Текст книги "Землянка для опасных командоров (СИ)"

Автор книги: Елена Островская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

32. Наши общие воспоминания.

Тишина в ванной комнате стала иной. Напряженная, колючая пустота сменилась тихим, настороженным миром.

Их руки все еще лежали на нашей – Кая грубая и шершавая, Элиана – тонкая и умелая.

Мы медленно разжали пальцы. Движение было плавным, осознанным.

– Спасибо, – сказали мы, и голос звучал ровно, без прежней хрипоты.

Мы обвели взглядом комнату – разбитый сканер, следы крови на полу, наше бледное отражение в зеркале. Картина битвы, которую мы выиграли. – Здесь больше нечего делать.

Мы сделали шаг к выходу, и они инстинктивно расступились, пропуская нас. Наша походка была уверенной, но не высокомерной поступью Реи. В ней читалась усталость, но и новая, обретенная сила.

Мы прошли в спальню и остановились перед огромным окном, за которым сиял футуристический город Гелиос. Двойные солнца клонились к горизонту, окрашивая перламутровые щиты планеты в багряные и золотые тона.

– Красиво, – произнесли мы задумчиво. – Я всегда любила этот вид. И всегда боялась его... его идеального, бездушного величия. Теперь... теперь я просто вижу его таким, какой он есть.

Мы почувствовали, как Кай и Элиан переглянулись у нас за спиной. Они следили за каждым нашим движением, вслушивались в каждое слово, пытаясь уловить в них знакомые черты.

– Ты... помнишь? – осторожно спросил Элиан. – Как мы впервые смотрели на этот закат вместе?

Мы кивнули, не оборачиваясь.

– Помню. Ты сказал, что эти солнца похожи на два глаза какого-то гигантского существа, которое наблюдает за нами. А Кай тогда хмыкнул и сказал, что если это и существо, то его нужно немедленно уничтожить, пока оно не моргнуло и не стерло нас с лица планеты.

Кай издал короткий, похожий на покашливание звук. Это было самое близкое к смеху, на что он был способен в данный момент.

– Так и было.

– А я... а ты тогда рассмеялась, – тихо добавил Элиан. – Так искренне. Таким звонким смехом, которого я раньше никогда не слышал.

Мы обернулись к ним.

На наших губах играла та самая, новая улыбка – нежная и печальная одновременно.

– Я помню. И я помню, как потом мы трое целовались, пока последний луч солнца не скрылся за шпилями Цитадели. Это был... очень хороший вечер.

Мы говорили о их воспоминании, но пропускали его через призму своего нового «я». Это был ключ. Мы не отрицали прошлое. Мы “присваивали” его себе.

– Я хочу есть, – заявили мы неожиданно, и в голосе звучала та самая прямолинейность, которую Кай уже знал, но без привычной нотки приказа. Это была простая констатация факта. – И я уверена, что вы тоже. Процесс был энергозатратным.

Мы прошли на кухню – просторное, стерильное помещение с умными панелями вместо привычной плиты и холодильника. Рея никогда готовить не умела и не любила. Света обожала возиться с тестом на крохотной кухне общежития академии.

Наши пальцы сами потянулись к сенсорной панели, вызывая голографическое меню. Но вместо того чтобы выбрать что-то стандартное, быстрое и питательное, как делала бы Рея, мы начали творить.

– Синтезировать муку пшеничную. Вода, температурный режим 36 градусов. Дрожжи... – мы бормотали, быстро управляясь с интерфейсом. Движения были уверенными – сказывалась мышечная память Реи к технологиям. Но цель... цель была чисто светиной.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил Элиан, наблюдая, как умный синтезатор выдавал порцию странного теста.

– Пеку хлеб, – просто ответили мы, замешивая тесто руками. Это физическое ощущение – прохладная, податливая масса под пальцами – было невероятно приятным и... настоящим. – По бабушкиному рецепту. Тому самому, что она пекла в деревне под Звенигородом.

Кай нахмурился.

– Звени... что? Это где? На Вольваросе?

– Нет, – мы улыбнулись, и в улыбке этой была тень светиной грусти по дому, которого не было. – Это далеко-далеко отсюда. Но рецепт... рецепт хороший. Он... успокаивает.

Мы пекли.

Мужья молча наблюдали. Запах свежего хлеба, теплый и уютный, постепенно заполнил стерильное пространство кухни, вытесняя запах озона и страха. Это был запах из другого мира, из другой жизни, который теперь навсегда стал частью этого.

