Текст книги "Обнаженная тьма"
Автор книги: Елена Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Это была моя сестра, – пробормотала Александра – и на этих словах кончились все запасы ее сил.
Слезы хлынули так, что ей даже показалось – вот сейчас она задохнется. Едва удавалось вобрать в грудь воздух, и тут же снова захлебывалась в неудержимых рыданиях.
Смерть Карины – такой молодой, такой красивой, милой – этого горя хватило бы, вполне хватило бы для самого крепкого человека, но то, что еще выпало на долю Александры, – это уж чересчур! Это просто несправедливо!
Ей не хватало воздуха, горловина свитера давила так, что Александра с усилием оттянула ее, пытаясь перевести дыхание, и вдруг прохлада прорвалась к измученному горлу, а потом что-то холодное, восхитительно-ледяное коснулось лица, и Александра кое-как перевела дух, подняла отяжелевшие от слез веки.
Автомобиль стоял. Стекло на дверце было чуть опущено, и снежинки врывались в салон вместе с зимним освежающим дыханием. Водитель одной рукой осторожно прикладывал снежные комки ко лбу Александры, а другой обнимал ее, легонько покачивая и шепча:
– Тш-ш… Тише, тише. Все пройдет, успокойся. Тш-ш, тише!
Она уронила голову на его плечо и замерла. Где-то на обочине сознания мелькнула осторожная мыслишка, что человек этот совершенно незнакомый, неизвестно, что там у него на уме, но была эта мыслишка такой тусклой, блеклой, что Александра ее почти не заметила.
Водитель достал носовой платок и принялся отирать ее мокрое лицо, на котором слезы смешались с растаявшим снегом, все так же успокоительно шелестя что-то невнятное. Потом она ощутила легонькое прикосновение его губ к виску и закрыла глаза. И неизвестно, сколько времени они так сидели, совершенно неподвижно, как бы даже не дыша, пока Александра не почувствовала, что немного успокоилась, и не выпрямилась со слабой улыбкой:
– Спасибо вам. Все в порядке.
– Ну и ладненько, – сказал молодой человек, не думая, впрочем, убирать руку с ее плеча. – Кстати, меня зовут Ростислав. А тебя?
– Александра, – пробормотала она, удивляясь, что этот переход на «ты» кажется ей почему-то естественным.
– Отлично! – восхищенно сказал Ростислав. – Великолепное имя! Ты по профессии кто?
– Я по профессии врач, – вздохнула она. – Участковый терапевт. А ты?
– Ну, я тоже, можно сказать, врач. Работаю в одной такой фирме, которая оказывает экстренную помощь людям, попавшим в неприятные ситуации.
– Это что, «Телефон доверия»?
– Вроде того.
– Ты хочешь сказать, что вот это плечо, в которое я сейчас выплакалась, – это профессиональное плечо, да? – попыталась усмехнуться Александра.
– Совершенно верно. И если тебе хочется о чем-то поговорить, что-то рассказать – душу облегчить, то я тебе очень пригожусь.
Александра поджала губы.
Поговорить? То есть описать ему всю ту гору оскорбительных нелепостей, которые вдруг обрушила на ее голову мачеха? Опять окунуться во все это?
Нет уж. Она хочет как можно скорее забыть, забыть!.. Выкинуть из головы! Ни о чем не думать!
– Включи лучше музыку.
Он послушно нажал на маленькую клавишу.
– В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сиянье голубом… – медленно пропел звучный мужской голос, и Александра даже вздрогнула, таким диковинным, таким чужим показался он здесь, в ароматизированных недрах большого, мягко урчащего автомобиля. – Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем?
Рука Ростислава скользнула к верньеру, и Александра испуганно схватила его за локоть:
– Погоди! Не выключай!
– Ну что ты, – сказал он. – Погромче сделаю.
