Текст книги "Гравюры на ветре"
Автор книги: Елена Хотулева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
* 38 *
Я лежала, прилепившись к Герарду, и гладила его по плечу. Мне вспоминался сегодняшний день с его вокзальной сумятицей, свежими запахами широкой реки и поисками гостиницы, затерявшейся в горбатой паутине каких-то металлургических улиц. Перед глазами вспыхивали кадрики увиденных достопримечательностей: забрызганный шампанским щербатый мост, по которому пьяные от счастья свадьбы переходили поросший травой овраг; колокольни церквей, таящих в себе бесценные и почитаемые святыни; огромная бетонная площадь-набережная, украшенная безобразным парусникоподобным обелиском; уютный домашний ресторан, в котором мы ели искусно приготовленную селедку под шубой; отель «Бристоль», замечательный своим чистым модерном; и бесконечные крутые улочки, по которым мы гуляли, держась за руки и млея от нестерпимой и сводящей скулы любви, невыносимой и сладкой.
Чередуя слова с поцелуями, я прошептала:
– Люблю тебя. Я так сильно тебя люблю…
Я торжествовал, слушая слова Елены. Может быть, именно ради этого момента мне пришлось терпеть некий любовный вакуум всех предыдущих лет. А теперь… Милая молодая женщина говорит мне такие слова, целует, одаривает ласками, внимательно слушает все, что я ей рассказываю, считает меня гениальным…
– Детеныш…
– А? – она улыбнулась и прижалась губами к моей щеке.
– Мне иногда кажется, что ты такая шутница. Придумала себе развлечение дурить старого дядьку, и знай себе потешаешься… Да?
– Нет, – она серьезно замотала головой.
– Ну и хорошо.
Я закрыл глаза от удовольствия. Любовь, утомленная чувственными играми, разлилась во мне океаном и заплескалась мягкими волнами. Мы вдвоем, ночью, и ни одна живая душа нам не мешает. Никто не стоит между нами, и мы не должны друг друга ни с кем делить.
От сознания реальности своего счастья у меня закружилась голова. Я возблагодарил небеса за щедрость.
Утро шагнуло в комнату лучом золотистого света. Умывшись, мы спустились завтракать в накрахмаленный гостиничный ресторан.
– Не желаете ли приобрести глиняных котов? – говоря в нос, спросил нас длинный как Дон Кихот официант, ставя передо мной тарелку с яичницей. – В этот раз коты получились очень милые.
– Нет, нет… – Герард взял из его рук блюдо с сырниками и попытался всем своим видом показать, что мы хотим уединения.
Мне же захотелось узнать, о каких котах речь:
– А почему не собаки? И как они выглядят?
– Разве вы не знаете?! – он не мог скрыть изумления. – Котенок, милый такой, он жил на улице… Помните это кино?
– Нет, что-то не припомню… – не очень хотелось его расстраивать, но мы с Герардом все еще находились во власти своего любовного наркотика и не понимали, о чем идет речь. – Мы не видели…
Официант показал нам аляповатую лубочную картинку с выпуклым глиняным котом:
– Я их сам делаю. Не желаете… Ладно… Пойду… Если передумаете, то зовите… – разочарованно вздохнув, он удалился.
Улыбнувшись, я откусила кусочек пахучего сыра:
– Ты видел? Он обиделся, что мы остались равнодушными к его творчеству. Знаешь, мне его немного жаль.
– Напрасно. Наш отказ – ему наука, – буркнул Герард, намазывая сметану на сырник. – Видит же, что мы не хотим с ним разговаривать, а продолжает стоять и болтать о своих котах.
Я выпила вторую чашку кофе и закинула руки за голову. Мне было хорошо. Хорошо, умиротворенно и спокойно – так хорошо может быть только бездетному человеку, который предается страсти курортного романа. Да… Я сразу вспомнила о Филиппе, маме, обо всех неразрешенных проблемах моей жизни и почувствовала ноющую боль в сердце. Все это только самообман – легкое притворство, которое всего лишь на пару выходных дней превращает меня в какого-то совсем иного человека…
– Когда мы поженимся, ты будешь со мной счастлива, – неожиданно сказал Герард, проведя рукой по своему безымянному пальцу.
