Текст книги "Две трети призрака"

Автор книги: Элен Макклой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Поговорите об этом с Амосом. А заодно спросите его, что он думает по поводу вашей рецензии в «Трибюн». Он сейчас как раз в том состоянии, чтобы сказать все без утайки.

– Он сейчас как раз в том состоянии, чтобы побить меня, – сказал Эйвери. – Вам бы этого хотелось, не так ли, Леппи? Вы и сами не прочь, только уж слишком малы ростом.

Филиппа подошла к Бэзилу.

– Бэзил, как нам справиться с этим кошмаром? – прошептала она. – И почему эта глупая женщина привезла сюда именно Эммета Эйвери? Мне кажется, Амос еще не знает, кто он. Нужно что-то сделать. Придумайте что-нибудь. Какую-нибудь игру, что ли.

– Шараду?

– Нет. Что-то такое, во что можно было бы играть сидя. Может, он заснет. Придумала! Две трети призрака!

Филиппа почти побежала к гостям, стоявшим возле бассейна. Вашингтон Ирвинг начал разносить свои знаменитые горячие бутерброды.

– Внимание, – сказала Филиппа, – все знают, как играть в две трети призрака?

– Какая прелесть! – воскликнула миссис Пуси. – Миссис Кейн, я не играла в эту игру с тех пор, как маленькой девочкой жила в Теннеси.

– Ты мне никогда не говорила, – заметил Сидни.

– Это совсем просто. – Тони тут же подхватил идею Филиппы. – Ведущий задает вопросы всем игрокам. Не ответивший один раз становится одной третью призрака, два раза – двумя третями и в третий раз – призраком, то есть выбывает из игры. Тот, кто продержится дольше всех, становится ведущим.

– Звучит ужасно по-детски, – протянул Сидни Пуси. – Я бы предпочел обсудить значение эстетического в индустриальном обществе, если мистер Коттл не возражает.

– Но Амос тоже захочет играть с нами, – в голосе Тони послышалась безнадежность. – И потом, это вовсе не детская игра. Все зависит от вопросов, а Амос с его находчивостью и знаниями особенно силен в таких играх.

– Отлично, вы у меня получите удовольствие, – пробормотал Амос. Ему явно надоел молодой Пуси.

Тони вмешался и сделал это как раз вовремя, чтобы предотвратить очередной пьяный выпад.

– Итак, начинаем, – сказал он одновременно вкрадчивым и повелительным голосом члена конгресса, выступающего на телевидении. – Я начну. Амос, кто автор «Английских бардов и шотландских обозревателей» [3]3
  Сатирическая поэма Дж. Г. Байрона.


[Закрыть]?

– Будь я проклят, если знаю, – сказал Коттл, глядя на Тони сквозь стекло бокала.

Эммету Эйвери показалось, что он ослышался, и он пристально посмотрел на Амоса.

– Ладно, – сказал Тони. – Амос, вы – одна треть призрака.

Амос утешился еще одной порцией виски. Морис Лептон взял ведерко и стал раскладывать по бокалам лед. Мэг Веси была последняя в этом круге.

– Мэг, где находятся островки Лангерхаса? – спросил Тони.

Мэг поморгала, потом неуверенно ответила:

– Индонезия?

– Неправильно. Вы тоже одна треть призрака. Амос, опять вам вопрос. Где находятся островки Лангерхаса?

– Ну конечно, в человеческом теле. Лангерхас был врачом.

На третий раз ему опять не повезло. Он не смог ответить на вопрос: «Кто написал «Бремя страстей человеческих» [4]4
  Роман Сомерсета Моэма.


[Закрыть]?».

Бэзил видел, как волнуется Тони, которому вовсе не хотелось, чтобы Амос выбыл из игры и занялся выпивкой. Поэтому, когда нужно было задать очередной вопрос, Тони постарался придумать такую ерунду, которая была бы по зубам даже пьяному Амосу.

– Что такое заключение договора? – спросил он.

Амос сощурил глаза.

– Рабы на галерах были прикованы к скамьям и гребли, пока не умирали. А издатели и агенты стояли над ними и подгоняли их плетьми. Это и есть договор.

– Забавно, однако неправильно, – мягко ответил Тони. – Теперь вы три трети призрака и умираете. Вы умерли и выбыли из игры.

