Текст книги "Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса"

Автор книги: Элджернон Генри Блэквуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Ценю вашу заботливость, – с кроткой улыбкой ответил Джон Сайленс, принимая командование на себя. – Но у нас обоих уже выработался надежный иммунитет. Полагаю, ни что не может помешать нашему сну – кроме внезапного пожара или какого-нибудь другого стихийного бедствия.

Полковник Рэгги пристально посмотрел на него. Я был уверен, что упоминание о пожаре отнюдь не случайно. Оно, как и следовало ожидать, стерло последние признаки колебания с лица нашего хозяина.

– Извините, – сказал он. – Разумеется, я ничего не знаю о методах, применяемых вами в подобных случаях; вероятно, вы хотите, чтобы я незамедлительно начал свой рассказ и изложил вам в общих чертах создавшуюся ситуацию.

Доктор Сайленс утвердительно кивнул.

– Только разобравшись во всем, я могу принять предупредительные меры, – спокойно разъяснил он.

Старый вояка растерянно вскинул брови, как бы не вполне понимая значение его слов, но не стал больше тянуть время и с явной неуверенностью и неохотой начал свой рассказ.

– Боюсь, что буду вынужден вторгнуться в совершенно чуждую для меня сферу, – заметил он, попыхивая сигарой, – к тому же у меня так мало реальных свидетельств, что вы вряд ли уловите какую-либо последовательность в событиях. Тревогу вызывает именно общий эффект всего происходящего. – Полковник тщательно подбирал слова, стараясь ни на волосок не отклоняться от правды. – Я приехал в этот дом двадцать лет назад, когда умер мой старший брат, но в то время поселиться здесь у меня не было возможности. Моя сестра – вы с ней встречались за ужином – до самой смерти брата вела хозяйство; и все эти годы, пока я служил за границей, она присматривала за усадьбой – мы так и не смогли найти подходящего арендатора – и следила, чтобы дом не пришел в полное запустение. Я вступил в свои права лишь год назад.

Мой брат, – снова заговорил он после довольно продолжительной паузы, – также проводил много времени вне дома. Он был заядлым путешественником и заполонил усадьбу редкими вещами, привезенными им со всего мира. Нашу прачечную, небольшой отдельный домик за людской, он превратил в настоящий маленький музей. Все привезенные им вещи я убрал, ибо на них скапливалось слишком много пыли, к тому же они часто бились и ломались, но саму прачечную вы можете увидеть хоть завтра.

Полковник Рэгги так тщательно обдумывал свои слова, перемежая их частыми паузами, что вступление заняло много времени. А потом он и вовсе надолго прервал рассказ. Что-то явно мешало ему продолжать. Наконец он посмотрел в упор на моего компаньона.

– Позвольте спросить, надеюсь, мой вопрос не покажется вам странным, – заговорил он приглушенным голосом, – не заметили ли вы чего-нибудь необычного во время пребывания в моем доме?

– Да, заметил, – сразу же ответил доктор Сайленс. – Во всем доме царит необъяснимо сильная жара.

– Значит, вы почувствовали это? – воскликнул полковник, слегка вздрагивая.

– И весьма удивился, – тут же отозвался доктор, – причем причина жары, как я полагаю, заключается не в самом доме, а вне его.

Полковник Рэгги поднялся и стал снимать со стены обрамленную рамкой карту. Мне показалось, что таким образом он пытался скрыть от нас выражение своего лица.

– Ваш диагноз абсолютно точен, – полковник повернулся к нам с картой в руках. – Хотя я и не представляю себе, как вы могли догадаться…

Джон Сайленс выразительно пожал плечами.

– Это просто мое впечатление, – объяснил он. – Если больше доверять своим впечатлениям, не допуская, чтобы на них воздействовали доводы рассудка, вы легко сможете убедиться, что они бывают поразительно, я бы даже сказал, сверхъестественно точны.

Полковник снова сел и разложил карту на коленях. С глубокой задумчивостью возобновил он свой рассказ.

