Текст книги "Анатомический театр (СИ)"

Автор книги: Елена Чаусова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 9

Для подавляющего большинства жителей Кронебурга в проходной арке, ведущей в один из дворов в центре города, не было ничего, кроме глухих кирпичных стен. Однако Кайлен Неманич, оказавшись там и на всякий случай еще раз оглядевшись по сторонам, чтобы удостовериться, что вокруг никого нет, безошибочно, протянув руку, ухватился за массивный дверной молоток в виде конской головы, который до того был абсолютно невидим обычным зрением. Он постучал трижды, как посетитель со срочным делом. Фаркаш обычно стучал пять раз, или три и еще два через паузу, если было что-то безотлагательное.

Пришлось подождать совсем немного, прежде чем в глухой стене образовалась щель, из которой лился свет, а потом вокруг молотка-лошади проявилась массивная обитая чугунными полосами дверь и распахнулась шире, впуская Кайлена внутрь.

В приемной царила глухая, мягкая, как пуховое одеяло, тишина, нарушаемая только бумажным шорохом и редким скрипом пера. Эти звуки издавал маленький лохматый корриган Лиан, единственное, помимо Кайлена, живое существо в комнате. Он взгромоздился прямо на письменный стол и рылся в стопке каких-то документов, изредка делая пометки на клочке бумаги. Часть бумаг уже валялась на полу, будто листья по осени, остальные были хаотично раскиданы на столе. На здоровенном черном носу корригана красовалось пенсне, золотисто отблескивающее в луче падающего из окна солнца. Что смотрелось вдвойне нелепо, учитывая, что его глаза, как и большую часть остального тела, почти полностью скрывала черная шерсть.

– Ты сегодня за секретаря, Лиан?.. – весело поинтересовался Кайлен на высоком наречии, том самом, которое красовалось у него на табличках у входа вместо обычного латенского.

– Дык ить… – пробормотал корриган, не отвлекаясь от своего дела. – Во всякой вещи должон иметься надлежащий порядок!

Манера его речи, как и у большинства его соплеменников, представляла собой нечто среднее между ближайшим советником какого-нибудь легендарного правителя прошлого и древним латенским крестьянином, который книжку видел один раз в жизни мельком у проезжавших через деревню ромеев.

– Мне кажется, мы тут имеем, скорее, беспорядок, – весело возразил Кайлен. Привычка корриганов разводить еще больший бардак, обнаружив, что где-то отсутствует устраивающий их «порядок», была ему, разумеется, прекрасно известна: Берта с их домашним корриганом Нивеном переругивались на эту тему не реже раза в неделю. И это притом, что Берта содержала дом в идеальном, с человеческой точки зрения, порядке.

– Дык ить… – задумчиво повторил Лиан, почесал длинную лохматую шерсть на макушке и швырнул со стола очередной лист, который, мерно покачиваясь, осел на пол рядом с остальными.

– А вот и ты, – раздался у Кайлена за спиной знакомый мелодичный голос, и он обернулся к вошедшей в приемную Эйлин.

– Я бы предпочел вместо «а вот и ты» что-нибудь вроде «я так рада тебя видеть, Кайлен», ну или хотя бы «доброго дня, Кайлен».

– Доброго дня, Кайлен, а вот и ты, – подняв бровь, проговорила Эйлин завораживающе нудным тоном.

Он каждый раз восхищался, как она умудряется даже на самых саркастичных репликах сохранять исключительно кукольно-невинный вид, как у самой скромной девицы на выданье из самого благородного семейства. Эбед у народа холмов мог проявляться самым различным образом, в зависимости от их натуры и способностей. У Эйлин он выражался, помимо прочего, в том, что она могла выглядеть как Святая Дева в минуту Благовещения даже тогда, когда вела себя как последняя стерва или хладнокровно душила кого-нибудь голыми руками. Взгляд зеленых глаз оставался чистым и наивным, как и выражение округлого личика с острым подбородком, изящно обрамленного светлыми, почти белыми локонами.

