Текст книги "Изъян в сказке: бродяжка (СИ)"
Автор книги: Екатерина Коновалова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава первая. Песни Рея
Старый город Шеан, видевший ещё древних людей и помнивший их старых богов, изнывал от жары. Необычное сильное солнце нещадно палило вторую неделю, высушивая посевы на полях в округе, раскаляя камни стен и дорог, обжигая белокожих дамочек и заставляя обливаться потом высоких лордов в бархатных камзолах и кожаных сапогах.
Ко Дню конца года в столицу набилась громадная толпа всевозможного люда: были и благородные – на конях или в носилках, разряженные и разукрашенные, были и простые – толстые усатые купцы, бедняки-оборванцы, а с ними – разукрашенные пёстрые музыканты, плясуны, фокусники и шарлатаны, планировавшие подсобрать золотых перед долгой и голодной зимовкой. Единственное, что всех объединяло, это то, что каждый кричал на входе в город: «Слава королю Эйриху!», – а войдя, мгновенно пропитывался потом и пылью, начинал нестерпимо вонять и оказывался стиснут двумя дюжинами локтей и задов.
Чтобы избежать эдакой неприятности, труппа Одноухого Сэма расположилась не в пределах вторых городских стен, а немного поодаль, на опушке Ведьминой рощи. Цветной фургончик спрятали за деревьями, а артисты расположились на желтоватой траве и, раздевшись почти до неприличного, предавались блаженному ничегонеделанью в ожидании вечерних представлений.
– Нич-о, – сквозь бурую жвачку поговаривал Сэм, – пройдём.
Наверное, в глубине души (если только у Сэма вместо души – не кошель с монетами) он опасался, что, слишком долго прождав, труппа упустит какое-нибудь лакомое место. Но свой комфорт Сэм любил даже больше денег, поэтому, повторив свое «Нич-о», он снова прислонялся к дубовому стволу и закрывал глаза.
Недалеко от него близнецы Би и Бо, седые и красноносые, вполголоса ругались из-за бутылки зианской огненной воды, а толстуха мамаша Лиз, думая, что её никто не замечает, чесала промежность, задрав повыше юбку. Посреди поляны развалился кучер – к нему было страшновато подходить, так сильно от него разило перегаром.
В стороне же, у другого толстого дерева, расположились двое, которым, кажется, было совершенно не место в этом балагане. Первый был мужчина, ещё не старый, тридцати с небольшим лет. Его щёгольский малиновый дублет висел на низкой ветке, а сам он, в рубашке и ладных штанах, чисто выбритый, с густыми угольно-чёрными кудрями, обнимал цитру из светлого дерева и то и дело нежно касался пальцами её струн, не извлекая, правда, ни одного звука. Его губы шевелились, возможно, проговаривая ноты или слова песни.
Рядом, положив голову ему на колено, устроилась девочка. Лицом она немного походила на него – те же тонкие черты, те же большие светлые глаза, – но никак не могла быть его дочерью: волосы у нее были совсем светлые, с лёгкой желтинкой, как будто в них запутались солнечные зайчики.
Девочка держала в руках толстую книгу и негромко читала её вслух:
«Второй же глаз Всевышнего всегда закрыт, и никому из смертных неведомо, какие видения проносятся перед ним. Когда откроется закрытый глаз, настанет Конец Мира», – прочитала она и покосилась на мужчину. Он кивнул, давая понять, что всё услышал, и ущипнул одну из струн цитры, вызывая гулкий гудящий звук.
– А потом под закрытый глаз заполз муравей и выел его, – недовольно сказала девочка, закрывая книгу и поворачиваясь со спины на живот, и обхватила коленку мужчины тонкими руками.
– Я запрещал тебе читать эту чушь, – заметил мужчина и снова тронул струны. – Кто тебе её вообще в руки дал?
– Сэм, – с вызовом ответила девочка, но не произвела этим никакого впечатления.
– Сэм разбирает только те буквы, которыми написано название пива. А я тебе запретил: леди не пристало читать подобную похабщину.
Девочка наморщила нос, ткнула пальцем в почёсывающуюся мамашу Лиз и сообщила:
– Похабщина – это вот. А «Всевышний и муравей» – самая обсуждаемая книга в Шеане, я сама слышала вчера в лавке.
