Текст книги "Эго и Архетип (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Эдингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Интересно отметить, что такое фундаментальное понятие, как "индивидуальное", необходимо выражать с помощью отрицания того, чем оно не является, т.е. с помощью неделимого. Так же обстоит дело и со словом atom, обозначающим основной элемент материи (это слово происходит от греческого а = не, и torn от слова temnein = разрезать, разделять). Этот феномен наблюдается и в словах integer и integrate (от латинского in = не, и tag, составляющего основу слова tangere – касаться). При попытке описать такую реальность, как индивидуальность, нам, по-видимому, необходимо прибегнуть к той методике, которая применяется для описания божества. Поскольку эта реальность выходит за пределы наших категорий сознательного понимания, нам остается лишь описывать ее с помощью того, чем она не является, т.е. путем отрицания (via negativa).

Слово индивидуальное этимологически связано со словом widow (вдова). По мнению Скита, слово вдова (widow, латинское vidua) происходит от утраченного глагола indere, расставаться. Юнг показал, что образы вдовы и сироты составляют неотъемлемую часть процесса индивидуации. В этой связи он приводит слова блаженного Августина: "Вся церковь—это вдова, покинутая всеми в этом мире". К этим словам Юнг добавляет: "Так и наша душа "покинута всеми в этом мире". Далее блаженный Августин говорит: "Но ты не сирота, ты не считаешься вдовой... У тебя есть друг. Ты Божий сирота, Божия вдова«.В одном из манихейских трактатов Иисус назван сыном вдовы». Вдова обозначает ту, с которой расстались. Следовательно, до наступления вдовства человек еще не является индивидом, неделимым, ему предстоит пройти процесс расставания. Символизм говорит нам о том, что вдовство составляет некоторое переживание на пути к реализации индивидуальности, которая проистекает из этого переживания. Это может означать только одно: человек должен расстаться с тем, от чего он зависит, но чем он не является, прежде чем он осознает то, чем он является – уникальным и неделимым. Необходимо разрушить проекцию зависимости. Аналогичные выводы можно применить и к образу сироты, который для алхимиков служил синонимом «философского камня». Осиротеть означает утрату родительской поддержки и разрушение родительских проекций; она также составляет предварительное условие сознательного переживания индивидуальности. Как отмечает блаженный Августин, вдовство или сиротство позволяют человеку установить связь с Богом (Самостью).

2. МОНАДА И МОНОГЕНЕЗ

В философских рассуждениях древних философов о Едином или Монаде можно обнаружить немало материалов, которые имеют непосредственное отношение к переживанию индивидуальности. Древние философы усматривали тайну индивидуальности в философских, космологических проекциях. Действительно, их размышления о Монаде или Едином, которые лежат в основе всех феноменов, составляют проекцию внутреннего психологического состояния, при котором человек ощущает себя индивидом. Например, в рассуждениях пифагорейцев Монада как образ занимала значительное место. По мнению пифагорейцев, Монада олицетворяет творческий принцип, который упорядочивает бесконечное, налагая на него определенные ограничения. В таких случаях пифагорейцы говорили, что «когда Монада возникла, она ограничила ближайшую часть безграничного». Кроме того, Монада отождествлялась с центральным Творческим Огнем, который был источником творения и управления. Этот центральный огонь имеет несколько интересных названий. Его называют «Башней Зевса», «Краеугольным Помещением Зевса», «Очагом Мира», «Алтарем, связью и мерой природы».

Этот отрывок говорит нам о том, что принцип индивидуальности есть сам творческий принцип, и что из него проистекает весь порядок, который греки называли космосом. Кроме того, Монада отождествлялась с огнем. Такое отождествление напоминает нам алхимический символизм, в котором точка (вариант Монады) отождествлялась с искрой, частицей (иста и огня.20 Отсюда можно заключить, что принцип индивидуальности i лужит источником как сознания (света), так и энергии (огня).

Монада занимает видное место в гностической теории. Говоря о гно-i гиках, Ипполит пишет:

"Для них начало всех вещей есть Монада, нерожденная, неуничтожимая, непостижимая, создательница и причина всех создаваемых вещей. Эту Монаду они называют Отцом".

В старинной Рукописи Брюса содержится следующее описание Монады: «Она ...есть Истина, которая охватывает их всех (двенадцать Глубин) ...она есть Истина Всего; она есть Мать всех Эонов; она есть то, что охватывает все Глубины. Она есть Монада, непостижимая и непознаваемая; она есть то, что не имеет Печати ...в чем содержатся все Печати; она есть вечная благодать. Она есть вечный Отец; невообразимый, немыслимый, непостижимый, непревзойденный Отец...»

