Текст книги "Эго и Архетип (ЛП)"
Автор книги: Эдвард Эдингер
Жанр:
Психология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
В определенный момент психического развития, обычно после напряженного переживания отчуждения, в сферу сознания неожиданно прорывается ось эго-Самость. Опытным путем эго приходит к осознанию существования сверхличностного центра, по отношению к которому оно (эго) занимает подчиненное положение. Юнг описывает это событие следующим образом:
«Когда достигается вершина жизни, распускается почка, и большее появляется из меньшего, тогда, как говорит Ницше, „единица превращается в двойку“, и большая личность, которая всегда была большей, но оставалась незримой, предстает перед меньшей личностью подобно откровению. Тот, кто действительно и безнадежно мал, всегда стремится низвести откровение большой личности до уровня своей малости, не понимая, что уже наступает судный день для его малости. Но человек, обладающий внутренним величием, знает, что теперь действительно пришел долгожданный друг его души, бессмертный, чтобы „пленить плен“ (Еф., 4:8), т.е. чтобы схватить того, кто держал бессмертного в заточении, и направить поток его жизни в русло большой жизни. Это момент смертельной опасности!»
В религии и мифах содержится немало образов, символизирующих момент такого прорыва. Когда человек осознанно встречается с божественным посредником, осуществляющим поддержку, руководство и регулирование, мы можем рассматривать такую встречу как встречу эго с Самостью.
Встреча с божеством обычно происходит в пустынной местности или в изгнании, т.е. в состоянии отчужденности. Спасаясь от правосудия, Моисей пас в пустыне овец тестя своего, когда Иегова воззвал к нему из горящего куста и объявил ему его жизненное предназначение (Исход, 3). Спасаясь от гнева Исава, Иаков вынужден был бежать из дома своего. В пустыне он видит во сне лестницу (рис. 13), достигающую неба, и заключает с Богом соглашение (Бытие, 28:10-2 2). Этот образ использует в своем стихотворении "Царство Божие внутри вас" Фрэнсис Томпсон:
Издревле хранят свои места ангелы;
Не шелохнется камень под их ногами, не дрогнет их крыло!
Как много чудесного нет в ваших
Отрешенных лицах!
Но если посетит тебя печаль утраты,
Оплакать должен ты утрату,
И между небом и божественным крестом
Воссияет лестница Иакова".
В качестве примера можно упомянуть библейского пророка Иону. Его первая встреча с Иеговой произошла во время нормальной жизни, но не нашла у Ионы признания, так как уровень инфляции эго был слишком высок, чтобы признать авторитет Самости. И лишь после тщетных попыток спастись бегством, которые ввергли Иону в состояние крайнего отчаяния, во время пребывания в чреве кита, он смог признать сверхличностный авторитет Иеговы.
Когда женщина (или анима в психологии мужчины) встречается с Самостью, проявление Самости нередко изображается в виде небесной оплодотворяющей силы. Посаженная отцом в темницу, Даная зачала Персея от Зевса, явившегося в виде золотого дождя. Благовещение Деве Марии обычно изображается в виде оплодотворяющих лучей, которые исходят от небес. В своей скульптуре "Экстаз святой Терезы" Бернини использует более психологический вариант этого образа.
Экстаз святой Терезы (Бернини).
Современным примером этой темы служит замечательный сон, который приснился женщине после продолжительной психологической деятельности:
"Я вижу молодого человека. Он обнажен. Его тело сверкает от пота. Мое внимание привлекла его поза—сочетание падающего движения, как у фигуры Пиеты, и мощной разрядки, как у знаменитого греческого дискобола. Он находится в группе других мужчин, которые как-то двусмысленно поддерживают его. Он выделяется среди них (бронзовым) цветом и текстурой кожи (покрытой потом). Но основное его отличие от остальных мужчин состоит в огромном фаллосе, который имеет форму третьей вытянутой ноги. (Рис.18).