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Это был любимый романс Карины. Ну кто из таких, как она, молоденьких, хорошеньких девчонок любит в наше время романсы?! Карина тоже была не более чем терпима к классической музыке, однако, стоило услышать вот эту мелодию, она не отходила от приемника до тех пор, пока романс не заканчивался. Около ее постели вечно валялись какие-то книжки в мятых бумажных обложках, какие-то «Дикие сердца», «Любовь ждет», «Мой нежный ангел» и прочие «любовные дурманы», которыми она упоенно обменивалась с подружками, начисто игнорируя более серьезную литературу, однако если Александра заставала сестру около книжного шкафа, то неизменно с томиком Лермонтова в руках, когда та вдруг ощущала острый голод именно по этим строкам:
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь.
Александра глубоко вздохнула – и почувствовала, что снова плачет. Но это были уже не те изнурительные рыдания, которые мучили ее несколько минут назад, а медленные, тихие слезы. Словно бы она наконец-то осознала безвозвратность своей потери, наконец-то поняла, что Карину не воскресить: надо проститься с ней и мирно отпустить в страну воспоминаний.
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел, —
печально пропел голос последнее желание сестры, и Александра устало вытерла слезы. Загрохотала навязчивая рекламная музыка, и Ростислав торопливо выключил звук.
– Ты знаешь, я только сейчас сообразила: ведь над ее могилой и правда стоит дерево. Может быть, это даже дуб, – сказала Александра, глядя вперед, в белое от снега стекло, по которому неутомимо сновали «дворники». – Не знаю, случайно получилось или кто-то из родителей вспомнил, как она любила эти стихи. Я-то вообще про все забыла. Я… меня дома не было, когда она умерла. Вернулась, узнала и помчалась в Сергач. А там… – Она зябко передернула плечами и потянула на них шубку. – Мачеха вроде бы хорошо ко мне раньше относилась, она вообще казалась мне очень доброй женщиной, но сегодня я поняла: она меня всю жизнь ненавидела. Могла бы – зарыла бы живую в могилу. Но вместо этого такого наговорила… И что я всю жизнь завидовала Карине, мол, она такая красивая и молоденькая, а я старая дева и уродина. – Александра пожала плечами. – Как будто я виновата, что так сложилась моя жизнь! И что я хотела Карину с квартиры сжить, хотя это вообще чушь, я ее сама зазвала к себе, ну зачем мне одной две комнаты? И что я нарочно куда-то уехала на эти три дня, загуляла с мужиками, проститутка паршивая, чтобы оставить Карину без присмотра, чтобы с ней беда случилась. Где логика? – Александра слабо усмехнулась. – Или я старая дева, или уж проститутка, одно с другим не очень стыкуется. А если кто за кем присматривал, так это, скорее, Карина за мной. Но главное – эта шапка… Я когда собиралась, вообще ничего не соображала, на меня соседка Каринину шляпку нахлобучила. Не надо было, конечно, этого делать, не надо… Но у меня голова была мокрая, а автобус уже отходил. И Ангелина Владимировна вдруг стала на меня кричать, что я сама убила Карину, чтобы ее вещи себе забрать, потому что у нее вещи все очень дорогие, очень эффектные, она ведь модель. Да они же мне все малы на два размера, это же глупо! Но мачеха так и сказала: «Что, уже присвоила сестричкино наследство?» И приказывала, чтобы я ничего трогать не смела, потому что она с милицией приедет вещи забирать, каждое платьишко по списку…
– Ну, это бред, – спокойно сказал Ростислав. – Как ты могла убить Карину? Сама ведь говоришь, что у нее случился инфаркт и якобы сердце к этому было расположено.
– Да ведь я врач, – напомнила Александра. – Опаивала ее, наверное, гадостью какой-нибудь, отравляла! К примеру, людям, у которых кровеносные сосуды склонны к спазмам, а значит, имеется предрасположенность к мигреням или сердце не в порядке, не рекомендуется пить колдрекс, контак и все такое – из-за их побочного действия. А ведь Карина действительно любила колдрекс, особенно смородиновый: чуть простуда, сразу заваривала себе полную кружку. Только вот в чем дело: никто даже не сомневался, что сердце у нее совершенно здоровое. Когда соседка – она тоже врач, видела акт вскрытия – рассказала мне, что у Карины был инфаркт, я просто ушам не поверила.
