Текст книги "Головач (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

            – Но... Дедуль. – Трэвис замялся, чувствуя себя очень виноватым. Все то время, пока он ублажал себя, бедный Дедуля сидел с торчащим из штанов старым, но все еще рабочим хреном.

            – Едрен батон, Дедуль. Ты ж сам еще не кончил.

            – Да, неважно, мальчик. Старику вроде меня, нужно время для этого дела. Смотреть тоже неплохо. Глядя, как сильный, молодой мужик вроде тебя, трахает башку, я вспоминаю былые деньки. И позволь мне сказать вот что, сынок. Я перетрахал достаточно голов на своем веку.

            – Бьюсь об заклад, что так оно и было, Дедуль, – согласился Трэвис, застегивая ширинку. – Почему б тебе не трахнуть башку прямо сейчас? Вон на столе у нас свеженькая, если не брезгуешь после меня.

            – Ох, едрен батон, сынок. Я ценю твою заботу, но мой "мозготрах" остался в прошлом. Не могу встать с этого проклятого кресла. Ножек-то нет.

            Трэвис улыбнулся широкой теплой улыбкой любящего внука. Он знал, как помочь Дедуле.

            – Я буду твоими ногами, Дедуль, – сказал он и поднял своими огромными мускулистыми ручищами Дедулю с кресла и поднес его к мертвой голове Чесси Кинни. – Не позволю, чтобы мой Дедуля сидел и смотрел, как я трахаю башку, а он нет. Дааа!

            Трэвис поднял старика с кресла с такой легкостью, как будто это была подушка с утиным пухом.

            – Не беспокойся, Дедуль, я не стал в тюрьме пидором, но придется мне ненадолго взять твоего "петушка", чтобы направить куда надо.

            В следующий момент Трэвис схватил торчащий член Дедули и, удерживая его одной рукой на весу, и направил прямиком в ждущую теплую дырку в башке Чесси.

            – Ох, Трэвис, – прохрипел Дедуля в неземом блаженстве. –  Не могу описать, как здорово, почувствовать свой писюн в девкином мозгу столько лет спустя.

            – Давай, Дедуля, – подгонял Трэвис. – Трахай эту башку! Трахай! Залей эту дырку молофьей!

            И морщинистый Дедуля принялся наяривать, любезно поддерживаемый на весу своим добрым, крепким внучком.

            – Не спеши, Дедуль. Накачай ее, как следует. Не стесняйся! Трахай!

            Дедуля вилял своей старой плоской задницей и, несмотря на возраст, меньше, чем через минуту заохал-заахал, задрожал, затрясся, как осиновый лист, в оргазмическом блаженстве.

            – Ооо-дааа, ооо-дааа, дааа! – вырвался у него из горла хриплый стон. – Ох, едрен батон, Трэвис! Я так охрененно сейчас кончил ей в мозг! Еще хватит в моих старых яйцах молофьи, чтоб залить доверху это "отхожее ведро"!

            Слюна капала на его белую козью бородку, глаза закатились в экстазе.

            – Ох, это лучший кайф, какой есть в мире! Боже, мальчик, я вкачал в нее столько молофьи! Странно, что у нее из ушей еще не брызнуло!

            – Молодец, Дедуль! – одобрительно воскликнул Трэвис. – Ты показал этому треклятому Неддеру Кинни, где раки зимуют. Накачал его женушку в башку!

            Трэвис посадил старика обратно на каталку. Но как только Дедуля сел, он поднял на Трэвиса глаза и расплакался.

            – Ох, едрен батон, Дедуль. Что не так?

            – Мальчик. – Дедуля плакал навзрыд, его кадык ходил ходуном. – Послушай, за всю мою жизнь никто не делал для меня ничего добрее...

            Трэвис вытер огромную соплю об растрепанные волосы Чесси Кинни и гордо улыбнулся. Наконец он сделал что-то, что осчастливило его деда.

