Текст книги "Женское время, или Война полов"

Автор книги: Эдуард Тополь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Их старый-старый дом на Ваддинг-Ривер. Раньше, в детстве, он казался Катрин большим и солидным, как средневековый замок. Но, работая в «Стиле и дизайне», она поняла, что такое по-настоящему большойдом. А их двухэтажный домик на речке Ваддинг – это действительно старый дом, требующий серьезной реновации. Впрочем, сейчас ей не до сантиментов по поводу отцовского дома. Она тормознула на гальке у выцветшего парадного крыльца, взбежала к двери, открыла ее своим ключом, сбросила туфли, пробежала через холл наверх, в свою комнату, и стала переодеваться. Долой плащ, юбку и тонкую шерстяную блузку! Брюки, свитер, шерстяные носки, кроссовки и грубая куртка – вот что ей нужно.

Еще через десять минут ее «ауди» промчалась вдоль редких особняков и ферм на пустынной Вайлдвудской дороге и тормознула перед вывеской

JIM WHITE’S FARM. HORSES.

RENT, LESSONS, SAIBLES

(Ферма Джима Вайта. Лошади. Аренда, уроки, конюшни)

Семидесятилетний Джим Вайт с недоверием оглядел Катрин с ног до головы. Он не любил давать своих лошадей незнакомым людям. Правда, Катрин – дочка доктора, который три года назад удалил его сестре огромную опухоль в щитовидной железе, и с тех пор у сестры – никаких проблем!

– На сколько ты хочешь лошадь?

– На час-полтора.

– Я никогда не видел тебя на лошади. Где ты училась ездить?

– В Нью-Йорке, в парке Ван-Кортланд, – легко соврала Катрин.

– О’кей, пойдем посмотрим, что я смогу тебе дать.

Он пошел в конюшню, искоса наблюдая за идущей рядом Катрин. Не нужно быть экспертом-лошадником, чтобы определить, знает человек лошадей или не знает. Достаточно посмотреть, как этот человек реагирует на запах конюшни. Потому что как тут ни убирай и ни проветривай, а запах конюшни – это запах конюшни, а не духи «Элизабет Тэйлор». Лошади едят овес, а овес дает газы, simple like this – вот и все. А кроме того, лошади потеют, испражняются и т. п. И непривычному человеку этот букет запахов шибает в лицо так, что поначалу никто не может сдержать гримасу, тем более – женщины.

К его изумлению, Катрин на подходе к конюшне вобрала в себя этот запах полной грудью, и лицо ее высветилось возбужденной улыбкой. Джим успокоился. Только настоящие лошадники могут так неподдельно радоваться встрече с лошадьми. Но конечно, на первый раз он даст ей Гнома или Богему – самых спокойных и старых.

Он вошел в конюшню и сказал:

– О’кей, у меня тут двадцать лошадей. Правда, пять не моих…

И – остановился, потому что Катрин уже не слушала его. Она пошла вдоль стойл – медленной и словно завороженной походкой. Странный шум заполнил ей голову. Наверное, так чувствует себя бывший военный пилот, оказавшись на аэродроме, где готовые к полету самолеты гудят турбинами. Катрин даже встряхнула головой, пытаясь сбросить это наваждение. Но нет, наваждение не исчезло. И кроме того, оно было приятно, оно наполняло ее кровь мощными потоками адреналина. Отличные ездовые лошади были перед ней. Конечно, она ничего не понимала в лошадях, но каким-то совсем нерациональным знанием она вдруг почувствовала каждого коня и каждую лошадь, мимо стойл которых она шла. И – что еще поразительнее – лошади почувствовали ее. Джим Вайт, потомственный лошадник, начавший ездить верхом еще до того, как стал ходить своими ногами, сразу увидел, что между его лошадьми и этой Катрин возникло поле полного доверия. Кони всхрапывали ей навстречу тем добродушным всхрапом, которым встречали по утрам только его, Джима. Они тянулись к Катрин мордами, заигрывающе поводили ушами и передергивали шкурой, демонстрируя готовность ускакать с ней в любые дали. Молодая арабская кокетка Жасмин стала бить землю передним левым и задним правым копытами, так откровенно напрашиваясь и набиваясь, как проститутка на 42-й улице. А когда даже бешеный Конвой, драчун и гроза конюшни, еще издали приветливо заржал навстречу этой Катрин, у Джима просто челюсть отвисла от изумления.

