Текст книги "Юго-Восточная Азия в XIII – XVI веках"
Автор книги: Эдуард Берзин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Однако некоторые индонезийские государства, для которых китайский гнет стал чрезмерным, начали оказывать ему сопротивление. Первым в 1407 г. поднял восстание против Китая Палембанг. Правивший там в то время китаец Чэн Цзу-и напал на корабли адмирала Чжэн Хэ. Чжэн Хэ подавил это восстание. Тогда же указом императора Палембанг был преобразован в самоуправляющийся «инородческий округ Цзюцзян». Начальником этого округа был назначен палембангский житель Ши Цзинь-цин [185, с. 100].
В 1409 г. Китай ввел свои войска в государство Бони, которое, видимо, также пыталось скинуть с себя китайскую зависимость [15, с. 92]. В те же годы Китай активно вмешался в гражданскую войну в государстве Самудра. В 1415 г. Чжэн Хэ высадил в Самудре сильный десант, который разгромил одного из претендентов на престол Самудры – Искандера. Другой претендент, утвержденный китайцами на троне, как сообщает современник событий Ма Хуань, «был вечно благодарен и постоянно посылал дань императору» [185, с. 117]. Китайцы также укрепили в эти годы свои позиции в государстве Ару (на Суматре), правитель которого султан Хусейн в 1411 и 1414 гг. посылал императору посольство с данью [15, с. 79; 249, с. 187]. К концу правления Викрамавардханы Маджапахит сохранял власть только над Восточной и Центральной Явой, а также над островами Мадура и Бали. Внутреннее положение в стране осложнилось в результате сильного неурожая и голода, постигших Яву в 1426 г. [33, с. 37].
В 1427 г. Викрамавардхана умер и королевой стала его вдова Кусумавардхани (1427–1429). После ее смерти на трон взошла ее единственная дочь Сухита (1429–1447). В годы правления Сухиты внешнее положение Маджапахита несколько стабилизировалось. Это было связано с ослаблением давления Китая на Индонезию во второй половине 20-х годов XV в. После 1425 г. в Китай все реже стали прибывать посольства из Бони, Палембанга и Самудры. С 30-х годов прекратились посольства на Аче [15, с. 116, 117]. В 1443 г. Маджапахиту удалось вновь восстановить свой сюзеренитет над Палембангом. Правителем Палембанга Сухита назначила полукитайца Арья Дамара [249, с. 190, 193].
В области внутренней политики период правления Сухиты характеризуется продолжающимся упадком авторитета центральной власти. В 1437 г. против Сухиты поднимает мятеж Бре Даха, удельный князь Дахи, сын неудачливого претендента на престол Вирабуми. На короткий срок ему даже удается захватить столицу и провозгласить себя королем, а Сухиту разжаловать в удельные княгини (бре), но вскоре это восстание было подавлено, и Сухита вернулась на трон [33, с. 38; 249, с. 186].
Часть III
ПЕРИОД РАВНОВЕСИЯ СИЛ МЕЖДУ СТРАНАМИ ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ И ЗАПАДОМ
С захватом в 1511 г. Малакки португальцами международной торговле Юго-Восточной Азии был нанесен сильный удар. Страны региона, однако, быстро оправились от этого удара. Были созданы новые торговые центры и найдены новые торговые пути в обход Малаккского пролива. Португальцы и проникшие во второй половине XVI в. на Филиппины испанцы до конца столетия так и не смогли подавить морскую торговлю стран Юго-Восточной Азии. Попытки португальцев и испанцев закрепиться в различных районах Индонезии, а также колониальная авантюра в Кампучии в конце XVI в. кончились крахом.
В то же время правители Юго-Восточной Азии недостаточно оценили европейскую угрозу, занятые борьбой друг с другом. Им так и не удалось объединиться, чтобы уничтожить португальскую базу в Малакке. Поэтому XVI в. был периодом равновесия сил между странами региона и европейским колониализмом. Только в XVII в. с появлением голландского флота наступил решительный перелом в пользу Запада.