            – Мне кажется, Дедуль, пока я сидел в тюряге, много кто из местных причинил вред моей семье. Так что, как ты говорил, если кто-то доставляет тебе проблемы, единственное правильное решение – доставить проблемы им самим. Так сказано в библии, верно?

            – Правильно, сынок, именно так. Глаз за глаз, как говорится.

            Трэвис пока не собирался тащить этот 250-фунтовый мешок с дерьмом на какое-нибудь поле. Он позаботится об этом позже.

            – А раз тут много кто причинил моей семье вред за последние годы, на какое-то время "головачей" нам хватит. Как тебе это, а? Дедуль?

            Дедуля уронил голову на руки и плакал от счастья.

            – Слава тебе, Господи! Спасибо за то, что даровал мне такого хорошего внука!

            Трэвис чуть сам не расплакался, глядя на дедушкину радость. Он нагнулся и взвалил Чесси Кинни себе на спину.

            – Скоро вернусь, – объявил он. – Выброшу эту грязную жирную оборвашку где-нибудь в лесу. Надеюсь, опоссумы не побрезгуют жрать это вонючее деревенское сало.

***

            Дело было не в ежемесячной "штуке" – продажные копы долго не держатся. Но Каммингс знал, что хорошо сыграет свою роль. Будет медленно прокладывать себе дорогу. Изучит территорию, все точки, и говнюков, которые ими заправляют. Этот чувак, Датч, пока ни за что не доверяет ему крупные партии "серьезного" товара. Так могло продолжаться несколько месяцев, но Каммингс еще докажет, на что способен. А пока он был начеку. Никогда не касался мешков с товаром, поэтому насчет отпечатков он мог не беспокоиться. И всякий раз, когда отправлялся в рейс, заменял свой табельный "Смит Энд Вессон" 13 модели на незарегистрированный револьвер "Уэбли". Если однажды запахнет керосином, и Каммингсу придется стрелять, ему не нужно будет беспокоиться, что баллистическая экспертиза выведет на его служебное оружие. Вот так он все обстряпал. В конце концов, он выведает, где хранится крупная партия товара и...

            Об остальном он подумает позже.

            Он поставил Кэт на колени поднос с едой, предварительно посадив ее в кресло перед телевизором. К ужину она даже не притронулась.

            – Ты должна поесть, милая, – сказал он. – Тебе нужны силы.

            Ее усталые веки задрожали.

            – О, дорогой. Извини, что доставляю тебе столько хлопот, но я совсем не голодна. Я не могу есть.

            – Ничего страшного, – сказал Каммингс. – Может, нам лечь спать? У тебя усталый вид.

            Кэт лишь кивнула в ответ.

            Посуду он вымоет позже. Он поднял с кресла ее бледное, одетое в ночную рубашку тело, и отнес на кровать. Лишь накрыв ее одеялом, он заметил, что она плачет.

            – Милая?  – его рука нежно коснулась ее холодной щеки. – Что случилось?

            Содрогаясь от рыданий и часто моргая, она смотрела на него.

            – Стью, извини меня. Я должна была тебе сказать, но не сделала этого. Я знаю, какая тяжелая у тебя работа. Но...

            – Но что, Кэт?

            Ее красивое личико сморщилось, когда она, наконец, решилась.

            – Доктор Сеймур назначает мне новый антибиотик. Он стоит... он стоит... О, Стью, мне очень жаль!

            Бедная девочка. Она была так больна, но у нее даже не хватало смелости назвать стоимость лекарства, способного ее вылечить.

            – Препарат будет стоить еще триста долларов в месяц, это сверх тех денег, которые ты платишь за другие лекарства.

            В любой другой ситуации Каммингс бы уже пал духом. Но его жена не должна же видеть его слабость, верно? Не должна видеть, как ее мужчина сломается под грузом суровой реальности. Ежемесячная тысяча, которую он будет грести с Датча, плюс дань за "самогонную" протекцию с людей Спаза – этого с лихвой хватит на дополнительные фармацевтические расходы. Поэтому Каммингс лишь улыбнулся.

            – Не беспокойся, милая.

