Текст книги "Остров кошмаров"

Автор книги: Елена Усачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Я послушно выключила сотовый. С потусторонним миром общаться никаких денег не хватит.

Глава пятая
Охотник и его добыча

За несколько дней в Гаване я свыклась с мыслью, что это город – праздник. Но в голову еще закрадывались мысли о рабстве, пиратах, бедных кубинцах, низкой зарплате и очень дорогих машинах. Сегодня последние сомнения улетучились. Праздник. Один сплошной радостный день.

За ночь город украсился алыми ленточками. Их вязали на белые чехлы стульев уличных кафе, на решетки балконов, на стойки зонтиков. Все вдруг влюбились друг в друга и стали дарить розочки с крошечными сердечками-валентинками. Набережную Малекон заполнили пары. А те, кто еще не встретил свою пару, шел с цветком, готовый к неожиданностям.

День святого Валентина. 14 февраля. Когда-то давным-давно один монах, рискуя своей жизнью, венчал влюбленных, несмотря на запрет, и погиб, воспевая любовь. Сейчас в этот день любовь воспевает весь мир.

Ресторан в нашей гостинице превратилась в бело-красный фейерверк – под потолком появились шары, все было в ленточках и наклейках, на столах в узких вазах томились одинокие розы.

– Это – вам, – стукнул вилкой по вазочке Великий Поэт.

Я согласно кивнула – мне так мне. И в таком виде все равно приятно.

С недосыпу слегка гудела голова. Я уже третью ночь спала на лежаках около бассейна. Утренний уборщик больше не удивлялся, встретив меня там. В Великий вечер поимки вампира к себе в номер я не пошла. Распрощавшись с Великим Поэтом, сославшись на то, что забыла ключ, отправилась вниз, прошла мимо стойки регистрации прямиком к бассейну. От моря тянуло приятной прохладой, чуть слышно шипела волна.

– Елена Александровна, чего вы боитесь? – спросил меня Солидный Начальник, усаживаясь на соседний лежак. Костюм, галстук, начищенные ботинки. Думаю, упырь не оценит такой экипировки.

– Вас, – ответила я, приподнимаясь. – Вы хотите скормить меня вампиру.

– Что за фантазия? – Солидный Начальник недовольно хмурился. Выглядел он устало. Сколько сейчас? Я глянула на темный горизонт. Два? Три?

– Как вы нашли меня?

– Вас видит с балкона половина гостиницы, чьи окна выходят на бассейн. Почему вы не спите в номере?

– А почему вы ночью ходите в костюме?

– Потому что в десять утра по Москве я по скайпу докладываю начальству обо всем, что произошло на ярмарке. В Гаване в это время два часа ночи. Не могу же я предстать перед начальством в пижаме.

«Десять утра…» Я обреченно откинулась на лежак. Мне и в голову не могло прийти…

– Я думала, вы оделись, чтобы встретить моего вампира.

– Вам не надоело? – устало спросил Начальник.

– Скоро все закончится, вампир уже сидит у меня в чемодане.

– Чтобы я еще когда-нибудь связался с детскими писателями, – буркнул Солидный Начальник, на мгновение превращаясь в обыкновенного человека. – Эти дети просто запудрили вам мозги.

– Нет. – Я устроилась удобней. – Завтра они мне покажут чупакабру.

– Это будет чучело из коллекции писателя. Я был вчера в этом музее, нет там чупакабры. Я специально спросил у экскурсовода. Вы не представляете, какими глазами на меня посмотрели! Нет там никого!

– Нет так нет, – легко согласилась я. – Для вас – нет, – уточнила на всякий случай. – Что-то есть только тогда, когда вам это нужно. Вам же не нужна чупакабра…

– Елена Александровна! – взвыл Солидный Начальник.

– Вот видите!

– Вы меня в могилу сведете.

– А я говорила, что вы знаетесь с вампиром, – поймала я Начальника на слове. – Ладно, шучу. Обещаю, что на таможне проблем не будет.

– У меня будут проблемы на работе, – фыркнул собеседник. – Марсия уже всем рассказала, какую замечательную встречу вы провели с детьми и как изучили местный фольклор. Будете писать книгу?

– Непременно!

