Текст книги "Тайны Англии"
Автор книги: Ефим Черняк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)
ЗАКАТ ЯКОБИТОВ
С 1714 года престол занимали представители Ганноверской династии.
Вигов вполне устраивал ограниченный, недалекий Георг I, который не мог претендовать на реальную власть. Он до конца жизни так и не выучился даже говорить по-английски, его министры, за редким исключением, не знали ни слова по-немецки. Премьер-министр Роберт Уолпол для объяснений с королем мог использовать только латынь.
Георг I привез с собой из Ганновера двух фавориток весьма почтенного возраста, отличавшихся, по единодушному мнению современников, редким безобразием. Одна из них – неприятная, карикатурно тощая дама ростом с прусского гренадера – звалась графиней Мелюзиной Герренгардой фон Шуленбург и получила титул герцогини Кендел, другая – уродливо-тучная баронесса София фон Кильмансэгге – стала герцогиней Дарлингтон. Лондонские остряки прозвали их «ярмарочным столбом» и «слоном». Обе отличались незаурядной глупостью и, главное, проявляли ненасытную жадность, особенно герцогиня Кендел, которая, по словам ее зятя лорда Честерфилда, была близка к идиотизму и, кроме того, не задумываясь, продала бы самого Георга за сходную цену. Она наложила свою длань на несколько придворных должностей; долгое время оставался даже вакантным пост командира конной гвардии, а его жалованье выплачивалось фаворитке. Один современник пишет, что, если бы власть Георга не была ограничена парламентом, Кендел непременно сделалась бы лорд-канцлером, а Дарлингтон – архиепископом Кентерберийским. Не лучше была свора ганноверских придворных и министров, старавшихся перещеголять друг друга в лихоимстве. Болинброк еще в качестве «министра» претендента добился одного успеха, важного для него лично: герцогиня Кендел взялась (за приличную мзду) быть его агентом при дворе Георга I, а потом (за особое вознаграждение) выхлопотала ему разрешение вернуться. Георгу I наследовал его сын Георг 11 (1727 – 1760 годы), также бывший полуиностранцем в Англии и отдавший вигской олигархии бразды правления в стране.
Многие годы премьер-министром был Роберт Уолпол. Он был живым олицетворением целого исторического периода утверждения буржуазного парламентаризма. Этот сквайр из Норфолка, пьяница и обжора, любитель охоты и сквернословия, искренне презиравший всякую образованность и искусство, вместе с тем проявил себя как талантливый финансист, опытный политик, научившийся с помощью подкупа умело управлять парламентом и своим принципом «не бей лежачего» немало способствовавший ослаблению политических конфликтов, которые ранее раздирали собственническую Англию. В стремлении укрепить Ганноверскую династию Уолпол избегал внешнеполитических осложнений и предпочитал голосу пушек язык дипломатии, а иногда и секретной службы.
Якобитская опасность сохранялась, хотя положение претендента во Франции значительно ухудшилось. После смерти Людовика XIV в 1715 году регент Филипп Орлеанский сделал ставку на сближение с Англией – злые языки уверяли, что он, мол, такой же узурпатор престола, как Георг I. Регент запретил оказывать любое содействие претенденту, намеревавшемуся отправиться в Шотландию. Это облегчало задачу посла в Париже лорда Стейра, шпионы которого внимательно следили за дорогами и портами, особенно, конечно, на севере Франции.
Претендент находился в гостях у князя Водемона в его замке Коммерси. Яков не появился на балу – было объявлено, что он заболел. Этому поверил даже хозяин замка; только на следующее утро князь Водемон обнаружил, что его гость уже двое суток как покинул замок. Переодетый священником Яков побывал 30 октября в Париже, на следующий день повидался с матерью и отправился в сторону Нанта. Одно время агенты Стейра потеряли след претендента, но вскоре стали вновь следовать за ним по пятам. Яков, обнаруживший слежку, понял, что ему не удастся незамеченным добраться до цели. Он вернулся обратно в Париж, рассчитывая теперь проскользнуть, минуя английских агентов, до порта Сен-Мало.
Тем временем Стейр постарался объединить усилия разведки и дипломатии. Посол явился к регенту и стал настойчиво просить, чтобы претендент был арестован.
