Текст книги "Плохой парень (СИ)"
Автор книги: Екатерина Юдина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
Глава 52. Шесть
Отступление
Шесть лет назад. Санари-сюр-Мерн
Реми, поднимаясь на холм, находящийся на территории лагеря, прищурился от яркого солнца и, оказавшись на возвышении, оглянулся по сторонам. Лишь спустя несколько секунд увидел своего брата. Доминик лениво сидел на старой скамейке, одним локтем опираясь о спинку и кулаком подпирая голову.
– Опять смотришь на нее? – Реми подошел к брату, прекрасно понимая, что его взгляд был направлен на старую площадку, по которой из стороны в сторону расхаживала темноволосая девчонка. Она часто там бывала. – И чем она так привлекает твое внимание? Неужели влюбился?
– Не говори ерунды, – говоря это Дом не отвел взгляда от девчонки. Казалось, она совершенно не примечательная – с короткими волосами, в очках и с брекетами, но Доминик все равно постоянно смотрел на нее. Настолько часто, что это даже начал замечать Реми, хотя они были в разных группах и на территории лагеря виделись крайне редко.
– Может, мне пойти к ней и сказать, что у нее появился тайный поклонник? – Реми тоже сел на скамейку. – Хочешь, букет от тебя передам? Нарву на клумбе цветов и скажу, что это подарок от моего брата, который тайно, как псих наблюдает за ней?
Дом поднял руку и показал Реми средний палец, а тот лишь сдвинул брови на переносице и тоже посмотрел на девчонку. Вспомнил о том, как пару дней назад у нее отобрали очки и та сидела на бордюре и ревела. Дом тогда забрал очки и положил рядом с ней, но, прежде, чем она их надела, ушел.
Вот только Реми все равно не мог понять, нравилась она его брату или нет. Дом смотрел на нее, но какой от этого смысл? Он уже мутил с девчонками постарше, а тут непонятное нечто в очках и с брекетами.
Но факт в том, что Доминик первый ее заметил. Возможно, сам не понимал, по какой причине постоянно смотрел на нее и почему она сама все время попадалась ему на глаза. Куда не посмотри – везде она. Ее слишком много. Подобное должно было раздражать, а он, наоборот, искал ее взглядом. Это были первые пока что еще невнятные звоночки, но они, к сожалению, затихли даже толком не дав узнать о себе. Прочувствовать то, что могло начаться еще тогда. Пока что детское и невинное. Чистое, но искрящееся. Непонятное для обоих, но до дрожи и прерывистого биения сердца волнующее. А с возрастом уже более глубокое, многогранное и порочное. Безумное, но такое крепкое. Окончательно соединяющее.
А все потому, что Доминику пришлось покинуть лагерь и причиной этому являлся Реми.
Реми и Доминик были абсолютно разными. Младший брат более взрывной. Старший – хладнокровный и вдумчивый. Их отец любил обоих сыновей, но пока что мог гордиться только Домиником. Тот рос достойным человеком. Идеальные показатели по учебе. Характер твердый и не склоняемый. Во многом он так сильно был похож на своего отца. Человека, которого боялись и уважали и уже сейчас Дом помогал отцу в его работе. Часто сопровождал поездках, как по Франции, так и за ее пределы. Постепенно, пусть и не полностью, но все же вникал в суть дела. Занимался этим так же и потому, что хотел, чтобы у его брата было больше свободы. Пусть чуть дольше побудет ребенком, а потом, если тоже захочет начать вникать в суть дела их отца, Доминик сам многое расскажет и объяснит.
Несмотря на разницу в характерах, эти два брата были очень близки друг другу. Реми обожал Доминика. Восхищался им и всегда беспрекословно слушался. Дом тоже любил младшего брата. Во всех ситуациях был на его стороне и постоянно защищал.
Так и тогда, шесть лет назад, когда Реми в лагере совершил одну грубую ошибку, Дом прикрыл его. Воспитателям сказал, что это его рук дело.
