Текст книги "Темная гора"

Автор книги: Эдуард Геворкян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Кого обуял страх?! – вскричал базилей. – Уж не повредился ли ты рассудком, Медон? Всякое мне встречалось в пути, но ты рассказываешь о несуразице полной! Поверь, я навидался измен, но память еще мне верна.

– А память твоим спутникам повредили хитрые поедатели лотоса, – бубнил себе под нос Медон, – и те лотофаги многих лишили дома, друзей и семьи, взамен подарив ложное счастье и ложный покой. Но ты избежал этой участи и вернулся на Итаку…

Полит заметил, как базилей поднял руку, собираясь хлопнуть по плечу Медона, но так и застыл, потому что в этот миг Арет, внимательно слушавший невнятное бормотание, негромко сказал:

– Не боги ли вещают его устами? Может, и впрямь предстоит нам увидеть все эти диковины!

Покачал головой Одиссей:

– Мог в нем пророческий дар открыться, не спорю. Но только речь он ведет не о будущем, а о моих скитаниях прошлых. Не было на нашем пути островов, столь необычных. Думаю, в трезвой его голове все смешалось – сказания аэдов, предания старцев и мореходов рассказы.

Медон встряхнул головой и провел по глазам ладонью.

– Трижды и трижды ты прав, базилей, – бодро сказал он. – Долгое воздержание от вина наносит ущерб моему организму. Сам не пойму, откуда вдруг странные эти картины! Я слышал не раз о твоих подвигах и скитаниях, но только сейчас вспомнилось о лотофагах и огненном острове. Не могу лишь припомнить, кто мне поведал о них. Но если не видел и впрямь ты темной горы, что плыла по воде…

– О какой это горе вы там болтаете? – раздался голос Филотия. – Уж не о той ли, что плывет нам навстречу?

Все ближе и ближе приближалось к ним необычное судно. И впрямь, было оно подобно горе, только не камень и глина тело горы рукотворной составляли, а листы из металла. Выше мачты самого большого корабля уже поднялась острая вершина, а плавающая громадина все росла и росла. Вот стали видны красные и черные пятна на обшивке, а там, где в широкое основание плавающей пирамиды били волны, водоросли обрамляли узкой опоясывающей лентой.

– В стадий почти высота этой дряни, – благоговейно прошептал Арет. – И сдается мне, вся она тоже из железа!

– Весел не видать, – подал голос Филотий. – Может, хозяева этого чуда давно перемерли? Тогда и оно нам достанется. Столько добра! Тебе, базилей, придется войско нанимать для его охраны.

– Не знаю, есть ли в том нужда, – ответил Одиссей. – Упадет в цене сразу металл драгоценный. Да и еще неизвестно, мы ли будем с добром или сами станем добычей.

Медон задрал голову и пытался оценить размеры вздымающейся громадины. Он что-то шептал беззвучно, а потом махнул рукой и отвернулся, сказав, что это противоестественное сооружение не может плавать, а между тем плавает. Такое попрание здравого смысла ему противно.

Велел базилей Политу позвать Калипсо, а потом крикнул вслед, чтобы и детей разбудили, а слепому наверх помогли бы подняться.

Кинулся юноша к башне, но успел расслышать, как озабоченно сказал Арет о том, что если наедет на них эта гора, то либо сразу утопит, либо сначала раздавит об медь, а после утопит. Полит стремглав скатился вниз, каждый миг ожидая толчка или удара. Нащупал на лежаке Ахеменида, растолкал, а на вопрос Калипсо, бодрствующей во тьме, тихо передал повеление базилея.

Вскоре все были на палубе.

Пирамида остановилась, не доплыв нескольких стадий до «Харраба». Увидев ее, прекрасная Калипсо замерла, как изваяние, и в глазах ее Полит увидел страх. А потом и базилей заметил ее испуг, подошел и обнял за плечи.

– Мне рассказывала мать о плавающей горе, – прошептала Калипсо. – Если это она, то мы погибли. Лучше бы пасть в бою или утонуть, чем попасть в руки гадиритов.

– Но где же тогда их знак? – спросил Одиссей.

