Текст книги "Фарос и Фариллон"

Автор книги: Эдвард Морган Форстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

ПРИЛОЖЕНИЕ II

Эдвард Морган Форстер[142]

МОХАММАДУ ЭЛЬ АДЛЮ,

умершему в Мансуре вскоре после 8 мая 1922 года, в возрасте около двадцати трех лет, от туберкулеза; его мать, отец, брат и сын умерли раньше него;

его дочь умерла позже; его вдова, говорят, вновь вышла замуж;

и моей любви к нему

посвящается.

5 августа 1922 года

Дорогой Мохаммад,

эта книга – для тебя и для меня. Я бы хотел научиться лучше различать между тобой и мной, но это всегда было для меня нелегко, а теперь тебя здесь нет, и ты не можешь поправить меня, если я представляю тебя не таким, каков ты на самом деле, а таким, каким мне хочется тебя представить. Я пишу эти строки, думая о тебе и теша себя иллюзией, что ты еще жив и мыслишь. Я притворяюсь, будто ты еще жив, ибо только так могу думать о тебе как о чем-то реальном, хотя и знаю, что от тебя осталось лишь разлагающееся тело на кладбище в Мансуре. Я пишу для собственного утешения и для того, чтобы вернуть прошлое, а еще потому, что я профессиональный литератор и хочу воздать тебе последние почести, хотя многого ты не поймешь, а кое с чем не согласился бы. Эту книгу могут увидеть и другие, либо случайно, либо я сам покажу им, но это ничего не меняет: она лишь для тебя и для меня.

Мы приехали в Александрию одновременно[143], но это было за два года до начала нашей дружбы. Я впервые заметил тебя весной 1916 года, когда мы с Фирнессом стояли на Абу эль Наватир. Ты ехал в трамвае, шедшем в сторону Багоса, с голубой табличкой. Я увидел тебя снизу, с мостовой, и подумал: «красивый». Утро было свежим и солнечным. Позднее по утрам в тот же час я пытался увидеть тебя – иногда успешно, – но все это было еще крайне неотчетливо. Ты был единственным кондуктором, который, протискиваясь между пассажирами, не наступал им на ноги. Однажды мы с Фирнессом наблюдали, как ты весело беседуешь с каким-то солдатом, а когда он выходил на остановке, вы в знак прощания по очереди прикоснулись к одной из пуговиц на его гимнастерке. Нам это показалось очаровательным, и мы улыбнулись. «В этом парне есть какая-то негритянская кровь», – заметил Фирнесс.

Однажды холодной зимней ночью – я жил тогда у Ирене на Саба Паша, – я один возвращался в трамвае; на подножке был ты и два других кондуктора. Ты попросил меня привстать, посколькутвое огромное пальто оказалось под моим сиденьем. Это были первые твои слова, обращенные ко мне, и первые, произнесенные по-английски, но я не могу их вспомнить. Ты был мил и вежлив, я сказал: «да, холодно», – и мы улыбнулись. С тех пор ты полуприветствовал меня, когда твой трамвай подъезжал к остановке, и я отвечал тем же. Мы отличали друг друга от остальных. Не более того.

В марте 1917 года ты сказал: «Вы не должны платить», – потому что тебе понравилось, как я однажды поблагодарил тебя. – «Ты говоришь по-английски». – «Немного. Практика помогает». – «Я бы хотел выучить арабский». – «Зачем?» – «Чтобы читать "Тысячу и одну ночь"». – «О, их автор был знаменитый философ». Таким был наш первый разговор.

Потом Ирене переехала на Кам де Сезар, и зачастую, возвращаясь поздно вечером в эту спокойную и унылую квартиру, я спрашивал себя: «Неужели так будет всегда?» Однако, когда я видел тебя, я понимал, что это не так, и решил ничего не бояться, пока не буду к этому вынужден. Я часто ждал на остановке по три четверти часа, пока не подходил твой вагон, и я видел твою голову, склонившуюся под тяжестью путевой книги, которую ты нес в контору, твой номер, 86, на небольшой овальной бело-синей бляхе, твою униформу цвета хаки и темно-красный тюрбан. Ты говорил мне «второй вагон» или какой он там был, ибо понял, что я жду тебя, а затем стал сообщать мне свое расписание, как только узнавал его.

