Текст книги "Изъян в сказке: бродяжка (СИ)"
Автор книги: Екатерина Коновалова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава третья. Танцы
Шеанские дороги не менялись с тех самых пор, как, светлая ему память, Радовик Третий отстроил их для того, чтобы было сподручней перевозить зианские, лиррийские и остеррадские товары в Шеан, а рыбу, лес и меха Стении вывозить в другие страны. Другие короли иногда распоряжались подложить по краям камней, но основы трактов оставались неизменными с лишком пятьсот лет.
Не поменялись они и за три года, прошедшие с тех пор, как музыкант Рей и его подопечная глухой ночью на Лирийском тракте отбились от насильника. Рей тоже остался прежним, только сменил малиновый кожаный дублет на такой же малиновый бархатный камзол, да его волосы, прежде совершенно чёрные, кое-где посеребрились ранней сединой. Однако в малышке Мэгг произошли огромные перемены, так что едва ли кто-то, кто встречал её раньше, сумел бы её узнать. Хорошенькая девочка стала очаровательной девушкой, её волосы из просто светлых сделались почти золотыми, угловатая тощая фигурка приобрела женственную округлость и мягкость.
Два года назад, едва завидев начало этих перемен, Рей принял непростое решение покончить с бродячей жизнью, и они поселились на окраине небольшого южного города Харроу, почти на самой границе остеррийской провинции. Рея взял учителем вокала к пятерым своим детям господин Осван, торговец лошадьми, а Мэгги позволили помогать с вышивкой и шитьём в женском монастыре серых сестёр. Ей ничего не платили, но кормили дважды в день, а иногда пускали в библиотеку.
Жили они вместе на чердаке у господина Освана, который он сдавал им, вычитая у Рея четверть жалования. Чердак был тесный, по сути, всего с одной комнатой, которую Рей немыслимыми усилиями превратил в две разные, но иногда, возвращаясь в него, Мэгг думала о том, что не так уж сильно и хочет ехать в столицу и становиться леди, если это будет означать, что она не сможет больше засыпать под колыбельные Рея.
В один из вечеров поэт вернулся позже обычного, когда Мэгги уже начала волноваться за него. Вместо обычного малинового камзола на нем была чёрная тонкая рубаха, волосы были обвязаны чёрным же платком.
Мэгги вскочила со своей узкой кровати и взволнованно спросила:
– В чём дело?
Рей откашлялся, стянул платок с головы и вдруг радостно сказал:
– Завтра мы уходим отсюда!
В прошлом он приучил её не спрашивать, куда они пойдут, но это было давно, за два года тихой и спокойной жизни с собственным, пусть и убогим домом Мэгг отвыкла от этого, поэтому всё-таки спросила:
– Куда?
Рей, кажется, собирался напомнить ей о послушании, но передумал и ответил:
– В Шеан. Моя леди, вам нужно успеть на бал в честь Дня окончания года, – и шутливо ей поклонился.
Мэгги снова села на кровати, расправила свое тёмное, подходящее для работы в монастыре платье и спросила о том, о чём никогда не отваживалась спрашивать:
– Если я леди, то почему мы бродим по Стении все эти годы? Если мои родители оставили мне благородное имя, почему я его не ношу?
Рей отошел к окну, стянул через голову свою странную рубаху, а Мэгг невольно залюбовалась его спиной, широкими лопатками, выступающими позвонками и белой кожей. Она с детства знала, что Рей ей не родственник, поэтому не видела ничего дурного в том, чтобы вот так украдкой рассматривать его и спрашивать себя снова и снова, почему он хочет сделать её леди, отдать другому мужчине, вместо того чтобы стать её мужем и жить счастливо.
Поэт понятия не имел о её мыслях, поэтому, вытершись как следует чистым полотном, надел свежую белую рубаху, сбросил сапоги и проговорил:
– Твои родители дали тебе благородную кровь, но не смогли обеспечить защиты. Они умерли слишком рано, и другие люди захотели… – он замолчал, погрузившись в свои мысли, но Мэгг не смела его тревожить. Прошло несколько минут, прежде чем он очнулся, обернулся и подмигнул ей: – Я дам тебе то, что не смогли дать они. Уже все готово: имя, документ, даже деньги на платья. Подумай, что хочешь взять отсюда, но не тащи много.
