Текст книги "Войны Роз: История. Мифология. Историография"

Автор книги: Елена Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Существенным фактором, цементировавшим отношения внутри «дружеских союзов», было наличие аналогичных кланов с противоположными интересами. В эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов, а также в книге Роберта Пилкингтона они обозначаются термином “enemies” (враги)^{158}. Этот термин в словаре джентри XV в. имел мало общего с его современным употреблением. Он обозначал то же самое сообщество равных, объединенное общими земельными интересами и ориентированное на их отстаивание всеми возможными методами. Впрочем, если термин «друзья» можно идентифицировать как самоназвание такого сообщества, то термин «враги» обозначает его видение со стороны, глазами представителей аналогичного, но враждебного клана. Многие письма оканчиваются словами – «Бог да поможет тебе победить всех твоих врагов»^{159}.

«Враги» боролись друг с другом при помощи двух групп средств: юридические процессов, касающихся спорных земель, и вооруженным путем. В числе силовых методов решения конфликтов можно назвать захват спорных земель силой[37]37
  Например, во время длившейся более трех десятилетий тяжбы Эйнсвортов и Пилкингтонов спорный манор Меллор захватывали силой более десяти раз (в 1477, 1478, 1480 и т.д.). См.: Narrative of Robert Pylkington. P. 33, 36, 39.


[Закрыть], угрозы противнику, подкрепленные присутствием вооруженной до зубов свиты[38]38
  В частности, в 1465 г. права владения Пастонов на манор Коттон оспаривал сэр Гилберт Дебенхэм. Обе стороны собрали вооруженные отряды, насчитывающие около полутора сотен человек, и лишь вмешательство герцога Норфолка не позволило спору перерасти в вооруженный конфликт. См.: The Paston Letters. Vol. II. P. 27–28.


[Закрыть], взятие противника в плен, где его держали на хлебе и воде, а также избивали, заставляя отступить от своих требований[39]39
  Именно так Джон Эйнсворт поступил с Робертом Пилкингтоном. См.: Narrative of Robert Pylkington. P. 30.


[Закрыть], взаимное сманивание арендаторов и приведение в негодность сдаваемых в аренду домов[40]40
  В частности, во время земельного конфликта Пастонов и лорда Молейна стороны не только сманивали друг у друга арендаторов, но и разрушали дома, которые сдавались в аренду вместе с земельным участком. Дом арендатора Пастонов – Уильяма Рейнолдса – претерпел следующие разрушения: в нем были выломаны и унесены двери, разбиты окна, сняты все замки и засовы, разбита мебел'ь, разобрана окружающая сад изгородь. См.: The Paston Letters. Vol. I. P. 78.


[Закрыть], поджоги, грабежи, избиения и даже убийства[41]41
  В качестве наиболее разительного примера можно привести последствия земельной тяжбы между герцогом Девоншира и лордом Бонвилем. В октябре 1455 г. сын герцога Девоншира во главе большого вооруженного отряда поджег дом лорда Бонвиля и ограбил его. Из дома была вынесена вся домашняя утварь, которую погрузили на лошадей лорда Бонвиля и увезли. Самому лорду первоначально обещали личную безопасность, однако затем его избили, под предлогом встречи с герцогом Девоншира заставили пройти значительное расстояние пешком, и, наконец, убили. См.: Ibid. P. 110.


[Закрыть]. Пожалуй, самым бескровным, но далеко не самым безобидным средством борьбы было всемерное очернение «врага» в глазах влиятельных лиц[42]42
  Так, Пастонам пришлось платить более высокую арендную плату за земли, которые они арендовали у леди Морлей лишь потому, что их недоброжелатели заручились поддержкой советников этой дамы, которые настроили ее против Пастонов. Во всяком случае, именно так ситуацию описывает Маргарет Пастон в письме к своему мужу – Джону Пастону. См.: Ibid. P. 12.


[Закрыть].

Таким образом, сообщество джентри одного графства, на первый взгляд столь монолитное, при более детальном рассмотрении оказывается разделенным на противоборствующие группировки. Ядром этого противостояния была борьба за земельные владения.

Весьма показательным является следующий фрагмент письма йоркистов к дворянам Норфолка: «ни один человек не должен грабить или вредить иным образом… кому-нибудь из нас, нашим свитским, нашим держателям, или нашим доброжелателям»^{160}. Из него следует, что именно союзы «друзей» и, шире, «доброжелателей» являлись той питательной средой, в которой борьба за влияние нескольких аристократических домов могла перерасти в общенациональный конфликт.

