хотя, скорее, она просто хотела ввести в заблуждение. Но человек, способный устроить побег из Нурменгарда с рутинностью послеобеденной прогулки, просто не может ещё учиться в школе.

В комнате действительно оказалось всё необходимое. Одежда была однозначно не в его стиле, но, чёрт, она была явно недавно куплена специально для него! У него также был книжный шкаф, в котором нашлись газеты, все выпуски за последние пятьдесят лет. Магические британские, немецкие и американские, и немагические тех же государств – и где только достала, и как только додумалась так о нём позаботиться! Несколько книжек об истории чего-то за последние годы, от автомобилей до артефакторики – она явно старалась дать ему всё, что может быть интересно. На отдельной полочке нашлись книги по тёмной магии и записка:

«Скажите, что Вам может понадобиться. Я постараюсь достать всё необходимое.»

Ага. Интересно, а если ему человеческие жертвоприношения понадобятся, она тоже «всё необходимое» достанет?

Ещё одна записка, длиннее первой, обнаружилась на письменном столе.

«Я была вынуждена пригласить Вас, поскольку мне нужен специалист, способный вытащить крестраж из носителя-человека. Носитель должен остаться в живых, в своём уме и, желательно, с магией. Крестраж – седьмой созданный. Создатель на данный момент имеет тело, созданное при помощи ритуала «кость-плоть-кровь», в котором использовалась кровь носителя крестража. До этого тринадцать лет находился в состоянии бесплотного духа, вселяясь в людей и животных; одержимый им человек также был замечен за поглощением крови единорога. Один из его крестражей, созданный первым, был уничтожен.

Если сразу видите, что моя просьба невыполнима, то просто скажите. В Нурменгард я Вас в любом случае не верну. Верю, что Вы не из тех, кто поддаётся детским страхам, но считаю необходимым уточнить в начале нашего сотрудничества.

H.J.P.»

Содержание записки порадовало до слёз. Честно, вот лучше бы там были человеческие жертвоприношения. Это хоть выглядит и звучит прилично.

Но задача, сколь бы извращённой она ни была, выглядела действительно интересно. Никто ещё никогда не делал крестраж из живого человека, никто ещё никогда не делал больше двух крестражей. Хотя эта H.J.P. могла бы описать ситуацию поподробнее.

А он мог бы спросить, как её зовут. А то инициалы – не лучшее обращение к даме.

На кухне, как и было сказано, нашлась еда в большом количестве. За прошедшие пятьдесят лет он уже совсем забыл, что еда – это приятно. А нахальная мелкая Мэриголд за руку притащила его за стол и полезла разрезать пирог. Мелкую он, конечно, отогнал, отмахнулся от наставительного «мама говорила, что вам нельзя сейчас много есть». Кошмар, а не ребёнок. Кошмар, а не ребёнок не отогнался, а притащил огромную коробку флаконов с зельями.

– Это от мамы.

– А как твою маму зовут, а? – спросил он. – Полностью?

Мэриголд задумалась, явно не могла вспомнить фамилию, как это часто у детей бывает, а потом молча притащила ему какой-то кусочек бумажки, явно оторванный от чего-то, с подписью: Heather Jasmine Potter.

Ну вот, теперь у него появилось ещё и странное британское имя. И набор, которым не всякая больница сможет похвастаться, на восстановление после тюрьмы. Интересно только, почему эта милая девушка к нему в комнату коробку не поставила.

Поел, выпил нужные зелья, намазал больные конечности и разлёгся в кровати с кипой газет. Беглый осмотр книг показал, что эта Поттер достала действительно стоящую литературу. Несколько книг он даже не читал, а одну – даже в глаза не видел. Она что, умудрилась ограбить какой-то очень древний британский род? Ну, если она устроила побег из Нурменгарда, то неудивительно. Но сначала – газеты.

Правда, всё это отняло неожиданно много энергии, так что Гриндевальд и сам не заметил, как пригрелся, впервые за пятьдесят лет оказавшись в тепле, размяк, впервые за пятьдесят лет оказавшись в мягкой постели, и заснул.

Рыжая девушка, яркая и солнечная, совершенно спокойно прошла шесть километров до шоссе, почистила кроссовки при помощи запасной палочки, словила попутку до станции, мило поболтала с водителем, села в электричку, съела по дороге хот-дог и пончик, выпила лимонад, доехала до аэропорта, зарегистрировалась, прошла контроль, подождала, села в самолёт. В полёте рисовала в тетрадке. Прошла контроль в Хитроу, равнодушно миновала багажные ленты, села в автобус, доехала до Лондона, там пересела на электричку и отправилась в Литтл-Уингинг. Там исчезла. К дому номер четыре на Тисовой улице подъехала машина. Девушка открыла дверь и сняла мантию-невидимку ровно так, чтобы со стороны казалось, что она только что вышла из машины. Невербально и без палочки одарила каждого из родственников конфундусом. Вошла в дом, молча прошла к себе в чулан.