– После того как я вступил во владение усадьбой, – продолжал он, глядя попеременно то на меня, то на доктора, – выяснилось, что о нашем доме ходит много совершенно невероятных легенд, и, должен сказать, поначалу я относился к ним с насмешливым равнодушием, но затем вынужден был переменить свое отношение, хотя бы ради того, чтобы удержать слуг и работников. Начало этим легендам, как я полагаю, положила смерть моего брата.

Нагнувшись, полковник протянул карту доктору Сайленсу.

– Это старый план усадьбы, – объяснил он, – вполне пригодный для наших целей, и я хочу, чтобы вы обратили внимание на положение отмеченных на ней плантаций, особенно тех, что возле дома. Вот эта, – показал он пальцем, – называется Двенадцатиакровой плантацией. Именно здесь, совсем рядом с домом, погибли мой брат и его управляющий.

Полковник говорил как человек, вынужденный признавать крайне огорчительные для него факты, о которых он предпочел бы умолчать или, по крайней мере, преподнести их по возможности с насмешкой. Это придавало его словам особую убедительность и весомость, и я слушал его с растущим беспокойством, стараясь предугадать, какой помощи попросит у меня доктор. Я словно был зрителем некоей мистерии, в которой на сцену могут пригласить и меня самого.

– Двадцать лет назад произошла одна история, – продолжал полковник, – в то время, к несчастью, ходило много разных толков, и вы, быть может, тоже слышали о ней. Управляющий Страйд отличался горячим и вспыльчивым нравом; такого же темперамента был и мой брат, поэтому между ними случались частые ссоры.

– Нет, я не помню этой, как вы изволили выразиться, истории, – сказал доктор. – Могу ли я узнать истинную причину смерти? – Что-то в его голосе заставило меня насторожиться.

– Управляющий, как предполагалось, умер от удушья. А после проведенного вскрытия врачи утверждали, что оба они скончались в одно и то же время.

– А ваш брат? – спросил Джон Сайленс, заметив, что полковник недоговаривает что-то очень важное.

– Тут кроется какая-то тайна, – в тихом голосе нашего хозяина сквозило явное усилие. – Я должен упомянуть об одном огорчительном обстоятельстве. Самому мне не довелось видеть лицо брата, но другие видели… Страйд был вооружен, однако оба ствола его ружья оказались неразряженными… – Он говорил, смятенно запинаясь. За его словами вновь ощущался пережитый ужас.

– Продолжайте, – сочувственно кивнул доктор Сайленс.

– Они сказали, что лицо моего брата словно было опалено чем-то. То ли вспышкой пламени, то ли взрывом – трудно определить. Зрелище, по их словам, было ужасное. Тела лежали бок о бок, лицами вниз, ногами к лесу, как если бы Страйд и мой брат убегали от него, не более чем в двенадцати ярдах от опушки.

Доктор Сайленс никак не отреагировал на эти слова. Казалось, он молча изучает карту.

– Сам я, правда, не видел, – повторил полковник, стараясь скрыть невольные проявления ужаса – если не в выражении лица, то хоть в голосе. – Но моя сестра, на свое несчастье, видела; и я полагаю, теперешнее ее состояние всецело объясняется испытанным тогда нервным шоком. Естественно, она никогда об этом не упоминает, и я даже склонен думать, что Небом ей милосердно даровано забвение. Но по горячим следам она тоже сказала, что лицо брата было опалено – то ли вспышкой пламени, то ли взрывом.

Джон Сайленс оторвал глаза от карты, всем своим видом показывая, что пока не собирается вступать в беседу, но готов внимательно слушать дальше; немного погодя полковник Рэгги продолжил рассказ. Он стоял на коврике, закрывая своими широкими плечами большую часть каминной доски.

– Во всех легендах так или иначе упоминалась Двенадцатиакровая плантация. Это вполне естественно, здешние люди суеверны, как ирландские крестьяне, и хотя я примерно наказал несколько человек, пытаясь прекратить глупые толки, это не принесло никакого результата: каждую неделю до меня доходили все новые слухи. Увольнять слуг и работников не было смысла, ибо они увольнялись сами. Сторожа выдумывали невероятные предлоги, чтобы оставить службу, лесники отказывались заходить в лес, загонщики и слышать не хотели об исполнении своих обязанностей. По всей округе сложилось мнение, что Двенадцатиакровую плантацию следует обходить стороной и днем и ночью.

