Текст книги "Моё Золотое руно (СИ)"
Автор книги: Екатерина Гордиенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
– И вода и еще что покрепче.
За водой снова пришлось плыть: братья Ангелисы подошли к берегу метров на пятьдесят, дальше лодку не пустили лежащие на дне крупные каменные глыбы.
Подхватив под мышки, меня втянули на борт и шлепнули на дно лодки две крепкие и цепкие руки.
– Держи! – Яшка сунул мне в руки оплетенную соломой бутыль.
Вино. Белое. Холодное, как из погреба.
Опа-опа та бузуки,
Опа ке обаглома,
Газо изму стахастуни,
Меговлезы тагзсегхнас
– Хватит голосить, – это уже Гришка. – На вот, запей.
Еще одна такая же бутыль, только уже с водой. Кажется, ее я выхлебал, не отрываясь, до дна.
– Как вы меня нашли?
– А что искать? – Пожал плечами Яшка. – Нас Медея сюда еще вчера за тобой послала. Она беспокоилась.
Медея. Внутри загорелся маленький огонек, и я точно знал, что это не от вина.
– Так что же не пришли вчера?
– А куда торопиться? – Гришка подвинул ближе к носу сеть, давая мне место вытянуть ноги. – Вчера в таверне Костас проставлялся. Обмывали его новую машину.
– Какую машину? – Удивился я.
– Розовенькую.
Кажется, я пропустил много интересного.
– А подробнее?
– Костас Спитакис, влюбленный пингвин, купил розовый Фиат 500 L своей официантке. – Объяснил Яшка.
– Ну, той новенькой. С сиськами, – уточнил Гришка, как будто я не помнил Оксанины стати.
– О! Так это начало большого пути, – одобрил я.
– Точно, – согласились братья. – Загулял клиент по буфету. Хрен теперь его детки наследства дождутся. Сегодня вечером, кстати, продолжение банкета. Приходи.
– Пожалуй, не получится. – Я запечатал и отставил в сторону бутыль с вином. – Смотаюсь-ка я еще раз в Дессу.
* * *
У старого прохиндея Зикельмана при виде моих дельфинов чуть глаз не выпал вместе с окуляром.
– Молодой человек, – то ли он был жуликом по-своему честным, то ли после многих лет знакомства считал неуместным держать меня за дурака. – Вы же понимаете, что на аукционе выручите за эти монеты в два раза больше.
– Карл Генрихович, но вы же знаете, какие налоги я заплачу после их продажи. Кроме того, – я чуть наклонился вперед и понизил голос, – с некоторых пор я стал избегать публичности, знаете ли.
– Прекрасно вас понимаю, молодой человек, – с большим чувством согласился Зикельман.
Старейший и, по слухам, богатейший из ювелиров Дессы, он этой самой публичности чурался, как огня. Ну, действительно, кому какое дело, какой гешефт получал маленький сухонький ашкенази от продажи краденых драгоценностей и контрабанды бриллиантов?
В любом случае, меня он не обидел.
* * *
(27) Апноэ – задержка дыхания
(28) Ночесветка – светящийся зоопланктон
(29) Обол – Серебряная или медная монета
ГЛАВА 16
МЕДЕЯ
Аванс за вино пришел точно в оговоренный срок, нужно было отправить покупателю товар. Закинуть в пикап деревянные ящики, где среди свежей стружки покоились темно-зеленые бутылки помогли братья.
– Всем спасибо, все свободны, – поблагодарила их я.
На причале перегрузить вино на катер помогут люди покупателя. Оставалось подписать путевой лист и транспортную накладную, это займет пару минут… только…
Я подняла трубку офисного телефона:
– Наташа, зайти ко мне.
Она бочком, как осторожный краб, просочилась в кабинет. Я задумчиво смотрела на мою помощницу. Странная она какая-то стала в последнее время. Наверное, надо будет выпить вместе, поговорить по душам. Вот только дела, как всегда, оставляли мало времени для личных бесед.
– Наташа, ты уверена, что правильно заполнила накладную? Вот здесь и здесь.
Девушка порозовела и вскинула на меня несчастные глаза:
– Ой, Медея, я ошиблась. Сейчас переделаю.
