Текст книги "Серебряный конь"

Автор книги: Элайн Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Легенды о Тауре

Люди с вьючными лошадьми, снабжавшие товарами хижины, появились в этом году раньше, чем скот. Они оказались около хижины Мертвой Лошади прежде, чем о них услыхали брамби, и Таура, пасшийся со своими кобылами на открытом пастбище со снежной травой в полумиле от хижины, сразу понял, что его заметили.

Таура тут же растворился в лесу, а поскольку как раз пришла пора уходить с главного хребта, он, не теряя ни минуты, забрал своих кобыл и двинулся к сторону Пятнистого Быка. В тот же вечер они перешли, борясь с течением, пенящуюся реку. Красное пятно заката на воде напомнило Тауре кровь, которая текла из его ран в ручей после их боя с Дротиком. Интересно, где Дротик будет проводить лето? Что, если на горе Мотылек Пэдди Раша? Тогда ему с его маленьким табуном лучше: держаться на Пятнистом Быке, где обычно пасется Бролга, чем поблизости от Дротика.

Когда на следующий день они поднялись в горы, он инстинктивно повел табунок к небольшом террасе на южном склоне. Какое-то время тут будет безопасно. Всадник на черном коне будет, скорее всего, искать их в начале лета на Каскадах. К тому же он знал, что Ураган тоже может отправиться гуда. И вот однажды светлым вечером, когда кричат горные сороки и на деревьях болтают горные какаду с красным хохолком, но их следу пришел Ураган, Я и два молодых жеребца мелкими шажками с тихим ржанием подошли друг к другу поздороваться.

– Привет, брат ветра, – произнес Таура, когда они шутя куснули друг друга. – Хорошо, что мы будем опять вместе.

И все остальное лето, и бодрящую прохладную осень, и зиму с ее снегом и северными ветрами, когда молодые кобылки тяжелели, ожидая появления на свет жеребят, два жеребца со своими табунами провели вместе.

Ни лето, ни осень спокойными не были. Люди не раз оказывались где-то поблизости. Всадник на черной лошади неоднократно преследовал их, однако разные уловки, которым научила сына Бел Бел, и все возрастающая быстрота помогали Тауре оставаться на воле. Дважды Ураган уводил оба табуна подальше, предоставляя людям гнаться за Таурой, поскольку тому было легче одному нырять в какой-нибудь туннель в кустарнике или же, глубокий омут в потоке. Но от людей с собаками убегать было не так-то просто.

Вокруг костров возникали все новые и новые легенды о светлом брамби – о его быстроте, его хитрости, его необычайной красоте. Их слышал скот теплыми звездными вечерами, и постепенно рассказы эти дошли до Бел Бел, находившейся в табуне Бролги, и хоть и доставили ей немалое удовольствие, но и напугали ее. Ведь он был единственным из ее жеребят, кого она никогда не забывала.

Некоторые из россказней, которые плелись о Тауре, были довольно странными. В одной из услышанных Бел Бел историй говорилось, как несколько мужчин спали у костра и один из них проснулся с ощущением, что за ним кто-то наблюдает. И вдруг среди деревьев он разглядел светлого жеребца, который тут же исчез. Ходила еще одна история про двоих скотоводов с вьючными лошадьми и о том, как они заметили, так сказать, призрачную лошадь, она мелькала в зарослях буша рядом с их тропой и бежала вровень с ними несколько миль. Все эти слухи тревожили Бел Бел. Она повторяла Мирри, что все эти слухи – неправда, но сама не была в этом уверена.

Но, конечно, это была правда. Таура был страшно любопытен. При этом он не раз спасал два их маленьких табуна от погони благодаря тому, что знал, где находятся люди и куда они направляются. По мере того как у него прибавлялось сил и быстроты, он получал все больше удовольствия от того возбуждения и чувства опасности, какое ему давала возможность наблюдать за людьми, за лошадьми и применять против них все известны ему уловки. Таура знал, что, но одной из легенд, он никогда не оставляет следов от копыт, по которым его могли бы выследить. Он знал также, что многие скотоводы не верили в его существование. Таура слыхал это от пасшихся бело-рыжих коров или же от разных зверей в речных заводях.