– Тогда, пожалуйста, без имен. Мне своих проблем хватает.

– Как скажете, – улеглась я обратно на лежак.

Если Солидного Начальника ждала Москва, где разгорался рабочий день, то меня убаюкивала в объятиях ночная Гавана. Три часа, можно еще спать и спать.

Утром я выставила чемодан на балкон. Он оказался легок. И это было даже не подозрительно. Я знала, что так оно и будет. Собрала свои вещи в подаренную сумку, выкинула ненавистные лилии, все убрала и сложила, приведя номер в идеальный порядок. Смахнула последнюю соринку с подоконника. Никакие вампиры не должны нарушать привычный ход жизни. Жизнь – это жизнь. А их беспокойная смерть – это их беспокойная смерть.

День прошел стремительно. Луиза с Пеппино не появлялись. Вот обормоты! Могли хотя бы поинтересоваться, как там поживает наша добыча. Я бы ответила, что хорошо поживает. Тихо.

К вечеру номер не изменился – и это было приятно. Балконная дверь – надежная защита от вампиров. Но спать я все равно пошла к бассейну. Телефон не включала. Зачем его включать? С кем надо, я могла и так поговорить.

И вот он – последний день в Гаване. Сегодня экскурсия в дом Хемингуэя, охота на чупакабру. Сегодня самолет…

Розочка в вазе на столе в моих глазах сразу как-то померкла и потеряла свежесть.

Чупакабра. Странный зверь, которого то ли видели, то ли придумали. Смесь собаки с шакалом. Обитает в Пуэрто-Рико. Питается кровью коз и овец. Кривоногое тощее создание с длинной мордой и выступающими вперед зубами. Охотится в Латинской Америке и в Экваториальной Африке. Заглядывал в Украину. Может, с Украины его везти будет ближе?

На выходе из гостиницы нас встретил старинный автомобиль, кругленький, с обтрескавшейся краской на покатых боках.

– Это «Форд Префект» тысяча девятьсот пятьдесят второго года, – с гордостью произнес наш экскурсовод Фелипе, улыбчивый дядька лет сорока в мятом льняном костюме.

– Мой ровесник, – похлопал машину по крылу Великий Поэт.

Выглядели они одинаково потасканно. Светло-коричневый с отслаивающейся краской «Форд», глазастый, решетка радиатора сильно вытянута вверх. А рядом – Поэт, в светло-коричневых брюках, в тон им футболке и коричневой жилетке. Они улыбались друг другу.

На ходу машинка оказалась резвой. Она лихо встроилась в поток и помчалась по узким улочкам.

И вновь я заметила, какие невероятные здесь машины. Розовые, голубые, красные, сиреневые – яркие цвета яркого города.

– Как известно, Хемингуэй много путешествовал, – рассказывал Фелипе. – Бывал в Африке, долго жил во Франции, воевал. На Кубу впервые приехал в конце двадцатых. Часто в Гаване останавливался в отеле «Амбос Мундос». И так ему понравилась Куба и кубинцы, что он купил себе участок земли с домом как раз в начале 1941 года. К нему многие приезжали в гости. Здесь он написал свои самые известные произведения… – И помолчав, вдруг добавил: – Кстати, Хемингуэй был очень беспокойным соседом. С местными мальчишками любил взрывать петарды под окнами соседей, разгуливал по участку с винтовкой. А еще у него было пятьдесят кошек и десяток собак. Вы только представьте, какой это был зверинец!

Великий Поэт довольно кивал. Интересно, что его больше порадовало: взрывы петард или кошки с собаками?

Мы миновали старые улочки, проскочили район небоскребов и углубились в бесконечную жилую Гавану с узкими мостовыми, с невысокими обваливающимися домиками, с бельем, вывешенным на балконах, с запыленными «ЗИЛами», припаркованными у гаражей. С собаками.

К собакам я стала приглядываться особенно. Были они здесь тощие, лохматые, со свалявшейся шерстью. Языки свисают набок. Зубы… зубов разглядеть мне пока не удалось.

– Хемингуэй много охотился, трофеи привозил с собой. В его музее вы увидите оленей, медведей, буйволов. Раньше в дом входили, но сейчас все законсервировано, в комнаты можно посмотреть через распахнутые окна и двери. Очень интересное ощущение, как будто подглядываешь чужую жизнь, которая еще продолжается там, за стеклом.