Следует заметить, что джентри стремились заручиться покровительством возможно большего числа аристократов. Это было совершенно необходимым хотя бы потому, что, как отмечает П.В. Флеминг, во второй половине XV столетия практически все значимые решения принимались с оглядкой на того человека, к которому они относились, а также на его семью, свитских, «друзей» и покровителей^{161}. Вместе этот конгломерат людей в эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов обозначался словом «party» (партия)^{162}. Тот же термин употребляется и в книге Роберта Пилкингтона^{163}. В настоящее время термин «партия» чрезвычайно широко используется исследователями. В частности, такие словесные клише как «партия йоркистов» и «партия ланкастерцев» встречаются практически в каждом из трудов, посвященных Войнам Роз. Однако в понимании англичан XV в. слово «партия» имело значение, которое мало соответствует его современному пониманию.

Попробуем проанализировать семантическое наполнение термина «партия» в словаре джентри XV в. Исходя из эпистолярных комплексов Пастонов, Стоноров и Пламптонов можно выделить следующие необходимые компоненты его значения. Во-первых, в «партию» входили не отдельные люди, а объединения «друзей». Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что ни в одном из писем архивов Пастонов, Стоноров и Пламптонов не встречается выражение «сэр x – член партии y». Во-вторых, рядом со словом партия употреблялся термин не «друзья», а «доброжелатели». Поэтому можно предположить, что партия состояла из нескольких «дружеских союзов», интересы которых не противоречили друг другу. В-третьих, во главе «партии» стоял кто-либо из влиятельных лордов[43]43
  В частности, в хронике Фабиана часто встречаются такие словосочетания как «партия Ричарда Йорка», «партия лорда Сомерсета». См.: Fabian R. The New Chronicles of England and France. P. 695, 697, 698.


[Закрыть]. Зачастую главой локальной партии был тот сеньор, во владения которого входило данное графство[44]44
  He следует забывать о том, что именно от сеньора зависело, смогут ли члены «дружеского» объединения спокойно владеть своими землями. Властные полномочия магната в собственных владениях в эпоху Войн Роз были более чем велики. Например, герцог Нотумберленд не только фактически назначал шерифа и бейлифов в своих владениях, (Plumpton Correspondence. P. 26–27), но и отдавал им приказания кого следует заключить под стражу, а кого, наоборот, выпустить. См.: Ibid. P. 34.


[Закрыть]. В-четвертых, несколько локальных партий могли объединяться в более крупные организации, которыми и были «партии» Йорков и Ланкастеров. И, наконец, в-пятых, такие «партии» не имели какой бы то ни было политической программы^{164}. По-видимому, «партия» XV в. была взаимовыгодным объединением нескольких «дружеских союзов» под предводительством кого-либо из лордов.

В чем же состояла эта взаимная выгода? Прежде всего, рассмотрим, при помощи каких средств в эпоху Войн Роз можно было заручиться покровительством лорда и сохранить его благосклонность. Добиться расположения влиятельного лица можно было, оказав ему какую-нибудь услугу. Например, если магнат покупал земли по соседству с владениями дворянина, ищущего его покровительства, то ему, естественно, требовалось установить хорошие отношения с соседями^{165}. Если в земельном споре могущественный лорд желал проигрыша одной из сторон, то враги его врагов становились его друзьями^{166}. Если лорд желал женить своего свитского, а родственники невесты шли ему в этом навстречу, то они также могли рассчитывать на его покровительство^{167}.

В XV столетии раз полученное благоволение влиятельного лица совсем не гарантировало продолжения отношений. Господин оказывал «своим людям» покровительство лишь до тех пор, пока их услуги представляли для него интерес. Для сохранения расположения лорда в XV в. стало необходимым постоянно напоминать ему о себе. Такие действия, как присутствие на крестинах детей милорда^{168}, преподнесение ценных подарков (или просто денег), в минуту финансового затруднения магната^{169} могли в высшей степени благоприятно сказаться на положении покровительствуемого. Соответственно, со стороны джентри принадлежность к чьей-либо партии означала оказание имиджевой, а иногда и финансовой поддержки ее главе.

