Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Эдвард Радзинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

А на самом деле ты очень прост. И вообще сентиментален. И твоя отроческая любовь к Г. О…

Евдокимов.Слушай, Топтыгин…

Феликс.Молчу. Кстати, ты тоже очень прост. Ты все время хочешь походить на Владика. Но у тебя это плохо получается… Эта голубая планета ужасно вертится. Не могу сосредоточиться. Трясет.

Наташа.Я никогда не думала, что ты станешь фигляром. ( Евдокимову.)Потанцуем.

Евдокимов.Сиди.

Феликс.Поймал!..

Евдокимов.Что?

Феликс… Мысль… Я просил Семенова разрешить мне вернуться в отдел.

Евдокимов.Дальше.

Феликс.Семенов сказал, что он не возражает. Он сказал, что я неплохой человек.

Владик.Неплохой человек – это еще не профессия.

Феликс.Ясно. Деловая часть закончена. Элик, сыграй что-нибудь.

Евдокимов.Нет.

Феликс.Зря. Я очень люблю, когда ты поешь… Предлагаю ( Евдокимову) игру.

Евдокимов.Что же это за игра, Топтыгин?

Феликс.Народная игра. Собираются на голубой планете Земля двое. Чуть поддают и начинают говорить друг другу правду… А они пусть потанцуют.

Наташа.Я не хочу.

Евдокимов.Потанцуй.

Наташа.Потанцевать, да?

Феликс.Не волнуйтесь, Наташа. Мы мирные люди. Игра у нас будет совершенно мирная. Вы потанцуйте пока.

Владик усмехается, начинает танцевать с Наташей.

(Евдокимову.)А здорово ты ее подмял. Полная потеря индивидуальности. Каждая женщина – немного «душечка»… Итак, правда первая. Вы не возьмете меня обратно?

Евдокимов.Нет.

Феликс.Почему?

Евдокимов.Потому… что.

Феликс.Правда вторая. Ты можешь успокоиться. Она сама меня бросила. Для таких, как ты, это важно.

Евдокимов.Может, хватит, Топтыгин?

Феликс.Я не Топтыгин. Я животворный оптимист. Кстати, хотите узнать третью правду – как становятся животворными оптимистами?

Евдокимов.Ай-яй-яй, как образно!

Феликс.А знаешь, ты прав: это все смешно. Невероятно смешно. Ему тоже стало смешно. Так смешно, что он до сих пор не может остановиться. Все смеется на голубой планете Земля. Давайте смеяться! Он полон смехом, как беременная рыба икрой. Впрочем, рыбы называются не беременными, а как-то иначе.

Наташа.Не надо больше, Феликс.

Феликс.Чего не надо?

Наташа.Говорить больше не надо. И пить тоже.

Феликс.А я это не им рассказывал, Наташа.

Наташа.Я… все поняла. (Мягко.)Но больше не надо, ладно?..

Евдокимов.Ты сложный человек.

Феликс.Не говори.

Евдокимов.Ты простой человек. Ты прост как… как…

Феликс.Потом придумаешь, как что я прост.

Евдокимов.И еще, Топтыгин, я ненавижу людей, которые…

Наташа.Перестань, Эла. (Подойдя к Феликсу, тихо).Ты знаешь, Феликс, вот мне отчего-то кажется… что все у тебя будет хорошо. Поверь мне… У меня на это нюх… Все будет просто великолепно. А сейчас иди домой.

Феликс.Можно мне с тобой потанцевать?

Наташа.Потанцевать, да? Ну конечно, давай потанцуем.

Феликс.Нэ. Пожалуй, нэ надо. Ты грустная девушка, я тоже грустный. Двое грустных – это уже коллектив. А вот, по-моему, мы все должны быть веселыми, как утренние воробьи. Как скворцы в мартовской роще… Вы когда уезжаете завтра?

Владик.В ноль десять.

Феликс.Желаю удачи… Проводи, хозяин.

Феликс и Владик уходят.

Евдокимов (Наташе).Чего ты сидишь?

Наташа.А что мне делать?

Евдокимов.Танцевать. Или, может, пойдешь поцелуешь его, как того летчика?

Наташа.Вообще, надо бы.

Евдокимов.Слушай, серьезно, ты шизофреничка?

Наташа.Ты знаешь, Эла, я на тебя не обижаюсь. Тебе все это очень трудно понять. У тебя всегда было в жизни все… не плохо. А вот у него – не вышло. Не все люди такие сильные, как ты… Но с возрастом, наверное, у всех появляется потребность уважать себя. У него – тоже… Я не понимаю, о чем он вас просил. Но он просил. А ты на него плюнул.

Евдокимов.Закончила, да?