– Наверняка был человек дрянь, – прошептал Великий Поэт. Почему-то он ухитрялся во всех видеть больше плохого, чем хорошего.

– Хемингуэй был суеверен. В кармане всегда носил специальный камень, он его называл счастливым. Подобных камней много на Кубе. Местные такой камень называют «лысая галька». Еще Хемингуэй уважал число тринадцать, считая его для себя счастливым.

Мне мистер Уэй начинал нравится все больше и больше.

– Слушайте, а куда он девал всю эту свору собак и кошек? – поинтересовался Великий Поэт. – Они же дохли постоянно.

– Ну, кто-то сам умирал, кому-то помогали, – с явным удовольствием ответил Фелипе. – Кошек Хемингуэй хоронил под порогом гостиной, а собак около бассейна. Некоторых котов Хемингуэй застрелил сам. Был такой кот, звали его Бойзи. Ему все позволялось. Он даже на обеденный стол залезал. И вот как-то этот Бойзи снюхался с местным рыжим бандитом, и вместе они убили любимую кошечку жены мистера Уэя. Хемингуэй убил его прямо в доме, чтобы больше кот не натворил дел. А других двух котов, Фатсо и Шопски, Хемингуэй убил за то, что те сами стали убивать из зависти или ревности. Он пристрелил их в саду. Вокруг дома очень хороший сад. А вот была у них еще одна кошечка…

– А где жила вся эта гвардия? – перебила я нашего милого экскурсовода, понимая, что еще пара кровавых историй, и я тут же выйду и отправлюсь домой пешком.

– В Башне. Мистер Уэй построил Башню, чтобы в ней работать, чтобы гостей принимать. И на первом этаже устроил всех своих любимцев. Очень он уважал своих котов, очень.

Я проглотила неприятный комок. Так и виделось, как все эти праведно и неправедно убитые создания выходят ночью из небытия, бродят под манговыми деревьями, шуршат папоротниками, копают могилки собратьев около бассейна и под домом. И как хорошо среди них чупакабре.

– А еще он был не дурак выпить, – радостно сообщил Великий Поэт. На что экскурсовод решил промолчать.

Усадьба писателя – кусок склона. Вверх бежит дорожка, сквозь пальмы и миндальные деревья бьет нежаркое солнце.

Фелипе повел Великого Поэта наверх, а я остановилась внизу. Хорошо устроился писатель. На участке можно было потеряться. Белоснежная вилла выступала среди зелени, как морской лайнер в океане пальм. Он плыл среди папоротников и манговых деревьев, флажком на Башне отдавая прощальный салют.

Чупакабра, где ты? А главное – где мои помощники? Где этих обормотов носит?

Шаг с дорожки, и под ногой шуршит палая листва и чешуя с пальм. Как бы Пеппино ни ходил бесшумно, я его все равно услышала.

– Ну, где вы? – пригнувшись, нырнула я к ним в кусты. – Я думала, не придете!

Луиза жизнерадостно улыбалась, с чавканьем перекидывая жвачку во рту.

– Мы его выследили. – Пеппино, как всегда, сосредоточен.

– Он здесь?

Мгновенный страх заставил оглянуться, заподозрить в каждом покачивании листа приближающегося монстра.

– Корабль. Там.

Пеппино махнул рукой, показывая. Отлично! Главное, что пока он не здесь.

– Как вампир? – спросил мальчишка, пробираясь под пальмами. Он не торопился выходить на дорожку. От кого-то прятался?

– Чемодан ничего не весит, – пожаловалась я. – Может, он сбежал?

– Он – там. Не может выйти сам.

Пеппино напряженно вглядывался в листву. Солнце бросало бесконечные желтые пятна, ветер заставлял эти пятна плясать. Шуршали листья. Рядом переговаривались.

– Как мы будем его ловить?

– Как вампира, – дернула плечиком Луиза.

На ней сегодня были желтые шорты с розовой майкой и сандалеты. Коленки и лодыжки полны старыми царапками и новыми, как будто у нее хобби каждое утро бегать сквозь колючки, царапая кожу.