Амос бросил пренебрежительный взгляд на Тони и сказал:

– Возмутительно!

Бэзил выиграл первый тур и стал ведущим. Игра ему вовсе не нравилась, и втайне он соглашался с беднягой Пуси. К тому же ему, знающему, насколько ненадежен человеческий мозг, было тяжело смотреть на чествуемого писателя, который накачивал себя виски. Бэзил размышлял о том, как этот инцидент повлияет на отношение Мориса Лептона к следующим книгам Амоса, и ему казалось, что Тони думает о том же.

– Ну же, Бэзил, – поторопил Тони. Амос сидел с закрытыми глазами.

– Мистер Коттл, – тихонько позвал его Бэзил.

Амос не шевельнулся. Бэзил повысил голос.

– В какой войне наша страна потерпела поражение?

Амос сидел не двигаясь. Тони встал.

– Он, наверное, заснул. Надо уложить его в постель.

Но он не успел подойти к Амосу, как к нему подскочила Вера, вцепилась в плечо и принялась грубо трясти его.

– Амос, не валяй дурака, Тони пошутил. Голова Амоса безвольно болталась из стороны в сторону. Глаза были закрыты.

Вера, тяжело дыша, повернулась к Тони.

– Это вы сказали, что он призрак. – Ее нежный голос срывался на крик. – Вы сказали что он умер! Он мертвый!..

7

Прекрасный день, думала Мэг Веси, стоя у окна в столовой Кейнов, – сухой, холодный и солнечный. Голубое небо, лимонный отсвет солнца на белом снегу. Выкрашенные в белый цвет домики в Долине казались неотъемлемой частью зимнего пейзажа, а черные ставни придавали каждому домику законченность, как черный кончик хвоста – горностаю.

Зазвонил телефон, и Мэг опрометью бросилась в холл.

– Нью-Йорк заказывали?

– Магдалена? Я звоню от Кейнов. Ночью тут произошел несчастный случай. Умер мистер Коттл, и полиция настаивает, чтобы мы остались еще на один день. Я не стала звонить ночью, не хотела вас будить. Как Полли?

– Просто замечательно, – ответила Магдалена. – Она хорошо позавтракала. Температура только чуть-чуть выше нормальной, всего на один градус.

Мэг не была уверена, что Магдалена умеет пользоваться градусником.

– Вызовите врача. Пусть он посмотрит Полли, тогда мы будем знать наверняка. Думаем, к вечеру мы будем дома.

– Полли хочет с вами поговорить.

– Нет. Пусть лежит в постели.

– Она возле телефона в вашей кровати.

– Мамочка! – Даже если Полли была здорова, ее голос по телефону всегда казался тонким и несчастным. – Ты мне что-нибудь купила?

Полли постоянно занималась вымогательством, когда родители уезжали по вечерам из дома. Мэг знала, что должна быть твердой и отучить дочь от этого, но… дисциплина может подождать, пусть Полли сначала поправится.

– Нет еще, детка.

– Но ты купишь?

– Постараюсь, маленькая взяточница.

– А что такое взяточница? Тут трубку взял Хью.

– Мамочка, я только что прочитал газету, там…

– Хью, пожалуйста, не при Магдалене и Полли. Ты достаточно взрослый и должен понимать. Я сказала Магдалене, что Амос Коттл умер. И это все.

– Да, да, я понимаю. Но что делать, если она увидит газету?

– Постарайся, чтобы она не говорила с Полли на эту тему.

Хью вздохнул, потом сказал с затаенной радостью в голосе:

– Меня сегодня замучают вопросами!

– Может быть, тебе лучше остаться дома? – Мэг нахмурилась. Она знала любовь Хью к мелодраме и боялась, что когда-нибудь это плохо для него кончится.

– О, мамочка, не ходить сегодня! Это же трусость!

– Ладно, Хью, – Мэг совсем растерялась, – Иди в школу. Но помни, ты мало знал Амоса. Я не хочу, чтобы ты о нем сплетничал в школе. Чем меньше ты будешь о нем говорить, Тем лучше для всех нас.

– Хорошо, мамочка, я буду молчать. Я им только скажу: «Никаких комментариев», как сенатор. Представляю себе их любопытство! Вот здорово! Ну и денек мне предстоит! Учителя тоже будут лопаться от любопытства, но уж они-то ни о чем не спросят.