Откладывать расследование уже не представлялось возможным, – продолжал полковник. – Просто отмахнуться от всех этих легенд и слухов я не мог и потому сам занялся их сбором и осмыслением. Как видите на этой карте, Двенадцатиакровая плантация практически смыкается с домом. Ее опушка граничит с лужайкой позади него; завтра вы сами сможете все увидеть: густая сосновая плантация – главная защита от дующих с моря восточных ветров. В прежние времена, до того как мой брат распутал всю тамошнюю дичь, это было лучшее место для охоты на фазанов во всей усадьбе.

– И каким образом он сумел распугать всю дичь?

– Подробно я не смогу вам рассказать, мне и самому известно не много; знаю только, что по этому поводу у них были частые ссоры с управляющим. В последние два года своей жизни, когда брат прекратил путешествия и обосновался здесь, он уделял лесу особое внимание и по необъяснимой причине решил даже обнести его низкой каменной оградой – ограда так и осталась недостроенной, завтра вы увидите ее останки.

– И что вы почерпнули из исследования легенд? – спросил доктор, возвращая полковника в нужное русло.

– Сейчас перейду к этому, – медленно произнес тот, – но сначала я хочу рассказать вам о самом лесе; хотя легенды росли там как грибы, он не представляет собой ничего особенного. Обычное густое сосновое насаждение, в самой середине которого вздымается голый холм с кольцом из каменных валунов; кстати, кольцо это, как я слышал, выложено еще древними друидами. Есть там и небольшой пруд. Однако, повторяю, ничего примечательного: обычный, самый обычный сосновый лес, только очень густой, да у некоторых деревьев скручены стволы – и больше ничего. Что до легенд, то ни одна из них не имела ничего общего с моим бедным братом или с управляющим, как вы, возможно, ожидаете, но все они были до невероятности странные – подобное просто невозможно придумать или сочинить. Я не представляю себе, чтобы здешние люди оказались способными на такое.

Полковник замолчал, раскуривая потухшую сигару.

– В этом лесу нет никаких дорог, – возобновил он свой рассказ, энергично пыхтя сигарой, – но поля вокруг постоянно обрабатываются; один из садовников, чей коттедж находится близ леса, рассказывает, что по ночам он видит огненные шары, с тихим свистом плавающие над верхушками деревьев; другому привиделись среди деревьев какие-то слабо светящиеся фигуры, не похожие ни на животных, ни на людей, – странные, бесформенные, он даже не мог их толком описать. Иногда светится весь лес, а еще один человек – он до сих пор живет здесь, и вы можете повидаться с ним – рассказывает, что видел на опушке леса большие звезды, лежащие на земле на равном друг от друга расстоянии.

– Какие звезды? – перебил Джон Сайленс так резко, что я вздрогнул от неожиданности.

– Не могу сказать, звезды и звезды, только очень большие и пылающие, будто вся земля под ними в огне. Человек этот был слишком напуган, чтобы подойти ближе и рассмотреть звезды повнимательнее, а с тех нор он никогда больше их не видал.

Нагнувшись, полковник разворошил головешки в камине, и они вспыхнули радующим глаз ярким пламенем: приятен был именно их свет, а не распространяемое ими тепло. В комнате и так уже сказалась странная удушающая жара, которая действовала на всех нас угнетающе.

– Разумеется, – продолжал полковник, выпрямляясь, – людям не так уж редко случается видеть по ночам всякие светящиеся фигуры и огни. Большинство здешних жителей неравнодушно к выпивке, а пьяное воображение и страх могут нарисовать какие угодно картины. Однако некоторые видели необычные явления и днем. Один из дровосеков, человек непьющий и заслуживающий всяческого доверия, однажды отправился пообедать и клянется, что, когда он шел через лес, следом за ним, от дерева к дереву, кралось что-то невидимое. Это невидимое существо раскачивало на своем пути ветви, обламывало сухие сучки и даже производило какой-то шум – но вы же понимаете, – со смешком заключил полковник, – насколько подобные уверения абсурдны…

– Пожалуйста , продолжайте, – настойчиво попросил доктор, – именно в таких мелких деталях иногда и можно отыскать ключ к раскрытию всей тайны.

