Текст книги "Чаша и Меч (СИ)"

Автор книги: Екатерина Гордиенко

ГЛАВА 9

Фенрир снова облизнулся, вспоминая вкус девичьих губ. Особенно приятно было то, что она не сопротивлялась. Ну, почти не сопротивлялась.

Ощущения были новые, почти не знакомые. Целовать проституток ему не нравилось, и не только потому, что они брали член в рот. Просто с этими женщинами отношения у него были чисто деловые: он снимал накопившееся напряжение и получал разрядку. Они брали у него деньги. Конец истории.

Иногда он снимал одинокую женщину в баре – человека или хульдру[25]25
  Хульдра – существо из рода троллей, красивая девушка, отличающаяся от людей лишь наличием коровьего хвоста


[Закрыть]. Эти были поласковее, но и они от денег не отказывались. В конце концов, Фенрир уже смирился с мыслью, что приведет в свой дом одну из них, но решение Бьярна изменило все дальнейшие планы – внезапно и бесповоротно.

Фрейя была именно такой женщиной, которую было бы приятно просто поцеловать, возвращаясь вечером домой. Он попытался представить ее нежные руки у себя на шее и тут же застонал от боли в паху. Болезненно морщась, берсерк оттянул джинсы. Зря он думает о таких вещах. Вряд ли когда-нибудь дочь Магнуса Хорфагера обнимает его по доброй воле.

Но принуждать ее он опасался. Слишком хрупкой и ранимой казалась эта девушка с белой кожей и губами цвета розового кварца – фарфоровая куколка да и только. Редкая, ценная, желанная для всех. Его самое дорогое достояние.

* * *

Первым в списке дел на сегодня была встреча с Бьярном Лундом. Вызов пришел полчаса назад. Вряд ли у ярла появились срочные поручения для Фенрира. Скорее всего, он рассчитывал посмаковать какие-нибудь гнусные подробности прошедшей ночи.

Впрочем, ярлу, как выяснилось, было не до подробностей. Видимо, эта ночь для него самого оказалась не самой приятной. Он не переодевался со вчерашнего дня и, похоже, спал прямо в одежде, потому что мятыми были не только брюки и рубашка, но и пиджак. Седая щетина на сером лице прекрасно гармонировала с красными, как у кролика глазами, но держался ярл бодро.

Во всяком случае, Анунд вылетел из кабинета Бьярна, как пробка из бутылки шампанского. Пряча глаза от Фенрира, он шмыгнул в сторону и быстро пошел к выходу. Ответ на все происходящее был один – ярл не получил желаемого, и расплачиваться за его ошибку предстояло всем, кто подвернется под руку.

Единственным, кто мог не опасаться гнева Бьярна, был его Черный Пес, и потому, едва завидя Фенрира на пороге, ярл взял себя в руки и хмуро кивнул в сторону стула.

– Садись. Выпьешь?

Берсерк покачал головой:

– Я не пью с утра.

– Ну и тролль с тобой, – едва слышно пробормотал Бьярн и щедро плеснул себе виски в стакан.

Судя по всему, его утро еще не настало.

– У меня для тебя заказ. – На стол перед Фенриром опустился листок с написанными от руки именами. Список был приличным – пятнадцать человек. Берсерк прочитал имена. Нет, это были не люди – все, как один, эйги из знатнейших семей Свеаланда, Данмарка и Норейга. И объединяло их одно – все они в разные годы проходили обучение в семье Магнуса Χорфагера.

А мальчишка времени даром не терял, подумал Фенрир, но вслух сказал одно:

– Быстро ты узнал. Откуда такие вести?

– Из Уппсалы. – Бьярн медленно цедил алкоголь из своего стакана. – Утром перед храмом нашли копье. Все эти имена были вырезаны на древке. Я навел справки. Кьяртан Олафссон и Боли Трюгвассон покинули свои дома сегодня ночью. Греттир Валлин тоже. Чтоб его… – Ярл выругался и залпом допил виски. – Зря я его отпустил.

Φенрир с холодным любопытством наблюдал, как Бьярн пытается совладать со своим бессильным гневом. Попробовал бы он не отпустить Греттира Валлина, когда в охотничьем домике находился среди прочих его старший брат.

