Текст книги "Головач (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

            – Нет, сынок, – помрачнел Дедуля. Ему было явно тяжело рассказывать эту душераздирающую историю.

            – Она была пристегнута, а твой папа – нет. Нет, она погибла не в аварии.

            Трэвис с трудом пытался сдержать плач.

            – А от чего тогда, Дедуль?  Что случилось, если дело не в аварии?

            – Это все злые нечестивцы Кодиллы. И вот что сотворили эти паразиты... – Дедуля сделал паузу, чтобы смочить пересохшее горло.

            – Они... они...

            – Что Дедуль?

            Дедуля посмотрел на Трэвиса полными слез глазами.

            – Я будто режу себя ножом, когда рассказываю это, сынок. Но вот, что они сделали – эти грязные ублюдки вытащили твою маму из машины и... Боже, сынок. Сорвали с нее одежду, оттрахали в зад по очереди прямо на капоте машины, а потом... О, боже, мне больно говорить это! Потом они устроили "головач", мальчик. Эти оборванцы сделали твоей маме "мозготрах"!

            Трэвис плакал, не переставая. А когда слез больше не осталось, он просто взял и отрубился прямо на крыльце. Во сне он кричал о том, что проклятые Кодиллы сделали с его родителями, особенно с его мамой. Они оттрахали ее в голову! Всей компанией!

            Эти грязные ублюдки отрахали мою маму в голову! Трэвис выл во сне, полном самых страшных кошмаров...

***

            На следующий день Трэвис был не разговорчив. Дедуля был тоже очень подавлен после вчерашней беседы.

            – Прости, сынок, – сказал он Трэвису. – Я давно бы тебе поведал, только негоже рассказывать такие ужасные вещи человеку, недавно освободившемуся из тюряги. Что сделано, то сделано, я так считаю. Но теперь-то я вижу. Вижу, что я должен был рассказать тебе сразу же, потому что ты должен был знать, что произошло на самом деле.

            – Я ценю это, Дедуль, и люблю тебя за это, – сказал Трэвис, поднимая коромысло с ведрами, чтобы сходить за водой к ручью. С этими словами он ушел. Пока он тащился к ручью, у него из головы не шел вчерашний дедулин рассказ. А хуже всего было то, что он ничего не мог с этим поделать. Оба сына Кодилла померли. Один от "гомосятской" болезни, другой – от "хиппарской" наркоты. Сам Кодилл живет сейчас в большом навороченном особняке в Пуласки. А Пуласки далеко. Дедулин грузовик и полдороги не проедет – развалится. Поэтому Трэвис чувствовал себя совершенно бесполезным. И пока тащил ведра к ручью, закрыл глаза и стал искренне молиться.

            Боже, я хорошо знаю, что я не очень достойный слуга твой, и от всей души сожалею за свои грешные слова, но... срань господня!  Если ты дашь мне шанс по заслугам воздать Кодиллу за то, что он сделал с моими любимыми папой и мамой, клянусь, я буду верой и правдой служить тебе и твоим святым нуждам. Клянусь.

            И вы не поверите! Не прошло и пятнадцати минут, как Бог ответил на молитвы Трэвиса Клайда Тактона.

***

            Дедуля продолжал выдалбливать подошву для очередного ботинка. Он делал все вручную. Это был тяжелый труд, но, как говорится, тяжелый труд делает людей лучше. Поэтому он сидел в своем кресле и мастерил башмаки, когда входная дверь распахнулась.

            В проеме, в ореоле пышных солнечных лучей стоял человек. У него за спиной виднелся стоящий на грунтовой подъездной дорожке "Роллс-ройс".

            Это был Тибальд Кодилл.

            – Здорово, старик, – поприветствовал он. На нем был пижонский угольно-серый костюм и "гомосятские" итальянские туфли.

– Помнишь меня? Бьюсь об заклад, что помнишь.

            – Тибальд Кодилл, – узнал его Дедуля, буквально кипя от гнева. – Ты чего это здесь?

