Текст книги "Сделка."

Автор книги: Эль Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Мужчина до мозга костей? – договариваю я. – Да, я такой, и это то, что бывает у мужчин по утрам. Физиология такая, Уэллси. Мы просыпаемся со стоящим членом. Если тебе от этого станет легче, я просто не буду поворачиваться на бок.

– Ладно, я приму твою физиологическую отговорку. А теперь, пожалуйста, объясни, зачем ты решил прижать меня к себе среди ночи?

– Ничего я не решал. Я спал. Насколько я знаю, именно ты прижалась ко мне.

– Я бы так никогда не сделала. Даже во сне. Мое подсознание не обмануть. – Она тыкает пальчиком в центр моей грудной клетки и одним движением соскакивает с кровати.

И меня охватывает странное чувство утраты. Мне не тепло и не уютно, мне холодно и одиноко. Когда я сажусь и потягиваюсь, подняв руки над головой, взгляд ее зеленых глаз задерживается на моей груди, а ее носик неприязненно морщится.

– Просто не верится, что моя голова всю ночь лежала на этой штуке.

– Моя грудь – не штука, – заявляю я. – Другим женщинам она очень даже нравится.

– Я не другие.

Действительно, она – не другие. Потому что с другими мне не так интересно, как с ней. Кстати, вдруг спрашиваю я себя, а как я раньше шел по жизни без саркастических подколок Ханны Уэллс и ее недовольного ворчания?

– Хватит ухмыляться, – слышу я ее резкий окрик.

Я улыбаюсь? Даже не заметил этого.

Моя майка ей даже ниже колен и только подчеркивает, какая Ханна маленькая. Она собирает свою одежду и неожиданно смотрит на меня прищурившись.

– Только посмей кому-нибудь рассказать об этом.

– А что такого? Это только поднимет твой авторитет.

– Я не хочу превращаться в одну из ваших «хоккейных заек», ясно? И не хочу, чтобы люди принимали меня за одну из них.

Из ее уст прозвище звучит забавно, и я усмехаюсь. Мне нравится, что она использует наш хоккейный сленг. Возможно, однажды я уговорю ее прийти на игру. У меня такое чувство, что из Ханны получится отличная болельщица, а такие болельщики нам нужны, они – наше преимущество на домашних матчах.

Хотя, зная ее, можно предположить, что она скорее будет болеть за чужую команду и тем самым давать преимущество противнику.

– Ну, если ты и в самом деле не хочешь, чтобы кто-нибудь так подумал, тогда советую тебе побыстрее одеться, – заявляю я, подняв бровь. – Иначе ребята стали бы свидетелями твоего «марша позора». А они точно станут, потому что у нас через полчаса тренировка.

Она тут же впадает в панику.

– Черт.

Должен признаться, это впервые, когда девчонка опасается того, что ее застукают в моей спальне. Обычно они расхаживают с важным видом, как будто заполучили в полное свое владение Бреда Питта.

Ханна поспешно говорит:

– Мы занимались. Мы смотрели телик. Мне было поздно ехать домой. Вот что было. Ясно?

Я сдерживаю смех.

– Как пожелаете.

– Неужели ты действительно меня «Принцессишь-невестишь»?

– Неужели ты действительно использовала «Принцесса-невеста» в качестве глагола?

Ханна сверлит меня взглядом, затем тыкает в мою сторону пальцем.

– Я рассчитываю, что ты будешь одет к тому моменту, когда я выйду из ванной. Ты отвезешь меня домой до того, как проснутся твои товарищи.

Издав пренебрежительный смешок, она захлопывает за собой дверь.

* * *Ханна

Я спала всего четыре часа. Убейте меня прямо сейчас. Один плюс: никто не видел, как Гаррет высадил меня перед общежитием, так что моя честь не пострадала.

Занятия кажутся бесконечными. За лекцией по теории шел семинар по истории музыки, и оба занятия требовали от меня максимум внимания, а я с трудом могла сосредоточиться, так как у меня слипались глаза. Я уже выпила три стаканчика кофе, но вместо того чтобы взбодрить меня, кофеин забрал те остатки энергии, что еще оставались.

На обед я прихожу поздно. В одной из столовых кампуса я сажусь за столик в задних рядах и рассылаю во все стороны мысленный приказ оставить меня в покое, потому что я слишком измотана, чтобы с кем-нибудь болтать. После еды я слегка оживаю и задолго до начала урока прохожу через массивные дубовые двери философского корпуса.

