Текст книги "Темная гора"
Автор книги: Эдуард Геворкян
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Это помещение оказалось чуть длиннее и шире: над головами от борта к борту шли толстые балки, очевидно, они были вместо распорок. Арет постучал по одной из них рукоятью меча.
– Железо! – сказал он и вздохнул.
В это время базилей внимательно рассматривал два ряда широких выступов, которые шли вдоль стен с двух сторон. Кое-где их подпирали тонкие узкие стержни, проходящие сквозь выступы к потолку. Медон заметил, что в одном месте что-то лежит, взял щепоть – это оказалась труха, рассыпавшаяся в его пальцах сухой пылью.
– Словно гнилая ткань покрывала, – задумчиво сказал он. – Да здесь, наверно, гребцы отдыхали.
– Гребцы… – поднял бровь базилей. – Где же скалмы для весел?
Шаг за шагом осматривали они помещения корабля – не так уж и много было их, но не торопились – мало ли какая ловушка могла поджидать неосторожного. Пару раз Арет возвращался к лестнице и требовал новых факелов. Ближе к носу потолок опускался низко, приходилось чуть ли не ползком продвигаться вперед. Там были еще какие-то короба железные, но открыть их не удалось.
Медон сказал, что между палубой и потолком есть помещение, куда им не попасть – нет даже намека на дверь. Долго щупал заклепки базилей, нажимал на них поочередно, обстукивал рукоятью кинжала, но втуне.
За местом, где, наверно, отдыхали владельцы корабля, были еще две комнаты, поменьше. В одной обнаружили открытые короба с какой-то обугленной трухой и высокие цилиндрические сосуды с откинутыми крышками на петлях, тоже пустые. Растер между пальцами эту труху Арет и сказал, что в коробах хранились запасы еды, в сосудах же – вино или вода.
– Кстати, – добавил он, – надо проверить, сколько у нас уцелело.
В другом помещении все, кроме узкого прохода посередине, было разбито железными решетками на загородки.
– Рабов нерадивых, что ли, здесь помещали? – почесал в затылке Арет. – Да только впихнешь разве в такую дыру тварь больше собаки!
Не ответил ему базилей, он прошел сквозь проход и встал у стены, факелом ее освещая. К нему протиснулись Арет и Медон – там было чуть пошире – и увидели, что базилей разглядывает знакомый уже знак – круг и треугольник в нем, а начертан он был на двери с огромной задвижкой.
Взялся за рукоять задвижки базилей, но мягко руку его отстранил Арет и шепотом попросил отойти в сторону и быть готовым, если кто изнутри на них прыгнет. Покачал головой Одиссей, но все же отошел в сторону. Старый воин дернул рукоять, да только приржавела задвижка к двери.
Грохот и лязг пошли по внутренностям корабля – рассвирепел Арет и стал колотить по задвижке медным наплечником. Медону со стороны казалось, что тот бодается с дверью, и он рассмеялся. Обругал его Арет и велел принести какой-нибудь камень, а то он наплечник совсем искорежил. Вернулся Медон к лестнице, но спускаться на берег не стал, просто взял у спящего Ахеменида его посох – немного изогнутый, с коротким черенком из необычайно крепкого дерева, которое ногтем не поцарапать. Посох оказался на удивление легким. Арет повертел его в руках, примерился пару раз по задвижке, а потом передумал и, уперев его в потолок как рычаг, пристроил к рукояти и начал рывками дергать.
Заскрежетало, посыпалась ржавчина, и задвижка медленно пошла вбок. А когда дверь открылась, Арет отдал посох Медону и выхватил меч.
Руку с факелом никто не отрубил и не откусил, и тогда Арет быстро шагнул в помещение. А за ним вошел базилей, Медон прыгнул за ним через порог, держа посох над головой. Зацепив за что-то над головой, чуть не попал по затылку Одиссея.