            – Понимаешь, люблю время от времени покататься вокруг своего старого дома. Вспомнить, откуда я родом. Поэтому решил вот заскочить.

            – Нет надобности тебе сюда заскакивать, Кодилл, – прохрипел Дедуля.

            – Ну, едрен батон, дедушка Мартин! – Кодилл запрокинул голову и расхохотался. Солнце отразилось от его лысой, с седыми бакенбардами, головы. – Вижу, ты все еще злишься из-за той глупой истории, что якобы я со своими сыновьями порешил твою родню. Едрен батон! Это же неправда, старик! Честное слово!

            Твое слово, Тибальд Кодилл, не стоит и струйки мочи дохлого пса, – подумал Дедуля. Или лужицы блевотины.

            – Так давай же забудем все это, а, старик? Вижу, ты сейчас инвалид, остался без ног, поэтому вот решил приехать и заключить сделку. Понимаешь? Я тут нанял себе целую толпу ниггеров. Полоть сорняки, подстригать лужайку м все такое. Всем им нужны новые хорошие ботинки. И я тут подумал, ты же шьешь рабочие башмаки, как раньше? Вот почему я здесь.         Кодилл сунул руку в карман и вытащил толстую пачку банкнот.

            – У меня шесть рабочих, и полагая, такие хорошие башмаки, как твои, не стоят дешево. Поэтому я возьму шесть пар по сто долларов за пару. Как тебе это, старик?

            Кодилл швырнул пачку на стол. Это была целая куча денег, но Дедуля чувствовал, что будет вопиющей несправедливостью брать "зелень" у человека, погубившего его дочь и зятя. Поэтому он сказал: – Забирай свои гребанные деньги и проваливай, Тибальд Кодилл. Пока я не прикончил тебя!

            Кодилл хихикнул. – Кто? Ты, старик? Не смеши мои тапки! Что ты мне сделаешь? Запинаешь до смерти своими тощими култышками? – Кодилл снова запрокинул голову и захохотал, да так громко, что, наверное, разбудил половину лежащего на местном кладбище народа.

            Дедуля чувствовал себя ужасно неловко из-за того, что этот деревенщина приперся к нему домой и делает из него посмешище. Но что Дедуля мог сделать, без ног, ограниченный своим проклятым креслом-каталкой?

            – Да. Бьюсь об заклад, ты по-прежнему трахаешь собак, да, старый голодранец? От нищеты, наверное, приходится сморкаться в руку, когда хочется есть? И нет ничего кроме заскорузлых обрубков вместо ножек. Остается только сидеть, да пялиться на стену. Почему бы тебе не сделать миру одолжение, старый дурень, и не вырыть себе яму и самому в нее же закопаться?

            Пухлое, блестящее на солнце лицо Кодилла покраснело от очередного приступа хохота. Старый дедушка Мартин готов был застрелиться, настолько опозоренным и обесчещенным он себя ощущал. Но тут...

            Тут...

            Тут дверь распахнулась.

            И на пороге возник Трэвис.

***

            Каммингс припарковал машину в лощине у моста Олд Говернор Бридж. Было начало первого. Одев перчатки, он очень осторожно протер изопропанолом каждый пакет с кокаином, чтобы уничтожить свои отпечатки. На тот случай, если кто-нибудь найдет пустые пакеты. Потом он разрезал каждый пакет – всего их было десять – и выбросил их с моста в бурлящий внизу ручей. Пусть рыбки покайфуют, – подумал он. Оставлять кокаин себе противоречило даже его моральным нормам. Даже если у него была возможность продать его, он не хотел дальнейшего распространения этой гадости в Америке. Денег будет достаточно. А что насчет убийства Спаза и Датча?

            К черту их, – решил он. Они были наркодилерами.

            Потом ему придется припрятать деньги и переждать, пока шумиха вокруг устроенного им пожара поутихнет. Ему не очень нравилась идея кататься вокруг в полицейской машине с багажником, набитым стодолларовыми купюрами. Но где ему устроить тайник?