– Лиан навел порядок, – сообщил Кайлен исключительно для поддержания светского разговора, потому как последствия корригановой уборки было заметно сразу же.

– Дитрих потом уберет, – Эйлин махнула рукой. – Давай уже по делу.

– Ты по мне совершенно не скучала и не рада меня видеть, – скорбно возвестил Кайлен.

– Кайлен, ты нарочно издеваешься? – мрачно поинтересовалась Эйлин. – У нас угроза разглашения…

– …И учитывая мое благостное расположение духа, ты могла бы предположить, что не слишком-то серьезная. Это человек.

– Да кто знает, чего от тебя, с твоим отношением к Пакту, ожидать, – сама того не зная, отчасти повторила Эйлин слова Фаркаша. И Кайлен сразу подумал, насколько это невероятно выразительное подтверждение того, что он на себя собирает все возможные предрассудки сразу со всех сторон. Они даже одинаковыми словами говорят!

– Мое отношение к Пакту совершенно не означает, что меня радует перспектива случайного разглашения, которое может привести к бог весть каким проблемам и неприятностям, – возразил Кайлен и уселся в кресло, предварительно стряхнув с него один из разбросанных корриганом документов.

– Тебе нужно выяснить его имя, – безошибочно определила Эйлин и уселась в соседнее кресло.

– Разумеется. В обмен на это я готов сделать нужную вам работу – то бишь, найти место погребения и закопать туда бренное тело обратно. Поскольку контакт с Академией у меня уже налажен, и они сделают что угодно, чтобы от своей потусторонней проблемы избавиться.

– Придется подождать Дитриха, – пожала плечами Эйлин. – И, скорее всего, подождать, пока он все приберет. Потому что он с утра смотрел сведения о подпактных…

– …не досмотрел и ушел по другим делам, поэтому их немедля начал досматривать Лиан.

– Да. Придется подождать.

– Лично я никуда не спешу. Клиентов я на время обезопасил, и у меня есть по меньшей мере трое суток, чтобы с этим спокойно разобраться. Так что, пока мы ожидаем Дитриха, можем вернуться к вопросу о том, рада ли ты меня видеть…

Эйлин смерила его ледяным, совсем не невинным взглядом. Так она тоже умела, разумеется, если у нее было на то желание. И если бы сейчас улыбнулась, наверняка стали бы отчетливо видны заостренные клычки, которые есть почти у всех зимних. И которые почему-то были совершенно незаметны со стороны, когда Эйлин выступала в образе непорочной скромности.

Его «штучки-дрючки» на нее, как и на Фаркаша, конечно же, не действовали – как, впрочем, и ее собственный эбед на Кайлена. Что ничуть не делало ее менее привлекательной в глазах Кайлена. «В жизни должны быть вожделенные, но недоступные удовольствия. Дабы пестовать в себе смирение и ценить имеющееся с большей радостью», – так Кайлен когда-то охарактеризовал Мариусу собственные отношения с Эйлин. Она бы скорее согласилась себе руку отрубить, чем на взаимно приятное времяпровождение с подпактным, особенно такой неоднозначной репутации, как у Кайлена: дабы не обвинили потом в предвзятости.

Посему любые попытки флирта с его стороны всякий раз сурово и безапелляционно отвергались. Но Кайлен их с завидной настойчивостью продолжал, прекрасно понимая, что ей на самом деле приятно, как высоко он ценит ее прелести и красоты, особенно с учетом его способности смотреть сквозь эбед, которая даже у подпактных встречалась через раз. Просто это был флирт, не подразумевающий никакого дальнейшего развития событий. Что ж, такое и среди людей встречалось совсем нередко, Кайлен был совершенно не в обиде.

– Как вы его упустили? – решил Кайлен заговорить о неприятном, потому что вести дальнейшие светские разговоры в ожидании Дитриха был, на самом деле, совершенно не настроен. Просто следовало выказать Эйлин причитающуюся порцию внимания, к тому же его собственный эбед требовал во что бы то ни стало озарить пространство должным количеством придурковатой безалаберности. Но его и самого сейчас волновало, в первую очередь, дело.