Мэг вернулась в столовую и налила себе Когда в доме были гости, Кейны всегда сервировали завтрак a l'anglaise[5]5
  По-английски (фр.).


[Закрыть].

Гости вольны есть, когда им заблагорассудится, но обслуживать себя они должны сами.

Она еще не успела выпить кофе, как в столовую вошла Филиппа, подтянутая, свежая, в темно-синих брюках и свитере. Мэг тут же вспомнила, что на ней шелковая пижама, которая ей велика, и халат нелюбимого зеленого цвета.

– Мэг, вы должны поесть.

– Не могу. Вера еще спит?

– Надеюсь. Я сказала Норе, чтобы она отнесла ей завтрак, как только услышит, что Вера проснулась. А я проголодалась. – Филиппа положила на тарелку яичницу с луком и подрумяненный хлеб. – Когда я волнуюсь, то всегда много ем. Хорошо, что нет Веры, а то бы я потеряла аппетит.

Тихо переговариваясь, Гас и Тони спускались по лестнице, но, войдя в комнату, оба замолчали. Вид у них был измученный. И У Тони – суровый.

– Доброе утро! – Голос Филиппы прозвучал почти весело.

– Почему вы не спрашиваете, как мы спали? – стараясь казаться спокойным, проговорил Гас.

– Ну и как?

– Конечно, замечательно. Свежий воздух…

Все, кроме Тони, улыбнулись.

– А что теперь будет с Премией переплетчиков? – спросила Филиппа.

Тони спокойно взглянул на нее.

– У нас в гостях Вера и Леппи, – сказал он. – Они могут войти в любую минуту, и мы должны играть спектакль для них. Никаких разговоров о делах.

– Спектакль? – растерялась Мэг. – А разве на самом деле… Мне и правда очень жалко Амоса. А вам нет?

– Конечно, да. Но кто-то должен собрать обломки, а их очень много.

– Бедный Амос, – вздохнула Филиппа. – Даже мертвый он лишь пешка в вашей игре, ведь так?

На лице у Гаса появился испуг.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал он.

На лестнице послышались чьи-то шаги, вошел Морис Лептон с газетой в руках. Есть он не стал и сразу развернул газету.

– Тут фото Амоса. Интересно, что теперь будет с собакой?

– С собакой? – Гас заглянул в газету. – А, понятно, – сказал он, узнав снимок. – Хороший некролог?

– Насколько он вообще может быть хорошим, если его пишет Фред Ньюэл. Он специалист по литературным некрологам. Здесь есть еще небольшая заметка.

Леппи стал читать вслух, тщательно выговаривая каждое слово:

Вестон. Коннектикут. Шестнадцатое декабря. Вчера жертвой отравления стал известный писатель Амос Коттл. Несчастный случай произошел в доме его издателя Энтони Кейна, президента фирмы «Саттон, Кейн и компания». Представитель полиции штата Коннектикут капитан Джеймс Дрю сообщает, что, по его мнению, вероятность несчастного случая равна вероятности преступного умысла. Миссис Коттл, известная больше как актриса Вера Вейн, была приглашена на прием вместе с мужем. Конечно, она убита горем. На ужине также присутствовали Морис Лептон и Эммет Эйвери, известные критики, и Август Веси, агент мистера Коттла. Амос Коттл завоевал известность как автор романа на военную тему «Никогда не зови к отступлению». Последний роман писателя – «Страстный пилигрим» – несколько недель назад выпущен издательством «Саттон. Кейн и компания». «Нью-Йорк таймс» отозвалась о нем, как о вехе в американской литературе. Мистер Коттл также вел еженедельную телевизионную передачу «Выставка Коттла». Некролог на странице двенадцать.

Лептон в полной тишине искал двенадцатую страницу. Потом продолжил чтение:

Смерть Амоса Коттла, происшедшая при загадочных обстоятельствах, – великое потрясение для литературного мира. Единственный сын Мартина и Аманды Коттл, методистов-миссионеров из Акрона, штат Огайо, родился 1 марта 1918 года в Китае. Учился в Пекинском университете. После окончания университета приехал в Соединенные Штаты, где в течение нескольких лет перепробовал множество профессий. Старожилы Майами еще должны помнить то время, когда он служил барменом в ночном клубе «Голубой грот». Постоянным посетителям клуба были известны его честолюбивые замыслы.

