Текст книги "Ветта (СИ)"

Автор книги: Екатерина Мусланова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Наконец, музыка достигла своего апофеоза, и перед тканью появился высокий худой мужчина с обвисшей морщинистой кожей на лице. К нему приблизился другой человек и с поклоном передал в руки кинжал с волнистым лезвием и шнурок с амулетом.

– Умаир Теруме...

– Иввиено Те!

– Соишта...

– Соишме!

– Передаю Смерть в ваши руки, Де́нис Ра́тис!

Денис Ратис сжал шнурок амулета, прижал его к груди, а кинжал вскинул высоко вверх, потрясая им, как отвоёванным трофеем, в такт музыке.

– Тихо!

Музыка смолкла, и худощавый жрец с горящими глазами заговорил низким и звучным голосом:

– Сегодня Апостол Смерть вновь возродится в нашем мире! Вы, избранные, увидите то, ради чего наши братья и сёстры умирали тысячу раз, и готовы умереть вновь!

Он сделал долгую паузу, обводя молчаливую публику почти безумными глазами, и продолжил:

– Два человека, отмеченные Мором, сегодня станут её сосудами. Через их тела Смерть вольётся в наш мир, и мы – её смиренные служители – проведём это вечно юное дитя через Жизнь, как она потом проведёт нас через Ворота Забвения!.. Это было уже тысячу раз, и будет ещё тысячу – до скончания дней человеческих! Склоните головы перед своей госпожой! ОНА ИДЁТ!!!

Под громогласные звуки записанных на плёнку альпийских труб канаты были перерезаны, и красная ткань рухнула вниз, открыв зрителям железную клетку, в которой, привязанная на цепь, сидела грязная, всклокоченная, рычащая женщина! На ней ошмётками висели какие-то тряпки – должно быть, когда-то это было одеждой. В клетке стояла койка, рукомойник, некое подобие туалета, но цепь женщины сейчас была натянута так, что она сидела на полу, прижавшись спиной к прутьям, и оглядывала толпу полубезумными глазами. Пшемек вздрогнул, когда понял, что женщина беременна, и явно на последнем сроке...

Внезапно из горла несчастной раздался рычащий, срывающийся крик:

– Денис! Где он?! Я должна его видеть!!!

Ратис почтительно склонился перед клеткой.

– Моя госпожа, ваш муж уже здесь!

Он щёлкнул пальцами, и в подвал тут же вкатили больничную каталку, на которой неподвижным грузом лежал бледный и такой худой юноша, что казалось, будто он вот-вот растворится в простынях... Пшемек не удержался, и всхлипнул, но к счастью на него никто не обратил внимания.

– Король Мёррртвых!– прорычала сквозь зубы женщина, вцепившись в прутья своей клетки.– Отпустите цепь! Отпустите!!!

Её послушали, и женщина тут же вскочила, прижавшись к прутьям своей клетки, чтобы лучше видеть больного юношу.

– Почему он лежит?! Он должен быть жив!!! Смерть не могла оставить его!!! Денис! Почему он не шевелиться?! Он должен быть жив, когда всё начнётся!!!

Внезапно женщина охнула и упала на колени, схватившись за свой огромный живот.

– Не беспокойтесь, моя госпожа! Геворг Сирумем жив! Вот его амулет, он готов!

– Тогда разбудите его, мерзавцы! Она уже идёт!– простонала женщина, срываясь на глухие крики.– О, мать, заступница, моя жизнь! Пощади меня, забери своего отца! Я хочу жииииииить!

Несчастная повалилась на спину и начала тяжело дышать, её живот будто колыхался изнутри... Должно быть, беременной было очень больно, но никто из жрецов не пытался войти в клетку и помочь ей! Вместо этого Ратис подошёл к кровати Геворга и, приподняв почти невесомую голову, надел на его шею амулет.

– Просыпайтесь, мой Господин! Время пришло!

Женщина продолжала глухо стонать в клетке, как вдруг её рука схватилась за ножку привинченной к полу кровати и вырвала её с корнем! Под стенами свода раздался душераздирающий крик, смешанный с утробными словами на непонятном языке: "Ламеяаааа! Сохавтара! Селемтег! Весо прадо лембертино, весо прадо лембертиноооо!"

Пока пронизанные ужасом сектанты смотрели на это душераздирающее зрелище, Пшемек заметил, как шевельнулся на кровати его сын – его Воржик! Закашлявшись, юноша открыл глаза и посмотрел на склонённого над ним Ратиса:

– Где я? Кто вы?

– Мой господин! Пришло время! Великий Мор идёт!

– Что?.. я не понимаю! Где я?! Кто все эти люди, что происходит?!

Он сел в кровати – почти невесомый, почти прозрачный – и вдруг вскрикнул от ужаса, остановив свой взгляд на железной клетке.

– Сарасвати!!!

Геворг попытался вскочить на ноги, но тонкие былинки, которые теперь были у него вместо ног, не послушались, и он упал.

– Что вы с ней делаете, изверги?! Отпустите её!!

