Текст книги "Легкие отношения (СИ)"
Автор книги: Екатерина Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Я пыталась стать сама себе психологом и понять, почему я такая. Пришла к выводу, что это все тянется из детства, когда мой отец ставил всех членов семьи в жесткие рамки, уверенный в том, что наставляет нас, непутевых, на путь истинный. Я смотрела на маму, которая вырвалась из этого плена сразу, как только я покинула отчий дом. То, как она расцвела после развода, и какой свободной стала, лишь подтверждало мои подозрения.
У меня был брат Райан. Но он был точной копией нашего отца. Он так же фанатично верил в церковь и ее каноны. Его жена, по слухам, сбежала от него на второй год после свадьбы и не возвращалась. Я не общалась с мужчинами нашей семьи вот уже несколько нет. Я сама себе ухмыльнулась, представляя, как бы отец назвал меня, узнай, что у него такая испорченная распутная дочь. Если он маму, которая никогда ему не изменяла и тщательно следовала всем проповедуемым им канонам, называл распутницей, то что уж говорить обо мне.
Из мыслей меня вырвал нежный голос мамы.
− Милая, ты слышишь меня? Ты должна поесть.
Я видела, когда она подошла. Я чувствовала запах куриного бульона, но из-за тошноты не могла проглотить и грамма еды. Прекратившиеся день назад рыдания оставили после себя першение в горле и комок, вызывающий тошноту.
− Мо, детка, − со вздохом произнесла мама. – Нам нужно что-то с этим делать. Давай выйдем прогуляемся.
Внезапно меня осенило и я села на кровати. Тихим скрипучим голосом я заговорила больше сама с собой.
− Если я буду так продолжать, то просто сойду с ума и покончу с собой. – Мама ахнула и я успокаивающе сжала ее ладонь. – Но это не выход. Поэтому мне что-то нужно делать со своим дерьмом. Ни один гребаный мужик не заставит меня сойти с ума. – Я услышала облегченный выдох мамы и ее плечи опустились расслабленно. – Но, мама, я все буду делать постепенно. Мне нужно время, чтобы прийти в себя и понять, что делать дальше со своей жизнью.
Мама кивнула и погладила меня по руке.
− Возьми столько времени, сколько нужно. А пока поживи со мной. Если хочешь, перебирайся насовсем. Моих денег хватит для нас обеих.
Я обняла маму и поняла, что, несмотря на наши странные с ней отношения раньше, она всегда была моей крепостью, человеком, который станет мне опорой.
Час спустя мы сидели в гостиной ее шикарной квартиры и смотрели комедии. Я не смеялась. Ну почти. Иногда улыбка все же трогала мое окаменевшее от долгих истерик лицо. Я едва ли поела, но мама была довольна уже и тем, что я смогла затолкать в себя несколько ложек супа. Она сходила в магазин и принесла нежнейшие круассаны, кофе и ведерко мороженого. Вот сладкое мне не пришлось в себя заталкивать. Такое впечатление, что желудок только и ждал, пока я заброшу в него сахар.
После очередного фильма, пока мы ждали окончания рекламы, мама снова погладила меня по руке.
− Ты хочешь поговорить?
Я качнула головой.
− Я уже все тебе рассказала.
− Да. Но кроме твоей пламенной речи на коврике у двери в квартиру мы должны обсудить все это.
− Возможно, позже, − ответила я, не отводя взгляда от экрана.
Я ковыряла мороженое большой ложкой, пытаясь занять свои руки.
− Мам, почему ты не вышла замуж после отца?
Взгляд мамы стал стеклянным и сосредоточился на телевизоре. Она молчала, а на ее лице отразилась боль.
− Потому что до сих пор его люблю.
− Что?
Я в ужасе уставилась на нее. Как она могла любить человека, который годами унижал ее, оскорблял? Как она могла любить того, кто считал ее падшей женщиной? Как будто прочитав мои мысли, мама прочистила горло и продолжила говорить.
− Он не всегда был таким. Я сделала его таким. Наверное… − Мама снова замолчала, а я уставилась на нее как на незнакомку, которая только что сказала, что Санта был шлюхой в самом дешевом квартале красных фонарей. – Мы… познакомились, когда я… Господи.