Недобро прищурился Арет, настороженно оглядывая темный треугольник, Филотий нагнулся и поднял с палубы копье, а Полит подался назад, к двери в башню, чтобы сразу же подать базилею щит, если в том возникнет надобность. Слепой Ахеменид сидел на палубе и, ухватившись за Медона, что-то негромко спросил, но Медон лишь отмахнулся и вырвал край одежды из цепких пальцев слепца.

Полит улыбнулся. Ему не было страшно. Разве Медон не обещал им скорого спасения! Вот и вышло так, причем дивное судно, нависшее над ними, сулило надежду на новые приключения. Что, если это плавающая обитель богов, своего рода морское подобие Олимпа Фессалийского? Может, за ним это судно пришло, чтобы открыть истину о его рождении? Вдруг окажется, что отцом Полита был некий бог, сошедший к его матери в личине ее мужа? Мысли эти сладко кружили голову, еще немного, и он выступил бы вперед, дерзко оттолкнув базилея, чтобы приветствовать посланцев Крониона, а то и самого…

Скрипучий голос Филотия заставил его вздрогнуть.

– А ведь они боятся тоже сесть на мель! – гаркнул старый кормчий.

– Они в нее уперлись, – сказал Арет. – Хотел бы я знать, как теперь до нас доберутся?

Ответ последовал сразу.

Где-то почти у самого основания пирамиды с тихим скрипом распахнулись железные врата. Из черного полукруга вылетела стрела, взмыла по высокой дуге и опустилась прямиком на палубу, за спинами базилея и его спутников. Маленький Латин, который, раскрыв рот, стоял рядом с сестрой и не мог оторвать глаз от диковинного зрелища, с радостным криком бросился к стреле и принес ее к отцу.

У стрелы не было острого жала, но зато к ней была прикреплена тонкая нить, уходящая в воду.

Одиссей понимающе покачал головой.

– Хитро придумано, – сказал он. – Все равно нас не оставят в покое…

И с этими словами он принялся наматывать нить на стрелу. Вскоре показалась крепкая бечева, привязанная к концу нити, а за бечевой вытянули и витой канат. Филотий сделал петлю и накинул ее на штырь, торчащий на носу «Харраба».

– Ну, что дальше? – пробурчал старый кормчий. Со стороны плавающей горы послышались слабые, но частые щелчки, канат дернулся, вылез из воды и, натянувшись, зазвенел, как тугая тетива. Громкий скрежет и содрогание палубы сказали о том, что корабль сходит с мели.

– Да они нам все днище развалят, – крикнул Филотий и добавил еще два-три слова, но осекся, глянув на Калипсо.

Снявшись с мели, «Харраб» пошел быстрее, и вот перед ними раскрылся зев, сквозь который могли пройти в ряд три, а то и четыре подобных ему судна.

Железный корабль вошел в чрево темной горы. Полит оглянулся и увидел, как медленно сошлись глухие створы, отрезав их от солнечного света. Но вскоре глаза их привыкли к полумраку, а когда «Харраб» звонко ударился бортом о причальный брус, то тьму рассеяли множества светильников.

Светильники держали стоявшие вдоль причала люди. Впереди со свитком в руке их встречал благообразный старец с длинной седой бородой, в белом гиматии, а за ним юные девы с увитыми жезлами в протянутых к путникам ладонях. При виде их вздрогнул Полит – на миг показалось, что приплыли они прямо в логово амазонок. Но не луков, изогнутых круто, ни копий, ни острых клинков в их руках не заметил – лишь цветами увитые палки и светильников плошки.

Старец воздел свиток над головой и торжественно провозгласил нечто хрустящей речью, в которой Одиссей и его спутники не узнали ни слова. Правда, вздрогнула вдруг Калипсо, сверкнула гневно глазами, но промолчала.

Хоть и были слова непонятны, но угрозы в них не было – это все поняли сразу.

Базилей перепрыгнул через узкую щель между судном и причалом, поднял приветственно руку.

– Я и люди мои к вам прибыли с миром, – сказал он учтиво. – Злых умыслов нет ни у кого. Если окажете помощь, благодарность богов вам в награду, и наша за ней воспоследует тоже. Если нет – отпустите нас в плавание дальше.