– Мы пойдем пешком? – почти с радостью спросила Мэгг.
Рей недовольно вздохнул и отозвался:
– На карету денег нам не хватит. Даже на лошадь.
Поцеловав её в лоб, он ушёл за перегородку, в свою половину комнаты, и вскоре оттуда раздались басовитые звуки нижних струн старой цитры. Мэгги задула свечу, разделась, обмылась из небольшого ведёрка с чуть тёплой водой и принялась расплетать и расчёсывать волосы, вслушиваясь в незатейливую мелодию и всё ожидая, когда же к ней присоединится высокий голос Рея. Она почти расчесала волосы и начала плести косу, когда это произошло. «В далёких странах эмирский купец…», – запел Рей, и Мэгги счастливо улыбнулась, не понимая, почему в носу засвербело и зачесалось, а глаза начало щипать. Песня была весёлая: про купца, его двух верблюдов и девушку, любовь которой хоть и была купцу дорога, но все-таки «шёлка и жемчуга не дороже».
К концу третьего куплета девушка доплела косу и залезла под тонкое одеяло, обхватила руками подушку и уверенно сказала себе: «Всё будет очень хорошо». Заиграла новая песня – тихая, любовная, – и под неё Мэгги постепенно погрузилась в лёгкий светлый сон.
Уезжая из Харроу, они кратко простились с теми, кто дал им приют на долгое время: Мэгги зашла в монастырь и получила благословение от серых сестёр и их настоятельницы, Рей забрал жалование и потрепал по головам ребятишек торговца, а старшей девочке поцеловал руку, как делали кавалеры на гравюрах. Мэгги переоделась в приготовленный для неё Реем мужской наряд, спрятала волосы под берет и закинула на плечо арбалет, с которым так и не смогла расстаться с давних пор. Рей ограничился тем, что проверил, легко ли выходит из сапога кинжал, и поправил цитру на спине.
В центре Харроу, через который нужно было пройти, на площади раскинулась остеррийская ярмарка, а громадную статую, изображавшую рослого лорда в доспехах и маленькую леди в пышном платье, облепили любопытные мальчишки.
Мэгг напомнила самой себе, что уже давно вышла из детского возраста, и не попросила Рея ненадолго задержаться, хотя очень хотелось померить звенящие браслеты, повыбирать ленты и сжевать сладкий горячий пирог с яблоком или сливой. Вместо этого она спросила, указав на статую:
– Кто они?
Рей пожал плечами:
– Завоеватель Остеррада и его жена, наверное – кому бы ещё ставить здесь памятник?
– Остеррад завоевал Эйрих Первый, я помню, – почти с гордостью заявила Мэгг, а Рей фыркнул и щёлкнул её по носу:
– Плохо помнишь, иначе знала бы, что король потерпел поражение и отступил, а Остеррад завоевал королевский брат, милорд Дойл. Правда… – Рей оглянулся на оставшуюся позади статую, – я читал, что он был не рыцарем, а горбуном и чародеем, так что, может, это и не он вовсе.
– А жена причём здесь? – спросила Мэгг насмешливо: было очевидно, что Рей, упрекнувший её в неграмотности, сам всё перепутал.
– Для красоты, – твёрдо ответил он и ворчливо добавил: – Смотри-ка лучше под ноги.
Чтобы не травить душу и не цепляться взглядом за пёстрые прилавки, Мэгг послушалась его совета, и вскоре они выбрались из Харроу на Остеррийский тракт. Пыльная, крепкая дорога расстелилась перед ними, и они зашагали по ней так свободно, словно и не сидели два года на одном месте. Мимо то и дело проезжали кареты и повозки, но пока идти было легко, так что они, не сговариваясь, не попытались набиться кому-нибудь в попутчики.
Когда солнце поднялось высоко, Рей объявил привал, и они свернули с тракта. Почти сразу же за придорожными кустами обнаружилась тихая полянка, и Рей довольно развалился посреди неё, подставляя лицо горячим лучам. Мэгг завистливо вздохнула и расположилась под деревом, в ветвях которого посвистывали клекотуны.
