Текст книги "Дом 16/1 (СИ)"

Автор книги: Екатерина Горбунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Стало так скучно. Мальчик сам почувствовал себя никчемным и несообразительным. Он присел на скамейку, почему-то пустовавшую в этот час. Рассказать бы кому, поделиться, но так чтобы поняли, а не подняли насмех. Точно впору к дяде Толе обращаться.

В тени деревьев Егора было не видно, а ему был прекрасно виден весь двор и двери почты в придачу. Поэтому он размышлял о своей незавидной участи, а сам терпеливо чего-то ждал. Вот вышли соседки: Нефедовы – и куда–то неспешно направились. Вот жена Баянова и их старший сын Виталик затащили в дом какой-то комод: наверное, опять мужик в состоянии работоспособности. И многие – многие… Но никто не нарушал ничего противоправного, как пишется в криминальных сводках. Егор даже вздохнул. Маму бы осознание этого обрадовало, а его – нет. Точно не дружит с головой!

Из подъезда вышел дядя Витя. Мальчик только хотел его окликнуть, но тот уже прошел в двери почты. Странно, что ему та было нужно? Минут через пять отчим вышел, нервно прикурив на пороге.

Дядь Вить! – позвал Егор. – Ты чего там делал?

Да, так, – мужчина выглядел растерянным и озадаченным, – ничего, конверты купил.

Зачем, – удивился пацан, – мама же покупала десяток на той неделе.

Да? – отчим откинул сигарету в сторону, – А я не нашел.

Что-то не убедило мальчика в его словах. Странно, Егор и не обращал раньше внимания на то, что у дяди Вити так дрожат руки, или он чем-то взволнован? И пытается это скрыть?

Тьфу ты, теперь везде будет мерещиться что-то подозрительное. Как это называется в маминых книгах – паранойей кажется…

Потом они сходили вместе в магазин: купили продукты. Вернулись домой, разогрели борщ и нарезали хлеб. Вскоре пришла мама. А Серега позвонил и сказал, что задержится. Сели ужинать без него.

Вить? Ты не помнишь куда я деньги сунула? – мама озабоченно посмотрела на мужа, потянувшегося за очередным куском хлеба.

Нет. Не только не помню, но и не знаю, – ответ вроде был обычным и вполне в их семье ожидаемым, потому что деньгами всегда заведовала Наталья, но Егор внимательно взглянул на мужчину, тот, правда, жевал, как ни в чем не бывало, но голова юного детектива уже упорно выдавала свое…

Сразу вспомнилось и посещение почты за ненужными конвертами, и дрожание рук, и усмешка над мальчиковой несообразительностью. Еще бы, несообразительный!… В душе Егора проснулась небывалая доселе злость.

Конечно, мама, ты работаешь, а кто-то может только тратить!

Егор, ты что? – Наталья с удивлением взглянула на сына, потом на Виктора, но тот только пожал плечами на ее удивленный взгляд и спокойно продолжал есть.

А мальчик напротив не мог уже проглотить ни кусочка. В горле стоял комок. Злость пустила прочные корни в его душе. Всплыли самые давние обиды и недомолвки, как ил со дна пруда. Егор внимательно изучал отчима. Пока тот, наконец, не поперхнулся и не перестал жевать тоже.

Слушай, если тебя что-то гнетет, скажи. Только не нужно смотреть мне в рот, я этого не люблю, ты знаешь! – Виктор старался говорить спокойно, но видно было, что это дается ему с большим трудом.

Ты спроси у мамы, где конверты лежат, а то опять купишь, – нарочито громко сказал мальчик, у него с каждой минутой крепла уверенность, что совесть мужчины не чиста, иначе, что бы он так волновался?

Конверты? В стенке, на полке. Я покупала Галке письмо написать, да так и не добралась. А тебе на что? – Наталья с любопытством взглянула на мужа.

Так. Мало ли, – Виктор почему–то смутился; врать он не умел и не любил, а говорить истинную причину…

Ну-ну, – женщина похлопала его по плечу, будто сына, ободряюще и понимающе, собрала тарелки и, напевая что-то, будто ничего совсем не произошло, начала мыть посуду.

