Текст книги "Истории с небес"

Автор книги: Екатерина Кокурина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Дева тут же проснулась. Ее глаза широко раскрылись, когда она посмотрела на Конрада. Тот смущенно отпрянул, покраснел и не знал, что сказать. Морлана как-то странно смотрела на него, но без гнева и негодования. Поэтому Конрад набрался смелости и, встав на колени, признался ей, что полюбил ее с первой минуты их встречи. Он смиренно просил прощения за свой поступок, ибо не совладал с собой. И он просит Морлану сказать, стоит ли ему хоть сколько-нибудь надеяться на ее любовь.

Пока он говорил, она смотрела на него все нежнее, а когда он задал последний вопрос – зарделась и смущенно потупилась. Потом она подняла глаза и Конрад прочитал в них ответ.

– Ты любишь меня? – спросила Морлана, и глаза ее лучились нежным зеленым светом.

– Да! – пылко ответил Конрад и попытался заключить ее в объятия, но она ловко увернулась и спросила снова:

– Хочешь ли ты принадлежать мне душой и телом?

– Клянусь, это единственное, о чем я мечтаю с той минуты, как увидел тебя!

– Хорошо, Конрад, – сказала дева, и в глазах ее мелькнуло торжество. – Я исполню твою мечту. Дай я обниму тебя!

Ее руки быстро обвились вокруг плеч Конрада, и он подивился их силе. Он словно был связан крепкими веревками, а тело его вдруг отяжелело, и он не мог шевельнуть даже пальцем. Дева нежно целовала его шею, а потом Конрад внезапно почувствовал резкую боль и вскрикнул – острые зубы Морланы впились в его плоть.

Не выпуская юношу из объятий, она взглянула на него – жутко-зеленые бездонные глаза; губы, перепачканные кровью. Она проговорила, улыбаясь:

– Конрад из Кента, твоя кровь слаще меда! Радуйся: теперь ты принадлежишь мне, как и желал! От души твоей мне немного пользы, и вскоре она отправится к Высшему Судье. А тело твое сполна насладится перед этим моей любовью. Глупый мальчишка, ты не знал, что любовь – это боль? А пока ты будешь наслаждаться, спроси себя – так ли уж страшна Бааван Ши? Ибо Бааван Ши – это я!

IX.

Оруженосцы напрасно ждали Конрада до самого вечера и, следуя его приказу, вернулись, когда стемнело, к хижине пастуха. Он впустил их и подивился, почему с ними нет их господина. Уильям начал было что-то возбужденно говорить, но Томас жестом прервал его и коротко рассказал, что случилось с ними за этот день.

Услышав о вороне, превратившемся в деву в зеленом платье, пастух вздрогнул и лицо его потемнело. А когда он услышал, что Конрад ушел вместе с ней, он поспешно перекрестился и воскликнул:

– Господи, спаси и сохрани рыцаря! Но ведь эта дева и была Бааван Ши!

– Как! – вскричал Томас и железной рукой сгреб пастуха. – Почему же ты не предупредил нас!

– Я говорил рыцарю, – пролепетал пастух, – но он не пожелал меня выслушать. Здесь нет моей вины!

Томас отпустил его и приказал рассказывать все, что он знает о Бааван Ши.

– Выглядит она как золотоволосая дева в зеленом платье, – испуганно заговорил пастух, – но может оборачиваться вороном. Узнать ее можно по оленьим копытам, которыми кончаются ее ноги. Нет ничего страшнее ее чар для мужчины, особенно молодого и красивого! Ибо дева эта, обольстив мужчину, выпивает из него всю кровь без остатка!

Томас схватился за голову:

– И я отпустил с ней молодого господина! – в ужасе вскричал он.

– Но скажи, – добавил он, немного успокоившись, – неужели для него нет никакого спасения?

– Только если он сможет устоять перед чарами Бааван Ши, – ответил пастух. – Она не боится ничего, даже серебра и Святого Креста, но бессильна, пока мужчина не скажет, что отдается ей душой и телом. Но она так прекрасна, что тот, кто не знает, что за тварь перед ним, охотно говорит ей об этом. Поэтому, едва увидев юного рыцаря, я хотел предупредить его о Бааван Ши. Быть может, я был недостаточно настойчив...

– Мы должны немедленно пойти искать молодого господина! – воскликнул Томас.