Глава 1
ОБРАЗОВАНИЕ ЕДИНОГО БИРМАНСКОГО ГОСУДАРСТВА В XVI в
После захвата Авы шанами в 1527 г. и воцарения Тоханбвы (1527–1543) различие в уровнях феодального развития шанских окраин и бирманского центра проявилось в гораздо более резкой степени, чем в конце XIII в.Тоханбва и его окружение не стремились приспосабливаться к сложившейся в XIV–XV вв. государственной системе Авы. Города и деревни Верхней Бирмы стали для них лишь объектом бесконтрольного грабежа. Особую алчность шанских князей возбуждали богатые буддийские монастыри. Утверждения западных историков о том, что буддизм вплоть до XVI в. не проникал в шанские княжества и что Тоханбва был просто «дикарем» [115, с. 48], т. е. язычником-анимистом, вряд ли можно считать обоснованными. Буддизм, хотя бы и в примитивной, поверхностной форме не мог не проникнуть к шанам на протяжении их многовековых контактов с бирманцами. Но такие феодальные формы, как могущественные, практически независимые от центральной власти буддийские монастырские хозяйства, были, конечно, неизвестны в шанских княжествах и воспринимались шанскими феодалами, как чужеродное, паразитическое тело.
«Бирманские пагоды не имеют ничего общего с религией, – это просто сундуки с драгоценностями», – заявил Тоханбва [38, с. 83], и это послужило сигналом к тотальной экспроприации буддийского духовенства. Естественно, такая политика не могла не вызвать резко враждебного отношения буддийских монахов к Тоханбве. Монахи во многих местах стали лидерами сопротивления шанскому завоеванию, а это, в свою очередь, послужило основанием для жестоких репрессий со стороны шанских властей. Так, в 1540 г. Тоханбва, якобы с целью примирения, пригласил на пир 350 монахов Авы, Сагаинга и Пинсы, в том числе 30 наиболее видных настоятелей монастырей. На этом пиру все они были перебиты. После этого более тысячи буддийских монахов бежало в Таунгу, где к тому времени уже собралось значительное число бирманских беженцев (как светских и духовных феодалов, так и просто крестьян, спасавшихся от шанского грабежа) [115, с. 48; 19, с. 66; 146, с. 107].
Удельное княжество Таунгу, наиболее мощная из составных частей Авского королевства, было единственной бирманской областью, избежавшей шанского завоевания. Правитель Таунгу Минджиньо (1486–1531), о котором говорилось выше, сразу после падения Авы в 1527.г. принял решительные меры, чтобы воспрепятствовать вторжению Тоханбвы в свои владения. Он выступил в поход и дотла разорил обширную полосу Центральной Бирмы, отделявшую Таунгу от областей, захваченных шанами. Поэтому Тоханбва не решился выступить против Минджиньо, а бирманские удельные князья Пиньи, Сагаинга, Чаусхе, Мейктилы со своими приверженцами бежали на территорию Таунгу, укрепив, таким образом, его военный потенциал [146, с. 125].
Поток бирманских беженцев в Таунгу не прекращался и при сыне Минджиньо Табиншветхи (1531–1550), вступившем на престол в 15-летнем возрасте. При нем окрепшее Таунгу получило реальную возможность стать центром нового объединения всей Бирмы. Уже на пятом году своего правления Табиншветхи вступает на путь широких завоеваний. Первый удар он, однако, решил нанести не против Верхней Бирмы, разоренная земля которой ке сулила большой выгоды (к тому же воинственные шаны были в то время еще слишком серьезным противником), а против государства Пегу, где за 100 с лишним лет мирного развития накопились огромные богатства и в значительной степени утратился воинский опыт.