– Мы придём как раз к большому празднику Дня окончания года, – сказал Рей, не меняя позы, – и к представлению молодых аристократов и аристократок. Ты не привлечёшь к себе лишнего внимания, потому что будешь одним из многих новичков. А твоя красота поможет тебе найти прекрасного мужа.
– Он узнает, что я нищая бродяжка, – сказала Мэгг тихо, – и возненавидит меня.
Рей рассмеялся, словно она рассказала замечательную шутку:
– Он будет любить тебя. Узнав правду, может, немного рассердится – не более того. А потом ты расскажешь ему о своих родителях и о том, как у тебя отняли состояние, и он всё поймёт.
Рей перекатился на живот, сложил руки под подбородком и пристально посмотрел на Мэгг.
– Видишь ли, – произнес он, – когда мужчина любит женщину, действительно любит, он способен простить ей очень многое.
Внимательный взгляд и проникновенный тон Рея почему-то задели Мэгг за живое – наверное, потому что было неприятно думать о том, что он мог так сильно любить другую женщину. Это была глупая мысль, поэтому Мэгг заставила себя поинтересоваться:
– Ты любил так кого-нибудь?
Рей покачал головой, но без грусти.
– Не случилось.
Он всегда казался Мэгг взрослым и умным, но сейчас, считая года, она понимала, что Рею было не больше двадцати, когда он начал заботиться о ней. То есть он был всего на три года старше неё нынешней – неудивительно, что он не успел встретить свою «леди Майлу» из песни, а если и успел, то слишком ненадолго.
– Поднимайся, – между тем велел Рей и сам встал на ноги.
Мэгг с любопытством подчинилась, не понимая, чего он хочет. Рей же, отодвинув цитру подальше от центра поляны, вдруг сделал изящный низкий поклон и протянул ей руку.
– Что?
– Леди, – проговорил Рей вкрадчиво, – позвольте пригласить вас на танец, – а потом прибавил обычным голосом: – При дворе сейчас танцуют, так что тебе стоит размять ноги.
– У нас нет музыки, – Мэгг неожиданно для себя застеснялась танцевать с Реем на пустой поляне, у неё отчётливо загорелись щёки. К счастью, поэт ничего не заметил, а ещё настойчивее протянул руку и поторопил:
– Я спою. Давай.
Мэгг послушно сделала низкий и глубокий реверанс и, коснувшись пальцами воображаемой пышной юбки, подала Рею руку. Он неторопливо мелодично засвистел и сделал первый шаг вперёд, задавая темп и рисунок. Вперёд, поворот, поклон, снова шаг, обход – не было больше ни поляны, ни пыльной одежды. Вокруг во всём великолепии сияла бальная зала, под потолком которой горела тысяча свечей, под ногами был натёртый до скрипа деревянный паркет, в огромных окнах блестели крупные волшебные звёзды, и музыка была настоящая, не тихий свист: ласково рассказывала свою историю виола, ей вторил внимательный клавикорд. Рей – в придворном костюме знатного лорда, с забранными назад и украшенными узким обручем волосами, вёл её, в пышном платье, в лучшем танце на свете. И в его глазах горела та самая любовь, о которой он говорил ей – недавно или давно? – спутать было невозможно.
Свист Рея оборвался, и наваждение рассеялось. Снова была поляна, дорожные костюмы. Рей нарочито закряхтел и сделал вид, что разминает поясницу.
– Старею, похоже, – сообщил он, без труда, впрочем, подхватывая свою цитру и устраиваясь с ней у дерева.
– Вот ещё, – отозвалась Мэгг, – ты меня замучил своим танцем и даже не запыхался.
На самом деле, она бы потанцевала ещё – её сердце стучало быстро-быстро не то от волнения, не то от самого танца. И, садясь к дереву на противоположном конце поляны, она без сомнений сказала сама себе: «Я влюбилась в Рея». Судя по тому, как на эту мысль отозвалось её сердце, она не ошиблась – чувство было похоже на то, что испытывали герои и героини Реевых баллад и сказок.
Очень захотелось крикнуть: «Рей, я тебя люблю!», – но она не сделала этого, только громко засмеялась, радуясь тому чувству, которое переполняло её сердце.
На её смех Рей ответил переливами струн.
