Текст книги "Обнаженная тьма"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– По «Скорой»? – взвился бывший «призрак». – Я так и знал, что это ты!..

И он снова полез на Влада с кулаками, но тот оттолкнул его так, что «призрак» оступился и грохнулся на ступеньки.

Господи, еще только драки сейчас не хватало! Надо что-то немедленно делать…

Вот чему Александра в жизни научилась, так это обращаться с пьяницами. Высоковские закоулки давали в этом смысле материал богатейший, уникальнейший! Единственный способ пробиться к сознанию пьяного вдрабадан, а также в дупель, втемную, вмертвую, в сиську человека, – это заставить его посмотреть тебе в глаза. Усилие, которое потребуется, чтобы сфокусировать взгляд, и будет той лазейкой, в которую могут проскользнуть разумные слова. Хотя чаще всего лазейка оказывается слишком тесна и чересчур быстро захлопывается…

– Я сама вызывала «Скорую»! – крикнула Александра, рывком поворачивая к себе пьяницу и впиваясь взглядом в черные блуждающие глаза. – Врача звали Ольга Ивановна, Влад тут совершенно ни при чем! А увезли Гелия в Пятую градскую. Он, кстати, очень беспокоился, мол, надо брату позвонить, сообщить, что случилось. Наверное, он вам звонил, звонил, а вы в это время наливались почем зря в какой-нибудь забегаловке!

– Почему-у? – внезапно обиделся «призрак». – Я пью только в морге!

Да, юмор…

Александра растерянно оглянулась. Влад смотрел на нее странно расширенными, остановившимися глазами. А может, это вовсе и не юмор, вдруг промелькнуло в голове. Может, перед ней и впрямь оживший мертвец из морга?! Недаром же от него так приторно несет формалином!

Рука сама собой поползла ко лбу, чтобы спастись за крестным знамением, и вдруг внизу громыхнула дверь, по ступенькам затопало множество ног и на лестнице показалась худенькая девушка в тяжелой куртке, но с непокрытой головой. Черные волосы, постриженные а-ля Мирей Матье, обрамляли маленькое личико, сверкали большущие любопытные глаза, но еще ярче сверкал глазок объектива телекамеры, которую держал в руках спутник девушки – столь же субтильный молодой человек с длинными волосами, стянутыми на затылке.

Александра, у которой с видеокамерами были с некоторых пор связаны только неприятные ассоциации, невольно отпрянула, но сверху стоял Влад, слева валялся на ступеньках «призрак», справа качались перила, к которым нельзя было прислониться без риска ухнуть вниз, а снизу напирала девушка с черными волосами.

– Снимай! Все время снимай! – велела она и поднесла поближе к губам сетчатый шарик микрофона, шнур от которого тянулся к третьему парню, несшему какой-то чемоданчик. – Здравствуйте, я Ирина Плетнева. Наш репортаж мы ведем непосредственно из «дома с привидениями», вот перед вами их сразу трое, прошу любить и жаловать. Только они почему-то мокрые. Что, трубы прорвались, наконец? – с некоторым ехидством спросила она и проворно подсунула микрофон Владу, который от изумления только пожевал губами, но так ничего и не смог сказать, растерянно водя взглядом по неожиданным гостям.

– Трубы тут ни при чем, – сказала Александра и даже отпрянула, с такой скоростью металлически пахнущий микрофон оказался притиснут к ее лицу. – Соседи заснули, не выключив воду в ванной.

– Давно вы тут… обитаете? – таинственным шепотом спросила Ирина Плетнева. – А если не секрет, трудно проходить через заколоченные двери? Или вы предпочитаете прямиком сквозь стены?