Бродячая жизнь Коттла закончилась в 1941 году с нападением на Перл-Харбор. Мистер Коттл был призван во флот и до конца войны прослужил на Тихом океане. Демобилизовавшись, Коттл купил лачугу в Адирондаксе, где написан свой первый бестселлер, роман «Никогда не зови к отступлению», изданный вес-Ной 1953 года. Скромное по объему, динамичное, реалистическое исследование жизни двенадцати пехотинцев, оказавшихся на тропическом острове в окружении враждебно настроенных японцев, получило признание. События, описанные в романе, происходят в течение суток. Повествование завершается смертью последнего солдата, так и не узнавшего о том, что им на помощь прибыло подкрепление. Жестокие сцены перемежаются отступлениями из довоенной жизни каждого из солдат.

Некоторые критики приняли роман в штыки из-за обилия солдатской ругани и откровенности физиологических подробностей, но в общем книга восхищает смелостью, с какой в ней описана современная война. В Голливуде по роману «Никогда не зови к отступлению' был снят незабываемый фильм со Спенсером Трейси в роли католического священника И Ритой Хейворт в роли японской гейши (Амос Коттл ввел эти персонажи в сценарий фильма).

За первой книгой последовали еще три – за три года. Клуб «Книга недели» назвал лучшим последний роман мистера Коттла «Страстным пилигрим». Морис Лептон в своей статье, опубликованной в «Нью-Йорк тайме», пишет…

– Дальше не стоит, – скромно сказал Леппи. – Но мне хочется показать вам еще кое-что.

Он достал из кармана лист отличной бумаги, которая заботами Филиппы не переводилась в комнате для гостей, исписанный красивым тонким почерком.

– Когда вы пошли спать, позвонил Лью и попросил срочно прислать ему для следующего выпуска «Книжных новинок недели» мои заметки об Амосе. Мне хотелось бы быть уверенным, что я нигде не соврал.

Леппи откашлялся.

АМОС КОТТЛ, КАКИМ Я ЕГО ЗНАЛ

Воспоминания Морис Лептон

Мос Коттл, как называли его друзья, был простым, непритязательным человеком, лишенным тщеславия и зазнайства. Ничто в его внешности не говорило об остром проницательном уме или властной тяге к творчеству. У изящного и хрупкого на вид Амоса были нежные глаза мечтателя. Холеная борода прятала чувственный рот. У него было явное сходство с «Автопортретом» Ван Гога – такие же впалые щеки, такой же тоскливый всепонимающий взгляд человека, посвятившего себя искусству.

К сожалению, друзьям было известно трагическое пристрастие Амоса к алкоголю, а также его Шестилетняя борьба с ним. Насколько она была успешной, можно судить по тому, что за четыре года он написал четыре книги, о которых будут помнить и тогда, когда большая часть современной литературы канет в Лету.

Если бы меня попросили одним словом охарактеризовать Амоса Коттла, я бы сказал, что он был человеком скромным. Я видел его всего один вечер, и весь вечер он старательно избегал разговоров о своей работе и тем более о своей жизни. Когда я спросил его, насколько полно вошел в его книги опыт юности, он печально улыбнулся и процитировал: «Я – часть того, что я видел». Амос с трогательной наивностью хотел, чтобы люди видели в нем обыкновенного человека, не лишенного простых слабостей, а не великого писателя, талант которого поднимает его над толпой.

Подобно многим талантливым людям, Амос был по-детски простодушен, ненавидел официальные приемы, предпочитая им немногочисленные компании близких друзей. Ему доставляли наслаждение незамысловатые салонные игры, и он отдавался им с пылом, редко встречающимся у взрослых. Непосредственность его отношения к людям и явлениям еще раз подтверждает, что гениальность неразрывна с эксцентричностью…

Амос уединенно жил за городом среди книг, лишь изредка нарушая свое одиночество игрой в гольф с соседом, который был также его издателем. Жена писателя – известная голливудская актриса Вера Вейн. Хотя профессиональные интересы часто разлучали супругов, они были по-настоящему преданы друг другу, и Вера разделила с Амосом последние минуты его жизни. У Амоса не было детей, и, мне кажется, он очень жалел об этом. Из него получился бы нежный отец.