Мохаммад, я пытаюсь сохранить все это реальным, но собственные слова мне мешают, а ты разложился уже до неузнаваемости – шесть месяцев, как мертв. Я не думаю об этом, но боюсь, что ты становишься нереальным, и мне начинает казаться, что все наши беседы и редкие ночи, проведенные в одной постели, – что все это было не с нами, а с кем-то другим. Поэтому я не могу писать это письмо к тебе слишком долго. Это лишь слабая попытка, ибо ты уже даже не дух, а я только пробуждаю свои воспоминания. Мой дорогой мальчик, я хочу, чтобы это была память о тебе, не запачканная мною. Я не хочу болтать об идеальной любви, а просто хочу писать тебе, как будто ты жив. Поэтому иногда я думаю о том, как ты разлагаешься в могиле. Это реально, это происходит сейчас, и это возвращает меня к тебе – реальному. В те последние мгновения, когда мы были вместе, в поезде в Каире, ты ласково подтолкнул меня правым локтем. Но когда мы вышли из поезда попрощаться на платформе, и я попросил тебя снять очки, потому что без них ты казался мне красивее, ты раздраженно отказался. Мне хочется вспоминать не только, как ты подтолкнул меня локтем, но и этот твой отказ. Когда поезд тронулся, ты не взглянул на меня в последний раз, а отвернулся к какому-то знакомому египтянину. Если я забуду хоть что-то, мне не удастся воссоздать тебя настоящего. – Спокойной ночи, мой дорогой мальчик. Уже за полночь, и мне пора спать.

Я должен описать первый вечер, который мы провели вместе, – то, что ему предшествовало, может подождать. Мы стояли рядом на Мазарите, не узнавая друг друга, поскольку оба были без формы. Потом я понял, что тихий симпатичный паренек в темном пальто, белых фланелевых брюках и спортивных туфлях – это ты. «Пойдем в парк Чатби – я его так называю, поскольку он рядом с Чатби. Я его так назвал, может быть, на самом деле, он называется иначе. Я всегда всему даю имена». На холме ты рассердился на меня за то, что я принес пирожные. Я очень долго не мог понять природу твоей гордости. «Мне не нужны пирожные. Сколько ты за них заплатил?» – «Не помню». – «Не помнишь? Сколько лет назад ты их купил?» Кроме всего прочего, ты боялся, что я мог что-нибудь в них подсыпать, потому что мать всегда предупреждала тебя опасаться чужих. «В следующий раз ты захочешь, чтобы я потратил столько же». – «Но у друзей все общее, как говорит греческая пословица». Ты отреагировал на это довольно цинично. Потом, однако, пока мы сидели, ты сказал что-то о «джентльмене» и «даже сыне мясника», – я точно не помню, но это так, – и добавил: «я еще только мальчик», – серьезно и гордо. Я назвал тебя «джентльбоем», и ты улыбнулся.

Вот уже почти год прошел с даты, стоящей в начале этого письма, которому никогда не суждено быть завершенным в изначально задуманном виде. Я написал благодаря тебе рассказ и посвятил тебе книгу[144] – и это более реально, чем все прямые обращения к тебе. Мохаммад, – я впервые осознал твою смерть на дюнах острова Уайт. Это ничего не значит и не вызывает во мне никаких эмоций, потому что ты мертв, Мохаммад, а Морган жив, и в каждой написанной строке думает больше о себе, нежели о тебе. Ты звал меня по имени на станции Бибит эль Хагар, после того как мы видели тот разрушенный замок в паре миль от нее, которого, казалось, не видел дотоле никто, кроме нас. Было темно, и я слышал, как кричит египтянин, потерявший друга: Марган, Марган, – звал ты меня, и я чувствовал, что мы принадлежим друг другу, и что, благодаря тебе, я и сам стал египтянином. Когда я сегодня взываю к тебе на этих дюнах, я не могу тебя оживить и не могу принадлежать тебе, поскольку тебе теперь ничего не принадлежит. И даже когда я умру, я все равно не буду принадлежать тебе – я просто стану как ты. Но я все время помню твои слова о том, что мы увидимся снова, – ты написал это в одном из последних писем, – и поэтому мне легче притворяться, будто ты сможешь прочесть эти строки. Я просто должен говорить тебе то, что приходит в голову.