Старец склонил голову и прислушивался к словам Одиссея с растерянной улыбкой. Затем он указал на судно и что-то спросил. Базилей проследил за его жестом и ответил:

– Ты прав, почтенный старик, это и впрямь предивное судно. Только ваша плавающая гора еще диковинней!

Заморгав глазами, старец сунул свиток под мышку и коротко бросил несколько слов деве, что рядом стояла. Та быстро удалилась в глубь причала, и вскоре огонек ее светильника исчез в темноте.

– Может, и нам – сойти с корабля? – спросил негромко Арет базилея.

– Успеется! – не оборачиваясь отозвался Одиссей.

– А то хорошо бы скрутить их, – продолжал бормотать Арет, – они, смотрю, без оружия, а девок с собой увезем, продадим пафлагонцам…

Полит вертел головой во все стороны, но видел лишь мрачные, в потеках, стены и темные своды. Под сводами угадывались небольшие круглые отверстия, в которых ничего нельзя было разглядеть, но скорее всего оттуда в путников были направлены острые стрелы – вряд ли Арету удалось бы заполучить здесь легкую добычу. Место это не было похоже на обитель богов, разве что небожители захотели подшутить над странниками. Здесь не то что богам, но людям жить не пристало. Потом он обратил внимание на дев, что стояли на пристани, и мнение свое изменил. Пышногрудые, крутобедрые, стройные, в коротких туниках, они с любопытством разглядывали гостей, а одна, с длинными светлыми волосами, собранными в два пучка, подмигнула Политу.

Показались огоньки – это вернулась посланница, а с ней еще один старец. Его борода была короче, чем у встречавшего, но голову украшала повязка.

– Кто мне наконец скажет, где мы и что происходит? – раскатился под сводами хриплый голос Ахеменида.

Старик с повязкой вслушался в его речь, кивнул и, опустив свой светильник к ногам, заговорил на чистейшем койне:

– Приветствую вас, путники, обретшие гавань. Радуйтесь, ахейцы, ибо здесь вы найдете пищу и приют. Имя мое – Родот.

– Я – царь Итаки, имя мое Одиссей, сын Лаэрта, – ответил ему базилей.

Полит увидел, как отшатнулся старец Родот, в изумлении руки воздев.

– Неужели сам Одиссей к нам приплыл!.– вскричал он, а потом сказал что-то на своем языке непонятном старцу со свитком.

Тот не стал воздевать рук, лишь покачал головой, засмеялся и, повернувшись, ушел в глубину темную, а за ним последовали, к большому огорчению Полита, и девы со светильниками.

– Встреча такая пристала древним царям Посейдонии, судном которого вы завладели хитростью или же силой, – пояснил Родот, заметив взгляд Одиссея. – Мы же сочли, что вернулись древние государи. Ошиблись, конечно, но что может быть глупее надежды пустой!

– Не сила и не хитрость помогли нам взойти на борт «Харраба», – ,с достоинством ответил базилей. – Случай освободил железное судно из тайного убежища в скале. Мы лишь воспользовались милостью богов.

– Однако же имя корабля вам известно, – улыбнулся Родот. – Впрочем, кто же не знает о везении царя Итаки и хитроумии его! Но мне лишь поручено встретить достойно и препроводить в покои того, кто приплыл на «Харрабе». Позже, когда отдохнете от тягот морского пути, правители встретятся с вами и выслушают вашу историю. Следуй за мной безбоязненно, рабов же твоих мы препроводим…

– Это не рабы, а свободные люди, равные мне! – перебил его базилей.

Старец голову склонил, соглашаясь, поднял светильник и медленно пошел вдоль причала. Арет перескочил к базилею, принял оттуда по очереди детей от Калипсо, помог перебраться слепому. Медон и Полит сошли с корабля последними. Юноша тихо спросил Арета, не уместно ли будет тело дружинника мертвого здесь предать погребению, но старый воин лишь взглянул на него испуганно и прошептал, что хотел еще вчера морю доверить тело Перифета, да только боги уже переправили его на ином судне через реку забвения.