Эйлин широко обвела рукой комнату.

– Ты видишь тут три дюжины эйров, которых я могу приставить к каждому подпактному в Кронебурге и окрестностях? Вот и я не вижу… Скорее всего, это кто-то из колдунов, живущих в глуши, вот и не уследили.

– То есть, мне все-таки предстоит пугать волков своей самоходкой, – усмехнулся Кайлен. Эйлин присутствовала при той его фразе про Фаркаша и технические новшества, так что сейчас весело фыркнула. Чувство юмора у них было одинаково сомнительное, что и не удивительно: любовь жителей холмов к сомнительным шуткам была широко отражена в легендах буквально любого имевшего с ними дело народа.

– Надо будет Шандора с тобой отправить. Нет, не ради поддержания веселья.

– А ради надзора за моей подозрительной личностью и ради того, чтобы я с собой Ионела на связанное с Пактом дело не брал.

– Будешь отпираться?

– Нет, отпираться будет Шандор, от того, чтобы на самоходке ехать. И уговаривать меня пересесть в двуколку. И кто из нас победит в этой жестокой битве, ведомо одному Господу.

– Ты сегодня подозрительно сговорчивый.

– Это все оттого, что вы с Фаркашем тоже сговорчивые: ты со мной готова поделиться сведениями, а наш бравый капитан полиции готов не открывать дело по поводу покупки Академией нелегальных трупов. Впрочем, тебе самой удобнее отправить в Сарматские горы именно меня, раз уж я готов поехать, а Шандору за такие расследования бургомистр голову открутит, с высокой вероятностью, дабы не бросал мрачную тень на светлый лик Академии, приносящей городу столько доходов. Но ведь и мне куда удобнее взять с собой Шандора, который в курсе всех подробностей дела, а не Ионела, которому нельзя рассказать и половины…

– Ты не передумал насчет подписания Пакта им и его сестрой?..

– Естественно, нет! Зачем это им?.. Пускай себе Ионел спокойно сколачивает табуретки, а Мария – выводит соседям ячмени яйцом и не лезет в опасные истории.

– И валяется с тобой на сеновале, полагая, что ты – всего лишь липовский дворянин с причудами, не более того.

– И это тоже, разумеется. Но ненадолго. Я ее выдам замуж, как только ей это станет интереснее, чем валяться со мной на сеновале. Ведьмы заводят семьи позже прочих девиц, но все-таки рано или поздно заводят. И не с богатыми покровителями из города. И она это сама прекрасно понимает, она умная девочка.

– Всякий раз умиляюсь этой твоей летней щедрости.

– А что, зимние бы ей откусили голову после спаривания, как самка богомола своему супружнику?

– Ну нет, конечно… – со звенящей серьезностью ответила Эйлин, будто такой вариант и впрямь следовало рассматривать как вероятный. Хотя, может, и следовало, в самом деле. – Дали бы подарков, сколько причитается – и отпустили с миром. Но не мужа же искать каждой девице, в самом деле!

– Она – не каждая девица, а сестра моего ближайшего помощника… Ближайшего после Мариуса.

– И это тоже звучит невероятно по-летнему, – Эйлин улыбнулась очаровательно невинной улыбкой.

– У меня просто настроение хорошее сегодня, хоть и совершенно непонятно, с чего…

От дальнейшего высокодуховного обсуждения различий в жизненных принципах зимнего и летнего двора их отвлек скрежет и шорох со стороны окна: сквозь открытую створку протиснулся Дитрих, держащий одновременно в клюве и лапах изрядное количество корреспонденции. Он был несколько крупнее обычной совы-сипухи – ровно настолько, что это не было слишком заметно издали, но довольно-таки впечатляло вблизи.