            Он был рад, что сумел ей это сказать. Потом он солгал, но это была "ложь во спасение", не так ли?

            – Сегодня я, наконец, получил повышение.

            Он знал, каких усилий ей стоило завизжать от радости, обнять его своими худыми руками и поцеловать. Когда он почувствовал вкус ее губ, спустя столько времени, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, снова пробудив в нем любовь.

            – Стью, я так горжусь тобой, – прошептала она.

            Господи, если б она только знала, – подумал он. Но это уже не имело значения. Он собирался «трясти» наркодилера. И что с того? Он делал все, лишь бы спасти жену.

            – Милый, – успокаивающе прошептала она, потянувшись к нему. – Знаю, что последние месяцы я была плохой женой, и...

            – Не говори так. Ты болела. Это не твоя вина.

            – И я знаю, что скоро мне станет лучше, и я заглажу свою вину. А сейчас... – ее голос превратился в знойный, пропитанный страстью шепот. – Сейчас...

            Он почувствовал на шее жар от ее рук.

            – Сейчас... Я хочу заняться с тобой любовью.

            От этих Слов у Каммингса чуть не случилось семяизвержение. Он так сильно ее любил, и у него слишком давно ничего с ней не было. Но он понимал, что ее слова преждевременны. Она была еще слишком больна. И у нее не было на это сил.

            – Я тоже хочу, милая, но тебе нужен покой, – сказал он. Это было нелегко, особенно после мастурбаций в ванной или в машине в течение шести месяцев. Разве тактично будет лезть на больную жену?

            – Очень скоро тебе станет лучше. Я знаю, особенно с новым лекарством. И тогда мы устроим себе второй медовый месяц, такой, что обалдеешь!

            – Ты – удивительный мужчина, – промурлыкала она, уже засыпая.

            Каммингс спустился вниз, вымыл посуду и немного прибрался. Потом открыл себе пива и включил канал, где играли "Янкиз". И тут зазвонил телефон.

            – Уже пол одиннадцатого вечера! – недовольно воскликнул он.

            – Каммингс слушает, – сказал он в трубку.

            – Да. Стью, слушай. Я здесь уже два часа, мужик. И я голодный, как собака.

            Это был Чад Эмбурги, парень с ночного дежурства. В целом, славный малый. Оказал Каммингсу несколько услуг.

            – Здесь, это где? – спросил Каммингс.

            – В Колз-поинт. Я патрулировал район, собирался проверить старые притоны МакКалли, посмотреть, не взялся ли он снова гнать самогон, когда увидел это. Я уже сообщил по рации в полицию штата.

            Каммингс моргнул, покачал головой.

            – Увидел что, Чад?

            В трубке раздался треск. Очевидно, Эмбурги переговаривался по рации с диспетчером штата, и переключился сейчас на фиксированную связь.

            – У нас здесь еще одно убийство, Стью. И бог знает, когда эти тупицы из полиции штата пришлют сюда медэксперта. Как насчет того, чтобы немного подменить меня, привезти мне бутербродов или еще чего. Все, что угодно, мужик. Я здесь с голоду подыхаю.

            – Колз-поинт, говоришь?

            – Ага.

            – Держись, Чад. Буду через двадцать минут.

            – Спасибо, мужик.

            Колз-поинт, – подумал Каммингс, застегивая оружейный ремень. На кухне он сделал на скорую руку несколько бутербродов, налил в термос кофе, и прихватил дополнительную пачку сигарет.

            У нас здесь еще одно убийство, – эхом отдавались в голове слова. Господи. А потом медленными, черными птицами вспорхнули другие слова.

            Слова Пирса.

            Не могу поверить. Гребаный «головач».

            Конечно же, Каммингсу было невдомек, что это такое. Обливаясь потом, он сел в свои машину без опознавательных знаков, включил фары, и направился к Колз-поинт.

***

            – Спасибо, что приехал, Стью, – довольно воскликнул Чад Эмбурги. Его пузо плотно обтягивала футболка "Эй-Ти-Эф". Он залез в пакет с бутербродами.