– Где, ты сказала, ты училась езде?

Катрин, не ответив, дошла до конца конюшни и остановилась напротив стойла Конвоя.

– Этот. Я беру этого, – сказала она уверенно.

– Извини, – сухо ответил Джим. – Этот не для верховой езды. Я могу дать тебе вон того, Гнома. Или вот эту, Богему. В крайнем случае – Миста.

– Сколько? – перебила Катрин.

– Тридцать долларов в час. О’кей, для дочки доктора я могу…

– Я спрашиваю, сколько за этого? – снова перебила его Катрин, показывая на Конвоя. В ее голосе появились властные, стальные нотки.

– Я же сказал тебе: этого я не даю.

– Сто долларов в час. Седлай!

Джим посмотрел ей в глаза. Два прямых клинка встретили его взгляд, и он вдруг ощутил, что не может выдержать ее взгляда. Он отвел глаза, бормоча:

– Он псих. Он даже меня не слушает.

– Не теряй время! – уверенно сказала Катрин. И вытащила из кармана чековую книжку. – Тебе заплатить вперед? Дать задаток?

Сомнение вернулось к старику Джиму. Где, она сказала, она училась? Но с другой стороны, черт их знает в этом Нью-Йорке, он не был там уже лет тридцать – может, теперь там уже и за верховую езду берут деньги вперед?

Через несколько минут Конвой был под седлом. При этом он не взбрыкивал, не храпел и даже не пытался помешать Джиму затянуть сбрую. Но еще больше старый Джим изумился, когда вывел Конвоя из конюшни, – он никогда не видел, чтобы женщины так запросто подходили к незнакомой лошади, а уж тем более к этому гиганту! Чтобы они такбрались рукой даже не за луку седла, а за гриву коня и легко, не упершись и ногой в стремя, взлетали в седло. И уж конечно, он никогда не видел такой странной посадки. Вместо того чтобы тут же взять поводья, натянуть их и одновременно похлопать коня по шее, дружески, но жестко показав ему тем самым, кто тут кого контролирует, Катрин просто нагнулась через седло, обняла Конвоя за шею, а потом резко встала в стременах и сжала коленями его бока. Конвой заржал, но не злобно, а – черт бы его побрал – весело! Словно расхохотался. И – загарцевал, затанцевал от радости.

Джим даже приревновал его к этой Катрин.

– Не больше двух часов! – сказал он.

Катрин не ответила. Подобрав поводья, она уже выезжала с фермы, и Конвой сам свернул на север, к океану, точнее – к желтеющему прибрежному лесу, через который шла конная тропа.

Старый Джим проводил их взглядом. Нет, не понравилось ему, как эта Катрин сидит в седле. Такой посадке не могли научить ее в Нью-Йорке и вообще – нигде. Потому что было в этой посадке что-то не клубное, не светское, не аристократическое и не английское. Дикое что-то в этой посадке, запоздало подумал Джим и даже хотел окликнуть эту Катрин. Но…

Конвой уже нырнул под кроны Норс-Хилл-Форест – Леса северного склона и исчез за деревьями.

Джим почесал затылок, посмотрел на часы и пошел в конюшню. Было 10.48 утра. В конце концов, за сто долларов в час пусть она ездит хоть задом наперед.

Через час рыбаки графства Саффолк видели с моря странную картину. По пустынным пляжам, вдоль самой кромки воды, на высокой крупной лошади скакала женщина с распущенными волосами. Конь стремительно нес ее на восток, в сторону залива Меттитук. Океанская пена и мелкая прибрежная галька брызгали из-под его мощных копыт. Всадница, казалось, слилась с лошадью, ее волосы развевались от встречного ветра.

– Она сумасшедшая? – сказал один рыбак, наблюдая за ней в бинокль с сейнера, ставившего сети на тунца. – По песку! Она же загонит лошадь!

