Текст книги "Двадцать дней на борту корабля "Очарование""

Автор книги: Екатерина Сургутская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Трошка с силой пнул кастрюлю, и она покатилась под откос к воде.

– Проваливай отседова! – прохрипел он мне, а сам пошёл за кастрюлей.

Я постоял, посмотрел ему вслед, потом взял Орлана за ошейник и пошёл на озеро. И, представьте, как я был удивлён, когда вдруг рядом увидел Трошку!

– Этой ночью мы с отцом на несколько дней уплываем на Тетерев, там будем сети забрасывать, таких лящиков отхватим – ай да ну! – заговорил он первый.

– Мой дедушка говорит, что это браконьерство. Сетью могут ловить только рыболовецкие артели.

– У твоего дедушки мандраж.

– Что это такое?

– Трусость значит. А нам плевать, мы народ смелый! – Трошка ловко сплюнул сквозь зубы. – Ты бы видел, какой мы домище отгрохали на Новой улице, в пять комнат!

– Я тоже живу на Новой улице.

– В этих коммунальных, шестиэтажных? Так это в начале улицы, а наш дом в конце улицы, за кирпичным забором.

– И забор тоже за рыбу?

– А ты как думал! Вообще-то отец у меня слесарь.

– А где он работает?

– Так, везде понемножку, чтоб не приставали. «День роблю, а пять ловлю»! – Трошка начал кривляться и строить рожи.

Незаметно дошли до озера и сразу увидели спиннингиста. Он уже поймал небольшую щуку и теперь насаживал её на кукан.

– Постой! – Трошка схватил меня за рубаху. – Ложись!

Мы лежали до тех пор, пока спиннингист, опустив на кукане щучку в воду, не ушёл по берегу подальше от нас.

– Идём! – скомандовал Трошка и покатился вниз к воде.

– Ты хочешь её стащить? – спросил я испуганно.

– Разве вор у вора ворует? Так и рыбак у рыбака – не полагается.

Трошка вытянул лесу из воды и надрезал её у самой пасти щуки.

– Зачем ты это сделал?

– Этот интеллигентик подумает, что щука перекусила. Вот будет смехота! – Трошка опять начал кривляться и прыгать.

Я смотрел на него и ничего не мог понять. В голове была какая-то путаница. Захотелось скорее уйти от этого мальчика. Я позвал Орлана и пошёл к своей модели.

– Эх ты, хлюпик, бледный вид на тонких ножках! – крикнул он зло мне вдогонку.

Я повернулся, но не отвечал. Трошка аж весь побагровел, мне даже показалось, что он может лопнуть от возмущения. Я глубоко перевёл дух, чтобы не сказать ему больше ни слова, и пошёл дальше.

После этой стычки мы два дня не смотрели друг на друга, а на третий он первый подошёл ко мне.

– Что, не клюёт?

– Нет, клюёт, только плохо,¹– ответил я сквозь зубы.

– Ты всё дуешься? Брось! Хочешь, я тебе что-то покажу? – спросил Трошка и подмигнул нормальным глазом. – Смотри!

Я смотрел на серенького, ещё плохо оперившегося птенчика, который в страхе пытался укусить своим нежным жёлтым клювиком грубую руку Трошки.

– Тоже мне – защищается!

– Ты где его взял?

– Из гнезда вытащил, здесь недалеко.

– Ну-ка покажи!

Трошке хотелось со мной помириться, и поэтому он сразу отдал мне птенчика. Я осторожно его взял и посадил на траву рядом с Орланом.

– Что ты делаешь? Он же убежит, и не поймаешь! – заволновался Трошка и кинулся было за птенцом. Но пёс зарычал и показал ему все свои белые, крепкие зубы.

– Собака и та знает, что нельзя обижать слабого, а ты? А вот если бы тебя так?

– Меня? – Трошка вдруг весь сжался. Лицо сразу посерело, нормальный глаз прищурился, а косой, наоборот, широко открылся, остекленел и смотрел вбок в одну какую-то точку.

– Пойдём отнесём его в гнездо. – Я легко поймал ещё совсем не умеющего летать птенца и пошёл вперёд, на всякий случай держа Орлана рядом.

Гнёздышко было свито на низкой раките. Я свободно до него дотянулся и заглянул. Там сидел ещё один птенчик, и этот, которого я посадил, сразу забился под его брюшко. Две серенькие птички – отец и мать – с писком носились над нашими головами, готовые броситься в бой и погибнуть.