Теперь настала очередь Александры терять дар речи, и, видя ее растерянность, теледевушка решила наконец смилостивиться. Стиснула маленькой лапкой микрофон, повернулась к камере:

– Как вы уже, наверное, догадались, дорогие зрители, привидения тут ни при чем. Вы видите перед собой обитателей дома номер 15 по Нагорному переулку – того самого дома, который городская администрация намерена передать под приют для бездомных животных. Из наших репортажей вы знаете, какие усилия пришлось приложить нам, активистам, чтобы заставить администрацию раскачаться и решить, наконец, этот наболевший вопрос. Однако мы никак не можем приступить к ремонту здания, потому что здесь до сих пор остаются жильцы, нипочем не желающие переезжать в новые, благоустроенные квартиры и освободить дом. А все это время десятки бездомных животных бродят по улицам, становясь жертвами службы санитарной очистки города, работники которой не делают различия между одичавшими дворовыми животными и случайно оказавшимися на улице домашними. Наши телефоны буквально разрываются от возмущенных звонков тех, кто потерял своих четвероногих друзей. Понимаете, ведь о судьбе пропавшего животного совершенно невозможно узнать! Если люди, к примеру, могут прийти в морг для опознания близкого человека, то…

При слове «морг» пьяный, доселе продолжавший сидеть на ступеньках и как бы даже задремавший, вдруг встрепенулся и принялся озираться с выражением внезапно разбуженного человека.

Ирина Плетнева покосилась на него, но продолжала так же бойко:

– …то хозяевам пропавших собак и кошек обратиться некуда. Наш приют и кабинеты стерилизации, которые мы намерены открыть, сделают содержание саночистки практически ненужными. Как вы думаете, почему в развитых странах не существует проблемы бродячих животных? Потому что их там нет! Бездомные животные стерилизованы, поэтому они не размножаются! Мы призываем к…

– Это как же? – перебил пьяный, с немалым усилием сводя разбегающиеся глаза в одном направлении. – Кобелям яйца стричь будете?

Ирина выронила микрофон. Александра, у которой за жизнь выработался великолепный навык ловить падающую посуду (почему-то у нее вечно все сыпалось из рук, Карина даже называла ее чемпионом мира по разбиванию чашек и блюдец!), проворно нагнулась и поймала его у самого пола.

– Пошел вон! – яростно крикнул Влад. – И не смей больше появляться в таком виде, понял?

Пьяный послушно поднялся, цепляясь за перила, и на какой-то миг Александре показалось, что сейчас он рухнет прямиком на первый этаж, прихватив с собою несколько балясин, однако обошлось: кое-как, шатаясь, он сполз-таки по ступенькам, и вскоре в подъезде хлопнула дверь, возвещая о том, что, по крайней мере, один из призраков покинул «дом с привидениями».

– Спасибо, – сказала Ирина, принимая у Александры микрофон. – Спасибо большое! А вас как зовут? Вы давно живете в этом доме? И почему не переезжаете?

– Меня зовут Александра Синцова, – пробормотала она, сосредоточенно уставившись в сетчатый шарик и испытывая тот священный ужас, который неминуемо овладевает всяким нормальным человеком при общении со средствами массовой информации, особенно – техсредствами. – И я тут вообще не живу, я просто пришла навестить своего знакомого. Вот он, его зовут Влад Рутковский. – Она махнула в сторону Влада, и тот сделал какое-то конвульсивное движение, не то пытаясь отпрянуть, не то шаркнуть ножкой. – Он не переезжает потому, что никак не может найти человека, у которого снял квартиру. Нельзя же просто так все бросить, правда? А соседи, которые нас залили, – старики, они живут в этом доме шестьдесят лет, вы представляете?!

– Нет, – честно ответила Ирина, которой и самой-то было небось раза в три меньше. – А им самим тогда по сколько?

– Да под восемьдесят, наверное, – ответила Александра, все еще не в силах преодолеть этот непонятный приступ словоохотливости, вдруг овладевший ею. – Ну разве можно таких людей срывать с места? Да они просто не перенесут переезда, вы понимаете? Не лучше ли оставить в покое, тем более что их совершенно не напрягают ни облупившиеся стены, ни протекающий потолок. Почему надо непременно выселить? Лечебница ваша и приют могут разместиться в остальных квартирах, старики вам еще помогать будут. Цели у вас благие, да, но ведь и о людях надо думать, не только о собаках!

Она прикусила язык, решив, что обидела хорошенькую репортершу, однако та улыбалась.