– Идти в горы ночью – безумие! – сказал пастух. – Мы и рыцарю не поможем, и шеи себе сломаем. Логово Бааван Ши далеко, в гиблом месте. Туда и днем не очень-то легко дойдешь, а в темноте – и думать нечего!

Томасу ничего не оставалось, как согласиться подождать до утра.

Х.

Как только рассвело, оруженосцы и пастух отправились на поиски Конрада. Несколько часов они пробирались короткой тропой, местами крутой и осыпавшейся, и еще до полудня выбрались на то самое унылое плоскогорье.

– Вот логово Бааван Ши! – сказал пастух, указывая на каменную беседку. – Здесь всегда находили тех, кто отдался ей душой и телом.

– А нам она не опасна? – испуганно спросил Уильям.

– Нет, – ответил пастух. – Ведь мы знаем, что такое она на самом деле!

Они подошли к беседке. У самого входа их поджидал на камне огромный черный ворон. Завидев их, он хрипло каркнул, засмеялся по человечьи и взмыл ввысь. Пастух, сдвинув брови, следил, как ворон исчезает вдали, а потом сказал:

– Это была она. Боюсь, мы не найдем рыцаря живым!

Оруженосцы перекрестились и вошли внутрь. На каменном полу лежал юный Конрад, бледный и безмолвный. Ни капли крови не осталось в его теле, а на шее темнела маленькая ранка.

Нет нужды рассказывать, как оруженосцы вернулись с телом молодого рыцаря домой, и как велико было горе его родителей. Скажем лишь, что Конрад сам шел к своей гибели и сделал все, чтоб ее ускорить. Упокой, Господи, его душу!

История о Фахане и Яблоне

I.

Дивно прекрасен был дворец владыки сидов Ллинмара Сероглазого. Двадцать четыре разноцветных башни – по числу часов в сутках – пронзали небо. Острый купол каждой башни был усыпан драгоценными камнями; этот – кровавыми рубинами, тот – синими, как сумеречные тени, сапфирами, остальные -другими чудесными каменьями, для многих из которых нет имени в людском языке. С первым лучом солнца башни вспыхивали разноцветным огнем, и их сияние на много миль заливало окрестности. Ночью купола радужно искрились, отражая свет звезд.

Стены дворца, сложенные из огромных мраморных плит, белели, как снежные вершины гор. Их белизна навевала покой и прохладу. Золотые узоры на стенах, сотворенные руками мастеров-кудесников, показывали все чудеса Девяти Миров. Были здесь диковинные звери и невиданные цветы, прекрасные девы и благородные воины. Стоило задержать на них взор – и они оживали, и песня начинала литься из их уст, а в воздухе разносилось нежное благоухание.

Да, дворец был прекрасен. Но еще большим чудом был сад, окружавший дворец. Сад был так велик, что тот, кто попадал сюда впервые, боялся заблудиться среди бесконечных рощ и цветников. Серебристый шепот фонтанов, сладкогласое пение птиц, незнакомые ароматы плодов и яркие цветы – все завораживало, кружило голову, пьянило. В самой середине сада стояла Яблоня. Невольный трепет охватывал каждого, кто приближался к ней.

Это был дар Богини Дану своим детям. Во всем саду не было дерева прекраснее Яблони. Ее отливавший серебром ствол был стройным и величавым, а тонкие ветви походили на нежные руки танцующих дев. Изумрудные листья всегда трепетали, повинуясь нездешнему ветру, даже тогда, когда воздух был тих. Лишь раз в сто лет Яблоня цвела и давала плоды. Цветы ее были подобны благоуханной морской волне, обрызгавшей пеной ветви. Плоды Яблони были светло-золотыми, едва тронутыми с одного бока алым румянцем. И не было в королевстве сидов ничего драгоценнее этих яблок, ибо они давали вечную молодость тому, кто отведает их.

Раз в столетие король Ллинмар созывал всех сидов на праздник Яблони. И на этом празднике каждому его подданному доставалось по кусочку чудесного яблока. Потому и были сиды столь прекрасны, что силы Яблони хранили их молодость, и годы не оставляли следов ни в сердцах, ни на лицах. И так продолжалось из века в век.

II.

