Текст книги "Полеты божьей коровки"

Автор книги: Эдуард Шатов

Соавторы: Ольга Бакушинская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Исповедь и вуайеризм

Ольга, Эдуард

– Я в наших разговорах часто упоминаю моих подруг. Это нормально – они наши с тобой будущие читатели. И они вопросы разные мне задают, потому что воцерковленных подруг у меня практически нет, а им моя жизнь любопытна. Даже если они ее иногда считают странной. Они не могут понять, как можно прийти в храм и постороннему дяденьке доверить крайне интимные вещи.

– Я не буду вдаваться в серьезные богословские размышления. Скажу лишь, что исповедь – это дар Божий, который нам позволено реализовать человеческими средствами. Когда священник совершает сакраментальные действия, через него действует Христос, который никому не «посторонний дяденька». И то, что говорится в исповеди, говорится не для того, чтобы быть осужденным или найти решение проблемы, а чтобы открыть Богу свою совесть. Не бежать от Бога в состоянии внутреннего разлада как Адам, а, наоборот, идти навстречу. Идти с волнением, но зная, что будешь оправдан и спасен. – Да. Это красиво. Но в реальности очень трудно отрешиться от того, что перед собой видишь все-таки не Бога, а совершенно постороннего мужика. И рассказывать ему приходится разное. Ремарка – «сказала она и хихикнула». Между прочим, это непросто. – Непросто, но возможно. Подразумевается, что исповедь должна быть достаточно ясной, чтобы священник понял, о чем идет речь, но в ней не должно быть поводов для вуайеризма. Исповедующемуся вполне к лицу сдержанность.

– С этого места можно поподробнее?

– Да. Если он говорит, что ел мясо в пятницу и осознает это как грех, мне не обязательно докладывать, какое именно мясо он ел – свинину, курицу, молодого барашка или говядину. Честно говоря, мне без разницы. Если человек совершил прелюбодеяние…

– Если совершил прелюбодеяние, не надо докладывать, в какой позе?

– Не надо. Это точно. И священник не должен задавать любопытствующих вопросов.

– А могу ли я отказаться отвечать на вопросы?

– Можешь. Если тебя спрашивают про позы, смело отвечай: «Отец, не ваше дело!» В то же время ты должна понимать, что вряд ли священник задает какие-то вопросы просто так. Поэтому не стоит стесняться переспросить, почему тебя о чем-то пытают. Не надо сводить исповедь к формальности. Если это образ Бога, то образ Бога в виде формулы меня настораживает. Разве так Христос общался со своими учениками?

Поэтому стоит вступить в диалог. И священник либо по-другому сформулирует вопрос, либо объяснит, почему он его задал. Главное – не бояться.

– И все же… Все же… Ты же понимаешь, как трудно говорить, например, о прелюбодеянии?

– Именно поэтому в традиции, чтобы избавить человека от ложной скромности, есть возможность исповедоваться в конфессионале, где ни священник не видит верующего, ни верующий – священника. Кстати, многие любят исповедоваться в поездках именно потому, что невелик шанс познакомиться со священником лично или увидеть его еще раз. Возможно, для кого-то это выход, но мне все-таки кажется, что священник хотя бы должен знать, из какой страны человек. Чтобы дать совет исходя из менталитета.

– Священник должен хорошо понимать, что ему говорят на исповеди? Ведь теоретически, если даже он мало что понял, например, по причине языковых трудностей, отпущение грехов все равно засчитывается.

– Конечно.

– То есть, если я приеду во Францию, а французский я не знаю вообще, и промычу что-то в конфессионале, это сойдет за исповедь?

– Нет. Согласно каноническому праву, священник должен понять хотя бы один грех. Если ты сумеешь ему промычать грех так, чтобы он понял, тогда сойдет. Когда ситуация с пониманием совсем трудная, а исповедоваться необходимо, советуют на пальцах показывать против какой заповеди согрешил.

– Надо запомнить, а то мало ли…

– … Но на самом деле в исповеди есть не только момент отпущения, но и момент совета – как не впасть снова в этот грех. Исповедь не стиральная машинка, а священник не стиральный порошок. Священник должен помочь человеку встать на путь, который поможет стать лучше. И вот тут языковый барьер может сильно помешать.