Большие зубчатые колеса сцеплялись друг с другом, на железных валах были намотаны цепи, тонкие металлические прутья тянулись над головами и уходили в еле заметные отверстия. Снизу выпирала огромная железная бочка, наполовину утопленная в пол, у ее открытого конца находился широкий лоток, словно сюда засыпали зерно для размола. Медон заглянул внутрь этой бочки, но увидел лишь, что она словно забита чем-то, похожим на клубки грубой козьей шерсти или на растрепанные мотки ниток ковропряда.
Дальше ходу не было, и они повернули обратно.
У второй лестницы Арет опять постоял немного, а потом, факел отдав Медону, полез наверх. Кряхтел, постукивал мечом по железу, и вскоре долгий скрип подсказал базилею и Медону, что обнаружилась еще одна дверь. Гулкие шаги Арета раздались над головой, потом что-то слабо звякнуло. Вскоре он спустился вниз и сказал, что наверху комната, а над ней как раз круглое помещение на палубе, похожее на опрокинутую чашу, и вроде там есть еще одна дверца – наружу.
Тут их окликнул сверху Полит, и они поспешили на палубу.
Тучи застили звезды, начался дождь, холодный и противный. Быстро собрали уцелевшие запасы – всего-то пару амфор воды да корзину с мясом, сушеным. И сушняка успели принести, а после втянули сходни, что остались на берегу и не были унесены потоком в чрево горы, где канул несчастный «Арейон».
Ахеменида разбудили, он застонал, жалуясь на головную боль, а когда его провели вниз, свернулся клубком и застыл, продолжая стонать. Вскоре все собрались в помещении, где можно было лечь на широкие выступы. После скудной трапезы дети заснули, а остальные молча сидели во тьме, которая нарушалась лишь звоном дождя по железу.
– Спрячем корабль в горе, а сами уйдем по склону, – тихо сказал Одиссей.
– Здесь не пройти, нет тропинок, – шепотом отозвался Арет.
– Ну, тогда утром посмотрим.
Утром их разбудил предсмертный хрип Перифета. В жидком свете, идущем из распахнутой дверцы, с трудом можно было различить его лицо и раскрывшиеся глаза. Слабо дернулись пальцы, и душа его отправилась к иной ладье. Зажгли факел и постояли немного над телом. Дети испуганно жались к матери и смотрели, как Одиссей, не найдя монеты, сорвал медную бляшку с пояса и положил ее в рот покойнику – плату за переправу через Стикс.
– Прощай, – сказал базилей, и все повторили за ним.
– В воду его? – спросил Арет деловито.
– Не сейчас, пусть хоть остынет! – возразил Медон.
– Не оставлять же здесь! Бери за ноги, перенесем в тот конец.
Арет и Медон подняли отяжелевшее тело и отнесли его в помещение с зубчатыми колесами. Уложили его на лоток и, согнувшись, чтобы не расшибить головы, попятились обратно.
На палубе в это время Филотий и Полит развели костер – ночью в железной утробе было холодно. Базилей роздал всем по кусочку вяленого мяса. После скудной трапезы он долго о чем-то шептался с Калипсо. Полит с надеждой поглядывал на нимфу, он ждал, что она сейчас призовет на помощь какое-либо дружественное божество, которое вызволит их отсюда, а заодно и накормит пристойно. Проснувшийся Ахеменид весело сказал, что теперь ему значительно лучше, а потом, выругавшись тихо, принялся шарить вокруг себя и требовать свой посох.
Медон, брезгливо разглядывая доставшийся ему кусок, ногой подтолкнул к слепому его посох, а сам попытался укусить мясо, но чуть зуб не сломал. А когда ухватился покрепче, то так и замер с открытым ртом – он увидел, как в круглой башне, что возвышалась посередине корабля, открылась дверца и оттуда вышел Арет. Перестав шептаться, базилей и Калипсо направились к башне, и Медон, выплюнув мясо, последовал за ними.