Как ты был красив, когда мы возвращались из Вади Хоф, около Хелуана, – в нашу последнюю поездку[145]. Мы не думали, что у тебя хватит сил проделать весь этот путь, но ты выдержал. Мы ехали назад, перед нами на противоположном берегу Нила возвышалась пирамида Джосера, солнце светило в глаза. Я посмотрел сбоку на твое лицо и увидел, что скачка наполняет тебя весельем и счастьем. И я знал, что ты сбежал ненадолго от своей болезни. Я смотрел на тебя справа, и ты был очень красив: я помню, как ты улыбался за несколько лет до этого, когда вернулся из Кантары в отпуск[146], и я раньше, чем ты, увидел на главной улице Багоса твоего друга Абдул Хамида. В тот самый день была сделана фотография, которая сейчас висит у меня в комнате, – ты был тогда в расцвете своей красы. Через несколько минут мы уже сидели в маленькой комнате Абдул Хамида напротив твоего жалкого дома, и ты улыбался, наклонившись вперед и беседуя с ним. Я помню три случая, когда красота и очарование твоей улыбки потрясли меня, и мне не хотелось вмешиваться с разговорами, а просто смотреть на тебя. Ты ничего не говорил, возвращаясь из Вади Хоф, а просто весело ехал на своем ишачке, трусившем в Хелуан. Февраль 1922 года. Ты умер через три месяца. Прощай, Мохаммад, никто не сравнится с тобой, несмотря на смерть. Прощай навеки, друг мой, хоть ты и говоришь, что мы снова встретимся. Любая ошибка моего мозга могла бы исказить твой облик, но так не будет, ибо, если ты и прав, то не совсем: пока я жив, я не могу узнать ничего о том, что с тобою сейчас. Прощай, Мохаммад, я уважаю твою волю, я рад, что тебя похоронили твои соплеменники. Интересно, кто там был, прочитал ли кто-нибудь молитвы (я помню, как ты платил, чтобы помолились за твоего отца; когда я был у тебя в Мансуре, приходил человек и читал, формально и спокойно[147])?

Слова мешают мне, ибо мне случалось использовать их для такого количества других вещей. Они отдаляют меня от человека, которому я хочу воздать должное. Голова моя тоже устала. «Я никогда бы не узнал, что англичанин может быть таким, если бы не встретил тебя», – сказал ты в Хелуане. Я записываю подобные вещи перед тем, как пойти спать.