Еще через час эту странную всадницу видели строители кондоминиумов на пляжах Пеконика и Ошен-Вью. Потом – рыбаки Нортона и Гринпорта, самых северо-восточных поселков Лонг-Айленда.

После этого ее не видел никто.

В 16.25 старина Джим Вайт позвонил в полицию и заявил о пропаже коня, которого в 10.48 утра взяла напрокат Катрин Хилч, дочка доктора Хилча из городка Ваддинг-Ривер.

И почти одновременно с ним, в 16.40, одинокий яхтсмен, проплывая в трех милях от Ориент-Шор, самой северо-восточной точки Лонг-Айленда, заметил на берегу большое скопление чаек, орлов и грифов, а когда он направил туда свой бинокль, то увидел лежащих на песке коня и женщину. По тому, как спокойно расхаживали птицы по крупу коня и по телу женщины, яхтсмен понял, что он должен немедленно связаться по радио с полицией.

В 17.05 патрульная полицейская машина города Ист-Марион прибыла на место происшествия. Тяжелый мертвый конь лежал на боку, прижав своим весом левую ногу мертвой всадницы. Птицы уже обезобразили и лицо женщины, и морду коня и теперь вырывали и выклевывали у коня язык и гениталии…

В 17.39, когда «скорая помощь» доставила тело погибшей в больницу Ориент-Пойнта, врачи с изумлением обнаружили, что у нее нет правой груди и что смерть наступила вовсе не при падении лошади или шоке от перелома ноги, а доэтого. И – главное – совсем по другой причине.

3

Нужно быть объективным: Нью-Йорк нелегко запугать, выбить из привычной колеи и заставить остановить круговерть колес бизнеса и развлечений. Как в 1993 году февральский взрыв Всемирного торгового центра в Нижнем Манхэттене не вызвал паники даже на 42-й улице, так и первые ночные ожоги женщин не произвели на Нью-Йорк никакого эффекта. И только на третий день, после появления на вечерних телеэкранах Ланы Стролл с ее плоским багровым пятном на месте правой груди и официальных сообщений о космических лучах, выжигающих по ночам женские груди, что-то стало меняться в городе. Он вдруг перестал быть мегаполисом, в котором двенадцать миллионов людей разрознены и не имеют никакого отношения друг к другу. Теперь какое-то тайное выжидание словно объединило его обитателей. Так учуявший опасность зверь замирает в ночном лесу. Так во время Второй мировой войны жители Лондона внутренне объединялись перед ночной бомбежкой.

Затаив дыхание, Нью-Йорк ждал наступающей ночи. Будет ли новая атака из космоса? Является ли это предвестником конца света, о котором предупреждал Нострадамус? Знаменитый телеведущий Рон Питтерс объявил, что остается в студии Второго телеканала на всю ночь, чтобы по «горячей линии» принимать сведения о новых ожогах. Его примеру тут же последовали «анкормэны» на других каналах, и даже Тэд Палл, ведущий общенациональной «Полуночной линии», самой серьезной и престижной передачи, объявил, что сегодня ночью он собирает в студии известных ученых и экспертов по связям с внеземными цивилизациями.

Между тем еще работали знаменитые нью-йоркские мюзиклы и еще в полную мощь сияла бродвейская реклама. Еще гремела музыка в дискотеках Гринвич-Виллидж и Вест-Сайда. Еще Курт Мазур дирижировал симфонией Бетховена в «Айвери-Фишер-Холл», и Лучано Паваротти пел в «Линкольн-центре». Гостиницы, рестораны, такси, кинотеатры, джазовые кафе, магазины, кабаре, торговые центры и закрытые элитные клубы – все работало, крутилось, звенело и сияло, совсем как раньше. И все же… Внутри каждого потребителя этих развлечений уже таилось жадное и знобящее любопытство: а что будет ночью? Падет ли и в эту ночь обжигающий космический луч на чью-то грудь? И если падет, то где? когда? на кого?

И особенно это интересовало только что прилетевших из Вашингтона сотрудников и руководителей Службы космиче-ского слежения, Агентства национальной безопасности и ЦРУ.