Егор смотрел на мать во все глаза. Да что она, слепая что ли? Видно же, что дядя Витя врет ей, и деньги наверняка свистнул он… Баба! Вот возьмет он и докажет, что отчим не такой хороший человек, как они считали долгое время. Что он двуличный и лживый! Мать поплачет, конечно, а потом только спасибо скажет.

С того злополучного вечера Егор принялся неотступно следить за Виктором. Если тот шел куда – то неподалеку можно было разглядеть и фигурку мальчика. К чести последнего, никто о слежке и не догадывался.

А отчим ничего предрассудительного не совершал. Только написал какие – то два письма и отправил их почему-то по разным почтовым ящикам. Это было странным, но не доказательным. Егор запутался в себе, не знал, что и думать. Привычный мир рушился на глазах.

И самое страшное, что мальчик не мог найти того, кто в этом виноват. Можно было обвинить учительницу, высказавшую нелестное мнение о его умственных способностях; можно было обвинить прежде такого понятного и родного дядю Витю в его секретах; можно было – и это самое нелепое и неприятное в десять лет – обвинить себя, в странной навязчивой идее… Егор страшно переживал. Даже похудел… А продвижений – на ноль. Или, скорее, на минус. Потому что мама взяла путевку в лагерь, а он отказался. Потому что отчим предложил съездить на рыбалку, а мальчик решил проявить принципиальность, и сам не поехал, и мужика не отпустил…

А душный город затягивал в свои смрадные сети, не хватало воздуха, не хватало сил отказаться от преследования…

В день, когда пошел долгожданный ливень, мальчик решился: он принял твердое решение поговорить с Виктором и прекратить все раз и навсегда. Егор, выжидая удобного момента, уже по привычке крался за отчимом по улице. Тот вдруг изменил прежнему маршруту: дом – магазин – дом – работа – дом – и зашел в кафе. Причем находилось оно отнюдь не на соседней улице, где все и всё были знакомы. Мальчик, приготовившийся было уже зайти следом, и как бы случайно, столкнуться с мужчиной, как к столику дяди Вити подошла молодая девушка, примерно возраста Сереги.

Незнакомка была яркой и красивой. Отчим даже встал при ее появлении и отодвинул ей стул.

У Егора даже челюсть отвисла от такой галантности. Так вот, где собака порылась, как любила говорить бабушка, вернее, теперь уже, в силу происходящего, мама Виктора Андреевича – Матрена Ильинична. У отчима – любовница, моложе мамы раза в два. И на нее тратятся заработанные мамой деньги… Правильно, куда же еще!… Теперь все фильмы только о таком!…

Мальчик разозлился не на шутку. И может, именно по причине этой злости, или потому, что не имел прежде опыта в подобных делах, он не увидел, что встреча дяди Вити носит далеко не лирический лад, что незнакомка немного обижена, что мужчина обеспокоен и растерян. Что эти двое не знают о чем им говорить…

Зато Егор благополучно заметил, когда двое решили разойтись и успел смыться, пока его не заметили…

Ты где был? – мать была расстроена и зла одновременно, когда Егор наконец заявился домой после бесцельного блуждания по городу, не мудрено, конечно – часы уже показывали два ночи.

А мальчишке просто не хотелось идти туда, где поселились обман и измена. Где нужно сказать правду. Но не знаешь, как… Ни потому, что боишься расплаты, а потому, что это причинит боль самому хорошему человеку, которого обижать совсем не хочется. А как не сказать? Значит, встать на сторону лжи? Значит покрывать незнакомку и дядю Витю?…

Егор запутался, не знал, как поступить правильно. Он даже с Женькой советовался: у нее-то уж точно с мозгами все в порядке, по валеологии твердая пятерка, и рассуждает она, как будто ей не десять лет, а все … тридцать… И два высших образования за плечами… И вообще. Ее отец, родной, в прошлом году развелся с ее матерью, потому что у него родился другой ребенок у другой женщины…

У Женьки был колоссальный опыт, но она тоже не смогла посоветовать ничего хорошего. Девочка предлагала сфотографировать изменщиков и подбросить снимки в почтовый ящик – кино насмотрелась, одним словом. Можно подумать это могло решить проблему огорчения мамы…

И еще сегодня Егор попробовал курить. После двух затяжек его стошнило. Оказывается это только на телеэкране и в рекламных роликах помогает мыслить масштабно и по-взрослому. А в жизни – только путает мозги, и без того сплошной туман, а тут еще ощущения отвратительные. Мальчик твердо решил, что курить больше не будет!

