Текст книги "К тебе я руки протяну…"

Автор книги: Екатерина Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Иванова Екатерина Петровна
К тебе я руки протяну…

Катюшке

1. Убийца

Стрела попала ему в висок, но замах был слишком силен, и клинок все-таки нашел щель в доспехах Илана.

Я осталась один на один с трупом и убийцей, валявшимся без сознания. Два трупа, лучше, чем один, но на обеспамятевшего не поднималась рука.

Он выскочил неожиданно. Нам повезло, что я ехала немного позади Илана и успела снять с плеча лук… Мне повезло. Стрелы с острыми наконечниками закончились раньше. Остались лишь тупые, утяжеленные свинцом – такими бьют пушных зверей, чтобы не попортить шкуру. Невероятно увертлив, стремителен. Улучить момент и спустить тетиву не удавалось около минуты. Наконец, стрела нашла свою цель, но Илану было уже не помочь.

Опомнившись, я связала убийце руки и ноги. О месте, где коротали время наши деньги, знал Илан. Кто-то наживется на невостребованном вкладе. Раз уж у меня не хватило духа убить беспомощного – продам его в городе. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Илана я оставила в ветвях ближайшего дуба птицам на прокорм, как принято у его народа, доспехи и оружие приторочила к седлу Монашки.

Ромашка привычно опустилась на колени, принимая на спину безвольный груз.

На первом же привале он пришел в себя, хорошенько проблевавшись. От лепешки отказался, а вот воду выхлебал с удовольствием. Блуждающий взгляд, постоянные попытки встать на ноги. Он будто забывал, что связан, потом оступался, падал и снова замирал до следующей попытки.

Несколько раз его взгляд останавливался на мне. Неприятное ощущение.

Что ж, у меня не было времени выяснять, осталось ли что-нибудь после удара в его голове. Я осторожно подошла сзади и двинула его по затылку рукоятью кинжала.

Ромашка укоризненно фыркнула, но ограничилась недовольным помахиванием хвостом. Прости, милая. Неудобно, знаю, но это не надолго. Скоро мы от него избавимся.

К вечеру он уже шел рядом с лошадью на коротком поводке. Можно было бы, конечно, усадить его в седло, но… кто их знает, этих убийц. Береженого и Рьмат оберегает.

Привлекательная полянка с кострищем и ручейком. На привычной тропе. Что еще нужно усталому путнику? Отсутствие попутчиков, разве что. Один стоял, привязанный к лошади, пошатываясь после долгого перехода. А еще пятеро вылезали из кустов за его спиной. Морды – ровно степняцкие пиалы, если смотреть на донышко. Кожаные безрукавки, мечи на поясах… в руках, и полная уверенность в себе. Двоих я сняла еще у кустов, быстро отступая назад, а вот остальные… Говорил мне Илан, займись, подруга, займись мечом, я все отнекивалась. Дождалась, значит. Лучница рьматова.

Спина коснулась дерева. Они что-то там говорили, но слух улавливал только отдельные слова: «деваха», «счас», «чур, я первый». Первому я, пожалуй, воткну кинжал в глаз, а может и ниже. Что делать еще с двоими?

Теми, что оглянулись на вопль… Вопль?! Убийцу они просто обошли, не посчитали за бойца. Обсчитались, господа, смертельно. Это было похоже на… вихрь? Буквально через несколько секунд их не стало, а мое злорадство тихо сдулось проткнутым бычьим пузырем. Это направлялось ко мне. Из огня да в полымя. Говорил мне Илан… кажется, это уже было.

Убийца шагнул раз, другой. Остановился.

Вот и смерть моя пришла.

И встал на колени, отложив меч и протянув мне сомкнутые запястья.

Бездумно я выдернула пояс из петель и, связав им его руки, с чувством выполненного долга упала в обморок.

Отсутствовала я не долго. За сомкнутыми веками потрескивал костер, пахло похлебкой и немножко кровью. Руки и ноги свободны. Я рискнула открыть глаза и попыталась встать. На шорох обернулся убийца, хозяйничавший у огня. Ноги невольно сделали шаг назад, но спина снова уткнулась в ствол.

– Госпожа, не бойтесь меня, госпожа.

Такого испугаешься, как же. Заикание обеспечено на всю оставшуюся недолгую жизнь. Лучше уж не пугаться.