            – Что тут у тебя? – спросил Каммингс, снимая с пояса фонарик.

            – Какая-то толстуха, похоже, из местных. Просто увидел ее лежащей здесь. Когда ехал по трассе. У нее голова в крови.

            – Но под головой крови нет, – заметил Каммингс, направляя луч. Все, как прошлой ночью.

            – Видимо, ее убили где-то в другом месте, а потом выбросили здесь.

            – Ага. Все, как прошлой ночью.

            Эмбурги жевал бутерброд, запивая кофе прямо из термоса.

            – Близко не стал подходить, не хотел затаптывать место преступления, – произнес Эмбурги, демонстрируя местный выговор. – Пирс сказал мне связаться по рации с полицией штата и ждать их. Довольно хреново сработано. Взяли и просто выкинули посреди поля.

            Ага.  Все как...

            Каммингс осторожно присел на корточки, направив луч фонарика прямо на макушку усопшей. Голова у нее представляла собой сплошное кровавое месиво. Кончиком карандаша он сдвинул в сторону несколько слипшихся прядей, чтобы рассмотреть рану.

            – Ага, кто-то здорово раскроил ей башку, – сделал скоропалительный вывод Эмбурги.

            – Не раскроил. Просверлил.

            – Хм?

            Каммингс не стал вдаваться в подробности. В верхней части черепа было вырезано идеальное круглое отверстие, в котором виднелся рассеченный мозг. В памяти Каммингса всплыли другие жуткие слова... «наличие в раневом канале следов семенной жидкости».

            И снова Пирс. Гребаный «головач»...

            – Насчет следов шин проверял периметр?

            – Не, конечно, не проверял. Там, у границы леса, есть тропа. Наверное, по ней он и приехал. Но тропа сухая.

            Каммингс посветил фонариком. Нет, никаких следов. Пусть копы штата разбираются. По крайней мере, можно определить группу спермы из головы. Еще можно сделать генетический анализ. А их лаборатория могла бы определить марку кольцевой пилы. Но Каммингс сомневался, что отдел криминалистики полиции штата будет особо париться по этому поводу. Для них это было всего лишь убийство какой-то загулявшей "оборвашки".

            – А это что за хрень? – спросил Каммингс, поднявшись на ноги, и снова посветил фонариком. В ярде от ног жертвы что-то блестело.

            – Похоже на... Эмбурги наклонился, продолжая жевать бутерброд. Сморщил нос.

            – Похоже на груду собачьего дерьма или лошадиную лепешку. И похоже, что в нее...

            Каммингс кивнул. На фоне сорняков виднелась груда экскрементов, и посреди этой груды также отчетливо выделялся...

            – Верно, Чад, черт тебя дери, – заметил Каммингс. Луч его фонарика опустился вниз.

            – В нее наступили.

***

            Пирс поднял глаза из-за своего стола, бросил взгляд на часы, потом снова поднял глаза. Незаметно – по крайней мере, как ему казалось – сунул свежий номер «Крошек с большими сиськами» под табель-календарь.

            – Опаздывать на три часа на работу не в твоем стиле. Стью.

            – А ты не заглядывал в оперативный журнал? – парировал Каммингс. – Я был с 10 до 6 в Миллерсвиле.

            – В управлении полиции штата? Что ты делал там все утро?

            А еще руководящий специальный агент, – сокрушенно подумал Каммингс. Даже не читал его отчет.

– В журнале указано, Джей Эл. Я был с 10 до 6 в Миллерсвилле, на экспертизе. Помнишь 64-ый, на который Эмбурги наткнулся прошлой ночью? Повреждения те же, что и у девчонки Рейдов, найденной накануне ночью. Только на этот раз преступник оставил след.

            – Да, ну? – без особого интереса ответил Пирс.

            – Наступил в кучу собачьего дерьма, оставил идеальный отпечаток правого ботинка.

            – Какой-то деревенский ушлепок наступил в собачье дерьмо, и ты увез его на экспертизу в полицию штата?

