Текст книги "Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана"

Автор книги: Екатерина Глаголева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

У попавших в руки пиратов не было шансов воззвать к суду. С европейцами разбойники по большей части поступали гуманно: тех, кто не сопротивлялся, отпускали, оставив двух-трех человек, за которых можно было получить выкуп либо использовать в качестве специалистов или слуг; тех же, кто отчаянно сражался, лишали всего имущества. Врагов, пытавшихся уничтожить свой корабль во время боя, вешали, но позднее казнь заменили поркой.

В 1688 году французский капитан Массерти предложил испанскому губернатору обменять пленных на провиант, однако тот отказался вступать в сделку с флибустьерами. «Мы удовлетворились тем, что отрубили головы двоим, а остальных отправили с письмом к губернатору, сообщив ему что не мы, а он повинен в смерти этих людей, ведь ему ничего не стоило спасти им жизнь», – записал капитан в своем дневнике.

Захватив торговое судно, флибустьеры спрашивали у матросов, хорошо ли обращался с ними их хозяин. Если, по их словам, капитан любил распускать руки, одну ему отрубали. Офицеров привязывали к грот-мачте, бросали в них битыми бутылками и пороли кнутом. Но если команда была довольна своими командирами, тех отпускали с миром. Однажды пиратский предводитель хотел предать смерти капитана торгового судна, который отчаянно защищался. Однако один из флибустьеров этому воспрепятствовал, сказав, что сам ходил в море с этим капитаном и может засвидетельствовать, что тот добр и справедлив. Его помиловали, тем более что он предложил флибустьерам выкупить свой корабль и груз. Поторговавшись, договорились о цене и разошлись.

В 1723 году команда капитана Джона Эванса захватила вблизи берегов Аргентины двухсоттонное судно «Лукреция и Катерина» под командованием капитана Миллза. Пираты начали было расспрашивать матросов о том, как вел себя с ними капитан, но Эвансу это быстро наскучило: «Зачем нам разыгрывать тут реформаторов, если нам нужны деньги?» Он спросил у пленных, хорошо ли капитан их кормил. Те ответили, что хорошо. «Ну так должен же он был заставлять вас и работать!» – подвел Эванс итог «судебному разбирательству» и велел приступить к грабежу.

Зато в команде Бартоломью Робертса была особая должность – «вершитель правосудия». Он должен был выслушивать жалобы захваченного экипажа и решать, каким образом наказать офицеров. Впрочем, он же выступал и в качестве вербовщика, ведь после публичного обличения командиров у матросов не оставалось другого выбора, кроме как примкнуть к пиратам. Кристофер Кондент тоже любил исполнять роль судьи. Если команда захваченного им судна высказывала какие-то претензии в адрес своих офицеров, Кондент приказывал выпороть последних и окунуть в уксус.

Английские капитаны XVI века (Клинтон Аткинсон, Томас Роуз, Джон Кэллис) применяли пытки по отношению к пленным: вставляли им между пальцами ног зажженные спички, затягивали жгуты на голове и гениталиях. Томас Кавендиш и Фрэнсис Дрейк применяли тиски для сдавливания больших пальцев. Протестанты особенно жестоко обращались с католиками-испанцами: даже если жертва сообщала все требуемые сведения, ее могли замучить до смерти. В 1570 году Жак Сор де Флок, убежденный гугенот, поклявшийся до самой смерти воевать с католиками-испанцами, чтобы отомстить за гибель своего друга Жана Рибо, [32]32
  Жан Рибо (1520–1565), уроженец Дьепа, был прекрасным моряком. Адмирал Колиньи, глава французских протестантов, поручил ему и капитану Рене гулену де Лодоньеру основать гугенотскую колонию в Америке. Добравшись до берегов Флориды, они основали там колонию Пор-Рояль и вернулись в Дьеп, но поселенцы разбежались; оставшихся привезли на родину англичане в 1564 году. На следующий год Лодоньер вернулся во Флориду, узнал о крахе колонии и решил основать новую – Каролину, в честь французского короля Карла IX. Но недисциплинированные матросы не желали становиться поселенцами и своими пиратскими вылазками спровоцировали испанцев с Антильских островов, которые поклялись уничтожить колонию. В это время приехал Рибо с 900 поселенцами. На него напала испанская эскадра под командованием Педро Мелендеса де Авила; все были перебиты, лишь Лодоньер сумел выйти в море и вернуться во Францию.