Время быстро бежит в радостной земле сидов. Вновь наступил тот год, что бывает однажды в столетие. Ранним майским утром король Ллинмар проснулся в своей опочивальне. Сладостный и прохладный запах лился в окно, и король с наслаждением вдохнул его и почувствовал как последние обрывки сна унеслись прочь. Радуясь бодрости и гибкости своего тела, он торопливо накинул плащ и вышел в сад.

Солнце еще не взошло, и в предрассветной серой дымке все казалось полупрозрачным и тихим. Роса тяжелыми перлами клонила вниз листья. Король Ллинмар быстрым легким шагом направился к Яблоне.

Чем ближе он подходил, тем сильней и прекрасней становился аромат. Вокруг Яблони уже собрались сиды, разбуженные так же, как их король. Менестрели с арфами и лютнями в руках ждали первого луча солнца, чтобы воспеть Дар Богини. Придворные, вздыхая и восторженно перешептываясь, наслаждались ароматом, успев позабыть за сто лет, как он чудесен. Чуть поодаль в радостном молчании стоял Гвион, сын короля.

Завидев повелителя, сиды почтительно расступились. Король Ллинмар подошел к Яблоне так близко, что мог бы коснуться рукой ее серебряного ствола. Он увидел смутно белеющие цветы, благоухание которых давало силу и радость сердцам. Король услышал тихие шаги и обернулся – то был Гвион.

– Яблоня вновь зацвела! – сказал он, вкладывая в эти нехитрые слова всю душу.

– Да, хвала Богине! – ответил король, и в этот миг оранжево-алый луч солнца вырвался из-за горизонта и коснулся Яблони. Сотни белоснежных цветов полыхнули розовым огнем от его ласки. Нежный крик издала лютня в руках менестреля, ей вторила арфа. Король Ллинмар стоял, смотрел на Яблоню, и на глазах его были слезы.

Он думал о том, что вся красота, что есть в мире – ничто в сравнении с Яблоней. И о том, что велика щедрость Богини Дану, вручившей столь бесценный дар своим детям. И о том еще думал король, что должен он бережно хранить этот дар.

Дослушав до конца песню менестрелей и вдоволь насмотревшись на цветущую Яблоню, сиды задумчиво побрели ко дворцу. Гвион шел рядом с отцом, и король Ллинмар почувствовал, что сын хочет о чем-то спросить его. Отстав от придворных, король опустился на резную скамью у щебечущего фонтана, сделал сыну знак сесть рядом и спросил, ласково глядя в глаза:

– Тебя что-то тревожит, мой мальчик?

– Да, отец, – сразу же отозвался Гвион. – Скажи мне, почему мы каждые сто лет собираемся на праздник и съедаем по кусочку яблока? Ведь плоды Яблони дарят вечную юность, и достаточно отведать яблоко лишь однажды. Или название обманчиво, а действие яблока длится только сто лет?

– Ты задал хороший вопрос, Гвион. – медленно проговорил король. -Враги порой обвиняют нас в том, что мы чревоугодничаем, напрасно переводим драгоценные яблоки, хотя могли бы принести многим счастье, подарив им вечную молодость. Но для людей вечная молодость не счастье, а бремя. Этот дар Богини предназначался только нам, и мы не имеем права нарушать ее волю. Злобные же твари, потомки фоморов, еще того меньше достойны вечной юности.

– А если тебя волнует, мой мальчик, для чего мы раз в сто лет устраиваем праздник, я расскажу тебе о странных людях. Эти многомудрые люди решили, – на губах короля появилась насмешливая улыбка, – что женщину можно любить только ради того, чтобы иметь от нее детей. А просто так, не ради потомства, желать женщину грязно и грешно...

– Как же так!.. – начал Гвион, но покраснел и осекся.

– Продолжай, не бойся, – подбодрил его отец.

– Но ведь Любовь прекрасна сама по себе! И глупо думать, что ее единственная цель – рождение детей!

– Ты говоришь правильно, сын мой. Эти люди хотят видеть грязь там, где ее нет, потому что этого требуют их грязные души. Теперь ты лучше поймешь, почему глупо обвинять сидов в чревоугодии. Яблоня – сама Красота, и раз в сто лет мы познаем ее так же, как познают возлюбленную. Она и есть возлюбленная сидов. Да, мы уже обрели вечную молодость, и нам нет нужды вкушать плоды Яблони каждые сто лет, но души наши все так же жаждут Красоты. Поэтому мы вновь и вновь собираемся на этот праздник.