После сигареты он бродил по улицам с Женькой, а когда стемнело и она ушла домой, прятался в кустах. Прекрасно видел силуэт мамы в горящих окнах. Понимал, что она беспокоится, но ничего не мог поделать. Только размазывал горячие слезы по лицу…

Таким и пришел домой… С табачным запахом на одежде, с заплаканными глазами, в расстроенных чувствах…

Витя, посмотри! – мама только всплеснула руками. – Он курил! Ну-ка, глянь на меня, ты ничего не нюхал? Не кололся? Тебя не заставляли?

Мама, я ничего не нюхал и не кололся. И я не буду курить, – Егор говорил монотонно и глухо, позволяя матери вертеть себя, как она хочет, и избегая смотреть на стоящего в проеме кухонной двери отчима, потому что мальчику казалось один взгляд его способен испепелить Виктора на месте.

Тогда не понимаю, – у Наташи просто руки опустились, и в прямом и в переносном смысле. Женщина замерла на месте, как будто в видике кто-то взял и нажал «стоп».

А мужчина сухо так кашлянул и пожал плечами:

– Для переходного возраста пока рановато, для младенческого лепета уже поздно. Не будем делать поспешных выводов, – он подтолкнул Егора, – иди спать, герой.

Уже в полусне мальчик слышал, как тоненько плакала за стенкой мама, как что-то бубнил ненавистный теперь отчим. Егору почудилось обещание поговорить с сыном завтра. На что «детектив» грубо прошептал в подушку: «Я тебе не сын» – и сразу заснул.

Утро вечера мудренее бывает только в сказках. Егор это понял сразу, как только проснулся. Вместо вкусного скворчания на кухне, как было всегда, когда отчим был дома, уши уловили ритмичное тихое постукивание. Чтобы определить источник звука, пришлось повернуть голову, и взгляд уперся сразу в дядю Витю. Тот сидел за письменным столом и постукивал по нему пальцами. По напряженной позе, остановившемуся взгляду, можно было понять, что он уже давно ждет пробуждения Егора, потому что намерен выполнить ночное обещание жене серьезно поговорить.

Мальчик молча соскочил, сбегал в туалет, заправили постель, а потом сел перед отчимом.

Поговорим?

Думаю, да, – мужчина перестал барабанить по столу. – Ты меня за что-то невзлюбил?

А вы не знаете? – Егор улыбнулся, улыбка получилась такая взрослая, что это даже несколько «продрало» дядю Виктора.

Не знаю… Мы ждали тебя вчера, волновались. Позвонил Сергей, сказал, что придет с девушкой, хотел познакомить, мы попросили перенести на сегодня.

Новость, что старший брат хочет привести знакомить девушку была важной. Но не настолько, чтобы Егор забыл тревожащие его чувства. Однако, это был повод, чтобы перенести разговор на то время, когда мальчик найдет как и что сказать.

Тогда поговорим послезавтра. Обещания, что я больше постараюсь не волновать маму хватит?

Вполне, – мужчина не знал, что еще сказать, Егор был так непривычно серьезен, и причины этого не было на поверхности. Оставалось уповать на Бога, что он не влип в какую-нибудь дворовую историю, или не попробовал «дури».

Пока мальчик спал, Виктор оглядел его руки, уколов видно не было. Хотел посмотреть ноги, но вовремя вспомнил, что пасынок хотел заняться каким-то расследованием. Может дело в этом?…

Эх, знать бы ему, кто был героем расследования Егора…

Мать, по случаю значимого события, отпросилась с работы пораньше. Пришла с прической. Нарядилась дома понаряднее. Егор глядел на маму и думал, какая она у него все-таки красавица. Ей сорок пять, а не дашь. Она выглядит моложе Женькиной мамаши. Та толстая и крикливая…

И чего дядя Витя удумал?… В той девчонке – ни рожи, ни кожи…

Мальчик вздохнул, видно, очень громко, что сразу привлек внимание матери.