– Шум, по его словам, походил на треск огня, – нехотя добавил полковник. – Да, именно на треск огня, – с нервным смешком закончил он.

– Весьма интересно, – заметил доктор Сайленс. – Пожалуйста, ничего не опускайте.

– Вскоре в лесу стали случаться пожары, – вновь заговорил полковник. – Начинались они как-то загадочно – вдруг вспыхивала белесая трава, покрывающая наиболее открытые части плантации. Никто никогда не видел, как пожары зарождаются, по многие – среди них и ваш покорный слуга – наблюдали горящую и тлеющую траву. Причем всякий раз на месте пожара оставалось небольшое круглое пепелище – такое обычно бывает на пикниках. Управляющий приводит добрую дюжину объяснений: послушать его, так возгорание происходит от искр, вылетающих из дымовых труб, или оттого, что в каплях росы фокусируется солнечный свет, но ни одно из его объяснений не представляется мне сколько-нибудь убедительным. Странное, очень странное впечатление производят эти загадочные пожары; к счастью, они случаются не так часто и никогда не распространяются.

Тот же управляющий подметил любопытные факты, вполне, кстати сказать, достоверные. Он утверждает, будто никакая дичь никогда не появляется в нашем лесу, более того, там вообще нет никакой жизни. Птицы не только не гнездятся на деревьях, но даже не залетают в их тень. Он ставил бессчетные ловушки и силки, но ни разу не поймал ни ласки, ни кролика. Животные избегают этого леса, и много раз он подбирал на опушке неизвестно как погибших зверьков.

Особенно интересен рассказ управляющего о том, как его охотничий пес гонялся за каким-то невидимым существом. Они брели по полю, когда пес неожиданно сделал стойку, а затем с диким лаем пустился в преследование. Он добежал до самой опушки и даже нырнул в лес, чего никогда раньше не делал. Едва оказавшись в тени – там бывает темно даже днем, – он стал бешено и отчаянно кидаться на какого-то зверя, если только то был зверь. Управляющий сказал, что он побоялся вмешаться, хотя и был с ружьем. Когда наконец, часто дыша, с повисшим хвостом, пес вышел из леса, у него на брылах светился прилипший белый волосок, который управляющий принес показать мне. Я рассказываю так подробно потому…

– Все это, поверьте, крайне важно, и подробности необходимы, – прервал его доктор. – Вы, надеюсь, сохранили волосок?

– Он исчез самым таинственным образом, – сокрушенно объяснил полковник. – Странный, должен заметить, был волосок, он походил на асбестовую нить, и я послал его на анализ в одну местную лабораторию. Но то ли лаборант что-то узнал о его происхождении, то ли в силу какого-то предубеждения, а только он возвратил волос мне, сказав, что тот не имеет отношения ни к животному, ни к растительному, ни к минеральному миру и он не желает им заниматься. Я завернул волос в бумагу, а когда через неделю решил взглянуть на него, обертка оказалась пуста. И таких историй великое множество. Я знаю их сотни.

– Расскажите о том, что вы видели сами, полковник Рэгги, – попросил Джон Сайленс, всем своим видом выражая величайший интерес и сочувствие.

Хозяин дома чуть заметно вздрогнул. Он явно ощущал дискомфорт.

– Я… не видел… ничего достоверного, – медленно выговорил полковник. – Ничего такого… о чем я имел бы право рассказывать… Пока, во всяком случае, – и плотно сжал губы.

Доктор Сайленс подождал, не добавит ли он чего-нибудь еще, однако не стал донимать его дальнейшими расспросами.

