Текст книги "Полеты божьей коровки"

Автор книги: Эдуард Шатов

Соавторы: Ольга Бакушинская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вивальди и рождаемость

Эдуард

Как снизить уровень абортов? Прежде всего стоит отметить, что отношение к человеческой жизни в современном обществе радикально изменилось. Сейчас мы воспринимаем партнера как объект для своих собственных удовольствий, даже если прикрываем это массой милых фраз. И это значит, что человеческая жизнь – лишь предмет для удовлетворения наших нужд и желаний, и следовательно, рождение ребенка не является приоритетом.

Сейчас человеку приходится сменить несколько образований, мест работы, а это накладывает отпечаток на межличностные отношения. Молодых людей просто пугает перспектива завести ребенка. Ребенку же нужно дать образование, воспитание, материально поддержать. Им сейчас проще быть вместе друг для друга, а о детях они думают в последнюю очередь.

Естественно, нужно дать возможность женщине сохранить ребенка и вырастить его здоровым. В нашем обществе принято говорить, что аборт – это плохо, а рожать – хорошо. С точки зрения католического богословия если мы придерживаемся какого-либо тезиса, то нужно действовать в соответствии с ним.

Если мы говорим женщине, что нужно оставить ребенка, то нужно ей всеми мерами помочь этого ребенка содержать. Раньше в церквях и в монастырях брали ответственность за брошенных или нежеланных детей и при этом давали возможность женщине вернуться к ребенку, если она захочет. Сейчас мы все часто просто говорим, что аборты – это плохо, но ничего не делаем. Мы часто не знаем, что толкает женщину на аборт. Ее нужно понять и практически поддержать, а не клеймить и не запугивать паническими лозунгами против абортов.

Есть очень известный пример из истории, касается композитора Вивальди. Он был капелланом женского монастыря, который принимал нежеланных детей. Именно для них он и писал музыку, которой мы сейчас восхищаемся. Когда же оркестр играл концерты в монастырях, то средства от этих концертов шли на образование и поддержку детей-сирот. Вряд ли у нас сейчас можно найти этому достойные аналогии.

Развод по-итальянски

Ольга, Эдуард

– Церковные правила иногда жизнь ломают. У меня есть знакомая католичка. Двадцать лет назад от нее ушел муж. Женился на другой, наплевав на венчание. Брак не был аннулирован, но ей назначили сепарацию.

История вопроса. Брак в Католической Церкви нерасторжим, но, если совместная жизнь становится совершенно невозможной и даже опасной, католическая пара может получить в Церковном суде разрешение на сепарацию – раздельное проживание.

То есть они живут отдельно, но формально он ее муж. Пока это выглядит забавно для некатолика. А теперь несмешное. Двадцать лет она живет одна. Даже любит кого-то десять лет из двадцати, но возлюбленный об этом не знает. Она молчит, как партизанка Зоя на допросе у фашистов. И что? Стоит себя ломать через колено ради исповеди и причастия? Она счастлива?

– Я не знаю, счастлива она или нет по одной простой причине. Я не знаю, чего она хочет. Если она считает, что ее брак верен, то она права. Но я бы все-таки это проверил Церковным судом. Я повторю, если ее брак верен, то она может тайно любить кого угодно, но счастье ее в том, что она верна обещаниям. Если она думает, что ее выбор в другом, – нужен взгляд третьего лица, которым в браке является Церковный суд. А если она живет себе, ничего не делает, но чувствует себя несчастной, то она сама виновата в своем несчастье. Потому что эту ситуацию нужно переосмыслить, а не пытаться казаться хорошей девочкой в собственных глазах или глазах Церкви. На самом деле в Церкви никого не интересует, кто кому каким кажется.

Я был консультантом в Церковном суде и из практики могу сказать – никто не хочет показаться плохим. При этом оба уже знают, что все ужасно, но никто не хочет обвинять другого. Получается идеальная семья, но почему-то вместе жить не могут.