В 1535 г. Табиншветхи без особого труда завоевал области Бассейн и Мьяушья в западной части дельты Иравади, затем двинулся на столицу монского государства – Пегу. Мощные укрепления Пегу, однако, оказались непосильным препятствием для армии Табиншветхи, почти не обладавшей огнестрельным оружием. В гарнизон Пегу входило большое число португальских наемников – артиллеристов и мушкетеров. Началась осада, затянувшаяся на четыре года. В этой кампании впервые выдвинулся один из наиболее известных полководцев Бирмы Байиннаун, молочный брат и муж сестры Табиншветхи. Он сорвал попытку деблокировать Пегу, разгромив монскую флотилию, в состав которой входил португальский корабль с наемниками. Важную роль в исходе событий сыграла военная хитрость, примененная Табиншвегхи. При помощи подложного письма он скомпрометировал двух наиболее выдающихся монских генералов, которые незадолго до этого приезжали к нему парламентерами. Такаюпи поверил в то, что они предатели и казнил их. Обезглавленный монский гарнизон утратил волю к сопротивлению, и в 1539 г. Пегу пало. Король Такаюпи бежал под защиту своего союзника, удельного князя Прома [38, с. 90; 56, с. 182; 146, с. 154].
Преследуя монского короля, бирманцы в том же 1539 г. двинулись на Пром. Но Такаюпи и сеньор Прома призвали на помощь шанов. В ходе боев Байиннаун нанес серьезное поражение превосходящим силам Тоханбвы к северу от города, но шанам все же удалось деблокировать Пром. Табиншветхи отступил в Пегу. Здесь благодаря умелой политике (раздача риса голодающим и одежды бедным, утверждение монских феодалов в правах на их прежние феоды) он сумел привлечь к себе значительную часть монского населения. А после известия о внезапной смерти Такаюпи в Проме (1539 г.) число монов, пожелавших служить в войсках Табиншветхи, увеличилось еще более [38, с. 90; 146, с. 154].
Огромные сокровища, захваченные в Пегу, позволили Табиншветхи в 1540 г. самому нанять большой по тому времени отряд португальцев (700 человек во главе с известным авантюристом Жуаном Кайеро), что значительно повысило огневую мощь бирманской армии. Несколько позже Табиншветхи нанял еще один отряд португальцев под командой Диого Соарес де Мелло [115, с. 58]. Усилив, таким образом, свою армию, Табиншветхи осадил крупнейший центр монского государства Мартабан. После нескольких месяцев осады в городе начался голод. Жители съели даже слонов [126, с. 43]. Правитель Мартабана пытался подкупить Жуана Кайеро, чтобы он со своими португальцами перешел на его сторону. Он обещал стать вассалом португальского короля и отдать тому половину своих сокровищ, если ему разрешат нанять 2 тыс. португальских солдат. Кайеро мало интересовали дела португальской короны. Он согласился тайно вывезти мартабанского князя из города в обмен на его сокровища. Но эта сделка была сорвана другими португальскими офицерами, опасавшимися мести бирманцев [115, с. 58; 146, с. 156]. Мартабанскому князю все же удалось получить португальскую военную помощь (семь военных кораблей, не считая подкрепления к гарнизону). Тогда перешедший на сторону Табиншветхи монский генерал Смим Пайю, имевший опыт морских операций, построил множество брандеров и направил их против португальской эскадры. Четыре португальских корабля сгорели, оставшиеся три ушли в море, бросив Мартабан на произвол судьбы. Тогда к стенам Мартабана подошли плоты с-высокими платформами для пушек. Началась бомбардировка города. Затем последовал штурм, и Мартабан нал (1541 г.) [56, с. 182; 146, с. 156].
В Пегу Табиншветхи подчеркивал свою мягкость, а в Мартабане учинил жестокую расправу. Яркую картину этих событий рисует очевидец, известный португальский путешественник Фернан Мендес Пинто. После этого Моулмейн и другие монские города, еще не занятые бирманцами, поспешили признать Табиншветхи. Сам он в том же 1541 г. короновался в Пегу по монскому обряду и перенес туда свою столицу [126, 45; 146, с. 156–157].