[Закрыть]захватил вблизи города Пальма-де-Мальорка португальский корабль, на борту которого находились четыре десятка миссионеров-иезуитов, направлявшихся в Бразилию. «Ступайте на дно морское и служите там папистскую мессу!» – воскликнул корсар и приказал сбросить монахов с кормы в море вместе с дароносицами и прочей церковной утварью. Голландцы из команды Хьюго Шампендама вспороли живот монаху-францисканцу и выпустили ему кишки. Франсуа Олоне и люди Моргана использовали пыточные скамьи – правда, брали их из испанских тюрем и применяли к испанцам орудия их же инквизиции.

Все обиды, накопленные за время мирной жизни в Европе или колониях, флибустьеры вымещали на пленниках, превосходивших их по своему социальному статусу. Гугеноты, подвергавшиеся преследованиям и унижениям во Франции Людовика XIV, устраивали скачки на монахах, если на захваченном корабле оказывались миссионеры-католики. Испанцы распинали захваченных в плен французов на мачтах. Бывшие английские чернорабочие заставляли богатых купцов и работорговцев пить горячительное до потери пульса или бегать вокруг мачты, подгоняя их хлыстом.

В 1721 году Бартоломью Роберте захватил французский военный корабль, на борту которого оказался губернатор Мартиники, – губернатора повесили. В том же году его добычей стали 11 кораблей, перевозивших рабов; пират запросил выкуп – по восемь фунтов золотого порошка за корабль. Один из капитанов отказался платить, и Роберте сжег корабль вместе со всем, что на нем было, включая экипаж и рабов. В газетах того времени появлялись сообщения о том, как команда «Черного Барта» расправляется с пленными: одних запороли до смерти, другим отрезали уши, третьих подвесили на ноках рей и стреляли по ним, как по мишеням.

Говорят, что, когда команда корабля «Ройал Ровер» («Королевский пират») избрала Робертса своим капитаном, тот заявил: «Лучше уж быть командиром, чем обычным человеком, раз я окунул руки в грязную воду и должен быть пиратом». Судя по тому, как складывались судьбы известных флибустьеров, смыть эту грязь не удавалось ни морской, ни пресной водой, тем более что никто в очищении не усердствовал да и не поощрял к нему Джон Коксон, мирно перевозивший в 1669–1674 годах красильное дерево из Кампече на Ямайку, в 1675-м получил каперский патент от губернатора Сан-Доминго, чтобы охотиться на испанцев и голландцев; губернатор Ямайки Вогэн объявил его пиратом. После нескольких флибустьерских рейдов в составе флотилии маркиза де Ментенона Коксон решил вернуться на Ямайку и, чтобы заслужить прощение, передал Вогэну епископа, захваченного им с товарищами в порту Санта-Марта с целью получения выкупа. Амнистию он получил, но вскоре снова вернулся к морскому разбою. Поставив себя вне закона, он два года скитался между Панамой и Флоридой, пока вновь не покаялся в 1682 году, когда губернатором Ямайки был уже сэр Томас Линч. Тот выдал Коксону патент на борьбу с английскими и французскими пиратами, мешавшими морской торговле. Но уже в следующем году Коксон опять поднял черный флаг, объединившись со старым товарищем Шарпом и капитаном Янки. После трех лет охоты за испанскими торговыми судами у полуострова Юкатан и Гондураса он сдался губернатору Моулсворту и предстал перед судом. Некоторые из судей отнеслись к нему благосклонно, и виселицы удалось избежать. Коксона посадили в тюрьму Порт-Ройала, но он бежал оттуда в Кампече и торговал с индейцами племени москито. Во время войны Аугсбургской лиги губернатор Ямайки великодушно простил ему прошлое и использовал то как кормчего, то как корсара, привлекая к операциям против французских поселений на Сан-Доминго. Судьба была к Коксону благосклонна: он не погиб в бою, не был застрелен взбунтовавшейся командой, не сгнил в тюрьме, не был вздернут на виселицу, а провел остаток своих дней в Гондурасе, среди индейцев.