Сегодня я должен написать о плотской стороне, даже если потом мне придется вырвать эту страницу. Видимо, моя любовь к тебе всегда включала и это, но ведь оно появляется и исчезает с такой легкостью! Оно нахлынуло невыносимо, когда ты впервые согласился встретиться со мной. Я выскочил из трамвая на Сиди Джабер и помчался домой сквозь тьму. Во время двух наших первых встреч оно исчезло – по крайней мере, с моей стороны. Я был просто очарован твоим характером и беседами с тобою. Я сидел на твоей кровати, а между нами лежала еда. Я заметил, что, когда мы встречаемся, ты всегда пару минут держишь руки в карманах, но не обратил внимания. Ласки начались лишь во время нашей третьей встречи. Это было у меня в комнате – ты тогда пришел туда впервые. Мы, кажется, играли в шахматы. Потом мы полулежали на моем красном покрывале, я – ближе к стене. Я прикоснулся к твоему колену – ты наклонился ко мне. Я прикоснулся к твоим волосам. Ты сказал: «Они короткие, но курчавые», – дотронулся до моих, и сказал: «Красивые волосы». Моя голова уткнулась в подушку позади твоей, твоя левая рука осталась под ней. Потом был первый поцелуй, и именно то, что твоя рука была у меня под головой, сделало его для меня настолько ярким. Остаток вечера, однако, был испорчен. Увидев, что ткань на твоих брюках вздыбилась, я расстегнул их, и свои тоже, но сначала спросил: «Ты меня любишь?» Видимо, это тебя смутило, ибо ты спросил: «Что ты имеешь в виду?», а потом хмыкнул, увидев мое состояние, хотя и сам был в таком же. Что-то стало тебя раздражать. Когда я снова прикоснулся к тебе, ты стал сопротивляться и поранил мне руку. Однако ты не ушел с кровати и позволил мне придвинуться ближе, но тут я случайно оцарапал твое лицо. Это отрезвило нас. Мы пошли к умывальнику и остановили кровь. Я думал, что ты суеверен и запишешь на мой счет, что я поранил тебя, однако на следующий день в трамвае мы смеялись над этим, и, выходя на Мустафе, я показал свою руку, а ты – свой глаз. Я был смущен всем этим и до сих пор не вполне понимаю, но, может быть, твое объяснение было верным: «Мой чертов хрен всегда встает, с кем бы то ни было, это еще ничего не значит». Может быть, это объяснялось просто твоими дружескими чувствами и желанием быть добрым ко мне. Когда человек тебе интересен и ты чувствуешь взаимность с его стороны, ты хочешь идти дальше, но лишь тогда. Быть может, поэтому в отношениях с тобой плоть никогда не имела для меня решающего значения. Я отчетливее помню, как ты тогда погладил меня по волосам. Ласки твоих сильных рук, обвивающих мое тело, когда ты спишь; внезапный и сильный поцелуй, когда я попросил тебя о нем; те несколько раз, когда я ласкал твои бедра. Каждый раз ты позволял мне это лишь после резких возражений, развязывал свои льняные панталоны и немного откидывался назад. Мы сидели в темноте недалеко от Порт-Саида весной 1921 года, когда я был на пути в Индию[148]. Тогда в последний раз ты был еще крепок. Я не видел тебя два года и наслаждался, вновь прикасаясь к твоей упругой плоти. Ты сказал: «глупости». Я ответил: «У каждого свои глупости. У меня – такие». В Индии я думал и об этом (хотя это всегда оставалось лишь малой частью моих мыслей о тебе) и пообещал себе, что на обратном пути уговорю тебя войти в меня сзади, как бы это ни было больно, пусть даже ты перестанешь меня уважать. Но когда я возвращался, ты был уже бессилен. Твоя болезнь прогрессировала. Мне удалось чего-то добиться в твоей постели в Хелуане, когда ты думал о женщине. Мы пытались вернуть твою утраченную силу. После моего отъезда ты по моему совету еще раз попробовал с Джамилей[149] и добился успеха, быть может, приблизив тем самым свою смерть. Что ж. Ты получил удовольствие, а именно этого я и хотел. А еще немного продлевать твою жизнь уже не было смысла.

Прошли еще месяцы после того, как я написал это. Ты становишься все туманнее. Я знал, что это случится, и что мне никогда не удастся описать каждое мгновение наших отношений, как я надеялся. Я был влюблен в тебя, но влюбленность затуманивается. Ты уменьшаешься, становясь лишь частью моего прошлого, и скоро исчезнешь совсем, если мне не удастся иногда оживлять тебя во сне. Даже твоя жалкая хижина теперь более реальна, чем ты, ибо она, видимо, по-прежнему стоит на своем месте, и я хочу навестить ее когда-нибудь в надежде еще раз оживить воспоминания о тебе. Однако в моей жизни никогда не будет ничего, что бы сравнилось с тобой. В этом смысле я никогда тебя не забуду, не стоит обманываться.