Старые друзья Амоса говорят, что никогда не видели его сердитым. Внутренняя чистота защищала его от всех превратностей жестокой жизни. «Он был наименее эгоцентричным писателем из всех, кого я когда-либо знал», – сказал о нем издатель Тони Кейн, проработавший с ним не один год. Мос почти никогда не читал рецензии на свои книги. Он просто садился и писал еще один роман. Однако нельзя сказать, чтобы положительные рецензии не радовали его, а отрицательные не причиняли боль. «Этот парень, кажется, не понял, что я хотел сказать, – спокойно говорил он. – В следующий раз надо работать упорнее. Я хочу писать для всех».

Мос считал, что главное в работе писателя, это общение. «Я хочу заставить маленького человека посмотреть на мир глазами великого человека, – говорил он. – Я хочу, чтобы великий человек понял маленького человека. Если я помогу им найти друг друга, мой труд не пропал даром».

Амос презирал какие бы то ни было «измы». «Объяснение трагического положения человека в непостижимом мире заложено в самом человеке, – говорил он, – а не в кредо и не в кодексах».

Амос Коттл не отказывал в помощи начинающим писателям. Ни одна присланная ему рукопись не оставалась непрочитанной. К тому же, он частенько помогал начинающим писателям деньгами.

Наверное, настало время определить место Амоса Коттла в американской литературе. Горячее сердце, могучий ум, наблюдательный взгляд, чуткий слух – все это было у Амоса Коттла. Он обладал уникальным даром чувствовать несравненную музыку английского языка. Он писал прозу, каждая строка которой поет. Жесткая самодисциплина, присущая истинному художнику, очистила его стиль от всего наносного. Коттл был почти ясновидцем в понимании тайных уголков человеческого сердца. Он был близок к настоящему величию, и в его поколении другого такого писателя нет.

Леппи кончил читать. Молчание затянулось. Мэг, искренне тронутая услышанным, почувствовала, что у нее защипало глаза. Более сдержанная в проявлении чувств Филиппа налила себе еще чашку кофе и закурила сигарету.

Леппи посмотрел на Гаса и Тони.

– Ну? Что-нибудь не так?

– Отлично, – кивнул головой Тони. – Очень трогательно и вполне соответствует действительности.

Гас медлил. Он посмотрел сначала на Тони, потом на Леппи.

– Здорово. Настоящий Морис Лептон. Ни с кем не спутаешь, – сказал он наконец. – У меня только один вопрос. Может, не стоит упоминать, что Амос пил?

– Нет, стоит, – твердо сказал Легши. – Это обязательно вылезет наружу после вчерашнего вечера. Надо подготовить почву. Кажется, у меня это прозвучало и возвышенно, и человечно.

– Думаю, Леппи прав, – сказал Тони. – Когда человек умирает, ему прощают все. К тому же знаменитому писателю полагается иметь хотя бы один порок.

Его слова не убедили Гаса, но он промолчал.

– Привет!

Никто не слышал, как в комнату вошла Вера, и все, вздрогнув, обернулись к двери.

Веры были с собой кое-какие вещи, и теперь а ней было голубое платье с воротником из серебристой норки. Она уже тщательно уложила волосы и накрасилась, не оставив ни следа усталости или потрясения на лице. Только острый и холодный взгляд и неестественно напряженный маленький, слабый рот выдавали ее состояние.

– Вера, хотите кофе? – спросил Тони, вскочив со стула.

– Нет, спасибо. Я позавтракала. – Она достала сигарету, и Гас поднес ей зажигалку. – Я пришла, потому что считаю, нам пора поговорить о делах.

Тони нахмурился.

– Тогда нам лучше пойти в кабинет. Я уверен, мистеру Лептону неинтересно…

– Нет, я бы предпочла говорить при свидетелях.

Бледные щеки Тони стали пунцовыми.

– Мне надо многое вам сказать, но сначала я хочу ознакомиться с завещанием Амоса.

Тони с усилием сдержался.

– Сейчас я могу сказать вам одно. Амос назначил меня и Гаса своими литературными душеприказчиками.

В комнату вошла горничная и доложила о приходе мистера Виллинга.

– Я приму его в кабинете, – поспешно ответил Тони.

– Ой! – воскликнула девушка. – А я уже пригласила его сюда.

Тони осуждающе посмотрел на Филиппу, но было поздно. В дверях уже появился Бэзил Виллинг.