Когда хлеб был готов, МЫ разломили его и протянули им по куску. Кай взял свой, изучающе понюхал, потом откусил. Его непроницаемое лицо дрогнуло.

– Необычно, – произнес он после паузы. – Но... съедобно.

Элиан закрыл глаза, пробуя свой кусок.

– Это... пахнет детством, – прошептал он с удивлением. – Каким-то далеким и очень теплым.

– Да, – согласились мы. – Таким и должно быть.

Мы ели молча.

Это был самый странный и самый интимный ужин в нашей общей истории. Не было прежних игр Реи, ее флирта и холодной страсти. Не было и светиной робости и неуверенности. Было тихое, взаимное изучение. Притирка.

Позже, когда темнота окончательно поглотила город, мы стояли в спальне. Предстояла еще одна битва – битва за близость.

– Я... я понимаю, если вы хотите побыть одни, – сказали мы, глядя на большую кровать. – Все это... так необычно. Я все еще очень странная для вас.

Кай шагнул вперед.

Его движение было решительным.

– Ты – наша жена. – В его голосе не осталось и тени сомнения. – Место жены – с мужьями.

Элиан подошел с другой стороны.

– Мы не боимся странного, – он мягко коснулся нашей руки. – Мы боимся потерять.

Мы легли между ними. Было непривычно. Тело помнило их прикосновения, но нервная система реагировала по-новому. Когда Кай обнял нас, его объятие не вызывало прежнего трепета и страха, смешанного с вожделением. Оно чувствовалось... как надежный тыл. Как защита.

Когда Элиан прижался к нашей спине, его дыхание на шее не заставляло замирать от сладкой муки, а вызывало чувство глубокого успокоения.

Мы лежали втроем в темноте, и мы говорили. Говорили о пустяках. О том, как Элиан в детстве пытался перепрограммировать своего учебного дрона, чтобы тот делал за него уроки.

О том, как Кай впервые возглавил отряд и чуть не провалил миссию из-за собственной самоуверенности.

О том, как Света впервые влюбилась в однокурсника, который в итоге оказался полным идиотом.

Мы делились с ними “своими” воспоминаниями. Всеми. Без разбора. И они слушали. Иногда хмурились, иногда улыбались. Мы были уверены, что они заново узнавали женщину, которая лежала между ними.

Перед самым сном Кай повернулся к нам на бок. Его глаза в темноте слабо светились.

– Как нам тебя называть? – спросил он с несвойственной ему прямотой. – Мы не можем звать тебя Реей. И Светой... это тоже не совсем ты теперь.

Мы задумались. Это был важный вопрос. Имя – это идентичность.

– Пока что... просто зовите меня «любимая», – тихо ответили мы. – Этого достаточно. А имя... оно придет. Само.

– Любимая, – прошептал Элиан и придвинулся ближе, коснувшись моей груди.

– Любимая, – вторил ему Кай и поцеловал меня в губы. Я ощутила как мне в живот уперлось твердое и мощное достоинство моего первого мужа. Осознание того, как сильно я скучала по ласкам своих мужчин, наполнило меня теплом.

33. В постели...

Рука Элиана на моей груди не была дерзкой или умоляющей. Его пальцы легли на округлость точно, как ключ в замок, и ладонь его оказалась неожиданно горячей. Он не сжимал, не мял – он ощупывал ее сквозь тонкую ткань ночной рубашки, будто заново открывая для себя форму, вес, упругость. И когда его большой палец провел по соску, уже набухшему и твердому, это не было щекочущей лаской. Это был вопрос.

Мое тело ответило ему глубокой внутренней пульсацией. Волна тепла разлилась от точки прикосновения, и тихий, глубокий стон вырвался у меня из груди прямо в рот Каю.

Кай прервал поцелуй, его дыхание было тяжелым. В полумраке его глаза сияли почти звериным блеском, но в них не было прежней дикости охотника. Был голод, но голод не на добычу, а на подтверждение. Он смотрел на меня, на мой запрокинутый под его рукой подбородок, на полуоткрытые губы, ища в моем лице не покорность, а отклик.

– Ты здесь, – прошептал он не вопросом, а утверждением, и его рука скользнула с моего бедра на живот, туда, где под тонкой кожей спали наши дети. Его ладонь была огромной, грубой и бесконечно бережной. – Вся здесь.

– Вся, – выдохнула я, и это было самой чистой правдой.