Рассмотрим, какие обязанности такого рода объединение налагало на его главу. В общем виде, джентри, входившие в определенную «партию», получали возможность пользоваться неизменным и всеобъемлющим покровительством возглавлявшего ее лорда. В частности, он отстаивал интересы своих сторонников в их конфликтах с другими магнатами[45]45
  B частности, в письме Джона Пастона-младшего, адресованном его матери, есть следующие строки: «Я надеюсь, что во всех наших делах в скором времени наступит улучшение, потому что миледи Норфолк обещала следовать советам моего лорда Оксфорда во всех делах, касающихся меня и моего брата. Что же до моего лорда Оксфорда, то, я думаю, он лучший господин, чем я мог бы пожелать, потому что он посылал к леди Норфолк только для того, чтобы уладить наше дело» и т.д. См.: Ibid. P. 99.


[Закрыть] и защищал своих приверженцев от вооруженных посягательств третьих лиц[46]46
  Так, в 1451 г. Маргарет Пастон сообщила своему мужу, что они могут более не бояться того, что лорд Молейн вновь захватит манор, из-за которого они судились, силой, потому что она поговорила с леди Фелбриг (Felbrigg) и та заверила ее, что больше никто не посмеет покушаться на тех, кто находится под ее покровительством. См.: Ibid. Vol. I. P. 59.


[Закрыть]. Обычным делом для главы локальной «партии» было также организовывать примирения людей, пользующихся его покровительством[47]47
  Например, лорд Кромвель, уладил конфликт двух своих приверженцев – Джона Пастона и Джона Редклифа. См.: The Paston Letters. P. 74.


[Закрыть]. А. Кроуфорд отмечает, что политический вес лорда, в свою очередь, напрямую зависел не только от величины его земельных владений, но и от количества его сторонников^{170}. Кроме того, именно на наличии упомянутых сторонников строилось влияние лорда в собственных владениях. Пожалуй, наиболее четко взаимовыгодный характер отношений между главой партии и ее членами выражен в письме герцога Нотумберленда к Уильяму Пламптону, в котором герцог пишет: «Если вы удовлетворите это мое желание, то я буду также расположен делать то, что доставит вам удовольствие»[48]48
  ”If you will fulfill this my desire, and I will be as wellwilled to doe things for your pleasure” // The Paston Letters. P. 27.


[Закрыть].

Кроме того, глава «партии» лоббировал интересы своих приверженцев в Королевском Совете. Как отмечает П. Флеминг, если для успешного окончания земельной тяжбы необходимо было вмешательство монарха, получить благоприятный результат можно было только через покровительство кого-либо из лордов^{171}. О сплоченности «партий» лучше всего свидетельствует следующий факт – королевская немилость распространялась не только на лорда, но и на его сторонников. В качестве примера можно привести следующую фразу из переписки Пастонов: «говорят, что лорд Даниель в немилости у короля, и, видимо, он должен пасть, как и все его люди, как и все те, кто были его доброжелателями»^{172}.

«Партии» в Англии второй половины XV в. добивались реализации своих интересов и вполне современным способом – через депутатов в Палате Общин. В первой части данной главы уже упоминалось о том, что депутаты Палаты Общин отстаивали в Лондоне интересы своего графства, т.е. регионального сообщества джентри. После проведенного анализа это положение имеет смысл скорректировать. Конечно же, депутаты заботились о «процветании своей страны», но в первую очередь ориентировались на «друзей и доброжелателей», иными словами на свою «партию». О том, что принятие какого-либо парламентского акта могло иметь в виду удовлетворение интересов конкретной «партии» свидетельствует, например, следующая фраза из письма Ричарда Рествольда к Томасу Стонору: «Достопочтенный кузен и друг мой… я благодарю вас за письмо, за новости и за парламентские акты. И если я смогу что-то сделать для вас, то я буду готов сделать это от всего сердца»^{173}. К тому же выводу, но на другом материале, пришел также Д. Эдварде^{174}.

В эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов сохранились свидетельства существования некоего аналога предвыборной борьбы. Речь шла о том, представитель какого «дружеского союза», т.е. какой «партии» получит возможность пройти в парламент и продвигать в нем интересы своих сторонников.

В заключение необходимо сказать несколько слов о функционировании вертикальных связей между «дружескими» объединениями на разных социальных уровнях. Добившись благосклонности влиятельного лица, предприимчивый джентльмен приобретал благоволение не одного человека, но также его родственников и «друзей». Лучшим доказательством может служить существование серии «покровительственных» писем в архиве Пастонов. Письма родственников, в которых они говорят о возможности оказания покровительства какому-либо джентльмену, разделяет не больше нескольких дней^{175}. В то же время, невозможно было заручиться покровительством магната, с «друзьями» которого соискатель находился в напряженных отношениях. В частности, в период недолгого охлаждения отношений со своим основным покровителем – герцогом Нортумберлендом – Уильям Пламптон попытался выхлопотать себе должность, через «друга» герцога – лорда Эссекса. Однако лорд ответил резким отказом, упомянув, что он «согласен оказать услугу любому из людей герцога, но только в его присутствии»^{176}.