Ты чего? – Наташа озабоченно присела рядом с сыном. – Ты сам не свой.

Нет, мам, тебе кажется… Просто подумал, что ты красивая и молодая.

Молодая? – мать немного смущенно хохотнула, – скажешь тоже мне! Это просто и ежиха говорит ежонку, какой он у нее…

Знаю, маленький и пушистый… Только я уже не маленький, и многое понимаю… – Егор обиделся сам не знал на что, может на то, что он пытается в одиночку разобраться с такими серьезными взрослыми проблемами, а к нему по-прежнему относятся как к маленькому, рассказывают про ежиков, будто ему пять лет.

Волнуешься, – Наташа отнесла обиду на другой счет, обняла сына, несмотря на сопротивление и прижала его к груди, – я тоже. Вырос наш Сережка. Скоро и ты вырастешь, приведешь какую-нибудь девочку знакомить, – она глубоко вздохнула и замерла.

Мальчик подумал про себя, какая у него все-таки хорошая мама, и как ее можно обидеть…

А может быть дядя Витя и не хотел ее обижать? Просто так вышло. Та молодая и современная, она заморочила отчиму голову, так ради развлечения или прописки. А теперь он не может от нее отвязаться, поэтому платит ей деньги, чтобы она ничего не сказала его жене…

Тьфу ты, даже противно стало, до чего напоминает сюжет дешевого сериала. Такие любит Женька смотреть с четырех до пяти… Они в это время должны готовить математику, а она выпялится в телевизор, и Егора вместе с собой усаживает… Мальчик порывисто встал и прошелся по комнате.

В это время раздался звонок. Послышалась возня приветствий, охов-ахов. Егор быстро переоделся в приготовленную мамой рубашку и выскочил в коридор. Несмотря на все неприятности было все-таки интересно посмотреть на девушку брата.

Мальчик сначала увидел большой букет, Серегу с тортом в руках, а только потом «невесту». Она скромно стояла позади брата и молча смотрела на дядю Витю… Тот был какой-то бледный… Впрочем, было от чего – девушкой Сереги была та самая незнакомка из кафе.

У Егора закружилась голова от новых подозрений… Вот как все обернулось! Да, они сговорились! Они не только маму обманывают, но еще и брата! Пора заканчивать эту комедию!…

Девушка, вы хорошо посидели в кафе с дядей Витей. Что обсуждали…, – но голос мальчика отказывался быть громким, Егор едва слышал сам себя, но незнакомка услышала…

Здравствуй, папа! – уж ее то услышали все.

Как папа? – Серега и мама произнесли это вместе, а Виктор все стоял и молчал…

Егорка начал хохотать. Он сам не знал, почему ему было так смешно. Притом, что все происходящее казалось ему фарсом, неправдой, только он один был выше всей этой ситуации, но не мог ничего объяснить… Просто не мог…

Уже за чаем с тортом Виктор объяснил все сам. Не было никакого заговора, никакой любовницы-аферистки. Просто у Полины, так звали незнакомку, год назад умерла мать. Девушка жила одна в пригороде, в старом доме, а потом ее нашел дядя Витя и предложил свою помощь, потому что был ее отцом, хотя мужем девушкиной мамы никогда не был… Полина отказалась ее принять, она твердила, что алименты он присылал исправно до восемнадцати лет, теперь ей девятнадцать и их ничего не связывает. Мужчина настаивал. Он отсылал переводы, потому что Полина его не пускала, но они возвращались обратно… А потом и вовсе адресат выбыл… Старый дом снесли, и куда расселили, никто не знал. Виктор искал дочь. Он знал, что она хотела поступать в университет, но поступила ли – не было известно. Какие только пороги он не отбил, пока не нашел опять Полину и не предложил встретиться в кафе. Именно эту встречу видел Егор. Но Полина сказала, что помогать ей не надо, что у нее есть молодой человек и она скоро выходит замуж… Что это Сергей, естественно, никто и не догадывался…

Егору было так стыдно, что у него поднялась температура и началась рвота, как у маленького… Мама все хлопотала над ним. А мальчик думал, что надо бы рассказать Женьке всю эту историю, но уж слишком она похожа на сериал…

Полине пришлось помириться с дядей Витей. Это уже Сережка и Наталья постарались… Деньги, которые копили на квартиру оказались спрятанными в другом месте: мама сама засунула, а потом забыла… А Егор всерьез решил заняться валеологией, потому что логика у него была, но заводила его не совсем туда, куда нужно…

Квартира 4. Свекровь.