И тогда что-то щелкнуло.

Не в комнате, а в нас. Последняя невидимая перегородка рухнула. Не было больше Кая и Элиана, любивших двух разных женщин. Не было Светы и Реи, деливших двух мужчин.

Были МЫ. Трое. Единый организм, движимый одной целью.

Элиан наклонился и взял в рот мой сосок через ткань. Нежно, но с нарастающим давлением. Острый, сладкий укол удовольствия пронзил меня, и я вогнала ногти в мощные плечи Кая. Он зарычал – низко, глубоко, почти неслышно – и его пальцы вцепились в ткань моей рубашки. Раздался тихий звук рвущейся ткани, и моя грудь обнажилась.

Я не стала закрываться и смущаться.

Я выгнулась, подставляя себя им обоим, и мои руки сами нашли их головы – жесткие, короткие волосы Кая и шелковистые пряди Элиана. Я притянула их к себе.

– Теперь…, – прошептала я, и голос мой звучал хрипло и непривычно властно, – Я ваша жена. Ваша СветРея. Вся ваша.

Это имя – “СветРея” – родилось само собой, в пространстве между стоном и поцелуем. Оно было не слиянием, не компромиссом. Оно было новым именем. Именем целого.

Кай опустил голову и взял другой сосок в рот. Грубо, почти болезненно, по-своему. Так, как любила его Рея. И в то же время его язык совершал такие нежные, вибрирующие движения, от которых у Светы всегда подкашивались ноги.

Элиан в это время сползал ниже.

Его поцелуи, губы и язык оставляли влажные, горячие следы на моей коже – на животе, бедрах. Он добрался до самой сердцевины меня, и его первое прикосновение языком было не исследованием, а... поклонением. Точным, выверенным, знающим каждую чувствительную точку. Он знал это тело. А я знала его ласки. И теперь это знание стало общим, увеличилось вдвое, превратилось в нечто совершенное.

Я плакала.

Беззвучно. Слезы текли по вискам и впитывались в подушку. Это были не слезы боли или счастья. Это были слезы целостности. Окончательного и бесповоротного слияния.

Когда Кай вошел в меня, это не было вторжением. Это было возвращением домой. Его заполняющая, растягивающая полнота была именно тем, чего жаждало мое тело – и та его часть, что помнила властную страсть, и та, что тосковала по чувственному соединению.

Он двигался с не свойственной ему медлительностью, вглядываясь в мое лицо, ловя каждое движение, каждый вздох. А Элиан в это время не прекращал своей работы, и двойная волна наслаждения – глубокая, от Кая, и острая, от языка Элиана – накатывала на меня, лишая рассудка.

Я не могла больше молчать.

Из моих губ вырывались звуки, незнакомые мне самой – низкие, гортанные стоны, прерываемые всхлипами и их именами. Не по отдельности. А вместе.

– Кай... Эли... я... я чувствую... всё...

Это было высшей точкой. Не оргазм. А осознание. Вспышка такой интенсивности, что мир пропал. Не было комнаты, нет кровати, не было тел. Было только чистое, абсолютное ощущение НАС.

Три сердца бились в унисон.

Три дыхания слились в один ритм. И где-то в самом центре этого вихря, в самой гуще наслаждения, пульсировали два крошечных золотых огонька – наши дети, зачатые в разделенности и вынашиваемые в единстве.

Когда волна отступила, я не рухнула на кровать обессиленной.

Я осталась в их объятиях, чувствуя, как их тела, влажные от пота, прилипли к моей коже. Грудь тяжело вздымалась, но в голове была ясность, какой не бывало никогда.

Мы лежали молча.

Кай все еще был во мне, Элиан прижимался к моему боку, его голова лежала на моем плече. Его пальцы были вплетены в мои пальцы на животе.

Первым заговорил Элиан, его голос был сонным и безмерно счастливым.

– СветРея... – он произнес имя, пробуя его на вкус. – Мне нравится. И я рад, что ты выбрала его. Когда я впервые назвал тебя именно так, мне показалось, что оно подошло тебе идеально.

Кай что-то хмыкнул у меня в волосах. Видимо, ему не особо понравилось, что это имя придумал его брат.

– Перестань Кай, – прошептала я и потянулась к мужу, – если хочешь, то ты придумаешь имя для нашего малыша.

– Думаю, это будет справедливо.

– Для своего малыша, мы придумаем имя вместе, – закончил Элиан и я улыбнулась, потому что знала, мой второй муж скажет именно так.