Наташа.Ну что с тобой говорить? В тебе есть один… дефект: ты совершенно, ну ни капельки не умеешь жалеть людей. Это потому, что тебя еще ни разу не трахнуло в жизни. Вот когда-нибудь разочек трахнет… и ты сразу станешь все понимать.

Евдокимов.Так как же насчет поцелуя? Наташа. Какой ты дурачок сейчас. Евдокимов. Вот что, умница. (Бешено.)Бери своего Феликса, свой плащ… и все втроем – двигайтесь отсюда!

Наташа.Хорошо. (Пауза.)До свидания.

Он молчит. Она уходит. Возвращается Владик, усмехнулся, сел.

Евдокимов (хмуро).Ерундой много занимаемся. Работать перестали.

Владик.Я сразу понял, что ты в нее влюбишься. Единство противоположностей.

Евдокимов.Спасибо, что объяснил. Никак не мог понять, чего это я в нее влопался.

Владик.Ты ужасно разговариваешь. Впрочем, жаргон – это язык шиворот-навыворот. Это язык молодости. Однажды мы заговорим правильно – и это будет означать, что молодость прошла.

Евдокимов.Нет, как ты умеешь все объяснить! До завтра.

Владик.До завтра…

Евдокимов выходит. Владик один. За сценой звуки магнитофона, смех, говор.

Затемнение.

На следующий вечер. Квартира Евдокимова. Евдокимов один. Часы бьют половину одиннадцатого. Звонок телефона. Евдокимов бросается к трубке.

Голос Владика (из трубки).Привет.

Евдокимов ( разочарованно).Ты…

Голос Владика.Звонил Семенов: машина за тобой придет к двенадцати.

Евдокимов.Ясно.

Голос Владика.Ты что сейчас делаешь?

Евдокимов.Читаю.

Голос Владика.Ждешь ее?

Евдокимов.Не люблю, когда ты разговариваешь на эти темы. Кстати, захвати карты, а то в свободное время мы взбесимся от скуки. ( Кладет трубку. Продолжает расхаживать по комнате.)

Резкий звонок у входной двери. Евдокимов улыбается, бросается открывать. Шум, голоса. Евдокимов возвращается очень хмурый с матерью и отчимом. Мать – моложавая женщина в очках, тип «красивых женщин – научных работников». Отчим – ее возраста, сухой, кашляющий, очень застенчивый.

Мать.Никогда не предполагала, что ты вечером будешь дома. Сразу открой форточку – здесь отчего-то ужасно пахнет клопами. (Открывает форточку.)Электрон, унеси из передней чемоданы Аникина.

Отчим.Зачем же. Я сам могу их унести. (Выходит.)

Мать (шепотом).Ты понимаешь, такое событие: Аникина выдвинули в членкоры. Мы сразу вылетели. А Генку оставили. Ему там очень хорошо. Я только боюсь, что он сойдет с ума от свободы…

Евдокимов выходит.

Нет, отчего так пахнет клопами? ( Вдруг что-то заметила на полу. Подняла. Разглядывает. Усмехнулась. Положила в карман.)

Звонок телефона. Евдокимов бросается к телефону. Из своей комнаты бросается к телефону и отчим.

Евдокимов ( успевает раньше).Алло… (Хмуро, отчиму.)Вас.

Отчим (берет трубку).Да, я. Здравствуй, Семен… Невероятно комическое обстоятельство… Сегодня заключительный тур… Ну, если я скажу, что это мне безразлично, ты ведь все равно не поверишь… (Смеется.)Варианты такие: Федосевич – слишком молод… Попов – вообще никогда не обременял себя наукой. Он деятель больше общественный… Ваш покорный слуга тоже сделал в науке весьма маловато. ( Замолчал, выслушивая с улыбкой ответный поток слов, в котором содержалась вся высокая степень оценки его заслуг.)Ну, ну, ну… Может быть, Репин? Но он всем и вся насолил. Так что остается пока гадать… Ну, звони, звони. (Вешает трубку. Матери.)Борисов передает тебе привет.

Мать.Но откуда у нас все-таки пахнет клопами? Может быть, они к нам переползли?

Отчим.Я, собственно, ничего не чувствую.

Мать.Мужчины никогда ничего не чувствуют. Нет, они определенно переползли из двенадцатой квартиры… Электрон, почему ты не интересуешься братом Геннадием?

Евдокимов.Интересуюсь.

Мать.Он становится до невозможности похож на тебя. Он у всех знакомых девушек спрашивает, не знают ли они Нофелета. Помнишь эту твою шутку, которую ты придумал в седьмом классе?

Евдокимов.Помню.

Мать.Дивный парень! Абсолютно влюблен в математику. И при этом пижон страшнейший. Он читал какие-то стихи и что-то перепутал. А Нинель Борисовна его поправила. И он абсолютно невозмутимо ей сказал: «Сточки зрения трехзначной логики это все несущественно». Чем привел своего отца, гуманитария Аникина, в совершенный восторг.