Трошка следил за мной. Вначале он улыбался насмешливо, а потом его улыбка стала жалостливой.

– Ты, наверное, совсем не такой, каким рисуешься, ты просто, как в спектакле, играешь роль злого человека.

– А я и на самом деле злой.

– Неправда, ты хороший!

– Может, и хороший.

– Так зачем же ты тогда так спокойно делаешь всякие жестокости?

– А что же, по-твоему, надо волноваться? – спросил Трошка. – А в общем, брось канитель разводить!

Мы долго молчали. Я почёсывал Орлана. Он любил, когда ему чесали за ушами и подбородок. Трошка смотрел куда-то за Днепр.

– Тебя били когда-нибудь?

– Кто?

– Родичи, конечно, – сказал Трошка и передёрнул плечами.

– Нет, – ответил я, удивлённый таким вопросом.

– Вот собакам, чтобы они были злыми, отрезают уши. Злость развивают. Потом такая собака всех подряд рвёт. Вот и я… Я на весь мир злой!

Трошка бросился бежать.

– Подожди, куда ты? – кричал я и, спотыкаясь, бежал за Трошкой. – Хочешь, покажу тебе модель?

Трошка остановился.

– Она там, за кустами. Идём!

Мы пошли. По правде сказать, я начал бояться, что Трошка может разломать модель, и у меня появилась мысль, что зря я затеял этот осмотр. Но Трошка повёл себя как-то странно. Присел на корточки и внимательно стал рассматривать всё, что мы построили.

– Тут ещё не показан водный путь из Киева в Париж, Он будет называться «Водный путь Восток – Запад».

Трошка просидел у модели до самой ночи. Всё подправлял берега рек, каналов, водохранилищ, морей. А утром следующего дня Трошку увёз отец куда-то рыбачить. А бабушка Наташа совершенно неожиданно взяла и уплыла на катере в Киев проведать квартиру. Всё хозяйство взвалилось сразу на мои плечи. Теперь я самостоятельно готовил завтраки, обеды, ужины, чистил закопчённую на костре посуду, стелил постели и только в свободное время ходил ловить рыбу.

Уже три дня прошли в тяжком труде. Я даже похудел, а бабушка Наташа всё не возвращалась. Раньше она мне часто говорила, что у меня врождённый иммунитет к заинтересованности в работе, что я совсем невосприимчив. И теперь, задав мне хорошую дозу работёнки, живёт там, в Киеве, и, наверное, радуется, что прививает мне любовь к труду. Интересно, надолго ли хватит у неё выдержки?

На четвёртый день дедушка за обедом сказал, что сегодня вечером бабушка Наташа определённо прикатит, потому что у него такое предчувствие.

– Может быть, и рыбак вернётся? – Мне было всё-таки скучно без Трошки.

Я засветло натаскал много-много хворосту. Изрубил и уложил в аккуратный штабель. И как только начало темнеть, мы с дедушкой запалили костёр и сели около него поудобнее. Орлан и Серка устроились около нас. И мы все четверо стали ждать катера.

Вечер был тихий-тихий, ни один листок на деревьях не шелохнулся. Ночь поднималась как-то от земли, и скоро стало так темно, что нельзя было различить ни деревьев, ни реки, ни берегов. Мне казалось, что на всём свете есть только вот этот наш ярко пылающий костёр, искры от которого улетали так высоко, аж до самых звёзд.

Но вот вдали загорелась огненная точка, и послышался гудящий шум. Огненная точка всё увеличивалась, потом начала расщепляться на множество отдельных огоньков. Скоро обозначился силуэт судна. Ярко освещённый катер, как из сказки, приближался к нам из кромешной темноты, из неведомых просторов, из неизвестности. Может быть, он спустился сюда из космоса? И на нём совсем другие люди, чем мы?

– Интересно, виден с катера наш костёр? – спросил я дедушку.

– Конечно, виден и костёр, и мы с тобой, может быть, даже и Орлан.

Ослепительный катер с шумом пролетел мимо и исчез в темноте, как видение.

– Реактивный, – сказал дедушка.

– А кто изобрёл реактивный двигатель?

– Каракатица.

– Так что же… – начал я и умолк.