– Я бы мог надавить на родственников остальных, но…

Мог бы ты, как же… Отцы всех этих юношей были хевдингами ульфхеттаров. Слишком знатные имена, слишком сильные семьи. Берсерк спокойно смотрел как давится бессильной злобой Бьярн Лунд, сын Пешника, ярл свеаландской Стаи.

– Я не возьму этот заказ, Бьярн. Мне не нужна вражда с половиной знати Великого Свитьода.

Красные глаза на сером от бессонницы лице смотрели прямо на него:

– Двойная цена, Фенрир. И ты дал мне клятву, помнишь?

– Помню. – Берсерк, не торопясь, складывал бумажный самолетик. – Если они выйдут против тебя в хольмганге[26]26
  Хольмганг – судебный поединок


[Закрыть], по одному или все вместе, я буду драться вместо тебя. Это все, что я тебе должен.

– Тройная цена.

Пустой стакан с треском лопнул в руке Бьярна, но тот все ещё смотрел на Фенрира, не обращая внимания на текущую по пальцам кровь.

– Заплати виру Орвару. Помирись с Хорфагерами.

– Тогда и тебе придется платить, Фенрир, – голос Бьярна сочился ядом, – за то, что ты сделал с дочерью Магнуса.

Уже на пороге комнаты, берсерк обернулся и посмотрел на ярла спокойно и серьезно:

– Я не нанес обиды Фрейе. Я еще ничего с ней не сделал.

* * *

Усадьба Хорфагеров встретила тишиной. Ворота Фенриру открыли без лишних вопросов. Он не стал въезжать в гараж, припарковался прямо на круге перед главным домом, затем постоял недолго на крыльце, прислушиваясь и принюхиваясь, и, наконец, толкнул тяжелую, обитую медными бляшками дверь.

На первый взгляд могло показаться, что внутри ничего не тронуто, но чуткое обоняние оборотня подсказывало, что здесь основательно пошарили, причем везде: начиная от подвала до чердака. Но сейчас в надземной части дома никого не было, вероятно, люди Бьярна осматривали подземные ходы.

Ну, удачи им, подумал Фенрир, особенно если учесть, что Хорфагеры владели усадьбой больше пятисот лет. Сетергротта[27]27
  Сетергротта – сеть пещер и подземных переходов в горах Северной Норвегии


[Закрыть] – детская игрушка перед системой лабиринтов с тупиками и ловушками, которую за это время успели построить потомки Инглингов.

В кабинете было пусто. Документы и серверы уже упаковали в коробки и увезли куда – то, скорее всего в дом ярла. С ними будут работать его бухгалтера и тоже, скорее всего, ничего не найдут. Фенрир поморщился и поспешил покинуть комнату – здесь слишком остро воняло Анундом Хендриксеном, его страхом, глупостью и подлостью.

Что – то неопределенное, какая-то тревожная мысль не давала ему покинуть дом Хорфагеров. Фенрир поднялся на второй этаж и открыл третью по коридору дверь. Это была спальня Фрейи. Вчера ночью он уже был здесь, но не успел осмотреться – просто побросал ее вещи в сумку и уехал.

Комнату обыскивали не так тщательно, и чужих запахов почти не осталось. Но подушка все ещё сладко пахла девичьими снами, а полотенца в ванной хранили аромат ее кожи.

Спальня мало что говорила о своей бывшей хозяйке. Одежда в шкафу и белье в комоде явно были дорогими, но вряд ли девушка выбирала эти вещи сама, уж слишком они противоречили простым белым стенам, по – монашески скудно украшенным единственным портретом лысоватого немолодого мужчины в старомодном костюме. Он явно не был ее родственником, потому что являлся человеком.

Полка с книгами, подвешенная над письменным столом заставила берсерка уже в который раз недоуменно нахмуриться – набор для чтения был более чем странным, для восемнадцатилетней девушки. Рука сама потянулась к потертому томику в синем переплете. Александр Алехин «Мои лучшие партии». Издание 1927 года.

Судя по потрепанному состоянию книги, шахматам по ней училось не одно поколение Хорфагеров. Фотография автора рядом с титульным листом заставила вернуться к висящему на стене портрету. Занятно, девушка, которая по законам Стаи должна была выйти замуж и вести скромную жизнь матери и домохозяйки, читала учебники по шахматам и повесила в своей спальне не постер с рок-певцом или актером, а портрет гроссмейстера.