Евдокимов (тихо).Кретин.

Мать.Что с тобой?

Евдокимов. Ничего. Вспоминаю, какой я был кретин. Кстати, что это за записочки валяются на всех столах? (Читает.)Федосевич – шесть, Репин – восемь.

Мать. Тсс… ЭтоАникин подсчитывает варианты. (Смеется.)А говорит, что ему все равно. Отлично!

Евдокимов хочет уйти.

Электрон, почему на кровати должны лежать мыльницы?

Евдокимов.Я уезжаю сегодня на «Альфу».

Мать.Как – уезжаешь?!

Евдокимов.В двенадцать.

Мать.Ну что же ты молчал? Что у вас там?!

Евдокимов.Да так.

Мать.Любопытное что-нибудь?

Евдокимов.Да нет, обычная ерунда.

Мать.Передавай привет Семенову. Так. Значит, тебе нужно сесть и внимательно продумать, что ты с собой возьмешь, а не бегать все время к телефону, как опаленный таракан. Главное, не забудь зубную щетку.

Звонок. Отчим и Евдокимов тотчас бросаются к телефону.

Евдокимов ( успев раньше).Алло! Вы не туда попали. (Вешает трубку, выходит.)

В комнате мать и отчим.

Мать (вынимая что-то из кармана).Аникин, что это?

Отчим.По-моему, это шпилька.

Мать.Так. Я нашла ее на полу.

Отчим.Он вроде не мальчик.

Мать.Не в этом дело. Я удивляюсь, что ты ничего не видишь. Он стал очень странный. Эта беготня к телефону… Он влюблен! Неужели ты не видишь! А я совершенно не знаю, кто она! (Нюхает ветку эвкалипта. Торжествующе.)Так вот! (Выдергивая ее из вазы.)Значит, от этой страшной ветки пахло клопами! Ее нужно немедленно уничтожить. (Выходит.)

Звонок телефона. Евдокимов и отчим бросаются к телефону.

Евдокимов ( успевая раньше).Алло! (Мрачно.)Вас. Отчим (берет трубку).Здравствуй, Николай!.. Понимаешь, комическое обстоятельство. ( Замолкает, выслушивая поток слов собеседника.) Ну, спасибо, спасибо. (Кладет трубку, уходит.)

Возвращается мать.

Мать.Ты положил в чемодан зубную щетку?

Евдокимов.Положил.

Мать.Боже мой, пятнадцать минут двенадцатого. Нужно что-то тебе сготовить. Куда-то девались все сковородки. После лета все сковородки куда-то исчезают. Ты понимаешь, кажется, Аникина все-таки изберут.

Евдокимов.Меня это мало интересует.

Мать.Тебя сейчас ничего не интересует. Евдокимов. Здесь стояла ветка. Куда ее дели? Мать. У нее был клопиный запах. Я ее выбросила. Евдокимов. Это была моя личная ветка! И я никого не просил!..

Мать.Ну, ладно… Ладно…

Молчание. Он собирает чемодан.

Элик!

Евдокимов.Да?

Мать.Мы с тобой редко разговариваем. Я всегда занята. Я, наверное, неважная мать. Но я бы хотела, чтобы ты мне ее показал.

Евдокимов.Кого?..

Мать.Ее… ее. (Выходит.)

Евдокимов один. Часы бьют половину.

Евдокимов (грустно усмехается).Все… Мать (входя).Одну сковородку я обнаружила в ванне. Почему?.. Ну, серьезно, Элик, я хоть раз еевидела? Евдокимов. Кого?

Мать.Ну, ее… которая сюда приходила.

Евдокимов.Не нужно, мамочка. Чушь все это. Приходила, уходила… Одна, другая… все это несерьезная чушь. (Уходит.)

Мать.Аникин! Аникин!

Из своей комнаты выходит отчим.

Неужели я опять ошиблась?

Отчим.Нет. Федосевич слишком молод… Они это не любят… (Трагически.)Но Попов?!

Мать (трагически).Он, кажется, ни в кого не влюблен!

Отчим.Ну вот и хорошо, а ты волновалась.

Мать.Что ж тут хорошего, Аникин? Ну почему он такой? Ну почему он не умеет любить?!

Затемнение.

Парадное дома Евдокимова. В парадном Наташа, в форме и с чемоданчиком. Стоит, прислонясь к клетке лифта. Надпись «Лихта не работает». По лестнице спускается Евдокимов, тоже с чемоданчиком. Они стоят и смотрят друг на друга.

Евдокимов.Ясно.