Он медленно подошел, снова опустился на колени и протянул ко мне руки. Пояса на запястьях не было. Эдак на него не напасешься, если каждый раз новый завязывать. Но убийца этого и не ждал.

– Пойдемте к костру, госпожа.

Пиала с похлебкой была предложена с колен и обеими уже привычно сцепленными руками. Наши пальцы соприкоснулись, и он дернулся, как ужаленный.

Я пожала плечами и принялась за еду. Если уж повезло прожить день да еще получить сытный ужин, нечего пенять на судьбу. Ешь, пока дают.

Сон не шел. Стреноженные Ромашка с Монашкой пощипывали траву. В костре попискивали угольки. Убийца в сторонке ворочал трупы. Спи – не хочу.

Не хочу.

– Госпожа…

Обернулась на оклик. Две ладони положили передо мной пухленький звякнувший мешочек и пару мечей. Остальное – ржавье. Убийцы, они в таком деле понимают.

Я пожала плечами и кивнула. Ободренный, он скользнул ближе.

– Можно?…

Чему быть, того не миновать. Я затаила дыхание и протянула руку. Так, наверное, хватаются утопающие за какую-нибудь щепку. Две грубые ладони сомкнулись, и пальцы с обкусанными ногтями коснулись моей кожи.

Я лежала и рассматривала его, а он, спрятав глаза за черными прядями засаленных волос, баюкал мою ладонь.

Длинный прямой нос отбрасывал тень, скрадывавшую шрам на правой щеке. Узкие губы кривились под гнетом второго шрама, идущего от носовых пазух к левой скуле. Седая прядь касалась стоячего ворота кожаной куртки.

Убийцу били по голове рьматовы слуги. Белый справа, черный слева. После удара черного он пытался броситься на меня, но белый перехватывал его, после чего убийца протягивал мне связанные руки. Тут следовал удар слева, и все повторялось.

Выматывающее действо выродилось в головную боль, положившую конец сновидению.

– Госпожа… Госпожа.

Доброе утро, мир заик и долгожителей. Доброе утро, заботливый убийца. Завтрак на столе, дорогая.

Я не стала его привязывать. Я усадила его на Ромашку к радости последней. Исключительно в целях собственной безопасности. Угу.

Ехали без остановок. Тропа для разнообразия была безлюдной.

Скоро ляжет снег. Перейти бы перевал за Реновальтом до снегопада. Реновальт – Город-на-Озере. Плодородная долина у Южных гор, оставшаяся после исчезновения озера, приютила людей и их город.

За лачужками начиналась каменная мостовая. К центру города дома становились чище, равнялись друг на друга, как старые солдаты в строю. Кое-где виднелись деревянные заплаты, проржавелые крыши пытались отразить заходящее солнце.

– Добрый вечер, почтенный Тарик.

– Ба! Да это сама Ильравен! Добро пожаловать под мой кров!

– Благодарю, почтенный Тарик. Две комнаты. Мне и… – я повернулась к убийце, – ему.

Он даже не взглянул на меня, что-то бормоча себе под нос.

– У госпожи новый напарник?

– Напарник? Нет, скорее, ценное приобретение. Завтра мы прогуляемся с ним к рынку.

Убийца вздрогнул, судорожно втянул воздух и окаменел.

Я кивнула ему на мальчишку, уже поднимающегося по лестнице с моими вещами, он поклонился и двинулся следом.

– Госпожа уверена? – Тарик доверительно наклонился ко мне из-за стойки. – Я мог бы предоставить вам несколько человек…

– Все в порядке, почтенный Тарик. Все в порядке.

Постоялый двор «У Тарика» не был лучшим в городе. Он был лучшим на моей памяти. Безопасность, вкусная еда, уют. Безупречность во всем. Можно было забыть о лошадях сразу по приезде. Можно было доверить мешок с деньгами последнему помощнику повара. За все отвечал Тарик, а перед ним отвечали его люди.

Ночь обошлась без сновидений. Разбудил меня стук в дверь.

– Доброе утро, госпожа…

Судя по солнцу, около шести утра. Где-то за окном кричат мальчишки: «Молоко! Мо-ло-коо!» Доброе утро, убийца.

Я села на кровати, спустив ноги на пол.

Убийца опустился передо мной на колени и протянул руки вперед. На запястьях красовался мой пояс. Хорошенько затянутый. Зубами он что ли его завязывал?

