Текст книги "Карлотта Кортес"

Автор книги: Эдвард Сидни Айронс (Эронс)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

16

Сквозь густую пелену донеслись голоса.

– Quin es? [Кто это? (исп.)]

– Se llama Durell. Policia Federal. [Его зовут Дарелл. Федеральная полиция. (исп.)]

Женский голос произнес по-английски:

– Он мертв?

– Нет.

– Что с ним делать?

– Haz lo que gustes [Делай что хочешь. (исп.)], – ответил мужской голос.

Заходили взад-вперед. Мужские башмаки и туфельки на высоких каблуках.

– Estamos totalmente cubierto por la nevada [Туман, снег, слякоть. Ни зги не видать. (исп.)]. – В голосе женщины звучало отчаяние.

– Да, небольшая отсрочка.

– Любая отсрочка опасна.

Мужчина говорил с явным раздражением.

– Что я могу поделать с этим сволочным климатом? Идет снег. Его же не остановишь.

– Снег не только снежинки, идиот! Тут еще полиция и федеральные власти. Как бы снег не обернулся смертью.

– Они тоже не застрахованы. Придется выждать, вот и все.

Снова шаги. Поскрипывание пола. Дарелл ощутил запах пыли, прогнившего дерева и насыщенность воздуха влагой из-за близости воды. И холод, пробиравший до костей. Он лежал с закрытыми глазами. Что сейчас – день? Собеседники смолкли, по-видимому, наблюдали за ним – нельзя изменять ритм своего дыхания. Потом шаги стали удаляться. Еще долго он лежал не шевелясь, иногда отключаясь. А затем пришла боль и сковала все тело, над которым всласть поработали. Пошевелил во рту языком. На внутренней стороне губ, на зубах – кровь. В левом боку что-то особенно сильно дергало. В памяти всплывали недавние события. Сюда заходили мужчина и женщина, обсуждали, что с ним сделать, сетовали на погоду. Должно быть с тех пор прошло какое-то время. Скрипнула дверь, потом с глухим стуком закрылась. Минуло еще сколько-то минут в полной тишине. Кажется, остался один. Дарелл осторожно приоткрыл глаза и осмотрелся.

Да, его оставили одного.

Скозь высокое окно, которое целую вечность не мыли, проникал серый утренний свет. Однако мороз кружевом разукрасил стекла и напрочь лишил прозрачности. В воздухе попахивало снегом, и от холода в помещении изо рта шел пар.

Комнатка маленькая с голыми стенами, если не считать кое-каких недвусмысленных орудий, о которых лучше не думать. Деревянный столик с дешевой настольной лампой и прогоревшим абажуром в цветочек. Над головой из дыры в потолке спускались провода с простой электрической лампочкой. Пол из плохо оструганных сосновых досок, комки свалявшейся грязи на нем, может быть, здесь когда-то размещался мучной склад. Он обнаружил, что лежит на ржавой железной койке и нудная боль идет от вознившейся в бок сломанной пружины. Попытался шевельнуться – ноги и руки были связаны и прикручены к койке. Более чем на дюйм или два отодвинуться от злополучной пружины не удалось, но и этого хватило, чтобы почувствовать облегчение.

Теперь он сосредоточил внимание на запахах. Витавший в воздухе аромат испанских духов Карлотты не мог перебить отвратительное зловоние воды, которая где-то совсем рядом билась о сваи; не то чтобы прямо под полом, но довольно близко. И еще один приметный запах – застоявшийся, неискоренимый дух эля и пива. Так пахнет в старых барах.

Сразу же вспомнился отель с баром на набережной недалеко от пакгауза. Пабло указал на него, как на место сборища людей Хустино.

От сильного порыва ветра задрожало окно, по стеклу заскребла снежная крупа пополам с дождем. Снег… Очень уж он обеспокоил Карлотту.

Интересно, когда изменилась погода? И почему Фрич и Барни Келз, встретившись с Пабло, не прорвались до сих пор в пакгауз? Решили пока не предпринимать никаких действий? Не исключены и переговоры с Кортесами. Со слов Карлотты следует заключить, что бомбы еще не прибыли. Эта мысль привела к следующей логической догадке – шторм нарушил план перевозки.