– Счастлива? – я нервно рассмеялась. – Я не способна это испытать. Так… Несколько раз что-то подобное со мной случалось, налетало как тайфун, а потом… Счастье и я просто не совместимы…
– Но я бы любил тебя, твоего ребенка… Ты бы перестала болеть. И все было бы хорошо…
Я посмотрела на него, как на безумца. Как он не может понять, что это абсурд? Он, я и масляная семейная пастораль…
В голове назойливо крутились мысли о жене Герарда. Мне вдруг очень захотелось сделать ему больно. Кроме чувства любви я испытывала к нему патологическую ревность, которая отравляла мне жизнь, – мне было невыносимо знать, что у него дома сидит какая-то женщина, которая имеет право прикасаться к нему, целовать… Я ненавидела его дочь, сына, эту Карину, имя которой он постоянно упоминал. Нет, я не имела лично к ним никаких претензий, однако, тот факт, что они были неотъемлемой частью его повседневности, сводил меня с ума.
Отвернувшись к окну, я задумалась. А даже если представить… Так просто, в шутку и на секунду… Вот, он уйдет от них, и мы заживем вместе… И что это будет? Он начнет таскаться к ним точно так же, как сейчас он убегает ко мне. Станет скрывать свои чувства, затоскует… И наверняка, будет жалеть денег на моего ребенка, потихоньку утаивая их для своего. Да и на какие средства, собственно, мы будем существовать? Эта мысль проткнула мое молчание и заставила заговорить:
– Герард, а на что мы будем жить?
– Ну, я получаю… – он назвал сумму всего лишь в полтора раза превышающую мою ежемесячную зарплату. – Половину я буду отдавать Карине, потому что она никогда не работала и ей нужно выращивать Артура. Ну а все остальное в твоем распоряжении…
Меня начало тошнить. Жить с мамой и Филиппом на свои жалкие гроши я могла, но быть обязанной нищетой любимому мужчине – такой роскоши я себе позволить не имела права. Нет уж. Лучше тянуть эту лямку в одиночестве, чем ежедневно выслушивать морали о том, что продукты надо покупать на дешевых ярмарках, одеваться в магазинах списанного тряпья, и влачить вполне благопристойное существование…
Герард улыбнулся и поцеловал меня в ладонь:
– Мы бы жили счастливо, тихо и скромно. Ведь, когда любовь, то роскоши не требуется, правда?
Я снова отвернулась и уставилась за окно на проезжающую мимо гостиницы старую лошадь. Пусть грезит. Пусть тешит себя иллюзиями. А мне мечтать уже не о чем. Да… Кончено… Ведь, любовь я уже получила… А все остальное… Мне вспомнились все мои девичьи фантазии. Здесь, рядом с Герардом они показались мне не более чем плодом горячечного воображения. Пора начинать учиться жить в реальном мире. И может быть, тогда я смогу наконец попробовать стать сама собой.
– Пойдем в номер? – я поднялась и автоматически посмотрела на растопыривших лапы глиняных котов. – А то нам ведь еще ехать к твоей пациентке.
– Да, да… – он встал и торопливо, будто бы испугавшись, схватил меня за руку. – Пойдем, я попробую ей дозвониться…
В комнате, вновь ощутив себя скрытыми от всего мира, мы бросились друг на друга, не в силах сопротивляться искушению. Казалось, что наши тела существовали отдельно от разума и действительности. Желание скручивало нас в жгуты и не отпускало до тех пор, пока мы не выплачивали ему дань.
– Герард? – я лежала, полуприкрывшись мятой простыней. – Ты еще успеваешь на прием?
– Не знаю… – он смотрел на меня и не шевелился. – Наверное, да, – потянувшись к городскому телефону, он достал из кошелька какой-то клочок бумаги и набрал номер. – Здравствуйте… Это из клиники… Салтанат предупреждала… Да, да… Могу прямо сейчас. Скажите только адрес…
– Ну и как? – я оделась и, подойдя к окну, присела на прохладный подоконник.
Повесив телефонную трубку, Герард подошел, чтобы поцеловать меня:
– Давай сделаем так. Она назначила мне на три часа. Мы с тобой погуляем, где-нибудь пообедаем, сходим в эту больницу, а потом потихонечку поедем на вокзал – как раз придет время нашего поезда. Ты согласна?
– Сог-лас-на, – по слогам произнесла я и засмеялась сама не знаю чему.
Мне снова стало недопустимо спокойно. Этот милый город – оплот звенящих колоколами храмов и многочисленных безудержно веселых свадеб – пытался погрузить меня в атмосферу слепого спокойствия. Он будто бы был создан для таких как мы – любовников, скрывающихся от мимолетных взглядов и постороннего любопытства. Должно быть, спустя много-много лет, когда старость сморщит мое лицо в маску мудрости, я буду вспоминать эти удивительные южные дни, насквозь пропитанные нашей безрассудной и украденной у праведности любовью…
Герард прижал меня к себе и спросил:
– О чем ты думаешь, улыбчивый детеныш?