– Тебе не нужно было заступаться за меня, – тогда сказал Реми. Казалось, что говорил зло, но на самом деле за гневом скрывал волнение за брата. – А если тебе это запишут в личное дело? Хочешь себе будущее испортить, из-за меня?
– Придурок. Ничего мне не будет, – Доминик солгал. На самом деле будет. Например, отец придет в ярость, но Дом ни на секунду не усомнился, что поступил правильно, взяв вину на себя. Он как-нибудь переживет ярость отца и запись в личное дело, а вот Реми за такое вполне вероятно выгнали бы из колледжа. Конечно, их отец мог замять дело – денег и влияния хватило бы, чтобы решить ситуацию по щелчку пальца, но он никогда подобного не делал. Учил сыновей, что не всегда деньги могут помочь решить трудные ситуации из-за чего они всегда должны обдумывать свои поступки, или быть готовыми к любым трудностям. Он воспитывал их сильными и самостоятельными. Он формировал в них людей.
– Я сделал это. Значит, возьму на себя ответственность и приму все последствия, – Реми сдвинул брови на переносице. Говорил твердо.
– Забей. Но в будущем будь осторожнее и умнее, – Дом улыбнулся и растрепал Реми волосы, прекрасно зная, как его младшего брата подобное бесило. Но он, правда, очень сильно любил его.
В будущем Доминик несколько раз приезжал в Санари, чтобы навестить Реми в лагере. Тогда, разговаривая с братом, он узнал, что Реми начал общаться с той девчонкой. Изначально мальчишка просто пытался понять, чем это невзрачное нечто привлекло внимание его старшего брата, из-за чего начал ходить к ней на заброшенную площадку, а со временем они стали проводить вместе очень много времени. Реми тянуло к ней.
Наверное, Доминику должно было быть безразлично то, что Реми теперь был рядом с той девчонкой, ведь для Дома она так и осталась незнакомой. Можно сказать, что для него была никем, но неожиданно для себя он ощутил злость. Непривычную, но режущую. Вот только, все равно качнул головой, прогоняя эти непонятные ощущения и теперь уже он иронично спросил у брата:
– Влюбился?
– Конечно, нет, – Реми фыркнул. – Нужна она мне. Просто, когда скучно, хожу к ней.
А Доминик все равно видел, что его брат точно что-то испытывал к той девчонке и посчитал, что, наверное, это к лучшему. Реми к ней по возрасту чуть ближе и, возможно, они смогут нормально дружить. Только, в груди нечто зудело. Сжигало. Особенно, когда Дом в очередной раз навещая Реми, увидел ту девчонку. Она махала его младшему брату и улыбалась ему, хотя Дом помнил, что из-за брекетов она не улыбалась. Видно, они действительно хорошо подружились.
В груди начало сильнее жечь, но вскоре это ощущение накрыли другие. Наступил тот день, когда им сообщили – Реми Моно исчез. С тех пор начался ад.
Что происходит, когда слышишь, что брат исчез? Надеешься, что его вот-вот найдут, но в уголках сознания все пылает от понимания, что все это может закончиться очень плохо. Но все же, как идиот веришь в чудо, хотя отец показал мир достаточно хорошо, чтобы возникло понимание – чудес не бывает. Доминик это особенно хорошо ощутил, когда убили папу. Он был сильным мужчиной. Казалось, даже всемогущественным, но не бессмертным. И так дико было осознавать, что его больше нет. Что отец, больше не возьмет Доминика с собой в деловую поездку и, пока они будут сидеть в частном самолете семьи Моно, рассказывать то, что в будущем несомненно поможет его сыну. Уже больше ничего этого не будет.
Отца не стало через семь дней после того, как исчез Реми, но мужчина за эту неделю сделал все, чтобы найти своего младшего сына. Не получилось и из этого следовало понимание – скорее всего, Доминик больше не увидит Реми живым. И это в очередной раз било по сознанию. В подобное не хотелось верить.
И тот день, когда Доминик снял свою мать из петли. Держал ее на руках и просил прийти в себя. Не понимал, почему скорая приехавшая на вызов не пыталась ничего сделать. Не желал принимать то, что мама мертва, хотя это было заметно даже внешне. А потом те слова жандарма и Доминик сорвался. Ничего не соображал и не понимал, но бил с желанием убить.