Отец и сын долго сидели в молчании, прислушивались к плеску фонтана и думали об одном.

III.

Промелькнул май, цветы на Яблоне осыпались, и на их месте появились маленькие золотистые завязи. Летнее солнце заботливо грело яблочки, дожди поили их небесной влагой. Король Ллинмар каждый день приходил проведать Яблоню и полюбоваться на ее золотые плоды. В конце первого месяца осени он увидел, что на них появился алый румянец. В тот же день король объявил, что долгожданный праздник состоится через три дня.

На следующий день в королевский дворец начали прибывать гости. Все ссоры и обиды были забыты ради великого праздника, и не было такого сида, который отверг бы приглашение короля. Новоприбывших первым делом проводили в тронный зал, где среди парчи и гобеленов были установлены два высоких кресла для короля Ллинмара и королевы Медб. Владыка, облаченный в расшитую золотом ярко-зеленую мантию, ласково приветствовал гостей, щедро их одаривал, расспрашивал о новостях. Его супруга была одета в платье из бледно-голубого бархата, отороченное горностаем, поверх которого был накинут белоснежный плащ. На лице королевы была серебряная полумаска – она никогда не снимала ее на людях, ибо красота Медб была так совершенна, что каждый, увидевший ее лицо, мог умереть от любви и тоски. Голубые глаза королевы ласково сияли сквозь прорези маски, а ее голос звенел, как весенний ручей, когда она изредка обращалась к гостям с вопросом. После церемонии приветствия гости отправлялись в свои комнаты, чтобы отдохнуть с дороги.

С каждым днем гостей становилось все больше, но дворец короля был столь велик, что места хватало всем. Смех и песни звенели повсюду, ибо сиды -веселый народ. Каждый хоть один раз сходил взглянуть на Яблоню, и каждый уносил с собой ее прекрасный образ, греющий сердце.

Наконец настал канун долгожданного праздника. В этот вечер сиды рано разошлись на покой, ведь торжества начинались с рассветом. Вскоре погасли последние окна, и белоснежный дворец затих, объятый сном – лишь свет звезд искрился на башнях.

Ровно в полночь мирно дремавшие у входа в сад стражники были разбужены странным шумом, доносившимся из-за ограды. Звук был такой, словно в воздухе свистел огромный бич, а когда он опускался – трещало дерево. Стражники испуганно переглянулись и во весь дух помчались на шум.

Поначалу они пробирались между деревьями, но вскоре их взору предстала ужасная картина. Чудесные цветы были вытоптаны, бесценные деревья -сломаны, мало того – разнесены в щепки. Даже трава вокруг деревьев почернела, словно выгорела. Так было уничтожено все на сотни шагов вокруг. Стражники застыли в ужасе и изумлении, но вдруг один из них заметил вдали черную тень, крушащую деревья. Он указал на нее товарищам, и они поспешили вперед, на бегу готовя оружие к бою.

Пока они бежали, неведомый враг успел погубить целую рощицу персиковых деревьев, и теперь стоял, примериваясь к огромному инжиру. Услышав позади шум, он одним прыжком повернулся и оказался лицом к лицу с сидами. Вид его был так страшен, что даже самые смелые из них не смогли сдержать вопль ужаса.

IV.

Это было чудовище десяти футов вышиной. У него была только одна рука, растущая прямо из груди, и одна короткая нога. Голова чудовища напоминала гнилую корявую тыкву, уши были длинные, как у зайца, и острые на концах, а посреди лба сверкал единственный, налитый кровью глаз. Огромная смрадная пасть щерилась в гнусной ухмылке. В руке чудовище держало боевой цеп, на бессчетных цепях которого угрожающе покачивались шипастые отравленные "яблоки". На темени страшилища торчал хохолок темно-синих перьев, который при виде сидов начал вставать дыбом.

– Кто ты такой, и как смеешь бесчинствовать в саду владыки Ллинмара? – гневно спросил, скрывая дрожь в голосе, начальник стражи Фейнир.

В ответ чудовище расхохоталось и ответило:

– Фахан зовусь я,

Дом мой – камень,

А право мое

Сейчас ты узнаешь!

И с этими словами Фахан с размаху опустил свой цеп на голову Фейнира. Тот рухнул, не успев даже вскрикнуть. А Фахан ловко отпрыгнул от нацеленных на него копий стражи и сказал так:

– Вы, мелкота,

Королю доложите:

Фахан пришел!