Эрекция доставляет мужчине страдание. Об этом свидетельствуют не только атлетическое напряжение мускулатуры и выделение пота, но и искаженное выражение его лица. Его состояние вызывает у меня сочувствие. Его детородный орган вызывает изумление (восхищение). Меня влечет к нему. Затем мы вступаем в половые сношения. Вхождение его органа в меня вызывает у меня настолько глубокий и общий оргазм, что я ощущаю его в своих ребрах и легких ...даже когда я просыпаюсь. Меня наполняет нераздельное ощущение боли и наслаждения. Мои внутренности буквально «вывернуты наизнанку». В моем чреве произошла революция, поворот на 180 градусов. Что-то в этом роде".
Кроме Дискобола' и Пиеты Микеланджело, трехногий мужчина вызвал у сновидицы воспоминание об алхимическом эстампе и трехногом солнечном колесе, которые ей довелось однажды увидеть. Таким образом, фигура сновидения впитала в себя все богатство многих образов и смысловых значений, которые нуждаются в уточнении и прояснении. Мы не будем подробно останавливаться на их амплификации, ограничившись несколькими замечаниями. Мужская сущность творческой энергии проникла в сновидицу, вызвав трансформацию. Он—атлет в физическом и духовном отношении (ап. Павел). Он ассоциируется с высшим духовным принципом (солнце) и олицетворяет весь процесс психической трансформации (алхимическое изображение).
Для сновидицы этот сон ознаменовал начало формирования новой установки и нового понимания жизни. Как свидетельствуют сексуальные образы сновидения, у сновидицы раскрылись новые уровни физического реагирования. Кроме того, произошло осознание всей функции ощущения, которая прежде оставалась преимущественно неосознанной. Самое важное заключалось в развитии подлинной индивидуальной автономии и раскрытии значительных творческих дарований. Сопутствующие ассоциации свидетельствуют о том, что сон отражает встречу не только с анимусом, но и с Самостью. Тройственный символизм указывает на важное значение процесса конкретной, пространственно-временной реализации (см. гл. 7).
Замечательный пример прорыва оси эго-Самость в сферу сознания содержится в описании обращения в веру апостола Павла (Деян. 9:1 -9),
Рис. 18. Рисунок пациентки.
Рис.21. Алхимический рисунок.
Иона пытался спастись бегством от своего призвания. Савл пытался уйти от своего предназначения, преследуя своих будущих единомышленников, сопричастных его судьбе. Сама сила, с которой он преследовал христиан, свидетельствует о его причастности их делу, ибо, как говорит Юнг, "важно то, о чем говорит человек, а не то, с чем он соглашается или не соглашается".
Вне сомнения, то, что человек страстно ненавидит, олицетворяет один из аспектов его судьбы.
3. КНИГА ИОВАКнига Иова содержит замечательное по своей полноте описание встречи с Самостью. Иову Юнг посвятил свою работу «Ответ Иову».5 В этой книге он рассматривает историю Иова как поворотный пункт в коллективном развитии иудейско-христианского мифа, связанного с эволюцией образа Бога или архетипа Самости. Встреча Иова с Иеговой рассматривается как существенный переход в человеческом понимании природы Бога, переход, который в свою очередь потребовал от Бога ответа, приведя к его очеловечению и, в конечном счете, воплощению в виде Христа. Историю Иова можно рассматривать с иной точки зрения, а именно, как описание индивидуального опыта, при котором эго осуществляет первую значимую встречу с Самостью на уровне сознания. С этой позиции я и рассмотрю историю Иова.