            Ясное, безоблачное, потрясающей красоты небо манило его. Он выехал из лощины и вернулся на шоссе. Остаточное ощущение от содеянного было на удивление нейтральным. Убил двух парней, сжег хибару, скинул 10 кило в ручей, и гуляет с кучей "бабла", способной покрыть дефицит бюджета штата. Каммингс поежился. Но все это ради чего-то гораздо более важного, разве не так? Все это ради Кэт. Ради той жизни, которую она заслуживает. А те двое наркодилеров? Вряд ли мир будет по ним скучать.

            За следующим поворотом он остановился – вдоль обочины хромала какая-то девчонка в лохмотьях. Явно из местных. Подвезу, – подумал он. Легко быть милосердным, когда у тебя в багажнике сумка "бабла".

            – Вот, здорово, – сказала она. – Спасибо огромное.

            – Да без проблем.

            – Я... – она запнулась. Машина-то, да, была без опознавательных знаков, но сам Каммингс был в темно-синей полицейской куртке, с золотистым значком, и с кобурой на поясе. – Расслабься, – сказал он. – Я не ищу, к кому бы пристать.

            – Вы из "Эй-Ти-Эф", верно?

            – Совершенно верно.

            Она замолчала. Конечно. Наверняка, кто-то из ее родни гонит самогон. И я для нее большой и страшный представитель власти, – догадался он. Парень, который усложняет ей жизнь.

            – Куда направляешься?

            – В одно местечко рядом с Филбертом.

            – Да без проблем.

            Он вел машину, то и дело искоса поглядывая на нее. Хорошенькая, пышногрудая девочка, лет шестнадцати. От нее исходил легкий запах пота. Запах, к котором Каммингс давно привык. Рядом с ним сидела типичная жительница холмов – босая, с прямыми темными волосами, в которых застряли кусочки соломы, в потертом сарафане на голое тело.

            – Чудный денек.

            – Это точно.

            – Позволь мне задать тебе вопрос, – сказал он, вспомнив наконец разговор с Джен Бек. Раз уж везешь в багажнике пару сотен "штук", постарайся отработать сегодняшнее жалование, Стью. – Ты слышала когда-нибудь о парне по имени Трэвис Клайд Тактон?

            – Конечно. Хороший был парень, пока не угодил в окружную тюрьму. Я его плохо знала, но парень был хороший. Ее волосы развевались от дующего в открытое окно ветерка. Простая, симпатичная девчонка с небритыми подмышками. – Он все еще сидит.

Нет, дорогуша. Он освободился, пропускает "отметки", а еще... трахает людей в голову. Хороший парень, правда?

            – Слышал, "предки" у него погибли, а дом сгорел. попытался подсадить ее на крючок Каммингс.

            – Ага, – лишь ответила она.

            – Трэвис недавно освободился, а раз дом у него сгорел, куда он мог пойти?

            Глаза у девчонки сузились. Руки лежали на коленях, как маленькие белые пташки. – Он, что, опять куда-то влип?

            – Не, не, ничего подобного. Налоговая задолжала ему деньжат, только и всего. Хочу узнать, где он остановился, чтоб он мог получить причитающуюся компенсацию.

            – А, понятно, –  она явно чего-то не договаривала. – Сомневаюсь, что он сюда вернулся. Это дохлое место.

            – Да, возможно, ты права. Но если б он вернулся, куда бы пошел?

            Она убрала волосы с глаз, вытащила травинку. Каммингс не мог не обратить внимание на высоко стоящие, полные груди, с сосками, выпирающими из-под мокрой от пота ткани. – Ну, у него был дедушка по линии матери. Джейк Мартин. Но его, наверное, уже нет в живых. Он был старый и без ног. Доктор отрезал их ему лет пять назад из-за какой-то болезни. У него был старый дом в лесу, недалеко от Тик-Нек-роуд.

            Тик-Нек-роуд, – повторил про себя Каммингс. Южный район. Он слышал о нем, но никогда там не был. Потерял ноги? Возможно, диабетная гангрена. Она права. Наверняка, он уже умер. Жители холмов не любят ходить к докторам. Каммингс затевал бесполезное предприятие.

