Текст книги "Ангелы не умирают"

Автор книги: Екатерина Оленева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

6. Альберт. Рухнувший мост

Время замедлилось.

Помню только ощущение, будто в груди застыл кусок льда. Нет, это был не страх. Вернее, то был страх, но не за себя. Я понимал, что сейчас произойдёт нечто из ряда вон, как в тех страшных фильмах-катастрофах, где гибель людей идёт даже не на десятки, а на сотни.

Пятница. Вечер. На мосту настоящее столпотворение. Начнётся давка, мешанина из металла и людей.

Выскользнув из машины, я бегом направился к машине Катрин.

В открывшемся окне белым пятном возникло напряжённое лицо:

– Что случилось?

– Выходите!

– Но…

– Выходите быстрее! Некогда задавать вопросы.

– Альберт, – нахмурилась она.

В туманном мраке раздался оглушительный и очень неприятный звук. Даже не знаю, с чём его сравнить. Будто стонало огромное животное. Впрочем, звук, издаваемый покорёженным металлом, ни с чем не спутаешь, даже если до этого никогда раньше не слышал ничего подобного.

Тревожный, тоскливый, угрожающий. Совершенно не человеческий.

– Выходите же! –повысил я голос, теряя терпение.

Мужчина из соседней машины высунул голову в окно, тревожно поглядывая в нашу сторону.

– Эй, парень! Какие-то проблемы?

– Да. И очень крупные. Мост сейчас рухнет.

– Что?!

За его спинами я видел маячившие лица детей. Откуда бы он их не вёз, лучше бы ему было ехать другой дорогой. Ладно, мне нет дела до чужих детей.

Черт! Сколько же их теперь вместе с родителями застряло в этой чёртовой пробке?!

– Послушайте доброго совета. Выбирайтесь из машины и идите в сторону ближайшего берега. Детей держите за руки и не отпускайте их от себя ни на шаг.

Не знаю, звук ли моего голоса, недавний скрип или что-то ещё, но мужчина, судя по выражению его лица, решился ко мне прислушаться.

– Откуда вы знаете? Откуда вы это знаете?

– Просто знаю. Хотите спасти детей? Так выбирайтесь из машины.

– Папа! Папа! –запричитала девочка за его спиной. – Что говорит красивый дядя? Я боюсь!

– Ты с ума сошёл? – зашипела рассерженной кошкой Катрин.

Слава богу, из машины они обе с Мередит вышли.

– Что ты вытворяешь? Зачем пугать детей?

– Лучше они получат шанс выжить испуганными. Через несколько минут всем здесь придётся испугаться.

Теперь и Мередит выглядела обеспокоенной.

– Я не понимаю. Что происходит.

– Мост с минуту на минуту рухнет. Нужно убираться.

– Да ты точно рехнулся! – вырвала у меня руку Катрин, глядя на меня то ли с отвращением, то ли с жалостью.

Хреново быть Вещей Кассандрой. Моё знание могло спасти нам жизнь. Ещё могло, но так всё эдак и растак! Как убедить людей предпринять отчаянную попытку спастись?

Из соседних автомобилей высовывались лица, бледные, встревоженные, сердитые. Все они приговорены. Что сделать? Как убедить их приблизиться к черте, где спасение не гарантировано, но ближе, чем отсюда.

– Я из ФБР, – проговорил я, поднимая водительскую карточку и от всей души желая всем чтобы они видели удостоверение.

По крайней мере верили, что видят. Им большего и не нужно.

– Сохраняйте спокойствие. На мосту ожидается теракт.

– Да что ты несёшь?!

Мередит схватила Катрин за руку, вынуждая замолчать.

– Все выходите из машин и идите в сторону берега.

Тоскливый звук скрежещущего металла повторился, делая мои слова куда более весомыми.

К моему облегчению люди выбирались из автомобилей и направлялись в сторону более близкого берега.

– Что за каприз выставлять себя посмешищем? – фырчала Катрин, пока я тащил обеих девушек за собой. – Зачем весь этот фарс?