Возле аудитории, где будет лекция по этике, я замираю как вкопанная. По широкому коридору бродит не кто иной, как Джастин. Сведя на переносице темные брови, он набивает эсэмэску в своем телефоне.

Хотя я приняла душ и переоделась, я все равно чувствую себя замухрышкой. Мой наряд состоит из лосин, зеленой толстовки с капюшоном и красных резиновых сапог. Однако обещанный дождь так и не начался, и в этих сапогах я кажусь себе полнейшей идиоткой.

Джастин же само совершенство. Темные джинсы обтягивают его длинные мускулистые ноги, черный свитер подчеркивает ширину его плеч – от такой красоты аж в дрожь бросает.

Я иду дальше, и с каждый шагом мое сердце бьется все быстрее. Я прикидываю, поздороваться мне или просто кивнуть, но он сам решает мою проблему и заговаривает первым.

– Привет. – Джастин слегка улыбается одним уголком рта. – Прикольные сапоги.

Я вздыхаю.

– Обещали дождь.

– Я не шучу. Сапоги действительно отпад. Они напоминают мне о доме. – Заметив мой вопросительный взгляд, парень быстро объясняет: – Я из Сиэтла.

– А. Так ты оттуда перевелся?

– Ага. Поверь мне, здесь дождь – не дождь. Для того, чтобы выжить в Сиэтле, резиновые сапоги – это необходимость. – Джастин прячет телефон в карман и небрежным тоном спрашивает: – Так что с тобой случилось в среду?

Я хмурюсь.

– В каком смысле?

– Ну, на вечеринке в Сигме. После бильярда я искал тебя, но так и не нашел.

О, боже. Он искал меня?

– Да, я ушла рано, – говорю я, надеясь, что мой голос тоже звучит небрежно. – Утром мне нужно было на занятия к девяти.

Джастин склоняет голову набок.

– Я слышал, ты ушла с Гарретом Грэхемом.

Вот это застает меня врасплох. Я считала, что никто не видел, как мы с Гарретом уходили. Выясняется, что я ошибалась. Очевидно, в Брайаре слухи распространяются со скоростью света.

– Он подвез меня до дома, – пожимая плечами, отвечаю я.

– Вот как, а я не знал, что вы с ним друзья.

Я кокетливо улыбаюсь.

– Ты многого обо мне не знаешь. Обалдеть! Я с ним флиртую!

Он тоже улыбается мне, и на его подбородке появляется самая эротичная ямочка на свете.

– Тут ты, наверное, права. – Многозначительное молчание. – Может, нужно изменить такое положение вещей?

Обалдеть! Он тоже флиртует!

Как ни противно мне признавать, но теория Грэхема, кажется, начинает действовать. Очевидно, что Джастина здорово задело то, что я ушла с вечеринки с Гарретом.

– Тогда… – Его глаза игриво блестят. – Что ты делаешь после у…

– Уэллси!

Я подавляю стон, расстроенная жизнерадостным вмешательством – кого бы вы думали? – Гаррета. Джастин слегка хмурится, когда Гаррет направляется к нам, однако он улыбается и кивает непрошеному гостю.

У Гаррета в руках два стакана, и один он с усмешкой протягивает мне.

– Взял тебе кофе. Я подумал, что он тебе может понадобиться.

Я успеваю заметить странный взгляд, брошенный Джастином на нас, и недовольство в его глазах, но все равно с благодарностью беру стакан и, приподняв крышку, дую на кофе, прежде чем пить.

– Ты мой спаситель, – еле слышно говорю я.

Гаррет кивает Джастину:

– Кол.

Ребята обмениваются исключительно мужским приветствием: это нечто среднее между рукопожатием и ударом кулаком о кулак.

– Грэхем, – говорит Джастин. – Я слышал, что вы в эти выходные надрали задницы «Сент-Энтони». Блестящая победа.

– Спасибо. – Гаррет хмыкает. – А вот я слышал, что в игре с «Браун» задницы надрали вам. Облом.

– Наверное, можно распрощаться с идеальным сезоном, да? – печально говорит Джастин.

Гаррет пожимает плечами.

– Отыграетесь. У Макуэлла великолепный бросок.

– Кому ты рассказываешь.

Так как разговоры о спорте кажутся мне такими же скучными, как о политике или садоводстве, я делаю шаг к аудитории.