– Я согласна, – прошептала я и закрыла глаза. А потом ощутила, как меня охватывает чувство покоя. Впервые в жизни я поняла, что оказалась там, где и должна была быть, – в объятиях своих любимых мужчин. Вдыхая знакомый аромат кожи Кая, смешанный с запахом свежего хлеба, который все еще витал в воздухе, я поняла, что теперь у нас одно сердце на троих, общее.

И я наконец-то была дома.

34. Верхновный отец требует аудиенции

… утро наступило тихо, разливаясь по спальне перламутровым светом Гелиоских солнц. Мы проснулись не резко, а постепенно, выплывая из глубин общего сна, где сны Светы и Реи переплелись в причудливые, но уже не пугающие узоры. Я лежала между ними, все еще чувствуя тепло их тел, тяжесть их рук на мне. Мир был хрупким и прекрасным, как мыльный пузырь.

Но его взорвал резкий, безразличный голос встроенного коммуникатора, установленного на стенах.

– Верховный Отец запрашивает аудиенцию. Прибудет в ваши апартаменты через десять минут.

Тишина, последовавшая за этим сообщением, была оглушительной. У меня даже уши заложило, настолько это было неожиданно и резко.

Рука Кая на моем животе мгновенно превратилась из нежной в защищающую, его пальцы вцепились в мою кожу.

Элиан замер, дыхание его стихло. Я услышала, как на мгновение остановилось его сердце, а затем учащенно забилось.

Ледышка страха, знакомая и чужая одновременно, пронзила мое спокойствие. Не мой страх. “Наш”.

Страх Реи перед холодным, оценивающим взглядом отца. И такого же ледяного и ничего не чувствующего сердца.

Страх Светы был иным. Чужеродным, перед всемогущим тираном, о котором она лишь слышала. Но не знала о той нелюбви, которой он одаривал дочь с самого детства.

Я сделала глубокий вдох.

И выдохнула, выдворяя этот страх прочь. Посмотрела на Кая и Элиана. Кай как главный мужчина в этом доме, заговорил первый.

– Хорошо, – сказала он голосом, в котором не дрогнуло ни единой нотки. – Примем его в главной гостиной.

Я подвинулась, чтобы встать. Их руки нехотя разомкнулись.

– Я пойду с тобой, – тут же заявил Кай, его лицо было мрачным и готовым к бою.

– И я, – подхватил Элиан, уже ища взглядом свою расстегнутую накануне рубашку.

– Нет, – мягко, но не допуская возражений, остановила я их. – Он захочет поговорить со мной наедине. Значит, так тому и быть.

– Но, СветРея... – начал Элиан, и в его голосе зазвучала тревога.

Я обернулась к ним, уже стоя на полу, накидывая шелковый халат – темно-синий, цвет ночного неба Гелиоса, который всегда нравился Рее.

– Я не та девочка, которую нужно защищать от собственного отца, – сказала я, и в моих словах звучала непоколебимая уверенность новой, цельной личности. – Я его дочь. И его равная. И мне есть что ему сказать.

Я увидела, как в их глазах вспыхивает гордость, смешанная с остатками беспокойства. Они видели не жертву и не бунтарку.

Мои мужья видели женщину, которая знает себе цену.

Ровно через десять минут раздался мерный, властный стук в дверь. Я была уже в гостиной, стоя у того самого окна, за которым город просыпался к жизни. Я не обернулась, когда дверь открылась и в комнату вошел он.

Я чувствовала его присутствие – тяжелое, давящее, наполненное безмолвной властью. Он остановился в нескольких шагах от меня.

– Дочь, – произнес он. Его голос был таким же, как вчера в тронном зале – низким, вибрирующим, лишенным тепла.

– Отец, – кивнула я, наконец поворачиваясь к нему.

Его взгляд, острый и всевидящий, скользнул по мне с головы до ног, сканируя, оценивая. Он искал трещины. Следы вчерашнего «сбоя». Признаки слабости.

– Ты выглядишь... отдохнувшей, – заключил он, и в его словах прозвучал не вопрос, а констатация. Он знал. Конечно, знал. Его внимание сразу привлек мощный всплеск энергии.

– Процесс восстановления после миссии идет своим чередом, – ответила я уклончиво, встречая его взгляд без страха, но и без вызова. Просто как равный равного.

Он медленно прошелся по гостиной, его пальцы провели по спинке кресла, смахнув несуществующую пыль.