Посвященный Иову текст представляет собой сложный документ, и поэтому мы не можем определить, опирается ли он на реальный опыт индивида. Тем не менее, существует высокая степень вероятности, что такой опыт имел место, и в дальнейшем мы будем рассматривать текст как описание индивидуального опыта активного воображения. Активное воображение представляет собой процесс, при котором воображение и создаваемые им образы воспринимаются как нечто отдельное от эго (как "ты" или "другой"). Эго способно устанавливать с ними отношения и вести диалог. То, что Книга Иова написана в форме диалога и является единственной в Ветхом Завете книгой, составленной по принципу диалога, свидетельствует в пользу предположения о том, что ее основу составил опыт активного воображения. Даже повторяемость диалога производит впечатление искренности, когда мы рассматриваем книгу как описание личного опыта. Непрестанное возвращение к одному и тому же пункту, который эго отказывается признать, есть типичное поведение персонификаций бессознательного, встречающихся в процессе активного воображения.
История начинается с соглашения между Богом и Сатаной подвергнуть испытанию Иова. Предстояло ответить на вопрос: возможно ли с помощью несчастий и превратностей судьбы заставить Иова проклясть Бога? Спор на небесах можно рассматривать как отображение сверхличностных или архетипических факторов бессознательного, которые подвергают Иова испытанию и, в конечном счете, придают смысл этому испытанию. Если бы несчастья, выпавшие на долю Иова, имели исключительно случайный характер, они были бы вероятностными, бессмысленными событиями, которые не соотносятся со сверхличностным аспектом бытия. Знаменательно, что Иов никогда не рассматривает эту возможность. Весь текст опирается на допущение, что все исходит от Бога, т.е. все события отражают сверхличностную задачу и смысл. Это допущение соответствует необходимой гипотезе, согласно которой для реализации активного воображения человек должен проявить самообладание. Если личностные настроения и аффекты, составляющие отправную точку для реализации активного воображения, считаются случайными, или имеют исключительно внешние или физиологические причины, тогда нет оснований искать их психологический смысл. Узнать о существовании психологического смысла можно только опытным путем. Вначале индивид должен обладать хотя бы достаточной верой, чтобы захотеть рассматривать предположение о существовании психологического смысла как гипотезу, подлежащую проверке.
Бог и Сатана составляют два аспекта одной реальности, т.е. Самости, поскольку они действуют заодно. Сатана выполняет роль инициатора и динамического фактора в испытании Иова и поэтому олицетворяет стремление к индивидуации, которое должно разрушить психологическое статус-кво, чтобы реализовать новый уровень развития. Эту же роль выполнял змей для Адама и Евы в саду Едемском. Как и ситуация в саду Едемском, испытание Иова было задумано как искушение. Он должен подвергнуться искушению, чтобы проклясть Бога. В психологическом отношении это означает, что эго должно подвергнуться искушению впасть в инфляцию, возвыситься над промыслом Божиим, т.е. идентифицировать себя с Самостью.
Почему все это необходимо? Очевидно, Иов все еще испытывает тенденцию к инфляции. Несмотря на безупречную репутацию, а может быть, благодаря ей, существует сомнение, отчетливо ли сознает он различие между собой и Богом, между эго и Самостью. Поэтому составляется план подвергнуть Иова испытаниям в огне страданий. Испытания привели Иова к полному восприятию реальности Бога. Еслипрежние замыслы можно понять по их воздействиям, тогда можно утверждать, что замысел Божий состоял в том, чтобы заставить Иова осознать Его. Вне сомнения, Самость нуждается в сознательной реализации и в силу настроя на индивидуацию должна подвергнуть эго искушению и испытанию, чтобы привести его к полному осознанию существования Самости.
Вначале Иов изображается как счастливый человек, обладающий большим имением и пользующийся уважением людей. Это положение соответствует чувству удовлетворения и "безопасности", которое испытывает эго в блаженном неведении относительно бессознательных допущений, составляющих основу непрочной "безопасности" эго. Неожиданно Иов лишается всего, что составляло для него ценность и опору—семьи, всех своих владений и здоровья.
