Текст книги "Опьяненная любовью"

Автор книги: Элен Эрасмус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Элен Эрасмус
Опьяненная любовью

Пролог

Как все же странно складывается жизнь! Я уже взялась за ручку двери, и тут раздался телефонный звонок. Подойти – не подойти? Никогда не возвращалась, если собралась уходить. А сейчас почему-то рассудила иначе. Ошибка? Прозрение? Судьба?

В трубке голос Стефани. Первая мысль: зря я не ушла! Чего, собственно, можно такого особенного услышать от моей сверхспокойной, рассудительной подруги? Сегодня мы должны встретиться, так к чему лишние разговоры? Я, кстати сказать, не люблю пустую болтовню по телефону…

Однако Стефани чем-то настолько взволнована, что первые скороговоркой произнесенные фразы я посчитала вообще лишенными смысла. И вдруг совершенно отчетливо услышала:

– Элен, уезжай! Умоляю, сматывайся побыстрее!

– Стефани, ты в порядке?

– В порядке? Я в беспорядке! И если Патрик Смит узнает о ваших глупых играх, добром дело не кончится.

– Эй, остановись! Что значит «ваши игры»? Куда, прости, мне надо сматываться? И при чем здесь твой анемичный Патрик?

– Элен, ты уже успела обидеть всех. Пощади хотя бы нас с Патриком. А уехать… Помнишь недавний наш разговор о желательности твоего отъезда?

– С кем разговор? Моего отъезда куда?

– Не хочу обсуждать это по телефону.

– Стефани, дорогая, успокойся. Считай, что мысль в мою голову ты уже запустила, дай ей там отстояться. Вот только напомни, куда мне предстоит ехать?

– Элен, – простонала Стефани, – пойми, не сейчас…

– Неужели нас подслушивают?

– Нет, но…

– Мисс Джонс, переведи дыхание и хотя бы намекни, что случилось? Меня уличили в краже? Полиция уже стоит на ушах? След взят? Чего молчишь?

– Он собирается прийти…

– Смит, что ли?

– Нет. Он!

Стефани произнесла это короткое слово так, что не было сомнения: слово начинается с очень большой буквы. «Он»! – и меня осенило! Придет Он, и все откроется… Что и говорить – неприятно. Но не бежать же в панике через границы и моря.

– Стефани, увидимся?

– Постараюсь вечером заскочить. Но главное я уже сказала: тебе лучше уехать.

– До встречи, дорогая.

Ну и что же теперь делать? Доигрались, одним словом. А начиналось все так весело, так невинно…

1

– Подсудимая Элен Олдфилд! Прошу вас на ковер!

Элен Олдфилд выпорхнула из кресла и, грациозно опустившись на середину роскошного ковра гостиной дома Монтов, приняла смиренную позу. Прокурор в лице прелестной Стефани Джонс продолжил:

– Мисс Олдфилд, вы нарушили главные наши заповеди: не вешать нос и не ставить личное выше общественного, за что и должны понести суровое наказание.

Подсудимая в безудержном смехе покатилась по ковру, еле найдя в себе силы вымолвить:

– Леди, будьте снисходительны…

Теперь уже веселились все три участницы действа: мисс Олдфилд, мисс Джонс и леди Монт. Последняя исполняла роль адвоката.

– Мисс Джонс, – серьезным тоном заявила леди Монт, – отдавая должное вашим взглядам, которые в пору моей молодости считались эпатирующе передовыми, а сейчас, в пору вашей молодости, сходят за консервативные, спешу заметить…

На самом деле леди Монт не спешила. Она задумалась. Так трудно угнаться мыслью за этими особами! Так нелегко быть подругой очаровательных и любимых девочек!

«Девочками» были ее внучатая племянница Элен, без малого двадцати лет, и ее милейшая приятельница Стефани, двадцати трех лет. Если удвоить сумму их лет и вычесть утроенную разницу между их годами, то в результате этих арифметических действий любопытствующий мог бы вычислить возраст дамы, начавшей свою адвокатскую речь.