Луиза смело потопала через кусты, добавляя себе новые украшения на ноги. Пеппино ждал. Мне хотелось его расспросить – где он живет, чем занимается, почему так легко ловит нечисть. Но слова сейчас казались лишними, ненужными.

– Лена! Лена! – придушенным шепотом позвал меня Поэт.

Очень интересно, а этот-то от кого прячется?

– Иди! – разрешил Пеппино. – Я скажу, когда надо.

И я пошла. С каких это пор я слушаюсь мальчишек? Я даже своего сына не слушаюсь! А тут вдруг такая покорность!

– Что вы там делали?

Великий Поэт – это вам не Солидный Начальник, ему и правда было интересно, почему я вылезла из кустов, а не шла, как все приличные люди, по дорожке.

– Это племянники Марсии. Мы ловим чупакабру.

Есть один неписаный закон – говори правду, и тебе не поверят.

– Здесь?

– Его однажды случайно привез Хемингуэй с охоты, – сказала я как о само собой разумеющемся. – А где наш экскурсовод?

– Да ну его, – сразу поскучнел Поэт. – Какой-то он… Все про коммунизм говорит и о том, как раньше было хорошо. Наверняка дипломатский сынок. Таким при любом режиме хорошо. Гляньте на дом старика Хэма. Всем бы так жить!

– Ну что вы! Хемингуэй жил не всегда хорошо! – Фелипе нарисовался из воздуха, из шуршащих листьев миндальных деревьев. Стоял и улыбался, словно и не убегали от него подопечные. Он продолжил говорить, как будто отпустили кнопку паузы:

– Купить он ее смог только после того, как получил солидный гонорар за экранизацию романа «По ком звонит колокол». Это уже потом он получил Нобелевскую премию, но потратил ее не на себя, а на благотворительность.

Великий Поэт кривился. Ладно, поверим, что не всю премию, а часть он на что-то хорошее потратил.

Белая одноэтажная вилла, зализанные дождем и ветром ступеньки вдоль широкого крыльца. Крошечный портик, поддерживаемый двумя колоннами. Квадратные окна с поднимающимися вверх рамами. Пронзительное кубинское солнце. Смотришь сквозь стекла на внутреннее убранство, и кажется, что из дальнего коридора вот-вот выйдет хозяин.

Стол, накрытый на троих, рабочий кабинет с чучелами животных на стенах. Глаза испуганные, будто что-то видели, о чем-то знают. Приоткрытые рты. О чем кричат? Что хотят сказать?

Уходи!

За домом под навесом черный катер с красной полосой на днище. «Пилар». На нем Хемингуэй собирался воевать с фашистами. Поставил пулемет и выходил в открытое море, искал подводные лодки. Хорошо, не встретил, а то не видать бы мне сейчас чупакабры. Вряд ли подводные лодки стали бы церемониться с рыбацким суденышком.

– Да, – завистливо тянул Великий Поэт. – Хорошо жил, зараза!

Я приподнялась на мысочки и заглянула в катер. Внутри? Он такой маленький. Десятиметровая палуба, приплюснутая рубка капитана. Может, в трюме? Где-нибудь у самого днища, около мотора?

Боязно было, что ступеньки подо мной проломятся: настолько все здесь выглядело ветхим.

Он сидел в углу крошечной каюты. Застывшее чучело с оскаленной мордой. Глаз стеклянный.

– Ага! – прошептали мне в шею. – Это он.

Видимо, кровь местных жителей таино (я посмотрела в Интернете!) в мальчишке плохо влияла на нечисть. Чупакабра ожила. Шевельнула головой, и через секунду ее уже не было.

– Держи! – вывалился из катера Пеппино.

Мелькнула розовая футболка Луизы.

– Хей, хей, хей, хей! – закричал ей вслед смотритель и громко захлопал в ладоши.

Я спрыгнула, набрала в сандалии гравий, и, пока вычищала камешки, мои обормоты исчезли.

Направо – туристы, налево – туристы. У бассейна – туристы. Около трехэтажной Башни – туристы. Никто не бежит. Никто с тревогой не высматривает скрывшегося монстра.

– Лена! – позвал Поэт.

