Текст книги "Жорж Дунаев"
Автор книги: Егор Просвирнин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Глава двадцать вторая.
Мы выезжаем из туннеля прямо в необъятный двор Золотого Дворца. Машина останавливается, и я жду, пока слуга-араб откроет мне дверь. Дверь открывается, я вылезаю наружу и жмурюсь от яркого солнца. Двор утопает в зелени, из зарослей растений самого дикого вида истошно орут птицы, полно золотых оград с тонкой ковкой. Вдалеке виднеется гигантская лестница во дворец, у подножья которой уже собралась встречающая делегация. Я смело иду к ним по мраморному полу двора, Тиамат молчаливо следует за мной. Солнце бьет мне в спину, и я жмурюсь от его лучей, отражающихся в сотнях золотых и серебряных украшений свиты. Когда мы приближаемся к встречающей делегации, все арабы дружно кланяются нам, хором произнося приветствие. Затем они разгибаются, и ко мне подходит мой провожатый, сияющий ослепительным золотым блеском. Я понятия не имею, что за ранг и должность у него, но от одного вида его украшений мой куратор подавился бы бубликом. Меня ведут в мужскую половину дворца, Тиамат – в женскую. Изнутри дворец напоминает коридоры крейсера, с той лишь разницей, что росписи, драпировки и детали интерьера богаче корабельных раз этак в тысячу. Я вспоминаю свой пентхаус и понимаю, что за его стоимость я бы мог купить метров пять коридора. Если продать все мое имущество и часть внутренних органов, то хватит на шесть. Мы шагаем по коридорам не меньше получаса, прежде чем меня доставляют в покои для особо важных гостей. Гигантская, не меньше ста метров в длину, зала с прозрачным куполом, сквозь который льются потоки яркого света, небольшим бассейном с чистейшей водой, сотнями бархатных подушек, несколькими огромными кальянами, множеством столиков с фруктами, телеэкраном на полстены и чудовищно большой кроватью с шелковым балдахином. В концах залы скрыты проходы в ванные комнаты, очевидно, столь же неприличных размеров. Стены завешаны коллекционным оружием и коврами, между которыми видны позолоченные пульты управления – парой нажатий я могу изменить степень прозрачности купола, вызвать полк слуг или устроить сеанс связи с куратором. Прежде чем провожатый меня оставляет, я спрашиваю его:
– Глубокоуважаемый, не подскажете ли вы, когда назначена встреча с Великим Халифом, да продлит Аллах его годы?
Провожатый поспешно кланяется:
– Я вынужден огорчить дорогого друга Халифа, но время желанной встречи неизвестно – наш повелитель сейчас болен, и не может принять даже любимую жену. Тысяча извинений, глубокоуважаемый!
Я сажусь там, где стоял. «Повелитель болен» означает две вещи – или Халиф и правда лежит при смерти и вокруг его агонизирующего тела уже собрались высшие чиновники Халифата, плетущие заговоры и я по его смерти я оказываюсь втянутым в миниатюрную гражданскую войну, или же Халиф просто не желает меня видеть, боясь принимать решение об альянсе. Любой из вариантов предполагает известное ожидание, а времени у меня совсем не осталось. Я так и сижу на полу, перебирая все возможные легальные варианты решения моей проблемы. Я придумываю тысячи возможных планов, включая показательную истерику с попыткой самоубийства, но понимаю, что планы бесполезны, а истерики не помогут. Легальные действия отпадают, остаются нелегальные. Я вздыхаю, подхожу к пульту вызова, нажимаю кнопку и говорю:
– Дорогой друг халифа желает фруктов.
– Сию минуту, глубокоуважаемый! – отвечают мне.
Я отхожу от пульта и жду. Через минуту огромные двери в мои покои открываются, и входит слуга в белой парандже. Это мужчина, но халиф не любит смотреть на лица простонародья, поэтому все дворцовые служки ходят в этаких мужских вариантах женской паранджи. Вошедший ставит на столик огромный поднос с фруктами и склоняется в вопросительном поклоне.