В небольшом темном помещении из пола выступал короб, а из него торчали в два ряда железные палки разной длины. Базилей осторожно потрогал их – к его удивлению, одни легко продвигались вперед и назад, другие не удалось даже пошевелить. Из стен тоже выступали рычажки – поменьше. Арет дернул за ближний, и тут все подскочили на месте – в стенах с лязгом отвалились узкие полосы, открыв смотровые щели.
– Искусная механика, видно, не хуже Гефеста был мастер, – сказал Одиссей.
Калипсо рукой смела пыль с высокого сиденья, которое возвышалось перед рычагами, и Медон увидел, что на спинке его вырезана надпись. В его собрании рукописей много было не только списков, папирусов и дощечек на языках знакомых, но попадались и письмена неизвестные. Такие он не встречал ни разу – буквы или знаки, обозначающие слова, были разной величины, одни походили на рисунки, другие на невесть что, и шли они по спирали. Хотел он спросить, не знаком ли кому этот язык, но заметил, что пальцем Калипсо ведет по спирали и губами беззвучно шевелит.
– Надпись гласит, – сказала она, – вот о чем: «Здесь место управителя быстрого „Харраба“, враги – трепещите». Стало быть, имя судну – «Харраб», а отсюда кормчий его направлял.
– Нам-то как с ним управиться? – Одиссей почесал бровь и задумчиво подергал рычаги. – Нет парусов, даже мачты и то нет убогой.
Скрежетнули под палубой тросы, но корабль и не шелохнулся. Только в темном помещении, где недвижное тело Перифета лежало, в жерле бочки железной раздались щелчки. Осыпались легкими нитями странные клубки, забившие ее нутро. Часть этих нитей коснулись холодной щеки мертвеца, и в тот же миг маленькими, невидимыми глазу иглами ощетинились они и впились в его плоть. Быстро нити разбухли, и вскоре еще потянулась из жерла мохнатая пряжа. Если бы кто из путешественников зашел тогда в кормовое помещение, то мог бы обезуметь от страха – Перифет словно ожил и весь в одеянии из мха вползает в отверстие, там исчезая.
Тем временем базилей спустился по лесенке в нижнее помещение. В полутьме он разглядел изглоданное временем деревянное ложе, от которого сохранился лишь остов, пыльной трухой исходивший от малейшего прикосновения. У изголовья, рядом с полусгнившим валиком, что-то поблескивало – просеяв гниль между пальцев, Одиссей увидел в своей ладони золотые нити. Задумался он над остатками златопряжи, и пришла ему на ум догадка – не простым мореплавателем был владелец «Харраба», а властителем сильным. И еще он вспомнил, что такие ковры лишь богам и прислужникам их подобают, ну и нимфам, что милостями их пользуются. Видел он золотую пряжу во дворце коварной Цирцеи: стоит засмотреться на бесконечную игру хитрых узоров – и разум твой открыт для речей убеждающих. И еще он вспомнил, горько при этом вздохнув, сколь прекрасен был ковер в доме Калипсо, на котором с детьми он своими играл.
Поднявшись в башню, базилей велел увести детей и слепого в нижнее помещение, а потом поведал Калипсо о том, что увидел внизу.
Нахмурила лоб свой прекрасная нимфа, но промолчала. Потом указала на штыри:
– Вот на этих двух выбиты знаки движения вперед и назад, эти – вправо и влево, а с этим вот я пока не разобралась, их лучше не трогать.
– Знать бы, какая сила им движет, – мечтательно протянул Арет и слегка поддал носком сандалия один из рычагов.
Корабль содрогнулся – так показалось им всем, а Полит ухватился невольно за первый попавшийся рычаг – и корабль в движение пришел.