Дитрих сделал круг над столом, сбросив на него письма из лап, потом приземлился на настольную лампу, буквально выплюнул из клюва все, что было в нем зажато, и пронзительно заорал. Лиан, не будь дураком, шмыгнул под стол, а оттуда – в дальний угол приемной, чтобы успешно скрыться от гнева секретаря Надзора в стене. Дитрих встряхнулся и, захлопав крыльями, перескочил с лампы на свое кресло, по пути перекидываясь из совы в лупоглазого бледно-рыжего мужчину с крючковатым носом.

– Я хоть какие-нибудь вещи могу на своем столе спокойно оставить?! – возмутился он, с размаху плюхнувшись в кресло после обращения, и поймал пальцами собственное маленькое белое перо, кружащееся у него перед носом.

– Только когда поймешь, какой именно надлежащий порядок должон на этом столе иметься, согласно представлениям Лиана, – усмехнулся Кайлен.

– Это невозможно постичь ни человечьими, ни совиными мозгами! Ни обоими сразу… – проворчал Дитрих и, поднявшись с кресла, принялся собирать с пола бумаги.

– Скажи мне, любезный друг Дитрих, успел ли ты до этого погрома выяснить, каковы наши кандидаты в призрака, держащего в страхе всю Академию натуралистических наук? – поинтересовался Кайлен, надеясь, что ему все же не придется дожидаться окончания уборки.

– Ты выяснил, кто это?

– Выяснил, конечно, – кивнул Кайлен. – Человек, мужчина.

– И то хорошо! – с заметным облегчением изрек Дитрих. – Тогда у нас есть два варианта. Третьего, в городе, я проверил, пока с почтой разбирался, он жив и здоров.

– О, и кто же из драгоценных постоянных покупателей моего магазина совершенно здоров, но почему-то не появлялся пред ваши очи так долго, что даже пришлось выяснять, жив ли он?.. Неужели Конар Перрик?..

– И как ты только догадался! – Дитрих выразительно воздел руки.

– Это все оттого, что мне неизвестно других настолько брюзгливых стариков-затворников, которых раздражает решительно все и вся. Ты ему даже в совином облике не нравишься, что совсем уж невообразимо.

Дитрих польщенно усмехнулся и грохнул все собранные с пола бумаги на стол одной большой стопкой.

– Где-то здесь должны быть адреса оставшихся двоих, помимо Перрика, наизусть я их не помню, – сказал он, махнув рукой на груду бумаг. – Так что Лиан сейчас вылезет из своего чулана и сделает тебе чаю, раз уж тебе придется так долго ждать из-за него.

На этих словах, Кайлен сразу заметил, из теней в углу боязливо высунулась лохматая голова с длинным носом.

– Кофе, пожалуйста, Лиан, – обратился он к корригану и достал из кармана портсигар.

– И мне, – поддержала его Эйлин.

– Набираетесь от людей дурных привычек, благородная эйрина? – хмыкнул Кайлен.

– Это не дурные привычки, а исключительно благостные, в отличие от твоего табака, – возразила Эйлин с обычным своим видом нежной овечки. Но запрещать ему курить, разумеется, не стала.

Глава 10

Машина бодро тарахтела по петляющей как змея горной дороге. Ехать тут было трудно, и Кайлен сосредоточился на управлении самоходкой, не обращая внимания на кислую физиономию Фаркаша. А недовольные возгласы и воззвания к Господу и святым, которые тот выдавал, когда они слишком уж сильно подпрыгивали на ухабах, большей частью заглушало тарахтение самоходки, особенно громкое из-за усыпающих дорогу мелких камней. Так что ехал Кайлен, можно сказать, спокойно, невзирая на все недовольство своего спутника.

Уговорить Шандора, разумеется, было непросто: он был свято уверен, что любая самоходка взорвется, или, по меньшей мере, загорится при малейшей оказии. А в горах – еще и в пропасть улетит непременно. Тогда как «лошадь – скотина умная, она к обрыву не полезет». «А я, по-твоему, скотина глупая?» – весело возразил ему Кайлен, на что Шандор только раздраженно махнул рукой: мол, не понимаете вы, Неманич, ничего в зловещем самоуправстве современной техники.