– Как видите, проблема приобрела новый, неожиданный оттенок, – с откровенным удовольствием сказала Ирина, поворачиваясь к камере. – Городская администрация, как всегда, оказалась на высоте, не только сунув старую развалину Обществу защиты животных, но и поставив нас в очень непростое положение. А ведь мы искренне верили клятвам Лома Исааковича Летящего, нашего мэра, что жильцы этого дома просто-напросто шантажируют администрацию, пытаясь вытянуть квартиры не только для себя, но и для своих близких, которые здесь не прописаны. Мы даже планировали явиться сюда завтра с нашими питомцами и провести демонстративное облаивание этих шантажистов. Оказывается, все не так просто, и это не первый случай, когда господин мэр пытается манипулировать СМИ, скармливая им заведомо неточную информацию, чтобы направить общественное мнение в нужном для себя направлении. О том, как разрешилась проблема по расселению «дома с привидениями», вы узнаете из наших следующих репортажей. Ирина Плетнева, Алексей Урванцев и Семен Барушкин – специально для телестанции «Золотой дождь».

Красненький глазок видеокамеры погас.

– Здорово получилось! – жизнерадостно сияя глазами, сказала Ирина Александре. – Классно! Сейчас же, немедленно, пойду к этим вашим божьим одуванчикам и возьму у них интервью. Хотя, вы говорите, там какое-то затопление? – спохватилась она, скользнув взглядом по мокрому Владу, зябко обхватившему плечи. – Наверное, им не до нас? Ну ничего, завтра приедем. Уходим, ребята! – махнула она рукой, и ее команда покорно начала отступать, путаясь в проводах и сматывая их на ходу.

А личико Ирины вдруг сделалось озабоченным:

– Слушайте, как же вы будете здесь ночевать? Если у вас такой вид, значит, все в квартире вообще промокло? Может, вас пристроить где-нибудь? Если хотите, поехали ко мне, у нас, правда, всего одна комната, но ничего, в тесноте да не в обиде.

Какая же прелесть эта оголтелая защитница собачьих прав Ирина Плетнева!

– Спасибо, – ласково сказала Александра. – Мы лучше ко мне поедем, правда, Влад? Здесь и в самом деле невозможно будет ночевать, так что давайте – переоденьтесь, включите колонку, заприте дверь – и пойдем ловить такси.

– Не надо никаких такси! – решительно перебила Ирина. – Я у вас в некотором роде в долгу, вы мне здорово помогли сегодня. Поэтому мы вас элементарно подвезем. У нас «рафик», места в нем предостаточно. Вы где живете?

– Возле Средного, – ответила Александра, поеживаясь под странным взглядом Влада и только теперь начиная понимать, что вообще-то натворила. Она его недвусмысленно зазвала к себе ночевать! Неудивительно, что он так на нее смотрит…

– Ну, только вы, ребята, не тяните, – заторопилась Ирина Плетнева. – Нам же надо сдать материал, чтобы прошел в вечерних «Новостях».

– То есть эта была не прямая трансляция? – уточнил Влад. – А я-то думал…

– Ну что вы, – снисходительно ответила Ирина. – Прямая – это довольно сложно, техники побольше задействовано. Но какая разница? Нас на студии уже ждут, прямо дымятся от нетерпения, материал сразу вырвут из рук, кое-что подмонтируют, подчистят – и буквально через два часа он будет в эфире. Поехали, поехали! – нетерпеливо топнула Ирина, и лестница со стоном завибрировала. – Господи Иисусе! – Девушка пошла бочком, по стеночке, шепча, словно боясь даже звуком голоса поколебать обветшалое пространство: – Пожалуйста, собирайтесь поскорее!

Спустились, наконец. Ирина сказала, что будет ждать в машине, и Влад с Александрой вошли в квартиру.

– Переоденусь, – буркнул Влад. – Я быстро.

Он скрылся в комнате, а Александра принялась надевать в прихожей пальто. Как ни странно, оно совершенно не промокло – очевидно, потому, что этот этаж имел крен в противоположную сторону. А разве так может быть? Наверное, может… Александра старательно размышляла о причудах осадки старых домов, чтобы не дать мыслям потечь совсем в другом направлении.