Выскочили все на палубу и увидели, как медленно выползает его корма из дыры в горе, и что-то сильно плещется там, позади. Рот открыл Арет, но молча повел языком по пересохшим губам. Лишь Одиссей, руку на меч положив, прошел на корму и, за борт ухватившись, вниз посмотрел. За базилеем последовал Медон, тут подошел и Полит, страха своего устыдившись. Увидел он, как мельница, что неуместна была кораблю, вращается, вспенивая воду.
Вернувшись к башне, базилей недрогнувшим голосом сказал:
– Вот и явила себя та сила, что корабль в движение приводит. Мы же воспользуемся этим.
– Самое время! – перебила его Калипсо, протянув руку вперед. – Еще немного, и мы ударимся о камни.
И впрямь, корабль хоть и неспешно, но неумолимо шел прямо на скалы, что в полутора стадиях из воды торчали. Выругался Филотий и спросил, где у этого проклятого корабля весло рулевое.
– Здесь не веслом, а рычагами надо ворочать, – отозвался базилей.
– Ну так где рычаги эти? – нетерпеливо вскричал Филотий.
Они вернулись все в башню. Калипсо указала на нужные штыри, и старый кормчий взялся за них. Судно, поерзав немного, вскоре стало послушным. Развернувшись в бухте носом к проходу, Филотий спросил, как остановить корабль или, напротив, ходу прибавить?
Калипсо лишь руками развела и сказала, что не все еще знаки прочла и лучше, не зная, не трогать.
– Тогда нам и нечего ждать, – сказал мореход и, спросив взглядом у базилея дозволения, двинул корабль вперед.
Чавкала мельница сзади, толкая судно вперед, хныкал внизу Латин, бубнил что-то Ахеменид, утешая, а Лавиния тонким голоском затянула веселую песню о пастухе и пастушке. Из прорезей в башне видно было, как сужаются берега, надвигаются скалы.
– Этот корабль пошире будет нашего «Арейона», – заметил опасливо Медон.
– Зато без весел! – отрезал Филотий.
Медон хотел было сказать, что на веслах они шли быстрее, но взглянул на кормчего и смолчал. Руки Филотия вцепились мертвой хваткой в рычаги, жилы вздулись на лбу, а прищуренные глаза не отрывались от бойниц. Арет и базилей встали за его спиной, чтобы не закрывать собой прорези в башне. Пару раз визгливо терся бортами корабль о скалы, но выдержало железо. Так они шли, протока за протокой.
– А вот за тем мыском как раз и выход в море, – заявил вдруг Филотий. Готов поспорить на десять драхм, что нас там ждут.
Все промолчали, но спустя немного, когда свернул корабль за мысом направо, хмыкнул Арет и сказал:.
– Ты выиграл, кормчий!
Корабль преследователей стоял посередине пролива с опущенными парусами. Высоко запели рожки, было видно, что начали поднимать якоря.
– Правь на них, не сворачивай! – крикнул Одиссей, а Политу велел дверцу в башню прикрыть.
И вовремя! Туча стрел поднялась в воздух и их град дробно застучал по железной палубе. Снова выстрелили лучники – на сей раз огненными стрелами, – но втуне. Медон, припавший к отверстию смотровому, отшатнулся было, но после снова глазом приник.
– Стреляйте, стреляйте, – злорадно сказал Арет. – Эх, сейчас бы с десяток бойцов, взяли бы их целенькими!
«Харраб» неотвратимо надвигался на судно, запирающее им выход. Там уже рубили якорные канаты, а гребцы опустили весла, чтобы, мощно и дружно ударив, уйти от острого носа железного дива.
Не ушли.
Словно клинок в горло жертвенного быка вошел «Харраб» в борт вражеского корабля. Сухо треснуло дерево обшивки, обнажились ребра переборок, щепками разлетелись длинные весла. Крики ужаса слились с грохотом. На куски разломилось злосчастное судно. Лишь два воина в блестящих доспехах успели прыгнуть на борт «Харраба», остальные на дно пошли. Из гребцов, может, кто и уцелел, в обломки вцепившись.