Хотя «текучка» среди флибустьеров была большой – пиратская карьера даже таких известных личностей, как Бартоломью Роберте и Эдвард Тич, продолжалась менее пяти лет, – нередки примеры, когда «морские волки» занимались своим ремеслом десять, пятнадцать, а то и больше двадцати лет. В книге Дампира упоминается Джон Сван, бывший солдат армии Кромвеля, сражавшийся затем с испанцами в Южных морях и умерший в 84 года! Для таких людей корабль становился единственным домом, ведь только о нем «пенитель морей» мог сказать, что это – его крепость.

Так держать!

Коварная Атлантика: бури, рифы, течения и ветры, маршруты движения. – Пираты-первопроходцы. – Морские карты и приборы. – Дневная рутина. – Одежда. – Гигиена. – Еда. – Голод. – Цинга. – Жажда. – Ром. – Табак, – Развлечения. – Суеверия

Четвертый день на море стоял мертвый штиль. От духоты стучало в висках и распирало грудь, от смрада мутило. Матросы лежали на палубе, соорудив подобие тента из обрывков парусов; кое-кто метался в жару. Те, у кого не было сил добраться до отхожего места, ходили прямо под себя, и по доскам настила растекалась зловонная жижа.

Резкий запах ударил в нос капитану.

– Богдан! Палубу драить! – крикнул он, поморщившись.

Один из матросов с большой неохотой поднялся и бросил за борт ведро на лине. Прозрачная вода плескалась о края, играя бликами на солнце. Матрос уже размахнулся, чтобы окатить ею палубу, но тут к нему бросился другой, вырвал ведро и стал жадно пить соленую воду, обливаясь, кашляя и судорожно сглатывая. Вдруг он выронил ведро и сам упал на четвереньки: его рвало желчью; при каждом позыве он изгибался дугой, издавал болезненный, утробный звук, а потом со свистом ловил запекшимися губами воздух. Капитана самого чуть не стошнило. Он резко повернулся и пошел на полуют.

Кругом, покуда хватит глаз, простирался океан. Одноцветное небо, равнодушная вода, неподвижный воздух. «Где же мы, черт побери?» – подумал капитан. По его расчетам, они еще позавчера должны были подойти к Эспаньоле. Значит, тот чертов ветер здорово снес их к югу. И вот теперь – мертвый штиль, влажная духота и палящее солнце. Воды осталось полбочонка, а дождей не будет еще месяца два.

Ближе к вечеру два бачковых притащили с твиндека бочонок с водой; днем он хранился под замком. Ром кончился три дня назад, капитан по-честному разделил с командой свои личные запасы. Произвели перекличку: двое не отозвались и не поднялись. Один смотрел в небо остекленевшими глазами, у другого лицо вздулось и посинело. Их сбросили за борт, даже не привязав к ногам ядро: в последнее время за кораблем неотступно следовали акулы, и круги, выписываемые острыми черными плавниками, сужались с каждым днем. Сто двадцать три человека обступили тесным кольцом бочонок, задние заглядывали через плечо передних.

Вода была теплой, коричневой, с отвратительным запахом; видно было, как в ней шевелятся личинки. Каждому полагалось по трети черпака – хватало на два глотка, не больше. Выдавая последнюю порцию, бачковой чиркнул черпаком по дну.

Капитан выпил свои два глотка, зажав нос и зажмурившись. Он был брезглив, и ничто на свете не заставило бы его пить собственную мочу, как делали некоторые матросы, но эти вонючие два глотка он вливал в себя, веря, что в них – жизнь.

К концу следующего дня бочонок опустел. Шести членам команды не хватило и по глоточку, и они уже были готовы вцепиться в горло бочковому, когда из чьей-то осипшей глотки вырвался долгожданный крик: «Земля!»

Далеко на горизонте действительно забрезжила полоска сути, размытая знойным маревом. Через несколько часов в подзорную трубу стало можно разглядеть заросли тростника по берегам довольно широкой реки.

– Сдается мне, это Суринам, сэр, – сказал лоцман-голландец.

– Суринам?