– Ладно, не огорчайся. Езжай на пристань, – я положила ей в ладонь ключи от машины, – я перепечатаю и подвезу. Не будем заставлять клиентов ждать.
* * *
У соседнего причала разгружался почтовый катер, и возле него с большим конвертом в руках стоял Ясон Нафтис. Увидев меня, он перекинулся еще парой слов с матросом, а затем ленивой походкой направился ко мне.
Как обычно, все женщины в радиусе ста метров уставились на него. Честно говоря, я бы тоже с удовольствием посмотрела – всегда удивлялась, как легко и плавно он перемещается в пространстве. Как дельфин, вот он плывет, вяло шевеля хвостом, а вот уже стоит прямо перед тобой и весело и нахально смотрит в глаза.
– Привет, Медея.
– Привет.
Я решила на всякий случай еще раз пересмотреть бумаги. Мой деловитый вид не произвел на него ни малейшего впечатления.
– Хотел поблагодарить тебя.
– За что? – Искренне удивилась я.
Он слегка приподнял брови, сходство с веселым дельфином усилилось:
– Что прислала братьев за мной.
– Ах, вот ты о чем, – я небрежно махнула рукой, – не стоит. За тобой полгорода рвалось ехать. Ты же теперь у нас герой, сам знаешь.
Конечно, он знал. И от наград отказываться явно не собирался, потому что сразу потянул лапу к моему лицу.
– В чем дело? Отстань, – я сердито покрутила головой.
– Не дергайся, – Ясон удерживал мой подбородок, но сам смотрел серьезно и сосредоточенно. – У тебя грязь на лице. Краска, кажется. – Он послюнил подушечку большого пальца и погладил меня по щеке. – И стружка на блузке. – Что-то стряхнул с плеча. – И вообще вся растрепанная, словно по деревьям лазила.
Ну, да, лазила. Только между бочек и стеллажей с вином. Его пальцы уже ловко разбирали мои спутанные волосы, и я, не справившись с собой, замерла и прикрыла глаза. Совсем как в детстве.
– Медея, ты опять платье порвала.
– Где? Ой.
– Вот тебе и «ой». Дыра приличная.
– От мамы попадет.
Он задумчиво смотрит на меня и покусывает нижнюю губу.
– Не попадет. – Отворачивается и стягивает с себя майку. – Давай мне свое платье, а сама пока надень это.
Ясон отводит руку назад, я выдергиваю майку у него из руки и вкладываю в нее свое платье. А сама, не отрываясь, смотрю на спину с уже по-мужски широкими плечами, глубоким желобком вдоль позвоночника и плотными, похожими на свернутые крылья, мышцами.
Я точно знаю, мой Ясон – самый красивый в Ламосе, а может, и во всей Тавриде. И самый умный. И вообще самый-самый. И мой.
– Зачем оно тебе?
– Зашью.
– А ты сможешь?
Он только хмыкает, и уже вдевает нитку в иголку.
– Если умеешь починить сеть, то зашьешь что угодно. Поняла, малявка?
– Я не малявка!
– Малявка.
Надулась и отошла в сторону. От нечего делать начала водить пальцем по поверхности воды в большой железной бочке. В Чембаловке такие стоят в каждом дворе под дождевым сливом, чтобы не носить воду для огорода с колонки.
Из бочки на меня смотрит смешное конопатое существо – глазастый лягушонок с большим ртом и кнопкой-носом. И шея тонкая, и ключицы торчат. Только волосы красивые, но они заплетены в косу, из которой во все стороны торчат выбившиеся вихры.
И все равно, моя обида требует немедленного мщения:
– А знаешь что, Ясончик?
– Что? – Он, не отрывает взгляда от шва на платье.
– Вот вырасту красавицей, тогда пожалеешь, что дразнился. Будешь меня замуж звать, а я не пойду!
– Держи платье, красавица.
А потом он берет у тети Песи гребень и переплетает мне косу. Я снова смотрю в бочку. Кажется, я уже красавица.
– Ну вот, теперь порядок. Последний штрих. Подними волосы.
Его пальцы легко коснулись позвонка на шее, в вырез блузки скользнуло что-то теплое, но я успела поймать.