В 1542 г. войска Табиншветхи снова выступили против Прома. Князь Прома опять призвал на помощь шанов, а также короля Аракана. Но Байиннаун, обойдя город с севера, нанес-шанам удар из засады и разгромил их. Араканское сухопутное войско он ввел в заблуждение подложным письмом (якобы от князя Прома), заманил в засаду и разбил. Араканский флот, узнав об этом поражении, повернул назад, дойдя лишь до Бассейна. Оставшийся в одиночестве Пром сопротивлялся 5 месяцев и, наконец, пал. Затем последовала жестокая расправа. Судя по португальским источникам, город был сожжен, большинство жителей перебито; 2 тыс. детей якобы разрезали на куски и отдали в пищу слонам. Короля и 300 его приближенных утопили [126, с. 46]. Верить таким отчетам дословно нельзя, так же, как и сообщениям, что в армии Табиншветхи было 500 тыс. человек. Но то, что общий характер войн в Бирме в XVI в. стал гораздо более ожесточенным, чем в XIV–XV вв., не подлежит сомнению.
Успехи Табиншветхи на юге обеспокоили шанских феодалов в Верхней Бирме. В 1544 г. соединенные войска семи шанских собва (князей) предприняли новый поход на Пром. Табиншветхи, однако, потопил большинство шанских боевых кораблей на Иравади пушками (теперь у него был большой артиллерийский парк) и, перейдя в контрнаступление, глубоко вторгся в Верхнюю Бирму. Заняв в этом походе древнюю столицу Паган, он короновался здесь королем Верхней Бирмы по паганскому обряду. Через два года, в 1546 г., он снова короновался в Пегу, уже как король обеих Бирм, используя в ритуале как бирманские, так и монские обряды [38, с. 91; 56, с. 182–183; 146, с. 157–157].
В 1546 г. Табиншветхи решил присоединить к своим владениям Аракан. Однако король Аракана Минбин (1531–1553), уже давно с тревогой следивший за успехами бирманского завоевателя, успел подготовиться к обороне. Столица Аракана Мраук У была окружена мощными укреплениями и рвом, который заполняла морская вода. Когда бирманцы подступили к стенам Мраук У, Минбин приказал открыть шлюзы в момент прилива и затопил прилегающую равнину. Табиншветхи пришлось заключить мир и отступить [146, с. 140, 158].
Пока Табиншветхи воевал в Аракане, сиамский король, либо кто-то из его вассалов, имел неосторожность вторгнуться в монскую провинцию Тавой. Это послужило Табиншветхи прекрасным поводом для войны против Сиама. В 1548 г. началась первая бирмано-сиамская война. Однако 4-месячная осада Аютии не увенчалась успехом. Неудачной была и осада важного центра Северного Сиама – Кампенгпета. Бирманские войска вынуждены были начать отход в трудных условиях (наступил сезон дождей). К счастью для Табиншветхи, в одном из боев были взяты в плен близкие родственники сиамского короля Маха Чакрапата. Последний, чтобы выручить родню, поспешил заключить с бирманцами мир. Это обеспечило им спокойное отступление из Сиама [115, с. 65; 146, с. 159]. Две такие крупные неудачи подряд подорвали дух Табиншветхи. Он отошел от государственных дел, передав их Байиннауну (еще раньше он назначил его наследником престола), и завел дружбу с португальским авантюристом из Малакки, который приохотил его к спиртным напиткам [146, с. 65–66].