– Так вот, – снова заговорил полковник; чувствовалось, что он хотел бы добавить своему тону пренебрежительности, да не смеет, – с тех пор, с небольшими перерывами, все это так и продолжается. Мистические вымыслы стали распространяться как пожар; со всех сторон начали стекаться люди, чтобы посмотреть на наш лес; без всякого на то права они слонялись по усадьбе, путаясь у всех под ногами. Мы развесили грозные предупреждения: мол, везде расставлены западни и ружья с пружинным устройством, которые будут стрелять в каждого, кто посмеет приблизиться, но это лишь распалило общее любопытство, и, подумайте только, – сердито фыркнул полковник, – какое-то местное исследовательское общество обратилось с ходатайством, чтобы одному из его членов разрешили провести ночь в пашем лесу. Глупцы посмелее, не спрашивая никакого дозволения, срезали кору с деревьев и давали ее ясновидящим, а те, естественно, сочиняли все новые и новые легенды. Казалось, этому не будет конца.

– Могу представить, как вам опостылела такая жизнь, – вставил доктор.

– Однако загадочные явления прекратились так же внезапно, как и начались, и общий интерес к ним упал. Сочинять легенды перестали: у людей появились другие интересы. Это был июль прошлого года, – могу сказать точно, ибо я вел дневник.

– Продолжайте, я внимательно слушаю, – подбодрил полковника доктор Сайленс.

– Так вот, совсем недавно, в последние три недели, все неожиданно вернулось на круги своя. Началась – как бы это определить – яростная атака! Можете себе представить общее положение дел, если я скажу, что у меня появилось желание уехать.

– Начались частые пожары или, быть может, поджоги? – предположил доктор; говорил он очень тихо, как бы про себя, но полковник Рэгги все же его услышал.

– Клянусь Юпитером, сэр, вы как будто перехватили мои слова! – воскликнул он удивленно, глядя то на доктора, то на меня и бренча монетами в кармане, словно таким образом пытался найти объяснение необыкновенной проницательности моего друга.

– Все дело в том, что у вас очень живое мышление, – спокойно объяснил доктор, – и ваши мысли, еще до того, как вы выражаете их вслух, становятся мне ясны. Элементарное чтение мыслей.

Как я понял, он вовсе не хотел озадачить этого доброго человека, а просто демонстрировал собственные способности, чтобы обеспечить полное повиновение своей воле.

– Боже праведный! А я и понятия не имел… – удивленно воскликнул полковник и, растерянно взглянув на Сайленса, продолжил рассказ: – Сам я, признаюсь, ничего не видал, но непредубежденные, как я полагаю, свидетели утверждали, что по лесу протекают тонкие ручьи огня, а его языки протягиваются иногда по направлению к нашему дому… Вот здесь, – он показал пальцем на карту и заговорил так громко, что я чуть не подпрыгнул от неожиданности, – где западный край плантации смыкается с лужайкой позади дома (темные пятна означают заросли лавра), здесь-то и видели эти огненные языки. Из леса они перебрасывались на лавр, а уже оттуда – на дом. «Прямо как ракеты или молнии – такие ослепительные вспышки», – пояснял один из свидетелей.

– Эти свидетельства можно считать достоверными?

– Языки огня и в самом деле достигали дома. Они оставили подпалины на стенах прачечной. Вы увидите их завтра. – Полковник еще раз показал на карту и, выпрямившись, обвел взглядом комнату с таким видом, будто сказал нечто совершенно невероятное и ждет возражений.

– Они были опалены – как лица… – пробормотал доктор, многозначительно глядя на меня.

– Да, опалены, – подтвердил полковник, в возбуждении не дослушав конца фразы.

Последовало продолжительное молчание, нарушаемое лишь бульканием керосина в лампе, потрескиванием угля и тяжелым дыханием нашего собеседника. По моей спине пробежал неприятный холодок, и у меня мелькнула мысль: не запрезирает ли меня хозяин, если я попрошусь спать к нему в комнату? Часы на каминной доске показывали одиннадцать. «События развиваются с потрясающей быстротой», – подумал я, и мне стало не по себе. Мое любопытство ожесточенно боролось со страхом. Но даже если бы и можно было пойти на попятный, думаю, любопытство легко одержало бы верх.

– Разумеется, у меня есть враги, – на этот раз жестко сказал полковник, – ведь я уволил множество слуг и работников.

– Враги тут ни при чем, – заметил Джон Сайленс.