Решающим аргументом стало заявление Кайлена, что самоходки нынче быстрее упряжных лошадей, и если они поедут в двуколке, до первой деревни доберутся уже затемно, а до второй – и вовсе ночью, там все спать уже лягут. Так что если Фаркаш желает ехать на лошади, это следует делать либо уже завтра с утра, либо верхом. На последней фразе Шандор крайне выразительно скривился: не пугать лошадей он умел, но взобраться себе на спину они ему все же не позволяли, так что верховая езда была ему совершенно недоступна.

Еще немного подумав и все-таки не пожелав откладывать дело на завтра, Фаркаш наконец согласился ехать на «дьявольской машине», и теперь они, по расчетам Кайлена, были уже почти возле нужной им деревни, а солнце только начинало клониться к горизонту, едва позолотив далекие макушки Сарматских гор. Если во второе место ехать не придется, так и вовсе быстро управятся.

Самоходка нырнула за очередной поворот дороги, огибая холм – и они действительно увидели деревеньку, разлегшуюся в низине между нескольких холмов. С ближней к ним стороны крайние дома забирались на склон, будто бежали встречать оказавшихся возле деревни путников. Ровно один из этих домов и был им нужен: колдуны традиционно жили на окраинах селений. Даже сам Кайлен так жил в Кронебурге.

Он заглушил машину возле первого же дома, съехав на обочину, снял очки и шлем и, аккуратно достав Мариуса из лежащей на заднем сиденье шляпы, пересадил его к себе на макушку. Мариус издал недовольное ворчание, вполне слышимое обычными ушами, и неловко расправил кожистые крылья, устраиваясь у Кайлена на голове поудобнее.

– Ну извини, если бы я тебя с собой не взял, ты бы потом еще сильнее ругался, – ответил Кайлен и, когда Мариус наконец угнездился, надел поверх него шляпу, чтобы лишний раз не пугать деревенских необычным зрелищем: обычно Мариус сидел прямо на полях шляпы, или свешивался с них вниз головой, как и положено летучей мыши.

– Слава Пресвятой Деве! – воскликнул Фаркаш, выбираясь из машины.

– Вот видишь, ни в какую пропасть мы не сверзились.

– Нам еще, по меньшей мере, обратно ехать! А то и во вторую деревню…

– Ладно, в ближайшие минут пятнадцать-двадцать я тебя, в любом случае, убивать самоходкой не собираюсь, можешь спокойно ходить пешком. Нам нужен третий дом вниз по улице.

– Да помню я, – проворчал Шандор и устремился вперед с такой резвостью, будто самоходка собиралась за ним погнаться и все-таки изничтожить. Кайлен за ним едва поспел.

В садике возле нужного им дома сосредоточенно играла маленькая девочка лет шести, катая по траве деревянную лошадку на колесах, оседланную тряпичной куклой.

– Добрый вечер, – поздоровался с ней Кайлен, перегнувшись через забор.

Девочка подняла на него взгляд, вытаращила глаза, а потом во весь голос завопила: «Мо-о-ор-о-ой!» – и унеслась в дом, с перепугу оставив лошадку и куклу на растерзание жуткой нечисти в лице Кайлена и Шандора.

– Ебем ти жарко, – охарактеризовал сложившуюся ситуацию Кайлен. – Вероятно, нам все же не придется ехать во вторую деревню… Но, вполне возможно, в этой нам придется непросто…

В окне дома показалось мрачное старушечье лицо и, зыркнув на них, тут же исчезло, задернув занавеску. Кайлен уже собирался решительно зайти в калитку и не менее постучаться в дом, но женщина все же появилась в дверях, прижимая к груди деревянный крест в локоть длиной – видимо, только что снятый со стены.

– Вы от Ливиу пришли?.. – сощурившись, спросила она.