Филипп Орлеанский оказался в щекотливом положении. С одной стороны, курс на сближение с Англией был нужен ему лично – он рассчитывал на поддержку Лондона против испанского короля, внука Людовика XIV, который оспаривал права герцога Орлеанского на регентство. Поэтому нельзя было отказать Стейру. С другой стороны, арестовать претендента, торжественно признанного Францией в качестве английского короля, было тоже весьма неудобно. К тому же, с третьей стороны, нельзя было еще иметь полную уверенность, что якобитские интриги потерпят неудачу. Одним словом, ситуация была деликатной, и регент прибегнул к своему привычному методу, который не изменял и в менее рискованных ситуациях, – давать обещания без намерений их выполнять.
Герцог Орлеанский приказал майору своей гвардии для вида сделать попытку перехватить Якова, но так, чтобы обязательно дать ему возможность избежать ареста. Но регент нашел в английском после достойного партнера. Стейр, заранее предусмотревший образ действий французских властей, решил позаботиться обо всем лично, точнее – разделаться с претендентом руками наемных убийц. Для этой цели были наняты отставной ирландский офицер по имени Дуглас и два других сомнительных субъекта, которые должны были подкараулить свою жертву в деревне Нонанкур близ Эвре. Однако агенты Стейра своими расспросами, не проезжал ли здесь худой молодой человек со следами оспы на лице, вызвали подозрение у местной почтмейстерши мадам Лопиталь. Она напоила двух спутников Дугласа и добилась, чтобы их арестовали, а самого ирландца направила по заведомо ложному следу. Прибывшего Якова укрыли у подруги почтмейстерши, расстроившей планы британского посла. Дуглас должен был бросить безнадежное дело и вернуться в Париж, а претендент, отсидев в своем убежище три дня, 8 ноября благополучно достиг Сен-Мало. Впрочем, учитывая все последующее, вряд ли можно считать это благополучным событием для якобитского лагеря.
Претендент добрался до Шотландии, где якобитам удалось поднять вооруженный мятеж. Однако к моменту прибытия Якова III в декабре 1715 года уже выявилась неудача и этого выступления. Правительство подтянуло войска и подавило мятеж. Претендент в феврале 1716 года спасся бегством за границу.
Но и эта неудача далеко не сразу похоронила надежды якобитов. Они возложили свои упования на шведского короля Карла XII. Побежденный под Полтавой и нашедший убежище в Турции, Карл по возвращении на родину продолжал свою прежнюю авантюристическую политику. Объектом его ненависти стал король Георг I. В качестве ганноверского курфюрста Георг купил у датского короля две германские области (бывшие епископства Бремен и Верден), которые тот в 1712 году отвоевал у шведов. Несмотря на крайне острую внутриполитическую ситуацию в Швеции и усталость от войны, Карл намеревался ввязаться в новое предприятие – организацию очередного якобитского выступления, чтобы вернуть утраченные земли. Душой нового заговора стал главный министр Карла XII барон Гортц, который зимой 1716/17 года был шведским послом в Нидерландах. Удалось заручиться обещанием финансовой поддержки со стороны Мадрида. Казалось, перспектива высадки в Шотландии 10 – 12 тыс. опытных шведских солдат станет делом недалекого будущего.
В действительности «шведский заговор» был самой настоящей авантюрой. Для его крушения не потребовалось усилий британского флота, оказалось достаточно активности секретной службы. Были перехвачены и расшифрованы некоторые письма шведского посла в Лондоне Гюлленборга, одного из главных исполнителей плана барона Гортца. В ночь с 29-го на 30 января 1717 года отряд гвардейской пехоты под командой генерала Уода занял резиденцию шведского посла. В комнате, где, по утверждению супруги Гюлленборга, хранились только столовые приборы и белье, были найдены документы, доказывавшие существование заговора. Горти, находившийся в это время в Кале, поспешил вернуться в Голландию, но и там был арестован.
Карл XII не осмелился открыто выступить в защиту своих послов, обоих шведских дипломатов освободили только после длительных переговоров.
Надежды на шведское участие оказались иллюзией. Взамен ее возник мираж испанской помощи. Конфликт между Испанией и германским императором, итальянские владения которого были гарантированы Англией, вызвал столкновение между Лондоном и Мадридом. Избегая английских шпионов, претендент в феврале 1719 года с большим трудом перебрался в Испанию.