– Стоит в чистом поле ухаб, не объехать его никак, – промолвил Ростислав. – Слышала когда-нибудь? Это такая старая загадка. А разгадка – смерть. Твоя сестра просто наткнулась на свой ухаб.
– Набежала, – кивнула Александра. – Она умерла во время своей обычной вечерней пробежки. Называется бегом от инфаркта, только наоборот. Смешно, да?
– О господи, – вздохнул Ростислав. – Ты вот что: ты свою мачеху не вини. Начать с того, что ты никакая не уродина, ну что за ерунда?! И все остальное – такая же полная чушь. Дело в том, что множество людей способны любить окружающих, лишь если они сами счастливы. Малейшая внутренняя дисгармония приводит их в состояние дисгармонии с миром. Тогда все делаются плохие, все во всем виноваты, все им становятся врагами. А уж если такая трагедия… Думаю, твоя мачеха не одну тебя возненавидела, но вообще всех молодых девушек. Только за то, что они живы, а ее дочь умерла.
– Да, да, ты прав! – изумленная точностью его слов, воскликнула Александра. – Я видела, как Ангелина смотрела на подруг Карины – с такой ненавистью, что ужас, я даже решила, мне померещилось.
– Ну вот видишь. И, к сожалению, довольно часто приходилось встречаться с такими случаями. Беда в том, что это неискоренимое свойство психики, как неизлечимая болезнь. Большинство со временем привыкают скрывать свои чувства, свыкаются с горем, но в глубине души это всю оставшуюся жизнь подтачивает и грызет им душу. Их можно только пожалеть, но не судить, потому что никто не может знать, как он сам поведет себя в минуту самого страшного горя.
Александра молчала. Ах, если бы в небесах и в самом деле оказалось торжественно и чудно, чтобы Карине было там хорошо! Это единственное утешение, хотя и слабоватое.
Конечно, Ростислав прав: Ангелину Владимировну можно только пожалеть и постараться простить. Наверное, когда-нибудь Александра найдет в себе на это силы. Может быть, она когда-нибудь устыдится, что так демонстративно сбежала с поминок, может быть, отважится снова приехать в Сергач – на девять дней вряд ли, но на сороковины – вполне возможно… Но как ни ужасны были слова мачехи, в одном она, несомненно, права: если бы Александра была в тот вечер дома, Карина, возможно, осталась бы жива. Вдруг да разглядела бы Александра своим опытным глазом признаки надвигающейся беды? Вдруг да почуяла бы что-то неладное? Или просто уговорила бы Карину не мотаться в холод по улице, а посидеть у телевизора, посмотреть их любимую «Скорую помощь»…
Но Александры дома не было. Александра в тот вечер сидела в подвале, прикованная к трубе отопления, и не знала, останется ли в живых сама.
Ох, нет, не по тому адресу выплескивала свои обвинения обезумевшая от горя Ангелина Владимировна! В смерти Карины надо было винить троих похитителей: «оператора», «электрика» и «человека со шрамом». Только их.
И Александра почувствовала столь жестокую ненависть к этим людям, какой не ощущала даже во время страшных дней и ночей в подвале. Она зажмурилась, такую боль причинило ей неудовлетворенное чувство мести. Теперь она знала, что не будет ей в жизни покоя, пока не найдет эту проклятую тройку.
И еще она знала, что скорее всего покоя не обретет никогда, потому что шансов найти похитителей у нее не было. Никаких!
И от этого безысходного понимания на душе у Александры стало так горько, что она склонилась лицом в ладони и снова заплакала.
Наверное, что-то такое понял и Ростислав, потому что больше не пытался ее утешать. Хотя, очень может быть, что ему это просто надоело.
* * *
– Только имей в виду, – сказала Женя Полозова, – это тебе не подиум. Там эти ваши маски надевать на себя незачем. Улыбочки, раскованность, обаяние на все сто процентов включай – и вперед! Потом еще благодарить будешь, что я тебя в свет вывела.