Мама вздохнула и уронила лицо на ладони, тихонько всхлипнув. Я погладила ее сгорбившуюся спину. Она снова выровнялась и вытерла слезы. Но они все равно продолжали бежать по ее щекам, прочерчивая влажные дорожки. Я никогда не видела свою маму такой. Она всегда была сильной, стойкой. Ничто не могло согнуть ее, даже свирепая ярость и оскорбления отца. Она никогда при мне не плакала. Была немного циничной и жесткой. Но я всегда чувствовала ее любовь и заботу.
Я могла четко назвать момент, когда мама взяла себя в руки – ее плечи выровнялись, взгляд снова стал уверенным и непроницаемым. Только я, зная свою маму почти как саму себя, могла видеть боль и горечь на дне ее голубых океанов.
− Я работала в эскорте. – У меня непроизвольно остановилось дыхание. Моя мать? Эскорт? Проститутка? От этих мыслей кружилась голова. – Я не спала ни с кем и своих клиентов, Мо.
− Я и не думала, − неуверенно попыталась я ее успокоить.
− Да, − с таким же сомнением в голосе отозвалась мама. – Что ж, твой отец должен был идти на благотворительный вечер и нанял меня для сопровождения. В тот момент его родители были одержимы идеей женить его на богатой обладательнице трастового фонда. А у меня на руках была маленькая сестра Саманта, которую нужно было учить в школе и кормить после смерти наших родителей. Я не подходила ему ни по каким параметрам. Но моим главным плюсом было то, что само мое существование противоречило убеждениям его родителей о приличной девушке. Твой отец, увидев, какой эффект я оказывала на твоих бабушку с дедушкой, сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Он заплатил мне немаленькую сумму, оплатил обучение Саманты в одной из лучших школ Чикаго и открыл ей счет на кругленькую сумму, который мы впоследствии использовали на ее обучение в колледже. Я продалась, Мо. Вместо этого я должна была выйти за него замуж и прожить с ним два года в браке.
Мама прервалась, чтобы попить воды из стоящего на кофейном столике стакана. Она снова тяжело вздохнула и провела рукой по волосам, приглаживая их. Я смотрела на нее во все глаза и не могла поверить в то, что все это произошло с ней – образцом благоразумия и воспитанности.
− Я подписала все документы и уже на следующей неделе мы поженились и я переехала к нему. Первое время мы жили в отдельных комнатах и вели образ жизни, больше похожий на соседство. Но со временем наши отношения стали дружескими, а к окончанию срока действия контракта мы уже были влюблены друг в друга. Ты бы никогда не поверила, если бы я рассказала, каким был твой отец в то время. Он много шутил, любил веселиться и играть в игры. Если бы ты только знала, как много раз мы бегали друг за другом по тому дому, в котором ты выросла. – Она улыбнулась, мысленно погружаясь в воспоминания. – И Сэм его за это любила. Они так много раз дурачились, пока она росла. Он заменил ей и отца и брата, которого у нее не было. Когда закончился контракт, Тим попросил меня не уходить. Он разорвал его в клочья и признался в любви. Сказал, что наигрался в игры и теперь он хотел, чтобы у нас была настоящая семья, чтобы я родила ему дочь, похожую на меня, и сына, похожего на него. Конечно, я согласилась без колебаний. Так и зародилась наша семья.
Мама внезапно встала и пошла к кухонному островку в своей квартире-студио. Она достала вино из холодильника и повернулась ко мне, кивнув на бутылку.
− Тебе налить бокал?
− Да, не откажусь. Спасибо.
Пока мама доставала бокалы и наполняла их красным вином, я смотрела на нее и видела молодую девушку, без ума влюбившуюся в парня, который положил к ее ногам весь мир. А потом растоптавший его. Мама подошла и снова присела рядом, передав мне бокал. Сделав глоток, она продолжила рассказ.