Ещё немного посидев, переждав жару и выпив по нескольку глотков воды, подкрашенной каплей вина, они снова двинулись в путь. В какой-то момент Рей окликнул седоков небогатой телеги, и вскоре Мэгги уже сидела, свесив ноги, на самом краю рядом со щупленькой молчаливой девчонкой, а Рей вместе с хозяином телеги и его сыном пел песни и хохотал.
На ночь телега останавливаться не планировала, так что, едва стемнело, Рей и Мэгг снова спрыгнули на дорогу и быстро, не привлекая к себе внимания, скрылись в негустом лесу. Костёр решили не разводить: лето и без того было тёплым, а еду в Харроу они взяли готовую, так что Мэгг нужно было только приготовить какое-нибудь подобие постели. Когда Рей отошёл отлить в кусты, она внимательно осмотрела мешок, единственный на двоих плащ, свою куртку – и решила, что спать они будут рядом, укрываясь плащом и подложив куртку на землю.
Рей на это ничего не сказал, безо всяких возражений сгрёб Мэгг в объятия, устроил подбородок у неё на макушке и велел:
– Спи, малышка. Нам завтра долго идти.
Мэгг не придумала, что сказать, поэтому закрыла глаза и почти сразу же заснула. Проснулась посреди ночи от того, что Рей повернулся к ней спиной, и сразу стало неуютно в темноте. Она тоже повернулась и обняла его за плечи, уткнулась носом куда-то между лопаток и вздохнула его терпкий, знакомый целую вечность запах.
– Проклятье, – пробормотал Рей сквозь сон и мотнул головой. Кажется, ему снилось что-то не очень хорошее. Мэгг приподнялась на локте. Так и было: лицо Рея покраснело, на виске надулась голубая жилка, губы плотно сжались, глаза были зажмуренными, а дыхание – рваным и слишком частым.
– Рей! – позвала она его, но, очевидно, сделала только хуже. – Рей!
Он не просыпался, только страдание всё больше искажало его лицо.
– Рей! – уже испуганно повторила Мэгг и потрясла его за плечо. – Рей!
Он проснулся рывком, распахнул глаза, замер и только после этого медленно выдохнул:
– Мать твою.
Мэгг испуганно подалась назад. На её памяти Рей не ругался ни разу, даже когда их обманывали корчмари или грабили умелые воришки, только пожимал плечами и говорил что-то вроде: «Каковы нахалы». Наверное, кошмар был действительно ужасным. Мэгг не знала, что стоит сделать в этом случае, но подумала, что, пожалуй, на его месте она хотела бы почувствовать дружескую поддержку. Поэтому, забыв обо всех любовных глупостях, которые наполняли её голову на протяжении дня, она крепко обняла его сзади и прошептала:
– Всё в порядке.
Вместо того чтобы расслабиться и согласиться с этим, Рей твёрдо расцепил её руки, вскочил на ноги и бросил коротко, даже не взглянув на неё:
– Спи, – и отошёл куда-то к краю поляны, так что его почти поглотила темнота. Зашуршали кусты – и Мэгг осталась одна.
Наутро о ночном происшествии не упоминали. Рей был веселее обычного, с рассветом завёл песню, снова пригласил Мэгг на танец, но превратил его в какой-то балаган из шуток, подколок и даже гнусных попыток её защекотать. Погода немного испортилась, но под низкими серыми облаками идти было легче и приятнее, чем под палящим солнцем, поэтому решили не прерываться на обед, а перекусили на ходу. К тому моменту, как начали сгущаться сумерки, а дорога пошла мимо высокой монастырской стены с одной стороны и почти убранных уже полей – с другой, позади осталось расстояние вдвое большее, чем они прошагали вчера.
– В поле ночевать будет плохо, если только не найдём где-нибудь стога сена, – проговорил Рей, но без волнения в голосе.
– Постучимся в монастырь? – предположила Мэгг.
Рей окинул стену недовольным взглядом:
– Видишь окна? – они в стене были маленькие и треугольные, не такие, как в монастыре серых сестёр. – Это обитель теней, хранителей короля. Не самые гостеприимные люди в Стении, уж поверь мне. И не люблю я их.