– Очисть от фруктов поднос.
Слуга безмолвно подходит к тяжелому золотому подносу и убирает с него сладкие плоды.
– Принеси мне поднос.
Все так же безмолвно он отдает мне массивный кусок золота.
– Повернись ко мне спиной и встань на колени.
Приученный выполнять любые команды (я мог бы попросить его сейчас заняться со мной анальным сэксом и он бы не посмел отказать), слуга поворачивается ко мне спиной и становится на колени. Я размахиваюсь и со всей дури бью его подносом по голове. Слуга тихо ойкает и оседает на пол. Не теряя ни секунды, я переодеваюсь в его паранджу, оттаскиваю бессознательное тело в ванную комнату и кладу его на дно пустого джакузи.
Затем я хлопаю себя по рукам до тех пор, пока очередной удар не включает голографическую карту дворца с помеченной красной точкой кухней. Я перекрещиваюсь и начинаю путешествия сквозь бесконечные коридоры. К счастью, паранджа скрывает мое лицо, и обитатели дворца не обращают на меня ни малейшего внимания. Когда я, наконец, добираюсь до кухни, на меня обрушивается поток ругательств от краснорожего повара необъятных размеров:
– Змееебский сын шакала, набитый дерьмом ишака, где ты так долго шатался? Хватай этот поднос с напитками и немедленно отнеси его в гарем Халифа, крокодилий выродок! – повар бьет меня по руке и на голографической карте появляется новая точка. Я виновато кланяюсь, беру поднос и поспешно покидаю кухню. Пропетляв минут десять по коридорам, я оказываюсь перед огромными узорчатыми дверями, охраняемыми двумя арабами. Даже не взглянув на меня, арабы молча открывают двери, пропуская меня внутрь огромной залы, похожей на мои покои. Зал наслаждения Халифа, место, где он услаждается женщинами. Несколько бассейнов, множество кроватей с покрытиями разного типа – от шелкового до кожаного, зеркала на потолке, бесчисленные ковры на полу. Со стороны одной из кроватей раздается женский смех. «D?j? vu, d?j? vu, u know me, I know u». Или кто-то из прислуги решил позабавиться, или Халиф не совсем при смерти…
Я подхожу ближе и вижу характерную фигуру Халифа, с увлечением ласкающего хохочущую пышнотелую блондинку. У меня есть три варианта – поставить поднос с напитками, вернуться к себе и доложить обо всем куратору, вернуться к себе и сообщить арабам, что я все знаю, или же сделать то, за что здесь казнят через четвертование на костре. Выбора нет. Я ставлю поднос на столик около кровати, Халиф на секунду отвлекается от женщины, кидая на меня беглый взгляд, и в этот самый момент я поднимаю свою паранджу. Халиф замирает ледяной скульптурой, перестав дышать от изумления, женщина обрывает смех. Я улыбаюсь во весь рот:
– Глубокоуважаемый, я слышал, что вы серьезно больны и потому не замедлил навестить вас с гостинцами.
Царит гробовая, могильная, потусторонняя тишина, тишина, которой в живой природе просто не бывает. Я отчетливо вижу, как монетка моей судьбы крутится на ребре, решая, куда ей упасть – на орла или на решку. На орла – и завтра моя отрубленная голова будет висеть на центральной площади Золотого Города, на решку – и….
– Жорж, старый плут! – Халиф оглушительно хохочет. Уф! Решка.
– Я знал, что с тобой этот трюк не пройдет! – Халиф продолжает хохотать, я хохочу в ответ, даже женщина подхихикивает.
– Пошла вон! – блондинка тут же вскакивает и убегает, я остаюсь наедине с еще улыбающимся Халифом:
– Ты вообще понимаешь, что любого другого я бы за это казнил самой чудовищной из всех возможных казней? Любого, но не тебя, Жорж. В прошлую нашу встречу ты случайно привел к нам в руки Сангвиниуса, в эту – случайно восстановил наш контроль над Аль-Рашидом. Что будет в следующий раз?