Несколько слов стоит уделить наряду леди Монт, поскольку это поможет лучше понять характер немолодой подруги двух юных особ.

Итак, платье леди Монт можно было бы счесть вполне современным, если бы не излишне жесткие требования, которые женщина предъявляла к себе. Туалету надлежало скрыть от глаз навсегда увядшую шею и раздражающе морщинистые руки. Зато была подчеркнута линия спины, которую, заметим, стоило подчеркнуть. Цвета, преобладающие в нарядах леди Монт, не выдавали желания бросаться в глаза. Отцветшая фиалка – нечто лилово-коричневое, исполненное в бархате и шелке, создавало впечатление, которое неизменно трактовалось в пользу респектабельной дамы.

На убранстве гостиной лежала печать требовательного вкуса. Портьеры, обивка мебели, ковры тоже были выдержаны в оттенках, свойственных увяданию, что, впрочем, отнюдь не мешало молодому поколению органично вписываться в интерьер.

Леди Монт прервала паузу, взятую из тактических соображений: она успела собраться с мыслями.

– Уважаемый прокурор изволил высказаться о нарушении главных заповедей… Моя подзащитная воспитывалась тетушкой, поведение и аристократичные манеры которой снискали признание лондонского света и которая засвидетельствовала: моя… ее, то есть, воспитанница не проявляла усердия и не усвоила ни одной мудрой заповеди…

Воспитанница казалась вполне удовлетворенной такой характеристикой. Странно только, что адвокат льет воду на мельницу прокурора. Однако адвокатская речь продолжалась:

– Я понимаю, незнание заповедей не освобождает от их соблюдения. Но, если быть до конца честной, стоит сказать, что подзащитная ничего не успела нарушить, так как некий мистер Икс, сам того не ведая, не дал бедняжке переступить ту еле осязаемую грань, которая отделяет мисс от миссис. Что дает мне основание полагать: откровенного, циничного нарушения меморандума нашего тройственного союза не состоялось, хотя, повторюсь, это следует приписать не заслугам мисс Олдфилд, а толстокожести, если не глупости, мистера Икс.

Девушки рассмеялись, к ним, устав сохранять серьезную мину, присоединилась и леди Монт.

– Ба, ты невозможна… – простонала Элен.

Разгул веселья был прерван все той же леди Монт:

– Стефани, скажи-ка этой маленькой нахалке все, что мы о ней думаем…

– Маленькой? – переспросила Стефани, видимо ставя под сомнение не только возраст и рост нахалки, но и что-то еще.

– Не будем отвлекаться на мелочи, Стефани. Так что мы о ней думаем?

А думали они о ней вот что. Маленькая нахалка, дочь Марии, урожденной Монт, и Артура Олдфилда родилась в особняке Монтов. Мать и отец по-своему любили ребенка, в меру баловали, но с легкостью уступили воспитание тетушке. Родители были не правы хотя бы потому, что сами не раз говаривали: тетя Барбара совсем не тот человек, на коего следует равняться начинающему жить.

Леди Монт, у которой не было своих детей, всю себя отдала внучатой племяннице. Хотела быть для девочки нянькой, подругой, матерью. Взамен просила лишь об одном – не называть ее бабушкой, что неукоснительно выполнялось.

Почти двадцать лет альянс Барбары Монт и Элен Олдфилд был безмятежен и желанен для обеих. И вдруг… Девочка влюбилась! Тетка в отчаянии, и вовсе не потому, что Элен уйдет из-под ее крыла. А потому, что тот, кого девочка выбрала, не желает даже замечать уникальность произведения души и ума леди Монт.

Леди удивил сам факт существования такого человека, и она высказалась, как у нее повелось, без околичностей:

– Дурак!

Элен возразила в том духе, что, мол, почему же дурак, если он даже не знает, что в него влюблены.

– Значит, ты дура! – безапелляционно отрезала тетка.