Несчастья, обрушившиеся на Иова, изображены на гравюре Уильяма Блейка (рис.24). Над изображением Блейк поместил заголовок: "Огонь Божий упал с неба" (Книга Иова, 1:16). С психологической точки зрения, картина изображает распад сознательного статус-кво под воздействием потока огненной энергии, нахлынувшей из сферы бессознательного. Такое изображение свидетельствует о наступлении кризиса индивидуации, первого этапа психологического развития, на котором старые психологические состояния устраняются, чтобы освободить место для нового состояния. Доминируют деструктивные или освобождающие воздействия; обычно имеет место сочетание обоих типов воздействия. В клинических материалах, опубликованных Юнгом, содержится изображение, в котором доминирует освобождающее воздействие. На этом изображении, ознаменовавшем начало решающей стадии индивидуации, небесная молния раскалывает оболочку, освобождая заключенную в ней сферу,—рождается Самость. Карта таро XVI акцентирует деструктивный аспект. Когда эго достигает весьма высокого уровня инфляции, символизируемого башней, прорыв энергий из сферы Самости может приобрести угрожающие масштабы. Проявление Самости знаменует наступление "Страшного Суда" (рис.27). Уцелеет только то, что не испорчено и опирается на реальность.
Потеряв все, что он высоко ценил, Иов погружается в состояние отчужденности, не уступающее по силе состоянию Толстого, о котором мы уже упоминали. Дня того чтобы признать Самость высшей ценностью, необходимо устранить привязанности к менее значимым ценностям. Очевидно, что смысл жизни Иова был связан с семьей, собственностью и здоровьем. Лишенный этих ценностей, Иов испытал отчаяние и погрузился в темную ночь души.
Погибни день, в который я родился...
Для чего не умер я, выходя из утробы,
И не скончался, когда вышел из чрева?
На что дан страдальцу свет,
И жизнь огорченным душою?..
На что дан свет человеку, которого путь закрыт,
И которого Бог окружил мраком?
С этими словами Иов дает волю своему самоубийственному отчаянию и крайней отчужденности от жизни и ее смысла. Повторяющиеся вопросы "почему?", "для чего?", "на что?" свидетельствуют о том, что Иов отчаянно ищет смысл. Если рассматривать Книгу Иова как личностный документ, тогда утрата и обретение смысла составляют его основную тему.
При депрессии и отчаянии в сферу бессознательного уходит значительная часть либидо, которое в нормальных условиях обеспечивает сознательную заинтересованность и жизнеспособность. Уход либидо активизирует бессознательное, расширяя диапазон образов в снах и фантазиях. Можно предположить, что бессознательное предстает перед Иовом в виде друзей и советников, обращаясь к нему в процессе реализации активного воображения.
Эти фигуры знакомят Иова с иной точкой зрения и постепенно приводят к встрече с нуминозным, т.е. с самим Иеговой. В частности, о том, что речи советников Иова являются продуктами активного воображения, свидетельствует наличие в них контаминированных сочетаний нескольких элементов. С одной стороны, эти речи отражают традиционную точку зрения религии, согласно которой Иов был покинут Богом, а с другой стороны, в них находят независимое и подлинное выражение глубокие слои бессознательного. Такая разновидность контаминированного сочетания различных элементов часто встречается в активном воображении. Поэтому для обеспечения продуктивности процесс нуждается в живом, активном участии сознания, которое приводит к реальному диалогу, а не к пассивному соглашательству со всем, что говорит бессознательное. Например, в первой речи Елифаз говорит Иову:
Вот, ты наставлял многих,
И опустившиеся руки поддерживал,
Падающего восставляли слова твои,
И гнущиеся колени ты укреплял.
А теперь дошло до тебя, и ты изнемог,
Коснулось тебя, и ты упал духом.
Эти слова можно рассматривать как самокритичную речь самого Иова. Он осознает, как легко было давать совет и оказывать помощь другим, но теперь он не способен воспользоваться своим собственным советом. Эта самокритика лишь усугубляет его депрессию и страдание. Далее Елифаз употребляет традиционные формы выражения поверхностного утешения, которыми, вероятно, Иов пользовался для утешения других страждущих:
Непорочность путей твоих не должна ли быть
упованием твоим?