Ещё один щипок, ещё один низкий звук – и только дождавшись, пока он стихнет, мужчина категорично объявил:
– Чтиво для студиозусов и всякой рвани. Леди оно не подходит – и чтобы больше я о таком не слышал.
За всё время этого короткого спора его лицо ни на минуту не утратило спокойного выражения, густые брови не сошлись к переносице, губы не искривились – более того, он даже не перевёл на девочку взгляда и по-прежнему был, кажется, полностью поглощён своей цитрой.
– Рей, – протянула девочка.
– Читай дальше, – он неторопливо перебрал все струны, одну за одной, и прислушался к их звучанию, что-то поджал с краю и перебрал снова.
– Спой лучше, я устала. И всё равно слишком жарко.
Рей всё-таки посмотрел на девочку и чуть улыбнулся, а она, наклонив голову на бок, звонко рассмеялась: она отлично знала, что эта полуулыбка означает её полную победу. Конечно, Рей ещё немного поборолся, попытался стать грозным, но спустя несколько мгновений шутливо толкнул девочку в плечо, поправил свой инструмент, кашлянул, прочищая горло, и пропел негромко, удивительно приятным и достаточно высоким голосом: «Уста не молчат, когда сердце горит… любовью».
Девочка довольно закрыла глаза – ей совсем не нужно было вслушиваться в слова этой песни, чтобы вспомнить с невероятной точностью грустную историю любви бродячего поэта и благородной леди Майлы. Забыв обо всех запретах и преградах, поэт, имя которого потерялось в веках, признался в своих чувствах леди Майле, и её сердце тоже зажглось любовью. Бросив отца и сестёр, леди Майла сбежала с поэтом, даря ему «ежечасно сладость свою», что бы это ни значило. Но отец леди Майлы не мог простить поэту бесчестия, он выследил их и велел поэту сражаться на смерть. У поэта не было оружия, только старая лютня, поэтому отец проткнул его шпагой, как поросёнка вертелом, вместе с лютней, и велел Майле ехать домой. Но сила её любви к поэту была так велика, что она выхватила у отца из рук шпагу, на которой ещё не высохла кровь поэта, и вонзила её себе в грудь.
Рей пел проникновенно и страстно, и девочка в который раз за свою относительно короткую жизнь подумала о том, что, наверное, он тоже когда-то любил такую леди Майлу. Но он был умнее поэта из песни и не стал, наверное, признаваться ей в любви и увозить её из дома. Или же, наоборот, увёз, а когда отец леди вызвал его на дуэль, он достал свой длинный кинжал из сапога и проткнул злодея, как поросёнка. Правда, в этом случае было непонятно, куда же делась леди. Однажды девочка даже спросила Рея об этом, но он велел ей не болтать ерунды и не путать правды с вымыслом, из чего можно было сделать вывод, что леди от него просто ушла. Или стала толстой, как мамаша Лиз, и он бросил её сам.
К тому моменту, как Рей перешёл к куплету про отца и его шпагу, «зубы скалящую сталь», девочка остановилась на втором варианте: ни одна здравомыслящая леди не бросила бы Рея, даже несмотря на то, что у него совсем не было денег. Будучи маленькой, несколько лет назад девочка думала о том, что, когда вырастет, обязательно выйдет за Рея замуж, и они будут жить долго и счастливо в замке, как герои всех сказок. Кажется, это был первый и единственный раз, когда Рей действительно рассердился на неё – не просто сказал свое обычное: «Хватит болтать ерунду», – а именно рассердился и даже потянулся за прутом со словами, что совсем её распустил и непременно начнёт воспитывать как подобает. Конечно, не начал: девочка знала, что «как подобает» – это как в благородных семьях, где детей колотят трижды в день, вбивая ум и разум, а Рей за всю жизнь едва ли хоть раз больно её ударил, разве что изредка шлёпал пониже спины.
В любом случае, теперь девочка уже знала, что за Рея замуж не выйдет – сказки у них будут разные. Она станет настоящей леди, поедет на бал в королевский дворец и встретит там прекрасного высокого лорда (или, как говорил Рей, милорда), они полюбят друг друга и будут жить долго и счастливо до конца своих дней в роскошном замке. А Рей… про себя он сказок не рассказывал, но девочка надеялась, что он тоже будет жить с ними в замке и, как знать, ещё встретит благородную леди. Только у них всё закончится хорошо, потому что он будет не бродячим поэтом, а жителем большого замка и, может, сам станет лордом.