Возможно, Мэгг спросила бы, с чего Рею не любить королевских стражей, но в этот момент с неба упала первая крупная дождевая капля. Громыхнуло – и дождь обрушился стеной не менее плотной, чем каменная стена монастыря.
Глава четвёртая. Гостеприимство святейших отцов
Монаху-привратнику, кажется, не нравилось в Рее и Мэгг всё: и мокрые насквозь костюмы, и слипшиеся волосы, и грязные ботинки. Мэгг не могла разглядеть его лица за слишком глубоко надвинутым капюшоном, но он качал головой и постукивал друг о друга кончиками пальцев весьма красноречиво.
– Почтенный брат, мы просим о приюте, – проговорил Рей очень смиренно, и монах посторонился, давая им возможность укрыться от ливня под сводом громадной каменной арки.
Под ней было холодно, зато сухо, и Мэгг тяжело выдохнула. Рей же первым делом снял со спины цитру и принялся отряхивать и вытирать её.
– Спасибо, почтенный брат, – неуверенно произнесла Мэгг, подражая поэту, и сделала это напрасно – звонкий голос тут же раскрыл её нехитрую маскировку. Почтенный брат медленно повернулся и уставился на неё чёрной дырой капюшона.
– Женщинам не место в этих стенах.
Рей был слишком увлечён цитрой и, похоже, даже не услышал этого, а Мэгг нервно заозиралась, пытаясь найти себе оправдание. Впрочем, этого не потребовалось. Брат, помолчав немного, сказал:
– Но мы не отказываем в приюте тем, кто в нём нуждается. Вы оба получите пищу и кров на эту ночь, но с рассветом уйдёте.
Рей отвлёкся от цитры и искренне ответил:
– Это совпадает и с нашими желаниями. Благодарим вас ещё раз.
– Благодарите Всевышнего. Пусть он хранит вас в пути. Следуйте за мной.
В стене арки притаилась дверь, привратник открыл её, взял небольшой, похоже, магический светильник и первым пошёл вверх по узкой винтовой лестнице. Мэгг и Рей последовали за ним.
Стена была сложена из крупных светлых камней, непохожих на красный кирпич южных домов. Монастырю могло быть и триста, и пятьсот лет. Мэгг не помнила точно истории, но знала, что орден теней, телохранителей короля, существует как минимум шесть веков – Реймих Странный упоминал их в своих летописях не как что-то новое, а как привычную реалию.
– Рей, – позвала Мэгг шёпотом, – сколько лет монастырю?
– Его построили в двести восемнадцатом стенийском году по распоряжению короля Тордена, – ответил вместо Рея монах. – Сначала он принадлежал белым отцам, но со временем перешёл в распоряжение к нашему ордену.
Несмотря на то, что ответ был обстоятельным, монах дал его таким тоном, что спрашивать дальше расхотелось, и Мэгг сосредоточилась на несоразмерных высоких ступенях, от которых вскоре заболели ноги, и на каменном основании лестницы, скользящим под пальцами и ведущим всё на новые и новые высоты, от которого закружилась голова.
Монах остановился резко, так что Рей едва не налетел на него, а Мэгг лбом стукнулась о спину Рея. Зазвенели ключи, задрожал желтоватый свет лампы, и они все оказались в небольшой и очень скромно обставленной комнате с двумя длинными деревянными столами и четырьмя такими же лавками. Напротив входа жарко пылал камин, а на столе стояло единственное блюдо с половиной краюхи серого хлеба. Еда не так волновала Мэгг, как тепло, поэтому она кинулась к камину, упала на колени и протянула к огню окоченевшие пальцы. Жар тут же прошёл по всему её телу, изгоняя из костей противный холод, по позвоночнику пробежала сладкая дрожь удовольствия. Мэгг прикрыла глаза и довольно улыбнулась, надеясь, что скоро Рей перестанет вести пустые разговоры и присоединится к ней возле огня. И действительно, не успела она об этом подумать, как Рей опустился рядом и тоже протянул к огню ладони, принялся разгибать и сгибать пальцы, а заодно радостно сказал:
– Послушники скоро принесут нам ужин, спать будем в одной из келий.
– Ты говорил, они не слишком гостеприимные, – хмыкнула Мэгг, не открывая глаз.