− Мы были счастливы ровно до твоего трехлетия. В твой день рождения мы покидали торговый центр после устроенного праздника. Мы были измотаны, но безмерно счастливы. Я уже была беременна Райаном. Все было прекрасно. Но потом, у самого выхода, мы встретили моего бывшего клиента и он недвусмысленно намекнул, что встретился бы со мной еще раз. Тогда все и полетело к чертям. Дома Тим устроил мне истерику. Мои мольбы о том, чтобы он меня выслушал, пролетали мимо. Заверения о том, что я не спала ни с одним из своих клиентов, его тоже не убедили. Его главным аргументом было «раз ты не была девственницей, когда я на тебе женился, значит, ты была шлюхой». Тогда я поняла, что до этого старалась не замечать признаков его ревности. На меня засматривались много мужчин и каждый раз отец бесился, но держал себя в руках. Но та встреча стала спусковым крючком и он слетел с катушек. Я продержалась с ним еще пятнадцать лет. Но делала это только ради тебя, потому что видела, что Райан растет таким же, как его отец, и я не уже ничего не могла сделать, чтобы спасти его. Только сейчас я понимаю, что своей терпеливостью только навредила тебе.
По щекам мамы снова потекли слезы. Она попыталась их сдержать, обмахивая глаза ладонью, но это мало помогало. Сделав еще пару глотков вина, мама снова заговорила.
− Тим все больше сходил с ума. Перестал выпускать меня из дома, пошел в эту отвратительную церковь и нас заставлял туда ходить.
− Но почему ты соглашалась?
− Мо, во-первых, я любила его и все еще надеялась, что если поступлю так, как он того хочет, у нас все наладится. Но от моей покорности, кажется, становилось еще хуже. Он практически запер меня в доме, я бросила рисование и занималась только детьми. Он полностью поменял мой гардероб, сменив все дизайнерские соблазнительные наряды на мешковатую одежду. – Мама прикрыла лицо ладонью и невесело усмехнулась. – Наш секс стал проходить по расписанию. Его расписанию. И больше походил на наказание, чем на удовольствие. В общем, чем дальше, тем хуже все становилось. И сразу после твоего выпускного из школы, в этот же вечер, я собрала наши вещи и на следующий день перевезла тебя в колледж. Ну, ты об этом знаешь.
− Неужели он совсем не сопротивлялся?
− О, милая, он рвал и метал. Но я была готова ко всему, а потому подсыпала ему снотворное в виски.
− Так вот почему он не вышел меня проводить?
− Да. Прости, что пришлось тебе солгать о его самочувствии. Но, думаю, теперь ты понимаешь причину.
− Почему ты не забрала Райана?
− Потому что прекрасно понимала, что шлюху с дочерью он еще отпустит, а вот за наследника фамилии будет бороться до последнего вздоха. К тому же, за несколько недель до побега я задала вопрос Райану и он сказал, что ему с отцом комфортно, а мне нужно покаяться в грехах и я обрету спокойствие. Ты же понимаешь, что эти слова полностью выразили его позицию по вопросу отъезда.
− Больно было оставлять сына?
− Больно – это не то слово. У меня разрывало внутренности и пекла голова. А страшнее всего было осознавать, что он никогда не станет таким парнем, каким его папа был в молодости. Он не будет дурачиться и играть в прятки, не будет брызгаться в бассейне с любимой девушкой и даже ни разу не напьется в доме братства во время учебы. Он теряет свою молодость и это до сих пор ранит меня.
− Ты никогда не думала вернуться к папе?
− Тысячи раз. Десятки тысяч. Но каждый раз, когда брала телефон в руку, чтобы позвонить ему, я вспоминала все те унижения и оскорбления, на которые Тим был так щедр.
− Он говорил мне, что хотел тебя вернуть и сожалеет о том, что обижал тебя.
− Да, он говорил мне это. И, возможно, он искренен в своих заверениях. Но я пока не готова. Я слишком многое пережила из-за него. Сейчас я успешная художница. Я вновь почувствовала жизнь и свободу. Хочу ли все это бросить? Вряд ли. Если бы твой отец бросил все и приехал сюда ко мне, остался со мной там, где я обрела покой… Что ж, возможно. Но пока дела обстоят так.
− Почему ты говоришь, что своей терпеливостью навредила мне?
Мама посмотрела на меня с сожалением и погладила по руке.
− Потому что из-за нас ты стала такой.
− Какой – такой?
− Женщиной, которая боится серьезных отношений. Ты сама обрекаешь себя на одиночество, хотя могла бы быть счастлива с Морганом.