«И кровь её сердца оросила его бездыханное тело», – допел Рей и снял руки со струн цитры. Девочка открыла глаза и улыбнулась. Рей взлохматил свои волосы и покачал головой:
– Враг меня дёрнул петь тебе это в детстве. На том свете твои родители с полным основанием снимут мне голову, отрубят ноги и руки, а тело бросят воронам.
– На том свете у тебя не будет тела, а душе никто не может навредить, кроме врага. Но ему в садах Всевышнего делать нечего, – веско сообщила девочка.
– Думаешь? – притворно удивился Рей. – Докажи.
Девочка схватила Святейшую книгу, раскрыла на нужной странице, прочла вслух несколько строк, удивляясь, как это Рей мог забыть о подобном – и вдруг поняла, что он ловко её провёл, и расхохоталась. Рей подхватил её смех и мягко погладил по голове.
– Обманщик, – она захлопнула книгу и перекатилась по траве, раскинула руки в стороны и зажмурилась, подставляя лицо солнцу.
– А ну, в тень! – тут же рыкнул Рей, и она подчинилась. Это была своего рода игра: она пыталась понежиться на солнышке, а он раз за разом не давал ей этого делать, говоря, что она станет так похожей не на леди, а на бродяжку.
– Эй, старик! – крикнул Одноухий Сэм, и Рей обернулся к нему. Девочка никогда не понимала, почему он отзывается на «старика», будучи ещё почти совсем молодым, но спросить снова не успела – легко поднявшись на ноги, Рей отошел к Сэму и о чём-то с ним негромко заговорил. А девочка погладила пальцем деревянный бок цитры и почему-то загрустила. Наверное, потому что ей было уже тринадцать, а значит, уже совсем скоро ей пора будет становиться настоящей леди, ехать на бал и встречать там лорда. Не то чтобы она этого не хотела – на самом деле, хотела больше всего на свете, – но было грустно думать, что их тихая жизнь с Реем, долгие дороги, которые они проходили с другими артистами или вдвоём, будут позади.
Между тем Сэм начал размахивать руками, а Рей напрягся – девочка видела, как закаменела его спина.
– … даром кормить! – донеслось до неё хриплое рычание Сэма.
Что ответил Рей, было не слышно, но девочка видела, как он резко мотнул головой. Сэм вскинул руки и начал, кажется, просить, но Рей не соглашался. Он упёр руки в бока и отставил в сторону ногу – девочка знала, что ему нужно совсем немного времени, чтобы наклониться и выхватить кинжал, и заволновалась. Но напрасно. Сэм сжал толстые, как две небольшие сосиски, губы, нахмурил кустистые брови и что-то коротко сказал. Рей пожал плечами, развернулся и отошёл обратно к дереву. Девочка надеялась, что он сейчас снова сядет на траву и, может, сыграет что-то ещё, но он бросил коротко:
– Мы уходим.
В прежние времена девочка начала бы ныть и канючить, спрашивать, можно ли проститься со всеми, но она была уже достаточно взрослая для этого и знала: если Рей сказал уходить, значит, никакого прощания не будет, надо просто встать, взять книгу и маленький кожаный кошелёк на длинных шнурках и уйти не оборачиваясь.
Рей перекинул цитру через плечо, поправил широкий ремень, забрал малиновый дублет, протянул девочке руку, которую она крепко сжала, и они оставили фургончик и его обитателей. По привычке девочка замотала голову большим платком, чтобы защитить лицо от солнечных лучей.
Выйдя на широкую дорогу, Рей решительно повернулся спиной к столице и зашагал прочь от неё. Сначала он шёл молча и, похоже, был зол, но постепенно морщины на его лбу разгладились, и он засвистел незнакомый лёгкий мотив. Девочка улыбнулась и прижалась к его руке. На самом деле, ей было неважно, куда они идут, если они пока ещё вместе.
– Мы с тобой снова вдвоём, малышка, – отвечая на её мысли, произнёс Рей.
– Чего хотел Сэм?
– Чтобы ты заменила его дочку сегодня. Я отказал. Пока я жив, ты не станешь ярмарочной плясуньей, и сказал об этом Сэму.
– И он тебя прогнал?