Узкими переходами и гремящими лестницами Родот вел Одиссея и его спутников куда-то вверх, и чем выше они поднимались, тем раздольнее и ярче становились помещения от множества светильников, тем богаче было убранство ниш и проходов, а вскоре и вовсе не стало видно металлических стен – дорогие ковры их покрыли и ткани с причудливыми узорами. Людей по дороге они почти не встречали – лишь пару раз выходили навстречу жители плавающей горы – мужчины и женщины в пестрых одеяниях, чем-то похожих, как заметил Филотий, на облачение кносских жрецов. Полит обратил внимание на то, что женщины все как на подбор статны и красивы, а мужчины так себе – на воинов крепких они не похожи, одни кривоноги, другие и вовсе плюгавы. Они глазели, перешептываясь, на базилея и его спутников, а при взгляде на Калипсо, что шла рядом с Одиссеем, держа за руки детей, одни улыбались недобро, другие же кривились странно. Юноша заметил, как напрягся базилей, а рука его легла на рукоять меча.

Оружие у них не отобрали.

По пути Родот вежливо справился о тех, кто сопровождает базилея. Выслушав ответ, кивнул приветливо Медону и сказал, что есть немало свитков в здешнем хранилище знаний, которые заинтересуют мудреца с Зема. Медон немедленно вылез вперед, волоча за собой Ахеменида, и засыпал Родота вопросами, но базилей предложил сначала принять омовение, перекусить, а затем уж предаться беседам, если будет на то воля правителя этой горы, имя которого Родот, кстати, так и не назвал.

Старец с повязкой ответил, что правителей здесь не один и не два, а трое, и что он запамятовал, кто сегодня держит жезл власти. На слепого же Родот взглянул участливо и заметил, что местные лекари порой вершат такие дела, что под силу богам.

Полит смотрел по сторонам и дивился то мраморному изваянию четырехрукой богини, то дырчатому бронзовому сосуду на когтистых лапах, а многие вещи на постаментах или просто расставленные по углам и вовсе были ни на что не похожи. Роскошь поражала привыкших к суровой и простой жизни итакийцев. И что удивительно – вроде бы никто не охранял выставленные напоказ дорогие предметы.

Мысль эта пришла в голову не только Политу. Краем уха он услышал, как Арет, бросавший хищные взоры на позолоченные щиты, развешанные на коврах, вполголоса сказал Филотию, что не увидел ни одного воина с оружием, и что будь с ним хоть несколько крепких дружинников, захватили бы этот плавающий дворец, набитый добром, как походный мешок воина после разграбления богатого города.

Филотий в ответ пробурчал, что их здесь просто коврами закидают и удушат без всякого оружия, поэтому лучше не испытывать гостеприимства неведомых владык. Слепой же Ахеменид шел молча и лишь принюхивался к воздуху, а когда и Полит унюхал запах жареной рыбы, то мысль о том, что он попал на корабль богов, быстро исчезла, зато пустой желудок громким урчанием напомнил о себе.

Покои, в которые привели Одиссея и его спутников, выглядели не менее роскошно, чем все, увиденное ими доныне. Четыре большие комнаты с не очень высоким потолком шли анфиладой, стены были убраны златотканым полотном, ноги ступали по мягкому ковру. Родот сказал, что с дозволения базилея он пока останется с ними, чтобы не было у того затруднений в общении со слугами. И тут же появились служанки, да такие цветущие и привлекательные, что даже старый кормчий Филотий одобрительно крякнул, принимая из рук румяной девы кратер с вином. Выпив, крякнул еще раз – не был он хмельного большим любителем, но и ему пришлось по вкусу густое вино, похожее на слабо разбавленное лемносское. О Медоне и говорить не стоило, осушил одним махом и жестом велел налить еще. Базилей лишь пригубил немного, Арет же и вовсе пить не стал, да еще и знак подал юноше, чтобы тот не прикасался к вину.