            – Твоя остановка, – сказал он, останавливаясь у перекрестка. Перед ним простиралось ясное синее небо. Мимо пролетела стая птиц.

            – Спасибо большое, – повторила она, открывая дверь.

            – Ага... Эй, подожди. Было же что-то еще, что он мог спросить, верно? Гипсовые слепки. Отпечаток подошвы, который не нашелся в компьютерном каталоге. Ботинки ручной работы, как предположила Джен Бек.

            Девчонка продолжала стоять, наклонившись к машине. Ложбинка между грудей, притягивала к себе внимание, словно маяк. Было что-то приятное или даже эротичное в исходящем от нее легком запахе пота.

            – Знаешь здесь кого-нибудь, кто мастерит ботинки, туфли или кожаные изделия? – спросил он.

            На ее кротком лице отразилось недоумение. – Ну да. Как-то странно вы спрашиваете.

            – Почему это?

            – Потому что вы об этом уже спрашивали.

            – Не понял, – признался Каммингс.

            Ее лицо, казалось, плыло на фоне неба. – Знаете, здесь был человек, который мастерил ботинки. Хорошие, кстати, ботинки. И я о нем вам уже говорила. Джейк Мартин. Дедушка Трэвиса Тактона.

***

            Она указала ему направление. По крайней мере, в его понимании. Информация зажгла в нем искру. Да, возможно, этот Джейк Мартин умер. Возможно, копы штата уже проверяли это, но...

            "Головач", – произнес внутренний голос. "Мозготрах".

            У Каммингса были сейчас более важные заботы. Например, где спрятать целую кучу "бабла", которую он украл у убитого им наркодилера. Но это дело – странная, необъяснимая череда замешанных на сексе убийств – давно уже зацепило его. По крайней мере, если он просто заглянет туда, ничего страшного не случится.

            Недалеко от Тик-Нек-роуд, – подумал он. Он был уже почти на месте и медленно катил по петляющей дороге. Было много съездов с основного пути, но...

            Ни почтовых дорог, ни адресов. Все, кто жил здесь, никак юридически не регистрировались. Дороги не имели названий, некоторых даже не было на карте округа.

            – Я не очень хорошо помню, – сказала ему девчонка перед тем, как уйти. – Но думаю, вам нужно будет свернуть напротив большого бурелома. Вы увидите...

            Когда Каммингс был готов уже сдаться, он увидел – большую кучу бревен, веток и срезанной ежевики. Службы округа постоянно оставляли такие после ураганов, но этот... Каммингс отметил, что куча была не только огромной, но и старой. Гнилой и обвалившейся.          Он свернул налево на грунтовку, такую узкую, что по ней могла проехать лишь одна машина, да и то с трудом.

            Она петляла, ныряла и выныривала. И тут...

            Бац!

            Дом, прямо как сказала девчонка. Ветхая хибара, полуобвалившаяся, как бурелом. Заросшая плющом гнилая обшивка, отвалившаяся черепица. Этакий человеческий "нарыв" посреди леса. Но...

            Что за черт?

            Такого он еще никогда не видел. У обвалившегося крыльца убогого домишка стоял сверкающий "Роллс-Ройс Сильвер Шедоу"

            Допустим, старик Мартин не умер, – предположил Каммингс, – но все остальное – какое-то безумие. Местный башмачник? Нужно продать немало башмаков, чтобы позволить себе такую машинку...

            Каммингс подъехал к самому дому. Если он хотел эффекта неожиданности, то он запорол его вдрызг – все в доме услышали бы шум подъезжающей машины. Но, погодите...

            Нет, – подумал он.

            Они не смогли бы его услышать. Потому что окружающие леса оглашал ругой звук.

Пронзительный скрежет.

            Это же... Размышления Каммингса были прерваны внезапно пронзившей мозг догадкой. Не может быть. Ни одному копу так не везло.

            Скрежет был звуком работающего электроинструмента. Звуком дрели.