Вполне вероятно, Фрич и Йенсен тоже пришли к такому выводу. Хорошо, если так.

Он дважды пытался высвободиться из пут, но только содрал кожу на запястьях и лодыжках. А если кровь послужит смазкой – не легче будет вытянуть руки? Нет, ничего не получилось. Зато чуточку согрелся от бесплодных усилий.

В окне просветлело, но шторм ужесточился, когда под тяжелыми шагами заскрипели половицы и распахнулась дверь.

– Пришел в себя, Дарелл?

– Давно уж.

– Я так и думал. Но хотел поговорить с тобой наедине, без вмешательства Карлотты.

– Секреты от босса?

– Генерал не суется в мои дела. Предпочитает ничего о них не знать.

– В таком случае ему не откажешь в брезгливости, – отметил Дарелл.

Хустино окинул его ястребиным взглядом, как бы оценивая намеченную добычу.

– Не тебе шуточки шутить, приятель! – Он говорил по-английски тщательно подбирая слова. – Как ты себя чувствуешь?

– Надо бы лучше, – ответил Дарелл. – Но могло быть и хуже – как с Джонни Дунканом.

– Твой друг был слютняй и недоумок – никак не мог понять, откуда ветер дует.

– Не такое уж он ничтожество, раз ты его убил.

– Конечно. Не хотел держать язык за зубами.

– По поводу бомб? Нам и так все известно, – усмехнулся Дарелл. Давай не будем ходить вокруг да около. Вы попали в передрягу и не знаете, как выбраться. Все планы полетели к черту. В противном случае я бы давным-давно составил компанию Джонни.

– Частично ты прав. Хотя не так все плохо, как ты себе представляешь.

– Снег – серьезное препятствие, не так ли? – неожиданно спросил Дарелл.

Узкая голова Хустино вздернулась вверх, и темные заговорщические глазки противно заблестели.

– А тебе не кажется, что друзья бросили тебя?

– Может быть, посчитали, что овчинка выделки не стоит, – спокойно ответил Дарелл.

– И тебя это не тревожит?

– В нашем деле незаменимых нет. И тебе это должно быть известно, Хустино. Жизнь одного человека – ничто по сравнению с жизнями тысяч, тем более с судьбами наций. Я не льщу себя надеждой, что ради меня принесут такую огромную жертву.

– Благородные слова и смелые, – заговорил Хустино тихим голосом. – А может ты и вправду смелый? Ты бы мне пригодился.

– Вместо Джонни?

– Возможно.

– В твоем спецотряде, когда вернешься домой?

– Человек твоего умения очень бы не помешал…

– В качестве мясника, – досказал Дарелл. – Месть, массовые казни тех, кто выкинул тебя и Генерала.

– Сколько ты стоишь? – нагло спросил Хустино.

– Каждый сколько-то стоит, – в унисон ответил Дарелл. – Некоторые исчисляют цену в деньгах. Я знавал таких, кто продался за наличные. Для других, подобных Джонни Дункану, лучшая цена – любовь. Иногда ради любви к женщине мужчина способен на все. И мне это больше по душе, чем желание материально обогатиться.

– Но какова твоя цена, сеньор? – упорствовал Хустино.

– Кое-кому нужна власть. Скажем, должность в высших кругах, а кто хозяин – неважно.

– Тебе нужна власть? Станешь моим помощником.

Дарелл поднял на него глаза:

– А что в этом качестве делать?

– Сперва ответь ты!

– Я не совершаю сделок вслепую.

Хустино рассмеялся.

– Мы не торгуемся. Ты на дюйм, на одно мгновение от смерти. Разве у мертвецов есть выбор?

– Это было твое предложение.

Хустино нагнулся, пальцы легли на горло Дарелла, нащупали нервные центры, кровеносные сосуды и надавили. Острая боль пронизал позвоночный столб. Дыхание перехватило, в мозгу что-то взорвалось, в глазах померкло. Он инстинктивно рванулся, но путы держали крепко. Пальцы Хустино все глубже погружались в мягкие ткани. Контуры окна, теряя четкие очертания, поплыли в меркнущем свете. Когда стало отключаться сознание, Хустино отнял руку и сделал шаг назад.