Прислужницы оставили чаши и кувшины на широком столе и, следуя указаниям Родота, отвели базилея и Калипсо с детьми в дальнюю комнату. Арет и Полит разместились в той, что была поменьше, да при этом Арет сдвинул скамьи так, чтобы проход в комнату базилея шел мимо них. Глядя на это, Родот одобрительно покачал головой, а потом хлопнул в ладони, и тут внесли огромные подносы, от которых исходил умопомрачительный запах. Ноздри Ахеменида затрепетали, он зашарил вокруг себя и чуть не сбил с ног служанку с подносом, ухватив ее за щиколотку. Родот помог ему воссесть на ложе, поднял упавший посох, а потом удалился, пообещав вскоре вернуться. Сунулся было Полит к базилею – на всякий случай, но Одиссей махнул рукой и велел насыщаться без опаски. Если бы хотели с ними расправиться, то давно бы перебили всех, понял юноша.

От вкусной и обильной еды тянуло в сон, щит оттягивал локоть, а копье норовило выскользнуть из пальцев – вот будет позорище, если он уронит его, думал Полит, изо всех сил тараща глаза и стараясь выглядеть значительно. Еще бы, такая честь! Ему доверено было сопровождать базилея на встречу с правителем горы.

После трапезы к ним вернулся Родот, а с ним набежало столько служанок, что глаза у юноши чуть не разъехались в стороны. Не успели путешественники опомниться, как с них содрали поношенные туники, натерли тела благовонным маслом и скребками принялись снимать все, что пристало к коже за долгие дни странствий. А потом уложили на разогретые простыни и нежными ладонями начали разминать их мышцы.

Когда к ним вышел базилей. Полит чуть не ахнул – в новом цветастом долгополом одеянии базилей казался выше, а после того, как бороду его и волосы натерли чем-то блестящим, то и моложе – даже морщины на его челе разгладились. Вот теперь он был похож на царя, а не на измученного долгим плаванием немолодого морехода.

Родот привел их на самый верх Плавающей горы. Правитель Лант, коренастый невысокий мужчина с густыми бровями и одутловатым лицом, восседал на причудливом сиденье, словно составленном из бронзовых прутьев. А сиденье стояло на помосте в центре квадратного зала, стены которого воедино сходились над ним. Здесь не было ковров и тканей, голые листы меди лишь покрывала тонкая вязь линий, словно некая ядовитая паутина разъела металл, оставив свой след. Статуи или треножники не украшали скудную пустоту зала. Но не было и бесконечного множества светильников, что на каждом шагу висели над их головами, – сквозь узкие прорези в стенах внутрь сочился яркий дневной свет. И пахло здесь не маслом горелым, а морем и ветром соленым, морским.

Свиты, подобающей могучему владыке плавающего гиганта, многочисленных советников и охраны не увидел Полит, чему изумился немало. Лишь Родот стоял за левым плечом правителя, да и то нужды в нем особой не было – правитель сам неплохо владел языком, хотя и говорил с легким эолийским выговором.

На одной из стен был вычеканен знак треугольника в круге, при виде которого Калипсо сжала крепко ладонь базилея, а тот лишь прищурился на миг и улыбнулся зловеще. Вспомнилось юноше: так кривил губы грозный истребитель женихов, поражая одного за другим наглых обидчиков, посягнувших на честь его дома и трона.

После учтивых приветствий сказал правитель горы, что и помыслить не мог о такой удаче. Сам Лаэртид, о котором так много он слышал, вдруг оказался в их малых владениях.

– Удача слепой не бывает, – ответил Одиссей. – Немало пришлось испытать мне и спутникам моим, прежде чем здесь оказаться. Но одно дело, когда радушный хозяин встречает гостя, другое – когда на охотника выбегает олень, гонимый загонщиками.

Правитель коснулся ладонью своего гладкого подбородка и тонко улыбнулся.

– Я мог бы изобразить непонимание, – сказал он, – но не подобает лукавить с тобой, о воплощение хитроумия! И впрямь найдутся такие, что захотят убить тебя и тех, кто тебе дорог. Неужто пришлось тебе с ними встречаться?

Взгляд его уперся в Калипсо.

– Взгляд суровый подруги твоей тому подтвержденье. Хотя… – добавил он после небольшой заминки, – ей не к лицу гневаться на нас. Хорошо поискать, так немало родни ее сыщется здесь…

– Кого ты называешь моей родней? – холодно спросила Калипсо. – Не тех ли неистовых воительниц, что посланы были гадиритами уничтожить мой дом, убить меня и детей моих, а также всех, кем я дорожу?