С течением времени он даже стал испытывать меньше беспокойства по поводу Дротика. Он словно забыл о его существовании, забыл, что у Дротика тоже прибавляется мощи с каждым днем. Они не встречали друг друга до самой зимы, да и не искал встречи. Дротику совершенно не хотелось драться и при этом не побеждать. Но этим летом и осень: ему меньше досаждали охотники, потому что каждый человек в горах – верил он в существование серебряного жеребца или нет – мечтал пойма только Тауру, отчего Дротик возомнил себя неуязвимым. Однако когда двум жеребцам все-таки до велось увидеть друг друга на расстоянии, повод драться у них не было – корма хватало на всех, а за кобыл дрались обычно весной, так что каждый продолжил свой путь.

Позже пришли зимние метели, и в вихрях крутящегося снега Таура со своим табуном из трех серых кобыл стали почти невидимыми и часто выкидывали всякие штуки, потешаясь над другими лошадьми и наслаждаясь всякими дерзкими выходками.

Таким образом, первый год с собственным табуном проходил для Тауры очень удачно, и он ощущал в себе такой прилив энергии и жизнерадостности, какой не могли подавить даже сильнейший дождь и жестокие метели. Когда же подоспели первые душистые ветры и теплые дожди, смывающие подтаявший снег, силы у Тауры начали прибывать вместе с потоками, расти вместе с травой, с почками и листьями.

Все горы, все тихие волнистые серо-зеленые холмы, большие каменные утесы и обрывистые скалы, стремительно мчащиеся потоки и густые леса были по царством. Они принадлежали ему, он заслужил их благодаря своему умению радоваться, своей быстроте, силе и красоте, и всем этим он владел, вероятно, в еще большей степени, чем Дротик или Бролга, – владел благодаря, в сущности, тому, чему научила его Бел Бел, то есть любви к бродяжничеству и пониманию примет, связанных с птицами, ворьем и погодой.

Весна охватила все это горное царство. Рождались жеребята, юные кенгуру, поссумы и вомбаты уютно устраивались в сумках своих мамаш. Ястреба и большие клинохвостые орлы выводили птенцов. Толстые щенки динго валялись на солнышке, а дикие лошади в расцвете сил дрались за кобыл и скакали по холмам.

Дротик

Бел Бел прислушалась к трубным весенним призывам жеребцов, звучавшим из самой долины в Каскадах и около нее. Сперва она услыхала клич Дротика, за ним последовал ответный громкий рев Бролги, в котором слышалась угроза. Затем он услыхала еще один голос и безошибочно узнал голос Тауры. В нем звучала вся любовь к горам, в радость жизни и удивление перед ней.

Бел Бел начинала уже стареть, она знала, что будет жить в своем молочно-белом сыне, она представляла, как он стоит высоко над долиной на каменном выступе и вызывает противников на бой а солнце освещает его блестящую светлую шкуру и струящееся серебро его гривы и хвоста.

Когда она снова услыхала клич Дротика, он уж звучал ближе к Тауре, и Бел Бел, охваченная вдруг дурным предчувствием, направилась в ту сторон, Затем она опять услыхала голос сына, услышала раскатившееся звонкое эхо и поняла, что он, судя по всему, движется по узкой долине. Она начат взбираться на хребет, ловко и быстро, несмотря на свой возраст.

И опять она услышала клич Дротика, еще более пронзительный и настойчивый, и по слабому эху догадалась, что он входит в долину. На этот раз Таура определенно ответил ему – в его звонком крике звучал вызов. И вот Таура вышел из долины.

Бел Бел заспешила. Она знала, что хребет, по которому она взбирается, поднимается все выше, а потом снижается и опять поднимается. С верха холма ей будет видно все вокруг.

Так, значит, пришло время, когда в обширных горных пространствах стало тесно для двух жеребцов – Дротика и Тауры? Бел Бел знала, что Дротик с возрастом сделался еще завистливее, еще коварнее. Ему уже в прошлом году очень хотелось отнять у Тауры серых кобыл. Возможно, и этом году он твердо решил заполучить их.