– Ха! – воскликнул Арет. – Вот, базилей, и стал ты хозяином моря! Кто устоит против тебя? Если в столь краткий миг мы врагов одолели…
– Мы одолели? – Базилей нахмурил брови. – Разве ты знаешь, чья воля судно ведет?
– Так ведь справился Филотий!
– Нехитрое дело вожжами ворочать, – отозвался Филотий. – Но кто в колесницу впряжен, чтоб я знал?! Вы лучше вон с теми разбойниками справьтесь.
Между тем два воина, что оказались на палубе, огляделись и, кривые мечи обнажив, встали спина к спине, Сквозь прорези шлемов блестели глаза, лиц не было видно.
– Дел-то всех! – сплюнул Арет. – Сейчас мы их мигом! Ну-ка, юнец, копье подними!
Полит взял копье на изготовку и чуть не задел древком базилея. Пинком распахнув дверцу, Арет выскочил на палубу, а за ним и юноша. Грохот удара железа о железо заставил вздрогнуть непрошеных гостей, но они тут же развернулись к башне, выставив клинки, шажками двинулись вперед.
Арет рассчитывал справиться со своим противником быстро, а потом помочь юноше, но схватка затянулась – враг ловко отбивал его удары, а острие изогнутого меча несколько раз свистело в опасной близости от горла старого воина, шипастый же наколенник расцарапал бедро.
У Полита дела шли хуже – юноша самоуверенно попытался ткнуть врага копьем, но не успел он опомниться, как в руках у него остался лишь куцый обломок древка. С коротким мечом против клинка он продержался бы недолго. Захотелось исчезнуть ему с этого узкого поля брани, да некуда было бежать. Прыгнул он к левому борту, метнулся к правому – но не уйти от смертоносного клинка. Хитрым нырком хотел сбить с ног врага, но не вышло – легко перескочил через него противник, выбил ударом ноги меч и занес свое оружие.
Глаза не закрыл Полит, чтобы смерть достойно встретить, а потому и увидел, как в горле врага вдруг стрела оказалась, навылет пробив. Воин в блестящей кольчуге выронил меч и в воду свалился.
В дверях башни стоял базилей и лук свой теперь на второго нацелил.
Но помощь его не понадобилась Арету. Он извернулся, пропуская удар, и поймал меч врага в медный захват, что к наплечнику левому был приклепан. Дважды ударив, поверг врага на палубу, содрал с раненого шлем и выругался последними словами.
– Да что же такое! – вскричал он. – Неужто одни амазонки остались во всей Ойкумене, а больше и не с кем сразиться?!
И впрямь опять пришлось им в схватку вступить с воинственными девами. Полит насупился: чуть его баба не одолела! Но потом приободрился – бывалые дружинники, и те их боялись. Впрочем, до этого плавания юноша полагал, что рассказы о женщинах, которых нелегко одолеть в бою, столь же правдоподобны, как и истории о морских чудищах. В чудище поверить даже легче – море велико и глубины его безмерны, а про амазонок говорили, что жили они во времена легендарные, когда боги и полубоги запросто ходили среди людей, ввязываясь в их склоки и дрязги, вовсю при этом их женами пользуясь.
– В воду ее, что ли? – спросил Арет базилея.
– Повремени, я хочу узнать, кто так усердно гонит нас, как добычу лесную.
Подошел Медон. Вдвоем со старым воякой они стащили с раненой кольчугу, сняли пояс и оттащили к башне.
– Надо бы ее перевязать, – сказал Медон, осматривая рану на животе.
Амазонка застонала и открыла глаза. Попыталась оттолкнуть руку Медона, но сил не хватило. Тут подошла Калипсо и, подобрав пояс, на пряжке разглядела знакомый знак – треугольник и круг.
– Может она говорить? – спросила она. – Скажи, – обратилась к раненой, как вы нашли нас на море, кто указал вам дорогу? И еще – не было ли на судне вашем женщин, похожих на меня?