– Да. Мне как-то довелось побывать в этих краях.

«Л хоть бы и Суринам, – подумал капитан, – пусть хоть сам Стикс с лодкой Харона, – главное, там вода!»

Плавание на парусных судах было делом затяжным, рискованным и сложным, требовавшим от моряков выдержки, многих сил, неприхотливости и самых разнообразных навыков и умений. Если даже на пересечение Ла-Манша, ширина которого на востоке составляет 32 километра, в штормовую погоду могла уйти неделя, что тогда говорить о путешествии в Новый Свет, через бурный и непредсказуемый Атлантический океан?

В сентябре 1679 года четыре французских корабля, направлявшиеся от устья Тахо (в Португалии) в Рошфор (на юго-западе Франции), попали в бурю, которая бушевала несколько недель. Чтобы передвигаться по палубе, пришлось натянуть от носа до кормы канаты и держаться за них. С корабля «Сан-Парей» («Несравненный»), на котором находился знаменитый капитан ТУрвиль, снесло бушприт, который увлек за собой фок-мачту. Упавшая мачта пробила в корпусе дыру, и ее никак не удавалось заделать. Вся команда была брошена к насосам. Ветер срывал и уносил паруса, ванты рвались, как бечева. На следующий день грот-мачта, лишившись боковых опор, сломалась у самой палубы и рухнула в море, но, по-прежнему удерживаемая несколькими канатами, стала бить в корму, подобно тарану. Руль был сломан. Новая течь открылась на корме, насосы, приводимые в действие измученными и голодными матросами, уже не справлялись с водой. Поняв, что корабль не спасти, Турвиль решил сохранить экипаж: 80 человек погрузились на две шлюпки и каким-то чудом смогли добраться по бурным волнам, вздымавшимся выше палубы, до подоспевшего на помощь судна «Аркан-сьель» («Радуга»). Вместе с «Несравненным» потонули «Довольный» и «Завоеватель»; погибли 800 моряков.

Парусные суда находились целиком во власти ветров и течений. В Гибралтарском проливе, соединяющем Атлантический океан со Средиземным морем, существуют два противоположно направленных течения, расположенные одно под другим. В самой Атлантике есть как постоянные, так и поверхностные течения; последние возникают везде, где дует продолжительный сильный ветер, а потому очень изменчивы. Даже постоянные течения способны менять направление и силу под влиянием устойчивых ветров. Поверхностные течения в северной части океана движутся по часовой стрелке, а в южной – против часовой стрелки.

Сэр Фрэнсис Дрейк

Штурм Дрейком Картахены в 1585 году

Королева Елизавета I посвящает Дрейка в рыцари

Переправа Барта и Форбена через Ла-Манш после побега из плимутской тюрьмы в 1689 году. Гравюра И. М. Легуа

Сэр Уолтер Рэли с сыном 1602 г

Казнь Уолтера Рэли

29 октября 1618 года

Хайраддин, по прозвищу Барбаросса II

Шебеки берберских пиратов. Гравюра XVII в.

Водолазный колокол Уильяма Фиппса

Каперское поручение, выданное адмиралом Франции Луи Александром де Бурбоном на ведение военных действий против Англии, Голландии, Священной Римской империи и их союзников. Конец XVII в.

Жан Барт

Корсарская эскадра под предводительством Барта атакует голландскую флотилию в 1576 году. Гравюра И. М. Легуа

Жан Барт

Клод де Форбен

Капитан баскских корсаров Жоанес де Сухигарайчипи по прозвищу Курсик

Памятная доска в честь баскских корсаров в городе Сен-Жан-де-Люз

Бартоломью Роберте

Флаги Робертса

Разграбление Гаваны в 1554 году Жаком де Сором по прозвищу Ангел-губитель

Захват Панамы Генри Морганом в 1671 году Гравюра 1684 г.

Форт, возведенный Франсуа Левассером во время его губернаторства на Тортуге

Остров Тортуга

Сэр Генри Морган

Морской бой у отмели Маракайбо в 1669 году. Морган направляет брандер на испанский флагманский корабль

Разграбление Морганом Портобело на Панамском перешейке в 1668 году. Гравюра XVII в.