– Мой дельфин? – Только теперь он на золотой цепочке. – Ты его нашел?
Сколько раз за эти два дня я невольно замечала, что пытаюсь нащупать на шее кожаный шнурок, и каждый раз сознание потери отзывалось в душе острым уколом тоски.
– Носи на здоровье.
Ясон дунул мне в лицо, заставляя разлететься тонкие волоски надо лбом – опять, как в детстве – и пошел к моему пикапу, где уже топтался присланный покупателем грузчик. Чуть задержался, чтобы приподнять рубашку и сунуть под ремень джинсов свой пакет – а может быть, чтобы продемонстрировать туристкам свои шесть кубиков – и поднял один из ящиков на плечо.
Я зачем-то пошла следом. Может быть, собиралась сказать, что не нуждаюсь в его помощи. Я и сама могу, в конце концов…
– Мея, не надо, ящик тяжелый. – Ясон бережно отвел мои руки в сторону.
– Я помогу.
– Не надо, сердечко мое. Просто красиво постой рядом. Всем будет приятно.
Я отвернулась. Смущаюсь, как в детстве, как глупо. Поковыряла фольгу на бутылочном горлышке, развернула бутылку, чтобы видно было этикетку… ну-ка, ну-ка… Якорь мне в глотку! Мачту мне в зад!
– Наташа! Наташа!!
– Что случилось? – Сразу подошел Ясон.
Он тоже крутил головой в поисках моей помощницы. Ее на причале не было.
– Скажи, что мне показалось, – я сунула Ясону в руки бутылку, – а то я сейчас кого-нибудь порешу.
Он провел пальцем вдоль неровно приклеенной этикетки, затем соскреб фольгу с горлышка и обнажил пластиковую пробку. Вывод Ясона полностью совпадал с моим:
– Бля!
Наташа появилась лишь через несколько минут. Она вынырнула из-за небольшого грузового фургона, припарковавшегося на противоположно стороне дороги, и заторопилась к нам.
К этому времени на досках причала стояли пять ящиков с поддельным вином. Пять из двадцати! Мысли крутились в голове, как зернышки в центрифуге. Либо ящики заменили по дороге в порт, либо кто-то ворует прямо со склада. Нет, это невозможно. В погреб спускаются только свои, и я сегодня там все проверила… Черт, черт, черт!
– Наташа, ты по дороге никуда не заезжала?
– Не-е-е, а что такое?
Ее взгляд растерянно метался между мной и винными ящиками.
– Кто-то заменил наше вино подделкой.
– Но зачем?
Вообще-то, вопрос был глупый, учитывая примерно двадцатикратную разницу в цене.
– Ладно, потом разберемся. – Не хотелось устраивать принародный скандал, да и сначала надо было бы закончить дела. – Позвони на склад, пусть подождут меня, я сейчас подъеду. – Наташа положила ключи от пикапа в мою протянутую руку и, напряженно хмурясь, продолжала рыться в сумке. – Ну, что еще?
– Не могу найти телефон.
– Ох, уж эти женские сумочки, – насмешливо протянул Ясон.
Я злобно зыркнула на него, и он встал по стойке смирно. То-то же.
– Сейчас, – я достала из кармана свой. – Я помогу.
– Не надо!
Реакция у Наташи была явно хуже моей, потому что мой большой палец уже сам собой нажал запрограммированную кнопку на телефоне. В ухо мне равномерно звенели гудки, но из Наташиной сумки не раздалось ни звука.
– Надо. Сейчас найдем. Где ты была?
Но я уже и сама взяла след: пересекла дорогу, завернула за тот самый фургон. Кажется, я слышала знакомый сигнал: «Б-е-е-еда, шеф звонит!». Помню, как Наташа дала мне его послушать. Смешно было, ага.
За фургоном стояла припаркованная легковая машина – какая-то тойота, то ли Камри, то ли Королла, я не разбиралась – и по мере моего приближения к ней, телефон заливался все громче. Я уже была уверена, что звонок доносится из багажника.
– Какая приятная встреча.
Распаковывая на ходу пачку сигарет, к нам подошел Франц Шнайдер. Не уверена, что приятная, но на размышления наводила.