Необходимо еще раз подчеркнуть – наименьшей смысловой единицей системы покровительства была семья, но чаще всего в ней действовали «дружеские союзы». Пастоны, Стоноры, Пламптоны и их соседи всегда имели нескольких «добрых лордов», а аристократический клан рассчитывал на помощь и поддержку не только рода х, но и их ближайших «друзей». В одном из писем архива Стоноров есть следующая красноречивая фраза. Муж сестры Томаса Стонора пишет ему: «Мой лорд Эссекс, которому я многим обязан… пожелал, чтобы я обязательно написал вам /об этом деле/, думая, что ради меня вы выскажете к нему большее расположение, на что я очень надеюсь и верю, что вы так и поступите»[49]49
  ”My lord of Essex, to whome I am most bound… spesially desired me to wright to you, thinking that you should be better willed for my sake, the wich I will weryly trast that you will do” // Stonor Letters and Papers. P. 191.


[Закрыть]. Такое положение вещей лишний раз демонстрирует, насколько всеобъемлющей и разветвленной была система связей внутри дворянства. Лорд, к сторонникам которого присоединялся джентри, так же являлся членом «дружеского союза» на более высоком социальном уровне. О существовании «дружеских союзов» в аристократической среде упоминает, в частности, Д. Харрис^{177}. Думается, именно наличие указанной системы сделало возможным формирование таких крупных объединений, как «партии» Йорков и Ланкастеров.

Итак, именно система родственных и «дружеских» связей являла собой то средство, при помощи которого лорды в эпоху Войн Роз создавали собственные «партии», т.е. объединения сторонников, необходимые для поддержания их влияния. Приведем наглядный пример расширения такого рода союза. В одном из писем Генри, герцог Нортумберленд просит пользующегося его покровительством Уильяма Пламптона устроить так, чтобы должность бейлифа в Сессее (Sessey) досталась свитскому герцога – некоему Эдмонду Кейпу (Саре)^{178}. Для того, чтобы добиться указанного назначения, Уильяму Пламптону необходимо было воспользоваться родственными связями – Сессей был резиденцией семьи Дарелов, а глава семьи – сэр Джордж Дарел был женат на дочери Уильяма Пламптона^{179}. По-видимому, герцог Нортумберленд не был знаком с сэром Дарелом достаточно близко, чтобы обратиться к нему за этой услугой. Однако если сэр Дарел выполнял просьбу своего родственника и одновременно герцога Нортумберленда, то он автоматически попадал в число людей, которым герцог оказывал покровительство, то есть присоединялся к его «партии».

Следует заметить, что помимо постоянных отношений с главой собственной партии, джентри искали временной благосклонности других лордов. Например, Пастоны в разные годы пользовались благоволением Ричарда Йорка, лорда Грея, Уорвика и лорда Оксфорда^{180}. Для обозначения такого временного сотрудничества использовалось словесное клише – «иметь кого-то своим добрым лордом в каком-то деле». Для того чтобы аристократ стал «добрым лордом», ему необходимо было оказать какую-нибудь услугу или попросту заплатить (в XV столетии в этом не видели ничего зазорного). Так, Брайан Роклиф прямо писал Уильяму Пламптону: «Ваш слуга Джон Смит передал мне xI марок и Ваше письмо… так что я позаботился, чтобы мой человек был Вашим поверенным при дворе»[50]50
  ”I receaved of your servant John Smith xl marks, and your letter… soe I have labored a felaw of mine to be your Attorney in the Court” // Plumpton Correspondence. P. 3.


[Закрыть]. Любопытно, что «разовое» покровительство вполне могло стать началом прочных отношений – именно так сложились отношения семьи Пламптонов и Брайана Роклифа. Кроме прочих преимуществ, наличие нескольких покровителей давало джентри возможность маневрировать между ними и заставляло магнатов больше ценить оказываемые им услуги.