Дарелл с трудом всосал воздух в легкие и обессиленный распластался на койке.

– Я ясно выразился, сеньор? – почти ласково осведомился Хустино.

Дарелл еле-еле опустил подбородок – речевой аппарат отказывался что-либо произнести.

– Во-первых, – продолжал Хустино, – ты расскажешь, как и с кем попал в пакгауз. Во-вторых, что с девчонкой.

– Она ушла, – выдавил Дарелл из отчаянно болевшего горла. – А проник я с О'Брайном.

– С этим пистольеро?

– Называй, как хочешь. Он показал мне, как пройти, минуя твоих караульных.

– Это как же?

– От здания через улицу по туннелю.

Хустино смотрел на него блестящими глазами.

– Рад, что ты наконец-то заговорил.

– Я расссказал то, что ты сам можешь легко обнаружить, – промолвил Дарелл.

– Где сейчас девчонка?

– В безопасном месте. Под защитой властей.

– Она может свидетельствовать против меня, не так ли?

– Она уже это сделала.

Хустино зажег тонкую черную сигару. Его движения были медленными и размеренными.

– Любой человек делает то, к чему его обязывает положение в жизни. Пеон копается в полях, ранчеро выращивает скот, политик распространяет ложь, полицейский вынюхивает и карает. У меня к девчонке претензий нет. Но, понимаешь ли, было необходимо найти ее и заткнуть рот. Ты приударяешь за ней?

– Нет.

– А она хорошенькая.

– Мне нужно от женщины немножко больше.

– Но тебе не все равно, что с ней случиться?

– Естественно.

– Если я ее отпущу…

– У тебя ее нет, – уточнил Дарелл.

– Но я могу опять поймать ее. Рано или поздно, даже если на это уйдет год или более того. Я не забываю такие вещи. Я терпелив. Как полицейский, знаю, что такое терпение так же, как и ты. Наступит день, когда я ее убью.

– У тебя даже одного дня нет, – заметил Дарелл.

– У меня больше времени, чем ты предполагаешь. Ты переоценил свою значимость для партнеров. Мне известно, что твои люди окружили близлежащий район. Не сомневаюсь, они готовы арестовать нас и предъявить обвинения. Тем не менее они выжидают, так как ты не вернулся. Ценят тебя, сеньор Дарелл, даже не представляешь как. Вероятно, ты большой скромняга.

– Какой же у тебя лимит времени? – поинтересовался Дарелл.

– Может, один день, а может – два.

– Что-то не слышу уверенности в твоем голосе.

– Погоду не укротишь.

Вот именно! Умозаключение, что снежная буря внесла сумятицу в планы Кортесов, оказалось верным. Хустино скорее всего сам того не желая, подтвердил это. Он в упор посмотрел на злоумышленника и понял – лимшнего из того не вытянешь. Хотя самоуверенности можно позавидовать. И все же ему что-то отчаянно нужно, коли идет на подкуп. У Дарелла голова шла кругом от желания разобраться, где же зарыта собака.

– Ты говорил с Фричем? – спросил он.

– Я общался с неким Виттингтоном.

– Он в Нью-Йорке?

– Ты удивлен? – Хустино улыбнулся. – Ты все-таки представляешь не меньший интерес для своих друзей, чем для меня – Перес.

– Перес?

– Опять удивлен?

– Вроде того.

– Ты не дурак в своем деле. И, конечно, все знаешь о Пересе и о том, насколько для нас важен профессор. Правда, мы можем найти кого-нибудь взамен, но это грозит промедлением и некоторой опастностью. Нам нужен профессор.

– Понятно, – медленно сказал Дарелл. Его мысли, опережая слова, скакали одна через другую, словно в чехарде. – Вы хотели бы обменять меня на Переса, верно?

– Абсолютно точно.

– Так что же вам мешает?

– Необходимо твое согласие.

– Сомневаюсь.

– Но твой мистер Виттингтон выдвинул при переговорах такое условие.