Фая была толстой, загруженной сорокалетней бабой. Она таскалась с работы домой, из дома на работу, и все с огромной спортивной сумкой, потому что на работу надо было нести обед, себе и Сенечке – мужу, они работали вместе – а с работы зайти в магазин и купить продукты, чтобы приготовить ужин на всю их семью из четырех человек и этот самый обед на завтра… А что, сейчас многие так живут, не только они… Сознание единой общности с большинством грело Фаю. Она с удовольствием смотрела модные сериалы про красивую жизнь, при чем, предпочитала отечественные, «Ундину», например. Но не верила, что одинокая женщина с дочерью может жить в приморском городке в собственном домике с евроремонтом на каждом квадратном сантиметре. Нет, это кино… Потому что даже у нее, у Фаины Алмазовны Хамитовой что и есть своего, так это только муж Арсений Ловкий, сын Руслан, дочь Регина и «двушка» на первом этаже. Конечно, есть еще работа, но это не вечное, потому что сегодня есть, а завтра сократили или обанкротились. И все, пойдут по «нулям», потому что Сеня, хоть и Ловкий, но не ловкий… Занимать будет не у кого. У Фаины вся родня далеко. А свекровь, которая живет в двух остановках, никогда особой любовью к снохе не пылала. Ей, наверное, казалось, что не соответствует эта деревенщина ее рафинированному отпрыску. А куда бы он, этот отпрыск, теперь без нее…

Фая, вся погруженная в свои мысли едва не проехала свою остановку. Пришлось пробираться к выходу впопыхах, действуя локтями и «грудями». Женщина догнала благоверного уже в дверях.

Ты чего не сказал, что выходим?

А? – муж, казалось, только что вспомнил о ее существовании. – Я думал, ты видела, что подъезжаем.

Фаина шумно выдохнула. Ей хотелось припечатать Сенечку кулаком в лоб. Но он, как всегда смотрел на нее огромными кристально чистыми глазами, распахнутыми и удивленными, как у ребенка. Разве можно обидеть человека с такими глазами?… Женщина только шепнула:

Сумку возьми. Я задумалась что-то… Сейчас бы вышел, а меня нет…

В каком смысле, Фаечка? – муж, казалось, очень испугался возможности потерять жену. – К нам мама сегодня придет…

Да? Чего это она?

Я же говорил… – мужчина вышел из троллейбуса и пошел дальше, даже не догадавшись подать жене руку. Он продолжал что-то говорить.

Фаина встала. И просто смотрела ему вслед. Потом развернулась и пошла в другую сторону. Сенечка догнал ее уже на углу.

Ты что, солнышко, обиделась. Ну, мама же не так часто приходит.

А я в магазин… – женщина едва скрыла накатившие слезы. – Надо хоть колбаски купить.

У тебя что-то случилось, золотко? – муж был сам участливость.

Представляешь, сегодня Марине позвонил какой-то Альберт, она расплакалась прямо у телефона… – Фая говорила и говорила, сама не понимая что именно, просто, чтобы говорить, чтобы скрыть нечаянные слезы, муж участливо глядел на нее и, она знала, искренне сочувствовал этой дурехе Маринке, которая запуталась в своих мужиках, и жалел свою «святую» жену, так переживающую за коллегу. А жена, непрерывно говоря, думала, что правильно бабы говорят, что климакс это тяжелая штука, обижаешься на всех, не знаешь, когда плачешь, когда смеешься. Ей, вроде по годам, до климакса далеко, но у них в роду все такие… РАНОСТАРЕЮЩИЕ…

В магазине была очередь у единственно работающей кассы. Время терять было жалко, но на базарчике была жара, а тут кондиционеры. Фая положила в корзину хлеб, молоко, палочку колбасы, зачем не известно прихватила ананасы в банке. Муж, как всегда, ждал около кассы.