Ливиу Кэпряну был тем самым подпактным колдуном, к которому они приехали. И, видимо, тем самым, призрак которого громил Академию, раз уж его предположительная вдова такие вопросы задает, отмахиваясь от них крестом.

– Нет, я из полиции, – ответил Фаркаш, доставая свою бляху, главный аргумент, что они – не морои, который имелся у них в наличии.

– А чего вам тогда нужно? – не слишком приветливо поинтересовалась хозяйка дома.

– Мы расследуем похищение тела… – начал объяснять Шандор.

– Так он что, не поднялся, выходит?! – искренне изумилась женщина, даже крест наконец-то опустила.

– Мы думаем, что его могилу раскопали мародеры.

– Слава преподобному Даниилу! – женщина широко перекрестилась. – Вот я и думаю: мы же его, как положено, лицом вниз схоронили, а он встал!

– Как положено, значит… – проворчал Кайлен себе под нос. – А эти пронырливые ребята, значит, понятия не имеют, кого лицом вниз хоронят… Потому что Пакт решительно бережет их от этого знания…

– Ну вот только сейчас не начинайте, Неманич! – огрызнулся на него Фаркаш, распахивая калитку, чтобы поближе пообщаться с неприветливой вдовой Ливиу. – Вы расскажите, когда все обнаружилось?..

– Да на другой же день после похорон! – женщина уселась на лавку у входа, положив крест рядом с собой. – Соседи на кладбище пошли могилу прибрать, глядь – а у Ливиу раскопано… и нету его! Ох, и перепугались мы все… Четыре дня тому дело было.

– Совпадает, – кивнул Кайлен. Что было даже несколько излишне: и так уже понятно, что они по адресу прибыли.

– А кладбище у вас далеко? – продолжил расспрашивать Фаркаш, тоже усевшись на лавку.

– Да с другой стороны деревни, немного по тропе пройти… – женщина махнула рукой в нужном направлении.

– Нам бы посмотреть… на место преступления.

– Я Джордже скажу, чтобы он вас проводил. Это старший наш, они с женой пока со мной тут живут, после похорон… – она опустила глаза и печально вздохнула.

– Благодарю.

– Да было бы за что! А… вы его нашли ведь?.. – она посмотрела на Фаркаша почти умоляюще.

– Нашли, и вернем при первой возможности. Думаю, прямо завтра.

– Благодарение Господу, – женщина воздела руки. – Будет в земле лежать, как добрый человек, а не…

«Непременно будет, если ему кол как следует в сердце вбить», – подумал Кайлен. После того, как могилу потревожили, одними похоронами лицом вниз было уже не отделаться. Сжечь тело – как следовало поступить изначально – тоже теперь не помогло бы: это только высвободит уже сформировавшегося призрака, вот тогда-то и получится самый настоящий морой.

История выходила понятная: старик умер, вполне обычной, естественной смертью, а родственники посоветовались и решили, что добрый человек должен в земле лежать и сжигать они его, как он сам им строго завещал, не будут, словно нехристи какие-нибудь… но лицом вниз, конечно, положат: колдун все-таки. Вот только гробокопателям было плевать, как лежит покойный – хоть на боку. Главное – хорошая добыча, совсем свежая могила на кладбище в знатной вукоебине, где никакого кладбищенского сторожа нет и в помине, можно смело разбойничать.

И оба этих предприимчивых человека были до сих пор живы только потому, что в Академии из покойного вынули сердце и положили в банку. Иначе получился бы не призрак-морой, привязанный к собственным бренным останкам, а стрыгой. Который первым делом пошел бы убивать тех, кто обрек его на столь незавидную посмертную участь. Злосчастным гробокопателям крупно повезло. Поэтому теперь Кайлен имел огромное желание до них добраться и сделать так, чтобы они совершенные ими ошибки все-таки уяснили, хотя бы отчасти, без подробностей о том, почему труп, лежащий в гробу лицом вниз, следует немедля закопать обратно, перед этим проткнув ему сердце, а не везти в Кронебург как ценную добычу.