– Вероятно, я случайно подарю тебе господство над Галактикой – и мы оба снова заливаемся смехом. Наша встреча случилась слишком идиотским способом, чтобы произносить «глубокоуважаемый», «дорогой друг» и прочие дурацкие формализмы. Мы ведем себя, как старые друзья, не видевшиеся целую вечность:
– Как твои дела, Жоржи?
– Превосходно, если не считать того, что за последний месяц я успел побывать в плену у Псов, убежать от древнего монстра, поработать наемным убийцей, сразиться с культом Хаоса и вот попасть в качестве дипломата к плутоватому халифу.
– Отлично! – властитель Золотого Города улыбается – я так понимаю, что у тебя есть ко мне серьезный разговор?
– Угадал – я подмигиваю ему.
– Тогда ты не против, чтобы мы сначала немного нарушили нормы Ислама? – халиф тянется к пульту управления и жмет кнопку – Самого лучшего вина в гарем!
Глава двадцать третья.
До ночи мы пьем вино, курим кальян и говорим за жизнь. Халиф жалуется, как его замучили роскошь и подобострастие, я пересказываю произошедшее за последние месяцы.
В полночь Халиф вызывает в Покои Наслаждения целую роту своих женщин и мы проводим несколько часов, утопая в адском разврате. В конце-концов, когда мы, усталые и истомленные, начинаем засыпать на подушках, Халиф вдруг вспоминает:
– Кстати, у тебя же ко мне какое-то дело, верно? Облачение посла, идентификационные карты и все такое прочее?
Я открываю один глаз и переворачиваюсь со спины на бок:
– Как ты знаешь, идет большая война между Федерацией и Полярными Псами. Федерации нужен альянс с тобой и я послан донести до тебя мысль, что следующим после Федерации Псы примутся за тебя.
– А как на самом деле?
– На самом деле все так и есть. Максимум через месяц Псы полностью оккупируют крупные промышленные центры федералов, получив контроль над производственным потенциалом, достаточным для постройки сильнейшего флота в Галактике. Дальше они вспомнят старые обиды и придут к тебе. Даже если бы война с тобой не была в их стратегических планах, она бы все равно началась – Сангвиниус покрыт шрамами от арабских кинжалов с ног до головы. Единственный твой шанс – ударить первым, пока у федералов еще остался какой-то флот.
Халиф вздыхает, закрывая глаза:
– Ты прав. Но есть одна тонкость – весь наш космический флот лоялен лично мне. Наземные же наши войска, скажем так, любят больше меня Великого Визиря.
– И?
– И как только я отправлю корабли к вам, Визирь тут же устроит мятеж. Я хочу, чтобы ты взял его с собой. Взял и, более того, пообещал бы, что обратно привезешь его труп. Как, каким образом и где ты его убьешь, неважно, важно, чтобы я к этому не имел ни малейшего отношения.
Я открываю глаза, вытягиваю перед собой руку и долго на нее смотрю:
– Убивать людей становится моей профессией. Я согласен.
– И еще, я должен переспать с твоей женщиной. Перед тобой и своей свитой.
– Прости?
– Жоржи, пойми меня правильно – мне это не нужно, половым голодом я не страдаю. Но это древний обычай при заключении альянса, дескать, мы вас поимели, а не вы нас, показная демонстрация самцовой силы лидера и все такое прочее. Если во дворце пройдет хоть малейший слух, что у меня не стоит, уважение черни резко упадет. Бунт или восстание после этого будут лишь вопросом времени. Опять же, это всего лишь один публичный половой акт, не кожу содрать или живьем сварить. Наконец, это тысячелетиями освященная практика, про которую ваши федералы должны были знать. Скорее всего, у твоей женщины есть инструкции на этот счет.
Я вздыхаю.