– Это беспозвоночное животное моря, – помог мне дедушка. – Каракатица плавает при помощи реактивного двигателя. У неё в туловище есть специальное отверстие. И когда ей нужно плыть, она выбрасывает через это отверстие струю воды. По этому же принципу двигается и катер, который ты только что видел.

– А правда, что есть электрические рыбы?

– Правда. Это электрический скат – Торпедо, похожий на сплющенную акулу. При защите или нападении он выпускает электрические разряды напряжением до восьмидесяти вольт.

Внизу, под обрывом, на невидимой воде что-то шлёпнуло. Может быть, яр обвалился, а может быть, рыба всплеснула. Я включил карманный фонарик.

– У электрического ската – Торпедо в теле находятся примерно такие же батарейки, как в твоём фонаре, для накапливания электрической энергии.

Опять что-то шлёпнуло. Я шарил прожектором по воде, но ничего не видел.

– Вода, как смола. А в глубине океана, наверное, и днём вода непроницаема? – спросил я.

– Там вечная кромешная тьма.

– А как живут там рыбы?

– Некоторые вот так же, с фонариками.

– Ну да-а… – Я решил, что дед шутит.

– Одни обитатели глубин имеют светящиеся органы, другие – телескопические глаза…

– Как интересно!

– В мире, Витя, много интересного, надо только уметь увидеть это интересное и освоить с пользой для человека.

Дедушка долго молчал, потом тихонько запел. А я ему подтянул:

Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч,

Над тобой летят журавли…

Честное слово, мы хорошо пели, красиво. Я первым голосом, а дедушка вторым. Вдруг и Орлан зарычал басом. Мы решили, что он нам подпевает. Но нет. Видим, из темноты показался человек. Я схватил собаку за ошейник и дал команду, – чтобы она не лаяла.

– Вы не узнаёте меня? – спросил человек.

Костёр нас так ослепил, что мы сразу не рассмотрели, кто к нам явился.

– Сергей Петрович, какими судьбами? – спросил удивлённый дедушка.

Оказывается, это приехал на попутной машине аспирант дядя Серёжа. Самый длинный во всём институте. Он был ещё совсем молодой, но дедушка даже своих студентов величал по имени и отчеству.

– Ваши координаты мне сообщила Наталья Сергеевна. Она вам кланяется и просит передать, что приедет послезавтра.

– А ты говорил, что у тебя предчувствие… – протянул я, насупившись.

– Выходит, дружище, не всегда следует полагаться на предчувствие, – сказал дедушка и пригласил дядю Серёжу присаживаться к огоньку.

– Я направлен опять к вам послом, Борис Григорьевич, – начал аспирант как-то виновато, смущённо.

– А вы попробуйте представить себе, что меня нет, что я не существую!

– Дедушка, но ты же ещё не умер, ты же ещё живой! – вмешался я в разговор.

– Иди-ка, Виталий, лучше спать. Катера теперь уже можно не ждать.

Я поплёлся. Но не успел ещё залезть в палатку, как слышу шаги. Это пришёл аспирант.

– Дедушка и вас отправил спать? Тогда давайте укладываться.

Когда легли, я решил дядю Серёжу успокоить.

– Дедушка на рыбной ловле про всё на свете забывает. К нему лучше не подходи. Уже я-то знаю! Вот подождите, как вернёмся в Киев, он для вас всё сделает. Он добрый.

– Тогда будет поздно.

– Почему? – приподнялся я на локте.

– Наша гидравлическая лаборатория сделана под открытым небом. Ты же это знаешь. И как только наступит похолодание, вода замёрзнет, и опыты производить будет невозможно. И поэтому нам надо торопиться, очень торопиться.

– Понимаю. Я такую же лабораторию построил с одним моим товарищем здесь, на песке. Дедушка нам давал консультации, без него бы тоже ничего не вышло.

– Вот и у нас. Сейчас мы ставим опыты круглосуточно. Но кое-что у нас не клеится. И помочь нам может только твой дедушка.

– Но почему только он? Ведь есть же и другие учёные?

– Есть, конечно, но пока мы с ними свяжемся, пока они разберутся в сути дела… – Дядя Серёжа замолк, и я тоже. Потом он вдруг вскочил – Знаешь, Виталий, я, пожалуй, пойду.

– Куда же, ведь ночь?

– Пойду на перевоз, а там, может быть, опять подвернётся попутная машина.