Якобиты решили предпринять новую попытку высадки десанта на английской территории с помощью Испании, которая вступила в войну с Англией и Францией. Герцог Сен-Симон, автор знаменитых мемуаров о дворе Людовика XIV, уверяет, что даже главный испанский министр кардинал Альберони, один из организаторов очередного якобитского восстания в 1719 году, был одно время британским агентом. Как бы то ни было, подробную информацию об этом английское правительство получило от своего нового союзника – Версальского двора, точнее – от министра иностранных дел кардинала Дюбуа. 16 января 1719 года Дюбуа сообщил своему английскому коллеге данные, собранные французской секретной службой, о численности и предполагаемых местах высадки десанта. 8 марта того же года Дюбуа направил в Лондон отчет, содержавший много дополнительных подробностей о намеченной экспедиции. Впрочем, еще раньше английский купец Прингл, сумевший завоевать доверие якобитов в Испании, уведомил Лондон о предстоящем вторжении (Прингла наградили за это назначением на должность консула). В Шотландии было высажено около 300 солдат, которые не получили ожидавшейся поддержки местного населения и должны были вскоре сдаться окружившим их английским войскам.
Вскоре после крупного финансового скандала с «Компанией южных морей» в Англии, вызвавшего серьезное недовольство, якобиты организовали ещё один заговор. Они предполагали неожиданным нападением захватить Тауэр и одновременно арестовать короля Георга I. Руководитель заговора адвокат Кристофер Лейер был выдан одной из своих любовниц, дамой полусвета, и казнен 17 мая 1723 года. В заговоре было замешано несколько знатных вельмож: герцог Норфолк, граф Орери, лорд Норт и влиятельный епископ Рочестера Эттербери.
В числе успехов английской секретной службы было уличение епископа Эттербери в связях с претендентом. В 1722 году правительственные шпионы заполучили доказательства изменнической переписки епископа с якобитским министром графом Мэром. Через кого разведчики получили доступ к этой секретнейшей корреспонденции? Некоторые современники, а вслед за ними и ряд историков подозревают, что этим лицом был… сам граф Map. Другие исследователи (например, М.Брюс) считают, что об измене епископа английское правительство было уведомлено герцогом Филиппом Орлеанским, что английский разведчик сэр Люк Шауб, истратив 500 ф. ст., добыл в Париже сведения, требовавшиеся для осуждения Эттербери, и что Map поэтому может быть обвинен только в непростительной неосторожности. Однако информацию, полученную от регента, нельзя было предъявить суду, и нет уверенности, что истраченные Шаубом 500 ф. ст. не перекочевали в карман графа Мара. Впрочем, возможно, они достались светской прожигательнице жизни леди Лендсдаун, которую также подозревали в занятии шпионажем. Как бы то ни было, правительство получило в руки документы, которые позволили ему добиться осуждения Эттербери на пожизненное изгнание из Англии.
Английские шпионы следовали по пятам за претендентом, где бы он ни находился – в Сен-Жермене, Баре, Болонье или в Риме. Главным из них стал Джон Уолтон. Под этим псевдонимом скрывалась весьма красочная персона – бранденбургский юнкер, по определению одного английского историка, «изгнанный из отечества прусский содомит по фамилии Штош». Однако многим современникам прусский дворянин Филипп фон Штош, патологический лжец и попросту вор, был известен как саксонский дипломат, а потом – как один из наиболее страстных коллекционеров произведений искусства. С 1721 года в течение 35 лет Штош исполнял обязанности английского резидента, получая сначала по 400, а с 1723 года – по 520 ф. ст. ежегодно за подробные донесения своим нанимателям (Штош ухитрялся одновременно получать саксонскую и испанскую пенсии и имел другие подобные же безгрешные доходы). Свои депеши Штош пересылал через английских дипломатов в Тоскане, среди которых заслуживает особого упоминания Горэс Манн, ставший с 1740 года на несколько десятилетий фактическим главой британского шпионажа на Апеннинском полуострове. Репутация ревностного ценителя и собирателя антиквариата, столь модного тогда занятия, считавшегося свидетельством аристократической утонченности, очень помогала Штошу расширять круг своих знакомых, в том числе и среди ближайшего окружения претендента.
В 1731 году папа выслал из Рима Штоша, который все же попал под подозрение якобитов. Штош перебрался во Флоренцию, откуда продолжал осведомлять английские власти о планах якобитов до самой смерти в 1757 году.
За передвижениями претендента внимательно следили также британские дипломаты в Турине и Генуе. Однако особенно важную информацию доставлял в Лондон кардинал Алессандро Албани, племянник папы Климента XI и личный друг кардинала Стюарта, главы якобитской эмиграции в Риме. Албани, как и Штош, был знатоком и собирателем произведений искусства. Его римская резиденция – вилла Албани – считалась одним из чудес Европы. Вероятно, именно Штош побудил Албани к занятию шпионажем. Тот поддерживал связи с Горэсом Манном до своей кончины в 1779 году. В обмен на оказываемые услуги Албани требовал содействовать своим протеже, вводить их в круг британских коллекционеров.