Идеально.

Открыла сумку и прошла вниз по лесенке.

Спящего Гриндевальда девушка трогать не стала. Пусть отдохнёт, ему надо. Только газету с груди убрала, отложила на стол. Нашла Мэриголд. Девочка увлечённо рассматривала картинки в чём-то явно утащенном у Гриндевальда, судя по красивым пентаграммам и схемам разрезов на жертвах. Да, вот об этом она не подумала. Надо будет наложить дополнительную защиту от излишне шустрых детей, которые умеют превращаться в излишне шустрых волшебных змей. На этот раз книга была безвредной, и девушка не стала её отбирать.

Гриндевальд проснулся часов через пять. Вышел на кухню, поздоровался.

– Простите, мисс Поттер, я за прошедшее время подзабыл английский, – он счёл нужным извиниться заранее.

– Поняла. Постараюсь раздобыть вам амулет-переводчик.

– Благодарю вас.

– Мистер Гриндевальд… могу я называть вас по имени?

Да, конечно, он старше… лет так на сто… но она же вытащила его из тюрьмы, может она позволить себе некоторые вольности?

– Конечно. Я бы тоже не отказался называть вас по имени…

– Конечно, вы можете.

– …Но мне, честно говоря, немного непросто правильно произносить ваше имя. Могу я называть вас Хеде?

– О, конечно. Так будет лучше всего. Так вот, Геллерт, всё ли необходимое у вас есть? Не нужно ли вам что-нибудь ещё?

========== Гарри, которая живёт в кровати ==========

Девушка, широкой общественности известная, как Гарри Поттер, Ни-Разу-Не-Девушка-Который-Выжил (до чего же идиотская фраза, сразу хочется спросить, кто тогда помер), ненавидела своё имя. Да, цветочное, как принято в роду матери. Вереск – скромный, благородный, навевающий мысли о древности, медонос – идеальное имя для девушки, которая и должна быть скромной, благородной, нежной и сладкой. Магическое растение, использующееся во многих зельях и ритуалах. Подходящее имя для рода отца. Идеальный компромисс. И – страшнейший кошмар её жизни – до чего же похоже на «Гарри». Да, нормальный человек такого сходства имён не заметит. Но её оленеподобный папаша, хотевший сына, так и называл её – Гарри. Мужское имя, грубое, фамильярное, чем-то похожее на имя для собаки, пренебрежительное, снисходительное. Совсем ей не подходящее. Да и Хезе – тоже, по её мнению, грубое. Особенно в устах тёти Петунии, визгливым, высоким голосом. Тётя Петуния, впрочем, тоже иногда начинала называть её Гарри, и чем старше она становилась, тем чаще. Потом до тёти доходило, что такое имя совсем не подходит для девочки, и она начинала называть её Гарриет. Потом находила какие-то документы, и Поттер снова становилась Хезе. Если честно, «Гарриет» в устах тёти звучало лучше, но, несмотря на это, это имя девочка тоже ненавидела. Мужским именем называла её и соседка, старая кошатница Фигг. Она давно и надёжно выжила из ума, так что девочка сначала пыталась объяснять, что она не Гарри, а Хезе, и что ещё лучше называть её вторым именем, Жасмин, но потом оставила эти попытки. На просьбы называть её вторым именем старуха всё-таки иногда откликалась, но тогда Жасмин почему-то становилась Джеймсом, и это было ещё хуже. Девочка совершенно не желала называться именем папаши-алкоголика, а то и наркомана, да ещё и какого-то сектанта, как иногда говорила тётя. Классу к пятому она и Жасмин совсем перестала быть. Всё Хезе, противными голосами, противно растягивая. Хе-е-езе. Имя редкое, отчего бы и не поиздеваться. Изгой в классе, травля со всех сторон – ничего удивительного в этом «Хе-е-езе» не было. А в магическом мире представляться не требовалось. Или же попросту не давали. Или же, если представиться удавалось, всем почему-то казалось, что они ослышались. Тем более, что Поттер быстро поняла, почему тётя иногда начинала называть её Гарри, а потом, осознавая, страшно злилась и орала о ненормальности.

В общем, Хезе Жасмин Поттер лютой ненавистью ненавидела своё имя.