– Как быть, если языкового барьера нет, но есть разница в понятиях? Конечно, есть грехи, что называется, объективные – убийство, кража, прелюбодеяние. И есть субъективные. Кто-то считает немытую посуду грехом, а кто-то оскорбление чужого достоинства цветочком. И исповедуются все по-разному. Кто-то всю жизнь свою по дням от заката до рассвета рассказывает.

Священник может сказать: «Довольно»? Или он должен три часа про немытую посуду выслушивать? Верующий ограничен во времени?

– По идее нет. Но если начинается описание пейзажа, это интересно, но исповедью не является. Исповедь – это все же достаточно ясное перечисление грехов, сокрушение в них и просьба о совете и отпущении. – Хорошо. Кающихся обсудили, давай теперь священников обсудим. Натура человеческая при рукоположении не меняется. Священник, по сути, как гостия – хлеб для евхаристического богослужения. Вот она еще не Тело Христово, а после Пресуществления уже Тело. Но акциденции, то есть свойства материи, не меняются. Она выглядит так же и на вкус такая же. И вот сидит священник со своей акциденцией и слышит иногда ну просто очень любопытные вещи. И не про посуду, а сериалы мексиканские с закрученным сюжетом.

Где гарантия, что он под большим секретом не доложит тут же своему приятелю-министранту? Люди склонны делиться сокровенным, особенно если оно чужое.

– Гарантия в том, что за время его формации (обучения, наставления, духовного и психологического сопровождения в семинарии) его природные свойства немного подправили. И в том, что в каноническом праве четко сказано: если священник вольно или не вольно раскрыл тайну исповеди, он автоматически становится отлученным от Церкви.

– Ты хочешь сказать, что этого никогда не бывает.

– Этого не бывает. У священника есть только три варианта – никому не говорить, делиться с Богом в личной молитве или все забыть. Последнее лучше всего и многим удается.

– Недавно в Канаде было раскрыто ужасное преступление. Девять лет назад маньяк убил школьницу и все это время спокойно жил-поживал. Теоретически за это время он мог прийти на исповедь и все рассказать. И что, священник не должен был нарушать тайну исповеди?

– Исповедь предполагает сокрушение в грехах, а в сокрушении есть аспект восстановления нарушенной справедливости. Следовательно, священник не обязан давать отпущение сразу же, а может потребовать, чтобы преступник пошел в полицию. Это и будет являться символом сокрушения.

– Но ты же понимаешь, что преступник может не пойти. Священник будет молчать?

– Недавно Ватикан высказался по этому поводу. Пятого мая 2011 года Конгрегация защиты веры и ее префект, кардинал Уильям Левада, издали циркулярное письмо для епископских конференций, чтобы определиться с правилами разбора сексуальных преступлений клира. Особенно для того, чтобы защитить детей и молодежь. Согласно этому письму, если член клира обвинен в сексуальном насилии, он будет считаться невинным, пока обвинение не доказано. Тем не менее его рекомендуется ограничить в служении на время разбирательства.

– Хорошо, это про священников, а про исповедь там есть? – Напрямую нет, но в главе «Сотрудничество с гражданскими властями» очень прямо сказано, что сексуальное насилие над несовершеннолетними – это не только каноническая проблема: «Даже если отношения с гражданскими властями являются различными в различных странах, независимо от этого, очень важно сотрудничать с властями согласно ответственности епископа и гражданских властей. Не переходя границы сакраментальных внутренних норм, советуется сотрудничать с гражданскими властями и докладывать им о подобных преступлениях». Епископские конференции приглашены к размышлению: как, не нарушая каноническое право, тем не менее оповещать полицию о тяжких преступлениях?

– А раньше как?

– Раньше считалось – храни для себя.

– Даже если дело касается безопасности других людей, «храни для себя»?

– Раньше было именно так.

– В советском и российском Уголовном кодексе, если я не ошибаюсь, всегда присутствовало наказание за недонесение о преступлении. Без поблажек для духовных лиц. Что должен предпочесть священник: сесть в тюрьму или выдать тайну исповеди?

– Конечно, сесть в тюрьму. Тайна исповеди важнее.

– Как часто вообще нужно исповедоваться?