Рей рассмеялся:
– Нет, что ты. Я ему был нужен – у него нет ни одного человека, способного извлечь из музыкального инструмента звук, хоть сколько-нибудь отличный от отрыжки. Он просто решил заплатить мне в два раза меньше. А я, Мэгги, слишком себя уважаю, чтобы петь весь вечер за полтора золотых.
На самом деле девочку звали не Мэгги, а Магарет, леди Магарет, как называл её иногда Рей, но она не любила это имя – оно было какое-то слишком сказочное, ненастоящее и принадлежать должно было высокой красивой леди, а не ей – тощей и бледной девчонке. В любом случае, Рей предупреждал её, что, возможно, ей придётся называться другим именем в будущем – поэтому к своему она старалась не слишком сильно привыкать.
– Разве полтора золотых – это не лучше, чем ничего? – спросила она и тут же пожалела о своих словах. По лицу Рея прошла тень, он опустил голову и тяжело вздохнул. – Прости, ты прав.
– Не прав, – отозвался он через несколько минут. – На полтора золотых мы купили бы еды или сняли бы комнату в гостином доме. Тебе не помешало бы помыться и причесаться, да и я душу бы продал за бадью горячей воды. Но, – он фыркнул, как недовольная лошадь, – каков нахал!
Нахалом был, конечно же, Сэм.
– Мы раздобудем денег где-нибудь ещё, – ободрила его Мэгг, хотя умом понимала: перед Днём конца года все, кто готов платить за песни, собрались в Шеане, а в его округе едва ли хоть кто-то расстанется даже с медной монеткой для бродячего поэта. – И мы позавтракали.
Правда, было это несколько часов назад, и от обеда Мэгг не отказалась бы, но Рею об этом знать совсем не требовалось.
Рей слабо улыбнулся и, кашлянув, запел гимн солнцу. Мэгг не рискнула подхватить его, боясь своим блеяньем испортить восхитительный звук, и просто закивала в такт. Идти под песню было легко и приятно, солнце почти не пекло, а ровная дорога стелилась под ноги, как волшебный сказочный ковёр.
Глава вторая. Дороги
Солнце начинало клониться к закату, когда поэт и его подопечная остановились на развилке возле крепко сколоченного деревянного указателя. От долгой дороги их одежда запылилась, лицо Рея, ничем не закрытое, посерело, а волосы потускнели.
– Стин, – прочитала девочка на указателе вправо, – и Лиррский тракт, – на указателе влево.
– Что скажешь, малышка? – спросил Рей, вытирая губы тыльной стороной ладони.
– В Стине никого сейчас нет, все наверняка на приёме у короля, – серьёзно ответила Мэгг, – а на тракте наверняка стоит какая-нибудь корчма или даже гостевой дом. Налево.
Рей хмыкнул и одобряюще кивнул – он постоянно требовал, чтобы Мэгг думала и сама принимала решения, и почти никогда не спорил с ней, только приводил свои доводы, если бывал не согласен.
– Тогда вперёд, – объявил он, и они повернули налево. Петь Рей перестал час или полтора назад – наверное, у него устало горло, – и теперь они шли в молчании.
Лиррский тракт был относительно более оживлённым – несколько раз им встретились несущиеся к Шеану кареты, дважды мимо промчались королевские гонцы, и один раз – проехала крестьянская телега. В их сторону не ехал никто.
Двухэтажный дом с коновязью и колодцем показался впереди, когда на землю почти опустился сумрак. Мэгг радостно хлопнула в ладоши, а Рей снова вытер рукой рот и выдохнул.
У коновязи стояли, сунув морды в вёдра с водой, две лошади, вокруг них бегал, сгребая навоз, шустрый грязный парнишка. Увидев Рея и Мэгг, он бросил свои грабли, подскочил к ним – и тут же скривился, мигом поняв, что денег у них нет.
– Чего надо? – спросил он недовольно.
Рей твёрдо велел:
– Ну-ка, веди к хозяину.
– Делать ему больше неча, как с бродягами болтать, – мальчишка сплюнул на землю через дырку вместо переднего зуба – это выглядело очень здорово, и Мэгг даже на секунду захотела такую дырку и себе, но быстро передумала, решив, что Рею это не понравится, как и её будущему мужу – высокому лорду.
Рей быстро, по-кошачьи цапнул мальчишку за шиворот, тряхнул и повторил:
– А ну, веди! И болтай поменьше!