Они расплатились и молча пошли домой.

Здравствуй, Фая, квитанцию возьми, – Варвара Петровна протянула листочек. – Там вас уже ждут, – консьержка знала о неприязни двух женщин друг к другу и многозначительно глянула в сторону их двери.

Ага, – женщина кивнула соседке. – В магазин зашли. Везде очереди.

Пятница же. На дачи собираются, продукты покупают.

Сенечка уже зашел домой, а Фаина все болтала на площадке. О чужих дачах, о чужих проблемах, о чужих успехах. Идти на встречу со свекровью не хотелось.

Но стоять так долго было не прилично. Она вошла домой.

Зоя Сергеевна встретила ее с умильной улыбкой на лице (сына она встретила пятью минутами раньше и Фаина подозревала, что не только ей удалось почесать языком, но и свекрови, а героиней ее разговора как всегда была незадачливая сноха). Она прекрасно выглядела, как всегда была подтянута, стройна, подкрашена. Иногда Фае казалось, что это матери мужа сорок, а не ей, а ей самой – все шестьдесят пять…

Задержались. Я смотрю, Русланчик одними бутербродами питается? Прибежал, перекусил и… – свекровь развела руками. – Он с этой секцией испортит желудок.

Там в холодильнике кастрюля с супом, – Фаина понимала, что оправдания бесполезны, но стоило хотя бы попытаться.

Когда к Регине в лагерь поедете? – не унималась Зоя Сергеевна. – Ребенок соскучился уже по-домашнему. Я Сенечку никогда не отправляла в лагерь. Дома лучше. Но мы ездили в Анапу, и по путевке, и дикарями. Помнишь, сын?

Арсений за спиной матери скорчил морду. Эти разговоры велись регулярно. Про их поездки на «юга», про несостоятельности детских лагерей для отдыха любимой внучки.

Обычно Фая молчала, но теперь почему-то не утерпела:

Сейчас это очень дорого. Если бы Сеня зарабатывал больше, мы бы ездили куда-нибудь. Слава Богу, что хватает на путевку для Регины. Это, кстати, отличный лагерь. Его очень хвалят. А девочке уже двенадцать – еще годик и не съездить никуда.

Свекровь сначала даже раскрыла рот от такого – как это что-то сказать наперекор, да еще упомянуть про ее дорогого сыночка, но потом вздохнула:

Что ты, Фаечка, сейчас опасно куда-то ездить, везде горячие точки, теракты. Нет, на юг теперь нам дорога закрыта, я же так, вспоминаю. Нам было жить намного легче, все были добрее… А кто сейчас идет вожатыми в лагеря, слыхала недавно…

Конечно – конечно, – Фаина поторопилась прервать грозивший затянуться надолго монолог. – Будете ужинать с нами?

Зоя Сергеевна при довольно милой мине покачала головой. Она только показала рукой на кухню. Фаина заглянула туда, хотя знала, что ее там ожидает, потому что всегда в свой приход свекровь накрывала стол на их кухне, делая полную сервировку, приносила всякие разносолы, будто им нечего было есть. При этом все сверкало чистотой и белизной. Это был эдакий несправедливый укор снохе.

Спасибо, стоило ли. Сегодня же не праздник. – Фая говорила по накатанной, как обычно.

Разве только в праздник приятно сесть за красивый стол? Процесс принятия пищи должен приносить удовольствие. Мой Сенечка привык к подобному.

Уже двадцать один год он от этого отвыкает, – прошептала женщина в ответ.

Ты что-то агрессивна нынче? – Зоя Сергеевна казалось удивленной не на шутку. – Тебе нездоровиться? У меня есть знакомый невропатолог, могу порекомендовать.

Не надо, просто устала, – Фаине хотелось полежать в ванной, а потом просто посмотреть телевизор, но теперь придется выслушивать разговоры и нравоучения свекрови, лучше бы осталась дежурить вместо Полины, и как ее угораздило забыть, что Сеня говорил о приходе мамы.