– Не вздыхай. Завтра в полдень подписание союзного договора и объявление мобилизации на флоте, в три часа – публичный половой акт, в пять ты вместе с Визирем вылетаешь во главе нашей армады. А теперь давай немного поспим.
Я просыпаюсь в десять утра и похмельно бреду обратно в свои покои. Джакузи, где я оставил слугу, пусто и сверкает чистотой, брошенное второпях посольское облачение аккуратно сложено около кровати. Я бреюсь, принимаю душ, одеваюсь и закидываюсь стимуляторами, после чего решаю поговорить с Тиамат о предстоящем ей шоу. Если у нее есть инструкции, то всю дорогу я был рядом с мерзкой государственной проституткой. Если инструкций нет, то… то я надеюсь, что они есть.
Пробурчав в пульт «Дорогой гость желает видеть свою женщину», я усаживаюсь на кровать и начинаю мрачно жрать инжир. Минут через десять входит Тиамат, садится рядом со мной и снимает паранджу. Скептически оглядывает мое помятое лицо.
– Нечего на меня так смотреть, это было по делу – она хмыкает.
– Правда по делу. Кстати, у тебя есть инструкции на случай заключения альянса?
– Да, следовать вместе с тобой обратно в Столицу на корабле халифата.
– Нет, другие инструкции.
– Что ты имеешь ввиду?
Я встаю с кровати и потягиваюсь, готовясь к предстоящей сцене с истерикой.
– Видишь ли, Тиамат, мы с тобой находимся в столице древнего архаичного общества с культом мужской силы и примитивной маскулиностью, доказываемой через грубый животный сэкс….
– Что ты пытаешься мне сказать? – что ж, по крайней мере, она не проститутка на государственном содержании. Я секунду размышляю над тем, кошерно ли встречаться с девушкой, которую на глазах всего честного народа отымел Великий Халиф:
– В три часа дня ты должна будешь переспать с Великим Халифом.
– ЧТО?!!!
– На глазах у меня и всей его свиты.
Тиамат вскакивает с кровати и начинает бить меня мелкими женскими ударами. Я ловко укорачиваюсь, попеременно прикрывая то лицо, то гениталии. Через пару минут ее гнев выдыхается и она останавливается, тяжело дыша:
– Жорж, ты сейчас пошутил, да? Пошутил?
– Нет, я серьезен, как инфаркт – ее накрывает новая гнева, следует очередная порция ударов. Я прикидываю, сколько синяков она мне наставила:
– Я не верю тебе, я не верю тебе, мерзкий извращенец! – она в истерике.
– Солнце, это правда. Древний обычай, Халиф обязан показать, какой он мужик, трахнув женщину из другого племени, если он с тобой не переспит, его подданные решат, что у него не стоит и устроят бунт. Реки крови, миллионы убитых, тысячи казненных – и все из-за того, что ты отказалась ему давать. Я уже не говорю про гибель всей Федерации! Сколько там миллиардов населения? Все они в твоих руках. Опять же, это не какой-то нищий из подворотни – это глава солидного государства, партнер, которым стоит гордиться. Наконец, я уверен, что по возвращению куратор непременно вручит тебе орден или медаль. А может, даже два ордена…
– Жорж, прекрати издеваться! – Тиамат падает на кровать и заливается слезами. Я сажусь рядом, нежно обнимаю ее за плечи и целую в макушку:
– Ну, перестань, перестань, солнце. Когда все это безумие закончится, я отведу тебя в лучший ресторан Столицы – Тиамат отрывает заплаканное лицо от подушки:
– Обещаешь?
– Обещаю, солнце. А сейчас иди к себе, готовится к трем часам. Я свое дело сделал, теперь все зависит от тебя. Теперь все зависит от тебя, солнце.
Тиамат поднимается, утирает слезы, накидывает паранджу и уходит. Оставшись один, я пытаюсь соскрести гадкий налет на сердце новыми порциями инжира.
Глава двадцать четвертая.