– О том времени, когда мне будет лет семьдесят.
– А… – грустно протянул он.
И я поняла, что ему-то будет далеко за девяносто…
* 39 *
– Марианна!
– Да?
– Как тебе кажется, кто был этот человек из твоих воспоминаний?
Она сидела передо мной совсем как в самом начале нашего знакомства – тихая, со сложенными на коленях руками. Смешная. Мне стало немного жаль, что я так осадил ее при встрече – возможно, все-таки следовало дать ей немного помечтать о безоблачности нашей тупиковой связи. Хоть, впрочем, ладно, пусть знает свое место.
Она подняла глаза к потолку и улыбнулась:
– Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что это был ты…
– Ты о ком говоришь? – опешил я. Неужели она оказалась столь догадлива? – Я спрашиваю тебя о том ученом, от которого ты хотела родить.
– Ну да, конечно… А разве он не может быть тобой? – она рассмеялась. – Он бы конечно не наговорил мне всего того, что наговорил ты… Но все-таки прошло столько десятилетий, – хихикнув, Марианна прижала ладонь ко рту. – Артис, ну скажи… Ты чего на меня сегодня набросился, а?
Что я на нее набросился? Какая же, в самом деле, бестолочь! В сердцах я пополам сломал сигарету и быстро прикурил другую. Она настолько далека от понимания моего внутреннего мира, что приняла сегодняшний инцидент за обычное самодурство. А теперь, вот, сидит и посмеивается. Попытавшись вложить в свои слова побольше иронии, я отмахнулся от Марианны, как от мелкой мошки:
– Да настроение, знаешь ли, у меня было плохое. Есть хотелось. Да ты еще со всякими вопросами…
– Я так и думала, – она еще раз глупо улыбнулась. – Значит, ничего страшного. Просто захотелось поиграть в злого принца из заколдованного королевства…
Что?! Какие еще принцы? Какая игра? Меня будто бы обдало холодной водой. Так вот, как это выглядело со стороны!? Я посмотрел ей в глаза, и через секунду моя вспышка негодования сменилась пониманием того, что произошло.
– Знаешь, Марианн… Мне надо позвонить кое-кому. Ты тут посиди минут пять. Кофе попей, полистай газетку… А я сейчас приду.
Она закачала головой, как китайский болванчик. Вскочив, я покинул комнату и через кухню вышел на балкон.
Вот так и глупое мещанское создание! Ай, да Марианна! Какими-то двумя-тремя словами и казалось бы совершенно неуместным смешком, эта девушка сумела объяснить мне, что именно вызывает во мне такую злость. Поразительно! Я вел себя с ней, как со всеми теми, кто был со мной раньше. Попытался заставить играть по каким-то моим персональным правилам. Хотел принудить делать только то, что нужно мне… И что? Получился вполне закономерный результат – она, как и все те, предыдущие, решила, что у меня несносный характер, что я – ах – бедный, больной, разуверившийся в любви человек, которого надо спасать и отогревать теплом всеобъемлющего женского сердца. Но на самом-то деле мне все это вовсе и не нужно!
Буквально упав в кресло, я схватился руками за голову. И как я раньше не додумался до этого? От них от всех – этих бесчисленных сильно или не очень влюбленных в меня женщин, я хотел не только любви, нежности и уважения, но и какого-то почтительного подчинения. Желая быть для них персональным тираном, я в тоже время мечтал самозабвенно предаваться своей собственной любви. Любви, которая, увы, никак не могла вспыхнуть, охлаждаемая их естественным женским протестом против моего поведения.
Неужели я хочу невозможного? Меня уже мутило от количества выкуренных сигарет, однако, я снова потянулся к пачке. Кто мне нужен? Кто? Купленная у работорговцев девственница, воспитанная для служения своему хозяину? Это мне претило до тошноты и вызывало какую-то липкую скуку. Нет! Я хотел встретить личность – женщину с большой буквы. Такую, владение которой, как своей собственностью, заставило бы меня уважать и ее, и самого себя. Но это же просто абсурд! Таких несчастных просто не существует на свете.
Я еще глубже погряз в рассуждениях. Если она сумела стать личностью, чего-то добилась в этой жизни, научилась преодолевать препятствия и решать головоломки судьбы, то с какой собственно стати она станет падать передо мной ниц? Из-за моих денег? Нет… Нет… Та, о которой я мечтаю, просто физически не сможет продаться – как это ни странно, она должна быть слишком свободолюбива, а любой вид рыночных отношений попросту лишил бы ее независимости. Нет, разумеется, как любой здравомыслящий человек, она была бы рада тому, что вступила в связь с состоятельным мужчиной, однако, суть проблемы кроется вовсе не в деньгах… Тогда в чем?