– Я вам не помешал?

– Нет, нисколько, – торопливо проговорила Вера. – Я рада, что вы пришли. Мне хотелось бы выяснить, какое Амос оставил завещание.

– Нора, принесите нам кофе, – сказала Филиппа. – Присаживайтесь, пожалуйста, мистер Виллинг. Вера, не могли бы вы повременить с разговором о делах?

– Нет, я хочу знать, что меня ждет. Телепередач больше не будет, книг тоже. Что остается?

– Думаю, какое-то время доход будет солидным, – вмешался Гас. – Уже подготовлены три переиздания книг Амоса, его последний роман только что вышел в переплете. Смерть Амоса вряд ли повредит продаже, думаю, даже наоборот…

Тони кивнул.

– Сегодня утром я как раз подумал, что можно издать полное собрание сочинений. Кожаный переплет, золотой обрез и предисловие Мориса Лептона…

– Все это хорошо, – перебила его Вера, – но если не будет новых романов, это долго не продлится.

– Собственно говоря, – Тони повернулся к Гасу, – вы мне говорили, что у Амоса есть много неопубликованного.

Гас кивнул.

– Амос только что закончил еще один роман. Есть один черновой вариант, несколько рассказов и две-три ранние работы. Раньше я не советовал ему их печатать, а теперь, если немного подредактировать… Есть еще кое-какие заметки, но их надо разбирать.

– Вы уверены, что его смерть не повлияет на продажу?

– Повлияет. Его книги будут больше покупать, – ответил Тони.

– В кино все не так, – сказала Вера. – Зрители не любят видеть тень мертвого актера.

– Ну это в кино, – сказал Лептон. – Тони, разрешите мне взглянуть на рукописи. Я бы мог помочь вам разобрать их.

– Спасибо, Леппи, – сказал Тони. – Мы, наверное, обратимся к вам за помощью. Лучше вас никто не понимал Амоса Коттла.

– Думаю, не стоит печатать того, что недостойно зрелого Амоса, – добавил Лептон. – Если…

– Послушайте, – перебила его Вера, – печатайте все, что может дать деньги. Мое слово для вас что-нибудь значит?

– Нет, – отрезал Тони. – Но вы будете получать свою долю.

– И все? – злобно спросила Вера. – Подумайте еще раз, мистер Кейн. У вас будет разговор с моим агентом Сэмом Карпом. Я не мечтательница, как Амос, и не так предана вам, как он. Я отказываюсь от контракта, по которому большую часть получаете вы. К тому же, – она повернулась к Гасу, – мне вовсе не нужен агент. Я вас увольняю.

– Боюсь, вам это не удастся, – устало произнес Тони. – Пункт об агенте оговорен в каждом контракте. В нем указано, что все деньги выплачиваются Амосу через агентство Августа Веси.

Вера пришла в бешенство.

– Это относится к старым книгам, а не к новым. Мои интересы будет представлять Сэм Карп. Пусть вы литературный душеприказчик, но агентом вы не будете.

– Вера, пожалуйста, замолчите, – сказал Гас. – Доктору Виллингу неинтересно…

– Не обращайте на меня внимания, – спокойно ответил Бэзил и взял чашку кофе.

Тут Вере пришла в голову еще одна мысль.

– Тони, Амос мне сказал, что ему присудили Премию переплетчиков.

– Да, но…

– А какая разница? Разве не вручают премии посмертно?

– Это идея, – согласился Тони. – Я сегодня позвоню Слоуну Северингу и узнаю, как они на это посмотрят. Может быть, они разрешат получить премию издателю Амоса…

– Издателю Амоса? – Вера нервно рассмеялась. – А почему не вдове Амоса? Немножко известности мне бы не помешало.

– Тогда не стоит и говорить, – ответил Тони. – Слоун никогда не согласится. Вы должны быть в трауре.

Мэг негодующе посмотрела на Веру.

– Неужели вас ничего не интересует, кроме денег?

Прежде чем Вера успела ответить, Тони сказал:

– Лишний вопрос, дорогая. Мы все знаем, что Амос, подобно многим талантливым людям, женился неудачно. Будь он жив, он бы с ней развелся.

– Нет! – закричала Вера. – Как вы смеете! Лептон с любопытством посмотрел на Тони.