Взбираясь дальше и дальше наверх, она слышала их громкие воинственные крики.

Огибая большие камни, она столкнулась нос к носу с динго, и обе – лошадь и желтая собака – нервно отпрянули, а затем последовали дальше каждая своим путем.

Злобный рев Дротика отдавался эхом, отскакивал от стен узкой долины, а откуда-то сверху раздавался насмешливый отклик, как будто Таура смеялся над ним.

Однако Бел Бел было не до смеха. Последнее время она часто видела Дротика и замечала, что он стал крупным, мощным, почти зрелым конем, всем похожий на Громобоя – всем, кроме характера. Таура пошел больше в нее, а не в Громобоя, легконогий, как она, и ловкий. В этом бою он будет драться за свою жизнь.

Все выше, выше взбиралась Бел Бел, беспрерывно слыша вопли двух диких жеребцов, становящиеся все яростнее и настойчивее. Наконец она достигла верхушки холма и остановилась, озирая окружающую местность. Вдалеке ей был виден Таура и его кобылы, но Дротик еще не показывался. Она ждала и наблюдала. Между нею и сыном пролег труднопроходимый буш с нагромождениями гранитных обломков, отдельными высокими скалами или отвесными утесами, а на противоположной стороне, где был Таура, виднелись большие поляны снежной травы.

Смотревшая во все глаза Бел Бел увидела, как три кобылы скрылись в зарослях. Таура же встал на дыбы, словно танцевал от радости, а затем взвизгнул, вызывая противника на бой. И наконец из долины вышел Дротик. Могучий каштанов жеребец шел медленно, время от времени останавливался и рыл копытом землю от ярости и и терпения.

Бел Бел затаила дыхание. Как же поступит Таура? Ей казалось, что она знает – вернее надеялась, что знает.

Теперь показались четыре кобылы Дротика. Он ступал медленно, вопли его становились все пронзительнее. Даже на таком расстоянии Бел Бел буквально ощущала клокочущую в нем злобу. Да, чтобы оставаться спокойным, слыша поддразнивания Тауры, требовался не такой раздражительный нрав. Светлый конь плясал и издевался над недругом с невероятной дерзостью, но движения его были размеренными и ритмичными, он не затрачивал лишней энергии, она ему понадобится в ближайшее время.

Дротик остановился, стал рыть копытом землю, потом опять двинулся вперед, вставая на дыбы, храпя и взвизгивая.

Таура ответил издевательским вызывающим ревом, подождал, когда Дротик оказался совсем близко, а затем развернулся и галопом пустился к скалам в сотне ярдов от них.

Бел Бел судорожно вздохнула.

Дротик поскакал вслед за Таурой, мечтая сбросить его со скалы. Таура легко отскочил в сторону, а потом развернулся и нанес противнику удар по ребрам. Удар, рассчитанный скорее на то, чтобы разозлить противника, чем серьезно покалечить его. Дротик съехал по другую сторону скалы, удержался на задних ногах и бросился вверх на Тауру.

Таура чуть-чуть подождал, а потом спрыгнул камня и занял другую выигрышную позицию, на этот раз он оказался на травянистом бугре и, чтобы не дать Дротику добраться до себя, ударить или укусить, с насмешливым ревом отпрыгнул назад, на высокое нагромождение камней.

Бел Бел понимала, что он делает все, чтобы довести Дротика до бешенства. Она давно уже не имела возможности наблюдать, как движется Таура, ей стало ясно, что быстрота дает ему преимущество до тех пор, пока он не подпускает Дротика на близкое расстояние. Но если дело дойдет до настоящей схватки, Бел Бел не сомневалась – победа достанется Дротику.

Таура тем временем старался держать мощного жеребца в постоянно разъяренном состоянии. Насколько понимала Бел Бел, он неуклонно вел противника к бушу. Как только они окажутся среди деревьев, ей уже не удастся наблюдать их бой.