Пусть трепещет от страха!

Все, что цветет,

Мне ненавистно;

Яблоню вашу

Хочу погубить!

Стражники надвинулись на него и попытались поразить копьями, но копья бессильно отскакивали от Фахана, не причиняя ему никакого вреда. А Фахан смеялся и снова и снова опускал свой ужасный цеп, нанося смертельные раны. Вскоре все сиды пали наземь, кто бездыханный, кто жестоко израненный. А Фахан, оглядев поле боя, еще раз расхохотался и принялся вновь крушить деревья.

Так, сея вокруг смерть и ужас, он добрался до Яблони. Прекрасное дерево тихо шелестело нежной листвой, золотые яблоки мягко светились в темноте. Увидев Яблоню, Фахан сказал, и слова его сочились злобой:

– А, вот и ты,

Ненавистное древо!

Яблоко дай мне,

А после – умри!

Сказав так, он сорвал одно яблоко. Когда его лапища прикоснулась к Яблоне, листва на ней заволновалась, словно в бурю, а ветви отпрянули от чудовища. Дерево тихо, умоляюще вздохнуло, но некому было защитить его, и цеп Фахана опустился на Яблоню, круша и ломая серебряные ветви. Золотые яблоки, со звоном упавшие на землю, он растоптал, листья Яблони почернели и засохли от яда. Наслаждаясь ненавистью, Фахан наносил удар за ударом, пока от чудесного дерева не осталось лишь жуткое месиво из щепок и черной листвы. Только тогда цеп в руке Фахана остановился. Чудовище захохотало, радуясь своему жуткому делу, а потом топнуло ногой и исчезло, словно провалилось сквозь землю.

V.

Когда поутру сиды проснулись, ждал их не праздник, но горе. Не было ни песен, ни веселого пира – лишь рыдания и стоны над погибшей Яблоней. С содроганием слушали сиды рассказ оставшихся в живых стражников о чудовище, погубившем за одну ночь целый сад.

Король Ллинмар сидел на троне молчаливый и мрачный. Он думал о том, что не уберег Яблоню, и теперь красота ее умерла, быть может, навеки. От этих мыслей слезы струились по лицу короля, а рука его тянулась к мечу у пояса. О, как мечтал король отомстить ненавистному Фахану! Но больше мести жаждал король возродить Яблоню, а потому первым делом созвал советников и мудрецов и спросил их, как это сделать.

Молчали советники, не желая еще больше огорчать короля. Наконец, один из них сказал:

– О владыка, от черного яда нет исцеления! Им пропиталась даже земля, и корни Яблони тоже мертвы. Нет никакой надежды, что Яблоня оживет.

Тихий вздох отчаянья прошелестел в зале, а король Ллинмар еще ниже склонил голову.

– Нет, надежда есть! – прозвучал вдруг нежный голос королевы Медб, дотоле молчавшей. – Нужно найти Фахана – у него должно быть хоть одно яблоко! Клянусь, он сорвал его для себя – ибо даже чудовища мечтают о вечной юности!

Услышав это, король Ллинмар поднял голову, глаза его блеснули. Советники загомонили:

– Да, он взял яблоко, нет сомненья! Соблазн вечной юности велик, и злодей не мог устоять!

– Тем лучше! – сказал король, и в голосе его прозвучала сталь. – У нас было два дела: месть и спасение Яблони. Теперь эти два дела стали одним. Нужно не медля найти Фахана и отнять у него яблоко, а заодно взыскать с него виру за все то горе, что он причинил нам. Но только где искать его? Кто знает, какое зло породило его, и в какой гнусной норе он скрывается ныне?

Вперед выступил Камлах. Прославленный как мудрейший из сидов, жил он на свете так долго, что помнил времена войн с фоморами. И сказал Камлах:

– Откуда берутся все злые отродья? Он – из фоморов, я помню такого. Фахан – порожденье скал и пустыни, лютый враг всему, что растет и цветет. Искать его надо там, где земля всего бесплодней.

– Черные Скалы! – воскликнул король. – От моря до моря нет края бесплодней! Клянусь, Фахан скрывается там!

– Быть может, и там, – степенно ответил Камлах. – Есть еще пара мест, но они куда отдаленней. К примеру...