Три часа дня. Одетый я посольский костюм, я стою в Центральной Зале Золотого Дворца. Справа от меня толпится дворцовая челядь во главе с нахмурившимся Великим Визирем. Блеск золота, серебро и бриллианты, имплантированные прямо в кожу, лица, налитые ботоксом, разговоры заглушает рев проносящихся над Дворцом космических кораблей. Всеобщая мобилизация, планета, превратившаяся в разворошенный муравейник, сотни грузовых кораблей, ежеминутно отправляющихся на орбиту и обратно. Наливающийся силой шторм, в самом центре которого по привычке стою я. Я закрываю глаза и вздыхаю. В моем желудке только что растворилась двойная порция галлюциногенов – я не хочу быть в здравом уме и твердой памяти, когда Тиамат начнут трахать на глазах у разодетого арабского сброда. Огромные, отделанные золотом двери растворяются, и хриплый голос из динамиков произносит:
– Его Высочество Великий Халиф, владетель суши, повелитель морей, хозяин воздуха, господин межзвездного пространства….
Дворцовая челядь тут же падает на колени, на колени бухаюсь и я, исподлобья наблюдая, как в зал торжественно входит все еще похмельный Халиф. Перед моими глазами начинает проскальзывать цветные круги. Первый признак надвигающегося прихода. Халиф подходит к стоящему в центре зала ложу, скидывает верхние одежды и становится в позу ожидания. Динамик сообщает:
– Тиамат, жертвенная дева Разорской Федерации, олицетворение всех женщин своей страны.
В залу робко входит Тиамат в черной парандже. Круги перед глазами усиливают. Молча и покорно Тиамат идет к ложу с застывшим в ожидании Халифом. К кругам прибавляются постоянно меняющие свою форму параллелепипеды. Халиф сдергивает покрывало с головы его жертвенной женщины и улыбается. Она ему понравилась. Среди челяди возникает и тут же стихает одобрительный шепот. Параллелепипеды превращаются в ромбы, реальность плывет все сильнее. Халиф неспешно, но уверенно раздевает Тиамат, челядь одобрительно кивает, я вижу все хуже. Боже, она совсем голая, беленькая, с белесыми лобковыми волосиками, которые она робко пытается прикрывать. Челядь цокает языками. Халиф, широко улыбнувшись, валит Тиамат на ложе и забирается сверху. Я окончательно отключаюсь.
Мне грезится заброшенная ледяная планета. Серая мгла вместо солнца, почерневшие, ушедшие в землю деревянные строения, неуклюже топающие по снегу местные, в драных полушубках и валенках. Запах самогона, варящегося где-то неподалеку. Один из местных, старенький дедушки с изъеденным морщинами лицом, посеревшими от грязи седыми волосами и чистыми голубыми глазами, подходит ко мне и молча увлекает за собой. Мы бредем по рыхлому снегу, ежеминутно спотыкаясь и матерясь, бредем через всю деревню, пока не доходим до старенькой избенки на самой ее окраине. Раздеваемся в сырых, зябких сенях и, осторожно ступая по скрипящим половицам, входим внутрь. Внутри жарко натоплено, пахнет свежим хлебом и суточными щами. Дед останавливается у висящей в красном углу иконы, внимательно смотрит на почерневший от времени лик, после чего крестится и кладет поясной поклон. Затем он достает из печи котелок со щами и хлеб и ставит их на стол. Хитро подмигнув, лезет за печь и извлекает из тайника бутылку мутного самогона. Раскладывает, разливает, смотрит на меня, выпивает не чокаясь. Я пью вслед за ним и принимаюсь за щи, закусывая их свежим хлебом. Некоторое время мы едим, сопя, покряхтывая и пропуская по стопке самогона после каждой пары ложек. Щи и хлеб кончаются, остается один самогон.. Стопка, вторая, третья, четвертую дед опрокидывает и, чуть усмехнувшись, спрашивает, глядя прямо мне в глаза:
– Любишь ее?