Карина поджала губы, чтобы не прыснуть. Как же так – «эти ваши маски незачем»? Пришлось столько времени потратить, чтобы научиться сохранять на подиуме это неприветливое, чтобы не сказать надменное выражение лица! Она даже начала думать, что отвыкнуть улыбаться – это вообще самое важное для модели, важнее, чем фигура, походка, манеры.
– И платье береги. Сама знаешь, нам выгодно, если девочек нашего агентства берут рекламировать платья такого шикарного магазина, как «Бонни и Клайд». И, если что, нам потом год расплачиваться. Главное, вернуть платье в целкости и сохранности.
Она почему-то всегда говорила так, Женя Полозова, директриса модельного агентства: «целкость» вместо «целость». С подтекстом таким. С намеком, в котором был как бы юмор, но в то же время и некий сальный душок. Сначала Карина передергивалась внутренне, а потом привыкла. Еще Женя говорила «подъевреивать» вместо «поджидать». Почему?! Неведомо. Нет, на показах-то, конечно, или со спонсорами она строила из себя настоящую леди, но в общении с девочками не церемонилась.
– А что может случиться с платьем? – поинтересовалась Карина.
– Тебя же за стол пригласят, так? Ну и ешь аккуратнее. А потом мало ли что может произойти, вдруг его там с тебя кто-нибудь срывать начнет!
– Кто?! – вытаращила глаза Карина. – Это в том смысле, что какая-нибудь дама обзавидуется и захочет себе такое же?
Ох, и дура она была… Но это стало ясно только потом, а пока ей просто показалось странным, почему в глазах Жени вдруг мелькнула жалость, она пробормотала:
– Ну, что-то вроде, – и быстренько прекратила инструктаж.
Платье и в самом деле было классное. Надев его, Карина невольно заулыбалась. До чего приятно носить нормальную одежду, а не тот кошмар, который ей пришлось прошлый раз демонстрировать на Нижегородском фестивале моды! Полозова вообще авангардистка, она просто тащится от всех этих геометрических фигур с дебильными физиономиями и всякого новизма-модернизма. Она даже «Черным квадратом» восхищалась, честное слово, Карина сама слышала! И модели ее всегда были с этаким прибабахом, как и она сама, однако последнее платье оказалось вообще верхом абсурда. Оно было глухо-черное до пояса – в точности как тот квадрат! А ниже – крупная сетка. Слава богу, под ней имелся чехол – более мелкая сетка, то есть бедра и ноги Карины просматривались очень заманчиво, но все-таки благопристойность соблюдалась, хотя бы иллюзорно. На груди и на спине красовались белые круги, и первой мыслью Карины было, что ей выпало изображать мишень в тире. Ну, знаете, такую, по которым учат стрелять в людей: голова, туловище, а на груди – круг с разметкой для пуль. Впрочем, разметки не было: что нет, то нет. Зато на уровне живота был прикреплен огромный сетчатый карман на небольшом обруче, так что он эффектно оттопыривался.
Карина так и не выяснила, что должна была изображать: ходячую баскетбольную корзину или кенгуру, из кармана которой только что выпрыгнул детеныш. Народ в зале, конечно, в лежку лежал, когда она появилась на подиуме – на высоченных каблуках, в черных очках, туго замотанная косыночкой а-ля 60-е годы. Однако в номинации «Самое неожиданное платье» именно полозовское творение получило приз. Строго говоря, соперничать в неожиданности было не с кем: все остальные экспонаты до боли напоминали обычные платья. Так же, как это, которое сейчас надела Карина.
Чудо что такое! Темно-зеленое бархатное – от этого цвета глаза Карины стали как настоящие изумруды, честное слово. Чуть-чуть серебряной нити – будто иней. Плотно облегает до бедер, а внизу – пышно, воланы, волны и все такое. Снизу – как бы край нижней юбки – серебристое кружево. Очень красиво, совершенно новогодний стиль! Правда, до Нового года еще два месяца, ну и что, наряды праздничные надо рекламировать загодя. Карина не сомневалась – все дамы, которые будут на этом приеме, умрут от зависти и завтра же ринутся в «Бонни и Клайд», чтобы обновить гардероб. К платью прилагались чулочки с серебристым отливом и зелено-серебристые туфли. Все это добро тоже нужно было вернуть.