Очень многие пытались не дать ему попасть в колонию. Оставшись единственным из Моно, он был очень важен, но случай с избитым жандармом облетел все новости и уже ничего нельзя было сделать. Тем более, жандармерия, зная чей сын Доминик, первоочередно ставила задачу отправить его в колонию. Удерживать его там, а затем отправить в тюрьму. Сделать все, чтобы семья Моно никогда не возродилась.
Свои все так же пытались достать Доминика, или хотя бы улучшить ему жизнь в колонии, но там он был для них недоступен. Да и Моно ни на чью помощь не рассчитывал. Все, кто был для него важен умерли. Его самого больше не было. В груди пусто и уже больше не возникало ощущения, что он действительно жил. Скорее, просто существовал.
В колонии их учили одному – они не люди. Зверье, сволочи, твари, но точно не люди. Повторяли это день за днем и подобные слова так отлично вторили жестким и жестоким внутренним правилам колонии. Там слабые не выживают. Они ломаются.
Моно не был слабым и на тот момент уже остался без души. В колонии превратился в чудовище. Больше ничем не дорожил. Никого не жалел. Да и это было не то место, где можно было испытывать нечто такое. Все хорошее, что было в парне просто атрофировалось. Этого больше не существовало. Он и правда больше не был человеком.
Когда ему исполнилось восемнадцать, Доминика должны были отправить в тюрьму, но в это время в его судьбу вмешался Готье Прежан. На тот момент все забыли про Доминика. Он был важен, но все же являлся лишь пятнадцатилетним парнем, когда попал в колонию и многие считали, что то место его сломает. Особенно, учитывая то, что в этом были заинтересованы жандармы. Прежан был единственным, кто все еще верил в Доминика и, как только получилось, достал его на свободу.
Тогда Доминика привезли к Прежану. Сидя в его кабинете, мужчина говорил про будущее, но Моно отказался. Поблагодарил месье Прежана за свободу и ушел.
Доминик прекрасно помнил, как спустя три года проведенных в колонии, впервые шел по Парижу, как опять свободный человек. Хотя… он ведь больше и человеком не являлся. Одичалый зверь. И, нет, на свободе он себя живее не почувствовал. Для этого мира он стал другим.
Первую ночь своей свободы он провел в Монсо. Парк в это время не работал, но Доминика это вообще не волновало. Он лежал на траве, курил и смотрел на небо. Как раз был январь. Жуткий холод, но после колонии Моно его не чувствовал. То место закалило. И на газоне очень даже хорошо. Он мягче, чем кровать Доминика, на которой он провел последние три года.
Вскоре он нашел работу – разгружать фуры. Больше никуда его не брали, а тут не спрашивали ни документов, ни имени. Единственное, что требовалось – прийти, разгрузить, получить деньги за смену. Так он работал. Спал где получалось. Ел примерно так же, если вообще не забывал. Уже теперь он жил такой жизнью. Для него она стала привычной.
Со временем нашел себе квартиру в Шампиньи. На первом этаже около пустыря с отдельным выходом. Внутри она выглядела ужасно, но Моно понимал, что немного позже сделает небольшой ремонт, а так лучше, чем на улице, значит сойдет. Нормально, чтобы иногда приходить сюда для того чтобы поспать.
Доминику нравилось гетто. После колонии оно для Моно было привычным и, несмотря на то, что говорят, что в гетто не переезжают – там рождаются, Шампиньи принял Доминика. Правда, для этого пришлось покалечить множество жизней. Тех, кто был против вторжения опасного чужака на привычные районы. Но Моно легко занял свое место и жил дальше. Без души и жалости.
Поступил в университет. Понимал, что вечно не будет жить в гетто, но ему не нужна ничья помощь – он всего добьется сам. Хотя все же иногда виделся с Прежаном, который все еще присматривал за Домиником, как за своим сыном. Моно же в нем видел своего второго отца.