– А я так понял, что Вера и Амос помирились.

– Газетная версия, – объяснил Тони. – С Верой не возобновили контракта, и она решила вернуться к Амосу. Он был великодушен или слаб, и согласился.

Объяснение Тони, казалось, удовлетворило Лептона.

– Великие художники всегда славились своей слабостью в отношениях с женщинами, – проговорил он.

Вера была вне себя от злости.

– Тони Кейн, я могу вернуться в Голливуд, когда пожелаю!

Тони повернулся к Бэзилу.

– Не знаю, как мне извиняться за все, что вам пришлось тут услышать…

– Это я должен извиниться, – ответил Бэзил. – Все это очень интересно, но я не сказал вам, что мне поручили расследовать обстоятельства смерти Амоса Коттла. Искушение было слишком велико. У следователя редко выпадает возможность услышать, как свидетели говорят между собой.

– Следователь… – Тони был изумлен, как и все остальные.

– Вы же знаете, – сказал Бэзил, – я в течение многих лет был связан с криминальной Полицией. Практически считаюсь их сотрудником. Убийство произошло в Коннектикуте, но большинство присутствующих Живут в Нью-Йорке или там работают, поэтому полицейские управления обоих штатов решили действовать вместе. Я служу в Нью-Йорке, и капитан Дрю просил меня взять на себя функции офицера связи. Сейчас я вынужден задать вам несколько вопросов, они непохожи на те, которые вам задавали сегодня ночью.

Мэг посмотрела на него с ужасом.

– Вы сказали… убийство. В утренней газете говорилось о возможности несчастного случая.

– Утром у нас почти не было информации, – ответил Бэзил. – Сейчас мы знаем немного больше. Думаю, иногда бывает полезно рассказать кое-что всем, так или иначе замешанным в деле. Я действую с разрешения капитана Дрю. Амоса Коттла отравили банальным цианистым калием. Умерший был пьян, и поэтому обычные симптомы отравления остались незамеченными.

В комнате воцарилась почти осязаемая тишина.

– Едва ли нужно объяснять, – продолжал Бэзил, – что яд неслучайно оказался в бокале Амоса. Мы предполагаем убийство, более того, преднамеренное убийство.

Обезьянья усмешка Лептона казалась еще более злобной, чем обычно.

– Думаю, нам придется с этим согласиться, – сказал он. – Только убийца может придти на вечер с цианистым калием в кармане.

– Разве цианистый калий можно купить? – спросил Гас.

Мэг недоверчиво посмотрела на Бэзила.

– Вы хотите сказать, что яд был в чае? Его готовили специально для Амоса.

– Вчера вечером Коттл не пил чая, – напомнил ей Бэзил. – Он вылил его на пол и пил только виски. Мое положение как следователя уникально в том смысле, что я сам был свидетелем всего происшедшего. Подозреваю, что убийца намеревался отравить чай, но, увидев пьяного Амоса, не стал этого делать. Ему пришлось срочно изменить план и положить яд в бокал Амосу.

– Но Коттл должен был это заметить, – возразил Гас.

– Коттл был слишком пьян. Следы яда не обнаружены ни в графине с виски, ни в сифоне с водой.

– Откуда убийца мог знать о чае? – воскликнул Тони. – Об этом не знал никто, кроме меня, Филиппы и Гаса.

– И Веры, – добавила Филиппа. – Она видела, что на наших вечерах Амос пьет чай.

– Но я же не могла знать заранее, что на приеме он тоже будет пить чай, – возразила Вера. – К тому же он не стал его пить.

– Давайте посмотрим правде в глаза, – сказал Гас. – Доктор Виллинг предполагает, что один из нас пятерых, кто знал о чае, отравил Амоса.

– Вовсе не обязательно, – возразил Бэзил. – Кто-то мог случайно обратить внимание на то, что Амос пьет чай, и рассказать об этом, даже не подозревая о причине такой оригинальной привычки. Ясно одно: преступник находился рядом с Амосом, когда тот наливал себе виски.

– Но мы все были рядом, – уточнил Гас.

Мэг вздрогнула.

– Вы сказали, что цианистый калий действует быстро. Как быстро?

– Через несколько секунд.

– Но к Амосу в течение нескольких минут перед его смертью никто не подходил. Разве вы не помните, мы все играли в две трети призрака?