– Мы тут потеряли кое-что, – я внимательно наблюдала за его лицом.
– Могу помочь?
Все та же обезоруживающая улыбка воспитанного, милого мальчика.
– Думаю, можешь. Это ведь твоя машина?
– Эээ… да. – Он перевел взгляд на Наташу и слегка напрягся. – То есть нет.
Я тоже покосилась на свою помощницу. Она быстро покачала головой, а заметив мое внимание, втянула голову в плечи.
– Ключи!
Из-за моей спины протянулась длинная загорелая рука.
– Какие ключи? – Франц стянул губы в нитку, уже не пытаясь выглядеть приветливым.
Ладонь Ясона сжалась в убедительный кулак, затем снова развернулась. Франц покосился опасливо и после секундного размышления ключи-таки отдал.
Тойота пискнула два раза, и освобожденная крышка багажника слегка приподнялась. Оттуда уже в полную громкость блеяло это дурацкое «Б-е-еда!». Но все мы смотрели на то, что стояло внутри багажника. Пять ящиков вина, правда, на этот раз картонных, зато вино было тем самым – моим «Золотым руном».
Я стояла, не в силах отвести взгляд от стеклянных горлышек в зеленой фольге, а до слуха моего доносилось:
– Это не то, что вы подумали…
– …ах ты, гнида казематная…
– …не трогай его!
– Не надо, Ясон, – наконец очнулась я. – Не трогай его.
Ясон успокоился, как по команде. Впрочем, «потрогать» Франка он успел довольно основательно: тот сидел на земле и прижимал бумажный носовой платок к сочащемуся кровью носу.
– Я на тебя заявление подам! – Взвизгнул он.
– Сейчас еще добавлю, раз все равно отвечать, – пообещал Ясон и снова шагнул вперед.
Наташа заслонила Франка, по-куриному раскинув в стороны руки-крылья. Отчаянное выражение ее лица заставило меня забыть о Шнайдеренке.
– Наташа, зачем? – Я присела на корточки, ловя ее ускользающий взгляд. – Не такие это большие деньги, чтобы так позориться. Ты бы все равно попалась и очень скоро.
– Ты не понимаешь, – она кусала губы, а по щекам текли крупные слезы. – Я люблю его. Франц, тебе больно?
– Отстань, дура! – Он грубо оттолкнул девушку и поднялся, отряхивая штаны. – Даже такой ерунды тебе поручить нельзя, идиотка.
Взвизгнув шинами, тойота рванула с места. Мы смотрели ей вслед: все еще сидящая на земле Наташа, я с телефоном в руке и Ясон, спрятавший руки в карманы и задумчиво покусывающий нижнюю губу. У наших ног на асфальте стояли пять злополучных ящиков.
– Ладно, Наташа, – устало сказала я. – Иди домой. Завтра напишешь заявление и получишь расчет. Сегодня я тебя видеть не хочу.
Ясон помалкивал. Молча перенес в катер ящики, молча усадил меня в пикап, молча довез до винного погреба. В принципе, правильное решение, так же молча одобрила его действия я. Идти домой и говорить с отцом пока не было сил. До первого посетителя оставалась еще пара часов, так что можно было посидеть в зале, собраться с мыслями.
Ясон усадил меня, как маленькую, на стул, отобрал сумку и положил рядом.
– Сиди, – приказал мне, – кофе я сам найду.
Через десять минут на столе перед нами стояли две чашечки крепчайшего кофе под роскошным слоем шоколадной пенки и два стакана холодной воды.
Я крутила чашку на блюдце, не торопясь сделать первый глоток. Ясон наблюдал за мной, откинувшись на спинку своего стула и положив ноги на соседний.
Наконец, ему надоело ждать.
– Пей уже. Ничего страшного не случилось. Просто запуталась девчонка. С каждой может случиться. Хватит ее ругать.
– Да я не ее ругаю. – Кофе обжигал губы, но приводил в порядок голову. – Себя.
– Себя-то за что?
* * *
ЯСОН
– Себя-то за что?
Мне нравилось сидеть вместе с Медеей и разговаривать вот так спокойно, без старых обид и воспоминаний. И следить взглядом, как тонкая золотая цепочка уползает за вырез блузки. И как тонкие пальцы поглаживают позолоченную ручку фарфоровой кофейной чашки.