Вспомни же, погибал ли кто невинный, И где праведные были искореняемы?"
Эти мысли поверхностны, нереалистичны и бесполезны. На фоне тягостной реальности жизни, довлеющей над Иовом, они воспринимаются как показной оптимизм. Быть может, хотя бы для временного разрешения ситуации достаточно выразить поверхностное пожелание осуществления желаний, ибо Елифаз тотчас переходит к ряду более глубоких ассоциаций. Елифаз рассказывает Иову нуминозный сон. Если рассматривать весь диалог как продукт активного воображения Иова, тогда этот сон приснился Иову, или здесь содержится напоминание об этом сне:
И вот, ко мне тайно принеслось слово,
И ухо мое приняло нечто от него.
Среди размышлений о ночных видениях,
Когда сон находит на людей,
Объял меня ужас и трепет,
И потряс все кости мои.
И дух прошел надо мною;
Дыбом стали волосы на мне.
Он стал,—но я не распознал вида его,—
Только облик был пред глазами моими;
Тихое веяние,—и я слышу голос:
"'Там же, 4:3-5. 11 Там же, 4:6-7.
Человек праведнее ли Бога? И муж чище ли Творца своего?12 Далее Иов упоминает о снах, которые страшат его:
Когда подумаю: «утешит меня постель моя, Унесет горесть мою ложе мое», Ты страшишь меня снами, И видениями пугаешь меня.
Блейк создал замечательную иллюстрацию к снам Иова. На этой картине змей обвивает Иегову, вероятно, олицетворяя Его сатанинскую сторону. Он указывает на ад, разверзшийся под Иовом и угрожающий поглотить его в пламени. В аду находятся зловещие, судорожно цепляющиеся за что-то фигуры. Глубины бессознательного разверзлись, и перед Иовом предстала первозданная сила природы. Очевидно, что с этой силой столь же бесполезно дискутировать, как и с тигром, случайно повстречавшимся путнику. Но Иов ничего не почерпнул из своих снов; он должен получить более убедительный урок.
Иов верит в свою невиновность и праведность и поэтому не осознает свою тень. Чтобы компенсировать односторонность сознательной установки Иова по отношению к чистоте и праведности, его собеседники постоянно говорят о злобе и пороке. Иов смутно сознает, что переживания Иова заставляют его чувствовать себя отвратительным и грязным. В один из таких моментов он восклицает:
Разве я море или морское чудовище,
Что Ты поставил надо мною стражу?
и далее:
Хотя бы я омылся и снежною водою
И совершенно очистил руки мои,
То и тогда Ты погрузишь меня в грязь,
И возгнушаются мною одежды мои.15
В одном месте он все-таки признает прошлые грехи:
Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь,
И не сухую ли соломинку преследуешь?
Ибо ты пишешь на меня горькое,
И вменяешь мне грехи юности моей...
Иов не говорит, какие грехи он совершил в юности своей, и теперь, очевидно, не считает себя виновным за них. Прошлые грехи представляют собой вытесненные содержания, которые Иов не хочет осознать, поскольку они противоречат его представлению о своей праведности. Уверенность Иова в своей праведности ясно обнаруживается в главах 29 и 30:
О, если бы я был, как в прежние дни...
Когда я выходил к воротам города,
И на площади ставил седалище свое,—
Юноши, увидев меня, прятались,
А старцы вставали и стояли;
Князья удерживались от речи,
И персты полагали на уста свои;
Голос знатных умолкал,
И язык их прилипал к гортани.
Внимали мне, и ожидали,
И безмолвствовали при совете моем...
Я назначал им, и сидел во главе,
Как царь в кругу воинов.
"А ныне смеются надо мною
Младшие меня летами,
Те, которых отцов я не согласился бы
Поместить со псами стад моих".