Но тут речь Камлаха прервали. Юный Гвион, с суровым лицом стоявший в стороне, вдруг стремительно подошел к трону и, преклонив колено, так обратился к королю:

– Владыка сидов и отец мой! Молю тебя, позволь мне отправиться на поиски Фахана! Праведный гнев пылает в моем сердце, ибо гнусное отродье посягнуло на самое святое и драгоценное – на Красоту! Клянусь, я найду Фахана и отомщу ему за каждую слезинку, что проливает ныне наш народ!

И ответил ему король Ллинмар:

– Возлюбленное дитя мое! В этот скорбный час твои речи даруют надежду! О, если бы не мой сан – как хотел бы я сам встретиться с Фаханом лицом к лицу! Но я – король, а место короля – на троне. Долг не позволяет мне ехать самому. Но я рад, что вместо меня поедешь ты, мой сын! Поезжай, и возвращайся со славой!

Так Гвион взял на себя это нелегкое дело. Весь остаток дня он провел с мудрецами, наставлявшими его перед дорогой. Лишь вечером он смог, наконец, поговорить с матерью.

Королева была печальна и бледна. Сердце ее сжималось при мысли о невзгодах и опасностях, угрожающих сыну. И она сказала ему на прощанье:

– Будь осторожен, Гвион, мой мальчик! Найти Фахана – только полдела, нужно еще его победить. Ты слышал рассказ стражников? Обычное оружие чудовище не берет. Ты доблестный юноша, но ты еще молод, и горячность может повредить тебе. Сначала узнай способ убить Фахана, и лишь потом выходи на битву. И помни, что помощь может прийти откуда не ждешь.

И королева, улыбнувшись сквозь слезы, благословила сына.

Ранним утром Гвион отправился в путь. Он был облачен в золоченые латы, сиявшие так ярко, что витязь казался ослепительной вспышкой света. Конь под ним был золотисто-гнедой, носивший гордое имя Пламенный. Это был лучший конь во всей стране, стремительный и не знающий устали. На копье Гвиона развевался зеленый флажок с королевским гербом. Все, кто только был во дворце, собрались посмотреть на его отъезд, и теперь восхищенно перешептывались, восторгаясь статью коня и осанкой всадника. Провожаемый последними напутствиями и пожеланиями удачи Гвион выехал за ворота и обернулся. Король и королева смотрели ему вслед с любовью и надеждой. Гвион еще раз поклонился им на прощание и, пришпорив коня, в мгновение ока скрылся вдали.

VI.

Уже осень вовсю хозяйничала на земле, когда Гвион достиг Черных Скал. Место это, пустынное и неприютное, тянулось на много миль, простираясь до самого моря. Земля здесь была столь бесплодна, что даже сорняки и колючки не пытались выжить. Повсюду из бурой, спекшейся почвы торчали зловещие черные камни, подобные гнилым зубам во рту великана.

Конь под Гвионом нервно заржал и попытался повернуть назад.

– Стой, Пламенный, – приказал Гвион, крепче сжимая поводья. – Верный товарищ мой, неужто ты струсил? Ведь сюда мы и стремились – что поделать, раз Фахан выбрал себе такое неуютное жилище!

Пламенный остановился, опустив голову и прядая ушами, потом медленно и неохотно пошел вперед. Гвион ласково потрепал шею коня, сам чувствуя нестерпимое желание развернуться и бежать прочь из этих мест. Серо-лиловое небо казалось небывало низким. Ветер, порывы которого были злобны и хлестки, как удары бича, нес мелкую черную пыль, забивавшуюся в глаза и оседавшую на одежде. Мрачные черные камни громоздились вокруг и угрожающе нависали над всадником, словно спрашивая – зачем пожаловал? И ни звука вокруг, кроме завывания ветра и медленных, глухих шагов коня.

– Эй, Фахан, – крикнул наконец Гвион, не стерпев угрожающее молчание, – выходи на бой, если ты не трус! Немалый путь проделал я, чтоб встретиться с тобой лицом к лицу! Выходи же – я знаю, ты слышишь меня!

В ответ на эти слова из-под земли раздался глумливый хохот, а ветер, рассвирепев, рванул так, что едва не выбил Гвиона из седла.