Пот выступил у нее на всем теле, стекал за ушами. Таура должен победить, должен, но вот каким образом – она пока не понимала. А что если Дротик убьет его – ее прекрасного светлого жеребенка, которого она научила всему, что знала сама.

Она увидела, как Таура вбежал под первые деревья, а Дротик почти вплотную за ним. После чего между снежными эвкалиптами замелькали цветные пятна. Вскрики Дротика звучали все пронзительнее и яростнее, тогда как взвизги Тауры звучали все более издевательски, и уже казало что серебристо-белый брамби громко смеется.

Бел Бел опять затаила дыхание. Сквозь деревья ей показалось, что Дротик настиг Тауру и пытался осуществить первый роковой прием – ухватил того за холку. Но она ошибалась. Таура все так шнырял между деревьями, снова раздался насмешливый крик, он по-прежнему дразнил Дротика. Она увидела, как он гарцует на полянке. Теперь он оказался ближе к ней, и она могла воочию любоваться его красотой, а не только вспоминать о ней.

Еще какое-то время она наблюдала, как он мчался прямо к вершине одного из утесов, а Дротик гонится за ним по пятам.

Бел Бел замерла в напряжении.

Таура внезапно остановился на самом краю утеса, камни посыпались у него из-под копыт, а затем совсем как Бел Бел когда-то прыгала с ним имеет: годы назад, он перепрыгнул на другой утес, а с него на узкий выступ под ним несколькими футами ниже. Там он на мгновение задержался, покачиваясь на краю. Бел Бел увидела, как он взглянул вверх проверить, что делает Дротик. А там, разогнавшийся так, что он уже не мог остановиться, летел Дротик, сорвавшись с края утеса.

Бел Бел показалось, что прошла вечность, прежде чем Дротик перестал нестись по воздуху и грянулся наконец о землю у подножия утеса и остался лежать неподвижно.

Бел Бел постояла чуть-чуть, убедилась, что Таура осторожно перешел с выступа на узкую, огибающую утес тропинку, проложенную валлаби, после чего рысью пустилась в его сторону. Однако Таура вообще ее не видел, и она скоро поняла, что он намерен вернуться к своим кобылам. Бел Бел все равно продолжала бежать. Она хотела знать, что с Дротиком. Заметив, что Таура несколько раз поворачивал голову назад, она убедилась, что с вы ступа ему не было видно, как рухнул вниз Дротик и поэтому он полон решимости вернуться к кобылам до того, как Дротик их отыщет. Бел Бел продолжала спускаться к подножию утеса. Она перешел через ложбину, заросшую кустарником, и напилась из небольшого ручья. Коричневый валлаби сидел и наблюдал за ней с серьезным видом, а несколько серых попугаев швыряли в нее с деревьев эвкалиптовыми шишками.

Она продолжала идти, высматривая Дротика. Вдруг Бел Бел остановилась. Она вспомнила, что точно такую картину видела раньше: каштанового цвета жеребец лежал как большая беспорядочная груда. Вся его могучая жизнь ушла из него. У подножия утеса среди обломков сланцевых скал лежал мертвый Дротик.

Таура боролся за свою жизнь, пользуясь главным оружием – быстротой. Он продумал свое спасение, а вовсе не смерть Дротика. Однако Дротик был мертв, как был мертв Громобой, когда в горах уже не хватало места для него и для Бролги.

Она стояла и смотрела на Дротика. Голова, единственная часть тела, выдававшая его скверный характер, была подвернута, и ее сверху прикрывала золотая грива. Уже успела прилететь ворона и теперь приближалась к мертвому коню короткими скачками, стайка алых и ярко-синих попугайчиков порхала между деревьями, не обращая внимания ли на Бел Бел, ни на Дротика. По камням ползла маленькая бурая ящерка.

Бел Бел вздрогнула и медленно попятилась, чтобы начать крутой подъем вокруг утеса. В буше сделалось особенно тихо после всего шума, который устроили два жеребца. Она засомневалась – найдет n она сына. Поскольку Таура не знал, что Дротик мертв, он наверняка заберет своих кобыл и уйдет. И все-таки она попытается его найти. Но когда Бел Бел взобралась на самый верх, ей захотелось подойти к краю и в последний раз взглянуть вниз – быть может, чтобы убедиться: Дротик, который с самого первого дня их жизни в табуне изводил ее жеребенка, на самом деле мертв.