Пренебрежительное отношение Иова к тем, кто стоит на более низком уровне умственного развития, вероятно, относится к числу "грехов юности его" и указывает на наличие инфляции эго, которое проецирует на других слабую, теневую сторону. Процесс индивидуации требует, чтобы он осознанно признал и ассимилировал свою теневую, низшую сторону.
В целом испытания должны привести Иова к переживанию смерти и воз рождения. Тем не менее, посреди стенаний он остается однажды рожденным человеком. В следующем фрагменте он обнаруживает свое невежестве относительно состояния дважды рожденности:
Для дерева есть надежда, что оно,
Если и будет срублено, снова оживет,
И отрасли от него выходить не перестанут.
Если и устарел в земле корень его,
И пень его замер в пыли,
Но, лишь почуяло воду,
Оно дает отпрыски и пускает ветви,
Как бы вновь посаженное.
А человек умирает и распадается;
Отошел, и где он?
Уходят воды из озера,
И река иссякает и высыхает:
Так человек ляжет и не встанет;
До скончания неба он не пробудится,
И не воспрянет от сна своего.
В дальнейшем диалоге между Иовом и его собеседниками отражаются как глубокие истины, так и традиционные, банальные мнения. Вообще говоря, Иову рекомендуют возвратиться к традиционным, ортодоксальным взглядам. Ему говорят, что он должен смиренно принимать кару Божью, не вопрошая и не стараясь понять ее. Иными словами, ему советуют принести в жертву свой интеллект, вести себя так, словно он менее сознателен, чем есть в действительности. Такая форма поведения отражает регрессию, которую он, собственно говоря, и отвергает. Вместо этого он протестует против Бога, говоря: "Если ты добрый и любящий отец, отчего Ты не ведешь себя подобающим образом?" Вне сомнения, вступая дерзновенно в спор с Богом, Иов действует в состоянии инфляции, но из контекста ясно, что этот акт отражает необходимую, контролируемую инфляцию. Такая инфляция необходима для встречи с Богом. Инфляция имела бы губительные последствия, если бы Иов по совету жены своей проклял Бога и умер. Но Иов избегает обеих крайностей. Он не приносит в жертву достигнутый уровень сознательности, но и не проклинает Бога. Он упорствует в своем вопрошании о смысле своих испытаний, пока не узнает, за что он наказан.
Разумеется, мышление Иова в категориях наказания свидетельствует о незрелости его отношения к Богу, ограниченности рамками отношений между родителем и ребенком. Это одна из установок, от которых его освобождает встреча с божеством. Но самым существенным представляется упорное стремление Иова постичь смысл своего опыта. Он смело бросает вызов
Богу, говоря: удали от меня руку Твою,
Ужас твой да не потрясает меня.
Тогда зови, и я буду отвечать,
Или буду говорить я, а Ты отвечай мне.
В главе 32 наступает перемена. Три собеседника Иова закончили свои речи, и теперь мы знакомимся с четвертым, ранее не упоминавшимся лицом, по имени Елиуй. Он утверждает, что воздерживался от участия в беседе, потому что молод годами. Здесь затрагиваются темы "3" и "4", на которые обращает внимание Юнг. Если Елиуя рассматривать как четвертую, ранее отсутствовавшую функцию, тогда происходит окончательная констелляция всей совокупности психологических факторов Иова. Это толкование соответствует характеру речи Елиуя, которая, во многом предвещая появление Иеговы, отражает многие из тех идей, которые Иегова выразил с большей силой. Особое внимание следует обратить на замечания, высказанные Елиуем по поводу снов:
Во сне, в ночном видении,
Когда сон находит на людей,
Во время дремоты на ложе,
Тогда он открывает у человека ухо
И запечатлевает Свое наставление,
Чтобы отвесть человека от какого-либо предприятия
И удалить от него гордость,
Чтобы отвесть душу его от пропасти
И жизнь его от поражения мечом.