Рей ничего не ответил, как бывало всякий раз, когда он в чём-то оказывался не прав. Позади скрипнула дверь, раздались шаги, стукнуло о стол – можно было не оборачиваться, чтобы угадать: это принесли еду. Мэгг ещё несколько секунд просидела перед камином, потом повернулась к нему спиной, чтобы дать немного высохнуть волосам, открыла глаза и вздрогнула.
Они с Реем были не одни в пустой трапезной – за столом сидел ещё один человек, в монашеском облачении, но, кажется, не из теней. В отличие от привратника, он снял капюшон, и Мэгг отчётливо видела его лицо. Всевышний, что это было за лицо!
Мэгг не сомневалась, что ещё будет видеть его в кошмарах, хотя в нём не было ничего уродливого или даже отталкивающего. У монаха были очень высокие скулы, узкие, западающие щёки и глубоко посаженные глаза, в глубине которых горел какой-то жуткий огонь. Чёрные волосы были, наверное, острижены уже очень давно, и теперь отросли и опускались почти до плеч. Ровными белыми зубами он размеренно откусывал маленькие куски от тонкого ломтя серого хлеба, даже не глядя на поставленные блюда с рыбой, варёной морковью и сладкими кореньями в меду. Почувствовав взгляд, он повернул голову и пристально посмотрел на Мэгг, как будто хотел изучить её душу. Потом отложил хлеб в сторону, отряхнул пальцы, поднял капюшон и скрылся за ним, продолжая, однако, смотреть на Мэгг – да, она не сомневалась, что он смотрит именно на неё, а не на Рея рядом.
Не выдержав этого невидимого взгляда, Мэгг опустила глаза в пол, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и убеждая себя в том, что бояться решительно нечего – и пока она тщетно боролась с собой, монах беззвучно исчез.
Когда она рассказала об этом Рею, тот всполошился, но не из-за монаха, а из-за того, что испугался, не подхватила ли она лихорадицу: принялся разглядывать её лицо, несколько раз коснулся губами лба, а потом, быстро накормив и едва ли съев пару кусочков, отвёл в приготовленную им келью с двумя узкими лежаками и всю ночь обнимал за спину, грея своим теплом. Мэгг не сопротивлялась, хотя и чувствовала себя совершенно здоровой.
К утру стало ясно, что никакой лихорадицы нет и в помине, так что они с рассветом покинули стены обители и снова пустились в путь. О вчерашнем ливне напоминали только редкие рытвинки на дороге, заполненные водой, влажная трава да иногда встречавшиеся залитые до краёв канавы. Небо совершенно очистилось, камни на дороге высохли, и идти было легко и приятно.
Внешние стены Шеана показались к полудню – тонкая каменная резьба издалека напоминала кружево, а громадные золочёные стенийские орлы на воротах напоминали сказочных птиц и вот-вот готовы были ожить и взлететь – так искусно были сделаны.
В Шеане Мэгг была ещё совсем ребёнком и почти не помнила его – сейчас он представал перед ней во всём величии и великолепии. Дорога поползла в гору, но это был лёгкий путь – орлы всё приближались, и вот до слуха Мэгг уже начали доноситься крики, смех, ярмарочные завлекалки, клекотание, а следом навалились и запахи: копчёной рыбы, яблочного самогона, свежих раков и ещё чего-то совершенно неизвестного.
У главных ворот, распахнутых настежь, стояли два рослых стражника в рыцарских доспехах, а вокруг крутились подвижные, суетливые Жёлтые плащи – личная гвардия короля. Каждый обоз и каждую корзинку на въезде в столицу они осматривали, а каждому гостю, будь он пеший или конный, задавали вопросы.
Когда подошёл черёд Мэгг и Рея, Жёлтый плащ – безусый ещё мальчишка с горящим взором, – спросил строго:
– Зачем прибыли в столицу?
– Полюбоваться празднованием, – ответил Рей, – и спеть свои лучшие песни во имя короля и Всевышнего. Я Рей из Грейл-Кора, поэт и музыкант, а это мой подмастерье.
Жёлтый плащ без особого любопытства глянул на показанную Реем бумажку и махнул рукой, разрешая войти.