Полит заметил, как насупил брови Родот, увидел руку базилея, сжавшего край сиденья, и приготовился по первому же знаку подать копье и щит, а то и без всяких знаков сразу пронзить Родота или правителя.

Но правитель Лант смотрел безмятежно, хотя и перестал улыбаться.

– Не следует мне виниться в том, в чем неповинен, – с достоинством ответил он. – Из слов твоих понял я, что остатки старого воинства уцелели и продолжают в безумии своем исполнять приказы давно истлевших вождей. Я не в силах отменить повеление мертвых полководцев, но могу снарядить корабль для поимки нелепых воительниц.

Родот склонился к уху правителя и что-то шепнул.

– Кстати, честь и хвала вам, что привели «Харраб». С ним мы быстро найдем и укротим эти свирепые орудия мести и гнева. Помнится, с ними порою не мог совладать и сам Анкид, их создатель! Что же касается злобы… Не на тебя, прекрасная дочь своей матери, она направлена. Я догадываюсь, что беглянка Плейона вспоминала о нас, как о чудовищах злобных. Что ж, в те времена отчасти так оно и было! Мне самому в малолетстве столько ужасов довелось увидеть. Но с тех пор, как старые вожди сгинули, нравы здесь сильно смягчились. Расскажите мне о ваших злоключениях, и может, я сумею убедить вас в этом.

Одиссей и Калипсо переглянулись, а потом базилей огладил бороду и начал повествование…

После того, как рассказ завершил Одиссей, долго молчал правитель, ну а Родот и вовсе застыл с раскрытым ртом.

– Да-а, – протянул Лант и всплеснул руками. – Много историй я слышал, но не ведал, что столько испытаний могут выпасть одному человеку. Откройся, не течет ли в жилах твоих небесная кровь? Известно, что ваши боги любят порой шалить с женами смертных.

– Доподлинно мне известно, что славный Лаэрт, мой отец, ни с кем из богов не делил ложе моей матери, – ответил сухо базилей.

– Однако же воля богов тут несомненна. Только вот знать бы, чьи боги судьбу твою ткут? – задумался Лант.

Опять что-то шепнул Родот правителю, и тот рассмеялся.

Так вот, те амазонки, как ты их назвал, а мы их зовем по-другому, за тобою одним и гонялись, а все остальные – не в счет! И дочь Плейоны из-за тебя пострадала, и люди твои… Уж очень ты досадил старым вождям, вот они крови твой и взалкали. Впрочем, и плоть их устроила бы.

Родот усмехнулся при этих словах правителя.

– В чем же причина нашей вражды с народом твоим? – удивленно спросил Одиссей. – Память ли мне изменяет, но разве когда-либо наши пути сходились?

– Вражды никакой нет, – поспешил успокоить правитель. – Просто расстроил ты замыслы, которые долго и тщательно вынашивались нашими мудрецами. Много трудов и затрат ты на ветер пустил, сам не зная того. Вскоре я отвечу на все твои вопросы и о плавучей цитадели нашей расскажу, но обо всем этом долгий разговор, сейчас неуместный. Отдыхайте и помните, что вы не пленники здесь, а гости!

С этими словами правитель Лант поднялся с места и быстро вышел из зала. Базилей встал и подошел к прорези в стене. Следовавший за ним Полит увидел сквозь узкую щель зеленую воду с белыми нитями пенных волн, далекие белые облака над черной линией берега. В детстве он часто влезал на скалы у берега, но вид отсюда возбуждал и пугал больше, чем с самой высокой скалы, и мысли иные рождал.

– Стоящий здесь может уподобиться богу, – сказал негромко Родот, испытующе глядя на базилея. – Сверху людишки подобны муравьям, видны все их мелкие дела и короткие пути.

– Много вы людей встречали! – усмехнулся Одиссей, отворачиваясь от окна. Что-то не припомню я, чтобы мореходы рассказывали о плавающей горе; Так, полагаю, что лишь недавно прошли вы Столбами Геракла в Наше Море, иначе молва разнесла бы о вас по всей Ойкумене.