            Не может быть, не может быть, – повторял он про себя. Выбравшись из машины, он подошел к дому и заглянул в боковое окно.

            Тесная комнатка. Она была бы больше, если б не весь этот хлам. Инструменты, висящие листы кожи. Многочисленные ряды деревянных колодок. И...

            Стол.

            Не может быть, не может быть, – продолжала крутиться в голове у Каммингса мысль. Но в следующее мгновение она утекла, как кровь из зарезанной свиньи.

            Скрежет смолк. А потом раздался голос, раздраженный старческий голос.

            – Вот, сынок. Ооо, дааа! Отличную дырку ты прорезал в башке этого голодранца! Я тебе не врал, Трэвис! Это тот самый ублюдок, который оттрахал в голову твою маму!

            У Каммингса было чувство, будто он заглянул в ад. На столе лежал хорошо одетый мужчина. Из аккуратно вырезанного в голове, истекающего кровью отверстия огромная, как свиной окорок рука вытащила нож. Рука принадлежала Трэвису Клайду Тактону. Парню, чью фотографию Каммингс уже видел в криминалистической лаборатории штата. А напротив стола, в кресле-каталке сидел сморщенный старикашка с бакенбардами. Человек...

без ног, – узнал его Каммингс.

            Джейк Мартин. Дед Тактона...

            – Я очень зол. Я просто вне себя от злости, Дедуль!

            – Это единственный правильный способ, сынок. Как сказано в Божьей книге, глаз за глаз!

            И голова за голову!

            Каммингс смотрел, не отрывая глаз.

            Крупный, мускулистый, коротко стриженный парень с на удивление добрым лицом, спустил штаны и быстро вставил эрегированный член в проделанную в голове трупа дыру. Затем, в дикой ярости закусив нижнюю губу, он схватил труп за уши и...

начал сношать.

            Начал сношать в голову.

            – Ооо, дааа! – воскликнул безногий старик. – Трахай эту дурную голову, мальчик. Трахай, я говорю!

            Пока Каммингс смотрел, сознание металось внутри его головы, словно болотная крыса, отчаянно ищущая выход. Старик в кресле тоже вытащил свой член и с улюлюканьем мастурбировал. А Тактон продолжал яростно насиловать голову трупа...

            – Да. Трэвис! Трахай как следует! – ликовал старик, сжимая член, словно шею цыпленка. – Кончи ему в башку!

            – Я ему так кончу в башку, Дедуль, – пыхтел парень, – что у него молофья из жопы брызнет!

            – Да, мальчик! Даааааа!

            И все это происходило прямо у Каммингса на глазах. Он смотрел, совершенно ошеломленный. Он стал свидетелем того самого жуткого преступления, вот уже несколько месяцев не дававшего ему покоя.

            Он стал свидетелем "головача"...

            Каммингс, словно на автомате, вытащил из кобуры служебный револьвер. Повернулся. Поднялся на крыльцо и вошел в ветхий домишко.

            – Ох, едрен батон, Дедуль, – услышал он, – Похоже, кончу я очень быстро!

            – Давай, мальчик! Кончай! У нас вся ночь впереди, натрахаемся вдоволь. Да, я сам трахну его раз пять! Так что не беспокойся, если кончишь слишком быстро. Накачай его так, чтобы твой папочка гордился тобой!

            Молча, и что странно, абсолютно без страха, Каммингс вошел в комнату.

            – Черт, кто это?! – вскрикнул старик.

            Парень, содрогаясь, видимо, в приступе оргазма, замедлил толчки тазом и открыл глаза.

            – Это коп! – сразу понял он.

            – БАМ!

            Каммингс произвел первый выстрел. Глаз парня исчез в красном всплеске, сам он отшатнулся от стола и рухнул на деревянный пол, словно туша свежезарезанного быка. Его эрегированный член продолжал побрызгивать струйками спермы.

            – Гребаный коп! Гляди, что ты натворил!

            – БАМ!

            Второй выстрел Каммингса пришелся старику в живот, отчего тот сложился пополам в своем кресле. И...

            – БАМ!