– Фахан, – в ярости вновь закричал он, – я не ребенок, нечего пугать меня ветром! Ты смеешься надо мной? Вольно тебе смеяться, сидя в своей норе! Вылезай, сойдемся в битве – тогда и посмотрим, кто посмеется!

Ветер тут же стих, словно по знаку, и Гвион услышал из-под земли такие слова:

– Пошел ты прочь,

Собачье мясо!

Камень найди мой -

Тогда потолкуем!

– Камень? – крикнул Гвион. – Ну что ж, я найду твой камень!

Он огляделся, пытаясь приметить камень или скалу не такую, как прочие. Увидев невдалеке большую круглую скалу, Гвион ударил по ней:

– Вот твой камень!

Голос захохотал и ответил:

– Не тот!

Тогда витязь стал медленно объезжать проклятое место и ударять по всем камням, хоть немного отличавшимся от других. Но камней в Черных Скалах было немало, и каждый из них был непохож на соседей. Снова и снова слышал Гвион гнусный хохот и ответ:"Не тот!" В отчаяньи Гвион начал было ударять по всем камням подряд, но быстро опомнился – ибо и за несколько лет он не смог бы так найти единственный нужный.

– Вдоволь ты поглумился надо мной, Фахан, – сказал он. – Хватит с тебя! Я уезжаю, но я вернусь и найду твой камень – тогда мы потолкуем!

Сказав так, Гвион повернул коня и поскакал прочь.

VII.

Долго скитался Гвион, расспрашивая всех встречных о Фахане, и искал, сам не зная что. Два раза возвращался он к Черным Скалам и пытался раскрыть секрет камня Фахана, но безуспешно. Фахан, словно устав потешаться над ним, молчал, и Гвион напрасно бродил средь камней.

Осень сменилась зимой, а зима – весной. Однажды, когда на земле уже воцарилось лето, Гвион медленно ехал по лесной дороге. Было жарко, и юноша думал, где бы напиться. Тем временем деревья расступились, и Гвион увидел по левую руку поляну, покрытую прекрасной зеленой травой. Вдалеке, среди кустов шиповника, журчал прозрачный родник. Гвион радостно поскакал к нему, и вдруг услышал странные тоненькие голоса, звучащие жалобно и сердито.

– Он топчет нас! Ах, он топчет нас! – доносилось откуда-то снизу. Гвион остановился, осмотрелся вокруг, но никого не заметил. Он посмотрел вниз – но и там не было ничего, кроме земли и травы. Не зная, что и подумать, он снова тронул коня.

– Ах, скорей бы этот мужлан убрался отсюда! Нам больно! – запищали голоса.

– Кто здесь? – воскликнул Гвион. – Кто разговаривает со мной?

– Листья и Травы. Твой конь своими ужасными, огромными копытами ступает так тяжело, что топчет нас целыми сотнями! А вдруг ты пустишь его пастись – что тогда с нами будет?

И Травы, ужаснувшись, подняли такой гомон, что Гвион едва сумел докричаться до них:

– Эй, да вы умеете говорить? Может ли быть такое? Прошу вас, простите моего коня и меня, мы очень хотим пить, потому и поехали напрямик к роднику. Мой конь постарается ступать осторожнее и, обещаю, я не позволю ему здесь пастись. Но скажите, какое чудо дало вам дар речи?

– Мы – дети Богини Дану! Этот родник принадлежит ей, и все, кто пил из него, получают дар речи. Все Деревья, Кустарники и Травы в округе питаются этой водой и могут говорить.

Гвион подивился такому чуду и возблагодарил Богиню за щедрость. Потом он подумал, что Зеленый Народ может знать средство против Фахана, и спросил:

– Маленькие господа! Не слыхали ли вы о чудовище по прозванию Фахан? Быть может, вы знаете, чего он боится, и как найти его камень?

– Да, мы слыхали о таком, – ответили Травы тихо. – Мы боимся его, боимся даже его имени. Правда, куда больше, чем нас, он терзает Деревья -мы слишком малы и ничтожны для его злобы! Но мы не знаем, чего он боится. Спроси Шиповник! Он растет возле самого родника, и в нем столько силы Богини, что он должен знать!

Гвион поблагодарил Травы за добрый совет и направился к роднику. Первым делом он напился и напоил коня, ибо жажда их была велика. Пламенный, едва отведав воды, встряхнул золотой гривой и звонко заржал:

– Клянусь, вот прекрасная водица! Приятно пить, а еще приятней -говорить!