Связи с покровителями были личными и неформальными, то есть наследникам ничто не гарантировало продолжения хороших отношений с покровителями их отца, если конечно они не успевали позаботиться об этом заранее. Не случайно смерть глав семей Пастонов и Пламптонов неизменно вызывала активизацию действий их врагов. Однако у такого порядка вещей была и положительная сторона. Чем старше становился человек, тем с большим количеством влиятельных людей он успевал свести знакомство, тем больше «друзей» он приобретал, и тем легче ему было вести дела. Тем не менее, если говорить об интересах семьи в целом, а именно они преобладали в Англии XV в., то для них такая практика была пагубной, поскольку смерть главы семейства, на личном авторитете которого, в основном, базировалось благополучие всей семьи, каждый раз отбрасывала семью вниз по социальной лестнице.

Анализ полученного материала позволяет прийти к следующим выводам. Джентри эпохи Войн Роз осознавали себя частью нескольких социальных объединений, которые могут быть представлены в форме концентрических кругов. Это: малая семья (потомки до второго колена одной супружеской пары); широкий круг родственников до пятого-шестого колена; круг «свитских» и «покровительствуемых» (людей, стоящих ниже джентри на социальной лестнице, которые пользовались их финансовой, политической и юридической поддержкой в обмен на услуги осведомителей, управляющих, юристов и вооруженной охраны); круг «друзей» (т.е. взаимовыгодное объединение в среде джентри, основанное на общности земельных интересов и ориентированное на отстаивание этих интересов любыми средствами, включая локальные войны); круг «доброжелателей» (т.е. объединение нескольких «дружеских» союзов, интересы которых не противоречили друг другу); и, наконец, «партия» (союз «доброжелателей» под предводительством кого-либо из лордов, чаще всего непосредственного сеньора). Все перечисленные объединения существовали в рамках сообщества джентри одного графства, за исключением «партий», которые иногда, в зависимости от могущества своего главы, могли действовать и на общенациональном уровне.

Ценностные ориентации и культурная специфика локальных сообществ джентри в эпоху Войн Роз

Анализ специфики региональных сообществ джентри эпохи Войн Роз невозможен без учета особенностей мировосприятия указанной социальной группы. В этом параграфе мы попытаемся воссоздать ту невидимую шкалу, по которой джентри оценивали себя и своих соседей и выясним, какой смысл провинциальные дворяне вкладывали в понятие «жить как должно», что считали «достойным», а что – заслуживающим всяческого осуждения.

Исследователи, разрабатывавшие историю региональных сообществ, установили, что более всего на свете джентри ценили общественное одобрение, которое обозначали термином “worship” (почет, добрая слава). К. Карпентер пишет, что «стремление к доброй славе (worship) было одной из основных детерминант поведения джентри»^{181}. Этот термин не только являлся необходимой частью вежливой формы обращения[51]51
  Все письма в семейных архивах Пастонов, Стоноров и Пламптонов, за редчайшим исключением, начинаются словесными клише: “То my right worshipful cousin…” (моему достопочтенному кузену); “То my right worshipful husband” (моему достопочтенному мужу).


[Закрыть], через него оценивалось все: слова, поступки, состояние земельных владений, одежда и предметы повседневного обихода^{182}.

Необходимо подчеркнуть, на настоящий момент проблема обозначена, но не решена – семантическое наполнение термина “worship” пока практически не исследовано. Попытаемся восполнить этот пробел.

В эпистолярных комплексах Стоноров, Пастонов и Пламптонов термин “worship” употреблялся несравненно чаще других оценочных характеристик, и по-видимому, являлся самым емким обозначением достойной жизни. Адекватный перевод указанного термина на русский язык невозможен, поскольку каждый вариант имеет смысловые оттенки, не совпадающие с содержанием, которое вкладывалось в указанное понятие в эпоху Войн Роз.

Любопытно, что в английском семантическое наполнение термина “worship” менялось столь же сильно, как и понимание дружбы. В начале XXI в. словом “worship” обозначают, прежде всего, культ, богослужение, поклонение святыням. В словаре джентри XV в. связь указанного термина с религиозными понятиями практически не прослеживается. Наиболее близким будет следующий перевод: «почет», «добрая слава» или «общественное одобрение», носящее, однако, исключительно светскую, мирскую окраску. В качестве доказательства можно сослаться на следующий пример. Говоря о восстановлении церкви Богородицы в Уолсингеме, Джон Пастон отмечает: «Если мне посчастливиться обрести какие-то почести… или я буду избавлен от опасности, грозящей мне от моих врагов, то я припишу это Деве Марии»[52]52
  ”If I be drawn to any worship… and discharge of mine enemies danger, I ascribe it unto Our Lady” // The Paston Letters. Vol. I. P. 12.