Сегодня вечером я должен завершить это письмо. Вот уже более семи лет, как оно было начато, и пришло время поставить точку. Я обещал тебе, что никогда не приеду в Египет после твоей смерти. Ты, однако, не проявил к этому никакого интереса, поэтому я нарушил свое обещание и вместе с Флоренс[150] пошел к твоей хижине. Она все еще стоит, хотя вокруг все перестроено, и еще (я этого не помнил) в саду за ней растет большое цветущее дерево – светло-красное. Я рад, что снова побывал в Александрии, я был счастлив там и часто думал о тебе, чего теперь порою не случается месяцами, даже когда я надеваю твое кольцо[151]. Ты потонул в великой страсти – я знал, что это случится, но ты по-прежнему олицетворяешь для меня египтян. Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что ты не был слишком сильно ко мне привязан: сначала ты был лишь заинтересован и польщен, позднее благодарен – вот и все. Но если я не прав, и если любовники действительно могут встретиться после смерти и снова любить друг друга, позови меня, и я приду. Мне уже почти 51, мне никогда не полюбить никого так, как тебя, и если действительно существует личное бессмертие, и если эта вечность может быть приятна, то я бы хотел разделить ее с тобой. Однако у меня никогда не было ощущения, что она существует, или что ты ждешь меня там, да и чем дальше, тем меньше я нуждаюсь в любви – меня волнуют теперь лишь похоть и дружба, желательно (но не обязательно) направленные на одного и того же человека. Такая случайность слишком маловероятна: я по-прежнему способен писать «ты» вместо «он». Завтра я стану думать о тебе как о мертвом. Наверно, завтра я надену твое кольцо. Я действительно любил тебя и, если любовь вечна, я могу начать заново. Лишь позови меня. С тех пор со мной так много произошло, что я могу не узнать тебя, и я почти уверен, что не буду думать о тебе перед смертью. Теперь я знаю, что так и должно было быть с самого начала, но если я был так счастлив в Египте, то лишь благодаря тебе.

Мохаммад эль Адль – любовь моя

Морган

27 декабря 1929 года

Комментарии

1 Гермесу душеводителю (греч.). Под Гермесом душеводителем (Гермесом Психопомпом) автор подразумевает своего покойного возлюбленного Мохаммада эль Адля (см. предисловие и приложение 2).

2 Канопским устье называлось по городу Канопу (или Канобу), расположенному примерно в двадцати километрах от Александрии и служившему для ее жителей местом отдыха и развлечений. Оно же – Гераклово устье (по находившемуся поблизости храму Геракла).

3 Имеется в виду Первая мировая война. Форстер отказался от военной службы в пользу альтернативной, и, как волонтер Красного Креста, был отправлен в Александрию.

4 Гефестион, ближайший друг и соратник Александра Македонского, умер в 324 г. до н.э., когда армия Александра стояла на зимовке в Мидии, в Экбатане. Александр был потрясен его смертью, отменил все проходившие тогда празднества, велел казнить врача, лечившего Гефестио-на, и перевез тело друга в Вавилон, где его предали сожжению с большими почестями.

5 Птолемей II Филадельф (309-246 г. до н. э.) – царь Египта с 283 г. до н. э.

6 Скромные по сравнению с громами и молниями, сопровождавшими дарование Моисею десяти заповедей.

7 Второканоническая книга Ветхого Завета.

8 Прем. 2:6-9.

9 Прем. 2:21-23.

10 Сострат Книдский (первая половина III в. до н. э.) – архитектор, построивший, кроме Фароса, еще ряд зданий в Александрии, Дельфах и др. Выполнял также дипломатические поручения Птолемеев.

11 Птолемей I Сотер (367-383 до н. э.) -один из диадохов Александра Македонского, правитель эллинистического Египта после смерти Александра, с 323 г. до н. э., царь с 305 г. до н. э.

12 Аристарх Самосский (ок. 310-230 до н.э.) – древнегреческий астроном, математик и философ, предложивший гелиоцентрическую систему мира и придумавший математический метод для определения размеров небесных светил и расстояний до них.

13 Эратосфен Киренский (276-194 до н.э.) – александрийский платоник. Математик, астроном, географ. Глава Александрийской библиотеки.

14 Аполлоний Пергский (262-190 до н.э.) – античный геометр, впервые описавший важнейшие математические кривые – эллипс, параболу и гиперболу – в сочинении «Конические сечения». В новое время изданием этого труда занимался Эдмонд Галлей, а внимательными читателями были Декарт и Ньютон.