До чего же странно посмотрел на нее Влад! И не сказать, что с радостью. Вообще он как-то внезапно притих, когда выяснилось, что придется ехать к Александре. Такое ощущение, что ему просто не хочется всего этого: ни ехать к ней, ни…

О господи, а вдруг она все неправильно понимала?! Подумаешь, поцелуи в машине! Это была просто разрядка напряжения, владевшего ими обоими после побега от Ростислава. Ну а если на улице он поцеловал Александру, так что ему оставалось делать, если она с разбегу кинулась ему на шею? Нормальная ответная реакция. А потом он понял… понял, что вовсе не хочет ее. Готов помочь всеми силами, но только как друг. То есть Александра совершенно напрасно занимала оборонительную позицию в кресле – ей ничего не грозило. И они спокойно провели бы ночь в разных комнатах – по-братски, так сказать, по-товарищески. А теперь это приглашение… Влад, наверное, пришел в смятение: в постель с Александрой ложиться ему вовсе не хочется, а вроде бы как бы надо. То есть он решил, будто она этого хочет, а все ее охранительные маневры были не более чем кокетством, для раздувания огня, так сказать.

Вот это называется – листья дуба падают с ясеня…

Она даже согнулась от стыда, но в следующую секунду ей пришлось выпрямиться и принять самый равнодушный вид: послышались шаги Влада. Он вышел из комнаты в других джинсах и другом пуловере, сером. Надо полагать, и внизу было все другое… Александра с ненавистью ущипнула себя за руку, да так, что чуть не вскрикнула.

Черт! Она становится настоящей сексуальной маньячкой! Да за целую жизнь не думала о сексе столько, сколько за последние двое суток! Самое смешное – в этом Александра призналась себе с немалым облегчением, – что никакой постели, кроме своей собственной, одинокой, не побоюсь этого слова, девичьей, ей сейчас не хочется совершенно. То есть равнодушие Влада, по большому счету, весьма по сердцу. Только как бы дать ему это понять, чтоб не мучился? Вон какой угрюмый, даже не смотрит на нее…

– Ну, пошли, что ли?

– Пошли…

К счастью, в телевизионном «рафике» сидеть им пришлось порознь. Ирина устроила Александру рядом с собой и водителем на переднем сиденье, а Влада затолкали в салон, к операторам и аппаратуре. Всю дорогу Ирина чирикала своим нежным голоском, посвящая Александру во все перипетии сражений защитников собачьих и кошачьих прав с чинушами из городской администрации вообще и с мэром. Задорная девушка не нуждалась в собеседнике – ей требовалась только аудитория, и бессловесная Александра, похоже, вполне ее устраивала. Когда в пламенных речах Ирины проскальзывали мимолетные паузы, Александра всем существом вслушивалась в то, что происходило сзади. Сзади переговаривались между собой Урванцев и Барушкин, а Влад молчал, как убитый.

«Надо дать ему понять, что я ни на что не претендую, – подумала Александра. – А то еще сбежит от меня, как гоголевский Подколесин, в окошко! А у нас хоть и соединен потолок с полом, как во всякой хрущевке, но все-таки четвертый этаж. Высоковато, если в окошко!»

Она очень старалась, но развеселиться не получалось, и, когда машина наконец-то въехала во двор и Александра начала прощаться с Ириной, она знала, что улыбка у нее вышла довольно-таки унылая.

«Рафик» проворно умчался, подскакивая на выбоинах и озаряя светом фар окрестности, а Александра привычным взглядом окинула двор.

Это же надо! Черным джипом даже и не пахнет! Неужели Ростислав отстал-таки от нее?!

Влад тоже огляделся.

– Похоже, твой приятель нас, наконец, потерял, – сообщил он так уныло, как будто Ростислав шел за ними след в след, тяжело пыхтя в затылок.