Знал ли Αнунд Хендриксен о необычном увлечении своей нареченной? И какие ещё секреты хранила Фрейя Хорфагер за своей безупречной фарфоровой маской? Возможно, их суждено узнать ему, Черному Фенриру. Мужчину не покидало ощущение, что та новая Фрейя, которую он увидел сегодня утром у себя на кухне, решила отказаться от всех личин, что навязывали ей социальное положение, воспитание и образ жизни.

После инспекции личной библиотеки косметика, небрежно сброшенная в ящик подзеркального столика, и скудный набор шампуней и гелей для душа в ванной Φенрира уже не удивил. Только показалось странным отсутствие духов. Неужели этот сводящий с ума запах свежескошенной травы, яблок и меда был собственным ароматом ее тела?

Он окинул комнату прощальным взглядом и чуть не хлопнул себя по лбу. Вот же оно! С прошлого вечера в спальне появилась одна новая вещь: на прикроватном столике рядом с лампой лежала книжка карманного формата в мягком переплете.

«Jane Austen. Persuasion.»[28]28
  Jane Austen. Persuasion – Джейн Остен. «Доводы рассудка»


[Закрыть], прочитал он на обложке. Книга явно принадлежала Фрейе, потому что была насквозь пропитана ее запахом и явно прочитана не раз. Но к ароматам летних трав примешивался ещё один – резковатый, чистый, и, без сомнения, мужской. И знакомый. Фенрир задумчиво постучал корешком книги по ладони. Видимо у сына Магнуса была серьезная причина, раз он решился на риск и тайно проник в отчий дом, когда тут вовсю хозяйничали оборотни ярла.

Ничего интересного в книге не обнаружилось – ни вложенных листков, ни загнутых страниц, ни пометок. Ладно, пусть это пока останется секретом Орвара Хорфагера и его сестры. Есть тайны, которые можно открыть разными ключами, нужно только подождать и быть наблюдательным.

Оставалось последнее дело. Убрав книгу во внутренний карман куртки, Фенрир спустился вниз и вышел во двор. Справа от парадного входа возвышался флагшток. Сегодня он был пуст. Подойдя ближе, Фенрир увидел у его подножия смятый в большой ком кусок ткани. Знамя Χорфагеров. Чтобы развернуть его, понадобилось раскинуть руки в стороны на максимальную ширину.

На белом в пятнах грязи полотнище четко видны были два вышитых красным шелком силуэта: орел с чашей в когтях и лев с мечом в лапе. Хранители Меча и Чаши, верные спутники Конунга. Много столетий подряд Хранителями становились исключительно потомки Харальда Прекрасноволосого, причем по одной единственной причине: только им под силу было поднять чашу или меч – символы власти Инглингов.

Поднять же одновременно обе эти регалии был способен только истинный Конунг, что, собственно и определяло порядок передачи власти. И порядок этот не нарушался почти пятьсот лет до смерти последнего из Инглингов, Хокона Старого, двадцать лет назад.

Он внезапно скончался на тинге в Данмарке, и о том, что произошло дальше, в свеаландской Стае было известно только по слухам. В Мальме вернулось всего пятьдесят эйги, возглавляемых Бьярном Лундом, тогда еще просто хевдингом. Они привезли с собой тела Хокона Старого и обоих его Хранителей. Вдовы Хокона и его единственного сына, тоже Хокона, прозванного из-за своего возраста Молодым, с ними не было.

По старому обычаю, тела были уложены в выдолбленные дубовые колоды и залиты медом. Чаша и Меч лежали по обе руки Хокона, и так как поднять их никто не смог, решено было похоронить последнего Конунга в его родовом кургане в Старой Уппсале вместе с ними.

Магнус Хорфагер, вернувшийся вместе со всеми, как представитель старейшей и самой знатной семьи в Стае, на жертвенном камне поклялся, что Бьярн Лунд был верен клятве, ничем не уронил своей чести и защищал семью Конунга, согласно своему долгу. Не его вина была в том, что вдова и наследник Хокона Старого погибли, сгорев в доме своего родственника Скуле Бардссона вместе со всеми слугами и домочадцами.