А говорил ли? Женщина недоверчиво взглянула на мужа. Мог ведь и не сказать, а потом свалить на ее забывчивость. Как ребенок. Фаина посмотрела на его невинные чистые глаза, на еще не седеющие, только чуть поредевшие кудри, на по-мальчиковски худенькую фигурку – и вздохнула…Это в тридцать лет тебе легко принимать решения за себя и за «того парня», а в сорок – уже тяжело, хочется опоры, а не быть ею… Почему это не понимаешь по молодости?...

Свекровь, оказывается, посетила их, чтобы сказать, что денег на университет для Руслана она одолжить не может. Что мальчик он умный, нечего его баловать, пусть поступает сам. Что бесплатные знания самые надежные, и работодатель нынче предпочитает будущего работника с «бесплатным» дипломом.

Фаине хотелось рассмеяться и спросить, из каких годов воспоминания берет ее Зоя Сергеевна. Что сейчас все более-менее нормальные факультеты платные, а бесплатные только либо совсем не дающие никакой профессии, либо не дающие диплома, либо только на словах бесплатные, а на деле требующие едва ли не большую сумму. Бесплатно сейчас может поступить только кто: либо коренной провинциал (дабы реализовать региональную программу), либо блатной… Руслан – горожанин по духу, по виду, по папиным корням, по прописке; а блата у их семьи к несчастью не было. Но женщина не стала спорить. Ничего, сына выучат как-нибудь…

А как, кстати, Зоя Сергеевна сообразила, что они хотят занять у нее «энную» сумму? Фаине только что пришло это в голову. Она пробуравила мужа очередным взглядом. Тот, видимо сообразив, чья кошка мясо съела, только потупил глаза. А давно ли с пеной у рта доказывал, что его мамой движут только самые благие намерения, а родственники жены и пальцем не укажут в их сторону. Да, не укажут! Только шлют каждый месяц продукты с «оказиями», потому что на почте две полные спортивные сумки облагаются очень большими деньгами. Фая гордо встряхнула головой. В ее глазах появился вызов.

– Не поступит, в армию пойдет, – сухо заявила она. – Не он первый, не он последний.

– Бог с тобой, – махнула рукой свекровь. – Зачем же так радикально. Тем более, у меня есть кое-какие сбережения. Я дам. Просто я уж так, чтобы и сами копошились…

Уже ночью, когда Фаина почти заснула, муж горячо прошептал ей на ухо:

– Зачем же маму обижать? Она права, откуда у нее деньги?

– Я ни копейки не возьму у твоей мамы, с чего ты взял, что мы вообще должны были взять у нее? – женщина грустно усмехнулась. – Поступит, он умница… Я не сомневаюсь, – но сердце почему-то тяжело дрогнуло на этих словах.

И, как показало время не зря дрогнуло. То ли женская интуиция, то ли материнское предчувствие. Руслан провалил все экзамены. И пока Фаина бегала и искала пути, чтобы сына не забрали в армию, он проводил свое время так же, как и раньше.

Зоя Сергеевна тоже предпочла подсуетится, чтобы не прослыть равнодушной бабушкой среди своих знакомых. И нашла таки медичку, готовую за достаточно небольшую сумму подписаться под диагнозом плоскостопия и еще чего-то, чтобы Руслана не забрали.

Однако, наша судьба написана на каких-то скрижалях Бога и переменить ее сам человек, увы не в силах. Мальчик взбрыкнул и отказался от афер матери и бабушки, в кое-то веки ставших согласными, хоть по какому-то вопросу. Зоя Сергеевна даже говорила с деканом того факультета, чтобы пересмотрели оценки на вступительных экзаменах. Но Руслан был более непреклонным, чем декан.

Регину готовили в восьмой класс, а ее брата в армию… Сенечка приболел на нервной почве. И все материальные проблемы легли на плечи Фаины. Хорошо хоть ее провинциальные родственники, видно по причине возникших проблем, стали присылать продукты уже не по две сумки, а по три. Так что хоть закупка провизии отпала почти совсем.

Сенечка лежал дома. Когда жена приходила дома с работы, она обнаруживала его дома на диване, отвернувшегося лицом к стене. Вся еда оставалась нетронутой, а на ее вопросы и увещевания он просто тяжело вздыхал. Хорошо, что Регина словно сразу повзрослела и так и не вступив полноценно в переходный возраст, сразу миновала его.