– Возможно, – задумчиво отреагировала девушка.

Элен и Стефани вместе учились в колледже, который снобистскими замашками его создателей возжелал стать инкубатором талантов. Живопись, скульптура, архитектура… Подруги, получившие в довесок к общему образованию еще и кое-какие начатки творческих профессий, избрали для продолжения учебы стезю зодчества.

Вот тут-то и появился Он. Стефани не могла взять в толк, что Элен в нем нашла? Та в ответ лишь пожимала плечами. Не скажешь же, что у нее уже завязались с этим человеком кое-какие, почти интимные отношения. Правда, в одностороннем порядке.

Дело в том, что в один из первых своих приездов мистер Джексон, молодой блондин, стройный, ясноглазый, стремительно проходя сквозь толпу учеников, выделил именно Элен Олдфилд, чтобы, полуобняв девушку за плечи, сказать:

– Ну что, юное дарование, будем вместе творить архитектуру?

И поцеловал у всех на виду!

Тут Элен увидела: самоуверенный маэстро изумительно красив. Что, впрочем, многими оспаривалось. Но это был как раз тот случай, когда чужие оценки легко проигнорировать, создав в воображении образ, достойный тайного поклонения.

В колледже мистер Джексон появлялся редко, поскольку не был преподавателем в полном смысле этого слова – консультировал дипломников, оценивал проекты. Главным признаком рецензируемых работ была их абсолютная нежизненность. Полет фантазии, победа красоты над здравым смыслом, юный вызов закоснелому обществу… Мистер Джексон рад был случаю почувствовать себя умудренным годами и опытом, в равной мере восхищаясь наивностью замыслов и хорошей чертежной техникой подопечных.

В следующий после напутственного поцелуя приезд архитектор не узнал в Элен человека, отмеченного его вниманием. Он оценивал работы, но не их авторов. Даже был такой случай, когда Джексон остался доволен черновым наброском мисс Олдфилд и ткнул пальцем в лист ватмана, не подняв взгляда на девушку. Бывали у Элен и другие удачные работы, которые удостаивались приличных оценок, но не было ни одной встречи глаз учителя и ученицы. Ну просто как будто ее вообще не существовало!

Когда Элен выплакала свою обиду тетушке, та впервые и произнесла слово «дурак». Потом уже начались повторы. Может быть, иногда Элен и хотела бы поверить милейшей тетке, но в глубине души она понимала: даже если действительно дурак, то аргументы следует поискать в других областях.

Стефани тоже пребывала в состоянии влюбленности, но все происходило как-то спокойно, логично, продуманно. Повстречался начинающий архитектор Патрик Смит, на дальнее далеко намечена свадьба. Стефани вообще из тех, кто не хохочет, а улыбается, не рыдает, а смахивает слезу, не восторгается, а одобряет, не возмущается, а недоумевает. То есть любому чувству, которому сполна отдается Элен, Стефани противопоставляет свой, эмоционально сниженный вариант. Странно, но непохожесть характеров, как, впрочем, и небольшая разница в возрасте, не мешали подругам оставаться подругами.

Сейчас, сидя на роскошном ковре посередине гостиной дома леди Монт, Элен даже не заметила, как ее обильные слезы, вызванные неудержимым смехом, превратились в слезы безудержной печали.

– И что у вас найдется сказать про маленькую нахалку? – Она приняла вызывающую позу, пытаясь превозмочь желание свернуться в горестный комочек.

Леди Монт гордо вскинула голову и вознамерилась свысока взглянуть на внучатую племянницу. Однако, даже если ты стопроцентная леди, тебе не удастся равнодушно созерцать страдания любимого существа.

– Эй, Элен, выше нос! Можно подумать, до тебя никто никогда не влюблялся! Милая, посмотри на меня. Я влюблялась больше раз, чем тебе лет. И учти к тому же, что, по сравнению с тобой, я была просто-напросто дурнушкой.