            Третий выстрел разделил его макушку надвое, словно удар мачете по дыне.

            Каммингс стоял. И смотрел. Уже второй раз за день глаза у него расширились, несмотря на режущий их кордит. Тишина, как в три ночи на кладбище, постепенно подступила к нему вместе с простой мыслью.

            Я только что раскрыл убийства с "мозготрахом".

            Потребовалось лишь три выстрела из служебного револьвера, и все кончено...

            А что... теперь? Телефона нет, а значит, нет возможности доложить об инциденте в полицию штата. По эту сторону хребта его рация вряд ли будет работать.

            Выйди из дома. Возьми улики. Вернись в отделение и доложи в полицию штата, – сказал он себе на автомате.

            Именно это Каммингс и сделал. Он надел перчатки, схватил картонную коробку с полки. Снял ботинок с ноги Трэвиса Клайда Тактона, взял электродрель с все еще прикрученной трехдюймовой кольцевой пилой, схватил кухонный нож, и положил все в коробку. Потом отнес все к машине и направился в региональное отделение "Би-Эй-Ти-Эф" округа Расселл.

***

            Возвращался он словно в прострации. Ну и тяжелый же выдался денек! За последние несколько часов я убил четырех человек, – напомнил он себе, сидя за рулем. Перед ним раскинулось шоссе. Мимо проплывали бесконечные кукурузные поля и сараи с обвалившимся местами шифером. Но волновали его всего лишь двое из убитых. Тактон и Мартин.

            "Мозготрахи".

            Для него это было все равно, что глоток свежего воздуха. Прикончить двух наркодилеров и забрать их "бабки" – это одно. Но... это? В считанные минуты, тремя выстрелами из служебного пистолета он раскрыл убийство...

            Каммингс припарковал машину. На парковке стояла полицейская машина без опознавательных знаков. Он мог лишь догадываться, что после показаний Бек, копы приехали поговорить с Пирсом. Поберегите силы, мальчики, – с гордостью подумал он. Я только что раскрыл это дело. Вся гротескность увиденного осталась далеко позади. Он разберется с этим позже.

            Каммингс вошел в отделение.

            – Я сделал это, босс. – объявил он.

            Пирс оторвал взгляд от своего стола.

            От волнения Каммингсу стало трудно дышать. – Я раскрыл убийства с "мозготрахом".

            – Что... ты сделал?

            – Поймал их на месте преступления, видел все своими глазами. Пристрелил их. Я видел в окне, как они... делали это.

            – Стью...

            – Бывший заключенный по имени Тактон и его дед. У них на столе лежал какой-то парень, и они... трахали... его в голову.

            – Стью, помолчи минутку.

            Каммингс уставился на Пирса. – Что не так, Джей Эл? Говорю, я раскрыл убийства с "головачом".

            Пирс сплюнул в свою чашку. Только потом Каммингс заметил в офисе еще одного человека.

            Сурового на вид, высокого парня. Полицейская форма, только на штанах лампасы и эмблема на шляпе. Капитан, или выше...

            Но Каммингс заметил кое-что еще.

            У офицера в руке был пистолет.

            – Это майор Фил Стрейкер, – сказал ему Пирс. – Он офицер по связям между департаментом собственной безопасности и отделом по борьбе с наркотиками.

            – С нарко... – лишь сумел произнести Каммингс.

            – Ты арестован, Стью, по подозрению в двойном убийстве первой степени.

            Каммингс замер, как вкопанный.

            – Не считая, – добавил Стрейкер, – воспрепятствование осуществлению правосудия, соучастие в преступлении, недонесение о совершении тяжкого преступления, умышленное хищение средств, добытых нечестным путем, хранение и незаконную транспортировку опасных веществ.

            – Даже не говори ничего, Стью. Они взяли тебя со всеми потрохами, – сказал Пирс. На столе у его стоял портативный видеомагнитофон. Пирс включил его, настроил крошечный экран.

            Бог ты мой, – подумал Каммингс.