– Ты можешь помолчать хотя бы минуту? Бери пример со своей молчаливой подруги.

Мередит тихо засмеялась:

– В кои то веки меня назвали молчаливой. С ума сойти.

Мы не прошли и половины того отрезка, что отделял нас от спасительной черты, как мост принялся крениться к центру.

Вернее, он и без того до этого провисал, но теперь это стало заметно невооружённым взглядом – ровная дорога превращалась в горку, по которой приходилось взбираться снизу-вверх.

Со всех сторон доносились возгласы, взволнованные, испуганные, гневные. Машины, оставленные хозяевами, медленно катились.

Пока ещё медленно.

Я почувствовал, как ледяные пальчики Катрин крепче сжали мою правую руку:

– Так ты это серьёзно насчёт терракта? – выдохнула она.

– Куда уж серьёзней?

– Но откуда ты…

– Я это вижу. Чувствую. Не знаю откуда, просто… просто это так.

– Но теракт? Откуда ты о нём знаешь?

Она меня теперь в подрывной деятельности подозревать станет.

– Катрин, людям нужно было как-то объяснить необходимость убраться оттуда. Я ляпнул первое, что пришло в голову…

Я судорожно пытался придумать, что делать. Судя по моим ощущениям, добраться до безопасного места мы не успевали.

Внизу, в ста футах под нами была ледяная вода. При ударе с такой высоты в ледяную воду выплыть шансов у людей нет. У них просто займётся дыхание и дальше кто угодно камнем пойдёт под воду, если только спасатели не будут поблизости.

А с чего бы им быть?

Хотя, судя по мельтешению огней, по звуку сирены спасатели уже спешили на помощь несчастным, застрявшим в воздушной ловушке.

Как я сам не догадался позвонить в 911? Правда, потом бы пришлось объясняться и оправдываться, но это могло бы спасти кому-то жизнь.

– Быстрее! Быстрее! – поторапливал я девушек.

Обеих-то мне точно не вытащить. Чтобы держаться на воде, нужна хотя бы одна свободная рука.

Мередит побежала первой, лавируя между машинами, поставленными почти впритык одна к другой. Иногда промежуток между ними был чуть шире, что позволяло передвигаться быстрее, иногда приходилось буквально протискиваться.

Ужасный звук раздался в третий раз.

«Как в театре, после третьего звонка», – промелькнула шальная мысль.

И начался ад.

Я… я правда не хочу это вспоминать.

Когда я видел картину мысленно, они ужасали. Но в реальности видеть, как огромное количество людей, пытаясь спастись, предпринимает отчаянные попытки, изначально обречённые на поражение хуже, чем просто страшно. Тогда слово «трагедия» обретает подлинное своё значение.

Как всегда, как бывает в минуту Х все маски с людей были сорваны. Кто-то спасался сам, готовый идти по трупам. Кто-то до последнего пытался спасти близких, протягивая руку помощи даже незнакомым людям.

К слову сказать, последних, сохранявших человеческое лицо было больше. Люди сбивались в нечто маленьких стаек, пытаясь прорваться к спасению.

Вместе со всеми мы то бежали, то скользили, то пытались удержаться за металлические перила моста.

Потом, когда металлические опоры рухнули и ветер засвистел в ушах, защищая от стуков и криков. В носу стоял запах гари.

Потом всё смыла вода.

Я изо всех сил старался не выпускать рук Мередит и Катрин. Прилагал все усилия к тому, чтобы не потерять сознание.

Нам повезло. Будь мы в роковой момент чуть ближе к берегу, мы разбились бы, чуть дальше – скорее всего выплыть удалось бы вряд ли. А так нас подхватили спасательные шлюпки, как только головы показались над водой.

Я не могу вспомнить кого из девушек подняли первой. Кажется, Мередит.

Она, как и я, была в сознании и дрожала, когда полицейский набрасывал на плечи теплое одеяло.