− О, так теперь ты его защищаешь? – Во мне начинал закипать гнев, смешанный с растерянностью.
− Я его не защищаю. Я защищаю тебя. Всегда. Но я мечтаю о твоем счастье и знаю, что с Морганом ты обретешь его. Если позволишь себе расслабиться и любить. Не жди от него подвоха или оскорблений…
− Он уже оскорбил меня, мам! Он назвал меня шлюхой! Он считает, что меня уже ничего не исправит.
− Мо, я тебе кое-что скажу, только прошу, не злись на меня. Ты позволила ему это. Ты сама столько раз его отталкивала. Ты сама проповедовала свой принцип легких отношений. Он просто очень тебя любит и безумно ревнует. Но он имеет на это право. Ты отдалась ему. Вышла за него замуж. Ты – его женщина.
− Правда? – Из меня прямо таки сочился сарказм. – Никого не напоминает? Тогда почему ты ушла от отца? Он ведь тоже имел право ревновать.
− Милая, у нас была немного другая ситуация. Никогда в жизни я не провоцировала отца. Я всегда была ему верна. Ты же каждый раз давала Моргану понять, что у него на тебя нет эксклюзивных прав. Ты должна остановиться и понять, любишь ли ты его, хочешь ли быть с ним. Готова ли ты отпустить прошлое и двигаться дальше? Забудь нас с отцом, начни жить своей жизнью. Позволь себе быть счастливой.
Теперь слезы текли по моим щекам. Растерянность и страх заполняли мои вены. Но еще там было желание. Отчаянная потребность услышать его голос. Я хотела, чтобы он сказал мне как сильно любит, сожалеет о сказанном и пообещает сделать все возможное ради нашего счастья.
− Что же мне делать? – прошептала я.
− Позволь ему сделать первый шаг. Он должен найти тебя. Прийти к тебе. Извиниться и вернуть тебе чувство безопасности и любви. А до того момента поживи у меня. Я так многое хочу тебе показать в Париже.
Лицо мамы светилось и, несмотря на подавленное настроение, я улыбнулась ее заразительному энтузиазму.
Глава 25
Морган
Я стоял перед зеленой дверью и нерешительно переступал с ноги на ногу. Я знал, что за ней скрывается мое будущее. Настоящее и даже прошлое. У меня потели ладони, а чертов галстук не давал свободно вздохнуть. Или это был ком в пересохшем горле. К черту все! Я должен был сделать этот шаг и, наконец, обрести покой. Если, конечно, у меня еще был такой шанс.
Я нажал на дверной звонок и стоял, прислушиваясь к торопливым шагам по ту сторону двери. Как только она распахнулась, я опешил. Передо мной стояла Моника… только старше лет на двадцать. Моя жена была точной копией своей мамы. Небольшие отличия в фигуре – это все, чем они разнились. Еще цветом и длиной волос, но это было несущественно. Если не считать морщинок на лице Присциллы, их с Мо можно было бы принять за близнецов.
− Полагаю, ты Морган? – спросила она, улыбнувшись.
− Мгм, да, это я, миссис Грейнджер.
− Ох, брось формальности. – Она махнула рукой. – Мы же родственники. Для тебя я Прис.
Она решительно подошла ко мне и расцеловала в обе щеки.
− Я рада, что ты приехал наконец. Проходи.
Я зашел в просторную светлую квартиру-студию и осматривал ее не в попытке полюбоваться интерьером. Я искал знакомое и такое родное лицо своей любимой женщины.
− Ее нет дома. – Прис с интересом рассматривала меня, склонив голову набок. – Но скоро должна вернуться. Полагаю, эти цветы нам? – Она указала на два букета, которые я держал в руках.
− Ох, да. Простите, я сегодня сам не свой.
− Тебя можно понять. – Она подмигнула и забрала из моих рук цветы.
Прис прошла в кухонную зону, позвав меня с собой. Указав на барный стул, она предложила мне присесть. Моим трясущимся ногам понравилось это. Когда я успел превратиться в киску? Мама Моники быстро поставила цветы в вазу и включила кофеварку.
− Кофе?
− Да, пожалуйста.