Леди Монт поскромничала – она и сейчас еще хороша. Впрочем, возможно, девчонка, рыдающая на ковре, действительно внешне поэффектнее, чем она в юности.

– Ба, но тебя же любили, а меня нет.

– Когда я хотела, чтобы меня любили, меня любили! – заявила леди Монт, давая понять, что владеет секретом завоевания непокорных мужских сердец.

– Но он вообще как будто не видит меня! – Элен была безутешна.

– Сделай так, чтобы увидел!

– Как?

– Стефани, твой кавалер с редкой фамилией Смит как тебя заметил?

Стефани, еще не успевшая определить свою роль в намечающемся споре между опечаленной подругой и высокомерной леди, промямлила неопределенно:

– Да он сам… Я даже и не думала, что Патрик выберет меня.

– Вот так вершатся браки на небесах! – провозгласила леди Монт. – Мы же будем довольствоваться земным вариантом, ведь так, Элен?

Та дала понять, что вполне согласна на приземленное решение своей проблемы.

– Но, тетя, что мне надо делать?

– Удивлять! – со строгой категоричностью высказалась леди Монт и с удовольствием отметила живое недоумение в глазах своих юных собеседниц.

– Стефани, что знаешь ты об этом… человеке?

– Внешне, честно сказать…

Элен нервно заерзала, предугадав нелестные слова подруги.

– …высок, волосы светлые. Своя мастерская, как вы знаете. Считается очень хорошим архитектором. Но если быть до конца откровенной…

Элен выказала явное нежелание выслушивать до конца откровения Стефани, и та на ходу перестроилась:

– Талантлив. Немногословен. Возможно, простите, леди Монт, не глуп. Получал какие-то премии. Но зануда! – решительно вынесла вердикт Стефани, твердо взглянув на подругу и давая всем своим видом понять, что от этого пункта характеристики не отступится ни за что.

– Интересно, на каких наблюдениях основывается твой вывод?

– Ну, при его немногословии мог бы поменьше распинаться о своих жизненных принципах. Он, понимаете ли, не терпит телевизора. Мол, этот ящик только ворует время…

– Лет? – прервала ее леди Монт.

– Что «лет»? – переспросила сбитая с толку девушка.

– Ну, возраст, естественно, имеется в виду, – высокомерно пояснила свою мысль старая дама.

– Тридцать или на год-другой больше.

– Возраст хороший, – милостиво одобрила леди Монт, желая подчеркнуть, что объективность ей никогда не изменяет.

– А выглядит моложе. – Стефани тоже имела некоторое представление об объективности.

– Ну, тому могут быть самые разные причины. Скажем, отставание в развитии… Впрочем, это к делу не относится. Давай продолжим разговор о принципах. Что он там еще наговорил?

– Сообщил как-то, что не любит богатых выскочек…

– О-о-о! – простонала Элен, понимая, что в ее позиции обнаружилась серьезная брешь: не то чтобы она являлась выскочкой, но заботами предков богата, и тут уж ничего не поделаешь.

– Стефани, пригладь, пожалуйста, волосы, – заметила леди Монт.

Стефани с недоумением взглянула на пожилую даму, но волосы все-таки пригладила, что, впрочем, было совершенно бесполезно: непокорные рыжие кудри, которым всегда разрешалось вести себя как заблагорассудится, никак не способны были послушаться ни строгого голоса леди Монт, ни успокаивающего жеста хозяйской руки.

Барбара Монт, видимо, сумела воспользоваться ею же спровоцированной паузой в разговоре, ибо задала очередной вопрос:

– А теперь, дитя мое, скажи, пожалуйста, что любит этот… этот человек?

– Работу, – недоуменно пожала плечами Стефани.

Леди Монт, сделав видимое усилие, воздержалась от краткой характеристики объекта исследования.

– Дорогая Стефани, мне не понятен человек, который способен не обратить внимания на такую девушку, как Элен. Согласитесь, неординарной наружности…

Стефани в знак абсолютного согласия энергично закивала.