Потеряв в данмаркской резне почти треть своих воинов, Стая приняла Бьярна в качестве нового ярла, вслед за Магнусом Хорфагером принеся ему клятву верности. Немногие, кто воспротивился этому, были вынуждены уйти на север страны, а кое-кто даже перебрался от греха подальше – в Норейг и на Овечьи острова. Бьярн был известен своей злопамятностью и мстительностью, а сил встать против него ни у кого тогда не было.

С тех времен Стая выросла почти в два раза и худо-бедно восполнила недостаток мужчин, но Бьярн так и оставался единоличным хозяином почти всего Свеаланда. Единственное, что отравляло ему жизнь: Конунгом его так и не признали.

– Ну, что ж, Бьярн Пешник, – тихо произнес Фенрир, сворачивая знамя Хорфагеров, – ты сам создал себе новую проблему. Сам ее и решай.

Вынув из кармана длинную синюю ленту, он привязал ее к тросику и парой рывков поднял на вершину флагштока. Орвар Хорфагер был неглупым парнем, он поймет, что с его сестрой все в порядке.

* * *

За пару дизайнерских костюмов и норковый жилет скупщик в ломбарде сразу выложил пять тысяч крон. Фрейе не нужно было переходить на зрение эйги, чтобы понять – перед ней чистокровный цверг[29]29
  Цверг – гном


[Закрыть]. Скуповатый, прижимистый, но по – своему честный. Естественно, полной цены за эти тряпки и он не выручит, и все же… девушка насмешливо приподняла бровь.

Цверг добавил ещё тысячу.

– Я могу обратиться и к другому покупателю, – напомнила Фрейя.

Действительно, каждая пятая вывеска на Экгатен принадлежала ломбарду. Обиженно сопя, скупщик шлепнул на стопку купюр последнюю тысячу и вопросительно посмотрел на девушку.

– Хорошо, – она сложила купюры пополам и сунула во внутренний карман пальто. – Пожалуй, с вами можно иметь дело, герр…

– Свен Енссон, к вашим услугам, фрекен Хорфагер.

Фрейя сдержала вздох, подняла воротник и вышла за дверь. Итак, все уже знают. Впрочем, а чего, собственно, она ожидала. Среди скрытого народца слухи распространяются с быстротой ветра. Жаль, что нужно держать фасон и не пытаться разузнать о брате через третьих лиц. Придется как-то выкручиваться самой.

Путь от ломбарда до дома Фенрира занял намного больше времени. Сначала она зашла в маленькую парикмахерскую, тесно зажатую между сексшопом и столовой для бездомных Армии спасения. Говорливая парикмахерша ловко выровняла криво обрезанные пряди, пожурила нынешнюю молодежь, не желающую отращивать косы, и дала адрес очень приличного, по ее мнению, секонд-хенда, куда на днях как раз завезли новый товар.

– Но обувь там не бери, дорогуша. Даже не меряй. Лучше пройди ещё полквартала до магазина «Др. Мартенс», а если предпочитаешь что-нибудь посексуальнее…

– Нет. Спасибо. Др. Мартенс – как раз то, что надо.

Кажется, сегодня суждено было сбыться еще одной ее мечте. Фрейя быстро вышла на улицу и пошагала в заданном направлении. Гарм шел рядом с самым невозмутимым видом, только слегка косился на лотки с хот-догами и жареными датскими колбасками.

Парикмахерша проводила ее долгим взглядом сквозь стеклянную витрину и повернулась к следующей клиентке:

– Нет, ты видела такое? Дочь Магнуса Хорфагера идет покупать себе одежду в секонд-хенд.

Из-под ее длинной юбки на секунду мелькнула и исчезла кисточка коровьего хвоста. Ее собеседница улыбнулась, показав кончики острых клычков:

– Не похоже, что бы ее это сильно огорчало. Думаю, скоро в Стае случится много чего интересного. Эти Хорфагеры – крепкие орешки, если судить по молодому Орвару и его приятелям.

– Тебе виднее, – хихикнула парикмахерша.

Учитывая, что ее клиентка, не покладая рук, трудилась в веселом заведении «Резвая лошадка», куда нередко заглядывали молодые эйги, ей действительно было виднее.

В магазине поношенной одежды Фрейя чуть не потерялась. За узким и непрезентабельным фасадом скрывалось длинное помещение в два этажа, загроможденное бесконечными рядами вешалок. Девушка вошла в него буржуазного вида изящной барышней в замше и кашемире, а вышла обратно неопределенного пола подростком в мешковатых штанах цвета хаки с огромными карманами, длинной серой толстовке, черной стеганой куртке и брусничных Мартенсах.