И я всегда говорил: «Не моя роль выяснять, кто хороший, а кто плохой. Моя роль попытаться понять, что произошло, и сделать из этого выводы. Если ваш брак не был действительным, мне незачем делать вам красивые глазки – вы и без этого получите аннулирование. Надо писать прошение, и это может быть тяжело, потому что нужны свидетели и объяснения. Но, если он был действительным – вы можете писать тридцать шесть прошений, он навсегда останется действительным. И тогда вы либо живете, как просит вас Церковь, либо не подходите к таинствам, но это не значит, что вы вне Церкви».

– Эдуард, полагаю стоит прояснить, какой брак может быть сочтен недействительным.

– Для начала ты должна понять, что признание брака недействительным – это признание его никогда не существовавшим. Потому что брак нерасторжим, супруги должны быть верны друг другу всю жизнь, иметь открытость к деторождению. Если эти три условия были взаимно признаны супругами, даже если после совершения таинства все пошло наперекосяк – брак действителен. Их конфликты в данном случае могут означать испытание на пути брака.

– Но, Эдуард, если у них жесткач? Муж бьет жену смертным боем?

– Единственное, что мы можем им порекомендовать, – сепарацию. Возможность раздельного проживания. Однако достаточно часто бывает, что один из супругов утаил от другого некоторые черты своего характера, вредные привычки и зависимости, тяжелые заболевания. А это значит, что второй супруг при заключении брака не был свободен в момент принятия решения и таинство может быть подвергнуто сомнению. Не рассматриваются их нынешние конфликты, рассматривается, насколько они были честны при заключении брака. Если женщина знала, что она выходит замуж за хронического алкоголика, то это ее выбор, и потом ничего сделать нельзя. Другое дело, если мужчина утаил это обстоятельство.

Есть еще один, довольно редкий, повод, но все же повод – признать брак недействительным. Это если он не был консумирован.

– Говоря простым языком, если у супругов после венчания не случилось секса. Вообще не случилось. Ни разу.

– Именно.

История вопроса. Признание брака недействительным не является разводом. Это всего лишь установление факта, что брак не существовал с самого начала по ряду существенных причин. Признание брака недействительным начинается в Церковном суде и завершается подачей прошения в Ватикан. Занимает долгое время, иногда несколько лет.

– Кажется, я поняла, почему некоторые тетки в средневековой Италии предпочитали яд Церковному суду. Проще.

– Видишь ли, именно поэтому в анкете, которую заполняют при подготовке брака в Католической Церкви, есть вопрос: «Не убили ли вы предыдущего супруга?»

Развод по-русски

Ольга

Обычно, когда католическая или смешанная пара вступает в брак, подготовка занимает не меньше двух месяцев, за которые паре втолковывают серьезные последствия этого простого действа. Как бы там ни было – выйти живым из католического брака очень трудно. Даже если есть причины для аннулирования как такового. Я знаю вполне современный пример, когда и основания имелись, и случай простой, тем не менее решения Ватикана человек ждал восемь лет.

Это серьезная проблема и, если хотите, «профессиональный риск» всякого католика. Не стоит думать, что драмы по этому поводу случались только в средневековой жизни. Сейчас они происходят не реже. Да, сейчас не травят ядом и не закалывают кинжалом, но, получая от Церкви категорическое «нет», люди уходят из храма. Уходят обиженными и разочарованными. А «нет» вполне вероятно. Процент отказов не афишируется, но он очень высок.

Бывают и недоразумения. Как-то ко мне на программу пришла известная певица, которая в 90-е годы вышла замуж за хорвата-католика, обвенчалась с ним, а вскоре обнаружила, что он ревнив и мешает ей делать карьеру. Она сбежала обратно в Россию, получила светский развод, потом еще раза три была замужем… Каково же было ее удивление, когда я ей честно поведала – с точки зрения Бога у нее есть муж. И вовсе не тот мужчина, который с ней сейчас живет. А уж когда она узнала о ходе процедуры аннулирования брака, ей и вовсе стало нехорошо.