– И тем не менее мистер… как там его?.. не обращает ни малейшего внимания на юную прелестную леди, согласившуюся идти к нему, простите, в подмастерья.

Тут Стефани сделала непростительную ошибку, легкомысленно заявив:

– В мастерской много красивых девушек…

На какое-то время мисс Джонс полностью выпала из сферы интересов леди Монт. Как? Красивее Элен? Она хоть соображает, о чем говорит, эта рыжая девчонка?!

– Выход один – надо удивлять! – после тяжелых раздумий Барбара вернулась к уже однажды высказанной ею мысли.

– Ба, а ты, как я понимаю, умела удивлять? – неожиданно проявила интерес к предмету разговора Элен.

– Милочка, – развела в недоумении руками тетка, – я не удивляю разве что тебя, привыкшую ко мне и, надеюсь, любящую меня. Твои легкомысленные родители, однажды сильно удивившись, давно и окончательно поставили на мне крест. Но это о другом…

Марии и Артуру леди Монт была обязана появлением Элен, и за это им многое прощалось. Молодые красивые эгоисты, что с них взять?

– Я вам, девочки, сейчас расскажу, как мне удалось много лет тому назад удивить одного человека. Впрочем… Сколько можно говорить, ничего не держа в руках? Сара! – неожиданно завопила леди Монт.

Однако она быстро вернулась к манерам, достойным светской особы, и величественно обратилась к возникшей на пороге гостиной молодой женщине в форменном платье: стоячий воротничок, передничек с оборками, в волосах кружевная наколка.

– Сара, голубушка, пожалуйста, мне мой традиционный коктейль, девочкам чай с бисквитами.

– Ба, нам тоже твой традиционный коктейль.

– Ну, значит, три моих традиционных коктейля. Один покрепче.

– Слушаюсь.

Спустя несколько минут Сара внесла на подносе три высоких бокала и подошла к хозяйке. Та безошибочно выбрала напиток, приготовленный именно для нее, и блаженно откинулась на диванные подушки. Элен приняла бокал, не поднимаясь с ковра. Стефани шагнула навстречу служанке, взяла оставшийся коктейль и вновь опустилась в кресло.

Леди Монт умела держать паузу, не выпуская нити разговора.

– Элен, милая! Повторюсь, но скажу: я не была такой красавицей, как ты. Не дергайся, я говорю правду. У меня не было глаз такой синевы, как у моей прелестной племянницы, да и ее роскошных волос цвета умело заваренного кофе. Нет, у меня были голубенькие глазки, светленькие волосики. Хорошенькая, одним словом.

Леди Монт лукаво улыбнулась, блеснув голубыми глазами, еще не тронутыми старческой дымкой, и поправила рукой искусно уложенные волосы, оттенок которых, благодаря ухищрениям парикмахера, удачно имитировал дарованный природой цвет.

– Поверьте, на меня обращали внимание. Но был один очаровательный юноша, который вел себя по отношению ко мне вызывающе дурно: просто-напросто не замечал. Признаюсь, это задевало. И тогда я сказала себе: Барбара, надо предпринять все от тебя зависящее, чтобы ему понравиться.

Леди Монт отодвинула губами соломинку и сделала добрый глоток, уменьшивший содержимое бокала на треть.

– Кстати, я тогда не любила коктейли. Шампанское куда ни шло… Так что же предпринимаю я? Я из Золушки на балу делаю из себя Золушку после злополучного удара часов. Бедняжку, ни разу не попадавшую в лапы парикмахеров, модисток и косметологов. А про меня что говорили? Ах-ах, как хороша! Когда объект, ради которого и была затеяна мистификация, меня увидел, он наверняка решил, что человечество сошло с ума. И тут он удивился в первый раз: мол, надо же, что люди наговорили. После чего мне оставалось сделать из себя принцессу на балу. Вот уж удивила!