– Госпожа, воля ваша, вы можете снять этот пояс и набросить его мне на шею – я убью себя. Вы можете положить его к моим ногам – я сломаю их. Вы можете оставить его – и я сделаю то же с руками. Ваша воля…

Он впервые встретился со мной взглядом, и я вдруг поняла, что это правда: и убьется, и сломает. Я закусила губу и подцепила ногтем узел. Его глаза снова скрылись за волосами, плечи поникли.

Рьмат! Да кто же так завязывает! Я сорвала пояс и отбросила его прочь. Пряжка стукнулась о половицы.

Руки убийцы дрогнули, потянулись вперед и обхватили мои икры. Лоб коснулся коленей.

Ступни заледенели на холодном полу. Я попробовала пошевелиться, но тут на правую лодыжку упало что-то горячее… и на левую. Он… плакал?

Я протянула руку и осторожно погладила его по голове. Плечи вздрогнули, и он заплакал навзрыд. Так плачут маленькие дети и обессиленные мужчины. Бездумно, от всей души.

Наконец, он отер глаза рукавом и снова взглянул на меня.

– Меня зовут Ральт, госпожа.

2. Бабочка

– Хорошо, отойди к стене.

Он встал в угол у двери и выпрямился, глядя на меня.

– Итак. Если я продам тебя, что ты сделаешь?

Убийца закусил губу:

– Я… Я останусь с тем, кто заплатит за меня деньги, госпожа, до тех пор, пока не представится случай сбежать и вернуться к вам, или умру.

– Да на тебе можно делать деньги, если не увлекаться… А если я сдам тебя в аренду в бордель?

Убийца стремительно залился краской, и внезапно стало заметно, что он очень молод – лет двадцать, может, чуть больше.

– Я буду служить вам, где прикажете, до тех пор, пока вы не покинете город. А потом попробую сбежать или…

– Умрешь… Это я поняла…

У меня забрезжила смутная догадка.

Познавательный разговор прервал стук в дверь.

– Завтрак для госпожи Ильравен!

– Войдите!

В дверном проеме появилась девчушка с подносом. Правой рукой она придерживала створку двери, поднос опасно подрагивал на левой ладони.

– Прими у девушки завтрак!

Я думала, сильнее покраснеть нельзя. Он немедленно выполнил приказ, и я улыбкой отпустила служанку.

Убийца шагнул к кровати, пытаясь привычно сложить запястья и в то же время не уронить поднос. Я с любопытством наблюдала за его небезуспешными усилиями. Наконец, тот оказался на постели. Молоко было вкусным, пенка почти превратилась в масло, свежий хлеб таял во рту. Приятно, когда помнят, что ты любишь. Рядом с моей кружкой стояла еще одна – с сидром и тарелка с кашей. Безупречность во всем. Второй постоялец у госпожи, оба завтрака в ее комнату – не дай Рьмат, остынет – стыд-то какой!

– Ну, и чего ты ждешь? – Повернулась я к убийце.

– Вашего позволения, госпожа.

Так… Значит, он ничего не ел, если не считать той чашки с водой. Если это будет продолжаться…

– Договоримся так. С этого момента ты справляешь свои естественные надобности, будь то насыщение пищей, расставание с оной или что-нибудь подобное… – Видимо, под подобным он подумал то же, что и я, молодой мужчина все-таки, а потому снова покраснел. – Так вот, ты будешь делать это, не спрашивая моего разрешения.

– Как пожелает госпожа.

Он неуверенно улыбнулся и потянулся сомкнутыми руками к ложке.

– Да. И вот еще что…

Убийца вздрогнул и замер.

– Если ты еще раз встанешь рядом со мной на колени или будешь держать руки в таком положении, я тебя выпорю. Сопротивляться, как я понимаю, ты не будешь…

– Не могу, госпожа…

Гхм… Не может… что же это я такое вспомнила, когда вошла эта девчушка? Люди, которые неспособны причинить вред господину, которые умирают, стоит расстоянию между ними и их господином превысить предел… Быть того не может! Я подстрелила… бабочку-убийцу! Не однодневку… Таких отпускают в полет в дворцовых покоях и богатых кварталах. Бабочку-охотницу.

Если его выпустили именно на нас, то кто? Если он набросился на нас сам, то почему? И каким образом он… «выбрал» меня? Ведь рядом не было плетельщика, чтобы его направить.