– Я пошла. Гаррет, спасибо за кофе.

Мое сердце бьется как бешеное, когда я вхожу в лекционный зал. Забавно, но события моей жизни вдруг стали разворачиваться с неимоверной скоростью. До вечеринки в Сигме мое общение с Джастином в течение двух месяцев ограничилось одним кивком на расстоянии пяти метров. Сейчас же, меньше чем за неделю, мы поговорили дважды, и он – если я себе это не вообразила – собрался пригласить меня на свидание, прежде чем нас прервал Гаррет.

Я сажусь на свое обычное место рядом с Нелл, которая встречает меня улыбкой.

– Привет, – говорит она.

– Привет. – Я расстегиваю «молнию» на сумке и достаю ручку и тетрадь. – Как прошли выходные?

– Тяжело. Сегодня у меня была дичайшая контрольная по химии, и я всю ночь к ней готовилась.

– И как ты написала?

– Ой, точно на отлично. – Она радостно улыбается, но эта радость быстро исчезает. – Осталось только в пятницу хорошо пересдать экзамен по этике, и жизнь будет прекрасна.

– Ты ведь получила мое письмо, да? – На прошлой неделе я по электронной почте отправила ей файл со своей работой, но Нелл так и не написала, что получила ее.

– Получила. Извини, что не ответила, но я заморочилась с химией. Сегодня почитаю.

На нас падает чья-то тень, и в следующее мгновение рядом со мной садится Гаррет.

– Уэллси, у тебя есть лишняя ручка?

У Нелл едва не отваливается челюсть, а взгляд такой, будто у меня за три секунды выросла козлиная борода. Я ее не виню. Мы сидим с ней вместе с первого курса, и за все это время я ни разу не посмотрела в сторону Гаррета Грэхема, не говоря уже о том, чтобы разговаривать с ним.

Нелл не единственная, кого удивила новая рассадка. Я поворачиваю голову и вижу, что за нами с непонятным выражением на лице наблюдает Джастин.

– Уэллси? Ручка есть?

Я перевожу взгляд на Гаррета.

– Ты пришел в аудиторию неподготовленным? Дурачина. – Я роюсь в сумке, нахожу ручку и со стуком кладу ее перед ним.

– Спасибо. – Дерзко усмехнувшись, он открывает тетрадь на чистой странице. Затем выглядывает из-за меня и обращается к Нелл: – Я Гаррет.

Она несколько мгновений таращится на его протянутую руку, потом медленно пожимает ее.

– Нелл, – говорит она. – Рада познакомиться.

Тут входит Толберт, и Гаррет поворачивается к кафедре. Нелл бросает на меня еще один ЧЗЧ – взгляд. Я наклоняюсь к ней и шепчу в ухо:

– Мы теперь типа друзья.

– А я все слышу, – встревает Гаррет. – И никакого типа. Мы лучшие друзья, Нелли. Пусть Уэллси не вводит тебя в заблуждение.

Нелл тихо хихикает.

Я просто вздыхаю.

* * *

Сегодняшняя лекция посвящена некоторым очень серьезным вопросам. Главным образом, конфликтам между совестью личности и ее ответственностью перед обществом. В качестве примера Толберт использует нацистов.

Нет надобности говорить, что полтора часа лекции оставляют гнетущий осадок.

После лекции мне дико хочется закончить наш с Джастином разговор, но у Гаррета другие идеи. Он категорически против того, чтобы я задерживалась в аудитории – вернее, чтобы я прямиком двинулась к Джастину, – поэтому решительно берет меня за руку и вынуждает встать. Я украдкой смотрю на Джастина, который быстро спускается по проходу, делая вид, будто хочет нас догнать.

– Не смотри на него, – почти неслышно говорит Гаррет и ведет меня к двери.

– Но я хочу поговорить с ним, – сопротивляюсь я. – Он точно собирался пригласить меня на свидание.

Гаррет продолжает пробираться вперед, сжав мое предплечье, его рука словно железные тиски. Я вынуждена бежать, чтобы поспеть за его широкими шагами, и когда мы выходим на октябрьской холод, я раздражена до крайности.

Меня так и подмывает оглянуться и проверить, идет ли Джастин за нами, но я знаю, что Гаррет отчитает меня, если я так сделаю, поэтому подавляю это желание.

– Какого черта? – возмущенно спрашиваю я, высвобождая руку.

– Ты забыла, что вся идея в твоей недоступности? Ты слишком облегчаешь ему задачу.