            На экране Каммингс увидел себя, пакующего сперва спортивную сумку, а потом 10 пакетов кокаина в багажник своей служебной машины...

            – Это двойное убийство, агент Каммингс, – повторил Стрейкер, – но один из убитых вами мужчин был офицером полиции.

            – Датч, – пробормотал Каммингс.

            – Совершенно верно. Он работал под прикрытием. У нас были камеры в доме, и одна на улице, фиксирующая автомобильные номера. Те, что в доме, конечно же, сгорели в устроенном вами пожаре. Но та, что на улице...

            Свободной рукой Стрейкер указал на экран видеомагнитофона. На нем был видно, как Каммингс уезжает прочь.

            – Ты облажался, Стью, – сказал Пирс. – Ты – говнюк.

            – Убийство офицера полиции, – не преминул приукрасить Стрейкер, – насколько вы знаете, карается в этом штате смертной казнью.

            Я попался, – подумал Каммингс. Мне конец.

            Но он же еще не труп, верно?

            – Стью, вытащи из кобуры свой пистолет и положи мне на стол. Только медленно.

Стрейкер держал его под прицелом. Я не сдамся, – сказал себе Каммингс. Я лучше пущусь в бега, чем проведу десять лет в тюряге, пока меня будут трахать в задницу, а мои апелляции отклоняться.

            Каммингс очень медленно положил служебный револьвер Пирсу на стол.

            – Молодец, – сказал Стрейкер.

            Каммингс пожал плечами, затем резко выбросил руки вперед, помня обезоруживающий прием, которому его научили в армии. Обхватив пистолет Стрейкера, рывком отвел в сторону...

            БАМ!

            Пуля царапнула бок, но он даже ничего не почувствовал.

            – Срань господня, Стью, ты даже не...

            Снова действуя на автомате, Каммингс за долю секунды обезоружил Стрейкера. Пистолет был сейчас в его руке.

            Стрейкер, хоть и был напуган до усрачки, пытался сохранить контроль над ситуацией. – Не глупите, Каммингс. Вы можете пойти на сделку с правосудием. Можете сказать, что убили их в целях самообороны, и возвращаете деньги и кокс. Но если вы убьете нас, вам конец.

            БАМ!

            БАМ-БАМ!

            Сперва он прямым попаданием в голову завалил Пирса, потом двойным выстрелом в сердце уложил Стрейкера. Кровь из ран брызнула на добрые три фута. Пирс с выбитым затылком обмяк в своем кресле.

            Из уголка рта свешивалась нитка бурого табачного сока.

            У Каммингса затикало в голове – болотная крыса вернулась. Нарезая круги, она пыталась найти выход.

            Остынь, – приказал он себе. Но это было не так уж легко, учитывая то, что сегодня он убил шестерых человек, трое из которых – офицеры полиции. Что сделано, то сделано. Возьми себя в руки.

            Думай.

            Пойти на сделку с правосудием? Не выйдет. Он уже выбросил кокаин. Ни один судья не купится. Он сделал единственное, что могло сохранить ему жизнь. Ему так виделось – у него есть где-то час форы, прежде чем кто-то найдет тела. Если повезет, то больше. Ему придется угнать машину, пересечь границу штата, а потом, меняя машины, добраться до Мексики. Другого пути нет.

            В конце концов, у него полный багажник денег.

            Валить от сюда.

            Он даже не оглянулся напоследок. Видеомагнитофон оставил на столе. Наверняка, Стрейкер не единственный наркополицейский, кто видел запись. Потом он сел в машину и сорвался с места.

            Съехал с шоссе на 23-тью. Лучше держаться подальше от автострад. Скоро его машину засекут, поэтому нужно что-то быстро угнать, причем вместе с владельцем, чтобы тот не заявил об угоне. Кто же знал? Но...

            Что я делаю? Он сбросил скорость и развернулся.

            Кэт...

            Он не может просто исчезнуть. Он хотя бы должен ей объясниться. А деньги? Оставит ей половину. На жизнь и на лекарства. Черт, в Мексике ему надолго хватит даже половины. Но не в этом дело...