– Мамочка, чем помочь, – слышалось от ее милой помощницы, и к тому же, полной отличницы.

– Мать, я на тренировки, – неслось от Руслана.

– Нет, это нельзя так оставлять, мы идем на поводу мальчика, – шептала свекровь, но «шла на поводу», ничуть не меньше Фаи.

– О-хо-хо, – доносилось от верного мужа с дивана.

– Как я устала, – кричала душа самой женщины.

На Фаину навалилось все и сразу. Забежав как-то во время обеда в магазин, она на обратном пути чуть ли не нос к носу столкнулась с собственным болеющим мужем. Еще не успев обрадоваться по поводу его неожиданного выздоровления, женщина увидела рядом с ним молодую спутницу, находящуюся в интересном положении. Сенечка петухом вился вокруг незнакомки.

Фаина спряталась и наблюдала за ними. Если бы у нее не было стопроцентное зрение, то она бы засомневалась ее ли это муж. Все, что в нем напрочь отсутствовало в их семейной жизни, полнокровно присутствовало здесь: уверенность, любовь, нежность, забота, НАДЕЖНОСТЬ, ЗАЩИТА… Он заглядывал в глаза своей пассии (что это его пассия, было видно сразу). Он хотел и мог исполнить все ее желания. И откуда у него взялись «такие» деньги?

– Дорогая, что тебе хочется? – и еще куча всякой умильной чепухи из мексиканских сериалов (именно мексиканских, а не наших отечественных).

Фаина наблюдала за его воркованиями несколько бесконечных минут, потом вышла прямо перед ними, расплатилась в кассе и, даже не заходя на работу, чтобы отпроситься, поехала домой. На сердце и на душе у нее не было ничего. Она без единой слезинки собрала все вещи Сенечки и выставила их на порог. Муж (или как его теперь называть?) не замедлил явиться. Он пришел с небывалой уверенностью во взоре, но встретившись с безучастным взглядом Фаины, и едва не споткнувшись об чемоданы, сник. Все приготовленные загодя речи (а что он их приготовил сомневаться не приходилось) были моментально забыты. Арсений только развел руками:

– У нее седьмой месяц. Я не собирался… Но теперь…

– Ага. Созвонишься с сыном, когда будут проводы. Иди, – женщина вытерла руки об фартук, подошла к мужчине, сжала его голову руками и неожиданно поцеловала в лоб.

– Как покойника, – почему-то вырвалось у Арсения с кривой усмешкой, но бывшая жена не улыбнулась в ответ. Это была правда. Как покойника, потому что все разом успокоилось и отмерло, все чувства, все воспоминания. А надежды и мечты оказались мертворожденными.

Дети уход отца восприняли спокойно. И самое лучшее, что они могли сделать в этом случае, они не сменили ради матери свой распорядок. Просто жили так же, как и раньше. А отца словно бы и не было. Фаина не знала, общаются ли они с ним. Потому что дети не рассказывали, а сама она его не видела – он уволился на следующий день, без отработки и они не встречались даже по работе.

Наступил странный, бешеный этап жизни. Дни летели с немыслимой скоростью. А сама женщина будто парила над всем. Даже когда появилась Зоя Сергеевна, не приходившая после ухода Арсения месяц, и стала восторженно отзываться о новой «снохе» (что, дескать, именно такая нужна была ее сыночку, молодая, красивая, хваткая, деловая и женственная одновременно, коренная горожанка, модная и современная, словом, полная противоположность бывшей, что ей бы в декрет – а она «бизнес» не может оставить, и даже с новорожденным будет сидеть уже нанятая загодя няня), Фаина только безразлично пожала плечами, махнула рукой и сказала: «Желаю счастья». Свекровь удивленно уставилась на нее. Выражение ее лица говорило, что пора бы Фае рвать волосы и кричать от горя, а она только бросается душевными пожеланиями. У виска покрутить – обидится. А вдруг у нее глубокая психологическая травма, еще бросится с ножом в руках, потому что женщина как раз разделывала курицу… Детей-то с ней отставлять страшно. Хотя, Руслан скоро уходит… А Регина и сама никуда не пойдет. Ни только к бабушке, но и тем более к отцу.