            – Я сделал снимок. Показал его технику и получил рисунок подошвы. Думал, его пробьют по базе производителей обуви.

            – На хрена? – с еще меньшим интересом спросил Пирс.

            Каммингс закатил глаза.

            – Выяснив производителя ботинок, получим перечень местных торговых точек. Сузим его до тех, которые находятся в этом районе, проверим счета, найдем продавца, который что-то помнит, и все такое. Если получим список лавок, торгующих ботинками, получим список мест, где может проживать преступник.

            – Зря тратишь время, Стью.

            – Правда? Они уже провели электрофорезный тест спермы из обеих голов, – возразил Каммингс. – У преступника группа крови А положительная, субтип МН. Но во второй голове, той что с прошлой ночи, есть и группа А положительная и Б положительная. Тебе это что-то говорит?

            – Ничего особенного. Пирс его едва слушал. Он даже снова вытащил номер «Крошек с большими сиськами». – Сам скажи мне, городской мальчик.

            – Это говорит о том, что во вторую голову кончили двое парней. Каммингс запнулся, осознав смысл только что сказанного. Кончили во вторую голову. У меня есть двое преступников, которые прорезали дыры в черепах двух женщин, а потом...

            Он не закончил мысль.

            – Ерунда это все, Стью, – упорно продолжал Пирс. – Ну и что с того, что ты знаешь группу крови?

            – Я могу проверить записи и посмотреть, кого с такой группой недавно выпустили из тюрьмы или психушки. Это уже что-то.

            – Ерунда это, Стью. Херней маешься. А что с тем отпечатком?

            – Техник загнала рисунок подошвы в их компьютер для сравнения. У них есть рисунки подошв всей обуви, когда-либо производившейся в стране. Она поняла, что это ботинок, по высоте подошвы. Но такой модели не нашлось.

            – Вот видишь? Ерунда.

            – Это говорит о том, что ботинок сделан вручную. А значит все гораздо проще. Выйдем на кого-нибудь из местных башмачников, а через него – на убийцу.

            Пирс снова поднял глаза, изображая Большого Босса.

            – Тебе, что, больше заняться нечем? Все дистилляторы на участке МакКалли нашел? Этим ты должен заниматься, а не изображать из себя гребаного Дика Трейси, расследуя убийство пары оборвашек.

            – Я же гребаный коп. – ругнулся в ответ Каммингс. – Моя работа – расследовать преступления.

            – Твоя работа, Стью, – арестовывать дистилляторы...

            – И это подводит меня к следующему вопросу. – Каммингс сел и вздохнул. Пирс, несмотря на невысокий "ай кью", был его начальником. Поэтому перебарщивать было нельзя.

            – Ты мне что-то недоговариваешь, Джей Эл, – сказал он.

            – В смысле? – спросил Пирс, не отрывая глаз от журнала с сиськами.

            Каммингс мельком взглянул на журнал. Блондинка брызгала молоком в широко раскрытый рот рыжеволосой девки. Отведя взгляд в сторону, он прочистил горло.

            – Что такое "головач"?

            Пирс снова захлопнул журнал.

            – Черт, мужик, забудь.

            – Нет. Я хочу знать. Именно это ты сказал, когда пришел факс по девчонке Рейдов. Ты назвал это "головач". Что тут происходит, черт возьми?

            Пирс сплюнул табачный сок себе в кофейную чашку, потом потер переносицу, словно пытаясь успокоить мигрень.

            – А не можешь просто оставить это дерьмо в покое?

            – Нет. Что такое "головач"?

            Пирс положил руки на стол, откинулся назад и вздохнул.

            – Это что-то вроде местного обычая, о чем люди не любят говорить. Ничего особенного.

            Каммингс в ужасе уставился на него.

            – Джей Эл, у нас есть как минимум двое мужчин, которые вскрывают женщинам головы кольцевой пилой и трахают их в мозг. И это «ничего особенного»?

            Пирс замялся, морщась, словно его мучали газы.

            – Будь ты родом из этих мест, ты понял бы, что я имею в виду. Это кровная месть, мальчик.