[Закрыть]. В данном случае имеет место очевидное разграничение благочестивого деяния (восстановления церкви) и награды, которую Джон Пастон желал бы получить за него от Девы Марии. Это вознаграждение может быть только чем-то мирским и не менее важным, чем избавление от вражеских козней.

Итак, попытаемся проанализировать смысл термина “worship”. Лучшей иллюстрацией будет следующее высказывание Уильяма Пастона, касающееся похорон лорда Фастольфа: «это было сделано со всеми почестями (worship) и согласно его достоинству…»^{183}. Определяющее значение в этом случае имеет смысловая связка между понятием «почести» и словесной конструкцией «согласно его достоинству». Наличие такой связи показывает, что «почетным» в среде джентри эпохи Войн Роз почиталось все, что соответствовало четко определенному месту человека в социальной иерархии.

Необходимо подчеркнуть, что наличие правил, регламентировавших поведение человека в зависимости от его социального положения, являлось характерной чертой всей средневековой цивилизации. В данном случае речь идет о значительно менее масштабном явлении – появлении специального понятия, не только четко оформлявшего указанную зависимость, но и напрямую связывавшего общественное одобрение с детальнейшим соблюдением этих норм. О рвении, с которым джентри стремились соблюдать правила приличия, дает представление следующий факт. Чтобы сопровождать короля в его поездке в Норфолк, Джон Пастон, по его же собственному выражению, «обязан был (must) собрать свиту из двадцати человек»^{184}. Особого внимания в этом предложении заслуживает глагол “must”, обозначающий крайнюю степень долженствования, и в силу этого чрезвычайно редко употребляемый. По-видимому, Джон Пастон считал абсолютно немыслимым появиться перед королем без подобающей свиты. Можно предположить, что, скрупулезно следуя канонам поведения, джентри символически подтверждали и сохраняли свой социальный статус.

Смысловой оппозицией по отношению к термину «почет» (worship) являлось понятие “disworship” и синонимичное ему “shame” (в данном случае наиболее близким по смыслу будет такой перевод как «бесчестие», «дурная слава» или же «стыд»). Анализ эпистолярных комплексов Пастонов, Стоноров и Пламптонов позволяет предположить, что поддержание собственного социального статуса в региональных сообществах джентри XV в. превращалось в постоянное балансирование между этими оценочными характеристиками. Следует подчеркнуть, что «бесчестия» в этой среде боялись неизмеримо больше, чем материальных потерь. В одном из писем Маргарет Пастон, сокрушалась, что ей потребуется продать что-то из украшений или столового серебра. Любопытно, что Маргарет огорчали не материальные потери, а «дурная молва» (disworship), ведь она лишится вещей, совершенно необходимых знатной женщине^{185}.

Анализ семейных архивов Пастонов, Стоноров и Пламптонов показывает, что самым важным в среде джентри в этот период считалась забота о сохранении и приращении своих маноров. Необходимо напомнить, что именно доходы от земельных владений были основным источником существования джентри, поэтому беречь земли было все равно что зарабатывать деньги. В эпистолярных комплексах джентри покупка нового манора описывается почти восторженно, причем в рассказе об этом прекрасном событии всегда присутствует слово “worship”. Продажа земель, напротив, влекла за собой «бесчестие». В качестве примера можно привести письмо, в котором Маргарет Пастон осуждает сына за то, что тот продал принадлежавший Пастонам лес. Это послание заметно выдается над довольно вялым в эмоциональном отношении тоном переписки; его можно назвать откровенно агрессивным. Маргарет писала: «Мне очень жаль, что все должны узнать о твоих действиях, помня о том, как твой отец дорожил лесами в каждом маноре… ты должен был сделать это от великой нужды, иначе ты был бы расточителем, который промотает свои земли… это бесчестие для твоих друзей и радость для врагов»[53]53
  ”That was right heavy that you should be known of such disposition, considering how your father cherished in every manor his woods… you should did it for a great need, or else you should be a waster and would waste your livelode… it is great shame to your friends and joy to your enemies” // Ibid. P. 124.


[Закрыть].

По-видимому, столь трепетное отношение к утрате или продаже земель стало результатом царившего в Англии немирья. Система наследования была крайне запутанной, доказательствами служили преимущественно ненадежные свидетельские показания, поэтому практически каждая семья была вынуждена вести одну или несколько земельных тяжб, нередко выливавшихся в вооруженные конфликты. Более подробно этот вопрос будет рассмотрен во второй главе, сейчас же необходимо упомянуть о следующем обстоятельстве. Неуверенность в правах владения неизбежно должна была повышать эмоциональную, субъективную ценность даже самого захудалого манора.