– Пригласят танцевать – ты, конечно, танцуй, – сказала Женя. – Но козленком не прыгай, каблуки не сломай.
У платья был только один недостаток: оно очень плотно обтягивало фигуру. Карине приходилось помнить о том, что живот надо постоянно втягивать. То есть когда придется сесть за стол, покушать вволю ей вряд ли удастся. Ну и ладно, это ведь поздний вечер, а ужин – отдай врагу! Не привыкать голодать, и разве это вообще голод по сравнению с прежними гимнастическими лишениями?
Больше всего Карина была озабочена тем, как провести рекламную акцию, то есть донести до присутствующих дам мысль: прелестно и элегантно (а главное, дорого, что для нуворишей немаловажно!) одеться можно только в единственном месте на всем свете: в магазине «Бонни и Клайд». Но не прикрепишь ведь на плечо этикеточку или рекламный плакатик? И не будешь в дамской комнате подходить к ее посетительницам с навязчивой улыбкой: «Вам нравится мое платье? Да? А вы знаете, таких и даже лучше в «Бонни и Клайд» – просто навалом!» Другое дело, если ей кто-то отвесит комплимент, спросит, где она раздобыла такое миленькое платьице…
До ресторана «Стенька Разин» Карину доставило заказанное Женей такси. Осторожно ступив на влажный от дождя тротуар, она меленько добежала до крылечка и озабоченно подумала: а вдруг к ночи, когда придется возвращаться, дождь разойдется? Хорошо же она будет выглядеть в этих туфельках! Они ведь размокнут в два счета. А до ближайшей остановки автобуса километра полтора, не меньше, и вдобавок все вверх, в гору, через облетающий осенний лесок… Впрочем, может быть, ее кто-нибудь подвезет? И с этой светлой надеждой она взбежала на крыльцо ресторана и вынула из кармана плащика пригласительный билет.
Дверь, слабо подсвеченная с боков, отворилась мгновенно, словно внутри стоял какой-нибудь величественный швейцар и напряженно высматривал гостей в телеглазок.
Очень вероятно, что так оно и было, только швейцар оказался не величественным. За швейцара тут был обыкновенный качок, который окинул Карину заинтересованным взглядом, подмигнул и развязно спросил:
– Кто такая?
Карина молча протянула пригласительный билет. Качок изучал его так долго, словно это была тысячедолларовая бумажка. А может, он просто не был силен в грамоте.
– А, ты от Полозовой, – произнес наконец. – Проходи, раздевайся. Только не сразу догола!
И легоньким тычком отправил Карину налево, где на двери была нарисована дама. Это оказалось что-то вроде гардеробной: вешалка, зеркала, даже набор дорогой косметики. Никого, кроме Карины, в гардеробной не было.
«Ну и юмор, – подумала Карина, осторожно причесываясь. – В бизнес-клубе – и такое чмо работает?! Просто карикатура какая-то».
Впрочем, она уже навидалась в жизни такого барахла. Старинное выражение «молодец против овец, а против молодца и сам овца» было здесь как нельзя кстати. Можно себе представить, как гнет спину этот качок перед каким-нибудь спонсором или кто там собирается на эту вечеринку – «можно сказать, пригласили на дружескую вечеринку, а не на прием», как объяснила Женя. А она, Карина, кто такая? Рекламная девочка, пришедшая украсить вечер своей улыбкой и платьицем от «Бонни и Клайда». В глазах качка она небось всего на полранга выше эскорт-леди.
В дверь постучали, и через мгновение, не дожидаясь ответа, заглянул небольшой мужичок – весь седой, хоть и довольно молодой, стриженный коротеньким ежиком, но с жиденькой прядкой на шее, с дерзкой бородкой и в очках. У него была обаятельная улыбка и приятный голос.
– Крутоя-аренко! – протянул он с восхищением. – Ну очень крутояренко! Познакомимся?
Карина поглядела на него сверху вниз, и улыбка мужичка стала еще шире.