Другая моя знакомая решила выйти замуж за итальянца. С венчанием. И пришла посоветоваться, в какой храм лучше обратиться в Москве. В ходе разговора выяснилось, что итальянец в молодости уже венчался на родине. Давно живет один, но брак не аннулирован.

– Но вы не можете венчаться!

– Да? А если в церкви, где нас никто не знает?

Да-да… И Бог вас тоже не заметит…

Я не знаю, что будет дальше… Я не знаю, по какому пути пойдет Церковь… Я просто хочу сказать – католический брак – это очень серьезная вещь, потому что иногда из него выйти труднее, чем из вечных монашеских обетов.

Кто твой Зосима?

Эдуард, Ольга

– В русской литературе есть прекрасный образ духовника. Это старец Зосима в романе Достоевского «Братья Карамазовы». Между старцем Зосимой и Алешей в определенный момент происходит сцена. Старец уже плохо себя чувствует и говорит:

– Алеша, скоро я умру. Вот тогда для тебя и начнется настоящая жизнь…

При этом надо понимать, что духовник – это не ЦК КПСС, который дает ценные указания, обязательные к воплощению, а тот, кто помогает распознавать прежде всего внутренний голос, потом жизненные события и принимать решения. Советуясь с духовником, но не завися от духовника.

В диалоге со старцем Зосимой это интуитивно выражено, но не всегда правильно расшифровывается. И духовничество воспринимается как набор указаний, а не размышления над ситуацией, чтобы ясно ее увидеть и совершить поступок.

– Исходя из сказанного тобой, можно подумать, что духовник – это просто взгляд со стороны. Но ведь это не так.

– Не совсем так. Одна из функций духовника – именно взгляд со стороны, который не зависит от эмоционального или материального выигрыша с точки зрения духовного чада. Действительно очень объективный и беспристрастный взгляд. Единственное пристрастие заключается в том, что духовное чадо важно для духовника и размышление происходит под взглядом Бога. Духовник постоянно представляет свое чадо перед Богом.

– Как ты меня представляешь? Познакомься, Боже, это Оля?

– Не смейся. Сначала именно так. Для того чтобы принять духовничество, нужны молитвы и размышления. И внутреннее обоснование принятия духовного руководства. Соответствует ли духовник духовному чаду и, наоборот, что за этим стоит, нет ли каких-то посторонних интересов.

– В смысле?

– Ну, например, в случае с тобой я не должен думать: «Мое духовное чадо – известная телеведущая. Это круто!» И если опять о нашем опыте, то, когда мне сказали, что ко мне придет на разговор ведущая, я ответил: «Ну и хорошо. Я все равно телевизор не смотрю».

…Впрочем, если бы мне сказали, что Пугачева придет, я бы, наверное, подумал, что это круто… Хотя… Как посмотреть…

Но я не о Пугачевой все-таки… Я о том, что нужно рассматривать только человека и его жизнь, а не его положение в этой жизни.

– Я понимаю, когда священник говорит «да». На уровне «нравится – не нравится», «хочется – не хочется». Но когда он отказывает?

– Отказ происходит не на уровне «не нравится». Иногда приходит человек не самый приятный с точки зрения взаимопонимания и симпатии, но ты ему скажешь «да». Потому что в молитвенных размышлениях ты понимаешь, что это надо сделать. А иногда человек может быть невероятно симпатичен. Но, если в кругу моих друзей кто-то попросит стать его духовником, я откажу. Это в данном случае не моя роль. Мой взгляд может быть пристрастен, я могу бояться сказать что-то резкое и потерять дружбу. Духовник не должен этого бояться.

Наш основатель отец д'Альзон, когда окормлял одну монахиню, очень ясно ей написал: «Даже когда я вас буду ругать и поправлять, вы должны быть уверены, что я это делаю под крестом». То есть под взглядом Бога.

– Это решение принимается не головой?