Что-то сказала в ответ амазонка, а что – не поняли ни Арет, ни Медон. Речь ее была как стук камней, летящих с горной кручи. Но Калипсо ответила ей так же – и слова ее просыпались щелчками незнакомых звуков.
В это время на палубу выбрались дети, им надоело сидеть в затхлой тьме. Скосила на них глаза амазонка, скривила губы и что-то сказала, как плюнула. Выпрямилась Калипсо гневно и отошла в сторону.
– Обидное, небось, услышала… – начал было Арет, но не успел закончить, как замер, вытаращив глаза и раскрыв небогатый зубами рот.
Калипсо нагнулась стремительно и, меч подобрав, рядом с ними вдруг оказалась. Короткий замах, и в грудь амазонки вонзила его. Вскрикнуть та не успела, как все было кончено.
– Теперь можно и в воду, – спокойно нимфа сказала и меч опустила.
Переглянулись Медон и Арет.
– Оставила бы ее нам на забаву, а добить могла уже после! – недовольно пробормотал старый воин.
Калипсо нагнулась и быстрым движением задрала мертвой амазонке короткую тунику, что была под латами. Глазам мужчин предстало… Да ничего не предстало!
– Вот те на! – изумился Арет. – Где же причинное место? Даже волос не видать!
Не отвечая, Калипсо вернулась к башне и увела детей вниз.
– Слышал я много историй о девах, что избегают мужчин, – задумчиво сказал Медон базилею после того, как они с Аретом сбросили убитую в воду. – Но чтобы они так ненавидели нас!..
– Боги, наверно, лишили их естества в наказание, – предположил Арет.
Одиссей ничего не сказал, а только усмехнулся. Корабль между тем шел в открытое море, только с каждым мигом все реже и реже из-за кормы раздавалось шлепанье лопастей о воду. Вскоре мельница, что приводила его в движение, остановила свое вращение. Сколько ни дергал Филотий за рычаги, ничего не добился.
Наверх поднялась Калипсо. Выслушав сетования кормчего, снова разглядывала еле заметные знаки на коробе, из которого торчали рычаги. «Возможно, их надо двигать совместно, а не порознь», – бормотала она еле слышно.
– Жаль, не подобрали мы весла с разбитого корабля, – сказал базилей.
– Парой весел такую махину с места не сдвинешь, – сердито ответил Филотий. – А если и сдвинем, еще двадцать лет добираться тебе до Итаки!
– Старый я стал, добрый, – сообщил Одиссей рядом стоящей Калипсо. – Кто бы посмел раньше так со мной говорить! Побить тебя, что ли, Филотий?
Ощерился кормчий в улыбке.
– Да мы тебя добрым всегда знали, царь! За то и любили, что зря никого не, обидишь. Хотя, если спросить о том женихов…
Рассмеялся базилей добродушно, потрепал Филотия по плечу и сказал подошедшему Медону:
– Вот так со мною шутит рок – идешь навстречу судьбе, а нарываешься на злых баб!
– Так это и есть судьба наша, базилей, на них нарываться, – стоически ответил Медон. – Но скажет ли прекрасная Калипсо, кто гонит нас, как зайцев на охоте?
– У всех есть враги, – сказала Калипсо. – Злопамятство иных не знает меры.
Медон огладил свою бороду и, глядя в сторону, негромко продолжил:
– Мне показалось, что у тех, от кого мы с острова твоего бежали, тоже был некий изъян.
– Тебе не показалось, – ответила нимфа, – с ними вы тоже не нашли бы отдохновения.
– Я не о том, что между ног, а выше, – чуть ли не шепотом сказал Медон. У твой изменницы-служанки я не увидел на животе…
Нахмурился базилей, слышавший их разговор. Взгляд Калипсо был долог и тяжел, но во взоре собеседника увидела она лишь недоумение. Она прошла к носу корабля и подозвала кивком Медона.