Образ гностической Монады подчеркивает непостижимую тайну индивидуальности. Он не допускает рационального толкования, но в яркой форме передает ощущение того, что индивид является носителем трудной для понимания тайны. В настоящее время ощущается острый дефицит таких образов, поскольку наша современная культура располагает весьма ограниченными возможностями для оправдания и обоснования индивидуального как такового.

Этот же образ используется и в работах Платона. В "Пармениде" приводится пространное обсуждение природы Единого. Этот диалог представляет значительные трудности для рационального понимания; придти к каким-либо заключениям относительно Единого можно только через парадоксы. Приведем некоторые из этих заключений: "...единое не находится ни в покое, ни в движении", "...единое ...всегда должно находиться как в движении, так и в покое" .

"...единое не имеет отношения к времени и не занимает никакого отрезка времени" "...если единое существует, оно существует во времени", "...единое осязает и не осязает как себя, так и других". "...единое существует и становится старше и моложе себя самого". "...единое не существует и не становится старше или моложе себя самого".

"...если существует единое, тогда оно есть все вещи и никакие вещи...".

Перечень противоречий можно было бы продолжить, но и приведенных здесь противоречий достаточно для наших задач. Даже философам трудно разобраться в этом диалоге. Я отношусь к нему как к сложному философскому коану, который ставит в тупик рациональные способности, чтобы открыть путь к непосредственному субъективному переживанию состояния, при котором человек воспринимает себя как индивида. Платон показывает, что Единое невозможно постигнуть с помощью логики или сознательных категорий времени, пространства и причинности. Единое невозможно постигнуть с помощью логики потому, что логика приводит к противоречиям. Единое причастно и не причастно времени, пространству и причинности. Такие заключения, разумеется, не имеют смысла для философа с рациональной ориентацией. Тем не менее, мы можем рассматривать их как довольно точное описание некоторой эмпирической, психологической реальности, реальности индивидуальности. Если считать, что переживание индивидуальности имеет два центра, эго и Самость, тогда упомянутые противоречия займут свое место. Эго олицетворяет некоторое воплощение, сущность, которая участвует в событиях изменчивого мира времени, пространства и причинности. Самость, как центр архетипической психики, пребывает в ином мире, который находится за пределами сознания и конкретизирующих форм его восприятия. Эго составляет центр субъективной идентичности, а Самость—центр объективной идентичности. Эго живет на земле, но имя Самости написано на небесах. Эта же психологическая реальность нашла отражение в мифе о братьях Диоскурах; один сын Зевса Кастор смертен, а другой, Поллукс, бессмертен, неподвластен пространству и времени.

Образу Монады достаточно много внимания уделяет Плотин, неоплатоник, живший в III веке н. э. В "Эннеадах"24 он высказывает немало прекрасных и глубоких мыслей о Едином, которые, несомненно, проистекают из его внутренних переживаний:

"Все существа являются существами только благодаря Единому ...ибо, что могло бы существовать, если бы не было единого? Если нет единого, то нет и вещи. Ни армия, ни хор, ни толпа не могли бы существовать, если бы не были едиными... Так же обстоит дело и с телами животных и растений; каждый из них составляет единство... Здоровье зависит от координации тела в единстве; красота зависит от того, насколько Единое управляет частями; добродетель души зависит от объединения в одну единственную согласованность".

Трудно найти более удачное выражение, чем это, для первостепенной важности принципа индивидуальности. Если понимать этот отрывок в строго философском смысле, тогда он показывает, что подлинное бытие имеет место тогда, когда мы живем и говорим, исходя из единой, уникальной индивидуальности. Разумеется, об этом легко говорить, но чрезвычайно трудно пережить в действительности. Приведем еще одну цитату из "Эннеад":