– Совестью.

– Ия правильно поняла, что хорошие отношения мешают духовничеству?

– А плохие отношения способствуют? Нет. Важно состояние внутренней свободы обоих, когда и духовник может сказать, что его роль выполнена и нужно искать нового духовника, и духовное чадо может понять, что больше ничего не может получить в духовном руководстве.

В Евангелии есть важная фраза: «по плодам их узнаете их». Если духовничество идет в нормальном режиме, в жизни человека существуют плоды окормления. И жизнь его меняется и преображается. При этом он не замыкается на своем духовнике и не прекращает отношения с другими людьми.

– Когда два человека столь тесно взаимодействуют, меняются оба. Влияет ли духовное чадо на духовника? – Разумеется. Как говорил святой Августин, если любишь кого-то (а именно на любви строится духовничество – на любви к Богу и любви к человеку), то узнаешь больше. Чем больше узнаю, тем больше я люблю. И, таким образом, у духовника развивается сострадание. Не слащавое чувство «мне ее жалко», сострадание не есть жалость. Сострадание – способность вступить в духовное борение с Богом и с силами, которые против Бога, дабы отстоять свое чадо. При этом борение с Богом стоит понимать как защиту другого, чего бы это ни стоило. Ради того, кто вам безразличен, вы не будете кидаться в огонь и в воду.

– Ты можешь привести исторический пример крайне удачного духовничества? Чтобы все священники смотрели и думали: «Во! В моей бы практике такое случилось!»

– В нашей конгрегации есть такой пример, и я выше его упомянул. Когда наш основатель отец д'Альзон встретился с молодой монахиней Мари Эжени Мийере де Бру, она попросила его быть ее духовником. Они жили в пятистах километрах друг от друга, написали огромное количество писем, и он обещал, что сделает ее святой.

Причем сам дважды дал обет никогда не принимать церковных иерархических повышений, потому что монах должен быть смиренным и довольствоваться рядовым положением.

– Не слишком ли амбициозно – сразу обещать девушке сделать ее святой?

– Но ты же меня спросила об успешном примере, правда? Четыре года назад Папа Бенедикт Шестнадцатый канонизировал Мари Эжени. Так что отец д'Альзон исполнил свое обещание – он сделал ее святой. И не просто в глазах Бога, а в признании людей. При этом сам он до сих пор ожидает беатификации.

Мы смеемся – сколько бы мы ни молились о его беатификации, все равно ведь откажется. Обет дал не принимать повышения.

Для меня пример такого духовничества вдохновляющий… И есть другой пример из его практики.

Раньше в монашеской практике было развито самобичевание – нанесение себе телесных страданий, чтобы испытать страдания Христа. Однажды, когда отец д'Альзон исповедовал, прихожанка его спросила: «А что вы вообще для меня делаете?» Он открыл дверь конфессионала, вышел и положил перед ней платок с кровью: «Вот это я делаю для вас».

– Кровь его?

– Именно. Когда он себя бичевал, он вытирал этим платком кровь. Его и положил перед прихожанкой, чтобы показать – ради сострадания он готов испытать физическую боль.

Конечно же сегодня этот пример трудно понять и принять. Было бы более естественно, если бы духовный отец помогал ей практично. Ухаживал в болезни, убирался по дому, готовил обед, делал то, что является нормальной каждодневной помощью, но речь как раз идет не о каждодневной помощи. Этот пример показывает, что в нашей жизни иногда мы должны жертвовать собой, когда ради блага другого поступаемся частью своего. Мысль непопулярная, но в то же время глубоко христианская. И вполне возможно, этот пример христианской жертвы современному человеку покажется странным, но так это понимали в XIX веке.

– Расхожая фраза в среде воцерковленных православных братьев – «батюшка благословил купить юбку, батюшка не благословил дружить с Петей». Мало того что люди отдают свою волю, так еще и батюшка берет их волю. В природе человека тянуться ручонками к власти, особенно если она падает с неба.