Часто они сидели в кабинете месье Прежана и играли в шахматы. Разговаривали. Хотя, со стороны выглядели странно. Вернее, это больше касалось Доминика. Будучи одетым в мятую футболку и потрепанные джинсы он никак не вязался с этой роскошной обстановкой. Хотя знающий человек увидел бы то, как Моно держался. У него теперь другие повадки, но многое все же показывало, что парень вырос и долго жил в такой обстановке.
– Скажи, разве тебе нравится жить в гетто? – как-то спросил Прежан. – Работать грузчиком? Твой отец не желал бы тебе такой жизни. Ты заслуживаешь большего.
– Меня все устраивает, – Моно окинул взглядом шахматную доску. У него было превосходное врожденное комбинационное зрение и Прежан понимал, что рано или поздно Доминик начнет побеждать.
Моно не врал. Его действительно все устраивало. Он привык к такой жизни. К той, в которой он больше не являлся человеком. Вернее, так было ровно до одного дня. Когда к нему не подошла одна девчонка.
Тогда, будучи в Шампиньи, Доминик стоял около своей машины и разговаривал по телефону. Один человек сдавал Моно некоторых парней, которые в подвальном баре толкали то, что в гетто запрещено. А, значит, Доминик вечером вместе со своими наведается туда и будет тот гребанный подвал залит кровью.
Моно договорил и положил телефон в карман, после чего собрался идти к своим, как, внезапно, ему преградила дорогу какая-то девчонка.
– Прости, ты же идешь в ту сторону? – спросила она и махнула вперед рукой.
Эта девушка стала его проклятием. Или, наоборот, он стал ее личным чудовищем, ведь она просто хотела попросить, чтобы он провел ее по улице, а закончится все тем, что Доминик не даст ей уйти даже если она захочет это сделать.
И Моно прекрасно помнил, как она его ломала. У него уже было множество девушек. Ни одних серьезных отношений, но тех, с кем он просто спал – полно. Порой он проводил ночи сразу с несколькими девушками. Доминик был перенасыщен сексом, но смотрел на эту первокурсницу, и хотел ее так, что это было даже больно. Будто он вообще впервые увидел девушку и порой ему казалось, что его нужно изолировать от нее. Иначе Моно не выдержит и сорвется. Эта жажда ее тела была выше самоконтроля.
Доминик не понимал настолько сильного физического влечения. Секс это просто секс. Захотелось – взял какую-то девушку и стало легче. Но, нет, тут какая-то не подходила. Нужна была именно эта. А Моно все равно пробовал переключаться. Не помогало. Брал других девчонок, а представлял эту. А потом в университете видел ее и, стоило ей, наклониться, чтобы была хоть немного видна грудь, или становилась так, что одежда сильнее обрисовывала фигуру, как у Моно тут же вставал. И мысленно он с ней делал такое, что, если бы она сама об этом узнала бы – испугалась.
Но Доминику нужен был не только секс. Это он понял немного позже. Когда уже смирился с тем, что его к ней невыносимо тянуло. Он хотел ее всю. Как свою женщину. Целиком и полностью. И, как мужчина дать ей достойную, счастливую жизнь. Он сможет. Главное, чтобы и она была рядом, ведь и для него она была чем-то большим, чем просто девушкой. Той, рядом с кем он опять почувствовал себя человеком. Начал жить. Ощутил в груди бурление, а не пустоту.
Он ею болел и он ею дышал. Был одержим, как своим единственным, но таким ценным сокровищем.
Она была для него всем и как же невыносимо понимать, что для нее он таковым не являлся. Каждая фраза про у*бка подобна ножу в спину – сотням жутких ран и агрессии вспыхивающей в сознании. Доминик правда хотел его убить. Сделать так, чтобы у*бка больше не существовало, но понимал, что она о нем меньше думать не станет. Может, она любит у*бка? Хочет вернуться к нему? Но Моно не даст этого сделать. Не сможет. Но уже сейчас он злился и душа опять черствела.
Глава 53. Серьезность
Я изо всех сил прижималась к Доминику и так же отчетливо ощущала то, насколько крепко он держал меня в своих руках. После моих последних слов, он пальцами сжал подбородок и заставил поднять голову. Посмотрел в мои глаза, а я, подавшись вперед, своими губами коснулась его.