"Когда Единый порождает все вещи, он не может быть ни одной из них– ни вещью, ни качеством, ни количеством, ни разумом, ни душой. Он не пребывает нив движении, ни в покое, ни в пространстве, ни во времени, он есть «в-себе-единообразное», или скорее «бесформенное», предшествующее форме, движению и покою, которые составляют характеристики Бытия и делают Бытие множественным". В приведенном фрагменте содержится один момент, понимание которого совершенно необходимо для психологического развития, поскольку он нередко встречается в психотерапевтической практике. «Когда Единый порождает все вещи, он не может быть ни одной из них...» Это означает, что было бы заблуждением отождествлять нашу индивидуальность с каким-либо из наших дарований, функций или особенностей. Но именно это мы очень часто делаем. Если человек чувствует себя неполноценным или подавленным в присутствии людей, которые обладают более высоким умственным развитием, прочитали больше книг, больше путешествовали, более знамениты, более искусны или лучше разбираются в искусстве, музыке, политике или иной сфере человеческой деятельности, тогда этот человек совершает ошибку, отождествляя одну из своих особенностей или функций со своей существенной индивидуальностью. Он чувствует себя неполноценным, потому что одна из его способностей имеет более низкое достоинство, чем способность другого человека. Затем чувство неполноценности приводит индивида либо к депрессивному замыканию в себе, либо к защитному, конкурентному стремлению доказать, что он не является неполноценным. Если такой человек способен осознать, что его индивидуальность и личное достоинство находятся за пределами конкретных проявлений, тогда достоинства других людей больше не представляют опасности для его чувства безопасности. Это врожденное чувство достоинства предшествует деяниям и достижениям и не зависит от них; оно составляет то бесценное наследие, которое оставляет в психике переживание искренней родительской любви. При отсутствии такого переживания индивид должен прилежно искать в глубинах бессознательного его внутренний эквивалент, Монаду, которую нередко символизирует мандала. Это переживание вызывает у индивида ощущение обладания сверхличностной основой для своего существования и позволяет ему по чувствовать, что он имеет право существовать таким, как он есть в действительности. Теологическим эквивалентом такого переживания является оправдание перед Богом.

Приведем еще одну цитату из "Эннеад" Плотина: "Должно существовать нечто вполне самодостаточное. Таким вполне самодостаточным является Единый; он один не испытывает нужды ни во внешнем, ни во внутреннем. Он не нуждается ни в чем за своими пределами ни для существования, ни для достижения благополучия, ни для поддержки существования".

Этот отрывок напоминает нам приведенное в работе Нойманна описание уробороса, образа змея, пожирающего свой хвост. Его исследование имеет непосредственное отношение к нашему предмету, хотя Ной-манн ограничивается рассмотрением инфантильных проявлений уробороса. Но этот образ активно действует и обеспечивает поддержку на всех стадиях психического развития. Психическая реальность, на которую указывает этот образ, служит противоядием от всех фрустраций, порождаемых зависимостью от внешних объектов и людей. Осознание индивидуальности предполагает понимание того, что индивид имеет все, что ему нужно. Кроме того, такое осознание предполагает, что индивиду нужно все то, что он имеет, а это означает, что каждое психическое содержание и событие имеют смысл. Эта мысль содержится в следующей цитате из работы Плотина:

«Те, кто считает, что миром бытия правит судьба или случай, и что он зависит от материальных причин, весьма далеки от божества и понятия о Едином».

Установление связи с индивидуальностью предполагает признание того, что все внутреннее составляет значительные и значимые аспекты единого целого. И, тем не менее, мы так легко и так часто прибегаем к ленивой тактике уклонения от реальной встречи с какой-либо из наших особенностей, говоря: "Но я не это имел в виду", "Я просто забыл", "Это была всего лишь оговорка". Тот, кто был инициирован в индивидуальность, не способен расстаться с ней. Инициированные в индивидуальность знают, что ни одно психическое событие не бывает случайным. В значимом мире психического нет места для случая.

Плотин резюмирует сказанное в следующем фрагменте: "Поскольку Единый не содержит различий, он всегда присутствует, и мы существуем для него, когда освобождаемся от различий. Единый не стремится к нам, чтобы двигаться вокруг нас; мы стремимся к нему, чтобы двигаться вокруг него. В действительности мы всегда движемся вокруг него; но мы не всегда бросаем взгляд на него. Мы подобны певцам хора, которые расположились вокруг дирижера и позволяют слушателям отвлекать их внимание от него. Если бы они обратили внимание на дирижера, тогда они пели бы так, как они должны петь, и действительно находились бы с ним в согласии. Мы всегда находимся рядом с Единым. Если бы это было не так, мы распались бы на части и прекратили бы свое существование. И, тем не менее, наш взор не покоится на Едином. Когда мы смотрим на него, мы достигаем цели наших желаний и обретаем покой. Тогда исчезают все разногласия, и мы с вдохновением танцуем вокруг него.