Утром я едва нашёл дедушку. Он ушёл далеко-далеко вверх по течению. И даже не рыбачил, а просто так сидел на карче. Мне стало ясно – он заглянул в палатку и увидел, что аспирант ушёл. Хотя дедушка был и мрачный, но мне его было не жалко. Я подошёл к нему совсем близко и сказал:

– Дедушка, у тебя мандраж!

– Что это за гадкое слово?

– Трусость! Ты боишься потерять свою гордость.

– Какую гордость?

– Ты хлопнул дверью, а теперь у тебя не хватает силы воли… А Микола рассказывал, что ты встречался с Лениным, участвовал в составлении плана электрификации России, Ещё Микола говорил, что ты душевный человек. Неправда! Никакой ты не душевный, ты бездушный человек!

– Кто тебе дал право со мной так разговаривать?

– Ты сам говорил, что человек должен быть справедливым и прямым. Вот я и расту прямым человеком.

– Ты, прямой человек, чайник вскипятил?

– Нет.

– Тогда пошли разводить костёр.

Бабушка приехала тоже какая-то мрачная.

Встретила дедушку без особой радости, даже не поцеловала. А тут ещё пришла одна неприятность. Ночью вернулся рыбак с сыном. А на рассвете обнаружилось, что у нас пропали все удочки до единой. Можете себе представить, каким это было горем для дедушки! Мне даже кажется, что если бы увели нага корабль, он огорчился бы меньше. Когда бабушка Наташа, заспанная, вылезла из палатки и увидела своего мужа, бледного, с дрожащим подбородком, с крепко сжатыми кулаками, она сразу простила ему всё на свете, скорее напоила его водой прямо из чайника – тут уж было не до стакана – и положила под язык валидол. У него же сердце!

– Бандит! – прохрипел дедушка и, круто шагая, направился в сторону палатки наших соседей.

– Не спеши оскорблять человека! – Бабушка Наташа вцепилась в руку дедушки. – Так нельзя, надо разобраться… – Бабушка Наташа строчила, как пулемёт, и невозможно было её перебить. И только когда дедушка, не пошёл дальше, она замолчала.

– Ясно, кто украл. Он давно вертится около наших удочек.

Мы только сейчас поняли, что дедушка имел в виду не рыбака, а его сына Трошку. Бабушка Наташа облегчённо вздохнула, а я, наоборот, испугался.

– Надо рассказать его отцу.

Дедушка снова двинулся к палатке соседей, и я тоже поспешил за ним, чувствуя, как у меня от страха за Трошку подкашиваются ноги и сильно колотится сердце» Я подумал, что и мне не мешало бы сейчас положить под язык валидол.

Рыбака нашли под яром. Он вытаскивал перемёты. Дедушка рассказал, в чём дело.

Рыбак спокойно выслушал его и, не вымолвив ни слова, пошёл к палатке. Трошку, сонного, выволок за ногу из палатки и сказал, заскрипев зубами:

– Давай удочки!

Трошка переступал с ноги на ногу.

– Ну! – Рыбак поднёс к его лицу кулак.

Трошка повернулся и, как плохо заведённая кукла, поплёлся в кусты.

– Живо! – крикнул рыбак и начал закуривать.

Трошка приволок шесть удочек – три моих и три дедушкиных – и положил их далеко от нас.

– Ну! – гаркнул рыбак.

Трошка снова взял удочки и, боязливо положив их у наших ног, хотел было уйти.

– Ко мне! – крикнул рыбак и страшно заскрипел зубами.

– Не бей! – Трошка в истерике начал извиваться на траве, лицо его перекосилось, а в нормальном глазу сверкнула слеза.

Тут я, не помня себя, подскочил к рыбаку и, дрожа и задыхаясь от слёз, закричал что есть мочи:

– Дяденька! Это я подарил ему удочки, я! Все до одной – я!

Рыбак выплюнул папиросу, повернулся и пошёл к берегу. Дедушка обнял меня за плечи, не забыв при этом захватить удочки, и повёл, как больного, к нашей палатке. Бабушка Наташа вытерла мокрым полотенцем моё лицо и трагически сказала:

– Господи боже мой, что же это такое?

– Надо уезжать от этого соседства! – сказал дедушка.