– Не берусь оценивать православный опыт, но западноевропейский заключается в том, чтобы помочь из ребенка стать взрослым человеком, который отвечает за свои слова. Не отобрать волю, а, наоборот, вернуть.

И сделать так, чтобы человек отвечал своей свободной волей перед Богом и самим собой.

При этом вопрос юбки, стоит ли ее менять и почему ее хочется сменить, в духовничестве вполне может быть обсужден. При этом дама должна сама принять решение. Иначе получится одно из двух. Либо – батюшка велел, но все прошло плохо, он виноват, потому что дурак. Либо – батюшка велел, и все хорошо, это я такой умный, потому что я сделал. Духовник и Бог при этом забываются.

Решение нужно принимать самому, хотя и в присутствии Бога.

– Тебе может быть совершенно ясно, что чадо делает категорически не то. Тебе ясно, а оно делает. Ты испытываешь чувство злости и глубокого разочарования?

– Чувство глубокого разочарования я испытываю, но не злости. При этом у меня есть только одно орудие вмешательства – мои молитвы. Если чадо десять раз наступит на грабли, я буду усиленно молиться, чтобы в одиннадцатый оно на эти грабли не наступало.

– А как понять, что у тебя появился духовник? Это договор, который должен быть озвучен между двоими? Ведь есть разные варианты. Два раза исповедался у одного священника и всем раззвонил, что это его духовный отец. Как нужно подобные отношения оформлять официально?

– Надо сначала разобраться в понятиях. Если ты ходишь исповедоваться к одному и тому же священнику, он твой исповедник, но не духовник. Причем, если человек ходит исповедоваться и попутно разговаривает о своих проблемах, природе и погоде, в определенный момент происходит решение духовных вопросов. Но я называю эту стадию «духовными посиделками». Не стоит относиться к слову «посиделки» пренебрежительно, это серьезное и важное дело. Но духовничество предполагает нечто большее – постоянное молитвенное заступничество.

– То есть все-таки нужно вербализовать?

– Обязательно нужно. И духовник, и духовное чадо должны друг другу сказать, в каких отношениях они состоят и что в этих отношениях есть ответственность.

– Насколько я знаю, в современном мире не так уж часто верующие ищут себе духовника…

– И исповедуются не так уж часто… Но не будем сразу предполагать плохое, может быть, они живут в таком благе и так возросли в вере, что все это им уже не нужно.

– Может быть, они просто сами могут за себя помолиться.

– Когда я молюсь за себя, у меня все-таки есть сомнения, слышит ли меня Бог так, как я это прошу, потому что я лицо заинтересованное. Но, если обо мне молится мой духовник, я знаю: все будет хорошо.

– Угу. Я тоже знаю.

– Может быть, это и есть одно из воплощений заповедей о любви к Богу и ближнему. Не по очереди, а одновременно.

И вот что важное я еще забыл заметить – духовником может быть не только священник или монах, но монахиня или мирянин. Человек должен обладать очень богатой духовной жизнью, не иметь проблем в отношениях с Богом и взять на себя обязательство молиться за свое чадо.

– Красиво звучит – мой духовник Степанида, инженер насосной станции.

– И что в этом некрасивого? Критерий ведь только один – изменяет она жизнь чада в лучшую сторону, приближает ли его к Богу? Если да, то она является духовником. Это достаточно редкий духовный опыт, но его не стоит отрицать.

– Возраст имеет значение?

– Имеет. Чем старше человек, чем менее он привязан к этому миру, тем лучше. Меньше заинтересованности. – То есть хороший духовник должен рассыпаться на глазах?

– Не всегда, но часто.

– Знаешь, кажется, дальше я сама продолжу и кое-что расскажу…

Мой духовник

Ольга

Ух, я расскажу… Пока Эдуард не слышит… Кстати, сколько бы он ни говорил правильных вещей про возраст духовника, он меня моложе…

Но я не о правилах и исключениях, я о том, что в этом разговоре мы нарисовали картину почти идиллическую – ищите духовника и обрящете. Это верно, но лишь отчасти.