Захват Морганом Пуэрто-дель-Принсипе на Кубе в 1668 году. Гравюра XVII в.

Николаас ван Хорн

Мишель де Граммом идет на абордаж

Карта Панамского перешейка и города Панамы. 1678 г.

Франсуа Олоне

Пытки пленных испанцев пиратами Олоне во время похода в Гондурас в 1667 году

Женщины-пиратки Анна Бонни и Мэри Рид . Гравюра 1724 г.

Мэри Рид убивает соперника на поединке

Экваториальное течение, пересекающее весь океан с востока на запад и поддерживаемое пассатами, довольно равномерно и достигает скорости в 15–18 километров в день. Его южная ветвь – Бразильское течение – проходит на расстоянии приблизительно 400 километров от берега, имеет скорость 35 километров в сутки и, постепенно расширяясь, достигает устья реки Ла-Платы». Здесь оно делится надвое: более слабая ветвь продолжается на юг почти до мыса Горн, между тем как главная ветвь поворачивает на восток и, соединившись с течением из Тихого океана, огибающим южную оконечность Америки, образует большое Южноатлантическое течение. Последнее скапливает свои воды у южной части западного побережья Африки и несет их на север только при южном ветре, в то время как при западном или северном поворачивает прямо на восток. У берегов Нижней Гвианы господствует северное течение, уносящее накопившиеся воды снова в экваториальное течение. Северная его ветвь под названием «Гвианское течение» направляется вдоль берега Южной Америки на расстоянии 20 километров от него, усиливаясь с одной стороны северным пассатным течением, а с другой – водами Амазонки. Скорость Гвианского течения колеблется в пределах от 30 до 160 километров в день. Между островами Тринидад и Мартиника оно вступает в Карибское море, которое пересекает большой дугой, параллельной берегу, постепенно уменьшая свою скорость, до впадения через Юкатанский пролив в Мексиканский залив. Здесь оно делится на две ветви: более слабая направляется вдоль северного берега Кубы прямо к Флоридскому проливу, тогда как главная ветвь описывает большую дугу параллельно берегу и у южной оконечности Флориды соединяется с первой. Его скорость постепенно возрастает до 50—100 километров в день. Через Флоридский пролив оно снова вступает в открытый океан, превратившись в Гольфстрим, и приблизительно на сороковом градусе северной широты разделяется на несколько ветвей: одна направляется между Исландией и Фарерскими островами на северо-восток, другая имеет восточное направление, вступает в Бискайский залив и делает затем поворот на север и северо-запад под названием течения Реннеля, тогда как главный поток с уменьшенной скоростью идет к северным берегам Норвегии. Течение Реннеля представляло опасность для мореплавателей, поскольку часто загоняло суда, направлявшиеся в Па-де-Кале на севере Франции, к островным утесам вблизи британского Корнуэлла.

По обе стороны от экватора, приблизительно до тридцатой параллели, простирается область правильных пассатов, севернее и южнее которой находятся зоны непостоянных, изменчивых ветров. Однако в этой «правильности» заключена опасная ловушка: область, где действует северо-восточный пассат, отделяется от области влияния юго-восточного пассата поясом безветрия, которое почти ежедневно в полдень прерывается сильными грозовыми бурями, длящимися по полтора часа, а затем вновь наступает полный штиль. Вблизи африканского берега юго-восточный пассат делается почти южным, а у берегов Америки направление ветра в обоих полушариях приближается к восточному.

В северной, части океана действуют переменчивые ветры, причем западных вдвое больше, чем восточных. Летом дуют преимущественно юго-западные ветры, зимой – северо-западные. В южной части Атлантики тоже господствуют западные ветры. Бури случаются повсюду за пределами области пассатов; особенно опасны окраины Гольфстрима, Бискайский залив и окрестности мыса Горн, но страшнее всего вихревые торнадо, бушующие вблизи мыса Гаттерас на атлантическом побережье Северной Америки.