– Как мудро заметил правитель Лант, нравы сейчас изменились, наставительно поднял палец Родот. – Но до недавнего времени встреча с любым кораблем, будь то пират или честный торговец, грозило ему потоплением, а людям же смертью. Ныне же кто в живых остается, в рабстве пребудет у нас, пополнив число обитателей ярусов нижних. Приведи к нам «Харраб» кто иной, разделил бы ту же участь.

Когда они вернулись в покои базилея, Полит сложил оружие в угол, так, чтобы рукоять меча лежала недалеко от изголовья. Встал у входа, ожидая распоряжений. Базилей скинул верхнее одеяние и, усевшись на ложе, спросил Калипсо, стоит ли принимать всерьез добрые слова правителя. Она ответила, что гадириты так складно умеют нанизывать слова, что порой и сами верят в то, что говорят. Особенно если это совпадает с их намерениями. В свою очередь она спросила, не слишком ли странные речи порой ведет Медон, и о чем он так часто беседует со слепым, которого базилей оставил на острове циклопа?

Бросив короткий взгляд на Полита, базилей негромко сказал, что Медону пристойно легкое безумие. Возможно, в нем просыпается дар пророческий, а вот кто такой на самом деле их слепой попутчик, он и сам хотел узнать. Никого из живых не оставил он на острове том, да и не было с ним вообще в его странствиях Ахеменида! Но если это соглядатай подосланный или злодей, умысливший дурное, почему бы с ним попросту не расправиться или не расстаться, удивилась нимфа. Задумался Одиссей, а после ответил, что боги порой и впрямь в людском обличье нас посещают. А если людьми он подослан, то лучше знать, кто за тобою следит. И с этими словами значительно посмотрел на юношу.

Полит подивился немного словам базилея, но потом сообразил, что слепого соглядатая как раз никто не заподозрит. Значит, тот, кто его подослал, хитер и коварен. А потому надо присматриваться к спутникам – вот что означал взгляд базилея.

Одиссей отпустил юношу, сказав, что позовет, если он понадобится.

Полит вернулся в комнату, где разместились остальные, и обнаружил, что Медон держит в одной руке кратер с вином, а другой ухватился за локоть Родота и что-то втолковывает ему. Родот, по-видимому, был приставлен к ним правителями и не собирался покидать гостевые покои. Филотий дремал на своем ложе, Арет сидел и угрюмо осматривал свой меч, озабоченно трогая пальцем зазубрины, а слепой Ахеменид внимательно прислушивался к разговору.

– Вы, ахейцы, как дети, – отвечал Родот на какой-то вопрос. – Не дело винить кого попало в своих ошибках! Вовсе не похищали финикийцы Ио, дочь царя Инаха, а сама она полюбила хозяина корабля и понесла от него, вот и сбежала с ним, чтобы позор свой от глаз родни скрыть. А Европу похитили критяне из Тира Финикийского, что же касается Медеи…

– Насчет Медеи я и сам могу сказать, – вдруг заявил Арет, откладывая в сторону меч. – Видел я твою Медею, когда сопровождал старого базилея, отважного Лаэрта, к берегам Колхиды. Противная девка, тощая…

– Да почему же она моя? – удивился Родот. – Мы беседуем с достойным Медоном о тех бедах, которые женщины принесли в мир нынешний и еще принесут.

– Это верно, – согласился Арет. – Вот и пал Илион из-за бабы. Спроси об этом базилея, он тебе все точно расскажет.

Родот пристально глянул на Арета, вздохнул и посоветовал не говорить за пределами этих стен о том, что Одиссей сражался с троянцами. У многих память о той войне еще свежа, как-никак благородный царь Приам был союзником гадиритов.

После короткого молчания в разговор неожиданно вмешался Ахеменид.

– Но как же такой могучий народ, как вы, оставили в беде своего союзника? – спросил он. – Я слышал, что войско Посейдонии может пройти Ойкумену из конца в конец, покорив все земли. И еще я слышал, что оружием неодолимым владеют гадириты, перед которым не устоят ни стены крепостей мощных, ни суда морские.