Почетным считался также выигрыш дела в суде (какого, не имело значения). Проигранный процесс, напротив, воспринимался как нечто позорное. В качестве иллюстрации можно сослаться на письмо Томаса Стонора к его супруге – Джейн Стонор. В нем Томас Стонор сообщает, что они выиграли земельную тяжбу, но внимание акцентируется на другом. Томас с упоением пишет о «стыде и позоре», выпавшем на долю его врагов: «Я благодарю Бога, мой противник не приобрел почета… 12 джентльменов в этот день не удовлетворили его притязания… к его величайшему позору»^{186}. По-видимому, проигрыш тяжбы крайне болезненно отражался на репутации джентри, и этот, выражаясь современным языком, имиджевый ущерб, был не менее ощутим, чем материальный.

Данные эпистолярных комплексов Пастонов, Стоноров и Пламптонов позволяют констатировать безупречную, практически скрупулезную точность, отличающую все финансовые операции джентри. Не случайно весомую часть архива Пастонов составляют письма, целиком посвященные различным хозяйственным вопросам. Еще более очевидным примером является коллекция документов Стоноров. При написании данной работы автор пользовался изданием эпистолярного комплекса Стоноров, фактически вновь собранного видным британским историком К. Кингсфордом. Однако существует также собрание бумаг Стоноров, состоящее преимущественно из приказчичьих отчетов и прочих хозяйственных документов. К этому изданию обращался, в частности, Ю.Р. Ульянов^{187}. Сам факт сохранения столь значительной по объему хозяйственной документации является как нельзя более ярким свидетельством финансовой щепетильности джентри.

Одним из самых порицаемых качеств в среде джентри была расточительность. Об этом свидетельствует хотя бы то, что управляющий мог осмелиться написать родственнику своего господина с просьбой вразумить его, дабы тот прекратил непроизводительно тратить деньги и занялся бы, наконец, собственными землями^{188}. «Добрая слава» джентри не в последнюю очередь зависела именно от того, как много внимания они уделяли управлению своими владениями. В эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов достаточно часто встречаются фразы вроде следующей: «Я прошу тебя поспешить домой и позаботиться о своей выгоде самому»^{189}. То есть предполагалось, что именно «забота о своей выгоде» и является первостепенной задачей любого уважающего себя джентри.

Стоит отметить, что внимание к финансовым вопросам и неустанная забота о приращении собственных владений заметно отличались как от традиционного куртуазного идеала, так и от стандартов поведения английских аристократов соответствующего периода. Э. Крауфорд подчеркивает, что в эпоху Войн Роз магнатам приличествовала щедрость^{190}. Джентри, напротив, были весьма прижимисты и даже при дворе старались тратить как можно меньше. Прекрасной иллюстрацией может послужить следующий случай. В течение нескольких лет Джон Пастон-младший занимал одну из мелких придворных должностей; жил он, разумеется, не на жалование, а на деньги, которые ему присылали из дома. В самом начале карьеры Джон имел несчастье выйти за рамки бюджета. Молодой человек написал отцу длинное, прочувствованное и почти униженное письмо^{191}, но денег не получил. Пастон-старший резонно решил, что голодная смерть его отпрыску не грозит и предпринял настоящее расследование. Лишь после того как брат главы семейства официально подтвердил, что Джон не расточительствовал, а просто еще не освоился со столичными ценами^{192}, Пастон-старший выслал сыну очень скромную сумму. Неудивительно, что с тех пор Джон тщательно планировал свои расходы.

Во второй половине XV в. «почетным» в среде джентри центра, юго-востока и севера Англии становится такое качество как образованность. Одно только количество писем в семейных архивах Пастонов, Стоноров и Пламптонов красноречиво свидетельствует – умение бегло читать и писать было обязательным для любого представителя этого социального слоя, причем женщины владели пером ничуть не хуже, чем мужчины. То, что в письмах джентри и их корреспондентов иногда встречались французские и даже латинские фразы^{193} свидетельствует – большинство представителей «нового дворянства» обладало хотя бы начальными познаниями в этой области.