– Ну, как я выгляжу?

Гарм придирчиво обнюхал ее новую одежду, на секунду задумался, но затем одобрительно фыркнул. Два оборотня, в неприметном черном Вольво с затемненными стеклами, который с самого утра следовал за Фрейей по улицам Розенгарда, переглянулись и пожали плечами. От этих Χорфагеров всего можно было ожидать.

От созерцания наследницы самой голубой крови в Стае, а может и во всем Великом Свитьоде, в поношенной куртке и мешковатых штанах их отвлек стук в боковое окно.

– Чего надо? – Один из эйги опустил стекло, и в салон заглянула заросшая клочковатой бородой физиономия. То, что это все-таки человеческое лицо, а не пучок пакли, можно было определить по сизому носу в красных прожилках и бледно-голубому водянистому глазу. Второй глаз был закрыт черной повязкой.

– Парни, не найдется пары риксдалеров[30]30
  Риксдалер – денежная единица Швеции, вышедшая из употребления после 1873 г.


[Закрыть] для усталого странника? – Спросила голова и, видя, что оба оборотня зависли в раздумьях, подбодрила их: – Такая круглая штучка. Пошарьте-ка в карманах.

– Ну, так бы и сказал. – Один из свинфилкингов действительно полез в карман. – На, держи. Все, что есть.

Одноглазый в недоумении рассматривал пакетик из фольги с надписью DUREX:

– Это чего?

– Такая круглая штучка, что лежала у меня в кармане. Смотри внимательнее, старпер, может вспомнишь, зачем она нужна.

Спорить обладатель бороды не стал. Просто положил пакетик в карман и ласково произнес, сверля шутников единственным глазом:

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, ребята.

– Просто последним смеется тот, кто не понял шутки, чувак.

Посмеиваясь, эйги закрыл окно. Машина тронулась и медленно поползла за идущей по тротуару девушкой. Одноглазый выпрямился во весь свой немалый рост и задумчиво смотрел им вслед.

– Н-да, не те стали эйги в Свеаланде.

Подняв воротник потрепанной куртки, он повернулся и пошел через улицу, где примерно на уровне тротуара в наступающих сумерках мягко светилась надпись: «ГЛАЗ ОДИНА».

Последней остановкой Фрейи перед домом была продуктовая лавка, хозяином которой оказался для разнообразия самый обыкновенный человек, правда, угольно-черный и в тафье[31]31
  Тафья – род тюбетейки, мужской головной убор


[Закрыть]. Зато колбаски у него оказались самые что ни на есть свеаландские – из Фалунда. И самое приятное, что свежие. Даже Фрейя со своим тонким нюхом не смогла бы придраться к качеству мяса.

– Пять фалундских колбасок, пожалуйста.

Одну ей и по две Гарму и Фенриру. Не есть же ей одной, в конце концов. К тому же Гарм сегодня заслужил свою колбасу тем, что безропотно таскался с ней по всем магазинам, а Φенрир – что со вчерашнего дня вел себя достаточно прилично и не торопился превращаться в чудовище.

– Гарм, домой.

Она попробовала присвистнуть – получилось. Услышав слово «дом», пес потрусил по заснеженному тротуару бодрее. Фрейя последовала за ним.

Нельзя сказать, что жизнь налаживалась, но надо признать, что она оказалась более терпимой, чем ожидалось.

ГЛАВА 10

– Парни, не найдется пары риксдалеров для усталого странника?

Одноглазый мужчина со всклокоченной бородой по очереди подходил к стоящим на светофоре машинам. Нельзя сказать, что все, сидящие в теплом нутре этих вонючих и скрежещущих железом повозок были людьми жестокосердными – кое-кто все же давал ему мелочь.

Бродяга, отойдя на тротуар, пересчитал свой утренний сбор и со вздохом опустил его в карман.

– Кажется, не у всех сегодня удачный день, – проговорил за его спиной веселый молодой голос.

– Ну, не все же такие везунчики, как мы, – ответил ему второй, не менее молодой и веселый.