            Я должен... – внезапно Каммингс, хладнокровный убийца полицейских, разрыдался.

            Я должен увидеть ее напоследок...

            За один день он разрушил всю свою жизнь. И единственное хорошее, что у него еще оставалось, это Кэт. Боже мой, что я натворил?

            Возможно, бессмысленно было о чем-то сейчас жалеть, что-то пересматривать. Это жестокий мир, и иногда людям приходится делать жестокие вещи. Украл деньги, убил Датча и Спаза? Либо это, либо жизнь в нищете, под тяжестью непосильных медицинских счетов Кэт. Они с ней заслуживали большего. Он хотел всего лишь выжить. Ему пришлось воспользоваться появившейся возможностью, и все пошло наперекосяк. У него с самого начала не было выбора.

            Поднимая пыль, он подъехал по гравийной дороге к дому. Резко остановился. Он с ужасом представлял себе, что дом окажется полон бойцами спецназа, поджидающими его. Поджидающими убийцу полицейских. Но когда он вошел, в доме стояла мертвая тишина. Никакой засады.

            Таща спортивную сумку, он прошел по темному коридору в спальню. Наверное, она отдыхает, изнуренная болезнью. Что бы она ему сказала? Как бы отреагировала? Каммингс смахнул слезы, положил руку на ручку двери. Отнесется к нему с отвращением? Или с ужасом? И то и другое, и даже хуже, – предполагал он.

            Хотя он может просто оставить половину денег, уехать, и позвонить позже. Все, лишь бы не посвящать ее в то, что он сделал. Но это тоже не сработает. К тому времени копы будут отслеживать все входящие звонки. Его поймают.

            Будь мужиком, засранец. Войди, разбуди ее, и все расскажи.

            Спортивная сумка была такой тяжелой, будто была набита частями тел или детскими трупами. Дверь была приоткрыта. Но не успел он открыть ее, как услышал, – Да, вот так.

            Голос Кэт.

            Наверное, разговаривает по телефону, – догадался он. Тут его охватила паранойя. Ей позвонили из полиции? И в данный момент ей втирают, что ее муж – убийца? Но нет, этого не может быть. Ее голос звучал обычно, даже оживленно.

            – Хочешь еще?

            Каммингс нахмурился. Тут он услышал другой голос.

            Мужской.

            – Да, сделай мне еще одну дорожку.

            Каммингс заглянул в щель, и тут его мир окончательно рухнул.

            Кэт лежала на постели обнаженная, широко раскинув ноги и ухмыляясь. Она хихикала, пока голый мужчина – не кто иной, как доктор Сеймур – вдыхал дорожки кокаина с ее живота, одновременно массируя ей промежность.

            – Где ты взял такую классную "дурь", Джимми? – спросила она.

            Фармацевт поднял голову, вытирая с носа белый порошок. – Места знать надо. Потом он усмехнулся, не вынимая палец из вагины Кэт. – Бьюсь об заклад, твой муженек обосрется от злости, если узнает.

            Кэт рассмеялась. Ее потное лицо светилось от неописуемого восторга. – Ты шутишь? Да он же убьет нас обоих!

            – Просто удивительно, какой он тупой. Теперь мужчина с беспечным видом массировал ей грудь. – Продолжает "отстегивать" мне каждую неделю и ничего не подозревает.

            – Я хорошая актриса, Джимми. Придурок по-прежнему думает, будто я смертельно больна. И верит во все это, потому что я показываю ему те фальшивые рецепты и квитанции, которые ты мне даешь. Думает, что я трачу все деньги на лекарства!

            – Да, а это хорошее лекарство, – сказал мужчина, тряся пакетиком с белым порошком.

            – А еще он недавно получил прибавку!

            Они оба заржали, как шакалы. От хохота у Кэт затряслись груди. Каммингс мог лишь стоять и смотреть, словно открывшаяся правда превратила его в шестифутовую глыбу цемента.

            – Давай повторим, – промурлыкала Кэт, схватив мужчину за гениталии. – Стью не вернется раньше шести.