– Вчера ты была... эмоциональна. Необычайно. Для тебя. – Он снова посмотрел на меня. – Это последствия Вольвароса? Или чего-то еще?

Ловушка была поставлена мастерски.

Прямой вопрос, требующий прямого ответа или лжи, которую он тут же раскусит.

Я подошла к столу, где стоял кувшин с водой. Налила себе стакан. Рука не дрогнула.

– Последствия правды, отец, – сказала я, делая глоток. – Той правды, которую я слишком долго держала в себе. О том, как я себя чувствую. Как инструмент. Как разменную монету в твоих играх.

Он замер. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но воздух в комнате стал гуще.

– Ты – Эос. Ты – моя кровь. Твое место – служить Гелиосу так, как я считаю нужным.

– Я служила, – парировала я. – Я проникала в чужие крепости, я рисковала своим рассудком, я позволяла вживлять в свою голову чужие воспоминания! – Голос мой окреп, в нем зазвучали стальные нотки Реи и эмоциональный напор Светы. – И я выжила. Я вернулась. Но я вернулась не той же. Я стала сильнее. И я больше не намерена молчать.

Я сделала шаг к нему.

– Ты хочешь поговорить о будущем? Давай поговорим. О моем будущем. Не как о твоем шпионе или оружии. А как о твоей наследнице. Как о матери твоих будущих внуков.

Его глаза сузились. Взгляд упал на мой живот.

– Беременность... подтверждена?

– Да. И это изменит правила игры. Для всех нас.

Он молчал несколько томительных секунд, вглядываясь в меня. Он видел перед собой не испуганную девочку и непокорного солдата. Он видел женщину, которая смотрит на него без тени страха, с холодной решимостью в глазах.

– Что ты хочешь? – наконец спросил он. Просто. Прямо. По-деловому.

– Уважения, – так же просто ответила я. – К моему решению. К моим мужьям. К моему дому. Я не исчезну из твоих игр, отец. Но я буду участвовать в них на своих условиях. Как твой союзник, а не пешка.

Он медленно кивнул, его взгляд стал отстраненным. Он взвешивал. Оценивал риски и выгоды. Потерять инструмент или приобрести сильного, пусть и строптивого, союзника?

– Твоя... прямота... неожиданна для меня, – произнес он наконец. – И рискованна. Но... даровать тебе статус советника при Совете Командоров... это можно рассмотреть. При условии, что ты докажешь свою полезность.

Это была уступка. Первая в истории наших отношений.

– Я уже доказала, – мягко напомнила я ему. – Данные с Вольвароса обесценили весь флот Империи. Этого недостаточно?

Уголок его губ дрогнул в подобии улыбки.

– На войне не бывает чего-то слишком достаточно, дочь. Но это... хорошее начало.

Он повернулся и направился к выходу. На пороге он остановился.

– Твои мужья... они согласны с этой твоей... новой ролью?

– Они приняли меня. Всю. А это значит – приняли и мое право на собственный голос.

– Что это значит? – неожиданно спросил отец и сощурив глаза посмотрел на меня. – Что значит приняли тебя всю?

35. Разговор с отцом.

Я встретила его взгляд без колебаний. Вопрос был острым, как бритва, и направлен прямо в сердце самой главной тайны. Но я была готова.

– Это значит, – сказала я, и мой голос зазвучал с новой, странной уверенностью, – что они знают всё. И ценят то, чем я стала, больше, чем то, кем я была.

Отец замер.

Его пронзительный взгляд, обычно видящий всё насквозь, впервые казался слегка расфокусированным. Он анализировал не слова, а сам факт их произнесения. Тон. Энергию.

– «Стала»? – он мягко повторил слово, делая его самым опасным в предложении. – Ты говоришь так, будто прошла через метаморфозу. Не просто выздоровела… но изменилась.

Я не стала отрицать.

Вместо этого я сделала то, чего никогда не делала раньше. Я пригласила его сесть. Легкий жест руки к креслу. Не дочь, приглашающая отца. А хозяйка – гостя.

Он, к моему удивлению, принял приглашение.

Занял позицию в большом кресле, сцепив пальцы перед собой. Ждал.

– Миссия на Вольваросе была не просто рискованной, отец, – начала я, выбирая слова с точностью сапёра, разминирующего бомбу. – Она была... преобразующей. Чтобы выжить там, где должна была умереть моя легенда, мне пришлось стереть грань между притворством и реальностью. То, что они вживили в мой разум... это не просто воспоминания. Это была другая жизнь. Другая личность.