Приготовив напиток в тишине, она поставила перед нами две чашки и села напротив.
− Что ж, должна тебе кое в чем признаться. Моника не знает о…
На полуслове ее оборвал звук открывающегося дверного замка, а потом из прихожей послышался голос, который взбудоражил все мои нервные окончания.
− Мам, я не нашла эту непонятную траву. – Потом послышался грохот от обуви, которую Мо, похоже, бросала в прихожей. – Сама купи. Надо мной, наверное, весь рынок смеялся. Но я купила…
Ее речь оборвалась, как только голос стал громче. Я понял, что она вошла в гостиную и увидела меня. Я боялся повернуться. Мне было страшно увидеть ее реакцию на меня. Страшно, что она отвергнет меня и я уеду домой без нее. Я сглотнул новый ком в горле и резко повернулся, когда услышал грохот падающих на пол сумок с покупками.
− Какого…
− … твоем приезде, − наконец закончила свою речь Прис.
Я поднялся и на нетвердых ногах пошел к своей жене. Она была прекраснее, чем когда-либо. Одетая в легкое летнее платье, босиком, она напоминала мне прекрасный образ с картин ее матери. Прис Вудс была женщиной незаурядных талантов. Каждая ее картина была воплощением целой гаммы человеческих чувств. Когда я узнал, что мать Моники знаменитая художница, я перерыл весь интернет в поисках художницы с именем Присцилла Грейнджер, но поиск не дал результатов. Пока оттаявшая после моих бесконечных страданий Роуз не сказала, что ее мама работает под псевдонимом. Тогда я и разыскал Прис, а заодно и ее дочь.
Я вплотную подошел к Монике, которая смотрела на меня, не моргая. Она застыла, словно статуя. Прекрасная античная статуя. Я не мог отвести от нее взгляда. Эти два месяца были пыткой для меня. Я много переосмыслил. Понял, что для меня в этом мире нет никого важнее моей жены. Я готов был попрощаться со своим желанием стать отцом и запереть Мо дома. Господи, да я готов был даже стать ее пожизненным рабом, лишь бы она находилась рядом.
− Детка, − прохрипел я. Она молчала и продолжала смотреть на меня.
Где-то на заднем фоне, сквозь рев крови в ушах я услышал нерешительные слова Прис:
− На этом моменте я удаляюсь. Пойду искать нужную мне приправу.
Мы с Мо ничего не видели и не слышали. Я очнулся только тогда, когда входная дверь со щелчком закрылась. Я поднял руку и провел ладонью по щеке Моники. Ее глаза непроизвольно закрылись и она слегка подалась ко мне, приветствуя ласку. Я выдохнул с облегчением – она не оттолкнула меня. Я прижался к ее лбу своим и тоже прикрыл глаза. Вокруг нас время словно остановилось. Весь тот беспорядок, который мы учинили, отошел на второй план. Все страхи, сомнения и сожаления просто испарились. Остались только мы вдвоем. Против всего мира.
− Я так люблю тебя. Я так соскучился, до боли в сердце, − прошептал я, не открывая глаз.
Моника порывисто вздохнула и я посмотрел на нее. Меня встретил взгляд бездонных голубых океанов, в которых застыли слезы.
− Я должен извиниться… нет, умолять о прощении. Чертова ревность и страх потерять тебя сделали из меня невротика. Я не мог спокойно спать, без конца и края придумывал себе страшный исход наших отношений. Моя больная голова постоянно рисовала себе картинки того, как ты спишь с другими мужчинами и я…
Моника отклонилась назад и прикрыла мне рот ладонью. Ее пальцы пахли лимоном и я вдохнул глубже, наслаждаясь запахом.
− Не хочу больше ничего слышать, − отозвалась она. В груди поселилось отчаяние. Она отвергает меня, вот сейчас она меня выгонит. – Где ты остановился?
Она отняла ладонь от моего рта, дав мне возможность ответить. Я был готов пойти на любые меры, чтобы не потерять ее снова.
− Мо, прости меня, детка. Я не могу без тебя больше ни дня. Ты нужна мне, я схожу с ума…
− Морган, где? Ты. Остановился? – решительнее спросила она.