Раздражение перерастает в гнев.

– Идея в том, чтобы он заметил меня. Он заметил. Почему я не могу перестать играть в эти игры?

– Ты подстегнула его интерес, – отвечает Гаррет. Мы идем по мощеной дорожке. – Если же ты хочешь, чтобы его интерес не угас, тебе нужно заставить его потрудиться. Мужчины любят испытания.

Мне хочется спорить с ним, но я допускаю, что он и здесь прав.

– Сохраняй хладнокровие до вечеринки у Максвелла, – советует Гаррет.

– Слушаюсь, сэр, – бурчу я. – Ой, кстати, я отменяю наше сегодняшнее занятие. Я вчера так дико устала, и если я не высплюсь, то до конца недели буду, как зомби.

Вид у Гаррета совсем не радостный.

– Но мы же сегодня собирались приступить к самому сложному.

– Вот что я тебе скажу: я по «мылу» отправлю тебе примерные вопросы по эссе, те, которые будет задавать Толберт. Засеки два часа и напиши ответы, а завтра мы вместе их проверим. Это поможет мне понять, над чем еще надо поработать.

– Ладно, – смиряется он. – Утром у меня тренировка, потом одна пара. Приходи в полдень, хорошо?

– Хорошо, но к трем мне надо быть на репетиции.

– Отлично. Тогда до завтра. – Он треплет меня по голове, как пятилетнюю девчушку, и уходит.

На моих губах появляется ироничная улыбка, когда я смотрю Гаррету вслед, как он шагает навстречу ветру, прижимающему к его груди серебристо-черную хоккейную куртку. Я не одна такая – еще несколько девчонок едва не свернули себе шеи, обернувшись на него. Я живо представляю, с какой скоростью они сбросят с себя трусики, стоит ему улыбнуться им.

Презрительно фыркнув, я иду в противоположном направлении. Я не хочу опоздать на репетицию, особенно учитывая то, что мы с Кэссом так и не договорились по поводу его нелепой идеи об участии хора в нашем дуэте.

Но когда я прихожу в репетиционную, Кэсса там нет.

– Привет, – говорю я Эм-Джи, сидящей за пианино и изучающей листок с нотами.

Она поднимает светловолосую голову и улыбается мне.

– Ой, привет. – Она замолкает. – Кэсс сегодня не придет.

У меня в животе тут же холодеет от тревоги.

– В каком смысле не придет?

– Он несколько минут назад прислал мне эсэмэску. У него мигрень.

Замечательно. Я точно знаю, что группа наших однокурсников, в том числе и Кэсс, вчера вечером где-то выпивали, – один из ребят прислал мне сообщение с приглашением как раз в то время, когда мы с Гарретом смотрели «Во все тяжкие». Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два: у Кэсса похмелье, и поэтому он слинял.

– Но мы все равно можем порепетировать, – говорит Эм-Джи. Ее глаза загораются. – Было бы здорово прогнать песню без остановок на споры.

– Согласна, только что бы мы ни сделали сегодня, завтра он все зарубит. – Я сажусь на стул возле пианино и устремляю на нее пристальный взгляд. – Ведь идея с хором полнейшее дерьмо. И ты, Эм-Джи, знаешь это.

Она кивает с видом побитой собаки.

– Знаю.

– Тогда почему ты не поддерживаешь меня? – спрашиваю я с негодованием.

Ее бледные щеки заливает краска.

– Я… – Она судорожно сглатывает. – Ты умеешь хранить секреты?

Черт. Не нравится мне все это.

– Конечно…

– Кэсс пригласил меня на свидание.

– О. – Я стараюсь не выдать своего удивления, но у меня плохо получается. Эм-Джи милая девушка, и ее нельзя назвать непривлекательной, однако она точно не принадлежит к тому типу, который заинтересовал бы Кэсса Донована.

Как бы сильно я ни презирала Кэсса, он очень эффектен. Его лицо из тех, что очень выгодно смотрятся на обложке журнала, и когда-нибудь именно благодаря этому фактору вырастут продажи его записей. Я не утверждаю, что девчонка с простенькой внешностью не способна обратить на себя внимание какого-нибудь красавца. Но Кэсс – это напыщенный, придурок, одержимый своим имиджем. Он никогда не стал бы опускаться до серой мышки, вроде Мэри-Джейн, какой прекрасной ни была бы ее душа.