Горэс Манн, впрочем, предпочитал не доверять полностью даже, казалось бы, проверенным людям – кардиналу Албани и его агентуре. Английский премьер-министр Уолпол говорил: «От кого бы я мог узнать о якобитских планах, кроме самих якобитов? Никто другой не мог сообщить их мне». Надо лишь добавить, что якобиты сумели, в свою очередь, внедриться в шпионскую сеть, созданную Уолполом.
Почти полвека, вплоть до последнего восстания якобитов в 1745 году, большая часть усилий английской секретной службы затрачивалась на борьбу против сторонников свергнутой династии Стюартов. Ряды ее сторонников редели, но тайная организация достигла большого совершенства.
Высадка принца Карла Эдуарда в горной Шотландии и поход ополчения шотландских кланов на юг были чистой авантюрой. Якобиты не имели серьезной поддержки в Англии, выстраивавшиеся вдоль дорог англичане с любопытством смотрели на шотландских горцев, но не выражали желания присоединиться к их походу на Лондон. И тем не менее авантюра могла увенчаться, пусть мимолетным, успехом. Правительство было очень непопулярно, а основная часть регулярной армии находилась на континенте. Правда, преобладание английского флота на море позволяло довольно быстро произвести переброску нескольких полков в Англию, но они могли не успеть… А пока что ополчение кланов двигалось на юг, не получая поддержки, но и не встречая серьезного сопротивления. Оно двигалось вслепую. У Карла Эдуарда фактически не было военной разведки. Сторонники Стюартов по-прежнему посылали свои донесения в Париж, где помещался разведывательный центр якобитов. Отдельные агенты, направленные из штаба армии Карла Эдуарда, были арестованы. Информация, которую получала британская разведка из Парижа, позволила английскому флоту сорвать все планы французского десанта в Англии. Однако самый сильный ущерб делу якобитов был нанесен правительственным шпионом Лэдли Брэдстритом, совмещавшим это довольно прибыльное занятие со сводничеством и сутенерством. Прибыв из Лондона в штаб-квартиру герцога Кэмберленда, командовавшего войсками, брошенными на подавление якобитского восстания, Брэдстрит получил задание задержать движение шотландцев хотя бы только на 12 часов. Дело в том, что армия Кэмберленда находилась дальше от столицы, которую она должна была прикрывать, чем отряд Карла Эдуарда. Но лидеры кланов, обескураженные отсутствием со стороны английского населения поддержки, начали подумывать о возвращении в родные горы. Тут и подоспел Брэдстрит со своими дезориентирующими шотландцев сведениями. На военном совете 5 декабря 1745 года в Дерби, вопреки протестам Карла Эдуарда, фактически по подсказке неприятельского разведчика было решено начать отступление. Отходившая на север армия якобитов была вскоре же настигнута и разгромлена правительственными войсками. Что же сообщил Брэдстрит вождям кланов, побудив их к принятию рокового решения 5 декабря? Он доверительно известил их, что у города Нортхемптона сосредоточена еще одна правительственная армия генерала Хоули численностью 9 тыс. человек и что якобиты могут быть зажатыми в тиски между нею и войсками под командой Кэмберленда. Впоследствии Брэдстрит иронически заметил, что на деле для противодействия якобитам на юге не только не было 9 тыс., но и даже 9 солдат.
За поражением якобитов последовали кровавые репрессии в горной Шотландии, которые подвели черту под сколько-нибудь основательными попытками реставрации Стюартов. Однако даже после разгрома якобитов в 1745 году тайная организация их не сразу сошла со сцены.
Еще осенью 1750 года английский дипломат-разведчик Хенбери Уильяме намеревался сговориться с какими-то поляками с целью схватить претендента, как только тот появится на территории Польши, и отвезти его в любой порт на Балтийском побережье. Правда, до получения санкции Лондона посол не дал окончательного согласия – это было вполне разумным шагом, так как один из поляков, предложивших свои услуги, «пользовался доверием» французского маршала Мориса Саксонского и графа Брюля, саксонского премьер-министра. Понятно, что из Лондона рекомендовали Уильям-су проявить крайнюю осторожность.
К началу 50-х годов относится последняя якобитская конспирация – «заговор Элибенка». 16 сентября 1750 года Лондон тайно посетил Карл Эдуард. Возможно, что его приезд оказался неожиданностью для части якобитских лидеров. В столице Карл Эдуард мог убедиться, что сведения, которые ему посылали о готовности к новому восстанию, являлись выдумкой, и через пять дней поспешно покинул английскую столицу. Перед этим, если верить его позднейшему заявлению 1759 года, он перешел из католичества в англиканство, надеясь таким образом привлечь на сторону якобитов новых сторонников. Однако что касается потомков Якова II, то этот шаг запоздал по крайней мере на полстолетия, чтобы иметь серьезное политическое значение. Тем не менее какие-то приготовления все же велись, они продолжались и после отъезда принца.