Конечно, многие жители Нью-Йорка еще шутили по поводу этих ожогов и с великосветским презрением отворачивались от наукообразных разглагольствований экспертов по «летающим тарелкам» и от вечерних выпусков городских таблоидов, которые напрямую орали крупными заголовками:

ПРИШЕЛЬЦЫ ИЗ КОСМОСА МЕТЯТ НАШИХ БАБ!

и —

БОЖЕ, ГДЕ МОЯ ГРУДЬ???

А также:

Е.Т., GO HOME!

LEAVE MY BREАST FOR MY JONNY!

(Пришелец из космоса, отправляйся домой! Оставь мою грудь моему Джонни!)

Но на следующее утро даже самые крутые скептики первым делом, еще до утреннего душа, включили радио и телевизоры. И услышали:

«…еще 37 жертв мистического выжигания! Бригада наших телеоператоров всю ночь дежурила в „Маунт-Синай Медикал-центр“, и вот самые последние новости. С пяти утра полиция начала доставлять сюда женщин, потерявших этой ночью правую грудь. К восьми утра их было уже 37! К сожалению, мы не имеем права показать их лица. Но нам удалось установить, что они, как и все предыдущие жертвы, – одинокие белые женщины в возрасте от 27 до 38 лет, из среднего и выше среднего класса. Каждая из них была в эту ночь одна в своей квартире и видела во сне летящий из космоса луч и раскаленную печать, которая прожгла ей грудь. Хотя представители Агентства национальной безопасности отрицают появление над Землей инопланетян и применение ими какого-то нового оружия, независимые эксперты обращают внимание на то, что правительство всегда старалось скрыть от публики информацию о появлении НЛО. С другой стороны, если эти мистические ожоги действительно совершаются космическими пришельцами, совершенно непонятно, почему в качестве объектов атаки они выбрали именно этих молодых и одиноких белых женщин Манхэттена, что означает эта атака и как долго она будет продолжаться. Согласно сведениям городского департамента статистики, в Нью-Йорке проживает около трех миллионов одиноких женщин, из них почти миллион – в Манхэттене…»

Страх может заставить людей сделать то, что еще вчера казалось невероятным. 5 октября к полудню все дороги в Нью-Йорке оказались забиты так, словно к ночи действительно ожидалось нашествие марсиан. Потоки машин, такси, лимузинов и автобусов мчались по скоростным «Гранд централ», «Вест-Сайд экспресс-уэй», «Диган экспресс-уэй», «Эф-Ди-Ар» и всем остальным городским хайвэям и магистралям. Они рвались к аэропортам и вокзалам. Мэр города и комиссар полиции выступили по телевидению с призывом прекратить панику и сохранять спокойствие. По их словам, тщательное и глубокое сканирование воздушного и космического пространства над всем Восточным побережьем США, предпринятое со спутников и с земли мощными радарами Пентагона и Службы космического слежения, свидетельствует о том, что ни в земной атмосфере, ни в ближнем космосе нет никаких НЛО, «летающих тарелок» или других космических пришельцев.

Однако все призывы городской администрации к спокойствию и благоразумию уже не помогали. Десятки тысяч одиноких белых женщин спешно покидали свои квартиры и дома не только в Манхэттене, Бруклине и Куинсе, но даже в Нью-Рашеле, Скарсборо и прочих белых резервациях вокруг Большого Яблока. Они бежали из Нью-Йорка – кто во Флориду, Калифорнию или даже в Европу, кто – к своим родителям в их загородные виллы, а кто – к бывшим мужьям и любовникам. Управление полиции, памятуя о грабежах магазинов в Лос-Анджелесе, учиненных тамошней чернью во время последних городских беспорядков, срочно вызвало из отпусков всех полицейских и запрудило улицы Манхэттена усиленными патрулями. Частные агентства по охране офисов и квартир проводили дополнительные наборы охранников. В небе Манхэттена появились патрульные вертолеты, следящие за положением в городе. Выше них кружили АВАКСы, нацеленные своими радарами на космос.

Между тем к вечеру количество машин на улицах и скоростных шоссе Большого Нью-Йорка удвоилось и даже утроилось, вызывая многомильные пробки. Потому что навстречу потокам машин одиноких женщин, бегущих из города, катил поток машин с одинокими мужчинами, на которых в Нью-Йорке вдруг вспыхнул бешеный и вчера еще немыслимый спрос.