– Все нормально, – со смехом говорит Эм-Джи. – Я знаю, что ты удивлена. Я тоже удивилась. Он пригласил меня еще до репетиции в тот день. – Она вздыхает. – Ну, когда заговорили о хоре.

Вот все детали мозаики и встали на свои места. Теперь ясно, чего добивается Кэсс, и мне стоит огромного труда сдержать свой гнев. Одно дело, добиться, чтобы Эм-Джи поддерживала его в наших спорах, и совсем другое – обманывать бедняжку.

Но что мне ей сказать? «Он пригласил тебя только ради того, чтобы ты поддержала его безумную идею»?

Я отказываюсь быть последней дрянью, поэтому растягиваю губы в вежливой улыбке и спрашиваю:

– А ты хочешь встречаться с ним?

Она становится пунцовой и кивает.

– Серьезно? – скептически произношу я. – Он же самая настоящая дива. Такая, что Мерайе Кэри даст сто очков вперед. Ты же это понимаешь, да?

– Понимаю. – У нее смущенный вид. – Но это только потому, что он неравнодушен к пению. А так он может быть хорошим, когда захочет.

Когда захочет? Она произносит это как девиз года, я же считаю, что люди должны проявлять доброту просто потому, что они добрые, а не ради выгоды.

Однако я держу это мнение при себе.

– Так ты боишься, – тактично спрашиваю я, – что если ты не согласишься с его идеями, Кэсс откажется встречаться?

Эм-Джи морщится.

– В такой формулировке это звучит очень жалко.

Гм, а какую еще формулировку она ждала от меня?

– Я просто не хочу, чтобы ты создавала трудности, понимаешь? – неловко бормочет девушка.

Нет, не понимаю. Совсем.

– Это же твоя песня, Эм-Джи. И ты не должна менять свое мнение ради Кэсса. Если тебе так же, как и мне, ненавистна эта идея с хором, скажи ему. Поверь мне, мужчины высоко ценят женщин, которые не боятся высказывать свое мнение.

Еще не договорив, я понимаю, что Мэри-Джейн Харпер не из таких. Она робкая и стеснительна и почти всегда прячется за пианино или сидит, скукожившись, в своей комнате в общаге и пишет песни о юношах, которые не отвечают взаимностью.

Да неужели! Меня вдруг осеняет. А не о Кэссе ли эта песня?

Меня тошнит от мысли, что, возможно, трогательная песня, которую я пою уже несколько месяцев, – о типе, которого я ненавижу всеми фибрами души.

– Она мне не ненавистна, – идет на попятный Эм-Джи. – Она мне не нравится, но я не считаю ее ужасной.

И в этот момент я со всей отчетливостью понимаю, что на зимнем конкурсе позади нас с Кэссом все же будет стоять трехъярусный хор.

Глава 13

Гаррет

Сегодня вечером я занимаюсь на кухне. Я в полном отчаянии после того, как Ханна «оценила» мое эссе. Она ушла от меня с приказом переделать работу, но что-то у меня это никак не получается. Ответ, черт побери, простой: если некто приказывает тебе убить миллион человек, ты отвечаешь: «Спасибо, я пас». Если же опираться на критерии, установленные этой бредовой теорией, получается, что у обеих сторон масса своих «за» и «против», и вот в этом я разобраться не могу. Кажется, я просто хреново ощущаю себя на чужом месте, и это обескураживает.

– Вопрос, – обращаюсь к вошедшему на кухню Таку.

– Ответ, – мгновенно отвечает он.

– Эй, я еще не задал свой вопрос, дубина.

Усмехнувшись, он моет руки, затем повязывает неоново-розовый фартук. На один из его дней рождения мы с Логаном и Дином решили пошутить и подарили ему этот чудовищный прибамбас под тем предлогом, что если он хочет быть наседкой при нас, цыплятах, то и выглядеть должен соответственно. На это Такер возразил, что в любой одежке, какую бы мы ему ни подсунули, он и так будет выглядеть полноценным мужиком, и с тех пор он носит этот проклятый фартук как символ своей мужской чести.

– Ладно, молчу, – говорит он, направляясь к холодильнику. – Что за вопрос?

– Вот смотри, ты нацист…

– Пошел ты знаешь куда! – перебивает он меня.

– Дай мне закончить, а? Ты нацист, и Гитлер только что приказал тебе совершить акт, который противоречит всему, во что ты веришь. Как ты поступишь? Скажешь: «Круто, босс, ради тебя я убью всех этих людей» или бросишь ему: «Да пошел ты» и подвергнешь свою жизнь риску?