– Я не хочу, чтобы ты думал, что у меня есть кто-то важнее тебя, потому, что это не так, – говорила негромко, но очень твердо. Вновь поцеловала. Так непривычно было первой тянуться к нему, но мне нравилось это делать. Правда, пока что еще ощущалось то смущение, которое сейчас сковало меня, но я все равно, раз за разом, украдкой целовала Моно. Своей грудью прижалась к его торсу и поерзала от того, что тело обивало языками пламени. Стало очень сильно жарко.
– Не говори того, в чем не уверена, – Моно рыкнул и сжал меня в своих руках с такой силой, что все тело болезненно заныло. Я охнула и прогнулась в спине. После чего своим лбом коснулась его и тихо спросила:
– Как мне это доказать?
– Что?
– То, что я уверена в каждом произнесенном слове. Ты мое все, – я сильнее обняла Доминика и вновь губами коснулась шеи. Поцелуями поднималась выше – к скулам. При этом, так отчетливо ощущая, насколько сильно было напряжено тело Доминика. Словно камень. И его дыхание – настолько глубокое, что я отчетливо чувствовала, как вздымался крепкий торс.
Я сделала короткий вдох и потянулась к его губам. Хотела украсть еще один поцелуй, но Моно первый набросился на мои губы, жадным, диким и истязающим поцелуем, вместе с которым меня пробило разрядом тока и сознание поплыло от наваждения. Того буйства жажды, которое истязало самого Моно и теперь постепенно переходило на меня. Рядом с ним всегда так. Одно мгновение и я вспыхивала, словно спичка, но в его руках горела дико и безумно.
– Докажи, – рыкнул в мои губы, прикусывая нижнюю и немного оттягивая ее, а потом опять целуя.
– Как? – спросила прерывисто. Сейчас не узнавала собственный голос, но уже вовсю выгибалась в спине и до побелевших костяшек сжимала мокрую от дождя ветровку Моно. Тело невыносимо ныло и пылало, словно в лихорадке, а сознание пустело, но от прикосновений рук Доминика, по коже пробегало острое и тягучее покалывание. Новые вспышки тока, от которых внизу живота все тянуло. Пусть и стыдно было это признать, но мне хотелось большего. Чтобы Доминик меня взял, но жутко смущалась произносить это вслух. Единственное, что могла, это опять поерзать и потереться о Моно. При чем, делала это неосознанно – тело вообще двигалось само по себе, но Доминик от моих движений, оскалился и, казалось, его член стал еще больше и тверже, хотя, казалось, он и так был возбужден до предела.
– Выйди за меня, – сказано в губы, опять целуя. Жадно и безумно. – Стань моей навсегда.
А я сразу не поверила в то, что услышала. Подумала, что мне лишь почудилось, но слова подобно кипятку обожгли тело. Вспыхнули в моем сознании пламенем.
– Ты пошутил? – спросила, разрывая поцелуй. Неловко улыбнулась, а Доминик, вновь набрасываясь своими губами на мои, рыкнул:
– Ты считаешь, что я сейчас могу шутить? – Моно сжал мое бедро с такой силой, что, казалось, пальцами на бледной коже оставил покраснения.
– Нет, но… Мы же встречаемся несколько дней, – неловко прошептала, все еще не веря в то, что Доминик говорил серьезно.
– Считаешь, что наши отношения когда-нибудь прекратятся?
– Нет… – отрицательно качнула головой. При слове «прекратятся», сердце болезненно сжалось. Стало страшно. – Но, Доминик…
– Тогда какая разница станешь ты моей женой сейчас или через несколько лет? Дай ответ.
Его руки скользили по мне. Уже взобрались под кофту и касались обнаженной кожи, давая ощутить сильный контраст температуры – его ладони после улицы холодные, но прикосновения такие горячие. От этого сознание еще сильнее дурманилось, но было взвинчено словами Моно. Мысли разрывались и непонятно, как соединялись и я с замиранием сердца, думала, каково это быть женой Доминика Моно? Почему-то, это до безумия манило, словно тогда все встанет на свои места и будет, так как должно быть. А, с другой стороны, вновь думала о том, что мы еще так молоды. Знаем друг друга не так уж хорошо и наши отношения начались недавно. Да и вокруг нас происходит непонятно что.