Внутри города Мэгг ожидала увидеть дворец или богатые дома, но вместо этого сразу же попала на огромный рынок. Он тянулся от ворот до самых старых стен, и многие сотни людей роями пчёл носились от прилавка к прилавку. «Пирог, пирог!», – раздавалось с одной стороны. «Кожа, лучшая кожа Стении», – кричали с другой.
– Рей! – воскликнула Мэгг, едва удержавшись, чтобы не ткнуть пальцем: мимо пошел разряженный в разноцветный костюм человек с совершенно чёрной кожей.
– Это эмирец, – шепнул Рей, – не показывай пальцем и держись возле меня.
Эмирцев было много: чёрные, как головешки, они важно ходили между обычными белыми людьми или сами стояли в лавках, от которых пахло сладко-острым или медово-горьким. Рей тихо пояснил, что они продают восточные специи. У одного из эмирцев над палаткой висела громадная пятнистая шкура.
– Огненная леопарда, – объяснил Рей, – эмирцы ловят её по пятеро-шестеро, и не всегда даже один выживает. Леопарда похожа на кошку, только клыки у неё длиннее человеческой руки, а взглядом она может поджигать предметы.
Мэгг некультурно, но восторженно присвистнула: шкура у леопарды и правда была гигантских размеров, как три бараньих.
Лишних денег у них не было, так что мимо продавцов Мэгг шла, крепко сжав зубы и не давая себе канючить. Хотелось всего на свете: и шкуру леопарды, и бусы из наполненного солнцем золотого камня, и пёстрый вытканный платок, а ещё – сладких пирогов, которыми так нестерпимо пахло, и кислых мочёных слив.
– Станешь богатой леди – скупишь себе половину ярмарки, – тихо рассмеялся Рей, отлично видя, как бегает её взгляд с предмета на предмет.
– Обязательно, – серьёзно сказала она.
Между тем они достигли вторых ворот – в стене старой крепости, – и без труда прошли внутрь.
Ярмарка осталась позади, её как будто отрезало. В старом городе тоже было людно, но как-то иначе: никто не кричал, не сновал туда-сюда, и пешие, и конные двигались чинно. Бегали только мальчишки в ярких красных рубахах. Для себя Мэгг решила, что это какие-нибудь гонцы.
Рей крепко взял её за руку и повёл по мощёной булыжником улице мимо аккуратных домов в два или три этажа, каждый балкон которого был усажен цветами.
Вывеску «Жёлтый плащ» Мэгг увидела издалека и совсем не удивилась, когда Рей свернул туда. Это была большая и очень чистая корчма, не переполненная, но и не пустующая. Молоденькие разносчицы в белых передниках сновали между столами.
– Садись, – Рей отпустил её руку, и Мэгг быстро заняла место у окна. Интересно, что, похоже, корчма помещалась как бы в полуподвале – из окна была видна не вся улица, а только её часть, точнее – ноги повыше колена и конские копыта. Целиком людей можно было рассмотреть только на другой стороне улицы. Здесь гуляла знать. В основном, конечно, верхом или в носилках, которые правильно было именовать паланкинами, но иногда и пешком. Важные леди в дорогих платьях и отделанных мехами плащах семенили по широкой улице, опираясь на руки высоких широкоплечих лордов с подкрученными усами и гордо вскинутыми головами.
Представилось на минуту, что она рано или поздно станет одной из них. Будет, как, например, та леди в зелёном, свысока поглядывать на пыльную дорогу и морщить нос, завидев кучку конского навоза.
Мэгг хихикнула – как раз в тот момент, когда подошёл Рей вместе с разносчицей. Румяная девушка опустила на стол две кружки: одну, с пенистым пивом, Рею, другую, с квасом, Мэгг.
– Посмотри на них, – девушка отпила немного и кивнула в сторону улицы, – ты хочешь, чтобы я стала такой же?
Рей тоже перевёл взгляд за окно и едва улыбнулся, отчего его лицо как бы осветилось изнутри и стало необыкновенно приятным:
– Я обещал тебе, что ты станешь леди, малышка. И вот увидишь…
Разносчица поставила между ними блюдо с жирным жареным востриком в меду и с яблоками, и Рей не договорил и кивнул:
– Налетай!