− В отеле неподалеку, − ответил я обреченным тоном. Я готовился к тому, что она выставит меня за дверь и мне придется снова и снова приходить к ней, пока она не услышит и не поймет, насколько сильно я сожалею о сделанном.
− Пойдем, − сказала она и, взяв меня за руку, потянула в прихожую. Мо быстро натянула сандалии и мы вышли из квартиры.
Я не знал, чего ждать, даже не мог представить себе, что крутилось в ее хорошенькой головке. Я вел ее в отель, не отпуская руку, и постоянно бросал на нее осторожные взгляды.
Она сменила прическу. Волосы стали слегка короче и она завила их на концах. Без макияжа и алых длинных ногтей Мо выглядела на несколько лет моложе. Она выглядела как задорная девочка, а не измученный жизненными невзгодами журналист. Моя грудная клетка расширилась, а сердце, кажется раздулось от того, что я в сотый раз заново влюблялся в свою жену.
Мы молча пришли в отель и я проводил ее к себе в номер. Как только за мной закрылась дверь, она отошла на несколько шагов и повернулась ко мне, поставив руки в боки. Ее взгляд метал молнии, а тело было натянуто как струна.
− Ты унизил меня! – крикнула она.
− Знаю, Мо, я…
Я сделал к ней решительный шаг, но она взмахом ладони остановила порыв.
− Нет, Стайлз. Сначала я говорю, потом – ты. – Я кивнул, соглашаясь. – Ты унизил меня. Ты оскорбил меня. Ты втоптал меня в грязь, а я даже не знаю, за что. Твоя больная фантазия нарисовала херову тучу моих любовников и ты смаковал эти образы, пока добирался домой? Я, на хрен, не давала тебе повода ревновать! – крикнула она, взмахнув руками. – С тех пор, как я вышла а тебя замуж, я ни на одного мужика не посмотрела! Я вижу только тебя, а ты ведешь себя как придурок! Как последний…
Я не дал ей договорить. Пока она кричала на меня, размахивала своими изящными руками, встряхивала волосами, а ее глаза горели гневом, мое тело принимало все это за признак возбуждения. Я больше не мог держать свои руки подальше от нее. А потому схватил ее одной рукой за волосы, слегка потянув, чтобы она подняла голову. Вторая рука крепко сжала бедро Моники. От неожиданности она прервалась на полуслове и уставилась на меня кристально чистым взглядом с примесью гнева и удивления. Не тратя больше ни секунды, я коснулся ее губ своими.
Наш поцелуй в начале был робким и нежным, как будто юные влюбленные впервые знакомятся своими телами. И мне это нравилось. Нежность и ласка, отражающие то, как мы заботимся друг о друге, нашу любовь. Но спустя всего несколько мгновений, он, как всегда, перерос в столкновение. Мы боролись сами с собой и друг с другом за возможность утолить свою жажду друг к другу. Когда Мо тихо простонала мне в рот, я понял, что все разговоры откладываются на потом. В тот момент существовали только мы.
Я плохо помню, как мы дошли до кровати. Я осознавал только то, что где-то по дороге мы растеряли свою одежду и теперь стояли у кровати абсолютно обнаженные. Мы тяжело дышали, глядя в глаза друг друга.
− Морган, − прошептала Мо, − трахни меня. Ты мне нужен.
Ее стоны, мольбы провоцировали мои губы, блуждающие по ее шее, оставлять метки на нежной коже. Рядом с этой женщиной я терял контроль и мужественность, и становился абсолютно покорным рабом ее желаний. Господи, я даже звучать стал как киска. С этим что-то нужно было делать.
Я оторвался от такого желанного бархата кожи Моники и, нахмурившись, отошел на шаг назад.
− Повернись спиной и наклонись. Ляг грудью на кровать и широко расставь ноги. Покажи мне себя, детка.
Она тяжело дышала, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Ее дерзкая грудь поднималась и опускалась в такт ее вдохам и выдохам. Это заводило еще сильнее, если такое было возможно.
− Моника, − прорычал я, − не заставляй меня повторять.