При таком танце душа взирает на источник жизни, разума, бытия, добра, сущность души.

Все эти сущности эманируют из Единого без убыли для него, ибо он не есть материальная масса. Если бы это было так, тогда все эманации были бы смертны. Но они вечны, потому что принцип их рождения всегда остается неизменным; не разваливаясь на части при их порождении, он остается целым. Поэтому и они продолжают существовать, подобно тому, как свет продолжает существовать, пока сияет солнце".

Прежде чем расстаться с Плотиной, я хотел бы упомянуть еще одну его теорию, которая имеет непосредственное отношение к теме данной главы. Она содержится в седьмом трактате пятой "Эннеады" под заголовком "Существует ли Идеальный Архетип Отдельных Существ?" Другими словами, имеет ли индивид вечную форму (или платоновскую идею) в качестве трансцендентальной основы своей личной идентичности? Плотин дал на этот вопрос утвердительный ответ и таким образом, наряду с другими мистическими и спекулятивными философами, предсказал сделанное Юнгом эмпирическое открытие Самости.

Мы завершим наше исследование образа Монады, обратившись к современности и "Монадологии" Лейбница. Рассуждая о беззаконных монадах, он говорит: "Монады не имеют окон, через которые что-либо могло бы входить в них или выходить" (Монадология, 7). В наше время эту мысль выражает Ф. Бредли. Он пишет: «Мои ощущения имеют для меня не менее личный характер, чем мои чувства или мысли. В каждом из этих случаев мое переживание не выходит за пределы моей сферы, закрытой для внешнего; каждая сфера имеет одинаковые элементы и, несмотря на это, остается непроницаемой для других окружающих ее сфер... Короче говоря, если рассматривать весь мир, существующий для каждого, как некое живое существо, появляющееся в душе, тогда данная душа воспринимает его как нечто личное и особенное».

Эта идея передает одну из истин о жизни как переживании индивидов. Каждый из нас обитает в своем отдельном мире и не имеет возможности узнать, как он соотносится с мирами других людей. Разумеется, у нас есть язык, но даже язык, как мне кажется, в большей мере относится к сфере личного и личностного опыта, чем мы сознаем. Это утверждение справедливо для искусства, музыки и внешнего мира объектов. Я знаю, как я воспринимаю эти вещи, но как я могу узнать, соответствует ли мое восприятие восприятию другого человека? Например, я составил определенное представление о комнате и предметах, которые в ней находятся. Как я могу узнать, что каждый человек имеет такое же представление? Разумеется, все мы можем договориться о словесном описании комнаты и предметов, которые находятся в ней. Но для каждого из нас слова имеют различные субъективные соотнесенности. Поэтому мы не можем заглянуть в мир другого человека, чтобы сделать сопоставления.

Мир не существует, пока существует сознание, способное его воспринимать. Отсюда следует, что существует столько миров, сколько существует центров сознания, причем каждый из них отделен, полон и герметически закрыт от всех остальных. Быть может, такая точка зрения представляется крайней, но я убежден, что реальность станет очевидной, как только исчезнут некоторые бессознательные допущения и идентификации. Но как же быть с бесспорными переживаниями человеческой солидарности, эмпатии, понимания и любви? Как нам быть с самим психотерапевтическим процессом, который требует, чтобы аналитик и его пациент оказывали воздействие друг на друга? Если у нас действительно нет окон, тогда как могут иметь место такие явления? Во-первых, мы должны отказаться от всех поверхностных отношений, которые в действительности опираются на проекцию и бессознательную идентификацию. В таких случаях индивид заблуждается относительно знания другого человека и своего отношения к нему. Отказавшись от проективных феноменов, составляющих подавляющее большинство того, что принято называть любовью или родственными отношениями, мы сохраняем только одно переживание, которое мы, несомненно, разделяем со всеми другими людьми; это переживание позволяет нам обладать пониманием и испытывать объективную любовь. При таком переживании человек ощущает себя "беззаконной Монадой", одиноким обитателем герметически закрытого мира. В этом отношении все мы находимся в одной лодке. Поскольку это переживание составляет основную, существенную особенность человеческого существования, то чем мы делимся друг с другом, имеет первостепенное значение и создает достаточно прочную основу для всей заключенной в нас любви и для всего понимания. Следовательно, мы беззаконны только по отношению к особенностям нашей личной жизни, наших суждений и восприятий. Но мы вступаем в объективные отношения сочувствия к другим в той мере, в какой мы устанавливаем существенную связь с индивидуальностью в целом. Вкратце эту мысль можно выразить следующим образом: если эго не имеет окон, то Самость представляет собой окно, которое выходит на другие миры бытия.