– Я пошлю его. – Так замолкает. – Хотя нет. Я выстрелю ему в голову. Проблема решена.

Я издаю стон.

– Я-то понимаю! Но вот эта задница, – я указываю на учебник, лежащий на столе, – считает, что правительство существует не просто так и граждане должны доверять своему лидеру и подчиняться его приказам ради блага общества. Так что, в теории, имеется довод за то, чтобы осуществлять геноцид.

Такер достает из морозилки лоток с куриными ножками.

– Чушь.

– Я не говорю, что я согласен с этой линией мышления, но мне нужно как-то возразить этому типу. – Я раздраженно запускаю пальцы в волосы. – Ох, как люто я ненавижу этот предмет, если бы знал.

Так снимает обертку с лотка и ставит его в микроволновку.

– Пересдача в пятницу, да?

– Да, – мрачно отвечаю я.

Он неуверенно спрашивает:

– Ты играешь с «Иствудом»?

Я сияю: сегодня утром я получил официальное подтверждение от тренера, что в пятницу я точно выйду на лед. Очевидно, средний балл еще не завели в систему, это случится только в понедельник, так что в настоящий момент средний балл не ниже требуемого уровня.

А с понедельника, если оценка по этике окажется D или ниже, я буду сидеть на скамье запасных до тех пор, пока ситуация не изменится.

Быть в запасных. Господи. От одной мысли меня тошнит. Я же хочу привести свою команду к еще одной победе в «Замороженной четверке» и вывести ее в профессионалы. Нет, я хочу еще и состояться среди профессионалов. Хочу всем доказать, что попал туда благодаря собственным заслугам, а не потому что случайно оказался сыном знаменитого хоккеиста. Я всегда этого хотел, и сейчас мне становится плохо от осознания, что все мои достижения, все, ради чего я столько трудился, подвергается риску из-за какого-то дурацкого предмета.

– Тренер сказал, что играю, – отвечаю я, и Так с такой силой хлопает меня по ладони, что ее жжет.

– Да, черт возьми! – восклицает он.

На кухню входит Логан, у него из уголка рта свисает незажженная сигарета.

– Лучше ты здесь не кури, – предупреждает его Такер. – А то Линда надерет тебе задницу.

– Сейчас выйду, – обещает Логан, отлично зная, как рискованно злить нашу домохозяйку. – Просто хотел предупредить вас, парни, что сегодня к нам придут Берди и другие ребята смотреть игру с «Брюинз».

Я прищуриваюсь.

– Какие ребята?

Логан с невинным видом хлопает глазами.

– Ну, сам знаешь: Берди, Пьер, Холлис, Нико – если ему, конечно, удастся хоть ненадолго выбраться из-под каблука и сбежать из общаги. Гм, Роджерс и Денни. Еще Коннор. Ах да, Кенни и…

Я останавливаю его, прежде чем он успевает перечислить всех ребят из командного списка.

– Ты имеешь в виду всю команду, – сухо говорю я.

– Со своими девчонками, во всяком случае, те, у кого они есть. – Он переводит взгляд с меня на Така. – Это ж здорово, правда? Потусуемся, повеселимся.

– Если все придут со своим, тогда здорово, – говорит Так. – Раз будет Денни, советую тебе запереть бар.

– Можно переправить его содержимое в комнату Джи, – со смешком предлагает Логан. – Господь свидетель, он не выпьет ни капли.

Такер смотрит на меня.

– Бедняга. Когда ты научишься пить как настоящий мужчина?

– Эй, у меня прекрасные отношения с выпивкой. По утрам, после того как она одолеет меня. – Я ухмыляюсь, глядя на своих товарищей. – Кроме того, я ваш капитан. Кто-то же должен оставаться трезвым, чтобы держать вас в узде.

– Спасибо, мамочка. – Логан замолкает, потом качает головой. – Между прочим, мамочка – это ты, – говорит он Такеру, кивая на его фартук, а затем опять обращается ко мне: – А ты тогда будешь папочкой. Вы у нас такие домоседы.

Мы оба показываем ему средний палец.

– Ой, мамочка с папочкой сердятся на меня? – Он с наигранным ужасом охает. – Ребята, а вы не собираетесь разводиться?

– Пошел ты, – рычит Так, но смеется.