– Графика и ритма нет. Согласно церковным правилам, католик обязан исповедоваться хотя бы раз в год, перед Пасхой, но на самом деле, конечно, нужно чаще. Но я не скажу тебе сколько раз. Лучше согласовать этот вопрос со своей совестью и своим исповедником. Это должно быть достаточно регулярно, как регулярно убираемся мы у себя в доме, хотя знаем, что пыль снова ляжет.

– Насколько практика регулярной исповеди распространена в западных странах? Все же Запад подвергся серьезной секуляризации.

– Некоторое время назад исповедовались редко, сейчас ситуация улучшилась, хотя нельзя сказать, что исповедующихся много. Люди почему-то решили, что они все могут сделать сами, сами поговорить с Богом и очистить свою совесть. Особенно если нет смертных грехов. Но даже если их нет, всегда есть масса вещей, которые нас внутренне и внешне разрушают и которые стоило бы доверить Богу. Гордыня, зависть, предательство, подсиживание… Крови на руках ни у кого нет, так живет весь мир, но… Жизнь становится все темнее…

– Меня часто спрашивают – зачем я это делаю вообще? Что мне это дает с прагматической точки зрения? – Тебе, как и любому другому, это дает понимание Бога, который говорит, что ты как личность гораздо больше, чем ты как действо. Больше, чем все самые ужасные поступки, которые ты совершаешь или способна совершить. И от этого любовь Бога к тебе не меняется. Ты можешь Ему сказать обо всем открыто, и Он примет тебя и поможет. Исповедь возвращает человека к себе и к свободной жизни. Делает его терпимее к чужим ошибкам. Кстати, есть даже такая поговорка «Только тот, кто исповедуется, может исповедовать».

– Для чего нужно передаточное звено?

– Именно для того, чтобы голос Бога был выражен реально. Бог так решил действовать. Через служение священников.

– Я не против, но откуда это следует? В Евангелии про исповедь ничего не сказано, и ученики Христовы не исповедовались.

– Ты рассуждаешь прямо как записной протестант. Принцип Sola Scriptura, только Писание, – это типичный протестантский принцип. Основанием жизни Католической Церкви является Священное Писание, традиция и учительство Церкви. Писание служит проверкой, но существует также традиция и учение. И, кстати, уже в Деяниях апостолов об этом сказано.

Прощение: помнить или забыть?

Ольга, Эдуард

– Я регулярно исповедуюсь, и Бог, устами священника, каждый раз меня прощает. А у меня самой между прочим большие трудности с прощением других людей. Я не мщу, я не желаю врагам зла, но долго не отпускаю обиду. Как говорится, я не злопамятная, я просто злая и память у меня хорошая… С этим нужно как-то бороться или это не проблема?

– Считается, если ты простил, нужно начать писать историю отношений с белого листа. В какой-то степени это верно, но… Естественно, если тебя кто-то предал, не следует снова кидаться с ним в близкие отношения, как в омут, полностью забыв обиду и гнев. Адекватное прощение подразумевает отказ от действия в том же направлении, то есть от мщения, и время для залечивания раны, чтобы тобой перестали владеть страсти. И когда время пройдет, можно принять правильное решение о новом формате общения. Вполне возможно, ты решишь, что человек останется твоим лучшим другом…

– Ага. Уже разбежалась!

– Оль, это твое право. Ты можешь поступить как угодно. Можешь решить, что лучший способ нового общения со старым другом – вежливо здороваться и тут же прощаться при случайной встрече. Это тоже прощение. Почему считается, что, если ты простил, ты должен обидчику сразу на шею бросаться с поцелуями.

Приведу евангельский пример с блудницей, который хорошо показывает многие элементы не только светского, но и церковного прощения. К Христу приводят женщину, застигнутую в прелюбодеянии. Мы не знаем даже, как ее зовут, но люди, которые ее привели, хотят Христа искусить: «Учитель, таких Закон призывает побивать камнями, а что скажешь Ты?»

В сцене, как обычно в таких случаях, присутствует только дама, на которую хотят свалить всю вину, хотя хорошо известно – в прелюбодеянии участвуют двое. Как минимум.

Однако никакой господин в сцене не присутствует. Далее Христос говорит важную фразу: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень». Евангелист Иоанн пишет, что начиная со старших толпа начала расходиться. Это очень важное замечание. Обычно именно от опытных, поживших людей мы ждем мудрости.