Упоминание о снах и их предназначении характеризуется поразительной психологической точностью. Оно также свидетельствует в пользу предположения, что Книга Иова содержит сообщение о реальном опыте индивида. Очевидно, с помощью снов бессознательное Иова тщетно пытается исправить его сознательную установку. Таким образом, сны можно рассматривать как предвосхищение сознательной встречи Иова с Иеговой. Замечательно, что этот древний текст содержит описание компенсаторной функции сновидений, существование которой недавно доказал Юнг.22
После речи Елиуя является сам Иегова. Нуминозная, сверхличностная Самость возникает из бури (рис. 29). Иегова произносит великолепную речь, которая, должно быть, увенчала сознательную деятельность, направленную на ассимилирование первобытной нуминозности, несомненно, сопровождавшей первоначальный опыт. Ответ Иеговы содержит обзор атрибутов бо жества и великолепное описание различия между Богом и человеком, т.е, между Самостью и эго:
Где был ты, когда я полагал основания земли?
Скажи, если знаешь.
Кто положил меру ей, если знаешь?
Или кто протягивал по ней вервь?
На чем утверждены основания ее?
Кто положил краеугольный камень ее
При общем ликовании утренних звезд,
Когда все сыны Божий восклицали от радости?23
Эго не создало психику и ничего не знает о тех глубоких основаниях, на которых утверждено его (эго) существование:
Нисходил ли ты во глубину моря,
И входил ли в исследование бездны?
Отворялись ли для тебя врата смерти,
И видел ли ты врата тени смертной?
Обозрел ли ты широту земли?
Эго получает напоминание о том, что оно ничего не знает о психическом в целом. Часть не может превзойти целое:
Можешь ли ты связать узел Хима
И разрешить узы Кесиль?
Можешь ли выводить созвездия в свое время
И вести Ас с ее детьми?
Знаешь ли ты уставы неба,
Можешь ли установить господство его на земле?
Здесь эго сопоставляется с масштабом и могуществом архетипов, определяющих психическое существование.
Иегова обращается к царству животных и перечисляет их необыкновенные способности, особо выделяя чудовищ:
Вот бегемот, которого я создал, как и тебя.
Можешь ли ты удою вытащить левиафана
И веревкою схватить за язык его?
Теперь перед Иовом предстают бездонность Бога и глубины его психического, в котором обитают всепожирающие чудовища, далекие от человеческих ценностей. Этот аспект явления Бога человеку изобразил Блейк на своей картине (рис 30). Бегемот и левиафан олицетворяют первозданное вожделение бытия. Бог показывает свою теневую сторону, и поскольку человек причастен к Богу как к основе своего бытия, он должен быть причастен и к его мраку. Самоправедность эго получает смертельный удар.
При завершении проявления Иеговы Иов претерпевает существенное изменение. Состоялось раскаяние, или метанойя:
Я слышал о Тебе слухом слуха;
Теперь же мои глаза видят Тебя.
Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь В прахе и пепле.
Иов получил ответы на свои вопросы, но не рациональным путем, а посредством живого опыта. Он нашел то, что искал, – смысл своего страдания. Это есть не что иное, как сознательная реализация автономной, архетипической психики, причем эта реализация могла состояться только через посредство тяжелых испытаний. Книга Иова содержит описание процесса божественной инициации, проверки посредством тяжелых испытаний, которая, в случае успеха, приводит к новому состоянию бытия. Эта проверка имеет сходство с ритуалами инициации, предназначенными для обеспечения перехода из одного состояния сознания в другое.