Она встала на серый гранитный край и заглянула вниз. Там лежала каштаново-золотистая груда, и она на какой-то момент забыла, что это сын Брауни. Сейчас, когда не видна была его узкая, заостренная голова, он выглядел копией Громобоя.

Позади послышался какой-то звук и напугал Бел Бел. Она молниеносно обернулась: из буша выходил Таура.

– Вокруг было так тихо, – сказал он. – Я хотел поглядеть, что случилось.

– Он не сумел остановиться, – ответила Бел Бел. – Он там, внизу, мертвый.

Таура заглянул за край, его влажные от пота уши нервно задергались.

– Отойди. – Бел Бел попятилась от края утеса. – Тут слишком открытое место. Пора тебе вернуться к твоим кобылам – и к кобылам Дротика, если они тебе нужны.

Золотистая красавица

Таура не забыл, что прошлой весной люди явились в горы рано, поэтому, когда снежные нанос длинными языками еще спускались с южных склонов, а в лощине лежал глубокий снег, Таура был уже начеку.

Он и гордился многочисленностью своего нынешнего табуна, и в то же время она приводил его в замешательство. Кроме видной черной кобылы, которую он добавил к своим серым, в табуне у Дротика имелись два странного вида мышастых жеребенка, каштановая дочь Дротика и молочно-белый жеребенок. На всех этих жеребят Таура, в общем, не обращал внимания, но сознавал, что из-за них табун передвигается медленнее и его труднее спрятать.

Они уже с неделю или немного дольше паслись в верховьях реки Крекенбек и ущелья Гроггина, как вдруг однажды поздним вечером до Тауры донеслись из буша какие-то звуки. Сперва звякнули удила, потом послышался шорох трущихся о стволы вьюков.

Он с табуном находился в стороне от тропы, по которой перегоняли скот, поэтому Таура велел кобылам стоять тихо, а сам беззвучно проскользнул сквозь темнеющий буш, подбираясь как можно ближе к чужим звукам. Внезапно он застыл на месте. По тропе шла светло-золотистая молодая кобылка, всадник, сидевший на ней, вел в поводу вьючную лошадь. За ним следовали другие вьючные лошади, потом лошадь, загоняющая скот, а процессию заключал еще один всадник. Но Таура смотрел только, а золотистую лошадку, на ее горделивую осанку, размашистый шаг, прелестные шелковистые гриву хвост.

Какое-то время он медленно пробирался между деревьями параллельно тропе, не отрывая глаз от лошадки.

Всадники, видимо, выдохлись, они сонно покачивались в седлах и даже не услыхали, как лошадка тихонько заржала, заметив в чаще Тауру.

Таура отлично знал, что люди держат путь к хижине Мертвой Лошади, так как вьючные лошади были нагружены запасами консервов, мукой, а также солью для скота. Он вернулся к своему табуну и отвел всех на ночь в безопасное место, зная, что сам вернется к хижине. Через несколько часов показался полумесяц, стало видно все вокруг, но не настолько, чтобы виден сделался он сам.

Прежде чем подойти к хижине, он прошелся вдоль загона для лошадей. Он видел вьючных лошадей, которые двигались внутри ограды точно беспокойные тени, но никаких признаков двух верховых лошадей, светлой и еще одной, он даже не заметил, какого цвета. Он решил, что их поставили в новом дворе, высокую загородку у которого они с Ураганом обследовали больше года назад.

Деревья позади двора давно вырубили, и теперь он, пустой, стоял перед хижиной на фоне лошадиного загона.