Наташа.Я просто проходила мимо и решила… Евдокимов. А позвонить ты не могла? Наташа. Понимаешь, я не знала, удобно ли это. Я как раз по лестнице поднималась… Там к тебе кто-то приехал… Я и решила подождать здесь… немного. Евдокимов. Значит, ты ждешь два часа? Наташа. Два или двадцать два… не помню и не важно.

Евдокимов.Я люблю тебя, Наташа.

Наташа (почти испуганно).Что ты?

Евдокимов.Я очень люблю тебя.

Наташа.Ну, тише, тише… А наверное, справедливость все-таки есть. Я загадала: если мы с тобой встретимся сегодня, значит, есть справедливость.

Евдокимов целует ее.

Ну, не надо. Ну, не хочу я… Ну вот, всегда ты пользуешься своей силой.

Он целует ее.

Наташа.Да не любишь ты меня. Ты просто так, «чмокальщик». Ну целуй! Целуй! Все равно тебя брошу. И мы совсем не подходим друг к другу.

Он целует ее.

Ты эгоист. Ты терпишь меня за то, что я к тебе хорошо отношусь. А доброту вообще… ты не понимаешь! Брошу я тебя! Вот соберусь с силами и брошу… Просто у меня сейчас с выдержкой плохо. Евдокимов.Я люблю тебя, люблю…

Гаснут и вспыхивают фары, освещая парадное.

Я ходил к тебе домой.

Наташа.Я знаю. Я у Лильки жила. Я только сегодня с матерью помирилась. Она мне трет морковный сок. Но я все равно не поправлюсь. Она говорит, что не в коня корм… Элка… Я больше не могу так… Я все думаю… иреву… Ты молчи, молчи… Я каждое утро с тобой разговариваю. Вот проснусь и спорю с тобой, как идиотка. Ты только молчи. Все как надо. Так и должно было быть. И всегда ты обо мне бог знает что будешь думать. И правильно! Девчонка, с которой ты познакомился в кафе… А! Это невозможно. Ты не имеешь права обо мне так думать! Потому что… Элка – мой, мой, мой. Я люблю тебя. Я немыслимо… я даже не знала, что так можно… Элка, я хочу… Я не виновата! Откуда я знала, что я тургеневская барышня! А ты все равно будешь на меня так смотреть! Потому что… Ты молчи, молчи… Это нам – за все… Что это светит?

Евдокимов.Машина. За мной.

Наташа.Вот и хорошо. Иди, иди.

Евдокимов.Наташка.

Наташа.Молчи. Потом… А сейчас иди, иди. Евдокимов. Боишься, как всегда, быть обузой?

Наташа.Знаешь, я тебе подарю этого орла. ( Снимает с груди птичку.)

Евдокимов.Тебе не попадет?..

Наташа.Уезжай, уезжай, наконец. Евдокимов. У нас все дела закончатся к двадцать первому. Значит, двадцать второго – у метро «Динамо».

Наташа.Я тоже улетаю сегодня утром. Евдокимов. К двадцать второму-то прилетишь?

Она кивает.

У метро «Динамо». В семь часов.

Наташа.Ну, разлетелись в разные стороны? Евдокимов. Ты вспоминай там обо мне. Наташа. Все твои дела будут хороши! Иди, иди, Эла!

Евдокимов.Салют, Наташка. Привет Брюсселю!

Затемнение.

У метро «Динамо», Владик и Евдокимов с цветами. Очень солнечный день. Бравурная музыка. Рядом щит с плакатами. На одном из плакатов – стюардесса с поднятой кверху рукой. Надпись «Летайте самолетами Аэрофлота».

Евдокимов(в сторону плаката).Здравствуй, Наташа… Сто лет не покупал цветы девушкам.

Голос.Нет лишнего билетика?

Евдокимов.Нет… Ты знаешь, когда мы сегодня утром уезжали, я посмотрел на Семенова. У него была такая счастливая рожа. И только тогда я понял: «Выиграли». Вот, наверное, ради таких минут живут люди… Завтра все это будет очень привычным.

Голос.Есть лишний билетик?

Евдокимов.Есть… в баню.

Голос.Охламон ты!

Евдокимов.Согласен, друг, я – охламон… Люблю ходить на футбол, Владька. Азарт. Вот ты знаешь, эта Наташа – действительно лучшая девчонка в СССР. Вот она сейчас придет, и я при тебе ей это скажу. (Смеется.)

Появляется Ира. Оглядывается. Замечает Евдокимова и останавливается в стороне.

Владик.Только не при мне.

Входит веселый гражданин.

Гражданин (Евдокимову).Здорово!

Евдокимов.Привет деятелям балалайки.

Гражданин.Ну, как сложится игра?

Евдокимов.«Динамо» штуки две положит на калитку.