Не помня себя, Геворг пополз вперёд и прижался к прутьям клетки.

– Сара, Сара!

Женщина на мгновение успокоилась и посмотрела полуслепыми глазами в шрамах на бледного юношу.

– Убейте его,– отчётливо и спокойно произнесла она.– Немедленно убейте его, пока она не вышла из меня. Она идёт! Ааааааааа! Убейте его, убейте! Убейте!!!

Денис Ратис подскочил к Геворгу сзади, схватил его за волосы, и уже занёс клинок, чтобы перерезать горло, но в это же мгновение в дальнем конце зала раздался оглушительный хлопок, и вспышка ослепительного света на несколько мгновений озарила полутёмный подвал.

– Всем стоять! Не двигаться! Полиция! Брось клинок!– раздался выстрел, и пуля выбила кусок кирпича из стены.– Брось, или следующий выстрел будет в тебя!

Денис разжал пальцы, и сталь звонко брякнула об пол.

– Отойди от мальчишки! Живо!

– Нееееееет!– раздался в полной тишине душераздирающий крик Сарасвати.– Соиштааааааа! Что вы стоите! Убейте их обоих!

Но сектанты сбились к стенам, и так слишком напуганные, чтобы сделать хоть что-то.

– Я сказал, отойди от мальчишки!– прогремел голос Раду под сводами.

Ратис сделал несколько шагов в сторону, и Лебовски тут же оказался рядом с Геворгом, настороженно следя за сектантами через дуло пистолета.

– Геворг, ты в порядке? Встать можешь?– прошептал он, не глядя вниз.

Но парень, казалось, не слышал – он прижался к прутьям клетки и что-то пытался сказать тяжело вздыхающей как буйвол Сарасвати Морана. Раду уловил лишь обрывки фраз: "Моя милая... Не бойся...". Женщина была не в себе: она уже не металась по клетке, но её безумные глаза срывались с одного предмета на другой, не выражая ничего, кроме боли. Внезапно она закричала, и стоявший неподалёку Денис Ратис прыгнул вперёд, схватил с пола клинок и бросился на Раду.

Раздался выстрел.

Облачко порохового дыма окутало их в тусклом свете прожекторов.

Ратис упал на спину и застыл. Лебовски, потрясенный произошедшим, не мог оторвать глаз от его распростертого тела и просто стоял, едва держа пальцами тяжелый пистолет. В клетке надрывно кричала Сарасвати Морана. Толпа людей в черных балдахинах медленно сползала на колени, даже не пытаясь сопротивляться происходящему.

Откуда-то снова выплыла музыка; а может, Раду просто не слышал её в пылу действа? Она давила своим ритмичным гулом, взвинчивала нервы – и уже сектанты начали бормотать какие-то слова, медленно покачиваясь из стороны в сторону...

Сарасвати вновь издала крик, переходящий в рыдание, и внезапно к нему примешался визгучий крик младенца.

"Мор, Мор!"– раздались приглушенные восклицания в подвале, и сектанты упали ничком. Дверь в подвал резко отворилась, лучи фонарей заплясали по стенам и склонённым фигурам.

"Всем оставаться на своих местах! Это полиция!"

Раду облегченно опустился на пол, закрыл лицо ладонью и провалился в обморок.

***

На этот раз, когда он очнулся в больничной палате, перед ним тут же возникло лицо Пшемека Сирумем:

– Господин Раду, как вы себя чувствуете?

– Где я?– с трудом поинтересовался Лебовски, пытаясь сесть.

У него пересохло в горле и губы опухли, словно он очень давно не пил воды.

– Вы в больнице!

– Воды, дайте.

Сирумем поднёс стакан, и Лебовски, наконец, удосужился пристальнее взглянуть на него.

– Где Геворг?

– Здесь же, в больнице. С ним всё в порядке, он поправляется; я больше беспокоился о вас – вы три дня не приходили в себя!

Понятно, откуда эти слабость и жажда... Но сейчас Раду больше беспокоило произошедшее в подвале секты, поэтому он тут же попытался резко встать с кровати:

– Мне нужна моя одежда, попросите, чтобы её принесли.

– Постойте! Вы же только очнулись!

– Я чувствую себя нормально, и мне нужно переговорить с капитаном полиции.

– Зачем? Что вы хотите узнать?

– Что произошло, чёрт побери!– не выдержал Раду.– Где сектанты, открыто ли дело, где Сарсвати Морана, и, в конце концов, будут ли заводить на меня дело!?!

– Не надо никуда идти,– раздался в дверях густой голос Мирослава Кладень, и его плотная фигура в тёмном полицейском камзоле тут же возникла в дверях.– Здравствуй, Раду. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально,– резко ответил Лебовски и сел на кровать.– Что, припугнул я вас своей записью, да? Трансляция прямо в интернет – такого вы не ожидали! Что будете делать? Варшава начнёт расследование, и уж тогда вам не отвертеться!