– Не знала я, что такая малость привлечет твое внимание, – голос Калипсо был спокоен, – но раз тебя это волнует, скажу – ты прав, ни у кого из них ты не найдешь пупка.
Медон задумчиво посмотрел вдаль.
– Что это означает? – спросил он, не глядя на нимфу. – Знак того, что они не людьми были рождены? И, не сочти за обиду, подобна ли ты им? Хотя твои дети – свидетельство в пользу обратного.
Вздохнула Калипсо:
– Твое любопытство не знает предела. Детей своих я выносила и родила, у них ты все обнаружишь на месте.
– Да, да, – невпопад ответил Медон. – Прости, что докучаю праздными вопросами. Но кажется мне, что скоро у нас в гостях будет много дев беспупочных.
И с этими словами он указал пальцем вперед. Взглянула Калипсо и побледнела – вдали показался корабль, во всем похожий на тот, что они потопили. Тут подошли Арет и Полит, с доспехами, снятыми с амазонок, и тоже увидели судно.
Услышав о новой напасти, велел базилей всем собраться в башне.
– Запремся внутри, а сквозь бойницы достанем того, кто близко подойдет, предложил Арет.
Покачал головой базилей:
– А если не подойдет никто? Привяжут канатом и за собой уведут в угодное им место, а там выкурят, как диких пчел.
Арет повернулся к прорези, прищурился.
– Ждать недолго, – сказал он.
В это время Калипсо лихорадочно терла краем туники надписи на коробе с рычагами, пытаясь прочесть стертые знаки.
– Вот разве что так? – спросила она сама себя и одновременно сдвинула друг к другу рычаги, что были посередке.
Протяжный скрип донесся с палубы. Припали к бойницам Одиссей и Арет, за их спинами засуетились Медон и Полит. Увидели они, как ровная линия возникла между башней и носом, расширилась зевом. Откинулись на обе стороны створки, и поднялась наверх рама баллисты. Метнулись на палубу все, рискуя свалиться в щели меж рамой и палубой. Вдоль опорных балок метательной машины тянулись полосы металла с круглыми прорезями, в которых, словно яйца, сидели круглые камни, каждый с голову мудреца. Сама машина опиралась на подставку, которую можно было разворачивать.
– Десятка три камней наберется! – радостно вскричал Арет. – Если хоть треть попадет в цель, ущерб нанесет немалый.
С этими словами он подергал передний край рамы, которая от его рывка внезапно переломилась пополам и, вздыбившись, просела концами в соразмерные щели, образовав упорную перекладину.
– Медон, подноси камни, – распорядился базилей. – Арет и Полит – к вороту. Я буду нацеливать, если удастся.
С этими словами он взялся за край рамы и налег на подставку. Омерзительно взвизгнул ржавый металл, и баллиста немного провернулась вокруг своей оси.
– Сойдет! – бодро крикнул словно помолодевший Одиссей. – Взводи ложку!
Дружно ухватившись за ручки ворота каждый со своей стороны, Арет и Полит закрутили его, со скрипом пошел наматываться канат, оттягивая ложку. Два оборота успел сделать ворот, сближая концы блестящих будто начищенное серебро полудуг, как лопнул канат, прогнивший от времени. Сухо щелкнула ложка, Медон от неожиданности выронил камень себе на ногу и взвыл от боли.
Слова, которыми Арет покрыл все, что успел перечислить, пока не выдохся, напугали Полита больше, чем неудача с баллистой. Он был уверен, что такая же брань не далее как вчера вызвала неудовольствие богов, и оно сразу же проявилось в гибели их «Арейона», а нынче клубящиеся тучи над темнеющим морем тоже ничего доброго не сулили.
Калипсо, стоявшая в дверях башни, нахмурилась. Бросив короткий взгляд на корабль, который был уже в пяти или шести десятках стадий от «Харраба», вернулась к месту управления и снова взялась за рычаги.