Решено было назавтра сниматься с якоря и плыть на какой-нибудь совсем безлюдный остров. Мы начали потихоньку-помаленьку собираться. Бабушка Наташа не отпускала меня от себя ни на шаг, даже в самую жаркую пору не пошла загорать. Я понял, что меня решили охранять от Трошкиного дурного влияния. Вернее, к такому заключению пришла только одна бабушка Наташа, а дедушка возражал против такого надзора за мной. Я слышал, как он говорил, что его внук за эту поездку окреп не только физически, но и духовно, и поэтому его не так просто сбить с толку. Да и потом, утверждал дедушка, излишняя изоляция ребёнка – это не метод правильного воспитания. Наоборот, широкое общение с разными людьми поможет человеку научиться разбираться в их поступках.

Я был полностью согласен с такой установкой. В конце концов, у меня своя голова на плечах. Но что поделаешь? У моей бабушки Наташи появился ещё какой-то страх за меня. Когда я пошёл купаться, она потребовала:

– Далеко не уплывай!

– Но почему?

– А если начнёшь тонуть?

– Какая же разница, где я начну тонуть – в трёх метрах от берега или в десяти? Ты же, бабушка Наташа, всё равно плаваешь очень плохо.

– Не разговаривай, купайся на моих глазах.

Вот она опять, женская логика. Словно бабушке Наташе будет легче, если я утону на её глазах?

Вода была тёплая-тёплая, и я всё время нырял. Один раз не рассчитал и стукнулся головой обо что-то твёрдое, и тут мне пришла мысль, что, наверное, Трошка разрушил модель. Я выскочил из воды как ошпаренный и помчался к модели. И что же я увидел? Модель не только была не разрушена, а наоборот… Все берега утрамбованы, а реки, каналы и водохранилища были углублены, и по ним пущены корабли из спичечных коробок от Чёрного моря до Балтийского.

«И когда это он всё успел? Наверное, до восхода солнца», – думал я.

Трошка, конечно, сразу понял, что я под строгим надзором, и воровски на меня поглядывал из своей палатки, А я не терял надежды, что бабушка Наташа меня проглядит и я улизну к нему. Мне очень хотелось с ним поговорить. Но вот теперь, когда осталась только одна ночь, трудно было рассчитывать на тайную встречу. А жалко, очень жалко! Что бы там ни говорили мои дед и бабушка, дескать, Трошка парень дерзкий, без всякой выдержки, что, дескать, его поведение идёт не от хорошего воспитания, а от грубой жизни, в которой он вращается… Ну и что же? Пускай он дерзкий, невыдержанный, но зато он по-настоящему отважный, смелый человек!

– А что ты знаешь о его смелости? – спросил меня дедушка.

– Как – что? Разве трус рискнёт украсть удочки, если будет знать, что за это его жестоко изобьют? А ведь удочки-то ему не нужны, у них вон сколько разных! Он это сделал так, из храбрости.

Дедушка долго молчал, наверное, соображал, правильно ли я думал о Трошке.

– Видишь ли, ему бы надо проявлять свою смелость в других делах. Например: прыгать с парашютом, забираться на самые высокие скалы, ну и мало ли ещё в чём можно испытывать себя в вашем возрасте, – сказал дедушка.

А я сразу подумал, что необходимо обязательно передать Трошке этот дедушкин совет. Только вот как это сделать?

Вечером всё небо заволокло косматыми, чёрными тучами. Дедушка с Орланом на всякий случай проверили, хорошо ли причален корабль к кусту. Мы с бабушкой, ложась спать, завязали рукав-окно и на все пуговицы застегнули дверь палатки. Ещё не успели заснуть, как начали полыхать молнии. Где-то вдалеке загремело.

– Бабушка Наташа, ты слышишь?

– Слышу, спи, Виталий, спи.

Серка в такую погоду не пошёл на промысел, залез к нам в палатку. Я укутал его с головой одеялом: все животные очень боятся грома.

Молнии блистали всё ярче и ярче. При каждой вспышке в палатке становилось как днём. Ещё далёкий гром раздавался то с одной стороны, то с другой…

Мне не лежалось, я нашёл маленькую дырочку и выглянул.

– Бабушка, посмотри, посмотри!

Бабушка Наташа неохотно приподнялась.

– Величественное зрелище! Кажется, что на небе не туча, а огромные чёрные скалы, взрывающиеся от больших зарядов динамита, – сказала она, припав к дырочке.