– Вы думаете? В каком-то смысле я рад это слышать, но… Есть много такого, с чем можно справиться, если принять соответствующие меры…

Не закончив фразу, полковник опустил взгляд с выражением мрачной суровости, по всей видимости свойственной его характеру. Этот боевой командир испытывал ненависть и презрение при мысли о враге, с которым нельзя схватиться врукопашную. Он вернулся на свое место. Из груди его вырвалось что-то похожее на вздох. Доктор Сайленс промолчал.

– Насколько возможно, я стараюсь держать свою сестру в неведении относительно происходящего, – сказал полковник без всякого перехода, как если бы просто размышлял вслух. – Будь ей все известно, она нашла бы какое-нибудь примитивное объяснение. Но я не могу. Хотя и уверен, что оно должно существовать!

Наступила многозначительная пауза. Правда, паузой ее назвать было трудно: оба собеседника продолжали размышлять так быстро и упорно, что их мысли, казалось, звенели, облекаясь в слова. Я же находил некоторое успокоение в том, что доктор, очевидно, был уже на пороге разгадки. По всей видимости, он уже мысленно определил природу этой сложной проблемы. Лицо его походило на застывшую маску – он пользовался самым минимумом жестов и слов. Вся его энергия была обращена внутрь, и я не сомневался, что с помощью непостижимых методов и способов, которые Джон Сайленс освоил с таким бесконечным терпением и трудом, он уже вошел в контакт с силами, проявляющимися в этих необычных феноменах, и обдумывал, как совлечь с них покров тайны и наиболее эффективно нейтрализовать их действие.

Полковник Рэгги тем временем проявлял все большее и большее беспокойство. Он то и дело поворачивался к моему компаньону с явным намерением заговорить, но каждый раз передумывал. А потом подошел к внутренней двери и быстро ее распахнул, видимо чтобы проверить, не подслушивает ли кто через замочную скважину; на мгновение он выскочил из комнаты, и я услышал, как он открывает наружную дверь. Несколько секунд полковник стоял в коридоре, шумно к чему-то принюхиваясь. Затем тщательно закрыл обе двери и вернулся к камину. Было заметно, что он испытывает странное, все возрастающее возбуждение. По всей вероятности, хозяин дома собирался с духом, чтобы сделать какое-то трудное для него признание. А Джон Сайленс, как я понял, терпеливо ждал, когда он решится высказать, что у него на уме. Наконец, полковник повернулся к нам, расправив широкие плечи, и заметно напрягся.

Доктор Сайленс ободряюще посмотрел на него:

– Мне больше всего помогают именно ваши наблюдения.

– Дело в том, – заговорил полковник, понизив голос, – что на прошлой неделе произошло несколько возгораний в самом доме. Если быть точным, три возгорания, и все три – в комнате моей сестры.

– Да, – произнес Джон Сайленс таким тоном, будто именно это и ожидал услышать.

– Природа этих феноменов совершенно не поддается объяснению, – добавил полковник, усаживаясь.

Я начал понимать причину его сильного возбуждения. Он наконец осознал, что никакое простое, «естественное» объяснение, поисками которого он занимался все время, здесь совершенно неприменимо, и это бесило его.

– К счастью, – продолжал полковник, – все три раза сестры не было дома и она ничего не знает. Но я переселил ее в спальню на нижнем этаже.

– Разумная предосторожность, – одобрил доктор.

Он задал еще несколько вопросов. По словам полковника, в первый раз возгорание началось с оконной шторы, во второй – с балдахина над кроватью, в третий дым обнаружила служанка: оказалось, что тлеют развешанные на вешалках платья мисс Рэгги. Доктор все внимательно выслушал, но не сказал по этому поводу ни слова.

– А теперь, – попросил он чуть погодя, – попробуйте сформулировать, что чувствуете вы сами, каково ваше общее впечатление.

– Боюсь, это прозвучит глупо, – после секундного колебания ответил полковник, – но я чувствую то же самое, что во времена моих индийских кампаний: как будто дом и все, что в нем находится, в осаде, нас скрытно окружают враги, кругом их засады. – С тихим нервным смешком он добавил: – И при следующем появлении дыма начнется паника – неудержимая паника.