Мысли Дарелла разлетелись в разные стороны. Как сообщалось в последнем донесении, человек Барни Келза потерял след Переса. Но Хустино наверняка считал, будто Переса задержали. А вдруг так и есть? Вдруг Переса действительно прихватили в течение минувшей ночи или нынешнего утра. Тогда все меняется. Что же касается Виттингтона, то он всерьез не принял бы вопрос обмена заложниками. Это однозначно. Конечно, в качестве разменной монеты Дарелл послужил бы для Виттингтона лишь в том случае, если бы удалось оставить Кортесов и вернуть бомбы. А этого нет. Зачем тогда Виттингтон тянет резину и торгуется? Выходит, старик блефует, выгадывает время. А судьба Дарелла – вопрос второстепенный. Ну что же, вполне логично. Таковы ставки и правила игры, в которой они учавствуют. Итак, Перес в бегах, а он нужен Хустино как воздух. Виттингтон же делает вид, будто готов совершить обмен только с согласия Дарелла, то есть преднамеренно идет на риск, полагая, что Дарелл поймет и поддержит его.

– Нет, – наконец решился он.

Тон Хустино был спокойным и размеренным.

– Внизу телефон. Спустишься и позвонишь. Ответит Виттингтон. Скажешь ему, чтобы вернул Переса. Тогда мы тебя отпустим. Также сообщишь ему следующее: первое – если нам разрешат уйти, мировая общественность не узнает, как и где мы раздобыли бомбы.

– Об этом нетрудно догадаться.

– Генерал будет все отрицать. Он развернет широкую контрпропаганду, если ваше правительство станут обвинять в содействии. Он заявит, что бомбы были доставлены с востока.

– Да уж, лучше не придумаешь!

– Это – обещание. Второе – мы обязуемся не применять бомбы до тех пор, пока ничто не грозит успеху нашей операции. У нас есть все основания считать, что мы победим и без них. Они – просто подстраховка и больше ничего. Мы не пустим их в ход, если нас к тому не вынудят.

– Как бы не так, – возразил Дарелл. – В вашем распоряжении только несколько списанных на металлолом бомбардровщиков, базирующихся в Карибском бассейне. Ваше предприятие без бомб – фарс.

Хустино нахмурился.

– Ты испытываешь мое терпение, сеньор.

– Ваши обещания ничего не стоят.

– Я их даю по поручению Генерала. А тебе придется поговорить с Виттингтоном.

– Нет.

– Попросишь обменять тебя на Переса.

– Не пойдет.

– Заставим, сеньор.

– Знаю, – вздохнул Дарелл.

17

Наступило время тяжких испытаний. Не оставлял страх, что Хустино потеряет самообладание и убьет его. И еще боль. Она была всюду – внутри и снаружи, сверху и снизу, забиралась в каждую клеточку и подолгу оставалась там. Хустино помогали двое. Дареллу ничего не оставалось как терпеть, сжиться с этой болью. Он знал, что у Виттингтона Переса нет. Но даже если бы и был, то его, Дарелла, не обменяли бы на физика. Так что соглашайся, не соглашайся – один черт. Он держался, стараясь привыкнуть к боли, отдаться на ее милость, как это происходит с тем, кто, решив расстаться с жизнью, входит в море и продолжает идти, постепенно погружаясь все глубже, покуда вода не сомнется над головой.

Требования и вопросы уже надоели. По большей части их задавал Хустино. Время от времени какие-то бесформенные тени помогали ему. Слава Богу, они не перебарщивали в своем усердии, не стремились искалечить наверное, Хустино обещал, что доставит его на собственных ногах. Но наступали мгновения, когда Дарелл настолько слабел, что молил Всевышнего пускай Хустино превзойдет сам себя и побыстрее кончает с ним.

Потом заговорил женский голос.

Карлотта Кортес.

– Сэм, вы были Джонни хорошим другом.

Сквозь мглу, застилавшую глаза, он попытался взглянуть на невозмутимую красотку.

– Вы меня слышите? – спросила она.

– Я вас слышу.

– Вы понимаете, о чем я говорю?

– Не совсем.