15 Иглами Клеопатры называют три покрытые иероглифами обелиска, перенесенные из Египта в Париж, Лондон и Нью-Йорк в XIX в. Никакой связи с Клеопатрой они не имеют – к моменту ее рождения этим обелискам было уже больше тысячи лет; название придумали в Европе. Парижский обелиск был установлен на площади Согласия в 1833 г. Он происходит из Луксора – парная ему стелла до сих пор там и остается. Лондонская игла стоит на набережной Виктории с 1878 г. У ее основания сидят два сфинкса. У основания Нью-Йоркской иглы, установленной в Центральном парке в 1881 г., лежат два медных краба. Они, очевидно, должны ее поддерживать, но кажутся придавленными ею. Лондонский и нью-йоркский обелиски составляют пару. Изначально они были воздвигнуты в Гелиополисе по приказу фараона Тутмоса III (ок. 1450 г. до н.э.), но в 12 г. до н. э. римляне перенесли их в Александрию и установили перед Цезареумом – храмом, построенным Клеопатрой в честь Марка Антония. Впрочем, через некоторое время оба обелиска упали, и оставались погребенными в песках до начала XIX в., что и объясняет хорошую сохранность выбитых на них иероглифов.

16 Колонна Помпея – триумфальный столп в Александрии времен римского владычества. Массивная коринфская колонна из асуанского гранита высотой около 25 метров. К Гнею Помпею она, разумеется, никакого отношения не имеет, и поставлена была в 297 г. н.э. в честь подавления императором Диоклетианом восстания александрийцев.

17 Ибн Дукмак (1349-1406) – историк, автор истории Египта и большой работы о городах исламского мира, пятый том которой посвящен Александрии.

18 До наших дней в руинированном виде Кайт-Бей, конечно же, не достоял. Его масштабная реставрация и музеефикация началась еще в 1984 г., задолго до туристического бума.

19 Бичамп Сеймур, барон Эльсестер (1821-1895) – британский адмирал, в 1880-1883 гг. командующий Средиземноморским флотом, осуществившим бомбардировку Александрии.

20 Бомбардировка Александрии была первым этапом англо-египетской войны, начавшейся с борьбы за контроль над Суэцким каналом (откуда восставшие египетские офицеры хотели изгнать англичан) и закончившейся британской оккупацией Египта и последующим превращением его (в 1914 г.) в один из протекторатов Великобритании.

21 В Трое Александр принес жертву Приаму, которого, по преданию, македонский царь умолял не гневаться на своих предков, осаждавших некогда Трою (Александр считал себя по матери потомком Неоптолема, убийцы Приама). На могилу Ахилла Александр возложил золотой венок, после чего обежал ее с товарищами, в то время как Гефестион проделал то же самое на могиле Патрокла.

22 Уолтер Сэведж Лэндор (1775-1864) – английский поэт и прозаик, автор многочисленных «Выдуманных разговоров», в том числе «Выдуманных разговоров греков и римлян». В разговоре «Александра Великого и жреца Аммона» Александр пытается убедить жреца в своем божественном происхождении, сообщая, что отцом его был не Филипп, а Юпитер, снизошедший к его матери в образе змея-дракона, и тогда жрец предлагает Александру, как подобает царю земному, взять в жены его божественную сестру – огромную змею. Александр спасается бегством, твердо пообещав жрецу не насаждать в Египте греческой религии.

23 В битве при Рафии (217 г. до н.э.) селевкидский царь Антиох III Великий потерпел поражение и вынужден был заключить мир с правителем Египта Птолемеем IV Филопатором.

24 Птолемей V Эпифан (ок. 210 – 180 до н. э.) – царь Египта с 204 г. до н. э., сын Птолемея IV Филопатора (правил в 221 – 204 гг. до н. э.) и его жены и сестры Арсинои III.

25 Филон Александрийский (ок. 25 до н. э. – ок. 50 н. э.) – еврейский эллинистический богослов и мыслитель, впервые попытавшийся объединить догматы иудаизма с греческой философией. Посольство к Калигуле имело место в 38 – 40 гг.

26 Гай Цезарь Август Германик Калигула (12 – 41) – римский император с 37 г.

27 Филон Александрийский. О посольстве к Гаю, 22. Пер. О.Л. Левинской.