Да, то, что раньше не могли сделать сотни бюро знакомств, семейных психиатров и церковных пасторов, вдруг свершилось само собой. В страхе перед очередной ночной атакой из космоса одинокие женщины ринулись вызванивать своих бывших мужей, брошенных любовников и отвергнутых ухажеров. Блюдами, доставленными из китайских ресторанов, наспех накрывались столы, зажигались свечи примирения, хлопали винные пробки, произносились нежные тосты и – неистовая, словно в последний раз, любовь сотрясала кровати и прочие ложа, давно забывшие звуки и запахи секса. Потом, иссякнув и ослабев, женщины забывались настороженным сном, не выпуская мужчин из своих судорожных объятий и, словно щитами, прикрываясь ими от раскаленной космической печати.

Конечно, телевидение и тут не упустило возможности превратить эту панику в прибыльное, как недавние похороны принцессы Дианы, телешоу. Прямо с хайвэев тележурналисты передавали интервью с застрявшими в пробках водителями:

«Куда вы едете, если не секрет?»

«В Манхэттен».

«К кому? К жене?»

«К бывшей подруге».

«Как давно вы ее не видели?»

«Два года».

«И что случилось сегодня?»

«Она позвала меня».

«Позвала – зачем?»

«Спасти ее от ожога из космоса».

«Значит, вы верите в эти космические выжигания?»

«Ну, я, может, и не верю… Но она боится».

«Означает ли это воссоединение? Вы поженитесь?»

«Кто знает! Я не смотрю так далеко. Я просто хочу ей помочь».

«Желаем удачи!»

Конечно, и Дэвид Леттерман, и Джон Лено, и другие короли вечерних развлекательных телешоу коршунами ринулись на эту тему, дающую безграничный простор для самых фривольных шуток и скетчей. Но порезвиться на этом поле им удалось только один вечер. На следующее утро даже самой легкомысленной публике стало не до шуток. К восьми утра еще сорок девять женщин с мистически выжженной правой грудью оказались в медицинском центре «Маунт-Синай», где их ждали целая бригада врачей и объединенная группа агентов ФБР, Секретного сервиса и Агентства национальной безопасности. Здесь же – но не внутри больницы, а на улице – дежурили сотни репортеров всех информационных служб мира, не говоря уже о десятках бригад американских телевизионных станций. И уже через час эти журналисты разнюхали и в срочных выпусках новостей вынесли на телеэкраны новую шокирующую информацию: из сорока девяти жертв прошедшей ночи семнадцать получили свои ожоги, находясь в постели вместе с вызванными для защиты мужчинами!

Именно эта новость дала последний толчок той безумной панике, которая впоследствии получила название

THE NEW YORK GREAT BREАST FEVER

или в переводе на русский:

ВЕЛИКАЯ НЬЮ-ЙОРКСКАЯ ГРУДНАЯ ЛИХОРАДКА.

И в тот же вечер, в 18.45, Марк Аллей и еще около ста специальных агентов и экспертов ФБР, Секретного сервиса и Агентства национальной безопасности были вызваны на экстренное заседание в штаб-квартиру нью-йоркского ФБР на Федерал-Плаза, 28, которое вел сам Джеймс Л.Фаррон. Но вовсе не потому, что накануне ему звонила Первая леди или что семнадцать женщин получили в эту ночь ожоги, несмотря на присутствие в их постелях представителей сильного пола. А потому, что час назад Фаррон получил из Лонг-Айленда информацию, о которой еще не знали ни журналисты, ни Первая леди. И не дай Бог, чтобы узнали!