– Мне страшно жаль видеть вас в таком состоянии, Сэм.

– Тронут вашим сочувствием.

– Вы сильны духом. Вы храбрый, упрямый, вы можете натворить глупостей и умереть. Это была бы невосполнимая потеря, Сэм.

За окном уже стемнело. Опять наступила ночь. Свет проникал из соседнего помещения через открытую дверь. Откуда-то снизу доносилась музыка. Глухие и далекие звуки. А если закричать, услышит кто-нибудь? Разве лишь те, кому на него наплевать и кого крик только позабавит.

Скудное, словно бы интимное освещение каким-то образом содействовало привлекательности Карлотты. На ней было короткое меховое манто нараспашку и платье с глубоким вырезом. Она присела на стул возле самой койки и склонилась над ним, демонстрируя округлости полуобнаженной груди. Потом придвинулась совсем близко, дразня сильным запахом духов, подчеркивавших женственность.

– Хустино приревнует, – с трудом выговорил он. Ранки и запекшаяся кровь вокруг рта причиняли боль при каждом слове.

– А он не знает, что я здесь.

– Тем хуже для вас.

– Ну зачем так упрямиться? Мы могли бы стать друзьями.

– Не держу в друзьях подколодных змей.

Она откинулась назад. Улыбка тронула красиво очерченные губы. Огромные глаза смотрели серьезно и озабоченно, чуть ли не сострадая.

– Сэм, он вас того гляди убьет. Вы этого хотите? Вы отказываетесь от жизни? Вы же практичный человек. Джонни всегда мечтал походить на вас.

– Вот мы и встретимся вскоре снова – Джонни и я.

– Вы не должны так говорить. – Она опять наклонилась и дотронулась указательным пальцем до его подбородка. – Знаете, Сэм, я никогда не забывала о вас с того самого вечера, с первого знакомства. Вы постоянно занимали мои мысли. А Джонни, бедняжка, ничего не ведал и всегда напоминал мне о вас, выражая свое восхищение. Джонни был такого высокого мнения о вас, Сэм!

– Что и довело его до могилы, – резюмировал Дарелл.

– Пожалуйста, не надо!..

– Вы делаете вид, будто обеспокоены его смертью.

– Нет. Не совсем так. Меня беспокоит Хустино. Я боюсь его. Он неуправляем. Отца я могу заставить делать, что захочу, а Хустино нет. Когда мы вернемся на родину, я уверена, он выйдет из-под контроля. Мне непременно понадобится помощь кого-нибудь, кто хорошо знает его дело. Мне нужен такой человек, кто будет командовать людьми, кого будут слушаться. Кто-нибудь, кому я могла бы доверять… и, может быть, любить.

Дарелл рассмеялся ей в лицо.

– Не тратьте попусту время, Карлотта. Вы – плохая актриса.

– Я говорю правду.

– Вместо вас говорит отчаяние, потому много неправды.

Она встала и прошлась по комнате. Холод и сырость пробирали до костей. Пот на теле уже высох, и Дарелла начала бить дрожь, да такая сильная, что заскрипели пружины. Карлотта опять направилась к койке, двигаясь совершенно бесшумно, словно бестелесная тень. На лице появилось скорбно-сочувственное выражение святоши. А в глазах – мрачные огоньки, как у дьяволицы.

– Вам холодно. – Она сняла манто и набросила на Дарелла.

– Скоро будет еще холоднее.

– Ждете смерти?

– Рано или поздно явится.

– Скорее рано, Сжм. Ну почему не прислушаться к голосу разума? Мне нужен человек, который противостоял бы Хустино. Сами видите, я с вами откровенна. Нас ждет прекрасная жизнь. Только вы и я.

– Я не Джонни, – сказал он. – И не потерял голову от любви. Я за вас гроша ломаного не дал бы.

– Разве я уродина? – прошептала она и, наклонившись над ним, поцеловала в окровавленный рот. От запаха духов, как от дурмана, закружилась голова. Ее твердая грудь прижалась к нему. – Разве ты не хочешь меня, Сэм?

– У меня руки связаны, – угрюмо произнес он.

– Развязать?

Он опять рассмеялся.