Мальчишка вырвался, помотал головой на манер мокрого щенка, поправил рубаху и пристально оглядел пыльные, но крепкие Реевы ботинки, малиновый кожаный дублет, потом посмотрел на голубое платье Мэгг и передумал спорить.
– Пошли, – махнул он рукой и быстро скрылся за дверью корчмы под вывеской «Красный петух».
Внутри было душно, но Мэгг не сдержала широкой улыбки, унюхав жареное мясо, хлеб и свежее пиво. Пива ей, конечно, никто не нальёт, но, если повезет, дадут кусок мяса или хлеба. Её желудок заурчал от голода и, к сожалению, Рей это услышал: во всяком случае, снова погрустнел.
По случаю праздника придорожная корчма была почти пустой, не считая двоих молодых людей, расположившихся с полными тарелками у окна, и какого-то сброда в углу. За деревянной стойкой толстый хозяин натирал высокие металлические кружки белоснежной тряпкой. Рей подошел к нему и спросил достаточно громко:
– Хозяин, я поэт, готов петь у тебя весь вечер за обед для меня и этой девчушки.
Хозяин посмотрел сначала на Рея, потом на Мэгг, и девочке показалось, что глаза у него добрые.
– Эх, парень, – покачал он головой, – не в то время пришёл. Тут тебе из слушателей – те два лордика да кошки. Не сегодня.
Желудок Мэгг снова протяжно загудел, и Рей вдруг сказал:
– Я ещё что-нибудь сделать могу. Окна там поправить, посуду помыть.
Мэгг охнула: представить себе Рея, моющего своими красивыми руками вонючую грязную посуду, она совсем не могла. Он берёг пальцы, разминал их, старался пореже опускать в холодную воду, а зимой надевал по двое перчаток, приговаривая: «Музыканта руки кормят».
– Я тоже могу мыть посуду, – быстро сказала она и поёжилась от слишком внимательных взглядов Рея и хозяина.
В этот момент один из молодых людей у окна обернулся к ним и крикнул:
– Это что, музыкант? Приятель, спой, будь так любезен!
Второй глотнул пива и подхватил:
– Спой! Хоть какое-то веселье!
Хозяин корчмы пожал плечами и кивнул, и Рей направился к лордам. Что они лорды, Мэгг поняла сразу: на пальцах у обоих были крупные перстни с дорогими камнями, а одежда стоила столько, сколько Рей своими песнями не зарабатывал и за год. Мэгг тоже немного прошла в их сторону и, пока Рей сговаривался об оплате, разглядывала их. Первый был широкоплечий и крепкий, с большими руками. Волосы у него были короткие и огненно-рыжие и вились смешными кольцами. Второй, наоборот, худой, но не хилый, с небольшими руками, чем-то похожими на руки Рея. Он показался Мэгг очень красивым – и светлой кожей, и тёмными волосами, доходящими до плеч и удерживаемыми тонким серебряным обручем. Он очень напоминал сказочного принца, как их представляла себе Мэгг.
– Почту за честь петь для вас, высокие лорды, – поклонился Рей и снял со спины цитру, а хозяин тихо свистнул Мэгг и протянул ей плоскую тарелку с куском свежей горячей ветчины и ломтем хлеба.
– Не боись, – сказал он, – музыканта твоего я тоже накормлю, эти господа заплатят.
– Спасибо, – шепнула Мэгг и без колебаний впилась зубами в мясо. А Рей заиграл и запел песню про господина Пирьяка, булочника, вздумавшего всех надуть.
Мэгг её не очень любила, но лордам, особенно рыжему, она пришлась по душе. Он захохотал и принялся стучать ритм кружкой по столу. Его друг остался спокоен, только чуть улыбался, показывая белоснежные ровные зубы.
Рей спел ещё десять песен, и, наконец, рыжий лорд протянул ему несколько монет. Рей поклонился, поблагодарил и отошёл обратно к стойке. Мэгг к этому времени уже справилась со своей едой и залезла на высокую корзину возле стены, прижалась к ней боком и дремала.
– Три золотых, – шепнул ей Рей, – и пусть Сэм подавится.
Мэгги довольно хихикнула, а Рей отошёл к хозяину и вскоре вернулся, держа в одной руке тарелку, а в другой – небольшой холщовый мешок, наверняка стоивший ему половины полученных денег, зато набитый всяческой снедью.