            – Кровная месть?

            – Да. Кровная месть.

            Пирс выплюнул комок табака и сунул в рот новую порцию "Рэд Мэна".

            – Если хочешь знать, городской мальчик, я расскажу тебе. У всех разная культура, понимаешь? Везде так. Сербы ненавидят боснийцев, жиды ненавидят арабов, япошки ненавидят нас.

            Каммингс нахмурился.

            – Какое это имеет...

            – И здесь так же, – подчеркнуто медленно продолжал говорить Пирс – Все друг друга ненавидят, по разным причинам. Неважно почему, просто так тут повелось.

            – Ладно, – сказал Каммингс. – Кровная месть. Хорошо. Хэтфилды и МакКои.

            – Верно, Стью. Только в этих краях это Кроллзы и Уолтерсы, Ли и Кетчамы, Клеггсы и МакКронксы. Как-то так. Такое повсюду, Стью. Просто в разных местах по-разному. Кто-то гадит тебе, а ты гадишь ему в два раза больше, понимаешь? Доходит до того, что ты не можешь уже переплюнуть другого. Сечешь?

            – Нет, – сказал Каммингс. – Ответь на вопрос. Что такое "головач"?

            Пирс снова сплюнул, вздохнул, а потом выложил все начистоту.

            – "Головач" – это худшее, что смогли придумать местные деревенщины. Это что-то вроде "закона гор". Если кто-то причиняет тебе сильный вред, в виде отмщения ты вправе сделать худшую из всех мыслимых вещей. То есть "головач". Люди не любят говорить об этом, но их можно понять. То, что здесь творится поколениями, выматывает тебя подчистую.

            Каммингс закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

            – Джей Эл, ты говоришь, что в этом все дело? В кровной мести жителей холмов? Прорезать дыры в головах женщин и...

            – Верно, мальчик. Только не ной, ты же сам спросил. Тут кто кого переплюнет, как я уже сказал. Кто-то режет тебе шины, ты сжигаешь его амбар. Потом он насилует твою сестру, а ты убиваешь его сына. А потом, когда уже не знаешь, как его переплюнуть... устраиваешь "головач", или "мозготрах". Ловишь жену или дочь того парня, собираешь своих сыновей и трахаешь ее в башку. Как-то так. Я вырос в этих краях, поэтому знаю. Здесь самое страшное, что ты можешь сделать с кем-то, это устроить "головач" кому-нибудь из его родни.

            Каммингс уставился на Пирса. Его рот пытался сформировать слова, но тщетно.

            – Вот, что такое "головач", Стью, – произнес наконец, Пирс. – Здесь люди сами о себе заботятся, поэтому нет никакой нужды выкидывать деньги налогоплательщиков на всякие экспертизы. Просто немного странно, что преступник оставляет тела там, где их все могут увидеть. Обычно их оставляют на участке того урода, который причинил им вред.

            Каммингс продолжал таращить на него глаза. Это какое-то безумие. «Головачи», – думал он. «Мозготрах». Боже... Мой...

***

            И это был настоящий "мозготрах".

            В течение следующих семи недель появились сообщения как минимум о дюжине новых "64-ых". Такие же повреждения, такие же результаты вскрытия. Одни жертвы были опознаны, другие – нет. Но не это важно. А важно то, что во всех случаях в головах тел было найдено обильное количество спермы групп А положительной и Б положительной. А еще в двух случаях были обнаружены отпечатки ботинок с идентичным рисунком подошвы.

            Некогда добропорядочный страж порядка Каммингс продолжал заниматься этими преступлениями.

            А еще продолжал получать "грязные" деньги, работая на наркодилера Датча.

            Это разделение в понимании человеческого предназначения не омрачало его. Обстоятельства тех непрекращающихся убийств с трудом укладывались ему в голову, и продолжать это дело он считал своим профессиональным долгом. Что касается Датча, ну...  это было совсем другое дело. Всего раз в неделю. Спаз посылал ему сигнал на "мотороловский" пейджер, и Каммингс был тут как тут. Все-таки ему нужно думать о больной жене, а наркоту – "Пи-Си-Пи", марихуану, кокаин, в основном кокаин – будут все равно продавать и распространять. Возможно, спецагент Стюарт Каммингс и не надеялся остановить поток нелегальных наркотиков.