Но, когда Доминик опять меня поцеловал, заставляя выгибаться, стонать и сильнее прижиматься к нему, я послала все свои мысли к чертям и просто прошептала:
– Я согласна. Хочу быть твоей женой.
На мгновение Доминик замер и посмотрел мне в глаза и от этого зрительного контакта, казалось, воздух запылал и сердце забилось настолько быстро, будто пыталось выскочить из груди. Я не понимала, что в это мгновение творилось в голове Моно, но его взгляд дурманил. Доводил до сумасшествия и ломки, а я в очередной раз понимала, что пропала в Доминике.
– Повтори, – прохрипел, вновь целуя. Медленно, но глубоко, выворачивая мою душу наизнанку и будто бы лишь поцелуем подчиняя себе.
– Хочу быть твоей женой, – прошептала и немного растеряно охнула, когда Доминик после этих слов отнес меня в спальню.
Положил на кровать и я, приподнявшись на локтях, с замиранием сердца смотрела на то, как он снял с себя толстовку, а потом кофту, обнажая торс. Взъерошил ладонью мокрые волосы, убирая с них лишнюю влагу и одним коленом встал на кровать, из-за чего матрас сильно прогнулся. Уже вскоре полностью навис надо мной. Снял с меня кофту, а потом и нижнее белье. Вернее, практически сорвал и трусики чуть не порвал.
Я еще пока что полностью не привыкла и под взглядом Доминика, рефлекторно прикрылась ладонями, но он убрал мои руки. Прижал их к кровати.
– Я хочу тебя видеть, – Доминик губами коснулся моей ключицы. Слегка прикусил ее. Возможно, сказал это потому, что так же заметил в моих глазах желание выключить свет.
– А я не хочу, чтобы ты смотрел. Это смущает, – тихо сказала и не смогла сдержать громкого стона, когда губы Доминика коснулись груди, целуя ее так, что у меня вновь все тело пробило разрядами тока. Острыми, но приятными настолько сильно, что казалось, нечто подобное может свести с ума своей силой и мощью.
– Я и так уже видел тебя голой, – сказал он, продолжая целовать грудь.
– Вот именно. Ты меня уже видел обнаженной. Ничего нового не увидишь. Выключи свет, – я приподнялась на локтях, но Моно опять повалил меня на кровать.
– Не насмотрелся, – сказал, прикусывая сосок, а я разомкнула губы и вновь простонала, после чего задрожала, слыша звук расстегивающегося ремня.
– И когда насмотришься?.. – не договорила. Голос сорвался в громкий стон, когда я лоном почувствовала возбужденную плоть Доминика. Одно мгновение и он сразу сделал движение вперед. Пока что с толикой сдержанности, но сильно и с жаждой.
– Никогда, – рыкнул, проникая в меня глубже. Еще двумя толчками наполняя полностью и заставляя прогнуться. Извиваться на одеяле и сминать его дрожащими пальцами. Чувствовать, как тело горело и ныло, словно в лихорадке и с губ срывались стоны за стонами от ощущения новых движений Доминика. Таких безумных. Сводящих с ума.
Одна его рука скользнула по телу. Прошлась по бедрам и животу, после чего сжала грудь. Каждое касание подобно извергающемуся вулкану и поцелуи, как мой личный апокалипсис, в котором я горела, так сильно ощущая, как огоньки опаляли кожу, будто бы вовсе оставляя на ней ожоги. В какой-то момент не выдержала и закрыла глаза, руками обвивая шею Моно, а он поцеловал так, что всколыхнулось сознание, после чего отстранился. Вышел из меня.