4

Несмотря на усталость, Марк Аллей ехал домой не по скоростным хайвэям «FDR» или «Вест-Сайд», опоясывающим Манхэттен с востока и с запада, а через даунтаун, центр города. Но не для того, чтобы развлечься, а в тайной надежде зацепить глазом что-то странное, необычное, что может иметь отношение к этим мистическим выжиганиям. Или – что было бы еще лучше – застать сам момент этого выжигания: какой-нибудь луч в небе или первый вскрик очередной жертвы ожога. Он знал, что с такой же миссией тут ездят, ходят, сидят в барах и в кафе еще несколько сотен рядовых и специальных агентов ФБР и Секретного сервиса. Сегодня к ночи их количество в Нью-Йорке утроилось за счет бригад, вызванных из Нью-Джерси, Филадельфии и Балтимора. Это позволило ФБР за пять часов после совещания у Джеймса Фаррона проделать гигантскую работу: практически все женщины, подвергшиеся космическим ожогам, были самым деликатным образом извлечены из их квартир и под предлогом медицинского осмотра и бесплатной компенсации за понесенную моральную травму отправлены в Покано, в горный санаторий, тайно превращенный за эти часы в медицинский изолятор. Марк сам принял участие в восьми таких замаскированных арестах и изумлялся, с какой доверчивостью эти женщины клевали на слова «компенсация за моральную травму» и «бесплатная неделя в горном отеле всего в часе езды от Нью-Йорка». Между тем там, в Покано, этих женщин ждали серьезные медицинские и психиатрические обследования. Потому что информация, которую в этот день получил из Лонг-Айленда Джеймс Фаррон, превратила эту «грудную лихорадку» в нешуточную трагедию. Катрин Хилч, самая первая из известных полиции жертв космического облучения, была обнаружена мертвой на крайнем северо-востоке Лонг-Айленда, но, по заключению врачей, она умерла вовсе не оттого, что не смогла высвободить ногу из-под рухнувшего на землю коня. Она умерла доэтого. Вскрытие показало, что во время бешеной скачки (она проехала сорок миль, хотя никогда до этого не сидела на лошади) у нее произошло бесчисленное количество оргазмов, и в результате перевозбуждения у нее лопнул сердечный клапан. Иными словами, она не только загнала могучего коня, но и себя довела оргазмами до смерти. Дикая и отвратительная история!

Однако это не все. Не успели два специальных агента ФБР вылететь вертолетом на северо-восток Лонг-Айленда, в больницу Ориент-Пойнта, чтобы любым способом заткнуть там все рты, из которых эта новость могла попасть в прессу, как поступили новые сообщения – на этот раз с юго-востока Лонг-Айленда и из соседнего штата Коннектикут. Судя по первому из них, в районе Нью-Хэмпшира, в океане в полумиле от берега вертолеты береговой патрульной службы обнаружили два трупа и тоже – лошади и женщины. И эта женщина, Глория Розвелл, оказалась, как и Катрин Хилч, жертвой первойночи космического облучения. Правда, вскрытие обнаружило, что смерть мисс Розвелл наступила не в результате сексуального перевозбуждения, а из-за переохлаждения в ледяной воде осеннего Атлантического океана, но что это меняло? Из восьми женщин, потерявших правую грудь в первую ночь облучения, две вдруг погибли или покончили с собой удивительно схожим образом: с помощью взятых напрокат лошадей!

А второе сообщение доставило новость еще драматичнее: всадница, которую охрана Коннектикутского национального парка пыталась задержать за незаконную верховую езду по аллеям парка, уходя от преследования, попыталась перескочить на лошади через ущелье, но рухнула вниз и разбилась насмерть. Нужно ли говорить, что и эта всадница, Сицилия Грин, была жертвой первой ночи космических ожогов?

Иными словами, налицо была эпидемия помешательства обожженных женщин на верховой езде. В сочетании с мистическими формами получения ими своих ожогов (и с не менее изумительной скоростью заживления этих ожогов) теория охоты инопланетян за молодыми белыми женщинами Нью-Йорка, которую раздували таблоиды, стала казаться далеко не фантастической даже прожженным скептикам из ЦРУ, Агентства национальной безопасности и Агентства оборонной разведки.

Изоляция жертв ночных космических атак в хорошо охраняемом горном санатории «Покано-Форест дрим» давала возможность подвергнуть их круглосуточному наблюдению и с помощью гипноза попытаться восстановить все подробности получения ими ожогов. А заодно гарантировала от роковых увлечений верховой ездой.