– Хотелось бы знать, от кого ты услышал такое, – вкрадчиво сказал Родот, снимая повязку, чтобы вытереть ею пот с блестящей головы, на которой не осталось и волоска для рассады. – Однако и впрямь сила наша была велика, никто не мог устоять перед нами. Но даже прадеды наших прадедов не застали времена легендарные. Увы, эта пирамида, которую носит по волнам, – все, что осталось от могучего царства.

Филотий приоткрыл один глаз и посмотрел на гадирита.

– Сколько же гребцов направляют ваше судно большое по морю? – спросил он. – Мы не заметили весел, а шли вы на нас против ветра! Может, сила, что двигала вами, сродни той, что «Харрабом» владела?

Вздохнул Родот, обратно повязку на голову водрузил и ответил:

– Гребцов не видели вы, потому что гребные колеса и весла во внутренней гавани нашей сокрыты, а вращают колеса рабы. Тайна же силы «Харраба», увы, нами забыта давно, впрочем, с помощью вашей теперь вновь овладеем мы силой.

– Вот оно как… – протянул кормчий.

– Но не будем скорбеть о былом! – вскричал Родот, заметив, как задумались его собеседники и как вдруг заблестели глаза Арета. – Мои покои рядом с вашими. Веселый пир устроим мы сегодня, пусть о завтрашнем дне позаботятся боги.

– Меня с собой взять не забудьте, – сказал Ахеменид и, неловко двинув рукой, чуть не выбил кратер из рук Арета.

Арет обозвал его безглазой улиткой, а. Полит глянул на слепого с опаской. Что, если и впрямь тот окажется богом и припомнит им неучтивые речи!

В покоях Родота их встретили служанки, телом и лицом не уступавшие красивейшим женщинам Итаки.

– Откуда у вас здесь столько справных девок? – завистливо спросил Арет. Прямо хоть торги устраивай, со всех побережий купцы набегут за товаром таким!

Лысый старец лишь улыбнулся и сказал, что искони уродливые гадиритки долгом своим почитали безбрачия удел, вот и повывелись начисто. Да к тому же с тех пор, как милость небес коснулась царя Гадира и десяти его сыновей, научились мудрецы Посейдонии улучшать породу.

Родот дважды хлопнул в ладони, и пир начался. Полит смутно помнил, что ел, хоть и пил он лишь воду по юности лет. Весьма причудливы были блюда, порой и не поймешь, рыбное или мясное тебе подают, а многое и выглядело незнакомо, хотя вкуса отменного. Медон пробовал всего понемногу, Арет же налег на жаркое. Ахеменид ухватил баранью ногу и крепкими зубами усердно ее объедал, запивая вином неразбавленным, на что с опасливым уважением обратил внимание Медон. Филотий с брезгливым подозрением рассматривал плавающие в чаше склизкие темно-зеленые комочки и принюхивался недоверчиво.

– Это грибы, – сказал Родот, – их мы сами растим, а секрет их засолки передается издревле от умельца к умельцу.

Филотий поймал наконец выпрыгивающий из пальцев кружок, осторожно положил его в рот, но тут же выплюнул.

– Вот кислая дрянь! – сморщился он.

– К этому вкусу привыкнуть надо, – усмехнулся Родот, ухватил гриб и, покатав его в рту, проглотил.

Слепой Ахеменид нащупал чашу с грибами, притянул ее к себе и со словами: «Грибочки – это хорошо!», зачерпнул полную горсть. У Родота отвалилась челюсть, он хотел что-то сказать, протянул руку к чаше, но не успел. Ахеменид со смачным хлюпом втянул в себя грибы и мутную жидкость. Итакийцев передернуло в отвращении, а слепому было все нипочем. Он звонко рыгнул, засмеялся и, тыча пальцем в угол комнаты, произнес невнятно какие-то слова, то ли Полита призвал любоваться картине, что предстала перед ним, то ли помянул Кроноса или же иного бога не к месту. А потом вытаращил незрячие глаза и замер словно изваяние, не слыша, что ему говорят, и даже не вздрогнул, когда Арет ущипнул его за щеку.