«Налетать», правда, всё-таки приходилось культурно, то есть отламывая кусочки вилкой и не помогая себе руками, но к этому Мэгг уже привыкла. Рей смотрел одобрительно, сам обходясь одним ножом, но умудрившись ни единой капли соуса не уронить на стол.
Когда от вострика остались только кости да немного шкуры с недопалёнными перьями, Рей сыто и довольно откинулся к стене, положил руку на подоконник и подмигнул Мэгг. Она улыбнулась: точно знала, что означает это подмигивание и эта сытая улыбка.
И правда, Рей поднялся и пошёл к стойке, наклонился, что-то шепнул хозяину – и вот уже снимает со спины любимую цитру. Прислонился к одной из деревянных подпорок почти в центре зала, взял на пробу несколько нот и тут же, без предупреждений и объявлений, заиграл простой мотив знаменитой песенки.
Мэгг прикрыла глаза, подтянула к себе кружку с водой и замерла, вслушиваясь в его удивительный голос. Сейчас, когда расставание становилось всё ближе и всё неотвратимей, ей стало до смешного страшно потерять своего поэта. Если бы можно было кинуться ему на шею и выкрикнуть: «Рей, я тебя люблю! Тебя, а не какого-то там лорда!», – она бы сделала это сразу же. Но Рей только рассердится, не было никаких сомнений.
«Может быть, – подумала Мэгг лениво, – у меня не получится стать леди, и я вернусь к нему». Тогда Рей перестанет твердить, что должен дать ей деньги и титул, которых она лишилась, и они станут жить действительно счастливо.
Пока же Рей пел, но его песня совсем не подходила грустному настроению Мэгг. Он пел о юной девушке, полюбившей прекрасного юношу, который оказался – вот незадача! – подлецом и прохвостом. То он мурлыкал высоко и тонко, сетуя на горести и тяготы судьбы и повествуя о любви к красавцу, то басил, рассказывая о злодейских планах похитить у девицы честь и рубиновый перстень в придачу.
Посетители начали озираться, а найдя взглядом певца, принимались хлопать ему в такт, и к последнему куплету Мэгги со своего места уже не слышала переливов лютни, только шумные стройные хлопки.
– Браво! Браво!
– Ещё! Пой, музыкант!
– Эй, налейте ему!
И Рей, рассмеявшись и глотнув свежего пива, запел снова.
Через час его всё ещё не желали отпускать, но он всё-таки прервался, допил пиво, получил от хозяина кивок, подтверждающий, что стоимость обеда он отработал сполна, и вернулся к Мэгг. Она вздрогнула, когда он сел напротив: заслушалась и задумалась.
– Я заказал нам комнату, сегодня отдохнём, а завтра утром привезу тебе платья. Скоро праздник конца года, королевский дворец будет принимать множество гостей, попасть в их число – пара пустяков. А там – ты не упустишь своего шанса, – Рей протянул руку и сжал пальцы Мэгг.
После еды и песен Мэгг разморило, и она только согласилась. Вставать не хотелось, у подоконника было удобно, а солнце, ещё летнее и тёплое, приятно грело плечо и спину. Рей, кажется, догадался, что она хочет ещё немного посидеть, потому что отпустил её пальцы и взял кружку с оставшимся на дне пивом.
Мэгг перевела взгляд в сторону – и успела увидеть, как в зал заходят трое мужчин. Они, как и те, которые гуляли с важными леди, были в шёлке, штаны у них были короткие, с завязками, а к ним – чулки и туфли с пряжками. Они прошли за стол в центре, разносчица подбежала к ним в тот же миг.
– Вина, и получше! – велел один громко. – У нас сегодня траур. Мы свободу хороним!
– Поаккуратней! – воскликнул второй, и все трое рассмеялись какой-то своей шутке.
И тут же Мэгг узнала их: первый был рыжий лорд Лин, он отпустил короткую бородку клинышком и пышные усы, второго Мэгг раньше не видела, зато третий – самый молчаливый и спокойный, – оказался лордом Эскотом. За три года он не изменился ничуть, если только её память верно сохранила его черты. Она снова, как три года назад, внимательно вгляделась в лицо Эскота, потом посмотрела на Рея и подумала, что музыкант всё-таки красивее: его лицо было куда более живым.