Не нравилась эта морщинка между тонких бровей и усталое выражение глаз.
– Ты, в конце концов, этой Наташе не нянька. Сама не намного старше ее.
– Ты не понимаешь. Я ее с детства знаю. И наши матери подруги. И на все праздники мы друг к другу в гости ходили – и на Рождество, и на Пасху. Я должна была заметить.
– Медея, – я наклонился вперед и мягко захватил обе ее руки. – Девочки всегда влюбляются не в тех мальчиков. Это закон природы.
Она взглянула на меня с кривой ухмылкой. Упс, кажется, я что-то не то сказал.
– Спасибо. Насчет неправильных мальчиков я в курсе.
– А какие, по-твоему, правильные?
– Честные. Надежные. На самом деле женщинам много не надо. Только чтобы спокойно жить в своем доме и вместе с любимым человеком растить детей.
Я потер подбородок. Щека горела, словно от оплеухи. Медея смотрела прямо перед собой. Она явно не собиралась меня обидеть, просто разговаривала, словно рассуждая:
– А теперь еще придется каждый день смотреть на рожу этого Франца. Он, как-никак, наш ближайший сосед.
Ну, по крайней мере, избавить Ангелисов от такого соседства я был в состоянии. Спасибо Богине.
ГЛАВА 17
ЯСОН
Я наведался в свою депозитную ячейку и вышел из банка с небольшой спортивной сумкой в руках. Соломон Рамштейн, лучший в Чембаловке нотариус, ждал меня в такси. На коленях у него покоилась древняя папка для документов, длинные мускулистые пальцы пианиста словно в предвкушении постукивали по потрескавшемуся от времени дермантину.
Ничего, дядя Шлёма, хочет клиент или нет, сегодня мы отыграем свое.
Я уже не удивился, увидев на скамейке возле клумбы Ваню Андруцаки: настоящее Приключение он чуял спинным мозгом. Ладно, пусть едет тоже, согласился я заранее. Во всяком случае, его участие гарантированно превратит любую финансовую разборку в ослепительный балаган.
– Ну, и куда мы едем? – Вяло поинтересовался он. – Кажется, банк ты уже ограбил без меня.
– Это было только начало, – заверил его я. – Дальше будет интереснее.
– Ну, тогда…
Нас грубо прервали. Из-за куста жасмина выскочил пацан чуть младше моего Тесея и наставил на Ваню большой черный пистолет:
– Руки вверх!
– За кого воюешь, килька? – Спросил Ваня, руки, однако, поднял.
– За наших, конечно! – Возмутилась килька.
– Отлично. Мы идем в тыл врага, и нам нужно оружие.
Намек мальчишка уловил быстро, но Ваня действовал быстрее. Он нырнул вперед и выхватил наставленный на него игрушечный пистолет.
– А выглядит, как настоящий, – заметил он, рассмотрев свой трофей. – За три метра и не отличишь.
– Дядька-а-а-а! Отдаа-а-ай!
– Отдам, даже с патронами, – пообещал Ваня, – только сначала с врагами разберусь. Он сунул игрушку за пояс штанов и снова прикрыл клетчатой рубашкой свой тощий живот. – Встречаемся здесь через два часа. – Это он мальчишке. – Успеем? – Он вопросительно взглянул на меня.
– Должны, – обнадежил я.
Усевшись на переднее сиденье рядом с водителем, Ваня вальяжно произнес:
– Гони, шеф.
* * *
К дому Шнайдеров подъехали с шиком. Оглушительно взвизгнув тормозами, машина резко остановилась перед крыльцом. В багажнике что-то брякнуло, Ваню бросило лицом на торпедо, мы с Соломоном схватились друг за друга и потому остались целы.
– Тише ты, не дрова везешь!
– А я говорил, что надо пристегиваться!
Громко ругаясь, Ваня выбрался из машины. Из носа у него сочилась кровь, и чтобы не запачкать рубашку, он постоянно облизывался – этакий вампир на самообеспечении.
– На, держи, – я протянул ему бумажный платок. – Быстро ты вышел из строя, командир.