Параллельно с этой акцией на улицы ночного Манхэттена были брошены сотни полицейских патрулей и дюжины самых опытных агентов ФБР и Секретного сервиса. Но как радары Пентагона и НАСА не находили ничего необычного в космосе над Нью-Йорком, так и эти агенты тщетно искали на улицах ночного Манхэттена какую-нибудь странность или необычное происшествие. Город словно вымер. Поразительно, думал Марк, руля по пустынным Мэдисон– и Парк-авеню, какая, оказывается, огромная часть ночной городской жизни держалась на обслуживании одиноких женщин! Теперь, когда почти все они либо сбежали, либо сошлись со своими бывшими мужьями, любовниками и бойфрендами, в Манхэттене разом опустели не только бары, кинотеатры, рестораны, цветочные и книжные магазины, салоны красоты, торговые молы, концертные залы и музеи, но даже – спортивные клубы. Конечно, какие-то пары еще пытались вести прежний образ жизни: сидели в ресторанах или стекались в кинотеатры. Но из воздуха даунтауна вдруг исчезли флюиды флирта и то напряжение погони за счастьем, которое раньше подстегивало тут все и вся. Словно выключили над городом магнитное поле под названием excitement, возбуждение, и – все рухнуло в скуку, обыденность и жевание стейков. Лишь в ночных барах несколько отчаянных женщин, глуша дринк за дринком, жались к малознакомым мужчинам, явно собираясь пересидеть тут ночь до рассвета…

Высокий молодой негр, продавец газет, выпрыгнул из темноты прямо перед машиной Марка и прилепил к стеклу его кабины ночной выпуск «Нью-Йорк пост» с огромным заголовком:

2000 ЛЕТ НАЗАД АМАЗОНКИ ТОЖЕ ВЫЖИГАЛИ СЕБЕ ПРАВУЮ ГРУДЬ!

– Последние новости! – доверительно сказал этот черный Марку. – Бабы выжигали себе сиськи еще две тыщи лет назад!

– Отвали! – вяло отмахнулся Марк и поехал дальше. Эту «новость» он знал уже как минимум двадцать четыре часа – с тех пор, как две дюжины профессоров истории из самых разных университетов страны сочли своим долгом сообщить необразованным олухам ФБР, что обычай выжигать девочкам правую грудь был у древних амазонок. И даже прислали факсами цитаты из Геродота, Страбона, Гиппократа, Диодора Сицилийского, Помпея Трога и еще каких-то древних авторов. «Всем амазонкам в детстве выжигают правую грудь для того, чтобы они могли без помехи пользоваться плечом при метании копья», – писал Страбон. Правда, ни сам Страбон, ни Геродот, ни вообще кто-либо из этих древних ученых никогда не видел амазонок своими глазами, хотя искали их по всему свету. Но даже если допустить, что две тысячи лет назад какие-то воинственные бабы действительно выжигали себе правую грудь, что из этого следует? Какое это может иметь отношение к нынешним жертвам?

Но с другой стороны, почему три из потерявших правую грудь женщин вдруг воспылали страстью к верховой езде? Слава Богу, об их смерти еще не знают журналисты! Можно представить, что начнется в прессе! «Космические амазонки арканят своих земных сестер!» и прочие глупости украсят газетные страницы.

Хотя – глупости ли это? Когда чему-то странному нет никаких реальных, земных объяснений, поневоле начнешь думать о всякой мистике…

Марк посмотрел на часы. Было 23.57. Иными словами, сегодня он отработал уже шестнадцать часов. Неудивительно, что мысли вяло крутятся вокруг одного и того же и что он уже второй раз проскочил на красный свет. Нет, пора ехать домой, спать.

Но сначала Марк все же подъехал к медицинскому центру «Маунт-Синай». У подъезда Emergency («Скорой помощи») стояли три «форда» с эмблемами ФБР, а рядом торчали унылые фигуры агентов ФБР и Роберта Хьюга, прямого начальника Марка. Они были готовы ехать с врачами по первому вызову очередной жертвы ночного облучения, но рядом с ними не было ни журналистов, ни телеоператоров. «Это хорошо, – подумал Марк, – это значит, журналисты еще не знают о том, что сегодня случилось в Лонг-Айленде и в Коннектикуте».

Марк подъехал к Роберту Хьюгу, тот спросил:

– Есть новости?