– Я менеджер здешний, – объяснил он. – Олег Куперович Римский. То есть ты не подумай, я чистокровный русский. У меня дедушка священник был, отсюда такая фамилия. А ты у нас кто?
– Карина.
– Как?!
– Карина. Я от…
– От Женьки Полозовой. Понял. Карина, значит. Ну-ну. Пойдем, красота, я тебе покажу твоего гостя. Мужик вполне порядочный, сразу за пазуху не полезет. Страшный грузчик, правда, но ты это переживи.
– Грузчик?! Но я думала, здесь… такое место…
Олег быстренько просмеялся.
– Грузчик – значит, любит грузить информацию, болтун, значит, страшенный, но это ничего, твое дело слушать и улыбаться, только много не пей.
– Да я вообще не пью, вы что? – обиделась Карина.
– И правильно, – согласился жизнерадостный Олег. – Хотя если чуть-чуть – это вполне можно. К примеру, смородиновую, «Нижний Новгород». Классно! Мой дедушка-священник всегда говорил: пью ради стомаха, ради его частых недугов. То есть не пьем, но лечимся, понятно? Увы, сегодня в большом количестве гуляет Петр Петрович Наливайко…
– Это спонсор? – вежливо поинтересовалась Карина.
Олег громко заржал.
– Я, я, – согласился он – почему-то по-немецки. – Наливайко наливает, а Михал Михалыч Квасов почем зря квасит. Ну, пошли?
Сверкнув улыбкой, он выкатился в коридор.
Карина пошла следом. Олег ей понравился, хоть и был маловат росточком и несколько толстоват. Его непрерывная трескотня действовала успокаивающе. Очень обаятельный парень. Какая бы ни оказалась публика, есть хоть один человек, который отнесся к ней по-человечески, на равных, хоть он и менеджер преуспевающего ресторана, а она…
Кто она такая, Карина решить не успела, потому что Олег открыл перед ней дверь банкетного зала.
Негромко играла музыка – не оркестр, а магнитофон. Карина сразу узнала Сару Бритман с ее «Призраком оперы» и облегченно вздохнула. Конечно, не романс «Выхожу один я на дорогу», но, слава богу, не какая-нибудь киркоровская попса. И обстановка ей понравилась – не сказать, что эти столики в нишах выглядят очень оригинально, однако имеет место быть приятная, домашняя атмосфера.
Но вечеринка, похоже, в разгаре.
– Я опоздала? – робко спросила она. – Мне велели приехать именно к одиннадцати.
– Все правильно, – успокоил ее Олег, снова сверкнув улыбкой и блеснув очками. – Такова и была задача. Гости уже немножко отмякли, теперь самое время появиться даме.
Не успели они и шагу шагнуть, как откуда-то возник молоденький официант и с виноватым видом склонился к менеджеру. Карина обратила внимание, что он был стрижен совершенно так же, как Олег: коротким ежиком, а сзади закручивается жиденькая прядка волос.
– Олег Куперович, у нас проблемы.
– Я, я! – весело ответил тот. – Слушаю тебя, дорогой.
– Господин Петров привел с собой гостя.
– Что? – Олег снял очки, быстро протер их носовым платком и снова надел, причем Карина успела заметить, что без очков его лицо похоже на мордочку хорька. – Любовника, что ли, приволок?
– Не похоже, – официант резко покраснел. – Вполне мужественный господин, очень приятный, высокий такой, лет тридцати с небольшим.
– Не облизывайся, – насмешливо велел Олег. – Лучше скажи, как так вышло, что пропустили незапланированную персону?
– На входе прошляпили, – покаянно опустил голову официант. – С них и спрашивайте.
– А ты советуй, советуй, – дружелюбно сказал Олег, но от этого дружелюбия официант испуганно заморгал. – Я сам знаю, с кого спросить. Ты какого черта мне сразу не доложил?
– Вы по телефону разговаривали, – официант заморгал еще чаще. – Я не решился…
– Бли-ин! – Олег опять снял очки и протер. – Вот придурок, а? У нас же всего пятнадцать кабинетов, как раз по числу гостей. В очередь ему вставать: кто последний, я за вами? И проблема пары… Слушай, – он повернулся к Карине, – не знаешь, Полозова сможет нам еще кого-нибудь из девчонок по-быстрому подослать? Мы бы машинку за ней отправили. А?