28 Амр ибн аль-Ас (573 – 664) – арабский военачальник, руководивший завоеванием Египта в 640 г.

29 Климент Александрийский (ок. 150 – ок. 215) – христианский богослов, основоположник александрийской богословской школы.

30 Исх. 3:14.

31 Чихающий Аполлон – неточность Форстера. У Климента в главе второй «Увещевания к язычникам» высмеиваются зевающий Аполлон и Аполлон пьянствующий (такие изображения бога упоминают, по сведениям Климента, платоник Полемон и Элий). Далее Климент ссылается на Сосибия, который рассказывает, будто в Лаконике есть жертвенник Артемиды-Подагры, и далее добавляет от себя, что аргивяне и спартанцы поклоняются Артемиде-Келюте, то есть кашляющей Артемиде.

32 Св. Симеон Столпник (ок. 390-459), по преданию, провел 37 лет в посте и молитве на столпе (то есть на небольшой каменной площадке на вершине башни), при этом как минимум год он простоял там на одной ноге. Св. Рох (ок. 1295-1327) исцелял чумных молитвой и крестным знамением, после чего заразился сам, однако вскоре чудесным образом поправился после того, как собака принесла ему хлеба. Св. Фина (1238-1253), смертельно заболев, пережила смерть обоих родителей. Когда ее мать упала с лестницы, возвращаясь домой из церкви, Фина поняла, что это дело рук дьявола, однако не заплакала, а возблагодарила бога за то, что он дал матери умереть.

33 Имеется в виду, очевидно, следующий пассаж из «Увещевания к язычникам»: «Посмотрите на идолослужителей с грязными волосами, в оскорбительно испачканной и порванной одежде, не ведающих, что значит мыться, длиной ногтей уподобившихся зверям <...>. Мне кажется, что эти люди оплакивают богов, а не поклоняются им, испытывая по отношению к ним нечто подобное скорее жалости, чем почитанию» (пер. с древне-греч. А. Братухина).

34 Климент Александрийский. «Увещевание к язычникам». Пер. с древнегреч. А. Братухина.

35 Там же.

36 Ориген (185-254) восстал против секса не столько теоретически, сколько практически: решив воплотить в жизнь слова спасителя «Есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Матфей, 19:12), он оскопил себя.

37 В 202 г. римский император Септимий Север начал гонения на христиан, Климент вынужден был покинуть Александрию и перебрался в Палестину.

38 Афанасий Великий (ок. 298-371) – архиепископ Александрийский в 326 – 336, 337 – 339, 346 – 356, 362, 364 – 365, с 366 г.

39 Александр (ум. 326) – епископ Александрийский с 313 г.

40 Аниан Александрийский (ум. ок. 82-86) – александрийский сапожник, починивший, по легенде, сандалию апостолу Марку и обратившийся после этого в христианство. Евангелист рукоположил его в епископы, а потом сделал своим преемником.

41 Феона (ум. зоо) – епископ Александрийский с 282 г.

42 Арий (ок. 256-336) – александрийский священник, основоположник арианства, провозглашавшего сотворенную природу Иисуса.

43 Имя Мелетия (ум. после 325), епископа Ликополиса (как назывался тогда Ассиунт), связано с одной из раннехристианских схизм, теологический смысл которой сейчас не вполне ясен. Мелетий приобрел известность в период преследования христиан императором Диоклетианом. Он проявил беспрецедентную строгость к христианам, официально отказавшимся от веры, не допуская их до приобщения святых тайн. Позже Мелетий стал самостоятельно рукополагать в духовный сан (в том числе людей, не принадлежащих к его епархии), что вызвало особенное возмущение александрийского епископа. Примирение с Мелетием было достигнуто на Никейском соборе, однако позже его последователи присоединились к арианам. Форстер называет Мелетия иудействующим, вероятно, за его приверженность букве библейского закона и нежелание воспринимать официальное отречение от веры как чистую формальность.

44 Константин I Великий (272 – 337) -римский император с 306 г.