Могу признаться честно, я никогда не тратила столько усилий на выстраивание отношений с кем-либо. Потому что человек неглупый и обаятельный. И в силу профессии – хороший манипулятор. Если мне человек нужен, я сумею ему понравиться. Однажды я поняла, что очень хочу, чтобы отец Эдуард стал моим духовником. Что мне это крайне необходимо, потому что в его силах изменить мою жизнь, соединить меня с Богом, излечить раны. Его многие считают особенным, но я понимала, что для меня он особенный по-особенному. Я чувствовала, как он важен. Очень. И как интересен. И как находит в моей душе отклик все, что он говорит.

Поплевав на руки и сказав себе, что нет таких задач, с которыми не справятся большевики, я взяла топор и принялась вырубать просеку. И… ничего не получилось. Я очень удивилась и переменила позицию. Все манипуляции каким-то неведомым образом возвращались ко мне и заставляли шлепнуться на попу.

Моя крестная, свидетель этого сизифова труда и страшных моральных мучений, не раз и не два говорила: – Успокойся и отступись. Дело обстоит банально – сердцу не прикажешь. Ты не допускаешь, что не всем нравишься?

Вообще-то нет. Не допускаю – это расхолаживает в работе. Я форсировала выпендреж и… меня снова деликатно отодвинули. На такой фигурный ключик, как я, нашелся замочек с секретом. Это была абсурдная борьба неизвестно с кем, в которой я обливалась потом сверхусилий и обломов, а Эдуард был терпелив, улыбчив и деликатен, и это было самое ужасное, скажу я вам. До сих пор не знаю, замечал ли он мою старательность, но если не замечал, то это вообще высший пилотаж.

Я говорила: «Ничего, я все равно буду идти вперед, но, если закончится ударом кулаком в живот и полетом в обратном направлении, это цена, которую я готова заплатить».

А католические священники умеют говорить «нет». Я полагаю, их специально этому учат. Буквально на любого, где сядешь, там и слезешь. Вернее, слетишь кубарем.

Она была нереально трудной, подготовка к тому, чтобы у меня появился духовник. А появился он, в конце концов, очень просто. Я оценила пройденный путь, впала в шок от затраченных лошадиных сил и ничтожных результатов, перестала строить красивые комбинации из нескольких пальцев. Я просто раскрыла ладонь, положила на нее свое сердце и сказала: «Возьми. Больше никаких обходных путей. Мое полное доверие – вот оно. Я беззащитна перед тобой». Это был самый трудный шаг для человека, многократно битого и не раз феерически смачно преданного близкими людьми.

Дальше все произошло как в сказках про зачарованную принцессу, которую чтобы расколдовать, нужно сделать что-то элементарное, но полтора часа экранного времени все бегают, дерутся, палят из пушек и колотят по стеклянному гробу кувалдой. А когда это простое средство найдено, то все улаживается в тот же миг. Гроб разлетается на осколки, фейерверк, бал, поцелуй в диафрагму.

Но потом начинается другая дорога, не менее трудная. И снова страшно. И страшно тяжело… Снова тяжело…

Законный вопрос: зачем? Что я приобрела? Возможность новой жизни. Я приобрела настоящего отца. Я приобрела любовь, которая не ищет выгоды. Это огромное счастье. Но он очень далеко, что, конечно, огромное горе. Вот написала это и засмеялась. Значит, все-таки счастье. Но я не скучаю, я тоскую… Горькое счастье, что я способна по кому-то тосковать, как знаменитая овчарка, которая три года жила на взлетной полосе. Значит, я жива.

Мой духовник говорит: «В современном мире, а особенно в России, сказать кому-то “я от тебя завишу” – подписать себе смертный приговор». Но я добавлю – иногда это сделать совершенно необходимо. Протянуть раскрытую ладонь и рискнуть.