Суда, направлявшиеся из Европы в Америку, выбирали один из двух главных маршрутов, северный или южный. Из Ла-Рошели, Руана, Дьепа французские суда отплывали к берегам залива Святого Лаврентия – в Новую Францию и Акадию (современная Канада), из Нанта и Бордо – на Антильские острова. Португальцы прощались (или встречались) с родной землей у мыса Сан-Висенти и мыса Рока. Главным английским портом был Бристоль; именно отсюда отправилась в 1497 году экспедиция Себастьяна Кабота, которая достигла берегов Нового Света на две недели раньше Колумба, а впоследствии именно сюда привозили какао, патоку и сахар с Ямайки. Фрэнсис Дрейк пустился в свою знаменитую кругосветку из Плимута. С XVIII века отправной точкой трансатлантических перевозок стал Ливерпуль. На путешествие уходило не менее двух месяцев.

Северный маршрут мог покориться только крепким и хорошо оснащенным судам. Нужно было пройти между Ньюфаундлендской банкой (мелью) и Гольфстримом, чтобы попасть в юго-западное береговое течение, которое доставит до места. С марта по август в североатлантических водах можно было наткнуться на айсберги, принесенные из высоких широт. Близ Ньюфаундленда следовало опасаться коварного острова Сейбл – «пожирателя кораблей», окруженного рифами и туманами. Он находится в том месте, где теплый Гольфстрим встречается с холодным Лабрадорским течением, и представляет собой гигантскую серповидную насыпь из песка, некогда простиравшуюся до мыса Код. Сейбл – кочующий остров, постоянно меняющий свои размеры. На картах XVI столетия, изданных во Франции, Англии и Италии, его длина оценивалась в 150–200 миль, а уже в 1633 году голландский географ Иоханн Ласт, описывая Сейбл, сообщал: «…остров имеет в окружности около 40 миль, море здесь бурно и мелководно, гаваней нет, остров получил дурную славу как место постоянных кораблекрушений». Его поверхность почти плоская, из-за чего его было чрезвычайно трудно разглядеть с моря, особенно во время обычных для этих мест осенних и зимних штормов с пятнадцатиметровыми волнами. Кроме того, песок острова всегда сливается по цвету с окружающим его океаном или прикрыт туманом, так что капитаны даже в ясную погоду часто не видели опасности до самого момента столкновения. Зыбучие пески Сейбла затягивали в себя любой севший на мель или выброшенный на берег корабль за два-три месяца. Как ни странно, остров-призрак был обитаем, но это не всегда сулило спасение. На нем можно было не только угодить в ловушки, расставленные природой, но и пасть жертвой коварства людей: бывало, пираты разжигали на дюнах ложные огни, чтобы заманить в западню торговые корабли.

Чтобы представить себе хотя бы примерно путешествие через океан в XVII веке, достаточно вспомнить историю «Мэйфлауэра», на котором в Америку прибыли «отцы-пилигримы», основавшие самое древнее поселение в Новой Англии – Плимут в нынешнем штате Массачусетс. Корабль вышел из Лондона в июле 1620 года и после двух остановок – 5 августа в Саутгемптоне и 12-го в Дартмуте – отчалил из Плимута 6 сентября. Запасшись провиантом на Ньюфаундленде у местных рыбаков, судно продолжило свой путь, но попало в бурю, в результате чего 21 ноября, после двух с половиной месяцев океанского плавания, причалило к американскому берегу вблизи мыса Код, а не в устье реки гудзон – первоначальной цели путешествия.

Возвращаясь северным путем из Америки в Европу, корабли старались по возможности поскорее пересечь береговое течение и выйти из Гольфстрима, где часто бушевала непогода. Благодаря попутным западным ветрам на обратную дорогу уходило меньше времени – в среднем 23 дня.

Несмотря на то, что трансатлантические переезды совершались регулярно, исход каждого плавания был непредсказуем. Французский капитан Вутрон, совершивший несколько переходов из Европы к заливу Святого Лаврентия и обратно, писал в 1716 году: «Я семь раз был в Канаде и, хотя еще счастливо отделался, могу уверить, что после самого благополучного из этих путешествий у меня появилось больше седых волос, чем после всех прочих, совершённых в иных местах».