Я словно воочию увидел перед собой ночную тьму, обволакивающую дом, и скрученные, как описывал полковник, сосны вокруг – лес, где таится могущественный враг; и, глядя на решительное лицо и фигуру старого солдата, принужденного наконец к исповеди, я понял, какие муки ему пришлось перенести, прежде чем он обратился за помощью к Джону Сайленсу.

– Завтра, если я не ошибаюсь, полнолуние, – внезапно заметил доктор, внимательно следя, какое впечатление произведут на его собеседника эти как будто невзначай оброненные слова.

Полковник Рэгги заметно вздрогнул, его лицо на глазах побелело.

– Что вы хотите сказать? – выговорил он дрожащими губами.

– Только то, что это дело наконец проясняется, – спокойно ответил доктор, – и если я не ошибаюсь в своих предположениях, во время полнолуния должен происходить всплеск тех феноменов, о которых вы рассказываете.

– Не вижу тут никакой связи, – с грубоватой прямотой заявил полковник, – но вынужден признать, что мой дневник подтверждает ваши предположения.

Его честное лицо выражало самое неприкрытое недоумение; очевидно, ему было крайне неприятно еще одно свидетельство того, что природа всех этих загадочных возгораний объясняется неприемлемым для него образом.

– И все же не вижу никакой связи, – повторил он.

– Вполне естественно, – Джон Сайленс впервые за весь вечер рассмеялся. Он встал и повесил карту на прежнее место. – А вот я вижу, ибо занимался специальным исследованием подобных феноменов. Позвольте мне добавить, что я никогда еще не сталкивался с проблемами, не имеющими естественного объяснения. Необходимы только соответствующий объем знаний и смелость, которой должен обладать исследователь.

Полковник Рэгги взглянул на него по-новому, с каким-то особенным уважением. Видно было, что он успокаивается. Более того, смех доктора и его изменившийся тон разрядили напряжение, которое сковывало нас всех так долго. Мы поднялись, потягиваясь, и прошлись по комнате.

– Должен сказать, доктор Сайленс, что я очень рад вашему присутствию здесь. – Полковник, как всегда, говорил просто и ясно. – Очень, очень рад… Но боюсь, я злоупотребляю вашим терпением, уже очень поздно. – Тут он посмотрел и в мою сторону. – Вы, должно быть, сильно устали и хотите спать. Я рассказал вам все, что знаю, и завтра вы можете предпринять любые меры, какие сочтете необходимыми.

Вот так, неожиданно резко хозяин дома закруглил беседу, что, впрочем, не удивило меня, ибо все самое важное уже было сказано, а оба мои собеседника не терпели пустой болтовни.

В холодной прихожей полковник зажег для нас свечи, и мы отправились наверх. В доме царили тишина и спокойствие, все спали. Мы старались ступать бесшумно. В окнах на лестнице виднелась лужайка, устланная в лунном свете глубокими тенями. Вдали смутно проступали ближайшие сосновые деревья – непроницаемо плотная черная стена.

Полковник Рэгги зашел в наши комнаты, чтобы проверить, все ли в порядке. Он указал на моток прочной веревки, лежащей около окна. Одним концом веревка была привязана к железному кольцу, вделанному в стену. Очевидно, это незамысловатое средство спасения появилось совсем недавно.

– Не думаю, что нам придется воспользоваться веревкой, – усмехнулся доктор Сайленс.

– Надеюсь, нет, – мрачно сказал хозяин. – Моя комната рядом, за лестничной площадкой, – шепнул он, показывая на свою дверь. – И если… если вам что-нибудь понадобится ночью, вы знаете, где меня найти.

Он пожелал нам спокойной ночи и, прикрывая свечу широкой ладонью, чтобы ее не задуло сквозняком, направился к своей комнате.

Джон Сайленс задержал меня на мгновение.

– Так вы поняли, в чем тут дело? – спросил я, ибо любопытство оказалось сильнее усталости.

– Да, – ответил он. – Я почти уверен. А вы?

– Не имею ни малейшего понятия.

Доктор выглядел разочарованным, но куда сильнее было мое разочарование.

– Египет! – прошептал он. – Египет!..