– Артис! Ты уже позвонил? – оторвав меня от напряженных дум, Марианна, осторожно вышла на балкон. – А я думаю, где это ты прячешься?
Я встал и притянул ее к себе. Меня захлестнуло чувством какой-то сердечной признательности. Чего я ищу? Зачем? Вот, передо мной стоит почти влюбленная в меня молодая красивая девушка, которая только и мечтает о том, чтобы создать полноценную семью. Она не алчная, не развращенная, не пошлая, не циничная, как тот другой контингент, объединенный нарицательным именем Мара. Мне достаточно только сказать несколько нужных слов, сделать пару жестов и все… Она будет любить меня и рыдать от собственного счастья.
– Соскучилась? – я вытянул из ее волос заколку и рассыпал по плечам пушистые волны. – А я не смог дозвониться. Сорвалось важное дело.
Она с пониманием улыбнулась:
– Все как в кино. Ты настоящий деловой человек – не можешь отключить телефон даже вечером выходного дня.
Демонстративно надавив на кнопку, я показал ей потухший экран:
– Ты первая, кому удается растопить лед моего сердца. Смотри – ради тебя я забываю обо всем.
Марианна взглянула на меня с видом победительницы:
– Ты мой милый. Я же все поняла. И то, почему ты не оставил меня у себя на ночь, и все эти слова, которые ты выпалил мне при встрече… – она обняла меня и поцеловав, провела рукой по моей щеке. – Тебе просто очень не везло с женщинами. Тебя никто не любил, не заботился о тебе… Не хотел сделать тебя счастливым…
Я прервал поток ее бестолковых речей. Мне остро захотелось близости. Именно такой, которую она могла мне предложить – немного пуританской, скованной, возможно, в чем-то неумелой, но старательно чистосердечной.
Подхватив Марианну на руки, я отнес ее в спальню. И там, пытаясь не обращать внимания на аромат ненавистных мне лаймовых духов, я соединился с ней, заставив себя хоть на некоторое время забыть об образе той, которая существовала, возможно, только в моих неудовлетворенных фантазиях…
Артис, что ты со мной делаешь? Разве после всего того, что происходит между нами, я смогу жить с Максом? Смогу целовать его, помня прикосновение твоих губ? Смогу обнимать его, ощущая на теле мягкость твоих ладоней? Нет. Моей семьи больше нет – она умерла отравленная твоим волшебным ядом.
Артис… Возможно ли, что я тебя люблю? Или это тоже какой-то твой гипноз, с помощью которого ты заставляешь меня познавать искусство взаимоотношений?
– Милый…
– Что? – он смотрел мне в глаза, и я чувствовала, что он разглядывает мои мысли, как открытки.
– Мне кажется… – было так страшно произнести «я влюбилась», что, осекшись, я замолчала.
– Это только кажется, – он провел пальцем по моим губам. – А знаешь, почему я в этом так уверен?
– Почему?
– Потому что я не был тем человеком, который любил тебя в абсентовом Париже.
– Нет? – я разочарованно вздохнула. – А кем же тогда был ты?
Он усмехнувшись поцеловал меня:
– Именно тем, кто расстрелял тебя под звуки радио.
– Ты все шутишь! – Марианна покачала головой. – Странные вы все-таки, мужчины. Говоришь вам о хорошем, а вы стараетесь всему этому придать какой-то негативный оттенок, – отвернувшись от меня, она замолчала.
– У тебя такой большой опыт общения с противоположным полом? – я развернул ее в свою сторону. – Или это по большей части теоретизирование?
– Нет… – она смущенно отвела глаза. – Не очень большой. Но в этом ты похож с Максом. Когда я порой пытаюсь рассказать ему о своей любви, он обязательно начинает шутить. А почему, я не знаю…
– Это же очень просто, – было странно растолковывать ей прописные истины, но нельзя же было оставлять в неведении это недалекое создание. – Если мужчина на объяснение или комплимент отвечает нелепой шуткой, это означает, что он боится тебя разочаровать. Понимаешь, он как бы старается не дать тебе возможность переоценить его.
– Как это?
– Ну что ж здесь непонятного? Он слышит, что ты его хвалишь, начинает опасаться, что на самом деле не соответствует тому образу, с которым он ассоциируется в твоем воображении, и пытается тебя немного разочаровать, чтобы спустить с небес на землю.