Отправная точка южного маршрута – к Южной Америке – лежала между Азорскими островами и Мадейрой или между Мадейрой и Канарскими островами. Экватор надо было пересечь около пятого – десятого градуса западной долготы, поскольку полоса безветрия здесь Уже, чем дальше к востоку; счастливчикам удавалось и вовсе миновать область затишья, сразу попав в объятия юго-восточного пассата. С марта по октябрь, когда направление ветра более южное, следовало держаться западнее, иначе ветер и течение могли совместными усилиями вынести судно к мысу Сан-Роки (побережье Бразилии), где его подхватывало Гвианским течением и уносило на север. Смельчаки, продолжавшие плавание дальше к югу, мимо мыса Горн, не должны были отдаляться от берега более чем на 200 километров, иначе из-за беспрестанных западных ветров, достигающих силы шторма, плавание становилось опасным. На обратном пути, когда и ветер, и течение были попутными, корабли направлялись восточнее Фолклендских островов, путешествуя вместе с пассатами на северо-запад, а затем на восток. При хорошей погоде путь от Ла-Манша к берегам Бразилии занимал от двух до трех месяцев.

Флибустьерский поход капитана Флери к Карибскому морю, начавшийся в 1618 году, продлился два года: корабли вышли из Дьепа и через острова Зеленого Мыса отправились к Бразилии, а оттуда – на Мартинику, Большие Антильские острова, к берегам Кампече и Флориды, прежде чем вернуться обратно в Дьеп, в общем-то, несолоно хлебавши.

В 1640 году вице-король Испании велел построить на верфи Веракруса восемь галеонов и фрегат. Самый крупный и богато украшенный галеон нарекли «Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон» («Пречистая Дева»). 23 июля 1641 года новоиспеченная флотилия покинула Веракрус и направилась в Гавану, чтобы соединиться с флотилией Тьерра-Фирме, [33]33
  ( Tierra Firme —буквально «твердая земля», материк) – название материковой колониальной провинции Испании, в отличие от островов; район современной Панамы.


[Закрыть]перевозившей в Испанию колониальные товары. Караван, разросшийся до тридцати одного корабля, стал на якорь 13 сентября, в самый разгар сезона бурь. Спустя два дня «Пречистая Дева» дала течь: сказались спешка в строительстве и небрежность в проверке качества кораблей. Флотилия вынуждена была возвратиться в Гавану. 28 сентября ремонт был закончен, и корабли вновь вышли в море. Однако драгоценное время было упущено. Когда суда находились вблизи архипелага Флорида-Кис – россыпи коралловых островов и рифов, расположенных вдоль Флоридского пролива, – разразилась буря. Несколько кораблей выбросило на берег, флагманский галеон получил серьезные повреждения. О том, чтобы продолжать плавание через Атлантику, не могло быть и речи. Адмирал принял решение идти на ремонт в Пуэрто-Рико, но лоцманы взяли неверный курс. (В те времена на испанском флоте лоцманы, относившиеся к торговому ведомству не подчинялись адмиралу, поэтому мнение капитана, рекомендовавшего идти другим курсом, не было принято во внимание.) 30 ноября «Пречистая Дева» оказалась среди рифов. Никто не знал, где именно находится корабль: одни считали, что неподалеку от Санто-Доминго (испанской столицы Эспаньолы), другие надеялись увидеть берега Кубы. Утром на воду спустили единственную шлюпку и стали буксировать галеон между коралловыми наростами. Но выбраться из лабиринта и достигнуть спасительной чистой воды не удалось. Обрушившийся ночью ветер сорвал корабль с якорей и выбросил на скалы. Люди искали убежище на рифах, однако те едва поднимались над поверхностью воды; каждый вал смывал спасшихся от крушения и уносил в открытое море, кишевшее акулами. Из досок и бревен удалось связать плоты, но они разошлись и разбились. Лоцманы, полагавшие, что находятся вблизи Пуэрто-Рико, увлекли за собой часть команды и сгинули без следа. Около тридцати человек остались на рифе в ожидании помощи. Из обломков судна они соорудили подобие островка, где и обосновались с котлами, скудными запасами еды и золотом и серебром, которое успели захватить из каюты капитана. После нескольких недель напрасного ожидания, изнывая от жажды и солнечных ожогов, покрывшись язвами от морской соли, пленники кораллов построили суденышко и двинулись на юг. Но в пути они потерпели новое крушение к северу от Эспаньолы; в живых остался только один моряк.