На самом деле оно не грело. Я чувствовал тот же холод, что, казалось, навечно поселяется в каждой клеточке тела и его никаким одеялом не изгнать.

– Вы в порядке, сэр?

Я даже не сразу понял, что усатый полицейский обращается ко мне.

– Вот, выпейте, станет легче.

В закрытой пластикой чашке он протягивал мне суррогат, который в Макдональдсе продают под видом кофе. Важно то, что он был горячим.

Я взял его в руки, не рискуя подносить ко рту. Если начну сейчас захлёбываться кровью меня точно с миром не отпустят – начнут лечить. И, боюсь, слишком много сюрпризов ждёт в моём организме современную медицину. Лучше не рисковать.

Катрин была бледная до синевы, и не приходила в себя, хотя я мог поклясться, никаких повреждений у неё не было.

Глядя снизу-вверх на остов того, что несколькими часами раньше было мостом, на отблески пламени, бросающие оранжевые всполохи на небо и дробящееся отражения пожара в воде, я не мог не думать о бренности всего живого.

И о том, что совсем не знаю жизни.

Мы, Элленджайты, привыкли смотреть на людей свысока, как человек порой смотрит на собаку. Он может даже очень её любить, но при этом она всё равно остаётся для него всего лишь собакой – партнёрство, далёкое от равенства. Сама хрупкость человеческой жизни впервые предстала передо мной в таком ракурсе. И мне этот ракурс не нравился.

Потому что я, такой весь из себя умный, красивый, богатый, сексуальный, аристократичный и многое другое в превосходной степени ничего, мать его, не мог сделать для того, чтобы спасти эти жизни.

В час Х я был перед лицом испытаний такой же овцой, хаотично мечущейся в поисках спасения, как и любой другой, в моём видении не такой красивый, умный и сексуальный.

Я был бессилен что-либо изменить. Трясущимися руками кое-как удалось выхватить у смерти всего две жизни.

А перед глазами мелькало столько лиц! Женщина в красной куртке, отчаянно кричавшая, что ей нужно домой, к дочке, что у них кроме друг друга никого нет. Муж и жена в летах, около шестидесяти лет, оба кругленькие, как поросята, но с добрыми лицами. Они не смогли протиснуться ближе к берегу через ряд машин.

Им обоим было страшно. И по лицам видно, до какой степени хотели жить.

А отец с двумя детьми. Удалось ли ему девочку со смешными косичками?

Я ничего не мог для них сделать. Почти ничего. Может быть моё предупреждение и дало какой-то шанс, но этого мало в игре с такими ставками.

– Эй, парнишка. Ты в порядке? – похлопал меня по плечу всё тот же полицейский с усами, что предлагал кофе.

– Похоже у него шок, – предположила женщина в бело-синей униформе.

Наверное, врач. Или медсестра.

– Со мной не всё в порядке. Но шока у меня нет, – отрезал я, всучив полицейскому в руки обратно бесполезный для меня кофе.

Я думал, мы выбрались из Ада, но на самом деле он поджидал нас и на берегу.

Раненные, их было так много.

– Боже мой! – произнесла Мередит, глядя огромными от ужаса глазами на сотню людей, лежащих на носилках, а кто-то и просто на земле.

С реки подвозили ещё людей, кого удалось выловить из воды. Не всем повезло так, как нам. Летящие вниз балки автомобили дробили конечности, головы, вонзались в тела.

При виде тела молодой девушки, из бока которой торчала металлическая амбразура я почувствовал, что меня сейчас вывернет на изнанку.

Сколько раз втыкали ножи в меня, сколько раз, бывало, я сам развлекался подобным образом с Ральфом, но… то было совсем другое. Не так.

Девушка была в сознании, кричала, что ей больно.

– Потерпите! – прикрикнула на неё молоденькая медсестра, по годам немногим старше Мередит или Катрин. –Лежите смирно! Вы меня слышите?

Медсестра орала на раненную. Не потому, что была бездушна. Потому что ей тоже было страшно.

А девушка не могла лежать смирно. Потому что я даже отсюда чувствовал её боль.