Расправившись с хлебом и мясом, Рей отряхнул руки и сказал:
– Нам пора, это не гостевой дом, заночевать здесь не выйдет.
– Всевышний с тобой, музыкант! – крикнул им на прощание рыжий лорд. Его друг ничего не сказал, к сожалению – Мэгг была бы рада, если бы он тоже пожелал им удачи.
– И вас храни Всевышний, высокие лорды, – отозвался Рей, и дверь корчмы закрылась за их спинами.
Пройдя немного дальше по тракту, Мэгг спросила:
– Почему они не в столице?
– Лорда Лина, рыжего, сегодня обманула и бросила невеста, так что он горюет. А лорд Эскот утешает его в этом горе.
– Значит, второго зовут Эскот? – спросила Мэгг и сразу же прикусила язык. Рей приобнял её за плечи и хитро спросил:
– Тебе он приглянулся?
Мэгг отвернулась и буркнула:
– Ничуть, – но, конечно, Рея не обманула.
– Как знать, – заметил он, – может, это твой будущий муж. Сейчас он тебя не заметил, но когда ты подрастешь и появишься при королевском дворе, такие, как он, будут падать у твоих ног.
Мэгги представила гордого лорда Эскота у своих ног – и засмеялась. Это было невозможно, сказочно. Впрочем, Рей всегда говорил ей, что она станет героиней сказки, поэтому, кто знает, может, так и случится однажды.
Совсем стемнело, пора было устраиваться на ночлег. Они свернули с тракта на одну из небольших тропинок и начали искать подходящую поляну. О том, что что-то не так, Мэгги догадалась не сразу, только когда заметила, что Рей слишком крепко стискивает её ладонь и слишком быстро шагает вперед по сухой глине.
– Что… – начала было она, но тут же осеклась, поймав его гневный взгляд.
Прислушалась. Позади раздавались чужие шаги. Едва ли ещё один путник решил свернуть на ту же неприметную тропу просто так. Но если это грабитель, то что ему нужно от них? Жалкие полтора золотых, которые остались у Рея? Грязная и пыльная одежда? Старая цитра?
Мэгг не могла этого понять, но на всякий случай покрепче прижалась к Рею. Шаги позади стали громче.
– Приготовься бежать, – почти беззвучно проговорил Рей.
– Эй, музыкантик, – рявкнули сзади, и Рей дернул её за руку.
Позади захрипели, и Мэгг упала на землю, взвизгнула и рванулась, Рей, споткнувшись, замер – один из оборванцев из корчмы крепко держал девочку за подол платья и подтягивал к себе.
– Пусти! – Мэгг брыкнулась, но оборванец – худой грязный мужик – только ухватил её за ногу.
Страх сковал по рукам и ногам, Мэгг не знала, что сейчас произойдёт, но понимала, что что-то страшное. В руках у мужика был грязный нож.
– Пусти её! – выкрикнул Рей, но не напал. Мужик дёрнул Мэгг, как куклу, и поставил на ноги, прижал к себе, обдав вонью, и надавил ножом на её горло.
– Не надо, – прохрипела она и почувствовала, что у неё из глаз потекли слёзы. «Всевышний, помоги», – подумала она, но никто не помог.
– Музыкантик, – сказал мужик, и краем глаза Мэгг увидела, что, помимо ножа, у него есть арбалет, – клади мешок, деньги, куртку и пиликалку – и можешь идти на все четыре стороны.
Рей стоял в десяти шагах, он так и не вытащил кинжал из сапога и выглядел потерянным. Мэгг встретилась с ним взглядом. Она верила, что он ни за что не бросит её в беде, но не понимала, почему он ничего не делает.
– Уважаемый, – нетвёрдым голосом сказал Рей, – давайте договоримся. Все наши вещи – ваши. Отпустите девочку, и мы уйдём. Она ещё совсем ребёнок.
И тут мужик сделал ужасное: не отпуская ножа, грубо ухватил двумя пальцами Мэгг за грудь, как (она видела однажды) хватали пьяные крестьяне своих жён в корчмах, больно сжал и прохрипел:
– Сойдёт на разок.
Рей медленно положил на землю свой дублет, снял цитру, опустил рядом, кинул мешок с едой, покопался в кармане и ссыпал монеты.