Тело пробило ощущением неудовлетворенности и я замычала, а Доминик поднял меня, так, словно я ничего не весила и поставил на колени. Сжал талию и вновь вошел, с одного движения полностью наполняя собой. Начиная двигаться так, что тело задрожало и, если бы парень не удерживал меня, я бы упала, Моно наклонился и поцеловал мне шею сзади, поцелуями спускаясь немного ниже.
– Доминик… – не выдержала и прокричала его имя во время очередного очень глубокого движения, но почти сразу закрыла рот ладонью, но Моно убрал мою руку. Находясь полностью во мне, наклонился и, торсом касаясь моей спины, сказал:
– Хочу тебя слышать.
Я отрицательно качнула головой, но не успела ничего сказать. Доминик почти полностью вышел и с новым толчком наполнил собой и так раз за разом. Заставляя меня забыть кто я и где находилась, но отчетливо понимать, что я в руках Моно и в это самое мгновение полностью ему принадлежала. Сама до безумия желала этого. Стонала и кричала его имя. Ощущала грубые ладони на своем теле и новые движения, от которых по коже волнами проходили импульсы и казалось, что уже вскоре они достигнут своего пика. Вернее, так и произошло. Я первая дошла до грани и перешагнула через нее. Задрожала всем телом не в состоянии унять огонь, который пылал внизу живота, но еще некоторое время так отчетливо ощущала движения Доминика. Была уже не в состоянии реагировать на них, но каждый толчок парня усиливал импульсы пробивающие них живота. Продлевал их, из-за чего мне казалось, что этот момент растянулся в вечность, но как же хорошо мне было и хотелось, чтобы он не кончался.
***
После этой близости я ощущала сильную, но такую приятную слабость. Наверное, с удовольствием легла бы спать, при этом положив голову на плечо Моно, но все же поплелась в ванную принимать душ. Пока стояла под струями теплой воды не заметила того, что в комнату вошел Доминик. Уже вскоре присоединился ко мне, но все же в ванной я провела больше времени, а когда вышла в коридор, увидела, что Моно стоял около плиты. В руке держал тарелку и, приподнимая крышки, смотрел на то, что я приготовила. Понемногу брал всего, а я радовалась, что мы успели купить две небольшие кастрюли. Иначе бы сегодня было трудно готовить. Поймала себя на мысли, что с тех пор, как стала жить с Моно, мне действительно нравились вот такие домашние хлопоты. А все потому было приятно создавать уют. Для Доминика. Для нас.
– Тебе точно ничего не будет за то, что ты избил Бенуа? – я тоже подошла к плите и поставила на огонь чайник. Есть не хотела, а вот чая выпила бы с удовольствием.
– Ничего, – с безразличием ответил Моно, поднимая крышку на сковороде. – Кроме того, что мне нельзя две недели приходить в университет.
– Как? – я опешила. – А как же учеба?
Было видно, что Доминика этот момент вообще не волновал. Судя по всему, он не собирался переживать из-за того, что его отстранили от учебы на две недели. А я волновалась и, вспомнив кое-что важное, села за стол рядом с Домиником и сказала:
– Я боюсь ходить в университет без тебя.
– Я буду рядом.
– Но тебе ведь сказали вообще не приезжать в университет?
– Плевать, – вновь с безразличием. Доминика явно не волновали правила, а я очень сильно переживала за него.
– Если у тебя потом будут проблемы с учебой, я не знаю, что буду делать, – буркнула.
– Их не будет, – Доминик поднял на меня взгляд и почему-то в этот момент я поняла, что безоговорочно верю парню. Но все же опустила голову и, ненадолго закрыв глаза, решила наконец-то рассказать о том, что так же меня пугало и, при этом, оно по своему касалось учебы:
– Тот, кто притворяется Реми, опять мне написал.
– Что написал? – Доминик сдвинул брови на переносице. Его взгляд ожесточился.
– Я сейчас покажу сообщения, – после этих слов я сходила в спальню, где оставила телефон и, вернувшись на кухню, протянула его Доминику. – Я с ним немного попереписывалась. Но там есть обращение и к тебе.
Сжав ладонями край кофты, в которую была одета, я смотрела на то, как Доминик читал сообщения. То, как его глаза стали еще более черными и в них запылало опасное безумие. Дикость и агрессия, которые я ощущала кожей.