Александра невольно вспомнила чье-то многоопытное утверждение, что все мужчины – сущие дети малые, жизнь для них – просто игра. А ведь, похоже, и в самом деле оно так! Владу, наверное, доставляло удовольствие играть с Ростиславом в прятки. Вернее, в догонялки. Ну а Александра, конечно, была тут ни при чем. Любопытно все-таки, ну что в ней есть такое, что в конце концов заставляет мужчин относиться к ней как к некоему предмету обстановки, который можно в любую минуту задвинуть подальше?!

Она с силой пнула дверь и ворвалась в подъезд. Молчание Влада вдруг стало невыносимым.

– Между прочим, я забыла сказать твоему пьяному другу, что можно было очень просто узнать, как себя чувствует этот юный автодорожник, его братишка. Ну и имя у него! Гелий – это же надо! Его по «Скорой» отвезли в Пятую Градскую, а у меня там в хирургии старый знакомый работает, Костя Виноградский, – тараторила она каким-то неестественно-громким голосом.

Господи! Что она несет? Костю-то Виноградского зачем выдернула из посыпанного пеплом прошлого?!

А Влад молчал. На площадке второго этажа Александра оглянулась. Ну и видок у него! Да с таким лицом только на плаху восходить, а не к девушке в гости направляться!

«Черт с ним! Сейчас сразу уйду в комнату Карины и запрусь изнутри, чтоб не боялся. Хотя он, наверное, хочет есть… А у меня, как всегда, только пельмени. Ничего! Перебьется! Ужин – отдай врагу!»

Она бежала вверх по лестнице, согнувшись под тяжестью своих яростных мыслей, и внезапно уткнулась в какого-то человека, преградившего ей путь.

Вскинула голову – и громко ахнула от неожиданности.

Господи! Да ведь это Ростислав!

Александра отпрянула – и не упала только потому, что наткнулась на Влада, который стоял ступенькой ниже. «Наверное, джип был спрятан в другом дворе», – промелькнула мысль, как будто сейчас это было самым важным. Она не сводила с Ростислава глаз и видела, как изогнулись в презрительной усмешке его губы.

– Ну-ну, – сказал он странным голосом, а потом стиснул челюсти так, что желваки забегали по щекам.

Постоял еще мгновение – и, обогнув Александру, сбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки.

Только когда хлопнула дверь внизу, Александра смогла перевести дух. Потащилась наверх, тяжело цепляясь за перила и тупо размышляя, что напрасно ругают хрущевки за хлипкость, вон какие крепкие здесь перила, если бы она так повисала на перилах в «доме с привидениями», то уже давно валялась бы на первом этаже с переломанной шеей…

Кое-как, не попадая прыгающим ключом в скважину, открыла дверь, обернулась к Владу:

– Проходи, раздевайся.

Прикусила язык…

Он стоял набычившись, точно так же, как Ростислав, катая желваки по щекам.

– Влад, ты что? Проходи.

– За каким чертом ты меня сюда притащила? Я только сейчас понял… – выговорил он сдавленно. – Только сейчас понял, что ты меня просто за нос водишь! Меня и его, этого твоего!.. – Он поперхнулся, словно проглотил какое-то слово. – Цену себе набиваешь?

– Вла-ад…

– Сам знаю, как меня зовут! – рявкнул он. – С ним переспала, не понравилось, ладно, с другим решила попробовать, ну так и отшила бы мужика. Нет, сочинила целый детективный роман: ах, большой черный автомобиль, ах, такой-то номер… Прекрасно знала, какой номер у машины твоего любовника!

– Да погоди! – беспомощно проронила Александра. – Это ведь ты мне сказал, ну, что твой шофер видел какие-то цифры, а они совпали с номером Ростислава… При чем тут я? И ты ведь сам видел, что тут было, когда пришел, ты же сам с ним дрался…

– Дурак был, вот и дрался! – огрызнулся Влад. – Милые бранятся – только тешатся! Вот и тешься с ним, пока не надоест, а меня в это дело не впутывай, поняла?

И, круто повернувшись, он ринулся вниз так же стремительно, как минуту назад – Ростислав.