– Молодец, – сказал мужик, сильнее сдавливая грудь Мэгг. Девочка не понимала, что задумал Рей, перед глазами плясали чёрные точки, а зубы бешено стучали от ужаса. Она знала: Рей не позволит, чтобы с ней случилось что-то плохое. Он придумает, как её спасти.
– Это всё, – сказал Рей. – Я могу идти?
Мэгги почувствовала движение головы мужика: он разрешил. Рей повернулся к ним спиной, обхватил себя руками за плечи и нетвёрдо зашагал прочь.
Арбалет опустился, а потом тихо упал. Мэгг начала задыхаться, и каждый шаг Рея как будто сильнее сдавливал её легкие. Она зарыдала, а мужик перехватил ее грудь свободной рукой. Убрал нож и сдавил её запястья, повалил на землю и зашарил по ногам, полез под юбку. Мэгг не могла даже сопротивляться – она как будто окаменела и только повторяла про себя: «Всевышний, помоги». Чужая рука добралась до панталон, и Мэгг тихо заскулила. Нужно было что-то сделать, начать вырываться, и она пыталась заставить себя сделать это, но не получалось. Мужик высоко поднялся над ней и потянул свои штаны вниз, высвобождая красную, налитую кровью плоть. Мэгг завопила и забилась, засучила ногами. Растерянность прошла, она теперь готова была драться изо всех сил, только было поздно.
Мужик кашлянул, странно крякнул и схватился за грудь. Его хватка ослабла, и Мэгг рванула в сторону. Мужик завалился на землю и захрипел, закашлялся, задёргался – а потом вдруг замер и затих.
Мэгг обернулась – Рей стоял в нескольких шагах от неё, даже в темноте заметно бледный. Девочка встала на четвереньки и подползла к мужику. Толкнула его в плечо, и он перевернулся и уставился в небо незрячими пустыми глазами. Из его груди едва различимо торчала тёмная рукоять кинжала.
– Рей, – прошептала Мэгг и оказалась в его объятиях, он сжимал её, целовал волосы и лоб, гладил по плечам. Она судорожно вцепилась в его руки и зарыдала громко, как маленькая. – Рей, – повторяла она снова и снова.
Он ничего не ответил, только обнял ещё крепче. Они просидели на тропинке долго, так долго, что луна успела подняться до середины небосвода и начала скатываться вниз. Наконец, Рей разжал руки и сказал хрипло:
– Уже всё хорошо.
– Ты меня спас, – прошептала Мэгги и слабо улыбнулась. Она больше ни за что не станет сомневаться в Рее.
Почему-то её слова ничуть его не ободрили. Он поднялся с земли, подошёл к убитому мужику, вытащил из его груди кинжал, вытер кровь о его же грязную одежду – и вдруг уронил кинжал и бросился к кусам, согнулся пополам и начал блевать. Мэгг снова задрожала, не понимая, в чем дело, но тоже встала и подошла к нему, осторожно тронула за плечо.
– Отойди, – прохрипел Рей, и его вырвало снова.
Она беспомощно заозиралась вокруг, пытаясь придумать, чем помочь. Наконец, её осенило, она подбежала к мешку с провизией и вытащила кожаный мех с водой. Выдернула пробку и вернулась к Рею, протянула ему.
Он едва удержал мех, так сильно у него тряслись пальцы, но всё-таки сделал несколько глотков, выдохнул и выпрямился. Лицо у него было ещё белей, чем в тот момент, когда мужик упал замертво.
– Что с тобой? – испуганно пробормотала Мэгг. Он посмотрел на неё странным взглядом и проговорил невнятно:
– Всевышний, ты ещё ребенок, если не понимаешь. Я никогда не убивал.
Мэгг перевела взгляд на труп мужика, вспомнила свой ужас в тот момент, когда он лапал её, и приняла твёрдое решение, что не станет жалеть о его смерти.
– Мне его не жалко, – сказала она вслух.
Рей не ответил, сделал ещё несколько глотков воды, снова надел на спину цитру, закинул мешок, забрал кинжал, собрал монеты и жестом показал продолжать путь. Мэгг уже собиралась так поступить, но потом вернулась к мужику, подобрала его нож и арбалет. Мёртвому они не пригодятся, а она без колебаний выстрелит в сердце любому, кто снова попытается обидеть её или Рея.