Гражданин.Вот такие дела… Вот окончилась эра колониализма? Ушла, значит, в безвозвратное прошлое? Вот так же точно закончилась эра господства московских команд. Стремительный Мунтян в Москве есть?

Евдокимов.Нет в Москве стремительного Мунтяна.

Гражданин.А искусный Онищенко где, в Москве? (Владику.)Ты как считаешь?

Владик.Когда я вижу, как двадцать два взрослых человека гоняют один надутый шар, я отчего-то сразу вспоминаю, что всего двести пятнадцать миллионов лет назад землю населяли гигантские ящеры.

Евдокимов.Не обращайте внимания, он сухой. (Владику.)Ты посмотри, как на нас смотрит эта кроха. (Шепотом.)Владюша, ты ей нравишься.

Гражданин (Евдокимову).А где же твой Чернышевский?

Евдокимов.Вот скоро должен подойти… А я вот точно знал, что я вас сегодня встречу.

Гражданин.Откуда же ты знал?

Евдокимов.Я всегда знаю, что со мной случится. У меня на небе есть специальный человек. Он заведует моими удачами… Ну, как ваша балалайка?

Гражданин.Бросил.

Евдокимов.Чего так?

Гражданин.Понимаешь, чувство юмора не позволило. Бросил балалайку – и ушел в цирк.

Евдокимов.Что вы говорите! Чем же вы занимаетесь в цирке?

Гражданин.Иллюзией… Достаю из воздуха разные чашки, ложки…

Евдокимов.Очень полезная вещь. А вот бифштекс вы не смогли бы достать из воздуха? А то я с утра сегодня голодный.

Гражданин.Нет.

Евдокимов.Чего ж так слабо?

Гражданин.Иллюзия так не делается. Для иллюзии, пташечки мои, букашечки, всегда нужен партнер. (Усмехнулся.)Для иллюзии нужны двое. (Уходит.)

Ира (подходя к Евдокимову).Простите, вы Евдокимов?

Евдокимов.Допустим.

Ира.Можно вас на минутку?

Евдокимов.Можно.

Отходит в сторону. Теперь они стоят на проходе.

Голос.Не намечается лишний билетик?

Ира.Нет… Вы ждете Наташу?

Евдокимов.Да.

Голос.Нету лишнего билета?

Ира.Нету… Она мне объяснила, что вы ее должны здесь ждать. Она очень хорошо описала вас…

Евдокимов.В чем дело?

Голос.Нет лишнего билета?

Ира.Нет… Она не придет. Потому что…

Голос.Нет билетика?

Ира.Она ужасно волновалась. У вас там сегодня что-то происходило на работе. Она не придет.

Голос.Нет билета?

Ира.Нет… Они сели на аэродром. Я как раз была на поле. У них загорелось. Ну, она всех выпускала, выпускала…

Голос.Молодежь, нет лишнего билетика?

Ира.Выпускала пассажиров и не успела… Потом она пришла в себя… и все говорила… и все волновалась, как у вас там.

Голос.Ребята, есть билетик?

Ира.Она еще долго жила, два часа… Она просила передать вам, что главное – выдержка. Я пойду.

Евдокимов.Да.

Ира.Я вам еще позвоню. У меня есть ваш телефон.

Голос.Нет лишнего?

Ира.Нет… Я записала ваш телефон. А сейчас я пойду. До свидания. (И она резко повернулась, почти побежала.)

Евдокимов молча стоит. Потом повернулся лицом к Владику.

Владик.Элька!! Ты что?! Евдокимов.Ничего. Ты иди. (Подошел к барьеру. Сел.)

Владик неподвижно стоит рядом. Начинают передавать составы играющих команд. Звук постепенно затихает. Шум стадиона уже не слышен. В мире – тишина. Они не двигаются. Сколько прошло времени? Наверное, очень много. Потому что начал гаснуть свет. Они недвижимы. Темнота сгущается. Видны уже только огоньки их папирос.

Голос Евдокимова.Так не бывает.

Ееголос. Бывает, Эла.

– Я даже не подарил тебе цветов. Но ты и не хотела.

– Я очень хотела.

– А моя подушка пахнет твоими волосами. Когда мы заканчивали опыт, я все время об этом вспоминал.

– Смени наволочку – вот и все. Потрясающе, что у тебя вышел опыт. Девушка будет тобой гордиться. (Смех.)

– Я все время слышу твой смех. У тебя невероятный смех.

– Лучший смех в СССР.

– Было очень страшно?

– Да… Когда пошел дым, все туристы повскакали. Это тебе не геологи, тихие, как огурчики. Я их успокаивала… И забыла слово по-английски. И все вспоминала… и потом… А!

– Я идиот. Все было не так!

– Все было так. Я ни о чем не жалею.