В магическом мире все считали её мальчиком. На попытки объяснить на неё смотрели странно. На попытку поселиться в женской спальне, а не в мужской, МакГонагалл страшно разозлилась и сняла пятьдесят баллов с Гриффиндора. И в течение всего дальнейшего обучения так и не забыла ей «нахальства, разврата и извращенчества», и топила, как могла. Даже несмотря на открытое неодобрение директора. Одним словом, девочка быстро поняла, что лучше не возникать. Она вставала как можно раньше, ложилась как можно позже, переодевалась в кровати с наглухо задёрнутым пологом, как можно больше времени проводила в гостиной факультета, и к концу сентября первого курса, тренируясь до потери сознания (да, пару раз было и такое) выучила все возможные защитные заклинания. Все, какие нашла. Даже те, которые, вообще-то, проходили на шестом курсе. После взялась за маскирующие. Это был кошмар, это был ад, но девочка очень, очень боялась, и согласна была на всё, что угодно.

Вдобавок старшекурсники и даже некоторые преподаватели всё время пытались перекрасить её в чёрный. По школе странным образом прошёл слух, будто бы злая тётя ненавидела Гарри Поттера за такую сильную схожесть с Джеймсом и заставляла красить волосы, чтобы он больше походил на Лили. И будто бы недоброжелатели (чаще всего слизеринцы или близнецы Уизли) издевались над героем, перекрашивая его в рыжий снова и снова. Когда на втором курсе Снейп начал снимать баллы за то, что «тупоголовый, как и его отец, Поттер до сих пор не выучил, как самостоятельно приводить себя в хоть какой-нибудь порядок, хотя я сомневаюсь, что это слово к вам вообще применимо», Поттер начала краситься в чёрный сама. Снейпа, конечно, все люто ненавидели, но Гермиона тоже уже начинала делать ей замечания, плавно переходящие в нравоучительные лекции. Легче было сдаться и лишь тихо мечтать, как она их всех мучительно убьёт.

***

Поттер была девочкой спокойной и почти – почти – послушной. За весь первый год обучения она попала всего на одну отработку. Опять же, за то, что пыталась всем объяснять, что она девочка. Отработка состоялась в лесу, там кто-то пил кровь единорога и чуть не убил её. Рон Уизли, зачем-то отправленный на отработку с ней, опознал его как Того-Кого-Нельзя-Называть. Директор тоже почему-то всё активно намекал, что Этот-Самый возродится, и девочка решила, что, может быть, это он и был. В конце концов, кому ещё может быть нужна кровь единорога?

После этой отработки девочка решила, что приключений с неё достаточно, и заткнулась. Лучше быть – притворяться – мальчиком, чем быть убитой в этой жестокой школе.

***

На втором курсе случилось чудо. Она нашла Тайную Комнату. За неё пришлось повоевать с Джинни Уизли и призраком Волдеморта, василиска пришлось приручать и утихомиривать, от Рона и Гермионы пришлось долго и мучительно отвязываться и прятаться, но оно того стоило. Теперь девушка могла ночевать в своей комнате, одна, без кучи мальчишек, без постоянного страха. Она была счастлива, а факультет её не сдавал, думая, что Гарри Поттер ищет приключений, шляется по ночам, ещё ни разу не попался преподавателям, и по этому поводу большой молодец. А со временем все привыкли, что ни в гостиной, ни в спальне он вообще не появляется. Поттер с самого начала была одиночкой, замкнутой, странной, никого к себе не подпускала, несмотря на все старания Рона и Гермионы, иногда посылала довольно грубо. Она их всех искренне ненавидела (ну, пожалуй, кроме Невилла, он не лез) и иногда сообщала об этом открытым текстом. Кому нужен такой сосед? Пусть хоть у слизеринцев ночует, хоть на Астрономической башне – им же и лучше. Поттер была почти счастлива.

Но это всё будет потом.

А сейчас второй курс только начался, и жизнь Поттер сложна и неприятна.

Второй курс начался, а вместе с ним начались чудеса.

========== Жасмин, которая живёт в астрале ==========

Кошек Поттер любила. А одну конкретную – Миссис Норрис – ещё и жалела. Равно как и её хозяина. Какой больной на всю голову извращенец вообще придумал, что в школе, полной малолетних и неумелых, но наглых, глупых и самоуверенных волшебников, должен быть завхозом и уж тем более отвечать за наказания старый сквиб? У него и так среди волшебников жизнь не сахар, а тут дети всех мастей и возрастов. Заносчивые аристократы, самоуверенные магглорожденные, нахальные полукровки – все они, как выясняется на практике, к сквибам относятся одинаково отвратительно. К кошкам… Ну, к кошкам – это сложно сказать, но к кошке одного конкретного сквиба относились и того хуже.

Одним словом, некоторой небезызвестной второкурснице по фамилии Поттер было очень жалко Миссис Норрис. О, даже не так! Она была зла, возмущена до глубины души и готова с особой жестокостью убить того гада, который посмел сотворить такое с беззащитной кошкой!