Из транса меня вывел его голос:

– Госпожа, что с вами? Очнитесь…

Ффух…

Что ж, делу время…

Неизменный Тарик снова возвышался за стойкой.

– Доброго утра, госпожа Ильравен.

– И вам того же, почтенный Тарик.

– Далеко ли собрались?

– В оружейную лавку, а потом на рынок.

Доспехи Илана в руках убийцы отчетливо звякнули. Тарик оглядел его с ног до головы и кивнул:

– Хороший товар, госпожа Ильравен.

– Я тоже так думаю. – Я тепло улыбнулась старому пройдохе и вышла на улицу.

Оставалось пройти квартал до Башенного рынка, когда из ближайшей подворотни в меня метнули нож. Я поймала его еще в полете под грохот упавших доспехов и едва успела рявкнуть:

– Ральт, назад!

Убийца отцепил руки от нападавшего и обернулся, одарив меня улыбкой, в ответ на которую у меня заныл правый коренной зуб.

Я шагнула к несостоявшемуся метателю и вернула ему нож.

– Здравствуй, Хряп!

– И тебе не болеть, прекрасная Ильравен.

Хряп замолк, поглядывая то на меня, то на убийцу.

Этот невысокий крепкий мужичок мог достать все, что угодно, по сходной цене и в короткие сроки, а так же неплохо дрался в рукопашную. Ворам, знаете ли, кровь ни к чему. По давней дружбе он не давал мне заскучать на улицах Реновальта. Я не возражала… Приятно знать, что что-то произойдет наверняка.

Хряп хихикнул, со всхлипом втянул себя воздух и заржал. Сквозь хохот и тотчас же выступившие слезы было слышно:

– Прекрасная Ильравен… всхлип… завела себе… хлюп… соба-а-ку! – Последнее слово он буквально простонал.

Убийца сжал кулаки, но не двинулся с места.

Я прикинула так и эдак. И решилась…

– Хочешь заработать, Хряп?

– Отчего же нет?

– Ральт, смирно! – Безотчетным движением убийца вытянул руки по швам. Учителя, видать, были хорошие. – Ты будешь сохранять эту позу, что бы ни случилось.

– Да, госпожа.

От непонимающего взгляда убийцы у меня заныла вся челюсть.

– А теперь, Хряп, избей его, без увечий, мне его еще продавать.

Глаза убийцы потускнели, он выпрямился и упрямо задрал подбородок.

Первый удар пришелся в живот. Убийца со стоном выдохнул, но не пошатнулся. Затем последовали удары в корпус. Убийца не уворачивался, молча снося боль. Хряп остановился и влепил ему пощечину:

– Сопляк!

Руки убийцы дернулись, но он усилием воли вернул их на место. На скулах заиграли желваки. Кулак Хряпа впечатался в подбородок убийцы, и он рухнул на землю.

Я не наслаждалась зрелищем, но смотрела и видела, как он и лежа пытается остаться стоящим по стойке смирно, выполняя мой приказ, под ударами Хряпа.

– Стоп, достаточно, Хряп. Вот оплата, до встречи.

Вор, не задумываясь, принял бельт и скрылся в подворотне.

Ральт продолжал лежать, пытаясь распрямить ноги, инстинктивно прижавшиеся к животу.

– Вольно, Ральт!

Он всхлипнул и свернулся в комочек, обняв себя руками. Я села рядом с ним на брусчатку, подсунув колено под его голову.

– Ну все, Ральт, все… все кончилось.

– За что? – Он неловко двинул головой, пытаясь заглянуть мне в глаза.

Недоумение, вопрос и, наконец, понимание промелькнули в его взгляде. А потом остался только страх.

– Я ведь ваш, госпожа. Там на поляне… Вы перекинули паутинку на себя, оставив меня в живых. Я… – Он заторопился, подбирая слова. – Госпожа, только не продавайте меня. Я сильный, я умею убивать и знаю грамоту, и играю на свирели, умею делать оружие и готовить, я умею доставлять удовольствие. Я сделаю, все что захотите, госпожа, не надо, умоляю вас…

– Все, Ральт, все. Я не сделаю ничего подобного, обещаю. Ты уже доказал мне все, что мог.

Усмирив и тело, и дух в угоду моей прихоти.

Я вытащила из поясного кошеля металлический флакончик с исанной. Дорого, конечно, но очень действенно.

– Один глоток. Это лекарство.