– Пламенный! – воскликнул Гвион. – Ты тоже обрел дар речи?

– Что ж тут удивительного, – ответил конь. – Ты ведь слышал, что сказали маленькие господа. О, как я благодарен им и Богине! Наконец-то я могу сказать тебе, что подкова на моей задней правой ноге вот-вот отлетит!

– Если ты благодарен Травам, то должен обещать мне, что не станешь пастись здесь.

– Конечно, – серьезно сказал Пламенный. – Я и сам это прекрасно понимаю.

Оставив коня утолять жажду, Гвион подошел поближе к зарослям Шиповника. Кусты его были сплошь усыпаны ярко-розовыми цветами и пахли так чудесно, что кружилась голова. Гвион молча стоял, не зная как обратиться к Шиповнику и с чего начать, как вдруг услышал нежный, ласковый голос:

– Привет тебе, Гвион, сын Ллинмара. Присядь рядом с нами и расскажи, что гнетет твое сердце?

Повинуясь голосу, Гвион сел и начал рассказывать о горе, постигшем сидов, о смерти Яблони и бесплодных поисках Фахана. Долго рассказывал он, а когда закончил – обратился к Шиповнику с такими словами:

– Прекрасный Шиповник, поведали мне, что ты знаешь, чего боится Фахан. Прошу тебя, если знаешь – скажи!

Вот что ответил Шиповник:

– Юноша! Дело твое благое, и я с радостью помогу тебе. Да, я знаю, как можно убить Фахана, нашего старого врага. Для этого нужно особое оружие, и добыть его нелегко. Лишь деревянным мечом можно поразить Фахана, а меч этот должен быть вырезан из тела живого дерева, которое согласилось умереть ради других. Вокруг тебя – заповедный лес, пьющий из родника Богини. Иди и спроси Деревья – быть может, ты найдешь того, кто тебе нужен. Дерево, согласившееся умереть, сруби и вырежи из него длинный двуручный меч. Только таким мечом сможешь ты убить Фахана.

– А как найти его камень?

– Это легче. Сорви зеленую, живую ветку и возьми ее с собой в Черные Скалы. Как только прикоснешься веткой к камню Фахана – она засохнет и рассыплется в прах в твоей руке.

От всей души поблагодарил Гвион Шиповник и, собираясь уходить, спросил напоследок:

– Многое ведомо тебе. Быть может, ты знаешь, есть ли у Фахана чудесное Яблоко? Весь народ сидов надеется, что я смогу добыть его и возродить Яблоню.

– Нет, – ответил Шиповник. – Про то ведомо только Фахану.

VIII.

Когда Гвион вошел в заповедный лес, то сразу почувствовал, что Деревья рассматривают его и ждут, что он скажет. Не по себе стало ему от этой мысли, но вспомнил он, что иного пути нет.

И воззвал Гвион к Деревьям:

– Братья мои! Как младший к старшим пришел я. О страшном и небывалом хочу вас молить. Много дней преследую я Фахана, злобную тварь, убийцу Яблони, мечтающего извести все, что растет и цветет. Ни железо, ни сталь не берут его. Поведали мне, что убить его можно лишь тем, что ненавидит он больше всего на свете – деревом. Для этого один из вас, милые братья, должен согласиться умереть. Из поверженного тела его я сделаю меч, и тем мечом убью злодея, терзающего Зеленый Народ. Братья! Есть ли среди вас тот, кто готов положить жизнь за правое дело?

Молчали Деревья. Молчал Дуб, нахмурясь, думая невеселую думу. Гордые Ясени молча стояли и презрительно, свысока посматривали на Гвиона. Щеголи Клены тихо шелестели листвой, самозабвенно любуясь своим нарядом. Они не хотели умирать.

Снова воззвал к ним Гвион:

– Знаю я, что о многом прошу. Смерть никому не мила, ни человеку, ни зверю, ни дереву. Что мне сказать вам? Пока жив Фахан, ни один из вас не может вздохнуть спокойно. Жуткие сны тревожат вас – о шипастых "яблоках" и черном яде. Разве вы не хотите, чтоб Фахан умер? Разве не радует вас, что те, кто сейчас только семечко или желудек, никогда не будут дрожать от страха пред ним? О братья, неужто нет среди вас смельчака, готового пожертвовать жизнью?