Но, надо сказать, сделано было грамотно. Даже чересчур. И с неоспоримым изяществом. Не будь этой надписи, все бы подумали, что просто ученик решил не просто исполнить давнюю мечту (а пнуть Миссис Норрис считалось храбрейшим поступком, и сделать это мечтали многие), а зайти немного дальше, измучить кошку и погрузить завхоза в огромное горе. Особенно страстно лелеяли эту мечту гриффиндорцы. Некоторые даже отваживались. На пинок, конечно. А теперь на гриффиндорцев, а также на хаффлпаффцев и равенкловцев никто не подумает. Все будут искать наследника Слизерина, таинственного, жестокого, очень опасного.

А… даже на слизеринцев никто не подумает. Их родословную, большинства, по крайней мере, можно до тридцатого колена проследить, и если бы там были какие-то Слизерины, то они бы уже разорались об этом на всю страну.

В общем, подумала Поттер об этом, да и забыла. Учёба, достающие первокурсники (достали, сил нет, а спрятаться нигде не получается, хоть вой, хорошо хоть компромат у Колина воровать получается пока что), рыжий лентяй и тупая заучка, почему-то лезущие без повода постоянно, защита от тёмных искусств, которую в этом году опять приходилось изучать самостоятельно по заброшенным классам… в общем, дел хватало.

Второй раз она возмутилась и разозлилась, когда месяц спустя поняла, что мистер Филч всё ещё ходит весь чёрный, Миссис Норрис всё ещё нет, а в больничное крыло вдобавок загремел с теми же симптомами студент. То, что это оказался мелкий приставучий Криви, ситуацию приятнее всё равно не делало.

Девочка, конечно, быстро выяснила, что зелье сварят сразу, как поспеют мандрагоры, покупать готовое школа «почему-то» не будет, у мистера Филча денег попросту нет, потому что его зарплатой является сама возможность проживания в школе и питания за счёт школы (какой ужас), а родители Колина – не волшебники, поэтому им даже ничего не сообщили. Ну и, вишенка на торте, директор и деканы понятия не имеют, что делать. Никто не имеет. И узнавать, похоже, не собираются.

Тогда девочка жмотиться не стала – на свои деньги купила нужное зелье и попросту выдала мистеру Филчу, а Колину влила сама, придя его навестить в больничном крыле. Мистер Филч готов был на руках её носить и прощать ей всё, что только можно и нельзя, а Дамблдор полчаса распинался, какой она добрый мальчик. На невинный вопрос, что мешало директору и преподавателям сделать то же самое, если уж нельзя выделить деньги из средств школы, директор просто перевёл тему. Джастина спасала уже декан его факультета, так что свои кровные тратить не пришлось. Джастин деньги декану вернул, хоть она и отнекивалась. А Колин ей не отдал ни кната. Обидно было. Тем более что мелкого приставучего папарацци она спасать вообще не хотела, просто было бы странно, если бы она купила зелье только для кошки. Её бы не поняли. Но, впрочем, это была довольно малая цена за результат. Как же. Филч счастлив и готов покрывать все её шалости, пусть её ни на чём до сих пор не ловили, вся школа считает её героиней, и не потому, что она кого-то там в детстве умилила до смерти, а за дело… ах да, они считают её героем. Лучше бы девочкой считали, но это уже мечты, излишне несбыточные. Ну и директор посрамлён. И МакГонагалл. Так им и надо.

А в конце рождественских каникул… впрочем, об этом стоит рассказать подробнее.

***

– Смерть… Разорвать… Убить… Ну твою ж мать… – Последнее – особенно зло, но при этом ещё как-то обречённо.

Этот голос, змеиный, шипяще-свистящий, Поттер слышала ещё с Хэллоуина. Змея ползала внутри стен замка, очень хотела есть и спать, но однозначно не хотела никого убивать. Ею кто-то управлял, кто-то отдавал приказы, и ей от этого было очень, очень плохо. Он ведь понимал, что происходит, но сбросить чужую волю до конца не мог. Он был силён, но…

Девочка слышала этот голос часто, но никак не могла ни ответить, ни даже показать, что она что-то слышит – вокруг всё время были люди.

Но вот однажды людей рядом не было. По крайней мере, она так думала.

– Кто ты? Где вход в Тайную Комнату? Я не наследница Слизерина, но я могу попробовать тебе помочь. Кто тобой управляет?

И, как ни странно, она получила подробный ответ:

– В подземельях, в покоях декана… изображение змеи с зелёными глазами – скажи ей, и она откроет… На кухне, тоже змея, скажи ей… В лесу, там нора, но она для меня… В кабинете директора…

– Всё-всё, спасибо, я поняла. Я постараюсь пройти через кухню. А…

– А управляет мной призрак, вселившийся в рыжую девочку. Она маленькая, с факультета Годрика… Помогает ему старик… директор… со Старшей палочкой… Империо… Они всё время в школе… Прости… Я не могу… Больше не могу…