Таура медленно передвигался между деревьями, выбирая темные заводи полумрака, избегая освещенных луной прогалин. За ним наблюдал поссум с пытливым выражением на забавной заостренной мордочке. Он издал низкое хриплое ворчали и Таура услышал, как лошади на дворе завозились, зашаркали ногами. Он встал на самом краю леса и вгляделся в темноту двора. Да, там, посеребренная лунным светом, стояла прелестная кобылка. Она снова тихонько заржала, когда человек открыл дверь хижины. Свет фонаря «молния» смешался с лунным.

Чей-то голос произнес:

– Наверно, брамби близко.

И другой голос внутри хижины ответил:

– Не беспокойся. Забор высокий не перс прыгнут. Но все равно ты дурака свалял – нечего было вести ее сюда.

Затем дверь захлопнулась и фонарь погасили.

Таура переждал какое-то время, а потом направился по открытой площадке в сторону двора. Светлая кобылка подошла к загородке, дрожа от волнения, и просунула нос между досками, чтобы понюхать Тауру.

Она уже собралась заржать, но он остановил ее:

– Нет-нет. Тебе надо научиться молчать, если хочешь идти со мной. Как тебя зовут?

– Меня называют Золотинка. А ты, наверно, Таура, про которого говорят все лошади, а люди даже сложили про тебя песни и ноют их своему скоту. Люди зовут тебя Серебряный.

– Мое имя Таура, – гордо сказал он. – Моя мать Бел Бел дала его мне.

В этот момент гнедая вьючная лошадь, которая, дрожа, стояла во дворе, громко и пронзительно заржала. Таура совершенно бесшумно исчез в буше. Едва он успел спрятаться за первыми деревьями, как услыхал, что дверь хижины открылась и из нее вышел мужчина с фонариком в руке. Таура следил, как тот пошел прямо в сторону двора, где стояли фыркали вьючная лошадь и светлая кобылка. Там он перевернул фонарь и осветил землю. Услышав, как человек произнес: «Ха, неподкованная лошадь!» – Таура понял, что пора уходить, причем ступать надо по камням и по траве, не оставляя следов.

В прошлом году люди, которые пришли рано со своими вьючными лошадьми, оставались в хижине всего две ночи. Может быть, и нынешние тоже так поступят? А вдруг на следующую ночь они стреножат лошадей или будут караулить их по очереди, чтобы поймать его? Таура решил дождаться глубокой ночи, а потом вернуться к хижине.

Луна скрылась за грядой облаков, когда Таура опять очутился на краю буша и постоял, всматриваясь сквозь завесу кожистых листьев туда, где был двор. Он видел, как Золотинка беспокойно ходит по двору, но другая лошадь, похоже, спала.

Переступая с одной кочки снежной травы на другую, он направился на этот раз прямо к тому единственному месту изгороди, где рядом была трава, а не земля.

Золотинка снова подошла к нему.

– Высоко ли ты умеешь прыгать? – спросил Таура. – В загородке есть одно место, где она ниже, вон в том углу.

– Мне там ни за что не перепрыгнуть, – ответила она.

– Даже если я прыгну во двор и покажу тебе пример? – Разговаривая, он все время следил за гнедым. Стоит этому дурню заржать, и его план сорвется.

И тут гнедой зашевелился, вскинул голову, испуганно захрапел, а затем громко заржал.

– Прыгай – и за мной, – скомандовал Таура поворачивая к лесу. В хижине уже слышались стуки, мужской голос выбранился.

Таура рванулся прочь, ступая по траве. Он оглянулся, но Золотинка не тронулась с места, и не успел он еще добежать до деревьев, как услыхал скрип открывающейся двери. К тому моменту, как мужчина вышел наружу, Таура успел скрыться, но только что он был на волосок от опасности. Он видел как мужчина рыщет вокруг, видел, что тот озадачен, поскольку не находит никаких следов. Наконец он вернулся в хижину, но слышно было, как он ходит внутри дома, а затем Таура почуял запах дыма, выходящего из трубы.

И тут вдруг налетел предрассветный ветерок, он всколыхнул ночную темноту, тронул прохладными длинными пальцами шкуру Тауры, его уши, зашелестел в гуще эвкалиптовой листвы. Скоро наступит рассвет. Тауру не должны видеть, но он никак не мог заставить себя уйти и продолжат стоять на месте, не спуская глаз с высокой ограды. Мужчина вышел наружу с кружкой чая в руке и прислонился к ограде. Потом подозвал Золотинку. И, к удивлению Тауры, та подошла к человеку, взяла губами что-то из его руки и съела это.