Ураганы были сущим проклятием Карибского моря: беснующийся ветер вырывал с корнями деревья, срывал крыши с каменных домов, разбивал о скалы корабли. Интересное замечание содержится в мемуарах французского корсара Клода де Форбена, побывавшего в 1680 году на Сан-Доминго:

«Во время нашего пребывания у этих берегов мы заметили, что каждый день, около четырех часов пополудни, на горизонте образовывались грозовые тучи, прорезаемые молниями, которые, сопровождаемые ужасающими раскатами грома, всегда производили опустошения в городе, над которым разражалась гроза. Граф д'Эстре, хорошо знавший эти берега и не раз попадавший в такие ураганы во время своих многочисленных путешествий в Америку умел рассеивать их, производя выстрелы из пушки. Он воспользовался своим обычным средством. Испанцы, заметив, что со второго или третьего выстрела гроза полностью рассеялась, были поражены таким чудом. Не зная, чему его приписать, они выказали удивление, смешанное со страхом, и нам стоило большого труда им объяснить, что всё это совершенно естественно».

Чтобы разбираться во всех подобных тонкостях – направлениях ветров и течений, рельефе морского дна, не говоря уже о естественно-физических явлениях вроде гроз, – капитан должен был обладать обширными познаниями в географии и навигации, что, однако, в те времена встречалось довольно редко. В октябре 1656 года губернатор Нанта Шарль Арман де ла Порт де Ламейре, родственник кардинала Ришелье, снарядил эскадру из четырех кораблей под командованием Луи де ла Рош Сент-Андре, которая должна была отправиться на Мадагаскар. В Сьерра-Леоне капитан вскрыл запечатанное письмо, в котором ему предписывалось «сделать крюк» через устье Ла-Платы – «лучшую страну в мире», где на два больших испанских галеона должны были погрузить восемь миллионов пиастров, – то есть совершить корсарский набег. Но Сент-Андре не знал дороги в Буэнос-Айрес, а другие капитаны ничем не могли ему помочь. Пришлось продолжить путь на Мадагаскар. В сентябре следующего года из этой экспедиции вернулся только один корабль, да и тот в плачевном состоянии.

Так сложилось, что многими географическими открытиями человечество обязано именно корсарам и пиратам, которых жажда наживы бросала на поиски новых, еще неосвоенных (или неразграбленных) земель. Фрэнсис Дрейк случайно открыл пролив, получивший его имя, и первым после Магеллана совершил кругосветное путешествие. Уолтер Рэли открыл Виргинию и нанес на карту ранее неведомые земли. Уильям Дампир, чья разбойная деятельность официально называлась «поисками провианта в Карибском море», совершил три кругосветных плавания, написал несколько книг и был членом Лондонского королевского общества (Академии наук); Джон Дэвис, первым (после викингов) добравшийся до Гренландии, создал точные карты, которые проложили путь для исследователей – таких как Гудзон и Баффин, изобрел несколько навигационных инструментов, в том числе двойной квадрант Дэвиса, и написал несколько книг по мореходному делу.

Настоящие навигационные карты появились к началу XV века. Они содержали полный набор сведений для лоцмана: рельеф берегов, указания расстояний, широты и долготы, ориентиры, названия портов и местных народов, направление ветров, течения и морские глубины. Вместе с тем на всем протяжении XVI столетия в латиноязычной части Европы, а также у арабов в ходу по-прежнему были портоланы – средневековые карты без координатной сетки, отражавшие птолемеевские представления о географии и снабженные изображениями различных чудовищ, якобы водящихся в малоизученных местах. Отправляясь в плавание, Джон Кабот получил инструкции, в которых ему, в частности, предписывалось «беречься от козней тварей с человеческими головами и рыбьими хвостами, которые плавают в заливах и бухтах, вооружены луками и стрелами и питаются человеческим мясом». Районы, попавшие под власть европейских королей, отмечались их гербами и флагами, а обширные неисследованные области помечались как «неведомые земли». Великолепно разрисованные розы ветров не могли принести пользы, поскольку были неправильно ориентированы.