– Ты была такая грустная в парадном.

– Я была счастливая. Ты знаешь, я просто сдерживалась, чтобы не заорать от счастья, потому что я поняла, что ты меня вправду любишь.

– Нет, так нельзя! Так не бывает!

– Выдержка, Эла. Главное, выдержка! По-английски «выдержка» – это…

Становится чуть светлее. У метро по-прежнему двое.

Евдокимов.Кончились сигареты. Владик.Я сейчас где-нибудь достану…

Молчание.

Евдокимов.Не надо. Пошли…

Они встают и молча уходят. Совсем светает. Появляется первая расклейщица афиш. Насвистывая, она заклеивает старые афиши. На доске остается только один старый плакат – стюардесса с поднятой кверху рукой.

Занавес.

Снимается кино

Действие первое

Над сценой надпись «Павильон № 2». Уголок съемочного павильона на киностудии. Ставят свет: зажжены юпитеры. Кинооператор прильнул к камере. Перед камерой стоит Киноактер Чуть поодаль – массовка: Старец с бородой и ослепительная Блондинка. В течение сцены Старец саркастически усмехается, а Блондинка крайне озабочена тем, чтобы незаметно встать поближе к съемочной камере. Все это происходит в глубине сцены. Ближе к зрителям стоит режиссер фильма Нечаев. Ему около тридцати. Рядом с ним – ассистент режиссера Зина. Коротко стрижена и в брюках – облик подростка. Нечаев, как и подобает подлинному режиссеру, совершает одновременно тысячу разных дел: руководит установкой света, подписывает что-то Зине и беседует с руководителем джазового трио – Трубачом. Двое других джазистов из трио – Гитара (рассудительный пожилой человек) и Ударник (опечаленный молодой человек) – сидят на стульях на самом переднем плане и, отставив инструменты, неторопливо беседуют.

Ударник (печально).Сейчас они установят свет, потом начнется репетиция, а потом уже будет съемка.

Гитара.Вы все знаете. Это очень хорошо так много знать в молодом возрасте.

Ударник (вздохнув).Просто когда я был дрессировщиком, у меня снимали тигра Акбара. Он отгрыз потом ухо у укротителя Сорокина-старшего. Дельный был тигр. Он мне часто снится по ночам.

Гитара (рассудительно).Ночью старайтесь спать без снов, пусть отдыхает голова.

К джазистам подходят Нечаев и Трубач.

Трубач (представляя).Режиссер-постановщик фильма и автор сценария – Федор Федорович Нечаев. А это – мои молодцы. Сидорук – барабан и электрогитара, товарищ…

Гитара (поспешно, так как его фамилию всегда неприлично путают).Жгунди…

Трубач.Вот именно. (С энтузиазмом)Обстановочка такова: мы будем одновременно джазовым трио и греческим хором…

Нечаев.Знаете ли вы, что такое греческий хор?

Гитара (рассудительно).Это хор, который состоит из греков.

Нечаев ( что-то заметив и сразу переключаясь, Зине).А где товарищ Фекин?

Зина (тотчас кричит).Фекин! Товарищ Фекин! (Не без радости)Фекина нет.

Нечаев.Интересно! Бороды у массовки приклеены черт знает как, а Фекина нет. Посмотрите, как держится борода у того старца. Она косая! Зина, подойдите, дерните его за бороду и отнесите бороду Фекину.

Зина (решительно подходя к Старцу).Простите. (Дергает его за бороду)

Старец.Что вы делаете?

Зина.У вас косо приклеена борода. (Дергает снова, борода не отрывается, и Зина, уже все поняв, от испуга снова дергает)

Старец.Это моя! Это моя!

Зина.Ой, ради бога… простите! ( Возвращается к режиссеру.)

Неловкая пауза.

Нечаев.Тем хуже. Бороды у массовки настоящие, а выглядят как приклеенные. Это значит – они плохо подстрижены. А это уже ваша вина, Зина. И вообще, я не могу сам за всем следить!

В этот момент Блондинка, воспользовавшись суматохой, незаметно подвинулась к съемочной камере.

Кинооператор (не отрываясь от камеры, умоляюще).Федор Федорыч, а она опять…

Нечаев (тотчас переключаясь, Блондинке).Скажите, девушка, почему вас все время столь непостижимо тянет к съемочной камере? Почему вы не хотите понять, что вы массовка, что вы должны стоять на заднем плане, что вы… (Махнул рукой, джазистам.)Греческий хор в нашем фильме будет представлять, что ли… пародию на излишний модернизм. Короче, в самых ненужных местах вы будете вламываться в действие, произносить речитативом какой-нибудь абсурдный текст, потом играть и в заключение – глубоко вздыхать: «А-а-а!» Как греческий хор. Непонятно?.. Ну, в порядке бреда приведу один пример. Предположим, один из вас говорит: «О, весна! Весной мы все влюблены! О, весна!» Другой подхватывает: «О, весна! Весной не хватает витаминов!..».