            Но он мог бы раскрыть эти убийства, не так ли? Это был его долг.

            Он подавал в полицию штата бесчисленные заявки на сканирования вещдоков и на проверки записей. Он знал, что это займет время, но Стюарт Каммингс был терпеливым человеком. А, как говорится, терпение – добродетель. Поэтому он ждал. И между тем мотался на своей полицейской машине без опознавательных знаков, со Спазом в качестве проводника, по разным "точкам". Его багажник был загружен дозированными опасными субстанциями, в основном белым порошком разных видов. Он разгружал это дерьмо, другими словами, и брал свои деньги, чтобы держаться на плаву в этом шатком мире и обеспечивать жену бесчисленными лекарственными препаратами. А попутно активно занимался расследованием тех "расселских убийств", как он их называл.

            Медленно, но верно он получал зацепки, но еще быстрее ухудшалось состояние Кэт. Она уже даже не пыталась встать с постели до полудня, после чего ехала к врачу, потом за лекарствами, к местному фармацевту, и ей становилось все хуже и хуже. Острая скоротечная пневмония с симптомами сезонного эмоционального расстройства и острой гипогликемии, – на таком диагнозе продолжал настаивать доктор. Но любовь Кэт к Каммингсу не угасала. Он видел это по ее глазам, чувствовал по ее ауре. И Каммингс знал, что недалек тот день, когда она поправится, и их совместная жизнь снова станет такой, о которой они мечтали. А мечтали они о том, о чем обычно мечтают пары. В конце концов, Каммингс ей обещал гурьбу детей, белую ограду, гараж на две машины, и колли во дворе. Он даст ей все это, как только она выздоровеет.

            А пока...

            Я делаю все правильно, – говорил он себе. У меня все хорошо.

            Хотя расходы на врача и лекарство возросли, увеличился и размер получаемой Каммингсом "мзды". Скоро он будет зашибать по полторы "штуки" в месяц за обслуживание "точек" Датча. Плюс еще "бабки", которые он получает, прикрывая маршруты для поставщика бухла Спаза. Каммингс оплачивал лекарства Кэт, все ежедневные счета, а еще откладывал небольшие сбережения. И он признался самому себе в одном.

            Когда Кэт станет лучше, я завяжу.

            Каммингс действительно верил в это. Возможно, так оно и будет. Но он не забывал про приоритеты, а также про золотое правило – все продажные копы рано или поздно попадаются. Поэтому, как он ранее и планировал, он будет пользоваться любым удобным случаем. Возможно, тогда у него появится шанс вкладывать достаточно в депозитные сертификаты, чтобы покрывать расходы на лечение Кэт. Тогда он будет чист, и ему не придется ни о чем беспокоиться. И было еще одно – всякий раз, когда они со Спазом доставляли на какую-либо "точку" продукт, обратно они везли сумку, набитую деньгами. Десять тысяч, пятнадцать, а один раз – тридцать пять. Каммингс был не глуп. Он знал, что однажды Датч доверит ему доставить товар на очень крупную сумму. А потом...

            У меня все схвачено, братишка...

            Но "головачи" продолжались. Дюжина превратилась в две, а потом в три. Тела находили на обочине 154-ого шоссе, в кульвертах и оврагах, на открытых полях. Везде. Каждый раз все те же повреждения. Все те же преступники.

            Профессиональное любопытство Каммингса не затухало. Это было его побочное занятие. Он собирался раскрыть эти убийства, несмотря ни на что.

            А потом, в один прекрасный день, он передохнет...

***

            – Трахай ее в голову, мальчик. Трахай!