Я выскочила из-под навеса, пробежала крытую галерею с мозаичным столиком для барбекю и остановилась. Отсюда склон резко уходил вниз. Протяни руку – и ты коснешься далекой пальмы. Маячком виднеется на горизонте покатая крыша Капитолия.

Шорох.

Я перепрыгнула узкую канавку, отделяющую туристическую зону от парка. Поскользнулась на сухой листве, кувырком пролетела по склону. Замерла.

Снизу хорошо просматривался парк. Голые стволы пальм, гигантская сейба перед домом, как злой рок, нависла над крышей, тонкие силуэты миндальных деревьев. Розовая майка.

Луиза летела, оскальзываясь на жухлых листьях, прямо навстречу мне. Глаза широко распахнуты. Перед ней – никого. За кем она гонится? Или… от кого?

Пеппино широкими скачками поднимался снизу, от забора. Свободная футболка без рукавов болталась на его тощем теле. Он сбил сестру с ног, повалил на землю, придавил.

Чупакабра появилась над застывшими на земле телами. Монстр перепрыгнул через них, коротко взвизгнул, крутясь на месте. Пеппино отпихнул подальше сестру, уселся, сложив ноги по-турецки, и уставился на упыря.

Чупакабра заскулила, задергала башкой, стала тереться ею о передние лапы, словно ее кто стал кусать. Грохнулась всем телом о землю. Полежала так немного, запрокинув морду. И увидела меня.

У нее были странные, ничего не выражающие глаза. Черные. Как будто бусинки вставили.

В следующую секунду чупакабра кувыркнулась, вскочила на ноги и прыгнула на меня.

Я успела только взмахнуть руками и обрушиться на шуршащий дерн. Чупакабра жестким лбом боднула меня в бок, заставив перевернуться. Плечо запульсировало болью. Кажется, я порезалась обо что-то на этой чертовой колючей земле. В ушах гудело, сердце колотилось в голове. Вокруг разлился неприятный запах, как будто на меня опрокинули контейнер помойки.

Чупакабры рядом уже не было.

– Где она? Ты видел? – крикнула я Пеппино, который успел встать и помочь подняться сестре.

– Убежала, – тихо ответил парень, с сомнением глядя на свои сандалии.

– Так давайте ловить! – звала я в азарте.

Но для того, чтобы куда-то бежать, надо было встать. Сделать это не получалось. Земля не хотела отпускать меня. Я опиралась на руку, отталкивалась и снова оказывалась на колючках, больно тыкалась в них плечом и головой. В теле как будто поселился неправильный центр тяжести – металлический перекатывающийся шарик, который заставлял меня раз за разом падать. Я с усилием заставляла себя сесть, но непонятная инерция тут же уводила меня мимо вертикального положения, укладывая обратно на землю.

– Не спеши!

Пеппино подозрительно равнодушно смотрел на мои мучения. Просто стоял. На лице – ничего. Ни удивления, ни сочувствия, ни страха. Прямо как у чупакабры. Луиза, присев на корточки, изучала очередные царапки на ноге. Здорово ее братик приложил, стесал полколенки.

Все это я видела, лежа на боку. Мир кренился, собираясь завалить мою ватерлинию на восток. Ничего не оставалось, как протянуть руку, прося помощи. Перепачканные в земле пальцы дрожали, руку водило. Что-то такое странное то появлялось, то исчезало в поле моего зрения. Солнце жгло ушибленное плечо.

Плечо.

– Полежи, – безразлично посоветовал Пеппино.

Я подавила подкативший к горлу комок тошноты и попыталась сфокусироваться на собственной руке.

От локтя вверх по плечу шла глубокая царапина с рваными краями. Кровь запеклась и вспенилась. От того, что я это увидела, в моей голове взорвалась шутиха, перед глазами запрыгали цветные зайчики.

– Лееееена! – звал голос. – Ленааааа!

Сквозь резные листья пальм пробивалось солнце. Оно скатывалось по зеленой спинке листа, дробясь, падало на землю. На земле лежала я и смотрела вверх.

– Лена! – кричал Великий Поэт.

Я села. Просто села, и все. Не упала, не закачалась. Голова была ясной и легкой, словно шальной сквозняк навел там порядок.

Пеппино с Луизой не было. Рана? Плечо было перехвачено белой тряпкой и хорошо завязано.