– Я хочу жить. Я не хочу… не хочу умирать! Пожалуйста! Помогите! Пожалуйста…

Я присел рядом с ней, опустившись на колено.

– Вы врач? Вы поможете мне?.. – голос её затихал, на губах пузырилась тёмная, густая кровь.

Теперь понятно, почему медперсонал обходил девушку стороной. Спешили к тем, кого, по их мнению, ещё можно спасти.

– Вы ведь врач… вы врач?

На щеках лихорадочно горел румянец, глаза туманились.

– Я не врач.

– Я… я ещё не жила совсем… – всхлипывала девушка слабо. – У меня даже парня не было… я даже не целовалась ещё ни разу! Я… я к маме хочу… домой…

Глаза её туманились. Слова делались едва различимыми.

Я видел, что душа вот-вот покинет тело. Она и так держалась только желанием девушки жить, её страхом перед смертью.

– Вы… вы не поможете… так больно! Так хочется жить…

– Я помогу. Ничего не бойся. Это всего лишь сон.

Девушка слабо кивнула.

Если выживет, и впрямь будет думать, что я явился ей в бреду или во сне.

Склонившись над её губами, я коснулся их поцелуем.

Коротким ударом в область желудка заставил собственную кровь внутри моего тела подняться вверх, перетекая из моего рта в её, будто разделяя собственную силу на две части, делясь с ней даром (или проклятием?), данным мне от рождения.

Боль, грызшая меня с самого утра, усилилась, будто зверь принялся терзать внутренности изнутри. Я застонал, не сумев сдержаться.

Девушка обмякла в моих руках, будто засыпая.

Кровь Элленджайтов это кровь Элленджайтов, волшебный целебный эликсир, заживляющий любые раны.

Рывком вытащив металл из бока девушки, я зажал рану рукой, одновременно пытаясь обезболить процесс.

Она слабо застонала, ресницы задрожали.

От моей руки шло лёгкое золотистое свечение, будто я прикрывал ладонью свечу.

Зверь жрал внутренности всё беспощаднее. Перед глазами плавали противные мелкие чёрные мошки.

Зато девушка осталась жива. На месте рваной раны остался порез, довольно глубокий, но внутренности восстановились и нормально функционировали, я это чувствовал.

Поднявшись на ноги, я понял, что меня слегка штормит. Перед глазами ещё всё плыло.

Я закашлялся, пытаясь отделаться от противной боли хоть на минуту, но каждый вздох не облегчал, а усиливал противные ощущения.

Неприятное чувство, будто за мной наблюдают, заставило меня повернуть голову.

Катрин стояла рядом и глядела на меня. Не знаю, что она видела. И что из увиденного поняла.

– Катрин? Ты в порядке?

Боюсь, голос мой звучал несколько ниже и более сдавлено, чем обычно.

– Что ты делал? Что я сейчас видела? Кто из нас сошёл с ума – я или ты?!

– Я спас девушке жизнь. Хотя, допускаю, со стороны смотрелся полным извращенцем.

Сделал я шаг навстречу моей слишком правильной, слишком рациональной невесте.

– Не подходи ко мне! – испуганно отшатнулась она с ужасом глядя на мои руки.

До меня только сейчас дошло, что окровавленный прут я ещё так и не отпустил.

– Катрин, я спас девушке жизнь. Иначе было нельзя. Это чертовски здорово, что ты пришла в себя, потому что ты почти врач, а если не врач, так медсестрой вполне сгодишься. Погляди, вокруг стольким нужна помощь. Своё презрение выльешь на меня позже.

Она покачала головой. И я затрудняюсь ответить, что означал это жест.

– Дядя? Красивый дядя!

Мы оба обернулись на детский голосок.

Девочка из машины. Живая! Слава богу!

– Привет, красавица, – подхватил я малышку на руки. – А где твой братик и папа?

– Я не знаю. Папа пошёл искать братика.

– Вы его потеряли?

Девочка смотрела на меня круглыми глазёнками и молчала. Но ответ был очевиден.