            И Трэвис наяривал. На этот раз это была Бетти Сью Морган, чей папаша в свое время спер овцу у отца Трэвиса. Это была симпатичная, молоденькая девка с вьющимися рыжими волосами и классными сиськами. «Писька» у нее тоже была что надо, но Трэвиса уже не очень интересовали женские «письки». Даже лучшая на свете «киска» не могла сравниться с приятными, теплыми мозгами.

            – Ох, едрен батон, Дедуля! – воскликнул Трэвис. – У меня хрен разбух так, что вот-вот лопнет!

            – Так пусть лопнет, сынок! Залей ей мозги!

            Это Трэвис и сделал, словно по команде выпустив мощную струю спермы в теплую мякоть серого вещества Бетти Сью Морган. Это был отличный "кончун", и обильный. Ощущение было такое, будто у Трэвиса из члена высочила парочка огромных червей.

            – Твоя очередь, Дедуль, – сказал он, и, как было уже заведено, подхватил дедушку под руки и поднял. Дедуля наяривал, с руганью и ликованием вгоняя своего "петуха" на всю длину в хорошенькую головку Бетти. Кончив, он, как водится, заплакал, исполненный благодарности за то, что делает для него единственный внучек. За то, что помогает вспомнить молодые деньки. А какой еще лучший подарок может сделать внучек дедушке, а?

            Как только последний заряд спермы был выпущен в голову Бетти Сью, Трэвис, словно сытый кот, съевший мышь, перетащил ее труп в грузовик и повез выбрасывать. Но не успел он добраться до шоссе, как при виде ее хорошенького тельца у него снова встал. Поэтому ему пришлось свернуть к обочине, где он решил напоследок трахнуть ее еще и в письку. Он долбил ее мертвую "киску", долбил долго и упорно, но кончить так и не смог. Поэтому он отхаркнул мокроту ей между ягодиц и принялся наяривать в "дупло". И все-равно... ничего. Это оказалось совсем не так приятно, как трахать в голову. Поэтому Трэвис положил ее на капот грузовика и сунул член ей в череп. Он драл ее так крепко, что из ее больших мягких сисек начало побрызгивать молоко. Он слышал, что пару месяцев назад она разродилась "спиногрызом". И как только Трэвис залил спермой ей мозги, в горле у него пересохло от жажды, поэтому, стряхнув последние капли с члена, он наклонился над телом и, впиваясь губами в соски, стал насыщаться молоком. На вкус оно было сладким и еще теплым, и он высосал почти целую кварту, пока не утолил жажду. Ее сиськи даже на вид стали меньше, опустошенные подчистую. Потом он выбросил ее мертвое тело рядом с большим дубом, у Тик-Нек-роуд.

            Да, "мозготрах" это все. Ничто так не снимает стресс от повседневной жизни, как он. Ни с чем несравнимый кайф. И другого было не дано, потому что все те девки, а пару раз и парни, приходились родней людям, причинившим его Папе вред. Поэтому Трэвис, возвращаясь по шоссе в свете полной луны, под шум, галдящих в деревьях квакш, решил уделить время самопознанию.

            Око за око, – так сказано в Библии. А значит, трахать в голову соседа, причинившего тебе вред, вполне нормально. Трэвис справедливо полагал, что, ежедневно трахая девок в голову, он следует слову Господнему и поступает по-христиански. Разве это не справедливо? Ведь это Господь всемогущий благословлял его на "мозготрах"

            Но, подъезжая к дедушкиному дому, Трэвис задумался. За последний месяц или два он сполна отплатил тем, кто навредил его дорогому покойному Папочке. Отплатил Рейдам и Кинни, Уолтерам и Шоулам, Смитам и Бог знает кому еще. На самом деле, тех, кому можно было устроить "головач", осталось не так уж и много. Но тот последний "кончун" в голову Бетти Сью до сих по не отпускал его. От мысли о нем у него снова встал, поэтому он расстегнул ширинку, и прямо за рулем вздрочнул напоследок. Вытер молофью с рубашки и снова вернулся к размышлениям.

            Я должен знать, – решительно сказал он себе. В его глазах отражалась полная луна, мысли в голове метались. Я должен!