Он судорожно выдохнул и прильнул губами к горлышку.

Через несколько минут его щеки порозовели, кровоподтеки исчезли. Ральт, удивляясь, расправил плечи.

– Не больно, госпожа.

– Ну, вот и ладушки, вставай, Ральт. Нам еще надо к оружейнику. Собери, что уронил.

– Да, госпожа. – Он подскочил и бросился подбирать доспехи.

– И еще…

– Да, госпожа?

– Прости меня.

Он остановился в недоумении, осторожно положил то, что успел собрать, на мостовую, подошел ко мне и, опустившись на колени, поцеловал мою ладонь.

– Можете выпороть меня, госпожа. – Улыбаясь, он, как ни странно, казался старше. – Еще никто, – он в смятении закусил губу, – не просил у меня прощения, госпожа.

И я сделала первый шаг:

– Зови меня Вен, Ральт, зови меня Вен.

3. На краю бури

Я очнулся и в то же мгновение осознал, что меня затягивает в бурю. Первыми исчезли звуки, потом ощущение дороги под ногами, боли в истертых запястьях. Лес слился в одно бесцветное пятно. Не знаю, как я мог идти, но иногда тело умнее разума. Я потерялся в нигде, перестав осознавать свою целостность. Осталось лишь отчаяние от понимания того, что происходит. Единственное, что выделялось из ничто вокруг меня, – желтое расплывчатое облачко. Я не видел его, не ощущал, но каким-то непостижимым образом знал, что оно желтое. Именно оно держало меня на тонкой грани восприятия. Кусочки мозаики моей памяти выскальзывали из рук, и только желтое тепло заставляло их повременить с исчезновением. Солнышко… Сверкнуло слово из-за края, и я выпал в око бури Эйхри. Солнышко. Что-то угрожало ему. Серые с проблесками красного клочья тумана двигались к моему шансу на спасение. Око вернуло мне ясность мысли, и я внезапно понял, что лучница, прижавшаяся к дереву, и есть то, что еще удерживает меня от исчезновения. Тело вновь не подвело. Ближайший меч легко разрезал веревку и лег в ладони. Время уходило с каждым ударом сердца, но я успел, успел!

Она приняла меня, и ушла в темноту.

Я с трудом заставил себя отойти от нее. Еще несколько секунд, и я бы снова упал в бурю – навсегда. Мне нужно время, мне нужно ее касание.

Я держал ее ладонь и трясся от страха, что вот сейчас она отнимет ее у меня и мне не хватит какого-то мига, чтобы закопать якорь как можно глубже, и еще глубже. Так чтобы больше никогда, никогда… Буря отступила, и я уснул вслед за своей новой хозяйкой.

Она доверила мне свою спину, и ехала, не оборачиваясь, лишь изредка привычным жестом поглаживая лук, притороченный к седлу. Я видел, что она уже не опасается меня, но не мог перестать бояться сам. Кто она? Что мне предстоит? Как мне вести себя? Я страшился спрашивать и с трепетом ждал вопросов. Но она молчала, и это было страшнее всего.

Трактирщик назвал ее по имени. Ильравен. Лучница из Золотых садов. Только их люди носят тройственные имена: имя личное, семейное и внешнее – Иль-Ра-Вен. Она разговаривала с ним, как со старым знакомым, улыбаясь. В луче заходящего солнца, падающем сквозь открытый дверной проем, лицо потеряло привычную жесткость, глаза потеплели. Если бы она смотрела так на меня. Но она видела во мне лишь товар. А я не мог придумать, как уговорить ее не продавать меня. Как доказать ей, что она может довериться мне просто потому, что я никогда и ничем не смогу причинить ей вреда из страха перед бурей, куда она может ввергнуть меня пожелав этого.

Мне трудно дался утренний разговор. Я сделал все правильно. Все так же как, когда ты уходишь из Голубятни к хозяину. Мой первый оставил пояс на руках. Они срослись скоро, но долго болели. Мне показалось, что пояс щекочет шею. И я смирился со смертью. Смерть милосерднее бури. Я не поверил ушам, когда услышал звук падения где-то слева от себя. Этого не могло быть. Как она… я же убил ее напарника. Я же… я расплакался, как последний щенок. Стыд не давал мне отцепиться от нее и поднять глаза. Она провела ладонью по моим волосам, и мне захотелось остаться у ее ног еще немного, чтобы только чувствовать эту руку и то, как край бури становится все дальше. Я плакал от облегчения. Я был готов на все что угодно.