Когда внизу шарахнулась о косяк дверь, Александра закрыла глаза и минуточку постояла так. Под стиснутыми веками мельтешили разноцветные пятна. Наконец приступ головокружения прошел, она кое-как разлепила склеенные слезами глаза и заперла дверь. Сбросила одежду прямо на пол и залезла в ванну. Долго-долго сидела под горячим душем, опять и опять намыливая голову, словно пытаясь вымыть оттуда все мысли. Впрочем, на те беспорядочные ошметки, которыми сейчас была набита ее голова, совсем не стоило изводить столько хорошего шампуня…

Долго вытиралась, долго причесывалась, почти с наслаждением ощущая чугунную тяжесть усталости, медленно распространявшуюся по телу. Спать, только спать!

Включила свет в своей комнате и застыла на пороге. Так и не нашлось сил войти сюда утром – господи, да, кажется, век с тех пор прошел! По-прежнему смято покрывало, по-прежнему валяется на полу зеленый шелковый халат. А это что такое на светлой шелковой обивке? Что за пятна?!

Ростислав. Ростислав. Ох, какое у него было лицо там, на лестнице… Странно: ведь он мог бы положить их с Владом двумя выстрелами в упор. К примеру, если пистолет с глушителем, никто ничего не услышал бы.

Ну, значит, у него был пистолет без глушителя, и он просто не хотел рисковать.

Ростислав – это какое же будет уменьшительное имя? Ростик? Смешно. Наверное, просто Слава. Славка…

Александра положила руку на горло и пошла в комнату Карины. Щелкнула включателем бра. Постояла минуточку, водя глазами по сторонам и собираясь с силами, потом решительно сдернула плед. Надо лечь в постель сестры, не то опять не выспится. А выспаться надо, потому что иначе не выдержать всего этого бреда, вдруг навалившегося на нее. Ну, не хотел Влад быть с ней, ну и что, ну разве обязательно ему устраивать такую идиотскую сцену, чтобы избавиться от этой «приятной» перспективы?!

Нет, не думать, не думать.

Александра аккуратно сложила плед, отвернула уголок одеяла, подняла подушку, чтобы взбить… и почувствовала, что дыхание комом стало в горле.

Под подушкой лежала маленькая цветная фотография. Карина сидит, положив голову на плечо молодому человеку. Лицо у нее какое-то странное, не то встревоженное, не то счастливое, сразу и не определишь. А мужчине ситуация, похоже, не доставляет большого удовольствия. Улыбка деревянная, брови нахмурены. И вдобавок он получился чуть не в фокусе, как будто дернулся в самый момент съемки. Может быть, хотел отвернуться, спрятать лицо, да не успел?

Впрочем, изображение смазано не так уж сильно: Александра с первого взгляда узнала Ростислава.

Замерло сердце.

– Вот оно что… – сказала тупо, не понимая, о чем говорит.

И вдруг, не в силах смотреть на эти два лица, которые были так близко друг к другу, резко перевернула карточку.

На обороте жирно написано несколько цифр. Чем это? Похоже, контурным карандашиком для губ! Карина любила именно такой оттенок – цвета сливы. Наверное, это она писала. Номер телефона, что ли? Точно, номер сотового телефона: 8-795-95-00.

Нетрудно было понять, чей это телефон.

* * *

– Привет, это я.

– Ну?

– Что – ну?

– Откуда звонишь?

Тяжелый вздох:

– От верблюда по-прежнему…

– То-то мне показалось, будто звонок междугородный!

– Да.

– Ну, что там еще? Чего тянешь?

– Такие дела. Никак не могу их закончить.

– Все те же проблемы?

– Осталась одна.

– Отлично! И что тебя задерживает?

– Да все тот же тип.

– Ну так начни с него, что, тебя учить, что ли?!

– Да это знаешь, какой лось? Скорее, он с меня начнет и мною кончит. Не так все просто, как тебе по телефону кажется.

– Мне по телефону кажется, что ты сам себе проблемы создаешь. Разруби ты этот гордиев узел – и возвращайся, наконец. Неужели не понимаешь, что, чем дольше ты там торчишь, тем больше всяких моральных грузил на себя навешиваешь? Из таких мест надо уходить сразу, немедленно, а ты небось, как Родя Раскольников, волей-неволей таскаешься на то место, где убил старушку-процентщицу.