Внезапно налетел ветер. Засвистал, завыл и начал со всех сторон рвать нашу палатку так, что даже колья заскрипели.

– А почему нет дождя?

– Будет и дождь, ложись!

И как только бабушка Наташа это сказала, такой грянул гром, такой гром, что вся земля задрожала. И сразу же, как из шлангов, начали хлестать нас сбоку упругие струи дождя. А противный ветер забирался через все даже самые крохотные дырочки в нашу палатку и надувал её пузырём. Ветру, наверное, пришла в голову озорная мысль сорвать палатку и покатить её вместе с нами, как перекати-поле. Но мы с бабушкой Наташей сразу разгадали его. Упёрлись всеми четырьмя руками и всеми четырьмя ногами в стены и в потолок палатки. В таком положении мы, наверное, были похожи на крабов, но ничего, зато палатка наша устояла, только вот потекла. Оказывается, во время дождя нельзя касаться палатки: шёлк, из которого она сшита, сразу начинает пропускать воду.

Дождь был очень сильный, но быстро кончился. Стало тихо, как будто и не было этого «тропического тайфуна». И всё-таки мы изрядно промокли.

– Хорошо, если завтра будет солнечный день, чтобы просушить вещи, – вздохнула бабушка Наташа, – а если утром опять пойдёт дождь?

Я заметил, что женщины обязательно ждут самого плохого. Наверное, их поэтому и не брали раньше в дальние плавания: паника получается. Теперь они, правда, другие стали, но всё же отступление от нормы у них часто случается.

Бабушка Наташа соорудила относительно сухую постель. Мы улеглись, и нам скоро стало тепло и уютно.

– А какая скорость бывает у самого большого ветра?

– Более двухсот километров в час. Такой ветер превращает в развалины целые селения. А кашу палатку и нас вместе с нею он поднял бы к облакам, как щепочку.

На заре мы с дедушкой вышли на рыбалку. Холодище стоял собачий. И всё-таки надо же было использовать последнее утро на Гайдамацком острове.

Ещё до восхода я поймал порядочного голавля, а потом ещё двух, правда не очень больших, окуней. Дедушка наловил десятка три ершей. Напал на ершиное место и не менял его до конца утреннего клёва, утверждая, что уха из ершей самая вкусная. Странный вкус, как будто окуни хуже!

Трошка всё время не выходил у меня из головы. Я всё время думал, что бы это сделать для него такое, такое приятное… Я сказал об этом дедушке, но он только пожал плечами. Потом я рассказал ему о том, что Трошка разделал модель.

– Дедушка, а почему бы нам сейчас не показать на модели водный путь из Киева в Париж? Ну хотя бы приблизительно?

– Что ж, можно попробовать.

Мы быстро смотали удочки. По пути дед сломил прутик, захватил раскладной стульчик.

– Вот смотри! Здесь идёт приток Вислы – Западный Буг. Он соединён каналом с Припятью, впадающей в Днепр. В будущем Днепро-Бугский канал будет реконструирован, перестроен. Таким образом мы из Днепра по Днепро-Бугскому каналу попадаем на Вислу. Вот она! – Дедушка начертил эту реку. – А здесь, по территории Польши, течёт Одра. Вислу и Одру мы тоже соединим каналом. Одра уже соединена с рекой Эльбой. Где течёт Эльба? – неожиданно спросил дедушка.

Я растерялся.

– Эльба находится на территории Германии! – ответил дедушка, а я покраснел от стыда. – Эльба соединена с Рейном. А Рейн – с небольшими реками Бельгии и Франции. Остаётся только углубить и расширить уже готовые водные пути, и по ним начнут ходить большие суда. И вот когда ты вырастешь большой, то сможешь сесть на корабль и плыть по маршруту Киев – Брест – Варшава – Берлин – Антверпен – Париж.

– Этот водный путь люди назовут «Восток – Запад»! Я обязательно совершу это путешествие! И не один, а знаешь с кем? С Трошкой и Миколой. Мы будем плыть по Европе и вспоминать, как строили модель водного пути здесь, на Гайдамацком острове, при твоей консультации. А правда приятно, когда тебя вспоминают?

– Конечно!

– Дядя Серёжа и дядя Костя тоже бы вспоминали тебя… И люди, живущие по берегам водохранилищ, защищённых твоим способом от размыва волной, тоже бы вспоминали тебя добрым словом…

– Пойдём-ка лучше завтракать, – сказал, нахмурившись, дедушка.