– Ничего подобного, – Ваня ловко скрутил бумажный тампон и засунул его в пострадавшую ноздрю. – Листригоны погибают, но не сдаются. Короче, братан, я снова в строю.
С детским пистолетом за поясом и торчащей из носа бумажкой кривоногий и щуплый Ваня Андруцаки выглядел просто неотразимым, но долго любоваться мне не дали.
– Я вызываю полицию!
На пороге дома стоял Франц Шнайдер с телефоном в руке. Под его левым глазом багровел внушительный синяк, делая его похожим на панду, но только в профиль. Сразу захотелось навести симметрию, и я убрал руки за спину от греха подальше.
– Спокойно, бледнолицый, мы пришли с миром.
Внутри дом выглядел несколько запущенным. Соломон провел пальцем по полке большого комода в прихожей и со значением продемонстрировал мне темное пятнышко.
– А где фрау Шнайдер?
Действительно, тот, кто был знаком с помешанной на чистоте тетей Гретой, в полной мере мог оценить царящие в доме тлен и запустение.
– Она пока живет у сестры. Скоро вернется.
Франц явно храбрился, но получалось у него это плохо.
– У сестры… – Задумчиво повторил Соломон и направился в кухню.
Груда грязной посуды в раковине и вонь из неработающего холодильника его, похоже, не удивили.
– Я так и думал, – заключил он, включив и выключив конфорку на газовой плите. – Газ и электричество отключены. Печально, молодой человек.
– Я в вашем сочувствии не нуждаюсь, – огрызнулся шнайдеренок.
Тем не менее, смотрел он выжидающе.
Соломон Рамштейн занял место посередине кухонного стола, расположив руки параллельно и прижав ладони к столешнице. Между ладоней покоилась дермантиновая папка.
Он действительно напоминал пианиста, готовящегося взять первые аккорды. Мы с Ваней расположились по сторонам. Я взял на себя роль ударных, он … тоже ударных.
– Итак, молодой человек, – произнес Соломон, – мы пришли сделать вам одно щедрое предложение.
С этими словами он выложил на стол несколько скрепленных вместе листов и пододвинул их Францу. Я, в свою очередь, поставил на стол сумку и расстегнул молнию.
Шнайдер-младший читал, по-детски шевеля губами.
– Здесь не указана сумма, – наконец сказал он.
– Мы ее укажем, – благосклонно согласился нотариус и чуть заметно кивнул в мою сторону.
Получив команду, я начал выкладывать на стол пачки зеленых купюр. В какой-то момент дядя Шлёма остановил мою руку.
– Достаточно. Это хорошее предложение.
– За дом и виноградник? – Франц облизал губы. – Я смогу получить за них в два раза больше.
Ну, насчет двух раз он загнул, но я тоже ожидал более высокой цены. Сейчас на столешнице лежало только две трети приготовленной суммы.
– Сможете. – Похоже, Соломон Рамштейн никогда не говорил «нет». Но его «да» порой звучало весьма зловеще. – Если подождете до весны. Тогда цены, несомненно, поднимутся.
Франц с видом победителя развел руки в стороны: мол, хорошо, что вы и сами все понимаете.
– Но, – продолжал нотариус, – я тут навел кое-какие справки. Учитывая размер долгов, сделанных вами в Фанагории и Дессе… – шнайдеренок слегка скис, – … и возможности людей, которые вас разыскивают, временем вы не располагаете. От слова «совсем». – Судя по вмиг поскучневшему лицу Франца, так оно и было. – С другой стороны, мы можем передать вас этим людям и получить за это небольшую премию.
Получив свой кивок от Соломона, Ваня Андруцаки выхватил из-за пояса пистолет и грохнул им об стол. Франц вытаращил глаза, я же про себя порадовался, что смотрит он не на пистолет, а на кровожадную Ванину физиономию.
– И так, я вписываю двести тысяч. – Подвел итог нотариус. – Есть еще вопросы?
– Ээээ… а что это за покупатель Тезей Ангелис? Я такого не знаю. – Франц еще раз прочитал документ, уже с заполненными графами «Сумма» и «Особые условия».
– Очень достойный молодой человек, – заверил его Соломон. – Подписывайте.