Гитара (серьезно).Это очень большая правда – весной плохо обстоит с витаминами. А в конце концов главное – чтобы мы были здоровы.

Нечаев (в восторге).Заиграли!

Трубач.Заиграли!

Трио играет.

Вздохнули!

Трио (хором).А-а-а!

Нечаев.Вы отлично сымпровизировали, товарищ…

Гитара.Жгунди.

Нечаев.В дальнейшем мы, может быть, даже попробуем импровизацию.

Блондинка в это время попыталась вновь привлизиться к камере.

Кинооператор.Федор Федорыч, а она опять…

Блондинка тотчас отступает, но Нечаев уже стремительной походкой идет в глубь павильона наводить порядок.

Трубач (джазистам).Итак, мы греческий хор с типовым вздохом: «А-а-а!» Вопросы есть? Заиграли, мальчики родимые!

Играют.

Вкуснее заиграли. Пошел ударник. Все верно. (Стонет от восторга)Все верно… как у Жюля Верна. ( Трубит, обрывает.)Типовым вздохом вдарили!.. Трио.А-а-а!

В продолжение картины Трио репетирует, играет и периодически глубоко вздыхает.

Нечаев (в глубине павильона, Зине).Начали!

Зина.Тишина в павильоне. Репетиция. Киноактер (говорит текст сценария).Так.

Нечаев.Стоп!.. Еще прибавьте мучительной сосредоточенности. Понимаете… как только вы входите в парадное… ( Вдруг вновь что-то вспомнил, кричит)Фекин! Где этот Фекин, черт его побери!

Зина (радостно кричит).Товарищ Фекин! Фекин!..

В павильон вбегает Фекин

Нечаев ( изысканно).Рад вас видеть, Борис Григорьевич!

Фекин.Вы хотите узнать, где я был.

Нечаев.Несомненно.

Фекин ( скороговоркой, вдохновенно).Я ходил узнавать, во-первых, когда вам выдадут зарплату…

Нечаев (столь же изысканно).Я получил ее час назад.

Фекин (не теряясь).Во-вторых, в проходной ждет ваша жена, я ей должен выписать пропуск. И наконец, в-третьих, в комнате отдыха по-прежнему не исправлен замок, и я искал слесаря.

Нечаев.Но не нашли?

Молчание.

(Зловеще, Зине)Что написано в сценарии, прочитайте, пожалуйста, товарищу Фекину.

Зина.Кадр сто двадцать пять – от среднего до крупного. Виктор входит в парадное. В парадном стоит целующаяся пара.

Нечаев.Где?

Фекин.Кто?

Нечаев.Целующаяся пара, очевидно… Насколько я помню, мы вчера с вами договорились…

Фекин.Здесь возникли такие обстоятельства…

Нечаев (зловеще спокойно).Борис Григорьевич, мы договорились с вами раз и навсегда: почему вы не сделали чего-то и какие на то были обстоятельства, вы мне впредь сообщать не будете. Вы мне будете сообщать…

Фекин.Я попрошу вас, Федор Федорович!.. Нечаев…вы мне будете сообщать лишь в тех редких случаях, когда вы что-то сделали. А сейчас я спущусь за сигаретами в буфет. Надеюсь, когда я вернусь, целующаяся пара будет на месте, а поцелуи отрепетированы. До скоро свидания. ( Уходит,)

Трио (вздыхает).А-а-а!

Фекин начинает ругаться. Он ругается без слов, беззвучно раскрывая рот. Зина с усмешкой наблюдает за ним.

Фекин.Целующаяся… и пара…

И сразу перед ним возникает Блондинка. Критически ее оглядывает, качает головой. Блондинка отступает назад. Жестом подзывает к себе Зину, и они напряженно вглядываются в глубь сцены, туда, где сидит на скамейках невидимая нам массовка.

Вон ту… хорошенькую, наивную… и этого… хилого, в шарфе. Ведите их!

Зина выводит из глубины сцены Девушкулет двадцати и Парня, одетого со щегольской бедностью: старая ковбойка, лыжные ботинки, узкие брюки и шарф.

(Оглядев пару) Это ему понравится. (Деловито.)Целуйтесь!

Девушка от изумления даже потеряла дар речи.

Парень (не смутившись).А, собственно, почему?

Фекин (устало).Потом, товарищи, потом все выясним. А сейчас целуйтесь!..

Парень.Все-таки я хотел бы понять…

Фекин.Снимать вас будем. Все понятно? Активнее, товарищи, мало времени. Целуйтесь!