– Да не сделаете вы этого.

– Почему же? Я могу, ты знаешь. – Она провела рукой по его лицу, горлу, груди. Потом скользнула ниже. Неяркая полоса света лежала поодаль, и в полутьме почудилось, будто ее лицо перекосила гримаса: полные губы превратились в ниточку, а в глазах вспыхнули дьявольские огоньки по-видимому, она пылала ненавистью ко всему мужскому роду, попадавшиеся до сих пор представители которого желали лишь одного – обладать ею. И в тот же миг рука перестала ласкать и зверски сдавила чувствительную плоть под ширинкой. Сквозь его сжатые зубы вырвался непроизвольный стон.

Карлотта расхохоталась.

– Любовь – это не только радость, но и страдание. Не так ли, дорогой?

– Сука! – выдохнул он.

– Ты слышал мое предложение. Я не повторяюсь. А теперь оставляю тебя на милость Хустино.

– Хустино милосерднее, – прошептал он.

Карлотта ушла, не забыв прихватить манто.

Темнота мешала, с холодом свыкся, боль начала потихоньку отпускать. Откуда-то доносились голоса. Один принадлежал Генералу. А вот и отдельные слова – "Эль Триунфо". Уж не прибыла ли сюда яхта? И притаилась в ночном Нерроузе. Хустино упомянул о каком-то складе. Ну да, грузовик возле пакгауза наверняка стоял в ожидании перевозки. Дарелл весь напрягся, вслушиваясь. Говорили в помещении, расположенном в фасадной части старого отеля. Идущий из бара шум мешал разбирать фразы. Он изогнулся, чтобы взглянуть на часы на заломленной за голову и привязанной к койке руке. Начало одиннадцатого. Неужели почти сутки прошли? За окном – тишина. Снег с дождем, целый день стекавший по стеклам, прекратился. Значит, шторм затих. Это многое меняет. Снова послышались обрывки разговора. Карлотта тоже принимала в нем участие. Ее голос звучал отчетливее других.

– …хорошо, но мы не можем обойтись без профессора.

Стало быть, Перес еще не появился!

– …выходить без него… найдем кого-нибудь другого. – Это Генерал.

– …разве не опасно?

– …Нет никакой опасности… бомбы. До тех пор, пока не приведены в боевую готовность.

Где-то рядом затарахтел грузовик. Остановился, взвизгнув тормозами. За стеной задвигались, послышались быстрые шаги вниз по лестнице. Кто-то негромкой скороговоркой выразил ликование.

Да, есть над чем призадуматься… Проглядели очевидно. Захват бомбардировщика был тщательно спланирован. Отсюда следует, что и последующие события тоже. Преступники предусмотрели блокировку дорог. Поэтому пошли самым обычным путем – перевезли по железной дороге. На каком-то перегоне груз застрял из-заснежных заносов. Вот что их тревожило. Снегопад прекратился, пути расчистили и вагон прибыл. В только что притормозившем грузовике находится то, ради чего Виттингтон и Фрич подняли на ноги всю округу. Груз на месте. Теперь Кортесов ничто не оставит. Переса ждать не будут.

Да, живой Дарелл им больше не нужен – идея обмена отпадает сама собой.

Времени мало. Практически нет совсем.

Пора выбираться.

Не медля ни секунды.

Запястья были привязаны к ножкам койки обычным электрическим шнуром. Дарелл повернулся на бок и насколько позволили путы, стараясь дотянуться зубами до шнура на правой руке. Не получилось. Попробовал левую. Заледеневшее тело покрылось потом. Он ведь предпринимал попытку справиться с этими шнурами – ничего же не вышло!..

Изогнув спину, пробуя растянуть узел на левой руке. Удалось ухватиться зубами за резиновую оплетку. Подержал ее какое-то мгновение, но отпустил и, тяжело дыша, откинулся на спину. Из окна донеслись скрипучие звуки. Чихнув, заработал мотор небольшого суденышка, которое прошло прямо под стеной.