– А… бля! Сто тысяч Грете Шнайдер! Ей-то с какой стати? Она не наследница.
– Так называемая Грета Шнайдер является вашей матерью, молодой человек. – С таким выражением лица тетя Песя обычно произносила «вонь подретузная». Само собой, такой характеристики удостаивались не самые достойные личности. – Она так же получит возможность проживать во флигеле. Если, конечно, это вас интересует.
Судя по всему, судьба матери младшего Шнайдера интересовала меньше всего. Он очень тщательно пересчитал купюры в пачках, попросил заменить несколько, по его мнению, слишком ветхих. Затем подписал бумаги.
– И вот здесь, – ткнул пальцем Соломон. Еще некоторое время заняли удостоверительные надписи и сверка обоих экземпляров. Наконец, Франц Шнайдер был отпущен на волю: – Ваш экземпляр договора. Счастливого пути, молодой человек.
– Я еще не уезжаю, – огрызнулся шнайдеренок.
– Наоборот, вы очень торопитесь, – возразил Рамштейн, – потому что Леня Лимончик получил информацию о вашем местонахождении… – он достал из жилетного карманы часы-луковицу, щелчком поднял крышку, – … ровно час назад.
– Су-у-ука! Старый пидор! – Франц метнулся из кухни.
В одной из дальних по коридору комнат – судя по всему, его спальне – раздался грохот. Через несколько минут младший Шнайдер появился оттуда с чемоданом на колесиках и дорожной сумкой. Уже не обращая внимания на нас, он выгнал из гаража свою тойоту, забросил барахло в багажник и запрыгнул в машину.
Снова рев мотора, визг шин…
– Дело сделано, – заключил Соломон Рамштейн.
– Точно. Прямо зайчиком метнулся, как услышал про Леню, – согласился Ваня.
Это были его первые слова за последний час.
– Дядя Шлёма, неужели вы его сдали бандюкам? – Все же такого коварства за стареньким нотариусом я не подозревал.
– Нет, конечно. – Он убрал часы в карман и стряхнул с рукава невидимую пылинку. – Просто хотел, чтобы он слинял отсюда бекицир (30). – Соломон расслабился и допустил в свою речь жаргон родной Чембаловки. – Нечего ему приличным янг даме (31) майсы про любовь рассказывать. Любишь – так женись, а нет – так наше вам адью.
Я сунул руки в карманы и задумчиво посмотрел на верхушку тополя. Итак, Ваня нас повеселил, Соломон Рамштейн заключил сделку, сбил цену и отомстил за поруганную честь Наташи, той маленькой девушки, помощницы Медеи.
Мне же ничем особенным блеснуть в этой истории не удалось.
– Дядя Шлёма, вы самый лихой гешефтмахер в Ламосе. Снимаю шляпу.
Нотариус с достоинством принял протянутую мной ладонь:
– Моя хорошая знакомая мадам Фельдман сказала, что вы очень приличный юнгерман. И вы знаете, Ясон, – он взглянул на меня поверх очков, – так оно и оказалось.
Я ухмыльнулся: кажется, мне присвоили знак качества.
* * *
Со стороны могло показаться, что жизнь моя прочно вошла в колею. Рано утром я отчаливал от рыбачьей пристани и ставил баркас на якорь под домом Ангелисов. Тесей, чаще всего сопровождаемый дружком Ленькой, вприпрыжку спускался с горы и, не сбавляя скорости, в туче брызг сначала бежал, а потом плыл ко мне.
Я вылавливал из воды обоих мальчишек, как щенков, и мы шли в море. Сети, стирка одежды, завтрак на борту тети Песиными «пирожкес», потом замеры дна, скорости течения, температуры. Свои записи я теперь вел в ноутбуке, там же составлял карту морского дна.
Для обеда причаливали к берегу, для чего обустроили неизвестное туристам и малопосещаемое аборигенами устье Мелласа. Здесь была и чистая вода и принесенный бурной речкой плавник и благословенная тень от круто уходящей вверх скалы Ифигении.
Пока объевшиеся ухи на барабульке пацаны дрыхли в тени, я снова брался за записи, сравнивая свои данные с отчетами Института океанологии. И обалде… (зачеркнуто) удивлялся.