Леди Монт и по прошествии многих лет была явно довольна собой, всем своим видом призывая слушательниц разделить ее радость. Те ответили ободряющими улыбками.

– Да, удивила так удивила! Платье от Кардена, прическа от Пьера, плюс умеренный, мастерски выполненный макияж… Так вот, по контрасту с первым вариантом второй имел ошеломляющий, но, если честно, временный успех.

– Ба, ты все выдумываешь! – рассмеялась Элен.

Стефани, не выпуская соломинки изо рта, тоже выказала сомнение.

– Девочки, дорогие мои, это я тогда была горазда на выдумки, а сейчас говорю правду, только правду и ничего кроме правды, – торжественно провозгласила леди Монт и вновь заинтересовалась содержимым бокала.

– Верю, верю! – Элен отставила свой нетронутый бокал и, вскочив, бросилась обнимать любимую тетушку. – А дальше что было?

– Дальше? Если хочешь, могу соврать. Сказать, например, что таким образом я покорила множество мужских сердец. Этакая, мол, светская львица… Нет, моя дорогая, речь идет о единственном подопытном человеке. Но, как вы понимаете, опыт удался и мир в вашем лице должен наконец узнать о моей блестящей победе.

Элен расцеловала тетку, та в напускном неудовольствии сопротивлялась ласкам.

– Боролась? Значит, еще раз использовала эффект Золушки?

– Глупышка! Дважды гениальные находки с одним и тем же человеком не срабатывают. Тут главное не уставать удивлять.

– Господи! Это же так сложно…

– Ничего нет проще, дорогая. – Леди Монт, довольная завуалированной похвалой, с упоением окунулась в озорные воспоминания.

– Как странно, говорила я ему, у Моцарта в тысяча семьсот девяносто первом году рождаются такие разные по стилистике и настроению вещи – «Волшебная флейта» и «Реквием»… Но лично мне, задумчиво добавляю я, не жаль все отдать за симфонию ми-бемоль мажор…

Элен замерла. Как, видимо, не раз замирала, когда тетка начинала свое очередное лукавое повествование.

– Это ты правду сказала про год и про мажор?..

– Конечно, девочка! Запомни: при большом рискованном вранье детали должны быть выверены до тонкости, правдивы до микрона. Я узнала, что объект моего внимания бредит Моцартом, и тут же вызубрила все даты. Все про Моцарта знала!

Элен мимикой выразила восхищение, а Барбара продолжила:

– Ну и, как вы, наверное, понимаете, я удивила-таки моцартоведа! Дальше – больше. Мне ничего не стоило со знанием дела высказаться о секретах итальянской кухни, завести доверительный разговор об импрессионистах. О, если бы вы только знали, как полюбила я этих живописцев, стремившихся непредвзято запечатлеть изменчивость окружающего мира и передать свои мимолетные впечатления! Моне, Писсарро, Сислей? Да, я отдаю им должное. Но не следует забывать, строгим голосом говорю я объекту, что кроме хваленых французских пленэристов есть американец Уистлер, немец Либерман, русские Грабарь и Коровин… Ах, какое я получила удовольствие, когда у героя моей мечты от удивления отвисла челюсть…

– Неужели наизусть выучила? Это же надо: целую лекцию по истории искусств вызубрить!

– Нет! – решительно восстала леди Монт против подобного упрощения. – Я увлеклась живописью! Выставки, частные собрания, аукционы, специальные курсы… Впрочем, не в этом дело. Мой герой, и это главное, продолжал ходить с отвисшей челюстью, а я таращила голубенькие глазенки…

– Ну и?..

– Что «ну и?..»

– Не томи ты нас, скажи, чем дело кончилось?

– Чем кончилось?.. – Барбара выдержала интригующую паузу. – Все кончилось тем, что твой дядя Чарлз, сэр Монт, незаслуженно рано скончался, оставив меня вдовой…

Поначалу слушательницы были обескуражены тем, что, минуя ожидаемую счастливую концовку рассказа, Барбара поспешно перешла к грустному окончанию совершенно другой истории. Первой осенило Элен:

– Дядя Чарлз?!