Одноглазый обернулся и прищурил свой единственный глаз. Перед ним стояли два парня в одинаковый черных джинсах, синих куртках и армейских ботинках. На первый взгляд их можно было принять за братьев, настолько похожи они были – оба светловолосые, сероглазые с мальчишескими ямочками на румяных щеках. Только хорошо приглядевшись, можно было понять, что разница между ними есть и весьма существенная – хотя на самом деле оба были одного роста, но один из них, тот, что со странными вертикальными зрачками, по непонятной причине казался выше своего приятеля на полголовы.

– Конечно, – усмехнулся первый, – мы же профессионалы экстра-класса.

– С нами шутки плохи, – согласился второй.

Бродяга решил вступить в беседу:

– Сдается мне, вы ребята неплохие.

– И мухи не обидим, – подтвердил первый.

– Если, конечно, она сама не напросится, – заметил второй.

– Но вступили на опасный путь, – продолжал бродяга.

– Пришлось, – вздохнул первый.

– Не сами, жизнь толкнула, – пояснил второй.

– Но боги от вас не отвернулись?

– Только благодаря их помощи и держимся, – ухмыльнулся первый.

– Ну и сами стараемся не оплошать, – кивнул второй.

– Что ж, тогда вы мне по нраву, – заключил одноглазый.

– А вот насчет тебя я еще не уверен, хотя… – прищурился первый.

– У него неплохой потенциал, – задумался второй.

– Чувак не так прост, как кажется, – сформулировал свое впечатление первый.

– Точно, со вторым дном чувак, – согласился второй.

Бродяга стоял перед ними, переводя взгляд с одного на другого.

– И как же мы его разгадаем?

– Предлагаю начать с Карлсберга, а дальше как пойдет.

– Не-е-е, – в первый раз позволил себе не согласиться второй, – без Столичной тут не разберешься.

– Выпить что ли предлагаете? – Единственный глаз бродяги озарило понимание.

– Да, наш новый друг. С кем еще нам поделиться своей удачей, как не с усталым странником?

– Как ты относишься к пиву с водкой? – Заботливо уточнил второй.

– Пиво без водки – деньги на ветер, – с видом знатока сообщил одноглазый.

– Тогда идем к Матильде! – Решил первый.

– Прекрасная женщина, – второй уже любезно взял бродягу под локоть, – рекомендую.

– Любезная и приветливая? – Бродяга уже от души наслаждался новым знакомством.

– Нет, большие сиськи, – сообщил второй.

– И наливает без пены, – дополнил первый.

– Отлично. Я ее еще не знаю, но уже люблю и даже ревную.

Троица в полном согласии свернула с Линнегатен на боковую улицу, затем еще пару раз налево и один раз направо и, порядком закоченев, в облаке морозного пара ввалилась в небольшой погребок с выщербленным полом из сланцевой плитки и длинными дубовыми столами, за которыми, судя по их виду, напивалось не одно поколение местных жителей.

Румяная и сдобная, как булочка с корицей, Матильда воздушным шариком порхала по залу, разнося по десять кружек одновременно. Видимо, парней здесь хорошо знали, потому что, стоило им только присесть, перед ними возникли три штофа бочкового светлого и шесть стопок с аппетитной прозрачной жидкостью.

– Мотя, и колбасок принеси, – попросил первый из парней, а заодно решил, наконец представиться: – Орвар, к вашим услугам.

– Греттир, – протянул руку второй.

Одноглазый по очереди пожал обе ладони своей огромной лапищей, затем обстоятельно разгладил усы и поднял стопку:

 
  – Звался я Гримнир, звался я Ганглери,
   Херьян и Хьяльмбери, Текк и Триди,
   Туд и Уд, Хар и Хельблинди;
   Сад и Свипаль, и Маннгеталь тоже,
   Бильейг и Бальейг, Бёльверк и Фьёльнир,
   Хертейт и Хникар, Гримнир и Γрим,
   Глапсвид и Фьёльсвид;
   Сидхётт, Сидкегг, Сигфёд, Хникуд,
   Альфёд, Вальёд, Атрид и Фарматюр.
   С тех пор, как хожу средь людей,
   Немало имен у меня… А вы, короче, зовите меня Вотаном.
 

– Ну, наконец, – со вздохом облегчения сказал Οрвар, – а то уже рука отваливается рюмку держать. Твое здоровье, Вотан.

Выпили все одновременно, и сразу потянулись за колбасками.