Иегова через своего динамического посредника Сатану подвергает Иова тяжелым испытаниям. Е Ш. Клюгер дает убедительную характеристику психологической роли Сатаны в истории Иова:
"Он (Сатана) проявляется здесь в полном блеске как метафизический враг мирной жизни и уюта. Он осуществляет вмешательство, нарушая естественный ход жизни и препятствуя ему. Он становится на пути человека, подобно тому, как мал'ах Яхве в качестве Сатаны становится на пути Валаама. Однако если в истории Валаама речь идет о столкновении воль и слепом повиновении, т.е. о первом сознании необходимо ста выполнять волю Божию, а не свою, то в случае Иова речь идет о со знательном подчинении воли Божьей в результате внутреннего прозрения. Здесь Сатана действительно является Люцифером, носителем света. Он несет человеку знание Бога, подвергая его страданиям. Сатана воплощает страдание мира, которое приводит человека к внутреннему, «иному миру».
Это описание Сатаны необходимо признать психологически точным. Оно сближает Сатану с фигурой Мудрости. В книге "Экклезиаст" приводится следующее описание женской персонификации Мудрости:
Мудрость заботится о сынах своих И о тех, кто ищет ее.
Ибо если она и ведет его вначале извилистыми путями,
вызывая в нем страх и малодушие,
преследуя его строгостью, пока она не станет доверять ему,
и подвергая его тяжелым испытаниям,
то в конце она вновь приводит его на прямую дорогу
и открывает ему тайны свои.
Согласно этому фрагменту, Мудрость подвергает своих сынов испытаниям, подобно тому, как Иегова подвергал Иова испытаниям при содействии Сатаны. Любимцы Бога подвергаются самым суровым испытаниям. Способность человека к индивидуации приводит его к испытаниям. По этому поводу Джон Донн делает следующее замечание:
«...самые тяжелые испытания выпадают на долю лучших людей. Как только я слышу, что Бог говорит о том, что нашел человека справедливого, богобоязненного и удаляющегося от зла, из следующих строк я узнаю, что Бог дал поручение Сатане навести савеян и халдеев на дом его и слуг его, обрушить огонь и бурю на детей его и тяжелые болезни на него самого. Как только я слышу, как Бог говорит, что нашел человека, который ему по сердцу, я вижу, что его сыновья похищают дочерей его, убивают друг друга, восстают на отца и оставляют его без средств к пропитанию. Как только я слышу, что Бог свидетельствует о Христе при крещении: „Сей есть Сын Мой Возлюбленный“, я тотчас узнаю, что Иисус возведен был Духом в пустыню для искушения от диавола (Мат., 4:1). Услышав, что при его Преображении Бог подтверждает свидетельство („Сей есть Сын Мой Возлюбленный“) (Мат., 17:5), тут же узнаю, что Сын Его Возлюбленный был покинут, отвергнут, отдан в руки книжников, фарисеев, мытарей, слуг Ирода, священников, солдат, судей, свидетелей и палачей, и тот, кто был назван Возлюбленным Сыном Бога, участником славы небесной, в этом мире при его Преображении, теперь стал средоточием всех грехов мира сего не как Сын Божий, а как простой человек, и даже не как человек, а как презренный червь».
Хотя это испытание и может привести к мудрости, она таит в себе опасность, и поэтому в Молитве Господней содержится просьба избавить нас от него: "и не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого".
По мнению Юнга, Иов освободился от источника своих страданий посредством расширения границ своего сознания относительно божества. По этому поводу Клюгер приводит следующее замечание Юнга:
"В своей заключительной речи он предстает перед Иовом в устрашающем виде, словно говоря: "Взгляни, каков я есть. Вот поэтому-то я так обращался с тобой". Через страдания, которым он подверг Иова, Бог пришел к этому самопознанию и дает Иову возможность познать Его устрашающий облик Познание возрождает Иова как человека. Здесь действительно находится решение проблемы Иова, т.е. истинное оправдание судьбы Иова. Без этой подоплеки проблема Иова осталась бы нерешенной, если учесть жестокость и несправедливость его судьбы. Вне сомнения, Ион выступает здесь в роли жертвы. Но он одновременно является носителем божественной судьбы, что придает смысл страданиям и освобождению его души".