45 Первый Никейский собор – первый в истории христианства Вселенский собор, состоялся в Никее (ныне Изник в Турции) в июне 325 г. Определил основные догматы христианства.

46 Юлиан Отступник (331/332 – 363) – римский император с 361 г.

47 Symbolum Quicumque, который традиция приписывает Афанасию Великому, на самом деле был составлен в начале V в., то есть уже после смерти Афанасия, и к тому же не на греческом, а на латыни. Среди наиболее вероятных авторов этого символа чаще всего называют Амвросия Медиоланского и Августина. Содержит опровержение многих ересей, в том чисел арианства. В его текст входит филиокве, поэтому в православном богослужении афанасьевский символ не используется.

48 Унитарианство – ветвь протестантизма, отрицающая догмат о Святой Троице, полностью отделяя Бога-отца от человека-Христа. Сформировалась в конце XVIII в. в Англии и Америке.

49 Протерий (убит 457) – патриарх Александрии с 451 г. (после Халкидонского собора).

50 Тимофей II Элур (ум. 477) – монофизит, патриарх Александрии в 457 – 460 и с 475 г. Низложенный императором Львом I, был сослан в Херсонес Таврический, позже восстановлен на патриаршем престоле императором Василиском. Император Зенон собирался вновь низложить Тимофея, но тот умер.

51 Мелькиты – сирийские и египетские христиане, принявшие постановления Халкидонского собора 451 г., осудившего ересь Евтихия – монофизитство.

52 Гностики, рано обособившиеся от христианства.

53 Последователи христологического учения Нестория, архиепископа Константинопольского, осужденного как ересь на Эфесском соборе в 431 г., которое признавало неслиянную соединенность во Христе природ – божественной и человеческой; осуждено после утверждения, что Деву Марию нельзя называть Богородицей, поскольку рождение от Марии имеет отношение только к человеческой ипостаси Иисуса.

54 Донатизм – религиозно-политическое движение, сформировавшееся под влиянием гонений на христиан в правление императора Диоклетиана, когда церковь переориентировалась на тесный контакт с государством и стала терпимее относиться к отступникам. Донатисты, получившие свое имя от епископа Нумидийского Доната, требовали от церкви абсолютной чистоты, исповедовали культ мучеников и не признавали многих запятнавших себя священников. В 348 г. Донат был низложен императором Константом, изгнан и умер в ссылке. Донатизм был осужден на специальном Соборе в Карфагене в 411 г., а в 415 г. полностью запрещен.

55 Манихейство – синкретическое религиозное учение о борьбе добра и зла, основателем которого был перс Мани (216 – 273).

56 Тимофей III Салофакиол (ум. 482) – патриарх Александрии в 460 – 475 и с 477 г., при императоре Василиске был низложен и сослан. Прозвище Σαλοφακιολος – эллинизированное латинское, не вполне ясной этимологии; предположительно означает «носитель белого головного убора» и представляет собой контаминацию из коптского и латинского слов.

57 Эллинистический бог, почитавшийся в Птолемеевском Египте.

58 Лев I Макелла (ок. 401-474) – византийский император с 457 г.

59 Василиск (ум. 476) – византийский император в 475 – 476 гг., брат императрицы Верины, жены Льва I. Низложил императора Зенона, но через полтора года потерпел от него поражение, был свергнут и умер в заключении.

60 Зенон (ок. 435 – 491) – византийский император в 474 – 475 и с 476 г., муж Ариадны, дочери Льва I. Первоначально (в 474 г.) – соправитель своего малолетнего сына Льва II, после его смерти правил единолично. Был свергнут Василиском, но затем одержал над ним верх.

61 Пер. Г. Шмакова под ред. И. Бродского. Ср. перевод С. Ильинской:

Когда внезапно в час глубокой ночи

услышишь за окном оркестр незримый

(божественную музыку и голоса) -

судьбу, которая к тебе переменилась,

дела, которые не удались, мечты,

которые обманом обернулись,

оплакивать не вздумай понапрасну.

Давно готовый ко всему, отважный,

прощайся с Александрией, она уходит.

И главное – не обманись, не убеди

себя, что это сон, ошибка слуха, к пустым надеждам зря не снисходи.