Она отказывалась верить своим ушам. В ее представлении чудесные фантазии тетки никак и никогда не пересекались с реальностью. И вдруг!

Да, действительно, дядя Чарлз млел, слушая Моцарта, коллекционировал картины импрессионистов, увлекался изучением национальных кухонь. И очень любил свою жену – о последнем обстоятельстве в семье Монт говорили сначала с недоумением, потом с должным пиететом.

– Бедный Чарлз скончался слишком рано, – горестно вздохнула леди Монт. – Ему было всего шестьдесят три…

– Всего?! – бездумно воскликнула Элен. В свои неполные двадцать она подозревала, что и тут, видимо, тетка ее разыгрывает.

– О, юность!.. – тихо вздохнула леди Монт и неожиданно, заставив вздрогнуть своих слушательниц, закричала: – Сара! Мой коктейль!

Ярко-голубые глаза Элен блестели уже не от слез – от желания повторить судьбоносное озорство тетки.

– Ба, а как ты узнала про Моцарта, кулинарию и Сислея? Ну, в смысле, что твой объект увлекается именно этим?

Барбара с высокомерным недоумением взглянула на внучатую племянницу, но любовь тяготеет к прощению и снисходительности. Объекту любви абсолютно не мешает малая толика глупости.

– Элен, я узнала обо всем этом точно так же, как скоро ты узнаешь от Стефани про увлечения твоего… Как его там? – Леди Монт нахмурилась, внутренне сопротивляясь какому бы то ни было доброму чувству по отношению к человеку, который не оценил достоинств внучатой племянницы, любимой девочки дядюшки Чарлза и тетушки Барбары.

Надо сказать, что Стефани работала в мастерской вышеупомянутого архитектора – переводила вдохновенные идеи маэстро на сухой и скучный язык чертежей.

Стефани Джонс и Элен Олдфилд показывали почти одинаковые успехи в учебе, разве что первая была более дотошна, усидчива, трудолюбива и аккуратна. Элен среди друзей и преподавателей пользовалась славой человека способного и даже, по мнению некоторых, талантливого. Вот только ей не всегда хватало дотошности, усидчивости, трудолюбия и аккуратности. Маэстро, видимо, был вполне доволен мерой отпущенного лично ему таланта и нуждался в помощнике, наделенном качествами, присущими мисс Джонс. Сразу после колледжа попасть в мастерскую Джексона, да еще на приличное жалованье – случай вообще-то редкий… Мистер Смит, видимо, похлопотал за свою невесту.

Об Элен и речь не шла, но она категорически заявила, что все равно будет работать у маэстро. Пусть уборщицей, лишь бы объект ее воздыханий находился перед глазами. Упрекаемая тетушкой в недостатке трудолюбия, Элен выразила готовность заняться любым неквалифицированным трудом. Удивительно, какие безграничные возможности открывает порой любовь!

Стефани надлежало выполнить сразу две задачи: устроить Элен в мастерскую Джексона и параллельно выяснить все, что касается увлечений босса.

Леди Монт сказала: будем удивлять! Значит, будем удивлять.

Стефани предупредила: когда мистер Джексон работает, он напевает какие-то неопознанные мелодии, тут к нему обращаться ни в коем случае нельзя. То, что он предлагает по работе, не комментировать. И не улучшать! Если возникает разговор на общие темы и Джексон берет слово, надо помалкивать или, что желательнее, выражать полное согласие.

Леди Монт, услышав предостережения Стефани, сгоряча взяла было свое предложение «удивлять!» назад. Но… поздно. Высказанная вслух идея начала жить жизнью, от автора независимой. Барбара подчинилась неизбежному.

Троица отработала список вопросов, ответы на которые Стефани должна выяснить. Список получился кратким: что объект предпочитает из еды? где и как отдыхает? любимый писатель? любимый композитор? любимый художник?