– Не знаю, – сказала растерянно Карина, мало что поняв из его сердитой скороговорки. – Девушки есть, конечно, а как же платье? Сейчас ведь поздно, в «Бонни и Клайде» уже не застать никого.
– Ну и в пень! – пожал плечами Олег. – Пусть хоть совсем без платья приходит, какая разница? Клиенты и сейчас-то уже чуть тепленькие, а еще через полчаса вообще никто и не увидит, как она будет одета. Ладно, пошли, посажу тебя, а потом позвоню Полозовой.
Ухватив Карину под локоток и радужно улыбаясь, он протащил ее через зал, словно муравей, который тащит полуживую бабочку. Олег на своих коротеньких ножках бежал слишком быстро, Карина на высоких каблуках с трудом поспевала за ним. Тут уж не до демонстрации туалета и туфелек!
– Господин Петров! – Олег радушно раскинул руки, для этого выпустив Карину, и та, наконец, смогла принять соответствующую осанку.
Однако штука в том, что разглядывать ее платье было особенно некому. За столиком сидели двое мужчин, и, сколько Карина ни бросала по сторонам взглядов, не могла разглядеть дам. Хотя нет – из дальнего угла послышался заливистый девичий смех, но, кто там хохочет, Карина не видела. Надо полагать, когда ее задвинут за этот угловой столик в нише, чудненькое платьице окажется надежно скрыто от взглядов. Полный провал презентации!
– Смотрите, какую прелесть я вам привел, – Олег выдвинул вперед Карину. – Лолита – дочь Айболита!
При этом он сильно стиснул пальцы Карины, как бы говоря: не выступай!
Ну, понятно. Когда она называла свое имя, редкий человек не переспрашивал. Гости уже были подшофе, им невмоготу запомнить такое слово, а Лолита – это просто и всем доступно.
– А, Лолиточка, садись, будь как дома! – махнул ей плотный мужчина с одутловатым лицом, пытаясь привести в порядок распущенный галстук. Но это занятие ему очень быстро надоело. – И ты, Куперович, давай, дринькни с нами и закуси. Познакомься, кстати, это мой гость, господин Иванов. Спаситель, целитель и все такое.
В дальнем углу приподнялась довольно высокая фигура, протянула через стол руку Олегу, и тот пожал ее с такой почтительностью, словно не возмущался только что появлением «незапланированного» посетителя.
«Иванов, Петров, – насмешливо подумала Карина. – Надо же, какое сочетание. Только Сидорова не хватает. А может, здесь и фамилии меняют, не только имена? Очень вероятно. Для сохранения коммерческой тайны! А спаситель-целитель означает, что этот Иванов доктор, что ли?»
– Садитесь, мальчики-девочки, – громогласно провозгласил Петров. – Эй, че-ла-эк!
Появился виноватый официант.
– Давай, подкинь нам еще чего-нибудь, – распорядился Петров. – А то мы тут с Ивановым уже все приели. Давай стерлядки заливной, икорки. Зелени волоки побольше. Крабов, того-сего.
Несмотря на свой извиняющийся вид, официант оказался поразительно проворен. В секунду перед Кариной был отодвинут стул, затем на стол посыпались, как из рога изобилия, блюда. Олег сидел вальяжно, как и подобало творцу всей этой вышколенности. Однако, выпив и начав закусывать, он мгновенно растерял былое величие: снял очки, положил их рядом и принялся есть чуть ли не с жадностью, низко склоняясь к тарелке и внимательно разглядывая каждый кусок, который отправлял в рот.
Впрочем, на него никто не обращал внимания. Петров сопел и пялился на Карину, а она маленькими глоточками пила шампанское и, чтобы не соблазняться расставленными на столе вкусностями, водила глазами по залу или исподтишка поглядывала на Иванова.
Ничего особенного, мужчина как мужчина. Довольно худой, высокий – особенно по сравнению с коротышкой Олегом, а лица его в полутьме толком было не разглядеть.