Микроволновка издает сигнал, и Такер достает размороженную курицу и принимается готовить ужин, а я делаю домашнее задание. И будь я проклят, если я не чувствую себя, как в аду.

Глава 14

Ханна

– Привет, Хан-Хан. – Элли делает мне сюрприз: приходит ко мне на работу и садится в мою кабинку. Когда рядом с ней садится Шон, я не могу сдержать улыбку. Они сели по одну сторону стола? Ого, наверное, у них и в самом деле на этот раз все серьезно, потому что так садятся только влюбленные пары.

– Привет, Ханна, – говорит Шон, обнимая Элли за изящные плечики.

– Привет. – Сегодня у меня не клиенты, а самые настоящие занозы в заднице, так что мне приятно видеть дружеские лица. – Выпьете что-нибудь, пока будете изучать меню?

– Молочный коктейль с шоколадом, пожалуйста, – объявляет Элли.

Шон поднимает вверх два пальца.

– И две соломинки, – подмигивая, добавляет он.

Я смеюсь.

– Вы, ребята, такие милые, что даже челюсть сводит.

Но я все равно рада видеть их счастливыми. Для члена студенческого братства Шон очень порядочен, и он, насколько мне известно, никогда не изменял Элли. Их расставания всегда случались по ее инициативе – она считала, что они еще слишком юны для серьезных отношений, – и каждый раз Шон проявлял к ней безграничное терпение.

Я готовлю молочные коктейли, затем с шутовским поклоном подаю им.

– Мадам, месье.

– Спасибо, детка. Кстати, послушай, – говорит мне Элли, пока Шон изучает меню. – Некоторые девчонки с нашего этажа завтра вечером устраивают киномарафон с Райаном Гослингом.

Шон стонет.

– Еще один фестиваль с Гослингом? Не понимаю, что вы находите в этом типе. Тощий как скелет.

– Он красивый, – заявляет Элли и смотрит на меня. – Ты в деле?

– Зависит от того, когда.

– У Трейси занятия до самого вечера, но к девяти она освободится. Наверное, примерно в это время.

– Черт, а я в девять занимаюсь репетиторством.

Элли мрачнеет от разочарования.

– А вы могли бы перенести урок на более раннее время? – Она изгибает брови и пытается соблазнить меня: – Вэл готовит сангрию…

Вынуждена признать, что все это действительно соблазнительно. Я давно не тусовалась с девчонками и не пила алкоголь. Да, на вечеринках я спиртное в рот не беру (по очень веской причине), но я совсем не прочь выпить.

– В перерыв я позвоню Гаррету, узнаю, сможет ли он освободиться пораньше.

Шон отрывается от меню, опять заинтересовавшись разговором.

– Значит, вы с Грэхемом теперь закорешились?

– Нет, это отношения «репетитор – ученик».

– Ну-ну, – хмыкает Элли и поворачивается к Шону: – Они самые настоящие друзья. Они пишут друг другу эсэмэски и все такое.

– Ладно. Мы друзья, – ворчливо говорю я. Когда Шон понимающе хмыкает, я сердито говорю ему: – Просто друзья. Так что выкинь все эти грязные мысли из головы.

– Ой, да ладно тебе, не обижайся. Он капитан хоккейной команды и меняет девчонок чаще, чем рулон туалетной бумаги в сортире. Ты же знаешь: все обязательно подумают, что ты – его очередная победа.

– Они могут думать что угодно. – Я пожимаю плечами. – Но у нас все по-другому.

Шона мои слова, кажется, не убедили, и я объясняю это тем, что он парень. Вряд ли в колледже найдется какой-нибудь парень, который поверит, что между мужчиной и женщиной могут существовать исключительно платонические отношения.

Я оставляю Элли и Шона и обслуживаю других клиентов. Когда наступает перерыв, я иду в подсобку и звоню Гаррету. Гудки звучат целую вечность, прежде чем он наконец-то отвечает, правда, его сердитое «Алло!» практически не слышно на фоне громкой музыки.

– Привет, это Ханна, – говорю я.

– Я знаю. Ну ты и тормоз: ведь у меня есть определитель номера.

– Я звоню спросить, мы можем перенести наше завтрашнее занятие?

По моей барабанной перепонке бьет хип-хоп.

– Извини, что?

– Мы могли бы завтра встретиться пораньше? – значительно громче, чтобы он меня услышал, говорю я. – У меня есть планы на девять, так что я хотела бы прийти к тебе в семь. Тебя устроит?