– Да? – ее лицо напоминало портрет удивленного ребенка. – А бывает, что некоторые мужчины так не поступают? Ну, конечно кроме тех, которые просто обманывают?
– Да. Разумеется. В тех случаях, когда они очень сильно влюблены и стараются очаровать свою избранницу всеми правдами и неправдами. Но, как видно, ни я, ни твой Макс, к этому типу не относимся.
Мои слова явно ее расстроили, но мне это было на руку, – я не хотел обманывать Марианну и не собирался казаться ей напрочь потерявшим голову. Пусть будет все так, как есть. Ни цветов, ни дорогих подарков, ни особенной заботы. Я должен выглядеть в ее глазах эгоистом, но в тоже самое время очаровывать и обезоруживать, как некий злой гений. И тогда, встретив своего будущего мужа, Марианна познает мед райской любви, потому что в ее суженом не будет ни безразличия Макса, ни моей холодности… Хотя… Пока не хочется торопить события – меня еще очень забавляет странная навязанная мне роль врача, и вся эта история с лагерным убийством.
– Так, ты мне не веришь?
– Ты о чем? – она переставила пепельницу с кровати на тумбочку. – О том, что Макс, как и ты, не желает меня очаровывать?
– Да, нет же… – я вернул пепельницу на место и закурил. – Я говорю об истории, которую ты вспоминала.
– А… – скосившись на мою сигарету, она вздохнула. – Мне думалось, что этот человек был ты… Это казалось мне вполне логично. Тем более что я не верю в то, что ты был способен на убийство, пусть даже это и происходило не совсем с тобой. Ведь стержень личности остается неизменным, правда?
– Конечно, – рассмеялся я. – Особенно хорошо это видно на примере с твоим мужем. Как он был никчемным и ревнивым потребителем, так им и остался. Ты не согласна?
Марианна задумалась, как круглая двоечница на выпускном экзамене:
– Знаешь, последние два дня любая мысль о Максе причиняет мне страдания. Я нахожусь в тупике – все время представляю себе, как быть дальше, но ничего не могу решить.
Надо же! Как она, оказывается, серьезно воспринимает то, что происходит. Для меня все это – лишь очередная интрижка, а для нее – событие стратегической важности. Значит, я на верном пути. Глядишь, этот клубок размотается гораздо быстрее, чем я предполагал.
Я взглянул на часы:
– Что ж. Ты меня радуешь. Продолжай в том же духе…
– Артис… – поняв, что сейчас он отправит меня домой, я испугалась. – Мне не хочется уезжать. Это не по-людски. Давай, хотя бы попробуем… Попытаемся вместе заснуть.
– Для чего? – он холодно посмотрел на меня.
– Чтобы сблизиться, сродниться, привыкнуть друг к другу. Так все всегда поступают… Зачем же ты меня гонишь?
Он быстро оделся и подошел к приоткрытому окну:
– А в следующий раз? Когда Макс вернется из командировки… Ты тоже захочешь у меня переночевать? А?
– Но я не смогу… Ты же понимаешь…
– Значит и не надо пробовать. А теперь, будь добра, перестань болтать и соберись – завтра рано утром я еду в пригород к партнерам. Хотелось бы хоть немного поспать. Так что сейчас у меня нет времени на пререкания. Итак… Даю тебе ровно пять минут.
Он вышел из комнаты, оставив после себя облако сигаретного дыма. Как мне понять его слова? Он не смотрит на меня, как на будущую жену? Я для него только временная любовница?!
Я закрыла лицо руками. Как это горько. Артис… Как несправедливо. Толкнуть меня на измену, даже не помышляя ни о чем серьезном! Это отвратительно!
Быстро натянув платье, я села на край кровати и задумалась. А я? Не менее ли отвратительно поступила я, когда ложилась в его объятья? Что для меня эта связь? Попытка уйти от Макса или поиск путей для укрепления нашего брака?.. А Артис? Можно ли назвать любовью то, что я испытываю?
– Ты готова? – он стремительно вошел, заставив меня вздрогнуть.
– Артис… – я посмотрела на его лицо, освещенное слабым сиянием ночника. – Скажи… Почему я согласилась?
– Потому что ты не любишь его, а он не любит тебя. И самое главное…
– Что?
– Вы абсолютно не нужны друг другу.
Больше всего мне хотелось спросить Артиса, нужна ли я ему самому, но, вспомнив наш сегодняшний конфликт, поняла, что даже не представляю себе, какими словами следует задать этот вопрос. Ладно… Пусть пока все останется как есть – так быстро решить столь сложную задачу мне не под силу…