От резкости в моем голосе ее глаза сверкнули озорством и она быстро повернулась и встала именно так, как я приказал. Эта чертова женщина могла свести с ума только лишь своим существованием, что уж говорить о представшем передо мной зрелище. Я подошел к ней и, взявшись за ствол, медленно провел по влажным складочкам. Она ахнула и еще сильнее выгнула спину. Я едва сдерживался, чтобы не ворваться в нее и не трахать до появления звездочек в глазах.
Я убрал член от жара ее плоти и она инстинктивно подалась ко мне, качнув сладкими половинками попки. Я занес руку над ними и на секунду задержался, решив полюбоваться нетронутой белой мягкой плотью. Монику слегка трясло от напряжения и мне это нравилось.
Слегка наклонившись к ней, я шепнул:
− Ты ведь знаешь, что заслуживаешь наказания, дикая штучка?
− Да, − без колебаний ответила она.
− Молодец.
Это было последнее слово, которое я произнес, не прикоснувшись к ее коже.
− Ты ушла от меня. – Моя ладонь с силой опустилась на ее ягодицу, вызвав покраснение. Впервые я не сдерживался и вкладывал в это всю свою ярость. Если она захочет, чтобы я остановился – я это сделаю. Но я чертовски сильно надеялся, что она этого не сделает. Ревнивое животное во мне требовало выхода боли, которую я терпел два месяца вдали от нее.
Моника тихонько всхлипнула. Я остановился и наклонился проверить, не обидел ли ее. Но в ее глазах взрывались тысячи искр, выдавая похоть.
− Ты бросила меня, − прорычал я и второй удар отметил другую половинку ее упругой задницы. Моника извивалась, молча умоляя о большем. И я давал ей все, что она захотела. Я был готов отдать все, что бы она не попросила, только бы видеть как она сходит по мне с ума, как извивается, всхлипывает и стонет. Я бы сделал что угодно, лишь бы знать, что она будет со мной, останется рядом и больше никуда не денется.
− Ты нашла себе любовника в Париже? – прорычал я, мое сердце сжалось в страхе, ожидая ее ответа.
− Нет, − прошептала она.
− Громче.
− Нет! – крикнула она. Моника повернула голову и посмотрела мне в глаза, добавив спокойнее: − Никого нет. И не было. Никого. Ты единственный.
Эти простые слова сбросили с моих плеч груду камней. Я практически был готов расплакаться от искренности ее взгляда. Почти. Если бы моя потребность соединиться с ней и почувствовать, что я снова дома, не преобладала над остальными желаниями.
Не говоря ни слова, я резко вошел в нее, отчего она вскрикнула и уперлась лбом в матрас. Я чувствовал, как подогнулись ее ноги, а потому обернул руку вокруг ее талии, не давая упасть. Слегка отодвинувшись назад, я снова резко подался вперед, Моника ахнула и выгнула спину, снова обретая твердость в ногах.
− Блять! Так чертовски хорошо, − простонал я, выравниваясь.
Больше я не останавливался и не покидал ее тела. Со стонами, хрипами, перемежающимися признаниями в любви и просьбами никогда не покидать меня, я безостановочно занимался любовью и трахался одновременно, я ни на секунду не хотел покидать ее приветственного тепла, но мне нужно было видеть ее глаза.
Я приподнял Монику и уложил ее на постель, накрыв своим телом. Расположив руки на ее лице, я заглянул в глаза своей жене. Ее взгляд был затуманен похотью и нежностью, она смотрела так, как будто кроме меня в мире никого не существовало. Это наполняло сердце трепетом. Я нежно поцеловал ее пухлые губки и медленно вошел, спровоцировав стон. Моника прикрыла глаза, слегка откинув голову.
− Открой глаза, детка, − попросил я шепотом, она подчинилась. – Смотри на меня. Я хочу, чтобы ты видела, как нам хорошо вместе. Хочу, чтобы ты каждый раз, каждую секунду убеждалась в том, как сильно я люблю тебя и нуждаюсь в тебе.
− Я люблю тебя, Морган, − всхлипнула она и из ее глаз потекли слезы. – Я так сильно люблю тебя, что это даже больно.
− Шшш. – Я погладил ее волосы и вытер слезы, бегущие по щекам. – И я люблю тебя, детка. Не плачь, мы все преодолеем.