– Вам что, плохо? – спросил Великий Поэт.

Мне было нормально, но как-то грустно.

– Мы вас потеряли.

Под его ногами шуршала трава.

– Что с вами?

– Ничего, – ответила я. Прислушалась сама к себе. Голос как голос. Не хриплый, не осипший, не испуганный. – Сколько времени?

– Нам обратно пора, а то пообедать не успеем.

Мой организм никак не отреагировал на предупреждение о скором обеде. Голоден он не был.

– Что у вас с рукой?

Говори правду – и не поверят.

Я коснулась пальцами ткани. Меня укусила чупакабра. У меня очень кружилась голова. Теперь прошло. Я превращаюсь в монстра?

– Поцарапалась о пальму. Скоро пройдет.

– Тогда вставайте! Хватит загорать.

Великий Поэт поддернул на плече свою коричневую сумку и довольно заулыбался. Прогулка по усадьбе пошла ему на пользу, теперь и он немного полюбил Кубу.

Мы пошли. Я осторожно ступала по дорожке, ожидая, что ноги мне вот-вот откажут, что снова закружится голова, что в голове появится железный шарик, нарушающий положение горизонта.

Нет. Все было хорошо. На выходе в киоске я успела купить несколько закладок с черно-белыми фотографиями Хемингуэя. Вот он ловит рыбу, вот стоит рядом со стариком, с которого списал героя для «Старика и моря», вот сидит за столом, вот его коллекция чучел.

Солнце припекало. Фелипе ждал в машине.

Краски вокруг потускнели, город уменьшился и запылился. Смотреть по сторонам не хотелось. Становилось скучно. Зачем все это? Какая-то выставка? Какие-то никому не нужные встречи. Кубинцы еще эти с цветами. Мы доехали до гостиницы, поднялись за вещами. Ни о чем больше не думая, я забрала чемодан с балкона, сумку и спустилась в холл.

Пеппино сидел на красном диване, забросив ногу на ногу, и сосредоточенно играл в допотопную игру, где волк ловил на сковородку падающие яйца.

Долгое время я стояла и смотрела на его беспристрастное лицо. Четырнадцатилетний мальчишка не мог так играть. Он должен был переживать, волноваться, радоваться. А здесь – ничего.

Мимо прошел Поэт, сказал, что будет ждать меня в ресторане.

Господи! Зачем испанцы приехали на эту землю? Они же здесь ничего не поняли. Эту землю нельзя завоевать. Даже уничтожив всех местных жителей, всех индейцев, они не уничтожили сам дух острова. Он остался здесь и потихонечку завоевывал обратно свою территорию. Кто мы такие – белые люди на прожженной солнцем земле?

– Все получилось, – было первое, что сказал мне Пеппино.

– Что получилось? – тихо спросила я.

Где-то глубоко-глубоко, свернувшись калачиком, сидела моя ярость. Но выбраться она не могла. Потому что сверху ее придавило равнодушие. Я приеду в Москву и расскажу всем, как здесь было хорошо. Сюда приедут мои друзья. Им тоже понравится.

– Чупакабра. Ты хотела.

Я молчала. Каждое его слово вызывало вопросы. Он это знал.

– Кровь чупакабры в тебе.

Пеппино сидел, а я стояла. Ему это нисколько не мешало говорить.

– Она укусила. Теперь ты сделаешь чупакабру дома.

– Как?

– Твоя кровь. Дай ее собаке. Или кошке. Они превратятся.

– Это навсегда?

Пеппино кивнул. Легко так.

И я все поняла. Никакую чупакабру ловить они не собирались. Там, в усадьбе, они просто гнали монстра на меня, чтобы он укусил. Дальше я перевожу через границу зараженную кровь и могу создавать хоть полк монстров. Если очень постараться, то к концу моей жизни чупакабр будет столько, что они завоюют мир.

Возмущения не было. Не было горечи. Ребята всего лишь выполняли то, о чем их попросили. А попросили их помочь поймать вампира и чупакабру. Метод ловли вампира был один – на живца. С чупакаброй были свои способы.