И она меня об этом спросила. Как я жалею, что не могу лгать. Я сказал ей правду.

Я не боялся рабства. То, что делал со мной мой первый, не идет ни в какое сравнение с борделем. Но то, что она могла уехать и оставить меня одного перед приближающейся бурей…

Первое свидание с бурей Эйхри не столь ужасающе. Ты точно знаешь, что тебя держит на нити мастер-плетельщик. Тебе дают лишь почувствовать каково это – начать терять себя. Одного урока вполне достаточно.

Мой первый редко дотрагивался до меня. Это еще надо было заслужить. Я быстро обнаружил, что случайные касания ничего не дают. Только если он прикасался ко мне сам, по своему желанию. Каждый его окрик, каждое выраженное неудовольствие тянуло мой якорь из земли, опасно приближая момент падения в бурю. А редкое соизволение коснуться лишь утончало пытку. Пытку… Он находил удовольствие в истязании моего тела, когда ему не хватало пойманных мною. Я привык терпеть боль, радуясь тому, что каждое его прикосновение позволяет мне закопать якорь еще немного. Я кричал, чтобы доставить ему удовольствие, чтобы продлить его прикосновение. Чтобы выжить.

Я думал, что все вернулось снова, только вот шанса отдалить падение больше нет. Она не била меня сама, доверив это твари, бросившей в нее нож. Я чувствовал ее изучающий взгляд и терпел. В надежде, что, может быть, ей понравится, и она не продаст меня, и иногда, хотя бы иногда будет протягивать мне руку.

А потом она положила мою голову на свою согнутую ногу сама, сама! Я смотрел в ее глаза и не знал, что делать, что мне сказать, чтобы она поверила мне. Я видел жалость. Может быть, мне нужно было защищаться? Но прямой приказ. Неужели она думает, что я беспомощен. Зачем я ей нужен такой? Проще продать и забыть, а если нет… продать снова. И страх, переполнивший меня, вырвался наружу грудой беспомощных слов, лишь подтверждающих мои мысли. Что я говорю? К чему я ей? Она не платила за меня. Ей не объясняли, что если она захочет, я не смогу противиться ей ни в чем. Лишь бы только…

Я сглотнул жгучую жидкость. Боль ушла. Я стиснул зубы, чтобы не заплакать. Для чего она лечит меня. Чтобы не портить товарный вид? Но она обещала!

Я не верил. Это только в сказках, рассказанных под одеялом в Голубятне, бывают добрые хозяева. Те, кому есть дело до тебя… Но я же отчетливо слышал: «Прости меня». А потом она доверила мне внешнее имя – Вен. Так ее, наверное, звал напарник.

Я очнулся от ее голоса:

– Ральт! Ты слышишь меня? Положи доспехи на прилавок.

– Да, госпожа. – Я привычно втянул голову в плечи и неловко уложил груду кожи и железа, изрядно оттянувшую мне руки, куда было сказано.

Встав за ее спиной, я огляделся. Лавка не выглядела богатой, но оружие и доспехи были ухожены, пыль из углов выметена.

– Доброе снаряжение, госпожа. За все – семь олет.

– Хорошо, мастер, мне нужны стрелы с железными наконечниками – колчан, и зажигательные – десять штук.

– Хорошо, тогда четыре олет и пять бельт.

– Идет.

Мы вышли наружу. Я стоял перед ней, не зная, куда деть руки, и, наконец, привычно встал по стойке смирно. Она покачала головой, и я в отчаянии выпалил:

– Что-то не так, госпожа? Что мне нужно сделать?

– Сделать?

– Чтобы вы не сердились на меня.

– Сердилась? Я вовсе не сержусь.

– Но вы так смотрите на меня…

– Как так?

– Изучающе, госпожа. – Так на меня смотрел мой первый перед тем, как увести в комнату.

– Чем ты владеешь лучше всего?

– Мечом, госпожа. – Ох, моя Ласточка, где я потерял тебя?

– Что ж, идем.

Я плелся за ней побитой собакой, не в состоянии придумать, что сказать. Что я могу ей сказать, такого, чтобы…

За стойкой стоял горбоносый паренек. Наверное, внук трактирщика. Мы поднялись по лестнице и вошли в ее комнату. Она кивнула мне на постель и закрыла дверь.