Существует еще один образ, имеющий непосредственное отношение к предмету нашего исследования. Он тесно связан с образом Монады, хотя и имеет свои отличительные особенности. Я имею в виду Моногенез. Если Монада есть нерожденное, то Моногенез есть единородное. Наиболее известное упоминание об этом образе содержится в символе веры, где Христос назван единородным. Этот термин употребляет Платон, описывая космогонию в "Тимее".

«Тогда для того, чтобы мир был единственным, подобно совершенному Животному, создатель создал не два мира или бесконечное множество миров, но существует и будет существовать один единорожденный...»

(Тимей,31).

Согласно космогонической теории святого .Валентина, вначале был Непостижимый, Отец Всего, называемый Бифосом; из него эманировал Мировой Разум (Нус), который также называется Моногенезом, и он, «как говорят, „равен и подобен“ тому, из кого он эманировал...»

Здесь представлены три варианта одного, основного образа: христианский, платонический и гностический. В каждом случае единородный создается, рождается или эманируется из первоначального, нерожденного Единого. Если эти образы рассматривать в качестве проецируемой психологии, тогда единородный, эманирующий из нерожденного, соотносится с эмпирическим эго, которое возникает из первоначальной, априорной Самости. Эго единородно; существует только одно эго, и оно не имеет родных братьев, кроме как в патологических случаях расщепления личности. Таким образом, быть индивидом значит испытывать то, что испытывает единственный ребенок. Это переживание имеет два аспекта: позитивный и отрицательный. Позитивный аспект отражает состояние любимца, у которого нет соперников, с которыми необходимо соперничать за проявление по отношению к себе внимания, интереса и любви. Негативный аспект состояния единственного ребенка состоит в его одиночестве.

Приведенные соображения относятся к переживанию индивидуальности. Быть индивидом значит быть особенным, быть любимым, и в то же время быть одиноким. Первым на психологию единственного ребенка обратил внимание Альфред Адлер, особо подчеркнув ожидания и притязания единственного ребенка на роль центра всех вещей, особенного существа. Это и есть эгоцентризм, или центрированность на себе, на которых мы уже останавливались в предыдущем разделе. Единственный ребенок особенно уязвим для идентификации с Моногенезом, поскольку его ранние восприятия жизни конкретизируют этот образ; он действительно единородный. Для дальнейшего психологического развития он должен пройти болезненный этап познания, что он вовсе не представляет собой нечто особенное по отношению к внешнему миру. И, тем не менее, с внутренней, психологической точки зрения, переживание особенности сохраняет значимость, поскольку оно отражает природу индивидуальности как таковой.

Другой аспект состояния единственного ребенка составляет одиночество, и оно также составляет критический этап процесса осознания индивидуальности. Одиночество является предвестником позитивного восприятия уединенности. Можно утверждать, что уединенность отражает реальность индивидуального существования, тогда как переживание одиночества представляет для эго, которое не желает или не способно смириться с ним, первое болезненное вторжение этой реальности в сфере сознания. Одиночество ищет отвлечения или духовной близости, чтобы забыть тревожную реальность индивидуальности. Быть индивидом значит быть не только особенным любимцем, но и одиноким. Если вместо предания забвению обратиться к рассмотрению одиночества, такое рассмотрение может привести к творческому признанию реальности уединенности.

Уединенность индивидуальности олицетворяет отшельник, монах, пустынник Недавно было найдено гностическое Евангелие под названием Евангелие от Фомы, в котором содержится несколько замечательных высказываний Иисуса, который говорит об "одиноких" или "отшельниках". В греческом тексте употребляется слово monachoi, которое также можно было бы перевести как "единых":

Иисус говорит: "Блаженны одинокие и избранные, ибо вы найдете Царство! Поскольку вы вышли из него, то и вновь возвратитесь к нему".34 65. "...Я (Иисус) говорю так: «Когда (человек) узнает, что он одинок, он наполнится светом; но когда он узнает, что он разделился в себе, он наполнится тьмой».

Иисус говорит: «Многие стоят снаружи, у двери, но только одинокие войдут в брачный покой».