Бэзил кивнул.

– Полиция предполагает, что могла быть капсула. Это, кстати, объясняет, почему в его бокале остался только слабый след яда, тогда как в желудке нашли огромную дозу.

– Растворяющаяся капсула? – переспросил Лептон. – Если убийца предполагал отравить чай, ему нужна была капсула, растворяющаяся в воде. Та же капсула могла не раствориться в виски. Помните, в бокале Амоса было чистое виски. Ни содовой, ни воды.

Бэзил улыбнулся.

– Этим сейчас занимаются химики. Пока они не дадут точного ответа, мы не узнаем, как был убит Амос Коттл. Но мы уверены в существовании капсулы. Коттл успел выпить больше половины того, что было в его бокале, и к тому же к нему никто не подходил минут десять-пятнадцать.

– Невероятно! – воскликнул Тони. – Я уверен, это самоубийство. Ни у одного человека в мире не было причины убивать Амоса Коттла, и меньше всех у нас. Вера права, мы с Гасом зарабатывали на Амосе кучу денег. Зачем же нам или нашим женам его убивать?

– Чтобы срубить сук, на котором мы сидим, – ласково произнесла Филиппа.

Тони не обратил внимания на ее слова.

– Мистер Лептон – один из восторженных почитателей Амоса. Прочитайте его статью в воскресной «Таймс».

– Я читал ее вчера, когда вернулся домой, – сказал Бэзил, – и не нашел никаких Мотивов для убийства. Но я читал и статью Эйвери.

– Да, Эммет не жалует Амоса, – согласился Тони, – но вряд ли можно предположить, что критик убивает романиста за то, что ему не нравятся его книги.

– Однако это было бы лучше, чем писать такую статью, – вставил Лептон. – Благороднее заколоть свою жертву кинжалом, чем мучить ее.

– Но как после такой статьи Эйвери оказался здесь? – спросил Бэзил.

– Бесподобная миссис Пуси привезла его к нам без приглашения, – заметила Филиппа. – Несмотря на все свое литературное жеманство, Пегги Пуси не читает критических статей, а ее сын проспал утренние газеты. Она уже принесла нам извинения. Вчера вечером она мне сказала, что думала, будто все писатели дружат друг с другом.

– Боже мой, – не выдержал Гас.

– Эта Пуси никогда раньше не видела Амоса, – продолжал Тони. – Так же как Эммет и Леппи… мистер Лептон.

– Леппи? – переспросил Бэзил. – Вы давно знакомы?

Филиппа рассмеялась.

– Дорогой Бэзил, мир писателей и издателей весьма невелик. Все знают всех. Многие так или иначе наследовали чьи-то дела, и в третьем поколении происходит настоящее кровосмешение, как в средневековые династиях.

– Но ведь Коттл ни разу не видел ни Лептона, ни Эйвери?

– Амос был художником, – сказал Тони. – Он вел уединенный образ жизни и полностью посвящал себя работе. Он родился в другом мире в отличие от нас всех, и у него не было контактов с писателями и издателями, пока он сам не начал писать четыре года назад. Отец Мэг служил редактором в старом «Некто», отец Эйвери был финансистом, специализировавшемся на делах издателей и писателей, и знал о них больше, чем кто-либо. Эммет несколько лет с ним работал, пока не стал критиком. Отец Леппи владел большой переплетной фирмой в Чикаго, и его лучшие издания сейчас – коллекционная редкость. К несчастью, он был слишком художником, чтобы делать деньги, и Леппи занимается этим только как хобби. Мой отец продавал книги. Отец Гаса много лет был редактором у Скриббнеров. Мы все – насекомые в волосах литературы, кроме Филиппы.

– Еще Веры и Пуси, – добавила Филиппа.

– Значит, в семье Амоса не было никого, кто был бы близок к литературным кругам? – продолжал докапываться Бэзил.

– Никого. Его биография напечатана на обложках «Страстного пилигрима» и «Отступления».

– «Отступления»?

– Ну да, его первого романа «Никогда не зови к отступлению». Мы никогда не называем его полностью. Или «НЗО», или «Отступление». Сегодня биографию Амоса напечатали все утренние газеты. Такова жизнь. Редакторы, издатели, продавцы могут иногда родить критика, но оригинального писателя – почти никогда. Его появление непредсказуемо.