Таура тряхнул головой и углубился в чащу. Он шел к своему табуну совершенно беззвучно. Позади раздалось ржание Золотинки. Он на минуту остановился и прислушался, он не мог взять в толк, как она ржет ему вслед и в то же время берет что-то из рук человека. И, однако, ее ржание укрепило его решимость переманить ее к себе.

Таура прошел через лес и обнаружил свой табун и прогалине, наполненной расплавленным золотом утреннего солнца. Как хороши его серые кобылы их жеребятами разного цвета и одной хорошенькой светлой. И только сейчас он осознал, как рискованно его намерение освободить Золотинку. Он не должен подвергать себя такому риску – преследуя его, люди могут обнаружить и его табун. Все-таки как было бы замечательно присоединить ее к серым.

В то утро он повел табун вверх, к хребту Бараньей Головы, и спрятал его в лощине, которая открывалась на северо-запад, где уже не было снега. Сам же он повернул назад к хижине, осторожно и тихо прошел сквозь густейший лес и не оставил буквально ни одного следа.

Все его чувства были обострены. Он слышал тихий шорох рано выползшей змеи, видел бусинки ее глаз. Он ощущал взгляды серых попугаев, видел их горчащие красные хохолки. Когда мимо него быстро проскакали два кенгуру, он стал ступать еще осторожнее. И наконец он расслышал звук подкопанных копыт вдали. Таура скользнул в глубину густого кустарника и стал ждать.

Он услышал, что приближаются две лошади, и когда понял, что они миновали его, то приблизился к тропе. Он увидел двоих всадников: один сидел на Золотинке, другой – на гнедом. Вьючных лошадей, очевидно, с собой не взяли, а это значило, что люди останутся в хижине еще на одну ночь.

Какое-то время он шел за ними, чтобы посмотреть что они делают. Они ехали куда придется, просто что-то высматривая. Если они ищут его следы, то зря теряют время, ничего не найдут.

Он повернул обратно к хижине и осмотрелся. Вьючные лошади паслись на отгороженном участке. Все было как он и предполагал. Он направился к хребту Бараньей Головы, к своему табуну.

Той ночью Таура снова отправился к хижине, гордо ступая по темному лесу еще до того, как показалась луна. Листья касались его плеч, от буша шел приятный запах ночной сырости. Таура все время думал, что бы сказала Бел Бел про его теперешний дерзкий поход. Но он знал – она поняла бы его.

И сама молочно-белая, Бел Бел оценила бы красоту молодой кобылки. Ураган, тот, конечно, счел бы его глупцом.

Долгое время Таура стоял на краю леса и наблюдал, слегка удивляясь, что Золотинка не подает признака того, что знает о его присутствии. Правда, он держался еще бесшумнее, чем прежде, а чувства у Золотинки не так обострены, как у диких лошадей.

Очаг и лампа в хижине не горели, повсюду было тихо. Лошадей как будто никто не сторожил, и они не были стреножены. Все еще опасаясь ловушки он вышел из-за деревьев, радуясь, что луна еще не взошла. Он дошел до ограды, кожу у него покалывало от нервного ожидания, однако ничего не произошло. Гнедой крепко спал.

Таура еще раз окинул забор взглядом и, ощущая весенний прилив сил и подъем духа, почувствовал уверенность в том, что сумеет перепрыгнуть ограду и увести Золотинку. Он попятился, потом как можно тише разбежался и прыгнул.

– Так, а теперь за мной! – приказал он Золотинке.

Гнедой проснулся, испуганно вскрикнул. Из хижины выбежал человек и заорал:

– Попался, голубчик!