– Она уже начала, вместе с сотрудниками нашего отделения. Не беспокойся, Раду, их всех посадят, и очень надолго – помимо твоей записи, в стенах прихода обнаружили большой запас наркотиков! Мне очень жаль, что я тебя не послушал тогда, мы все были неправы, а твоё чутьё не подвело...

Лебовски хищно улыбнулся, отодвигаясь к стене.

– Значит, вот как? Решили сдать их, чтобы самому не всплыть кверху брюхом?! Думаете, я стану молчать?.. О том, как вы лгали мне, пытаясь привести их план в действие?! сводя меня с ума!?! Чёрт побери, вы крупно ошибаетесь на мой счёт!

Мирослав скорбно взглянул на Пшемека, как бы выражая всем своим взглядом горечь и недоумение, а потом бросил на прощание:

– Никто не станет заводить на тебя дело, Раду... На пленке хорошо видно, что ты защищался. Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое... выздоравливай поскорее.

Как только он ушёл, Раду вскочил на кровать и навис над Пшемеком:

– Нет, вы видели?! Вы видели?! Как убедительно он врёт! Словно я действительно не помню, как он сам пытался вбить мне в голову, будто я помешался! Сукин сын! Ничего-о! Столичные детективы меня послушают! Надо только раздобыть одежду и поговорить с ними! Пшемек! Почему мне всё ещё не принесли одежду?!

– Но вам нужно отдыхать!– робко попытался протестовать старик.

– Живо принесите мои вещи!

Крик подействовал на Пшемека отрезвляюще, и тот выскочил в коридор как ужаленный; но он не пошёл за вещами. Вместо этого Пшемек подошёл к медсестре и шепнул ей, что господин Раду опять перенервничал, и ему не повредит немного успокоиться. Медсестра почтительно кивнула ему и вместе с двумя здоровыми медбратьями направилась в палату Лебовски, откуда почти сразу послышались возмущённые крики.

– Ничего, ничего, дружок. Быть может, когда-нибудь мы вытащим тебя отсюда и приведём поклониться Великому Мору... А пока не мешай мне, Р а д у Л е б о в с к и!

Он усмехнулся себе под нос и вызвал лифт, чтобы спуститься несколькими этажами ниже. Здесь было отделение реанимации, но Пшемека без вопросов пропустили к сыну, который два дня назад пришёл в себя, но был слишком слаб, чтобы покинуть отделение.

Он лежал на койке бледный, весь опутанный капельницами, с трубкой для дыхания в носу – но улыбнулся, как только увидел отца.

– Папа! Посмотри на это чудо!

На худых руках парня лежал крошечный шевелящийся сверток. Пшемек подошёл ближе и осторожно отвернул мягкий край розового капюшончика – на старика тут же взглянули внимательные чёрные глаза ребёнка. Девочка, всего нескольких дней отроду, ни разу не плакала кроме той ночи, когда родилась. Мед. работники нашли малышку у тела мертвой матери, сердце которой не выдержало выпавших на её долю испытаний. Новорождённая лежала на холодном бетонном полу в крови своей матери, кричала и плакала, но как только её передали на руки Геворгу – тут же смолкла и уставилась на окружающих огромными, чёрными как сливы, глазами. Она словно всё понимала, и не протестовала, когда её вновь забрали у едва живого отца. Малышка сносила все процедуры, уколы и пеленания молча и важно, как будто нехотя позволяла людям делать своё дело. Медсёстры, переговариваясь, называли её Веттой – мудрой не по годам. Геворг, услышав это, тоже начал звать её так; похоже, имя прикипело к ребёнку.

– Могу я её подержать, сынок?

Геворг кивнул и почти нехотя отпустил живой свёрток. Пшемек осторожно покачал внучку и опустился в кресло неподалёку от кровати сына. Геворг опять засыпал, ещё очень слабый; в палате стояла умиротворяющая тишина, солнечный свет мягко согревал потёртый линолеум и кружился в воздухе вместе с хлопковыми былинками от простыней. Пшемек качал свою темноглазую внучку и бормотал себе под нос то ли колыбельную, то ли притчу:

"Мне никогда не нравился этот Ворцлавский приход, этот жадный, напыщенный Ворцлавский приход! Да, моя девочка? Хорошо, что их всех разгонят! Хо-ро-шо-о-о! Больше они не будут совать нос в наши дела! Но, видно, это было твоё проведение, моя маленькая госпожа? Ты знаешь, я не хотел отпускать Геворга в Польшу, но я не знал, что в этом его предназначение! Ты же не гневаешься на меня, Ветточка? Я знаю, ты простишь меня... Ведь я сделал так, что твой папочка жив! Он, а не эта вульгарная красноротая сука! Ты бы не хотела видеть такую мать рядом с собой! Но у тебя будет превосходный отец! Превосходный отец... и дед!"

Старик достал из кармана два черных шнурка с амулетами-тровантами и поочерёдно надел их на маленькую шею ребёнка. "Великий Мор! Мы готовы послужить тебе в твоих великих делах! Земля вновь содрогнётся от величия Апостола Смерти – ОТ НАШЕГО С ТОБОЙ ВЕЛИЧИЯ!"