В 1752 году Александр Мэррей, брат лорда Элибенка, составил заговор: 60 якобитов должны были ворваться в Сент-Джеймский дворец, чтобы умертвить короля Георга II и его семью. Немедля в Лондон должен был прибыть Карл Эдуард. С заговором был связан давний участник якобитских комплотов граф Меришел, с того времени, правда, успевший перейти на прусскую службу. В августе 1751 года Меришел занял пост прусского посла в Париже. Впрочем, маловероятно, что, делая этот демонстративно враждебный Англии жест, прусский король Фридрих II думал о чем-либо большем, чем осторожная помощь якобитским интригам. Одним из руководителей заговора был лорд Элко. Подготовка велась на протяжении всего 1752 года, хотя ряд заговорщиков отказался действовать после того, как выяснилось, что Карл Эдуард связался с некоей Клементиной Уолкиншоу, которую считали агентом британской разведки. Для этого, возможно, не было оснований. Вполне доказано лишь то, что чрезмерное пристрастие мисс Уолкиншоу к спиртному никак не могло способствовать ослаблению таких же склонностей у Карла Эдуарда, превратившегося к этому времени в беспробудного пьяницу. Секретная служба английского правительства была в курсе дела. Она получала подробную информацию от своего лазутчика, скреплявшего свои донесения подписью «Пикл». Первое сохранившееся письмо Пикла из Булони премьер-министру Генри Пелгаму датировано 2 ноября 1752 года. Это был сын вождя одного из шотландских кланов Элистер Макдоннелл (свой псевдоним он заимствовал у героя изданного в 1751 году и получившего известность романа Т. Смолетта «Перегрин Пикл»). В своих донесениях разведчик передавал, что в заговоре активно участвовал прусский король, он побуждал к тому же и французское правительство. Существовал подробно разработанный план выступления в столице. Помимо действий в Лондоне, предполагалась высадка шведского десанта в Шотландии. Якобиты рассчитывали и на своих сторонников в армии. Во многом это было повторением «заговора Лейера», организованного в начале 20-х годов.
Вскоре якобиты выяснили, что их надежды на помощь Пруссии оказались крайне преувеличенными. И Фридрих II, и его посол граф Меришел, сохранивший лишь платоническую приверженность якобитству, хотели скорее доказать Англии, что Пруссия может стать опасным врагом. В Лондоне учли намек – через несколько лет, в 1755 году, произошла «дипломатическая революция», в результате которой Англия и Пруссия стали союзниками в Семилетней войне.
Между тем зимой 1752/53 года подготовка велась ускоренными темпами, но потом сразу замерла. Возможно, что непосредственной причиной был арест 20 марта 1753 года одного из руководителей заговорщиков – Арчибалда Камерона. Он никого не выдал и был повешен 8 июня за участие в мятеже 1745 года.
Правительство не хотело сообщать, что ему известно о последующей заговорщической деятельности Камерона – это ведь могло разоблачить Пикла. Однако сам арест Камерона убедил якобитов, что в их среде орудуют правительственные шпионы. Заговор окончился ничем. Неясно, насколько широк был круг его участников, а также были ли связаны с ними некоторые влиятельные лица, включая лорда Элибенка, по имени которого названа эта неудавшаяся конспирация.
После смерти отца Пикл занял место главы клана и должен был прекратить небезвыгодную деятельность разведчика. Во время Семилетней войны глава французского правительства герцог Шуазель снова намеревался разыграть якобитскую карту, но из этого ровным счетом ничего не вышло – во многом из-за того, что английская секретная служба по всем пунктам превзошла французскую разведку. Английские агенты по инерции продолжали вплоть до середины 70-х годов тщательно следить за передвижениями Карла Эдуарда, который обнаружил большое искусство в переодевании, гримировке, ношении фальшивых усов и бороды и т. п. Эта возня чем дальше, тем больше теряла всякое политическое значение.
Начиная с середины века Просвещения, как нередко именуют XVIII столетие, деятельность английской разведки уже не преследует династических цепей, которые, впрочем, были всегда связаны с важными вопросами классовой и внутриклассовой борьбы. Политические конфликты в Англии отныне уже не облекаются в форму династических споров.