Он опять принялся за свое. На этот раз крепче схватил шнур зубами, жевал его и дергал. Черт, выскользнул!.. Дотянулся снова и, мотая головой, чувствовал, как медные волоски рвались под оплеткой один за другим. С самой оплеткой сложнее. Ее просто так не порвешь. Неужели все бесполезно?.. Ну нет, сдаваться нельзя!

Вдруг совершенно неожиданно левая рука освободилась.

Вконец обессиленный от откинулся на спину, прижав руку ко рту. Вся в крови.

Внизу полным ходом шла разгрузка грузовика. Моторная лодка, проплывшая под окном, ушла довольно далеко, звук ее мотора почти растаял в ночи. Отправилась к яхте? Не могли они за такое короткое время перенести груз на суденышко. Изменились планы? Господи, как нужно выбраться!

Левой рукой сорвал провод с правой. Сел. Все поехало перед глазами, и он вынужден был откинуться назад, правда, теперь уже – на локти. Минутку обождал, снова сел, освободил от шнуров лодыжки, чуток передохнул и опустил ноги на пол. Под переместившейся тяжестью койка предательски заскрипела. По телу пробежала судорога. Весь день не давали ни есть, ни пить, как на зло, теперь это сказывается. Наконец он встал в полный рост.

Деревянный пол под тяжестью шагов ходил ходуном. Темные, заляпанные стены надвигались на него, то наклоняясь под углом, то отступая. Добрел до двери. Заперта. Ясно: снаружи задвинули засов. Если взломать дверь, на шум прибегут и перережут путь к свободе. Пожалуй, дверь отпадает.

Остается окно. Из щелей в полу вместе с холодным дуновением шел запах стоячей воды и нефти. Слышалось шлепанье прибоя о сваи. Протерев стекло, сквозь маленький пятачок увидел прямо под собой воду с длинными стрелками волнорезов, уходящих в темень. Далеко к востоку мелькали огоньки, отмечающие фарватер. Моторной лодки видно не было. Работа по разгрузке все еще кипела, но сам грузовик оставался вне поля зрения.

Выбора нет – только окно.

Оно было высокое, с двумя раздвижными рамами – вверху и внизу. Попробовал поднять нижнюю, но она не трогалась с места: краска и накопившаяся за десятилетия грязь крепко держали ее.

За дверью раздались шаги и сразу все решили. Он снял ботинок и с размаху ударил каблуком в нижнее стекло. На лестнице кто-то закричал. Следующим удром выбил острый осколок и, разбежавшись, нырнул в неизвестность…

Войдя колом в темную воду, стал опускаться в глубину. Черт, мало воздуха набрал в легкие, да еще жуткий холод со всех сторон! Достиг илистого дня и отчаянным усилием оттолкнулся ногами.

Голова выскочила на поверхность. Сквозь рев в ушах еле различил крики на берегу. Высоко над ним темным пятном громоздилось здание старого отеля. Он развернулся и поплыл прочь. Холод почти парализовал тело. Вдруг откуда-то сверху брызнуло пламя и прокатилось эхо выстрела. Рядом шлепнулась пуля. Он нырнул и, сделав под водой несколько гребков к сваям пирса, выскочил за ними. Просвистела еще одна пуля. Пришлось опять окунуться. Осторожно высунул голову. Прямо над ним по деревянному настилу протопали тяжелые башмаки. В темноте поводил туда-сюда рукой и наткнулся на канат. Провел по нему и понял – это веревочная лестница. Надо же так повезти! Ведь побудь он еще минуту-другую в ледяной воде, замерзнет так, тчо уже никогда из нее не выберется. Грохот шагов быстро удалялся. Он рывком, помогая руками и ногами, выволок тело на лестницу и замер. Откуда-то доносились приглушенные крики, но больше не стреляли. Нужно вскарабкаться наверх. Бил такой колотун, что пришлось собрать в кулак всю свою волю и мизерные силы, чтобы не свалиться обратно. Преодолел несколько ступенек и поднял голову над настилом. Никого. Взглянул на пирс. Там стояли двое и пялились на воду совсем в другом направлении. Выбрался на доски покрытия, дважды перекатился и замер лежа. Затем поднялся на колени, встал в полной темноте и крадучись потрусил в порт…