Складывалось впечатление, что тот Понт Эвксинский, в который погружался я, был на несколько градусов теплее, а течение, мягко баюкая в своих ладонях, всегда несло меня к одному и тому же месту – мысу Фиолент, где я впервые увидел голубые огни под водой.
Может быть, то был дар Богини, или знак, что отныне вся моя жизнь стала служением ей – я не задумывался. Просто принял свою судьбу, как одну из множества человеческих судеб, нанизанных на веретено Ананке (32). И жаловаться на богиню неизбежности мне не приходилось. Этим летом я с благодарностью принимал все ее дары, и в первую очередь самый щедрый из них – Тесея, моего сына.
Уже сейчас, наблюдая, как быстро он осваивает навыки задержки дыхания и погружения на глубину, я гордился им. Десять минут под водой для семилетнего мальчика были результатом невероятным. При правильных тренировках он играючи побьет рекорды Майоля, Пелиццари и Родригеса (33).
Во всяком случае, я мог не беспокоиться, что всю оставшуюся жизнь мальчику придется зарабатывать на жизнь однообразным трудом на земле. Несколько чемпионатов по фридайвингу обеспечат ему безбедное существование, а дальше он сам будет решать, как ему жить.
Часов в пять я высаживал обоих парнишек – накормленных и в чистой одежде – на рыбачьей пристани. С учетом захода к мороженщику и каких-либо непредвиденных приключений, они добирались до дома к шести.
Таким образом, мы достигли безмолвного соглашения с Медеей: наш сын проводил день со своим непутевым отцом, но был присмотрен, накормлен и доволен жизнью.
А по вечерам я вплотную взялся за шитье. За отвороты всех брюк, в манжеты и воротники всех рубашек, во все двойные швы вставлялось тайное оружие, которое должно было помочь мне, если дело дойдет до прямого столкновения с Моней Каплуном – куски толстой лески, пилки для ножевки… ну и кое-что еще.
То, что нам еще предстоит окончательно выяснить отношения, я не сомневался. Моня обладал цепкостью пиявки и злопамятностью помойной крысы.
Жаль, что я не ошибся.
Его присутствие я просто почувствовал. Стараясь не делать резких движений, поднял глаза и посмотрел на невысокого щуплого мужичка в джинсах, сандалиях и невнятного цвета майке. Выделить его взглядом среди гуляющих по набережной людей, а тем более, запомнить, было невозможно.
И все же, я попытался. Ну… волосы у него были, хоть и редковатые. Какого-то мышастого цвета. Нос и рот тоже присутствовали. И глаза… короче, их было два. И они совершенно ничего не выражали.
– Моня тебя ждет. Сегодня. В конце набережной. В девять.
Вот так. И ни «здрасьте» тебе, ни «добрый день».
– Пусть идет в жопу. Я ему ничего не должен.
На лице мышастого проскользнуло нечто близкое к удивлению. Впрочем, мне могло и показаться.
– Он не поймет.
– Моня таки не знает слова «жопа»? – Искренне удивился я и отложил в сторону почти полностью подшитые штаны. – Могу помочь. Вставлю тебе указатель в то самое место.
Через секунду я оказался на том самом месте, где только что стоял посланец. Вот только он непостижимым образом оказался метрах в пяти от меня. Шустрый, зараза, мысленно восхитился я. Ладно, раб Божий, отныне и вовеки веков имя тебе будет Шнырь. Его и напишут на клеенчатой бирке, что будет висеть у тебя на ноге, если попадешься мне на глаза еще хоть раз.
Несколько шагов, и он полностью затерялся в негустой толпе. Просто ради интереса я попытался найти глазами узкую спину и острый затылок, но ничего не увидел. Посланец моего персонального Сатаны растворился в воздухе, пропал.
Зато по кромке пирса навстречу мне шла Медея. И смотрела прямо на меня.
* * *
(30) Бекицир – быстро, живо
(31) Янг даме – Барышня
(32) Ананке – богиня судьбы и неизбежности
(33) Майоль, Пелиццари, Родригес – чемпионы фридайвинга (погружения на глубину без акваланга)