– Кого?
– Зазнобу твою.
Я опускаю глаза:
– Нет у меня никакой зазнобы.
– Ври-не ври, а сердечко-то ноет, ноет, а?
Я рассматриваю щели между половицами.
– Ну, признайся себе, что ноет. Признайся, что дал слабину жестокосердный, размякнул что, пустил внутрь, на вот столечко, на чуточку самую малую, но пустил. И теперь ноет, ноет внутри.
Я сглатываю:
– Нет.
– Нет, и потому побоялся смотреть, испугался потому, дурью потому закинулся, что почувствовал в себе слабину, трещинку сердечную в себе ощутил.
– Да.
– Скажи ей об этом. Скажи, как все кончится. Обязательно, обязательно скажи.
Я все еще смотрю в щель:
– Хорошо.
– А теперь еще по одной и пора тебе.
Дед разливает остатки самогона, чокается со мной и, улыбнувшись, выпивает залпом. Я выпиваю вслед за ним и в ту же секунду все перед глазами меркнет и я очухиваюсь в объятиях довольного Халифа, обнимающего меня со словами «Приветствую тебя, дорогой союзник!».
Я так и не увидел совокупления Тиамат с Халифом, не услышал, стонала она или нет, не заметил ехидных ухмылок челяди с плотоядными взглядами. Все, что я чувствую – это слабый аромат похмелья изо рта Халифа, все, что я увижу – это стенд с флагами Халифата и Федерации посреди зала, все, что я слышу – это гул космических челноков, доставляющих на орбиту солдат и военную амуницию. Я сделал это. Сделал. Я заключил договор с Халифатом, я выполнил свою миссию, вынес унижения и страдания и почти спас Разорскую Федерацию. Осталось всего ничего – вернуться домой и разгромить мощнейший флот Псов.
Мы прощаемся с Халифом на вершине посадочной башни. Холодно, дует ветер, развевая полы моего посольского одеяния. Халиф обнимает меня, крепко прижимает к себе и тихо шепчет на ухо: «Разберись с ними, с ними со всеми, Жорж. Разберись с Псами, разберись с Великим Визирем, разберись со своей бедной девочкой. Ты достаточно выстрадал и претерпел, не позволяй всему этому пропасть зря. Я желаю тебе удачи и да благословит тебя Аллах!» – Халиф отрывается от моего уха и несколько секунд внимательно смотрит мне в глаза. Я отвечаю ему тем же немигающим взглядом. Стоящий невдалеке Великий Визирь хмурится, видя столь сердечное прощание, и отворачивается в сторону, смотря на бесконечные цепочки арабских гвардейцев, грузящихся во флагманский корабль халифатского флота. Халиф разворачивается и уходит, вместе с ним башню покидает и вся его многочисленная свита. Я вздыхаю и поднимаюсь на корабль.
Все время полета до границ Халифата я провожу в своей каюте. Мы выключаем гипердвигатель у Аль-Рашида и начинаем перестраивать флот в оборонительную формацию, предполагающую нападение противника. Игры кончились. Финальный час приближается. Я с холодным интересом рассматриваю в иллюминатор пустынный, истерзанный Аль-Рашид и гадаю, что там. Что стало с руководителями восстаниями? С приближенными убитого бандитского главаря? С высаживавшимися на моих глазах инквизиторами? Мои мысли прерывает Великий Визирь, неспешно входящий в мою каюту:
– Мы можем общаться без всех этих условностей?
– Простите, Визирь?
– Я говорю, мы можем общаться без всех этих идиотских условных обращений и восхищений в те моменты, когда нас никто не видит?
– Ах, да, конечно.