Его ответ тонет в оглушающем рэпе Jay Z.

– Ты где?! – уже практически ору я.

– Дома, – следует невнятный ответ. – Мы тут пригласили народ, чтобы посмотреть игру.

Дома? Судя по звукам, он в самом центре Таймс-сквер.

– Так ты придешь в девять?

Я сглатываю злость.

– Нет, в семь. Это нормально?

– Гаррет, пива мне! – врывается голос. По характерному техасскому акценту я понимаю, что это Такер.

– Подожди, Уэллси. Один секунд. – Я слышу шуршание, потом взрыв хохота. Возвращается Гаррет и говорит: – Ладно, тогда завтра в девять.

– В семь!

– Ладно, в семь. Извини, совсем тебя не слышу. Увидимся завтра.

Гаррет отключается, но я воспринимаю это спокойно. За прошедшую неделю я обнаружила, что Гаррет не утруждает себя прощанием, когда говорит по телефону. Сначала меня это раздражало, но потом я в некотором роде оценила его подход: ведь так экономится масса времени.

Я сую телефон в передник, иду в зал и сообщаю Элли, что завтра вечером я тусуюсь с ней. Она визжит от радости.

– Ура! Жду не дождусь, когда увижу своего Гослинга. Самый. Красивый. Парень.

– Между прочим, я сижу рядом, – бурчит Шон.

– Малыш, ты хоть видел, какой у него пресс? – спрашивает Элли.

Шон вздыхает.

* * *

На следующий день я прихожу к Гаррету ровно в семь. Прежде чем подняться наверх, я заглядываю в гостиную, чтобы поздороваться с Логаном и остальными. Логана в комнате нет, зато там сидят Так и Дин, и у обоих на лицах появляется озадаченное выражение, когда они видят меня.

– Привет, Уэллси, – неуверенно говорит Такер. – А чо ты тут делаешь?

– Подтягиваю вашего капитана, что же еще? – Закатив глаза, я делаю шаг прочь от двери.

– Тебе совсем не надо идти наверх, куколка! – кричит Дин.

Я останавливаюсь.

– Почему?

Его светло-зеленые глаза весело блестят.

– Ну… он, наверное, забыл.

– Так я поднимусь и напомню.

Спустя минуту я уже сожалею о том, что не прислушалась к Дину.

– Эй, ты, Грэхем, давай поскорей закончим с этим, чтобы я успела… – Открыв дверь, я замолкаю на полуслове и замираю, как олень, попавший в свет фар.

Меня охватывает дикое смущение, когда я фиксирую увиденное.

Гаррет лежит на кровати во всей своей прекрасной наготе… а верхом на нем сидит обнаженная девица.

Да, мисс Секс-бомба, совершенно голая в облаке белокурых волос, резко оборачивается при звуке моего голоса. Ее соски дерзко торчат вверх, но у меня нет времени оценивать достоинства и недостатки ее груди, потому что воздух разрезает пронзительный визг!

– Какого черта!

– Дерьмо. Мне очень жаль, – выпаливаю я, и захлопнув дверь, сбегаю вниз с такой скоростью, будто меня преследует серийный убийца.

Когда мгновение спустя я вваливаюсь в гостиную, меня встречают две ухмыляющиеся рожи.

– Мы же говорили, что тебе не надо туда ходить, – со вздохом говорит Такер.

Дин просто сияет от радости.

– Как прошло шоу? Нам здесь мало что слышно, но у меня такое чувство, что она крикунья.

У меня от унижения пылают щеки.

– Передайте своему похотливому дружку, чтобы он позвонил мне, когда закончит! Нет, не так. Скажите, что ему не повезло. Я ценю свое время, черт побери. Я отказываюсь заниматься с ним, если он не в состоянии придерживаться договоренностей.

С этими словами я гордо удаляюсь. Меня раздирают противоречивые эмоции – смущение и гнев. Невероятно. Валять дурака с какой-то девицей для него важнее, чем сдать экзамен? И какой идиот будет творить такое, зная, что я должна прийти?

Я уже на полпути к машине Трейси, когда дверь с грохотом распахивается и из дома вылетает Гаррет. У него хватило благоразумия хотя бы натянуть на себя джинсы, правда, рубашки на нем нет. И обуви тоже. Он спешит ко мне, и на его лице отражается причудливая смесь робости и досады.