Я видела, как его пальцы сжались чуть сильнее.

Он слушал. По-настоящему слушал.

– И когда «Эгофлипер» должен был стереть всё лишнее... он стёр не только легенду. Он стёр часть меня. Той, кем я была до этого. – Я сделала паузу, позволяя ему осознать чудовищность этого утверждения. – То, что вернулось к вам вчера из медотсека... это не была ваша дочь в полном смысле слова. Это был гибрид. Сломанный продукт ваших экспериментов.

В воздухе повисло молчание.

Он смотрел на меня, и в его глазах впервые за всё время я увидела не расчет, а... интерес. Чистый, незамутненный интерес учёного к аномалии.

– И что же? – спросил он тихо и я услышала жалость. – «Протокол «Феникс»? Я видел скачки энергии. Это была попытка... восстановиться?

– Это была попытка выжить, – поправила я его. – Не вернуть прошлое. Создать новое. Синтезировать то, что осталось от Реи Эос, с тем, что было имплантировано в виде Светланы Гориной. И это... – я выпрямилась, глядя на него прямо, – сработало. Я не Рея. И не Света. Я – результат. Сильнее обеих. Помню всё. И понимаю ценность обеих жизней, которые во мне теперь живут.

Я подошла к нему и села в кресло напротив, нарушая все протоколы дистанции.

– Поэтому, когда я говорю, что мои мужья приняли меня всю, я имею в виду, что они предпочли живую, пусть и изменившуюся женщину, – призраку той, что была. Они выбрали будущее. А не прошлое.

Отец долго смотрел на меня.

Его лицо было непроницаемой маской, но по едва уловимым признакам – легкому расслаблению мышц вокруг глаз, едва заметному наклону головы – я понимала, что он... впечатлён.

– Ты утверждаешь, что произошел не сбой, а... эволюция, – произнес он наконец. – Что твой разум не сломан, а... модернизирован.

– Я утверждаю, что я – лучшая версия себя из всех возможных, – сказала я просто. – И я готова служить Гелиосу. Но не слепым орудием. А разумным партнером. Той, кто понимает врага не только через прицел винтовки, но и изнутри. Потому что я какое-то время была одним из них.

Он медленно поднялся с кресла. Его тень накрыла меня.

– Это опасная игра, дочь. Очень опасная. Один неверный шаг, и Совет объявит тебя нестабильной. Угрозой.

– Тогда мне нужна твоя защита, – парировала я, не отводя глаз. – Не как дочери. Как активу. Самому ценному активу, который у тебя есть. Потому что никто, кроме меня, не может сделать то, что могу я.

Он повернулся и снова пошел к выходу. На пороге он обернулся в последний раз.

– Ты получишь свой шанс доказать это. Совет собирается через три дня. Готовь отчет. Не о миссии. О том, что ты узнала. О слабостях Империи. О том, как их использовать. – Его губы снова дрогнули в подобии улыбки. – Посмотрим, действительно ли ты стала сильнее... или просто научилась лучше лгать.

Я сжала губы от ярости. Отец этого не увидел.

Он вышел. Дверь за ним закрылась.

Я осталась сидеть в кресле, внезапно ощущая дрожь в коленях. Я сделала это. Я бросила вызов и не сломалась.

Из спальни вышли Кай и Элиан. Они слышали всё. На их лицах было смешанное выражение ужаса и гордости.

– Богиня, – выдохнул Элиан. – Ты сказала ему... всё.

– Не всё, – поправила я, наконец позволяя себе выдохнуть. – Я сказала ему достаточно. Я дала ему новую формулу для расчета. Не «дочь». Не «орудие». А «актив». И он её принял. Пока что.

Кай подошел ко мне, встал на колени перед креслом и взял мои руки в свои. Поцеловал ладони. Это было самое прямое проявление нежности и преданности, на которое он был способен.

– Что теперь? – спросил он, его голос был приглушенным.

– Теперь, – я провела рукой по его коротким жестким волосам, – я должна написать самый важный отчет в своей жизни. И вам двоим предстоит мне помочь. Потому что вы – единственные, кто знает всю правду. И единственные, кому я доверяю.

– Кажется, не единственные, – усмехнулся Элиан и показал в сторону библиотеки. – Тебе кое-кто звонит по межгалактической связи. И этот кто-то очень хочет с тобой поговорить.