Я, конечно, шутила. Но мир этих ребят не понимал моих шуток. Тем более они не обязаны были читать мои мысли. Я сама виновата, что не поговорила с ними, не спросила что и как. Дурацкая взрослая самоуверенность. Вечно мы считаем, что умнее и сильнее. А тут оказалось, что не умнее. По крайней мере кубинских детей.

– Передавай привет Луизе, – пробормотала я. И бросила на диван шоколадку. Нашла на дне сумочки. Везла в подарок.

Навстречу неслась жизнерадостная Марсия!

– Лена! Как вы? Сергей Маркович сказал, что вы поцарапались в музее.

– Ерунда, – дернула я плечом – рубашка с длинным рукавом спасала меня от лишних взглядов.

– Вы идете обедать?

– Нет.

Почему-то не хотелось улыбаться, не хотелось радоваться. Как будто кто лампочку в голове выключил. В остальном все было как всегда.

Дорогу домой, все одиннадцать часов в самолете я проспала как убитая. Великий Поэт пытался меня тормошить, вывести на разговор, но я угукала в ответ и засыпала вновь. В полудреме я размышляла, что по-хорошему мне должно быть страшно – жить с вирусом чупакабры. Но почему-то внутри сидело равнодушие. Все равно было – лежит или нет вампир в моем чемодане.

На границе досмотр прошел без проблем.

– Ну что вы как эти кубинские дети – спите или молчите! – возмутился Великий Поэт в середине полета.

Засыпая в очередной раз, я подумала, что со стороны и правда выгляжу, как Пеппино. А кстати, откуда дети узнали такой способ распространения чупакабры? Уж не кусала ли их самих эта зверюга?

В Москве шел снег. Трудолюбивые трактора сгребали его в огромные сугробы. А он все падал и падал. Бесконечный. Равнодушный.

– Давай сразу в издательство, – попросила я, садясь в машину к Коле. – Кстати, вот тебе кокос. Прямо с пальмы.

Я перекинула на заднее сиденье свою посылку. Коля довольно улыбался. Он всегда радуется подаркам – такой уж он счастливый человек. На щеках от улыбки загораются ямочки.

– Лена? – удивилась моему появлению редактор Даша. – Вы сейчас похожи на Урия из «Приключения Электроника». Он тоже с чемоданом пытался пройти на хоккейный матч. Что у вас там? А почему вы в босоножках? Холодно ведь.

Холодно не было. Я даже не заметила, что разница температур у нас с Кубой сорок градусов – там плюс двадцать, у нас тоже двадцать, но минус.

Я посмотрела на свой красивенький бирюзовый чемоданчик. Не до переодеваний пока.

– У меня там вампир из Гаваны. Вы, помнится, просили.

И без того огромные Дашины глаза стали на пол-лица. Приподнялась со своего места редактор Инна, выглянула из-за компьютера начальница Татьяна.

– Настоящий? – Даша не верила.

Я кивнула. Что говорить? Это надо видеть.

– Открывайте скорее! – торопила Инна.

И я открыла.

Чемодан был пуст. Он стал пуст к тому моменту, когда крышка с хлопком откинулась на пол. Но я успела заметить красные, ничего не выражающие глаза. На мгновение вампир задержался, чтобы посмотреть на меня. И тут же исчез.

Я обещала привезти. Я не обещала охранять и содержать в тепле и довольстве после доставки.

– Не видно, – задумчиво протянула Инна, садясь обратно.

– Хорошая шутка, – отозвалась Татьяна. – Мы почти поверили!

Даша молчала. Смотрела в чемодан. Она была ближе всех, могла заметить.

– И что дальше? – спросила она.

– Теперь он будет жить здесь.

– Вам нас не жалко? – игриво спросила Инна.

Я не ответила. Мой ответ им бы не понравился. С недавних пор я перестала замечать в себе такое качество, как жалость и любопытство.

Я пожелала всем хорошего рабочего дня и ушла. Коля ждал меня внизу, чтобы отвезти домой.

– Ты не знаешь, где мне взять собаку? – спросила я, усаживаясь рядом.

– На Птичьем рынке, – ответил мне очень практичный Коля.

– Съездим туда в выходные?

Коля усмехнулся, выводя машину на трассу.

Мой ребенок просил чупакабру. Судьбы мира меня не особо волновали.