– Думаете, наверное, что стало с Аль-Рашидом? Полчаса назад пришел рапорт от инквизиторов. Пятнадцать тысяч казненных еретиков, три сожженных города, улицы в крови, жестокие бои за дворец местечкового халифа. Его приближенные, кстати, тоже казнены – как бандиты и нарушители закона Халифата. Да, это жестоко, но необходимо – оставшиеся в живых жители планеты теперь заживут в мире и спокойствии. Если мы, конечно, победим. Собственно, про это я и зашел поговорить – мы подходим к краю зоны действия халифатской системы сообщения, весь полет до границ Федерации не будет никакой связи, мы не будем знать, что происходит у вас и что ждет нас. На последнем сеансе коммуникации нам сообщили, что флот Разорской Федерации полностью уничтожен, корабли Псов у самой Столицы, остались только шесть орбитальных баз, с трудом держащих оборону. Это плохие новости. Новости хорошие: героическое сопротивление федералов серьезно ослабило Псов, у нас есть все шансы на успех.
– Понятно. Расскажите, в чем ваша вражда с Халифом? – Великий Визирь смеется.
– Он, небось, уже науськивал вас на меня, да?
– Нет!
– Да!
– Нет!
– Да! – я сдаюсь:
– Да!
Визирь снова смеется:
– Это естественно, глупо было бы ожидать от него другого. Каждый раз он ищет повод отправить меня прочь из Золотого Города, заодно подослав пару убийц. Видите ли, он меня боится, страшно боится. Халифами становятся по наследству, это право, данное по рождению. И судьба дарует его случайно. Большая часть наших правителей была мелочными, тупыми, ограниченными людьми с огромным самомнением. Естественно, когда страной правит самовлюбленный идиот, это кончается заговором и объявлением нового Халифа, чаще всего родственника погибшего, чаще всего такого же тупого. Так шел год за годом, эпоха за эпохой – идиот, ближний дворцовый круг, решающий все за него, круг устает, заговор, убийство, правителем объявляется «подходящая фигура», точно такой же идиот, только неизвестный.
– И?
– И у нашего последнего Халифа хватило ума осознать весь ужас своего положения. Он понял, что стал невинным мальчиком в гадючьей яме. Клубки, целые клубки гадюк, шипят, скалят зубы, высовывают раздвоенные языки, того и гляди ужалят. И он решил убрать самую главную, самую опасную гадюку – меня. И вот уже который год безуспешно подсылает ко мне своих агентов с ядами, кинжалами и стволами. Я каждый срываю его планы. С другой стороны, он успешно раскрывает и нейтрализует мои заговоры. Патовая ситуация.
– И чем же он так плох, кроме того, что он Халиф по праву рождения?
– Чтобы не мучить вас вопросами внутренней политике, просто скажу: вы правда думаете, что проблему Аль-Рашида нельзя было решить иначе, чем послав туда отряд фанатиков-инквизиторов, перебивших толпу народа? Вы правда думаете, что там было столько хаоситов? Неужели было недостаточно казни пары десятков главарей, тюрем сотни двум активистами и промывки мозгов остальным?
– Кхм…
– И это лишь один из примеров, еще не самый страшный и не самый кровавый. Своей слоновьей изящностью он уничтожает ни за что ни про что десятки тысяч людей. Да, он научился распутывать заговоры, но больше он не умеет ничего. Абсолютно ничего. Поэтому поклянитесь мне, что не будете пытаться меня убить или еще как-либо вмешиваться в наш конфликт. Поклянитесь, иначе я разнесу вашу голову прямо тут.
– Клянусь.
– Отлично – Великий Визирь широко улыбается – располагайтесь поудобнее и как следует отдохните перед перелетом – по прибытии нам предстоит чертова мясорубка – Визирь кланяется и выходит из каюты.
Я включаю коммуникатор и пытаюсь что-то писать. Не выходит. Столица в осаде, орбитальные станции держатся из последних сил, все висит на волоске. Я закрываю глаза и начинаю усилием мысли пытаться быстрее двигать флот Халифа. Не выходит. Ничего не представляется. Флот летит с прежней скоростью. В голове пустота. Я ухожу в ванную комнату, набираю полный бассейн горячей воды, ложусь в нее и засыпаю.