– Но не всегда находим.

– Тем не менее ждем. А Христос в это время пишет что-то на земле. По поводу того, что Он пишет, впоследствии были созданы горы богословской литературы… Тем временем все расходятся. Христос поднимает глаза и говорит: «Женщина, осудил ли тебя кто-нибудь?» Она отвечает: «Нет, Господи, никто не осудил». В этот момент происходит смещение контекста. До этого мы были в человеческом обществе, которое обсуждало и осуждало прелюбодеяние. Когда она остается наедине с Христом и Он задает ей вопрос, это момент, когда она встретилась с Богом. И уж Он-то точно может осудить ее за грех. Но Христос говорит ей: «И Я не осужу тебя. Иди и больше не греши».

Он не говорит, что все, что она делала до этого, было хорошо и не имеет никакого значения. Имеет – и это очень важный момент. Женщина действительно совершила грех прелюбодеяния. Однако Он ставит точку и дает ей новое направление в жизни.

Но Он не заявляет ей: «Дорогая, Я тебя люблю, и мы будем лучшими друзьями, Я всегда останусь с тобой!» Как Бог Он будет присутствовать рядом с ней, однако как земное воплощение Бога вряд ли встретит еще раз.

Мы тоже должны понять, что прощение не подразумевает прекрасных отношений. Провинившемуся, если он раскается, ты можешь дать новое направление: «Иди и попытайся сделать свою жизнь лучше». Это не означает: «Иди скорее ко мне, моя радость».

– Очень часто отказ от мести, отказ от ветхозаветной традиции «око за око и зуб за зуб», на практике означает, что ты приобретаешь репутацию удобной жертвы. Если не наваляешь обидчику, все будут думать, что ты вкусный и тебя можно кушать. Извини, но, находясь среди людей, стоит носить на лбу надпись «Я – какашка, в меня лучше не вляпываться».

– Право не знаю, лучший ли это способ заявить о себе, но это явно не христианский подход.

– А как иначе создать впечатление человека сильного?

– Проблема мщения в том, что мы думаем, будто, ответив адекватно, мы разрешим проблему и покажем окружающим, что нас лучше не обижать. Даже древний закон талиона (то есть равного возмездия), который ты цитируешь, предполагает по крайней мере адекватность мести. Многие ли из нас умеют соблюсти адекватность, коли начинают мстить? Ты мстишь, тебе отвечают доступными способами, наступает адский круговорот зла, который ничего не разрешает, а только нагнетает обстановку. Выйти из этого круга можно только одним способом – отказавшись от мести.

– Хм, месть снимает обиду. Отомстил – и не обижаешься. Как хорошо! А иначе будешь с этой обидой париться и наживать онкологию.

– Месть дает ощущение, что снимает обиду, а на самом деле нагнетает еще больше.

– Почему? Человек подложил тебе «свинью», ты эту «свинью» перекинул ему обратно. Обиды нет.

– Обида есть – тебе всегда будет казаться, что та «свинья», которую ты ему вернул, была не такая жирная, как та, которую подсунули тебе. А ему тоже будет казаться, что он не доложил «свининки». Доброта может оказаться гораздо действенней целого стада «свиней». Мой знакомый находится в очень сложной ситуации на работе. Одна из его коллег, умная и интересная женщина, начала третью мировую войну в коллективе. Выставила свои пушки против некоторых сотрудников, а сотрудники тоже копят арсенал и запасаются «Калашниковыми». Выслушав хроники войны, я сказал: «У вас странная тактика. Может получиться как в анекдоте. Бежит мальчик, встречает Алешу Поповича. Кричит: “Алеша, татары напали на Русь!” – “Погоди неделю – стрелы наточу и воевать поедем!” Бежит дальше, встречает Добрыню Никитича: “Добрыня, татары напали на Русь!” – “Погоди – меч наточу и поедем воевать!” Последним встречает Илью Муромца: “Илья, татары напали на Русь!” – “Запрягай коня, берем копье и едем!» – «Даже точить не будешь?” – “А что точить, сматывать надо!”»