Моно вернул мне телефон и, забрав его, я заметила с какой силой Доминик сжимал вилку в кулаке. Погнул ее.
– Я хотела спросить, – очень тихо прошептала. – Я почти ничего не знаю о твоей семье, но… ведь не может же быть такого, что твой брат жив и при этом тебе об этом ничего не известно?
– Не может, – коротко ответил Доминик, а я смогла лишь кивнуть.
Как раз закипел чайник и я пошла готовить себе чай. Потом села за стол с чашкой и, опустив голову, спросила:
– Я тоже понимаю, что это не Реми, но все это так дико. Зачем кому-то писать нечто такое? То, что ты меня поделишь с кем-то, – пока говорила это, ощутила, как по спине скользнул холодок. – То, что сам захочешь это сделать, – произнесла еще более тихо. С нотками страха.
– Посмотри на меня, – я сразу не отреагировала и Доминик сжал мою ладонь в своей. – Посмотри.
Я все же подняла растерянный взгляд и, встретившись им с глазами Доминика, услышала его слова:
– Ни с кем делить тебя я не собираюсь.
Я прикусила губу и кивнула, после чего, стараясь делать спокойный вид, отпила чай. Пока что больше не хотела отвлекать Доминика. Ему следовало поесть.
***
Постепенно шли дни. Я решила пока что не ходить в университет, хотя сама ненавидела прогулы. Но, посчитала, что если три или четыре дня не появлюсь на учебе, ничего страшного не произойдет, хотя, возможно, за это время пройдет критичность ситуации. Может, даже станет ясно, кто мне пишет от лица Реми.
А пока что я занималась домашними делами. Еще читала книги и повторяла конспекты. Ждала Доминика с работы.
Пока его не было дома, мне становилось не по себе. Я постоянно настороженно смотрела в окно и, видев там ракаи, собирающихся около квартиры Доминика, пугалась еще сильнее. Со временем стала замечать, что собирались они около дома только когда Моно был на работе, когда он возвращался – парни уходили. Это меня очень сильно настораживало из-за чего я решила рассказать про наблюдения Доминику, но он сказал, что мне этих парней бояться не стоит. Они никогда и ничего мне не сделают.
– Не знаю. Я уже поняла, что не стоит ждать ничего хорошего от тех, кто живет в гетто, – буркнула, но мысленно подметила, что мне самой начинал немного нравиться Шампиньи. Наверное, он привлекал своей открытостью и дикостью.
Прошел еще один день и, просыпаясь утром, я услышала, как Доминик разговаривал по телефону. Очень сильно удивилась, уловив обрывки фраз. Оказалось, что Моно узнавал, что нужно, чтобы расписаться.
– Ты был серьезен, когда говорил про женитьбу? – спросила, как только Доминик вернулся в спальню. Не собиралась скрывать то, что услышала телефонный разговор.
– Ты все еще считаешь, что я о таком буду шутить? – Моно окинул меня мрачным взглядом.
– Нет, но… Это все равно неожиданно. И немного странно, – прошептала, просто не зная, что еще сказать. Я не считала те слова Доминика о женитьбе чем-то несерьезном, но для меня они больше были, как фразы сказанные во время страсти. Может, проверка того, захочу ли я стать его женой. А тут все более чем серьезно. И я бы не сказала, что не хотела быть Нану Моно. Просто растерялась, ведь все продвигалось так быстро. Некоторые пары к браку идут годами, а мы даже недели не встречались. Поэтому я была немного растеряна. Зато Доминик шел напролом.
Тем более, в этот же день ближе к обеду, когда мы с Домиником ехали в маркет за продуктами, ему позвонили.
– Триаль сказал, что ты для себя узнавал про роспись. Говорит, ты жениться собрался, – донеслись слова из динамика, когда Доминик ответил на звонок. Я не знала, кому принадлежал этот голос, но говорил явно уже взрослый мужчина. Судя по голосу уверенный, самодостаточный и жесткий. Лишь спустя время я поняла, что это был Готье Прежан.