Середина зала по-прежнему была пуста, хотя музыка звучала беспрерывно. Никто не танцевал, и Карина подумала, что нет худа без добра: ей не грозит стоптать каблучки чудных туфелек.
Довольно странная вечеринка, между прочим. Ничего дружеского в ней нет: все сидят, как птицы в клетках, в этих своих нишах, общаются только между собой. Голосов почти не было слышно, только изредка долетал кокетливый женский смех или даже визг.
Да, женщины тут все-таки были, и немало: чем дальше, тем чаще из-за столов выходили пары и удалялись куда-то.
Карина нахмурилась…
– Кстати, Куперович, – обернулся Петров.
Олег быстренько отложил нож и вилку, надел очки и выпрямился. При этом он очень торопился дожевать кусок, но никак не мог, подавился, лицо его стало красным.
Иванов с силой хлопнул его по спине, Олег сделал громкое глотательное движение – и облегченно вздохнул.
– Слушаю вас? – почтительно спросил он все еще сдавленным голосом.
– Твой страж ворот пообещал, что моего гостя обслужат по высшему разряду.
– Я, я! – Олег вскочил, словно что-то вспомнил. – Сию минуту. Благодарю за угощение!
Несколько раз кивнув и обаятельно улыбнувшись, он улетел прочь, но Карина успела заметить, что Римский выхватил из кармана сотовый телефон и торопливо набирает номер.
– Люблю парня, – сказал Петров, провожая его взглядом. – Шкура отъявленная!
– За что ж любишь, если шкура? – усмехнулся Иванов.
– А за удальство! – тряхнул головой Петров. – Шкура и подлец, но дело знает. Далеко пойдет, если жирным куском не подавится!
Он откинулся на спинку стула и потянулся так, что послышался хруст. Карине показалось, что хрустнул несчастный стул.
– Ну что, Иванов? – спросил вдруг Петров. – Ты уже созрел?
Тот повернул голову:
– Не понял.
– Ну, раз не понял, то и говорить не о чем, – обрадовался Петров. – Значит, еще можешь потерпеть. Тогда мы с Лолиточкой пошли.
Он грузно выбрался из-за стола, подставил Карине согнутую калачиком руку:
– Битте-дритте. Потопали, крошка, пора совершить небольшой моцион.
Не больно-то приятно было идти под руку с пьяным толстяком, которого ощутимо пошатывало, однако выбора не было: это единственный шанс продемонстрировать платье. Карина порадовалась, что устояла перед искушением покушать, и сильнее втянула живот.
– Возьми, – сказал Петров, едва они вышли в коридор, и протянул Карине две стодолларовые бумажки. – Так, для аванса. Чтоб ты поняла: я человек серьезный, не шваль какая-нибудь.
Странно. Женя ни о каких деньгах не говорила. Что это значит?
Додумать она не успела: Петров развернулся – и резко прижал ее к стене. Карина ощутила, как бумажки больно оцарапали ей кожу: Петров сунул их в вырез платья и попутно стиснул грудь.
От изумления она оторопела: «Хам немытый! Да он что, спятил?»
Мелькнула фигура Олега Римского. Подбежал на полусогнутых и почтительно доложил:
– Господин Петров, через пять минут девушка для вашего гостя будет доставлена.
– Спасибо, не трудитесь, – послышался голос Иванова. – Я ухожу.
И он, и Олег спокойно смотрели, как Петров лапает Карину, словно это было совершенно в порядке вещей. Она рванулась, но платье затрещало, и девушка испуганно замерла. Честно говоря, она была настолько ошарашена, что и сама наблюдала за происходящим как бы со стороны. Все не верилось, что это происходит с ней.
– Ну, чао, – пропыхтел Петров. – До связи. Куперович, проводи. А где эта чертова дверь?!
– Я, я! – весело сказал Олег. – Позвольте вам помочь.
Он подался вперед, к стене, рядом с Кариной что-то щелкнуло, и в ту же минуту Петров впихнул ее в открывшуюся дверь, прежде совершенно сливавшуюся со стеной.