Вы выбираете между «точить» и «сматывать», а вы попробуйте прислать ей анонимно роскошный букет цветов в офис.

– И что будет?

– Она будет гадать, кто ей прислал, все будут задавать вопросы. Она отвлечется, она будет дестабилизирована, она перестанет понимать, что происходит.

– Это называется «разорвать сценарий». И это не доброта, это хитрость.

– Ты ошибаешься. На самом деле дама получает приятные эмоции, понимает, что не все кругом враги… Как же не доброта?

– Поняла – попробую рассылать врагам букеты. Возможно, это решит проблему мести. Но не решит другую проблему – извинений. Я знаю, извиняться надо, но с большим трудом это делаю. Тяжело мне исполнить этот номер. И не понимаю, как делать его правильно. Ты анекдот рассказал, я тоже расскажу. В класс входит учительница и видит на доске надпись «Маша – дура». Она начинает выяснять, кто это сделал. Наконец встает Вовочка и мрачно признает: «Ну я…» – «Вовочка, ты должен сказать, что Маша не дура, и извиниться!» – «Маша? Не дура? Ну, извините…»

– Я тебя понял. В момент извинения нужно хорошо внутренне собраться, даже попросить Бога о помощи, чтобы найти правильные слова и правильный момент, чтобы сохранить достоинство человека, перед которым мы извиняемся, и свое достоинство не уронить. Здесь нет готовых рецептов для каждого. Кто-то менее горделив, кто-то более, но любое извинение – сложное испытание сродни признанию в любви. Ты предполагаешь, что тебе ответят взаимностью, но ответ может быть любым. И у того, кто должен простить, может не хватить сил это сделать. Простить, забыть и вернуться к той ситуации, которая была «до». Нет никакой гарантии.

– Еще бы. Допустим, человек своей гадкой подлостью крупно испортил тебе жизнь или даже сломал ее. Осознал, пришел извиняться. На коленях ползает, за ноги хватает, слезами обливается. Однако его ползания не исправят сделанное им. Иной раз в подобной ситуации я с трудом сдерживаюсь, чтобы в ответ на извинения кирпич на голову не опустить…

– Хорошо, что все-таки сдерживаешься. Если у тебя просят прощения – принимай извинения. Руки придерживай, а с помощью языка можешь обсудить, как уменьшить, если возможно, практические последствия его проступка. Простить ты обязана, но, как я уже говорил, поддерживать потом теплые отношения с этим человеком не обязательно. Эмоции, обиду каждый уменьшает по-разному. Кому-то достаточно поговорить, кому-то надо вокруг стадиона пробежать, а кому-то десять лет придется обиду переваривать.

В момент, когда человек говорит «я тебя прощаю», прощение уже даровано. Это называется прощение «данное», а прощение «реальное» может наступить много лет спустя. И последствия могут сказываться всю жизнь. – Как?

– Помня о своем печальном опыте, мы действуем по старой схеме, боимся повторения боли, боимся сближаться с людьми. Мы смотрим на людей не трезвыми глазами, понимая их реальные недостатки и достоинства, мы смотрим на них через призму старой душевной травмы.

– И как с этим справляться?

– Ты меня удивляешь. Неверующие люди справляются с этим у психотерапевта, а ты можешь попросить Бога в молитве, чтобы твои чувства пришли в норму.

– Все ли можно простить?

– Простить можно все. Однако в зависимости от того, что мы прощаем, это требует больших или меньших усилий, аскезы и даже жертвы: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят».

– Все, да не все. Несколько месяцев назад я общалась с одним раввином, который сказал, что никакие извинения Католической Церкви за гонения на евреев его не устроят, потому что людей не вернешь. Так что Католическая Церковь может извиняться сколько угодно, как говорится, «не забудем, не простим». Допустим, он несколько не в себе. Сколько можно просить прощения, если тебя не прощают?

– Если не прощают можно попробовать попросить прощения еще раз. И в третий раз тоже. Три – хорошая, символичная цифра. На этом можно остановиться и считать, что ты сделал все, что мог. Представь себе, что ты приходишь исповедоваться, просишь прощения, а священник тебе говорит: «Э, нет. Бог тебя не прощает». Когда человек искренне кается, прощение Бога ему даровано. Так по какому же праву мы друг друга не прощаем?