За завтраком бабушка Наташа обнаружила, что Серки нет. Ушёл сразу после дождя на охоту и ещё не вернулся. А ведь мы планировали сразу же после завтрака тронуться в путь.

Дедушка рассердился не на шутку и готов был оставить кота и уехать. Но можете представить, как посмотрела на деда бабушка Наташа!

Мы с ней взяли Орлана и пошли на розыски. А дедушка, сердитый, остался прогревать мотор. Всё-таки у него большая выдержка.

Орлан сразу напал на след. Припав носом к земле, устремился вперёд так, что мы за ним не поспевали. Пришлось взять его на поводок. Теперь он шёл на длинном ремне и так тянул, что я едва его удерживал.

Следы шли по песку, утрамбованному дождём, и мы с бабушкой Наташей видели хорошо отпечатавшиеся лапки Серки. Потом начиналась трава, и уж тут надо было полагаться только на нюх Орлана. Хуже было, когда след вёл в кусты. Тогда приходилось Орлану и мне (бабушка Наташа, конечно, обходила кусты) пробираться ползком. Ему-то что – у него шкура крепкая, а я ободрал себе все колени, руки и даже лицо.

Исколесили весь остров. Когда вернулись, дедушка сказал, что довольно!

– Интересно, как ты будешь себя чувствовать зимой, когда будешь знать, что один член нашего экипажа погибает медленной смертью на этом острове? – тихо и грустно сказала бабушка Наташа, укладывая в корзину посуду.

Дедушка сделал вид, что не слышит. Он мрачно разбирал спиннинг. А я взял Орлана и решил ещё раз пойти по следам. На этот раз я решил предоставить собаке свободу. Орлан быстро понёсся вперёд, и я вскоре потерял его из виду. Иду, заглядываю и на кусты и под кусты, разбираю руками высокую траву, а когда вышел на песок, вижу три сорта следов: Серки, Орлана и ступней босого человека. Тут во мне зашевелилась жилка настоящего сыщика. Я спрашивал себя: «Кто этот человек и зачем он шёл по следам Серки?» И вдруг слышу лай собаки! Я узнал Орлана и бросился к нему. Бежал так, что не заметил, как оставил на каком-то кусте половину своей рубахи. Прибегаю, Орлан стоит у сваленного дуба, от которого чёрными змеями тянулись в землю корни. А под этими чёрными корнями огромная чёрная яма. «А вдруг это волчья нора?» – подумал я и на всякий случай заставил Орлана первым лезть в яму. Кота там не оказалось. Ну куда же девался этот паршивый бродяга? Следы кота кончились здесь, дальше, в сторону берега, шёл уже только человек.

Мы с Орланом переглянулись и, поняв друг друга, пустились по следам человека. Если бы не отличный нюх собаки, мы бы эти следы быстро потеряли. Человек шёл как-то путано, то вправо, то влево, то по песку, то по траве. Мне даже показалось, что мы заблудились, и я хотел было Орлана сбить с толку, как вдруг, прорвавшись через заросли колючей ежевики, мы очутились у палатки нашего соседа. Я остолбенел от удивления.

– Значит, кота забрал Трошка, – сказал я Орлану.

Пёс только тяжело вздохнул. Мы сели с ним на траву.

– Что же нам теперь делать? Если мы всё начистоту откроем, Трошку изобьют, а если утаим, кот пропадёт, и бабушка Наташа, натура сентиментальная, станет оплакивать его целую зиму. Да и нам всем тоже будет тяжело…

Раздались отвальные гудки с корабля – один длинный, два коротких. Осталось пять минут до отхода. А я всё ещё не мог решить, как поступить правильнее. Задумчивый, пошёл к кораблю.

– Ты где бродишь? – сердито встретила меня бабушка Наташа. – Пора уже сниматься с якоря!

– Как, без кота?

– Кот уже давно в каюте.

– Его нашёл Трошка?

– Он. А откуда ты это знаешь?

– Знаю, знаю, бабушка моя дорогая, голубушка моя! Разрешите, подождите минуточку, я должен ему кое-что сказать, очень важное!

– Ну, что ты ему хочешь сказать? – сразу насторожилась бабушка.

– Я должен его поблагодарить!