Парень (обретая дар речи).А я не хочу!

Фекин.Чего не хотите?

Девушка (от испуга затвердила одну фразу).А я не хочу!

Фекин.А кто вас спрашивает? Вы на работе, девушка, ясно? Ну, поупрямились, и довольно. Вся страна узнает ваш поцелуй. Вас будут потом снимать в советско-аргентинском фильме. Целуйтесь!

Девушка.А я не хочу!

Фекин.Ну и не надо. (Трагически)Не целуйтесь. Пусть меня с работы из-за вас выгонят… (Подумав)И Зину тоже. Ну, что нам, понимаете, на колени перед вами встать? Давайте встанем! Зина, иди становись перед ней на колени. Я, немолодой, семейный человек, я тоже сейчас встану на колени. (Не двигаясь с места)Можете считать, что я уже встал. Вы видели нашего режиссера? Он – не человек. (Ударнику)Как звали этого тигра, который отгрыз…

Ударник (радостно).Акбар его звали…

Фекин.Вот! Он – Акбар. Он не станет снимать без целующейся пары. А как устали люди… Вымотались люди. Ждут вас люди!

Девушка совсем растерялась, а Парень насмешливо следит за происходящим.

Голуба, я вижу: вы – чистая, вы – скромная, вы – ангел. Но ведь искусство – ему жертвы подавай, ис-кусс-тву! (Кричит неожиданно повелительно)Целуйтесь!

Парень наклоняется к Девушке, та испуганно на него смотрит. Они целуются.

Нечаев (входя).Стоп! (Мягко)Не так. Так не целуются, товарищи, когда любят. (Шепотом, Фекину)По типажу очень хороши…

Фекин (тоже шепотом).А вот вы всегда наброситесь… Иду выписывать пропуск вашей жене. (Тотчас исчезает)

Нечаев (походив по павильону, обращается к паре).Мы снимаем фильм про любовь… Зина потом передаст вам сценарий… Сейчас снимается сцена в парадном. По замыслу, куда бы ни пошел наш герой в этот вечер, всюду на заднем плане будет проходить целующаяся пара. Это бесконечно целующаяся пара. Это – символ. Вы будете как бы олицетворять… Ненавижу это слово. (Вдруг застенчиво улыбнулся)Ну, в общем, понятно. Теперь попробуем.

Девушка и Парень целуются.

Опять не так. Понимаете, это их первый поцелуй. Первые поцелуи – безумные. Они только что раскрыли радость поцелуя, у них ничего нет, кроме этого, и поэтому они целуются – смертельно! Фекин (вбегая, торжественно).Федор Федорович, перерыв на обед!

Затемнение.

Над сценой – надпись «Комната отдыха». Нечаев и его Жена. Она, видно, только, что вошла. Накладывает еду из принесенных с собой каких-то нелепых судков. Нечаев молча, почти машинально ест.

Жена.Ты чувствуешь, что ты сейчас ешь? Ты съел сейчас половину моего дня.

Нечаев.Действительно, глупо носить обед из дома.

Жена.Да, умнее, если бы ты питался в творческом буфете. А потом неделю ходил бы с больным желудком, а я целый день варила тебе бульон.

Нечаев молча ест.

Отчего люди так противно едят? И вообще все эти тарелки!.. Боже мой, кто придумал эту еду?

Нечаев (поднял голову, молча смотрит на нее, потом, стараясь не торопиться, снова ест. После паузы)Что-нибудь произошло?

Жена.Ничего… Да, сейчас встретила на улице нашу ботаничку Софу. Она шла в коротеньком девичьем платьице. «Здравствуйте, Софа». А Софе за пятьдесят, и все над ней смеются. А мне вот страшно на нее смотреть. Она тридцать лет в одной школе: сначала была пионервожатая Софа, потом молоденькая учительница Софа. И так все тридцать лет, и все в одной школе, и все «Софа», «Софа». И она не заметила, как прошло время. И для себя она по-прежнему Софа в коротеньком платьице. И вот так же пройдет моя жизнь. И ничего ты не увидишь, и ничего ты не заметишь: обеды, ужины, зарплата. Смешно! Раньше ко мне часто приставали на улицах, и я сердилась. А сейчас почти никто не пристает, и скоро я уже буду сердиться от этого.

Нечаев.Да, я получил зарплату…

Жена (яростно).Надоело! Эти деньги, деньги! Потом их вечно не хватает, потом…

Нечаев.Да, конечно. Когда я получал восемьдесят рублей, нам хватало. Теперь я получаю…

Жена.Мне скучно от этих разговоров!

Нечаев.Я просил тебя поехать в дом отдыха!

Жена.Дура, что не поехала! Торчать в свой отпуск в городе, с обедами! Что ты молчишь?