– Со старушкой вопрос тоже решен…

Ого, сколько усталости в собственном голосе. Нет, нельзя так распускаться, надо взять себя в руки.

– Ладно, батя. Не бери в голову. Я плохо спал, изнервничался, вымотался, как зверь. Лучше скажи, как дела там?

Голос в трубе дрогнул:

– Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы. Все хорошо. Все настолько хорошо, что ты даже не представляешь!

– Ну да, где уж мне, убогому!

– Слушай, спасибо, спасибо тебе. Я так благодарен, что… Я даже не знал…

– Спокойно, батя. Спокойно. Не надо слов. Мне это было нужно так же, как тебе. Все-таки не о чужом человеке речь идет. Передавай ему привет.

– Он о тебе спрашивал.

– Да ты что?! Спрашивал?

– Ну да. Так слабенько: «Где Славка?» Чуть не первые его слова.

– И что ты ответил?

– Что ты скоро вернешься. Возвращайся, сын! Покончи со всем этим и возвращайся.

– Погоди. А что ты скажешь, если я вернусь, не покончив?

В трубке воцарилось молчание. Потом далекий голос осторожно произнес:

– Не понял…

– Да ладно, не слушай меня. Сам не соображаю, чего бормочу. Нельзя концов оставлять, это ежу понятно. Вдобавок у меня появились подозрения, что у сестры запросто может оказать мой фейс.

– Твой – что? Твой кейс?

– Не кейс, а фейс. Лицо.

– Лицо? Изображение? Ты что, сфотографировался с ней на память?!

– Да ты меня, как я вижу, полным идиотом считаешь? Не фотографировался я с ней на память, успокойся! Но… знал бы ты, как по-дурацки складываются обстоятельства! Я и так практически не спускаю глаз с нашей проблемы, а в самый последний момент ситуация вырывается из рук.

Ему было слышно тяжелое дыхание старика.

– Эй, как там твоя астма?

– Все мое ношу с собой. Да плюнь, о чем мы говорим? Сейчас главное – ты. Слушай, конечно, мне легко отсюда советовать, но…

– Но?

– Знаешь, говорят, тюремщики за время долгого общения иногда привыкают к своим жертвам и даже начинают их жалеть. Понимаешь, о чем речь?

– Понимаю. Но я ведь не тюремщик – я палач. А у палачей, как правило, нет времени привыкнуть к человеку, которого требуется прикончить. Вжик – и готово. Как говорится, мой меч – твоя голова с плеч.

– Славка, не надо так…

– А как? Есть другая формулировка? Тебе было бы желательно представлять меня идиллическим дворником, который просто и весело заметает следы вчерашнего преступления свежевыломанной метелочкой, а она вся в зелененьких листиках, а на голове у него – веночек, и раннее утро, и солнышко светит, и птички кругом поют!

Он резко оборвал себя, услышав, что дыхание в трубке стало еще тяжелее и надсаднее.

– Извини. Зря это я… Нервы шалят. Ладно, до связи.

– Слава, погоди!

Но он бросил трубку, оборвав разговор. Да ну, в самом деле, хватит воду в ступе толочь. Не стоило вываливать все это вот так на старика, но уж больно сволочной денек нынче выдался, сожрал весь стратегический запас сил.

Выходя из кабинки, привычно окинул взглядом почтовое отделение. Сегодня здесь вообще пустыня. Вот и отлично!

Постоял на крылечке, глубоко вдыхая морозный воздух. Сразу стало легче. Звезды холодновато смотрели на него с небес – маленькие, такие колючие, что при взгляде на них начинали слезиться глаза.