Хорошо, хоть сама жива.

– Видишь ту тётю? – кивнул я на женщину полицейского. – Беги к ней. И не отходи от неё ни на минуту. Если отыщу твоего папу или братика, дам знать.

– Обещаешь? – всхлипнула девочка.

– Даю слово.

Девочка послушно направилась к тёте, на которую я ей указал.

– Думаешь, её отец жив? – тихо спросила Катрин.

– Надеюсь. Пойдём, посмотрим, кого ещё спасти. На пару-трое подвигов меня ещё, возможно, хватит. Остальных будешь спасать сама.

Я шарил глазами по толпе, в надежде отыскать кого-то из тех, с кем бежал по мосту.

Катрин и Мередит перевязывали раненных. Я пытался снять болевой синдром, особенно у пациентов с ожогами. Способ с кровью я задействовать на виду у людей не решился, да и силы потихоньку убывали.

Отдельно спасибо Синтии. Если бы не её вчерашние упражнения, я бы вырубился, наверное, значительно позже.

А может быть, и нет.

***

Очнулся я в больнице.

Рядом была Катрин. Сидела на табурете и невозмутимо читала книгу.

Солнечный свет больно ударил в глаза, и я попытался закрыться рукой. Но не получилось, потому что она была всё равно что привязанная из-за дурацкой трубки, ведущей к капельнице.

– Эй! Это ещё что? – возмутился я.

– Глюкоза, – охотно пояснила Катрин, откладывая книгу, которую читала. – У тебя была большая кровопотеря и общий упадок сил.

– Сами диагностировали, доктор? Или кто помог? – с сарказмом поинтересовался я.

– Я не доктор. Пока ещё даже не интерн.

– Ясно. Вот что, не доктор и пока ещё даже не интерн, отстегнуть эту ерунду сумеешь?

– Сумею. Но не стану. Тебе нужно лежать и поправляться.

– Ладно. Я и сам справлюсь.

Рука Катрин легла на мою ладонь, прижимая её к кровати:

– Альберт, будь благоразумен.

– И в чём тут благоразумие? Я прекрасно могу лежать и поправляться в куда более приятно обставленной комнате. Зачем ты вообще позволила приволочить меня в больницу?

– Ну, на самом деле меня не особенно спрашивали.

– Тебе следует научиться командовать.

– Думаешь?

– Уверен. Я планирую завести большой штат прислуги. Так что тебе потребуется быть не только красивой, но и властной.

Попытавшись сесть, я обнаружил, что мне не особенно-то полегчало.

Внутренний зверь никуда не делся. И продолжал с аппетитом терзать меня болью.

– Альберт? – изменилась в лице Катрин. – Что с тобой?

– А что со мной не так?

Наверное, мой голос прозвучал резче или грубее, чем мне хотелось. Но пойди себя проконтролируй, когда всё тело ломит при каждом движении так, будто тебя на ленточки маньяк порезал.

И когда она только перестанет вздрагивать при каждом резком слове? Интересно, она только на меня так реагирует? Похоже на то.

– Ты болен, – мягко сказала она, будто разговаривала с ребёнком или душевнобольным. – Тебе нужно…

– Что? Глюкозки литра три? Катрин, не помогут мне ваши витаминки. Так что не вижу смысла дольше здесь находиться. Кстати, а сколько времени я тут, по твоим словам, отдыхаю?

– Со вчерашнего вечера.

– Ну, не так уж и долго. Вот ведь черт! Я планировал романтический вечер примирения, а вышла такая пакость. Ну ладно. Мы это ещё исправим.

– Ты действительно хочешь собраться и уехать из больницы?

– Ну да. А что тебя удивляет? И буду благодарен, если получу свою одежду обратно. Не в больничной же пижаме по городу дефилировать?

– Альберт! Это безумие! Ты не в том состоянии…

– Катрин! Принеси мне одежду и… – взглянув ей в лицо, я невольно смягчился, – и не будем тратить впустую время и слова, хорошо?