Однако «добрую славу» джентри приносили отнюдь не абстрактные научные знания. Ценились только практические навыки, приобретенные в каком-либо уважаемом учебном заведении. Интерес к поэзии или сочинениям античных авторов мог вызвать в лучшем случае недоумение. Так, в ответ на крайне нетипичное для джентри высказывание Уильяма Бутонера (Botoner): «я буду также рад хорошей книге стихов, или новой французской книге, как мой господин Фастольф будет рад покупке доброго манора»^{194}, его корреспондент счел необходимым еще раз поинтересоваться, чем Бутонер собирается зарабатывать себе на жизнь и как идут дела в его владениях^{195}.

Самым достойным в среде джентри считалось юридическое образование. В частности, большинство мужчин семьи Пастон обучались на юридическом факультете Оксфордского университета. Рельефнее всего представление о пользе юридического образования отразилось в письме Агнесс Пастон: «Я советую тебе хотя бы раз в день думать о совете твоего отца изучать право, ведь он много раз говорил, что тот, кто принадлежит к роду Пастонов, должен уметь защищать себя»^{196}. Поскольку права на землю в Англии эпохи Войн Роз были практически не зафиксированы^{197}, наличие знаний в юридической области являлось насущной необходимостью.

Стоит подчеркнуть, что «почетным» в эпоху Войн Роз стало не только получение какого-либо практического образования, но и присутствие образованных (опять же в исключительно практическом плане) людей в окружении джентри. В частности, Маргарет Пастон писала своему мужу: «Люди думают, что чем больше ученых людей из нашей страны будет в твоем совете, тем больше будет тебе чести»[54]54
  ”It is thqught the more learned men ye have of your own country of your counsel, the more worshipful it is to you” // The Paston Letters. Vol. I. P. 201.


[Закрыть], а Пламптоны, в строгом соответствии с этим советом, поддерживали прочные отношения с юристом Годфри Грином, письма которого составляют весомую часть эпистолярного комплекса этой дворянской семьи. Пожалуй, наиболее яркой иллюстрацией того, как высоко ценились люди, получившие юридическое образование, является следующий отрывок из нарратива Роберта Пилкингтона. «В это же время Роберту удалось привезти с собой сквайра, который прозывался Ральфом Хореллом, очень образованного человека, и тот посоветовал Роберту не входить в комнату, где его дело обсуждалось лордами из королевского совета, а когда его заставят войти, не говорить ни слова, пока ему не покажут бумаги, на основании которых его обвиняют, и пока ему не позволят советоваться с людьми из собственного совета... И благодаря его советам это дело, слава Богу, было воспринято лордами благосклонно»^{198}.

В данном случае автор цитируемого документа – Роберт Пилкингтон – полагал, что существовала четкая зависимость – присутствие в его совете Ральфа Хорелла означало фактический выигрыш дела в суде.

Действительно, пока Ральф Хорелл консультировал Пилкингтона, все его появления в различных судебных инстанциях заканчивались благо получно^{199}.

Итак, «добрую славу» джентри могли принести: приобретение новых земель, неустанная забота о преумножении своего благосостояния, точность денежных расчетов, компетентность, а также выигрыш судебного разбирательства, и необходимая для этого поддержка знающего юриста. По-видимому, ценностная шкала джентри носила в значительной степени утилитарный характер, а общественное мнение не поощряло поступки, не приносившие очевидной отдачи.

Проанализировав ценности, джентри, целесообразно проследить, как они соотносились со значительно более изученной придворной культу рой. Выше было заявлено, что двор был для джентри иной, чуждой культурной средой. Это положение, бесспорно, нуждается в доказательствах. Прежде всего, необходимо напомнить, что основные интересы джентри были связаны с их графством, в котором они проводили большую часть жизни[55]55
  Это положение доказывается выше.


[Закрыть]. Анализ эпистолярных комплексов Пастонов, Стоноров и Пламптонов показывает, что поездки ко двору были не правилом, а исключением и предпринимались исключительно для реализации каких-то практических целей. Во всяком случае, в находящихся в нашем распоряжении эпистолярных комплексах нет ни одного упоминания о посещении столицы ради участия в каком-либо придворном развлечении или церемонии. Даже присутствие на столь грандиозном и значимом мероприятии, как коронация, диктовалось сугубо практическими мотивами. В частности, единственной коронацией, на которой присутствовал Джон Пастон-младший, были торжества по случаю восшествия на престол Эдуарда IV. Причина посещения была чрезвычайно весомой – один из соратников Джона Пастона передал ему, что его желают видеть при дворе, и что в ходе торжеств он будет посвящен в рыцари^{200}. Уильям Стонор также посетил коронацию Ричарда III лишь потому, что на этом мероприятии присутствовал глава его «партии» – маркиз Дорсет^{201}.