Вот уж кому точно все до лампочки! До фени. До фонаря. По фигу. По… Вот так и надо жить, так и надо воспринимать мир! Разделяя близкое и далекое! Есть нечто для тебя святое – это семья. Ничего, что она состоит всего из двух человек, старого да малого. Это якорь твоего существования, единственное, что не дает сорваться и понестись по равнодушной планете, как перекати-поле. Значит, все, что идет на пользу твоей семье, во здравие всех ее членов, изначально хорошо и должно быть лелеемо любой ценой. А все, что приносит ей вред, даже гипотетический, должно быть сметено с дороги. Сообразуясь с этим и следует вырабатывать для себя моральные устои. И велика ли беда, если иногда они входят в прямое противоречие с так называемыми общественными нормами? Велика ли беда, если иногда кажется, будто твое собственное сердце не выдержит всего этого, всей этой боли, в которую ты его окунул? Если иногда с тоской думаешь, что Александра… что ты и Александра, вы могли бы…

Нет!

Он так резко мотнул головой, что покачнулся, оскользнулся на гладких, подмороженных ступеньках и едва не слетел с крыльца.

Зло топнул.

Все-таки в некоторых смыслах он живет в городе клинических идиотов. Здесь и так страшно скользко зимой, потому что оттепели беспрестанно чередуются с заморозками, однако крылечки у вновь построенных или отремонтированных офисов почему-то все замощены необычайно скользкой сверкающей плиткой. Смесь французского с нижегородским! В сухую погоду это очень красиво, ну а зимой люди каждую минуту натурально ходят между жизнью и смертью. У городского начальства какая-то мания увеличивать общий травматизм! Эх, нет на них умного человека, который сломал бы на таком крылечке руку или ногу – и содрал бы с владельцев офиса по суду кругленькую сумму. Правда, у нас это не очень принято, а вон в Штатах, рассказывали, какая-то дама пролила на себя кофе, поданный ей в машину, и высудила у бедных биг-маковцев аж два «лимона». Вот бы сейчас упасть и высудить два зелененьких «лимона» – они очень не повредили бы. Наконец-то появились бы собственные деньги, а то надоело жить от стариковских щедрот. Щедроты, конечно, немалые, а все же… Строго говоря, именно несчитанные деньги сделали старика таким, каков он есть. Уверен, что все на свете может купить, – и, как правило, оказывается прав. К примеру, сколько народу было завязано в этом деле, – и все работали, как негры, зная, что получат поистине царское вознаграждение. И получили, что характерно! Кроме Сыча… но Сыч слишком много знал, заткнуть ему рот не удалось бы никакой суммой, пришлось бы существовать под угрозой непрестанного шантажа. К тому же мерзавец и так зажился на свете. Он испытал настоящее удовольствие, когда отпустил эту поганую душонку на покаяние!

О чем это он? Ах да, о деньгах. Деньги деньгами, но все-таки существует нечто не продажное и не покупное. Именно то, что заставило его ввязаться в эту жуткую авантюру, которая, чем дальше, тем больше пахнет кровью…

Он с сожалением оглянулся на дверь почтового отделения, забитую фанеркой там, где разбилось стекло. Это называется, без портков, а в шляпе. Крылечко дороженой смертоубийственной плиткой замостили, а стекло новое купить пожмотились. Нет, не будет он тут падать и судиться с почтой не будет. Все равно не высудишь ни хрена, да и некогда ему по судам бегать.

Спустился к машине, открыл дверцу – и, как всегда, испытал прилив почти чувственного наслаждения, забираясь внутрь. За рулем он ощущал себя куда уверенней, чем на ногах. Этакое проявление техногенного кентавризма! Без труда мог бы провести целый день за рулем, что, между прочим, и приходилось делать довольно часто.

Включил радио.

 
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего, жалею ли о чем?
 

Нет, это просто клиника какая-то! Достал, натурально достал его этот угрюмый маленький поэт со своими переживаниями. Что же мне так больно и так трудно, видите ли. Да что ты знаешь о боли? А вся трудность в этой новой безвинной крови, которой предстоит обагрить руки. Вроде бы не так велика беда – каплей больше, каплей меньше, а получается, что велика…

Хотя он, этот темноглазый поэт с усиками и большими эполетами, кое-что знал о крови. На Кавказе немало ее пролил небось. А как на дуэль пришел, косточками вишневыми плевался: мне, мол, все по фигу! Вряд ли тебе это было так уж по фигу, парень.

 
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
 

Хватит! Надоело!