– Нет, – сказал Марк.

– У нас тоже, – вздохнул Роберт.

– Как на кладбище, – добавил Алан Кенингсон, один из лучших агентов сектора контршпионажа. – Известно, что рано или поздно принесут новых покойников, но кого и когда – только Бог знает.

– Я еду домой, моя смена кончилась, – сказал Марк.

– Валяй, – кивнул Роберт Хьюг.

– Увидимся утром.

Марк пересек Центральный парк и покатил вверх по Бродвею. Но и тут, на западной стороне Манхэттена, было непривычно пусто и уныло. Словно за сценой опустевшего театра, среди безлюдных декораций. Марк разочарованно свернул к Гудзону, выехал на «Генри Хадсон Парк-уэй» и покатил на север. Слева, за рекой, светился Нью-Джерси. Там не было никаких выжиганий грудей, патрульных вертолетов, АВАКСов, и вообще там была нормальная человеческая жизнь. Только в этом ебаном Нью-Йорке каждый день черт-те что – то взрыв во Всемирном торговом центре, то мафиозная разборка с десятком трупов, то визит Ясира Арафата, то политическое убийство или всемирный съезд гомосексуалистов и лесбиянок.

Впрочем, сейчас самое главное – не заснуть за рулем. Марк включил радио. Машина тут же заполнилась голосами ночных радиокомментаторов. Какой-то остряк изгилялся по поводу возросшего спроса на мужчин и уверял слушательниц, что те мужчины, которые в прошлую ночь не смогли уберечь своих любовниц от потери правой груди, были просто импотентами. Бывший мэр Нью-Йорка Динкинс ехидно объяснял, что во время его правления подобные бедствия в городе не случались. Радио «Кристиан сайнт монитор» передавало молитвы. Марка не устроило ни то, ни другое, ни третье, и он нашел испанскую радиостанцию с какой-то неистовой кубинской румбой. «Наверно, испанцы – самая здоровая нация в мире, – подумал Марк, – даже во время второго пришествия Христа и конца света они не перестанут танцевать и стучать каблуками». Он вывел звук на полную мощность. При такой музыке он наверняка не уснет за рулем.

И через десять минут он действительно без происшествий доехал до Ривердэйла, чуть ли не самого северного жилого района города, припарковал машину на улице и вошел в подъезд многоквартирного семиэтажного дома. Здесь, на втором этаже, он снимал небольшую квартиру с одной спальней. Окна этой квартиры выходили на запад, под ними были двор и стоянка для машин, а дальше, в просвете между соседними домами, были видны «Генри Хадсон Парк-уэй» и узкая полоска парка вдоль него. По этой полоске по утрам и вечерам соседи выгуливали собак.

Войдя в квартиру, Марк по привычке первым делом глянул на автоответчик. На индикаторе числа сообщений была цифра «1». Он нажал кнопку «play» и, сбросив пиджак на спинку стула, пошел на кухню, открыл холодильник. Хотя он не ел уже часов восемь, но есть не хотелось. А вот выпить пива…

– Hi, it’s me! (Привет, это я!) – сказал у него за спиной автоответчик голосом, от которого у Марка разом подвело ноги. И продолжил по-русски: – Где ты шляешься? Неужели ты не понимаешь, как мне страшно быть сейчас одной?

Марк замер у холодильника, но сообщение кончилось, автоответчик умолк. Марк повернулся и медленно, словно к опасному зверю, подошел к нему. Он не верил своим ушам. Это галлюцинация, ОНА не могла ему звонить. На индикаторе числа сообщений вместо цифры «1» была теперь цифра «0». Конечно, ему померещился этот голос. Марк протянул руку, чтобы включить «rewind», перемотку.

Резкий телефонный звонок прервал этот жест. Марк взял трубку.

– Наконец-то! – тут же сказал по-русски все тот же женский голос. – Я уже думала, что ты никогда не придешь! Ты хочешь пиццу?

– А где ты? – спросил он осторожно и сам не узнал своего осипшего голоса.

– Я уже два часа сижу у тебя под окном. С этой чертовой пиццей. Я звоню из машины. Ты мне откроешь дверь, или мне ночевать в машине?