– Мы и сами это хотели сделать, но он убежал. Бросил нам кота и скрылся в кустах.

– Знаешь, Виталий, ты оставь ему удочку.

– Дедушка, ты серьёзно?

Дедушка в ответ отвязал от поручней на палубе удочки, выбрал из них одну, обыкновенную, и протянул её мне. Я посмотрел на эту удочку и покачал головой.

– Меня возмущает мелкая скаредность в людях… – Я повторил слова, которые когда-то сказал мне дед.

– Эта удочка неплохая, но если ты хочешь… – сказал на это он и выбрал самую лучшую, с пробковыми вставками, с блестящими медными кольцами.

Но тут меня осенило.

– Зачем Трошке удочка? У него их вон сколько! – показал я рукой на удочки, стоявшие, как частокол, у палатки. – Можно, я подарю ему тельняшку и бескозырку? Они мне совсем не к лицу. А ему будет здорово!

Бабушка Наташа и дедушка переглянулись.

– Как хочешь, – сказала бабушка без особого энтузиазма.

Теперь всё было в порядке. Я положил у входа в Трошкину палатку тельняшку и бескозырку. Все члены нашего экипажа заняли свои места и были бодры. Кроме Серки – его дедушка приказал за непослушание заключить в карцер и держать на хлебе и воде. Теперь он, бедняга, был закрыт в каюте и царапал когтями стёкла иллюминаторов.

Наконец красный флаг был поднят, дедушка дал гудок – один длинный и три коротких, и наш корабль отчалил. Все рыбаки с лодок, с подмостков и те, кто стояли по колено в воде, и те, кто ловили с берега, махали нам руками, старыми соломенными шляпами, беретами и даже удочками. А солидный рыбак, который обиделся из-за разговора о «хвосте», дал прощальный залп – выстрелил дублетом из охотничьего ружья.

После дождя утро было чертовски холодное, а небо пасмурное. Наш корабль «Очарование» шёл вниз по течению со скоростью уже не шесть, а двенадцать километров в час. Скоро-скоро останется позади Гайдамацкий остров и зачарованные рыбаки. У меня щемит сердце. Я думаю о том, как позорно, как глупо я потерял Миколу, такого замечательного друга и товарища. Может быть, он ещё ответит на моё письмо?

Отплыли мы совсем ещё немного, как вдруг нас догоняет большая моторная лодка. Человек в речной форме строго нам говорит в рупор, что сейчас будут взрывать перекат, и нам лучше всего постоять у берега. Пришлось послушаться.

Около нас останавливались одна за другой лодки, и моторные и весельные.

– Смотрите, смотрите! – показала нам бабушка рукой.

Мы все увидели, что на нас несётся чёлн, в котором сидит Трошка в моей тельняшке и бескозырке и яростно работает веслом.

Я вскочил на нос корабля, чтобы лучше видеть, а в это время как ухнет! Орлан залаял, Серка в каюте завыл, а я чуть не свалился с носа корабля в воду. Не успел я опомниться, как раздался второй взрыв, третий! Вода трижды смерчем взвилась в небо. Потом на нас налетела огромная волна и здорово грохнула наш корабль о берег.

Все лодки сразу после взрывов сорвались с мест и помчались вниз по течению, обгоняя друг дружку, как на состязании! Но Трошка был уже далеко впереди: ему ведь мотор не надо было заводить.

– Куда это они все бросились? – спросил я.

– Собирать оглушённую рыбу. Нам тоже надо поспешить.

Дедушка, вероятно, забыл, что наш корабль самый тихоходный на Днепре, – ни одной рыбки мы, конечно, не подобрали. А вот Трошка успел схватить два огромных судака; проплывая мимо, он бросил их нам в корабль, при этом расплылся в такой широченной улыбке, что у бабушки Наташи почему-то навернулись на глаза слёзы.

– Смешной мальчик, – нежно сказал дедушка.

– У него неплохие задатки… – начала было бабушка Наташа, но, взглянув на меня, спохватилась, – только встречаться с ним упаси боже.

Я только улыбнулся: ведь я знал, где живёт в Киеве Троша!

Вокруг нас плавала уйма оглушённых мальков. Дедушка сказал, что они погибли из-за варварского способа углубления переката. Взрывы на дне реки углубляют перекат на 10–15 сантиметров, а рыбы губят массу.