− Двигайся, Морган. Прошу тебя, не останавливайся, − взмолилась она.
− Как ты хочешь? Жестко или медленно?
− Почему ты спрашиваешь? – Моника с недоумением посмотрела на меня. И она была права. Я никогда не спрашивал. Я делал так, как мне хочется, но никогда не забывал о ее удовольствии. Но почему-то именно сегодня мне хотелось сделать все для нее.
− Потому что хочу знать о твои желаниях.
− Ты. Мое единственное желание – это ты, − прошептала она, нежно проводя ладонями по моему лицу, приближая его для поцелуя. Самого сладкого поцелуя в мире.
Я возобновил движение. Вперед и назад в медленном, томном ритме. Мы смотрели друг другу в глаза, практически не моргая. Это не было сексом, даже сложно было назвать занятием любовью. Мы разговаривали нашими телами, в миллионный раз боготворили друг друга, воссоединялись, чтобы больше никогда не расставаться.
У самого пика, подарив Монике два оргазма, я напрягся и выгнул спину. Моника крепче сжала меня бедрами, прижимая к себе сильнее, если такое было возможно.
− Не выходи из меня, Морган. – Я ускорился, подстегиваемый своей жаждой и ее умоляющим голосом. – Пожалуйста. О, боже.
Мо выгнула спину и слегка приподняла бедра, впуская меня еще дальше. От ее телодвижений она сжала меня внутренними мышцами и я взорвался, выкрикнув ее имя. От силы оргазма у меня перед глазами плыли цветные круги.
Я рухнул на Мо, слегка поддерживая себя руками, чтобы не раздавить жену. Мы оба тяжело дышали, но не закрывали глаз. Я даже боялся моргнуть, чтобы все это в конечном итоге не оказалось лишь миражом. Когда наше дыхание выровнялось, я снова подарил Мо долгий нежный поцелуй. Выскользнув из нее, я лег рядом на бок. Мы молча смотрели друг на друга, но наши руки не останавливались, нежно касаясь и поглаживая тела друг друга. Это был такой необходимый контакт после двух месяцев разлуки. Мы нуждались в этом, чтобы снова обрести покой.
− Почему ты просила не выходить из тебя? Разве я так когда-нибудь делал?
− А почему ты спросил, как я хочу заняться сексом? – ответила она, слегка улыбнувшись.
− Почему мы разговариваем шепотом?
Моника дернула обнаженным плечом.
− Наверное, чтобы не нарушать интимность обстановки.
− Ты слишком прямолинейна, детка, − с улыбкой отозвался я, легонько щелкнув ее по кончику носа указательным пальцем.
Она хихикнула.
− Но ведь это правда.
− Полагаю, что так. Иди сюда.
Я протянул руку и, перевернувшись на спину, подтянул Мо так, чтобы она могла расположить на моей груди голову, а ногу и руку закинуть сверху на меня. Моника точно знала, где я хочу видеть ее тело, а потому каждая ее впадинка и каждый изгиб заняли привычное место на моем теле. Мы одновременно тяжело выдохнули, как будто все это время задерживали дыхание. И снова это девичье хихиканье разрезало тишину комнаты.
− Я хочу начать… − сказал я, но в это же время Моника спросила:
− Ты привез мое кольцо?
И мы рассмеялись.
− Привез, конечно, − отдышавшись, ответил я. – Как только ты, маленькая обезьянка, меня отпустишь, я достану коробочку и снова надену его на твой пальчик. А потом мы попрощаемся с твоей мамой и поедем домой планировать свадьбу.
Она резко подняла голову и посмотрела на меня.
− Но ведь мы уже женаты.
Я погладил ее шелковистые волосы и провел большим пальцем по припухшей губе.
− Ты заслуживаешь настоящей свадьбы, дикая штучка. С цветами, друзьями, фатином и сходящим с ума женихом.
− Что ж, тогда нами придется сначала развестись, − произнесла она, снова кладя голову мне на грудь. – А поскольку мы не заключили брачный контракт, то, наверное, в процессе развода я отсужу у тебя половину имущества. Ага, еще сделаю на этом хороший пиар и, наверное, уеду жить на острова и пожинать плоды своей славы. Я ведь буду несметно богата к тому времени.