Через пять минут Греттир помахал Матильде рукой:

– Еще шесть, дорогуша.

Шесть стопок спустя:

– А ты отличный парень, Вотан. Ты нам нравишься.

– Тогда я плачу за выпивку.

– Нет, сегодня мы тебя гуляем. Эй, Мотя, ещё шесть!

Двенадцать стопок спустя:

– Парни, кажется, я уже пьян…

– Да ладно тебе, только кажется. Эй, Мария, повтори!

– Погоди, ее же звали Матильда?

– Да ладно, они все Марии.

– Не-е-ет. Есть еще Мишель.

– Ну, не придумывай. Что это за имя?

– Мишель, ma belle,

Слов тех вместе так хорош коктейль,

Моя Мишель…

– Во-во, точно! А еще есть Элис!

– Что за Элис?

– А что это за девочка и где она живет?

А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет?

Ну а мы с такими рожами возьмем да и припремся к Элис?

– И все, кто с нею были говорят, что она просто пре-е-елесть!

На стол перед ними лег счет с длинным перечнем выпитых стопок водки.

– Больше не налью, – сказала Матильда. – Платите и проваливайте. Здесь вам не опера.

* * *

На следующее утро голова у Вотана раскалывалась, словно в ней сидела белка и выгрызала себе путь на волю.

– Эй, парни, вы здесь?

Боясь потревожить белку, он слегка повернул голову и окинул взглядом светлую комнату, с большой кроватью и коротким диванчиком под окном. Сам он лежал на кровати в позе морской звезды, то есть широко раскинув ноги и руки. Его сложенная аккуратной стопкой одежда ждала его на диване.

Убедившись, что в комнате никого, кроме него нет, Вотан решил действовать самостоятельно. Постанывая и почесываясь, прошел в душ и встал под обжигающе-горячие струи воды.

– Больше никогда. Ни за что.

Память возвращалась кусками. Зачем он вообще связался с этими малолетками? Зачем вообще поспорил с ними насчет водки, что ее можно гнать практически из чего угодно, хоть из кактуса. Дрянь ужасная. Но зато узнал, что такое кактус, спасибо.

Выскочив из облака горячего пара, мокрый и голый, он бросился к унитазу:

– Боги, пожалуйста, только не хакарл.

Судя по запаху и цвету, блюдо, которое отказался переварить его желудок не могло быть ничем иным. Вяленое, смрадное акулье мясо. Бля… лоб покрылся бисеринками холодного пота. Кажется, Орвар сказал, что это не самое отвратительное блюдо на свете. А он, Вотан, ответил, что настоящий мужик сожрет все и ещё добавки попросит. И тогда они пошли к странным узкоглазым людям есть… это… ну, это… тунцзыдань… Яйца, сваренные в моче юных девственников. Ыыааа…

Это воспоминание вызвало новый спазм. Зато, освобожденный от отравы организм, явно почувствовал себя лучше. Минут через десять появились силы, что бы надеть штаны и внимательнее осмотреться.

В шкафу у входа пряталось что-то вроде кухоньки – маленькая раковина и колба с черным ароматным напитком. Запах кофе, в отличие от текилы, узо и мастики, ему понравился.

Из-под колбы высовывался уголок белой салфетки. Угловатые буквы напоминали футарк и читались легко:

«Номер оплачен до завтрашнего утра. В следующий раз научим пить вино со змеиным ядом. Твои друзья Орвар и Греттир».

Значит, бросили его тут одного бороться с похмельем. Засранцы. Вотан удрученно покачал головой, затем высыпал в чашку несколько пакетиков сахара, налил кофе, размешал, понюхал, сказал: «Гадость»… и вылил в раковину.

Зачем-то перевернул салфетку. Еще одна короткая строчка: «Если кофе не поможет, посмотри под раковиной».

Под раковиной его ждала стеклянная бутылка с надписью Absolut, на треть заполненная прозрачной жидкостью. Вот она, родная. Глоток – пауза – медленный выдох. Прекратился стук в висках, исчезло гадкое ощущение сосущей пустоты в желудке, прояснилось зрение.

Два черный пятна за окном обрели четкость и превратились в двух сидящих на ветке воронов. Вотан распахнул стеклянные створки, полной грудью вдохнул морозный воздух и сказал им:

– Был неправ. Попадаются ещё среди эйги неплохие ребята.