– Скорей! – сказал Таура, сделал три шага короткого разбега и взвился в воздух. Колени его слегка ударились о верхнюю перекладину, казалось, что он парит в воздухе. Свистнула веревка, но упала, не долетев до Тауры. Ему казалось, что сердце у него сейчас разорвется от страха и натуги, но он перепрыгнул изгородь. К нему бросился другой человек с веревкой, но Таура бешено шарахнулся в сторону, когда веревка хлестнула его по бедру. Золотинка заржала ему вслед, но все еще оставалась во дворе. Таура заржал в ответ, но она не прыгнула. Он не понял, что человек накинул на нее аркан. Таура поскакал к лесу, заслышав, что люди похватали седла и уздечки. Но дикий жеребец, прекрасно знающий местность, он неминуемо должен был опередить людей, пока они седлали лошадей. Он помчался в сторону Каскадов – сторону, противоположную той, где находился его табун, так как людям естественно было предположить, что именно к табуну он направится.

Таура мчался сквозь ночь, и темнота окутывала его, как занавес. С дерева с криком взлетела белая сова, и жеребец в страхе шарахнулся в сторону. Он слышал, как люди нагоняют его, и свернул в горную лощину, а люди, поняв, что поймать его будет нелегко, вскоре сдались и прекратили погоню. Владелец Золотинки совершенно не желал, чтобы она повредила себе ноги в ночной погоне за брамби, к тому же людям стало ясно, что Золотинка может сыграть роль приманки для Тауры. Так что они решили остаться в хижине еще на одну ночь.

Утром они добавили еще несколько перекладин на низкой стороне изгороди.

Таура осмотрел тропу в Гроггин и понял, что люди не покинули горы. Он также всмотрелся в небо, угадывая приближение скверной погоды и чувствуя, что ее надо ждать в самом скором времени. Когда во второй половине дня люди так и не ушли, он поспешил к своему табуну и отвел его ниже по Крекенбеку, где в случае снегопада было где укрыться. Они еще не достигли лощины, как на вершинах гор завыл ветер и принес с собой колкие хлопья снега. Жеребята испуганно жались к матерям. Таура чувствовал, что отвечает за них, и оставался с ними ввиду надвигающейся метели. Колени у него, ушибленные об изгородь, одеревенели. Ему было приятно остаться со своими кобылами.

Всю ночь напролет валил холодный снег. Люди в хижине Мертвой Лошади потеряли всякую надежду на то, что светлый жеребец снова придет, и беспокоились уже только за своих лошадей. Вьючным лошадям было лучше, чем верховым – в загоне можно было укрыться под деревьями.

Владелец Золотинки особенно волновался. Под навесом около хижины места не оставалось и для одной лошади, все было занято дровами и мешками с солью.

Ночью они решили перевести двух лошадей со двора в загон. Землю уже на несколько дюймов покрывал снег, покрывал деревья и столбы, с мягким стуком валился с веток. Светлая кобылка и гнедой охотно прошли через ворота в загон, под деревья.

Люди пробрались по снегу назад в хижину, стряхнули снежные хлопья с одежды, подбросили дров и огонь и опять улеглись на остаток ночи.

Именно в самые темные, гнетущие предутренние часы, когда метель была в разгаре, появился Таура.

Ему пришлось пройти сначала в сторону двора и убедиться, что он пуст, потом, неслышно ступая по снегу, – прямо к навесу. Но и там никого не оказалось. Он вернулся к изгороди и прошел вдоль нее до самых деревьев. И там услыхал фырканье и шарканье немалого числа лошадей. Он догадался, что Золотинка тоже среди них.

Он вернулся немного назад, пока не дошел до того участка изгороди, где, как ему показалось, он сумеет ее перепрыгнуть. Его беспокоила не столько высота ограды, сколько точное место для прыжка, – в этой пурге было трудно разглядеть что-либо. Он пробежался в сторону загородки и сделал громадный прыжок.

Снег хлестал в глаза, бил по ногам, по груди, животу. Он летел сквозь метель и ждал страшной боли от колючей проволоки, если он неправильно рассчитал расстояние. Но боли не последовало. Приземляясь, он слегка поскользнулся, но тут же испустил глубокий вздох облегчения – он благополучно перепрыгнул!