Еле успели отскочить Полит и Филотий, когда ухнула вниз баллиста. Но она не ушла целиком под палубу – осталась торчать перекладина упора, и створки легли на нее. Вернулись все в башню и с надеждой смотрели, как нимфа колдует над рычагами. Все молчали, лишь Медон шипел от боли, осторожно трогая набухшие кровью пальцы ноги. Так и этак сдвигала Калипсо рычаги, то вместе, то порознь, но время шло, и все безнадежней смотрел Арет на корабль врага, на вырастающий парус с кругом и треугольником.
Наконец что-то опять громыхнуло снаружи. Выскочили на палубу, но ничего, кроме застрявшей баллисты, не увидели.
– За башней посмотрите! – крикнула им Калипсо. Обошли они башню и застыли в растерянности.
На помосте наклонном, словно Зевса орел, большая птица распластала крылья, медью отливающие. Каждое крыло в три локтя длиной, острый клюв и глаза красные камни. Страшна была птица, казалось, полыхнут огнем ее глаза, взмахнет крыльями и пронзит трехгранным клювом того, кто ближе к ней стоит.
– Вот ведь дрянь какая! – сказал Арет базилею. – Такие нас и донимали, когда мы с отцом твоим ходили к берегам…
Рядом с ними возникла Калипсо, а за ней и Медон приковылял.
– Это она, меднокрылая птица, что она и спутников его чуть не убила! благоговейно прошептал он. – Если спасемся, такую сложу я песню.
– Сначала спасение, а. песни потом, – перебила его нимфа. – Я знаю, как птицу эту отправить в полет, а там как получится. Сейчас возьмите дружно, лишь клюва ее не касайтесь!
Края помоста увенчивали выступы наподобие рукояток. Ухватилась за пару из них Калипсо, за другие взялись остальные. Неожиданно легко решетчатое основание помоста вышло из углублений в подпалубной балке. На нос корабля перенесли они помост и по приказу Калипсо установили его так, чтобы птица смотрела на врага.
Вздохнула глубоко нимфа, и, подав знак всем пригнуться, выдернула неприметный колышек, который торчал из спины медной птицы. Забила крыльями, хвост задрожал и расплылся в глазах, взмыла над помостом тяжело, уронила перо и поднялась над «Харрабом», устремившись к судну противника.
Опустилось перо рядом с Медоном. Он поднял его, удивившись легкости – не медным оно оказалось а словно из кожи тонкой, но прочной.
Птица тем временем все набирала высоту, хоть дергалась из стороны в сторону, к кораблю приближалась. Горестный крик испустила Калипсо лицо руками закрыла.
– Выше пройдет она и в море упадет.
И впрямь, птица хоть и стала опускаться но видно было, что высоко над мачтой пролетит.
На вражеском судне давно заметила, что внимательно следили за полетом. Зазвенела тетива луков. Хороши были стрелки на коде – едва птица оказалась над мачтой, как засело в ней с десяток стрел. Кувыркнулась в воздухе птица, одно крыло отлетело прочь, и рухнула она под торжествующие крики преследователей прямо на корму.
– Вот и все, – уныло сказал Арет.
Но в этот миг что-то пыхнуло на корме вражеского судна, желтый огонек заплясал там, а потом и снасти заполыхали. Не успели базилей и спутники его сообразить, что произошло, как уже пылал огромным факелом вражеский парус, и только страшные крики возвещали о судьбе несчастных.
Не сговариваясь, глянули Арет и Полит на Калипсо и попятились в испуге. Взмахни она сейчас руками и на небо улети – изумления бы не испытали.
Базилей долго не отрывал глаз от гибнувшего корабля, а затем велел всем, дверцы и створки задраив, вниз спускаться – буря грядет. В подтверждение его слов горизонт ощетинился молниями.