Разобиженная и расстроенная (вот чем я её обидел и расстроил, а?!) она вышла из палаты.

Надеюсь, за одеждой, а не за психиатром с большим шприцом снотворного и смирительной рубашкой.

В светлой до дурноты палате было прохладно и спокойно. Пахло лекарствами.

Нет, витаминки боль унять не смогут. Тут нужно средство посерьёзней. Но стоит раз им воспользоваться, и всё пойдёт по накатанной дорожке.

А стоит начать снова принимать наркотики, и я на шаг приближусь к себе из прошлого.

Теперь, наверное, наркотики куда разнообразнее. И эффект от них –интереснее.

Чёрт, неужели я всерьёз обдумывая этот вариант?

Но как не сильна у человека воля, рано или поздно он всё равно начинает искать облегчения. И тут либо вернуться к Синтии с просьбой снять наведённую ею… ну, что она там на меня навела, я не знаю. И знать, по правде, говоря, не хочу.

Потому что ни о чём её просить не стану. Не дождётся.

Потерплю, покуда будет терпеться. А когда станет невтерпёж… вот тогда обдумаю вариант номер два ещё раз.

– Вот твоя одежда.

Катрин аккуратно сложила её на стул, стоящий рядом. Она усиленно напускала на себя независимый и холодный вид, но обида так и проскальзывала через все её маски.

– Наверное, следует вызвать такси, – я решил делать вид, что ничего не замечаю. – Наши авто, как понимаю, теперь на дне залива?

– Хорошо. Я вызову такси.

– Можешь подождать меня внизу. Не обязательно подниматься по лестницам сто раз.

Я неторопливо натянул брюки, туфли и светлую водолазку (раз уж обожаемые мной белые рубашки с пышными рукавами остались в далёком прошлом, пришлось искать возможный аналог), уже собираясь застегнуть ремень, когда проворные, шаловливые женские ручки возбуждающе скользнули по ширинке, обнимая со спины.

– Помочь, милый?

Это уже точно была не Кэтти. Совершенно не её амплуа.

– Вообще-то я и сам справлюсь, – ответил я, поворачиваясь к Синтии лицом.

Она продолжала меня обнимать, глядя на меня с провокационной, вызывающей улыбкой, одновременно полной обещания и издёвки.

Фирменная улыбка Синтии. Полная вредности, капризов и самодовольства.

– Вообще-то сам ты неважно справляешься. Я справлюсь лучше.

– Очень может быть, что и справилась бы. Но на это у меня нет ни времени, ни настроения. Сестрёнка, не поверю, будто ты не заметила – меня ждёт моя невеста.

Остро наманикюренные ногти вонзились мне в шею, чертя алые царапины:

– Ты мне дерзишь? – ласково протянула Синтия. – Не боишься пожалеть?

– Боюсь? Нет. – сжав её руку, я снял её с шеи, глядя на мою драгоценную змеюку сверху вниз. – А если заставишь меня убедиться в обратном, я найду способ заставить тебя об этом пожалеть.

Синтия отбросила все маски и теперь выглядела сердитой и расстроенной.

– Когда мы увидимся? – тряхнула она головой. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Я позвоню.

– Когда?

– Завтра. Довольна? А сейчас – уходи, прошу тебя. Я не хочу расстраивать Катрин…

– Вот как?! Ты не хочешь расстраивать Катрин?! А как на счёт меня? Не успела я найти тебя, как ты едва снова не погиб? Ты за смертью что, по пятам бегаешь, что ли?

– Синтия, на мосту было много людей. Это случайность. На этот раз никаких преднамеренных глупостей я не делал. И не собираюсь.

– Ты никогда не собираешься делать глупости. И всегда их делаешь, – тряхнула она головой. – Ладно. Будь по-твоему. На сегодня я тебя отпускаю. Но завтра жду у себя.

– Запомню, – пообещал я

Синтия ушла.

Царапины, оставленные ею, быстро затянулись.

А саднящее неприятное чувство осталось.