Военные походы между тем продолжались. В 1550 г. Байиннаун, собрав большое войско, отправился воевать с шанскими князьями. Среди монов, от которых продолжали требовать налога кровью и деньгами, стало расти недовольство. Когда один из родственников последнего короля Пегу Смим Хто поднял восстание в дельте Иравади и захватил города Дагон (Рангун) и Далла, монские придворные Табиншветхи заманили короля в лес под предлогом слоновой охоты и убили его. Теперь восстание охватило весь монский юг. Смим Хто был провозглашен королем Пегу [115, с. 66; 146, с. 161]. Байиннаун, спешно вернувшись с севера, застал в бывшей державе Табиншветхи полный развал. Все феодалы Центральной Бирмы закрыли перед Байиннауном свои ворота и не желали ему помогать. Каждый из них стремился выкроить для себя независимое королевство. Даже домен Табиншветхи Таунгу отказывался подчиниться его наследнику. Но разрозненность противников Байиннауна позволила ему уничтожить их по частям. Прежде всего Байиннаун собрал вокруг себя старых португальских наемников во главе с Диого де Мелло. С небольшим, но верным войском ом двинулся с юга страны на Таунгу. Севернее Пегу войска Смим Хто пытались преградить ему дорогу, но опытный полководец легко их обошел. Выбив восставшего губернатора Таунгу из этого важного центра (1551 г.), Байиннаун обепечил себе плацдарм на востоке страны, куда к нему стали стекаться его сторонники – бирманцы, шаны, поверившие в его счастливую военную звезду, и даже восемь монских министров, успевших поссориться со Смим Хто [146, с. 162]. В том же, 1551 г. Байиннаун овладел Промом и другими городами Центральной Бирмы. На юге между тем разгорелась борьба между Смим Хто, провозглашенным королем Пегу, и его конкурентом, правителем Мартабана Смим Сотутом, также претендовавшим на королевский трон. В сражении между ними Смим Сотут был убит пулей португальского наемника. Тогда феодальная верхушка Мартабана, опасаясь репрессий со стороны победителя Смим Хто, перешла на сторону Байиннауна [115, с. 68; 146, с. 163]. В 1552 г. Байиннаун со своей сильно выросшей армией двинулся на Пегу. Одержав победу у ворот города над войском Смим Хто, Байиннаун ворвался в Пегу и предал его разграблению. Многие горожане были убиты. Смим Хто продолжал еще несколько месяцев сопротивление в джунглях дельты Иравади, но в конце концов потерял все свое войско и скрылся в горах (впоследствии он был выдан местными жителями Байиннауну и казнен) [115, с. 68; 126, с. 50; 146, с. 163–164].
Таким образом, Байиннаун в течение двух лет восстановил в прежних границах державу Табиншветхи. Он не стал продолжать его политику в плане похода на Аютию, а поставил своей задачей присоединить к державе север Бирмы и шанские княжества.
Между тем в Северной Бирме продолжал царить феодальный хаос. В 1543 г. «гонитель монахов» Тоханбва вместе со всем своим двором был уничтожен в результате заговора, организованного бирманским офицером Минджиянаунгом. Последний, будучи членом авского королевского дома, отказался занять пустующий трон и уступил его князю шанского княжества Хсипо по имени Хконмаинг (1543–1546), сам же ушел в монастырь (поступок, характерный для потерпевших политический крах средневековых государственных деятелей Индокитая) [115, с. 49]. Видимо, Минджиянаунг не верил, что в его силах преодолеть феодальный хаос в Верхней Бирме. Впрочем, и шанский король Хконмаинг, и сменивший его Мобье Нарапати (1546–1552) также не пользовались никакой реальной властью и не смогли покончить с междоусобной борьбой шан-ских феодалов. Когда в 1552 г. Байиннаун в первый раз попытался захватить Аву, шанские князья, временно объединившись, дали ему отпор, но роль короля Мобье Нарапати при этом была такой ничтожной, что он, ни на что уже не рассчитывая в Шанском лагере, перебежал на сторону Байиннауна. Шаны тут же выбрали нового короля – князя Ситуджохтина (1552–1555) [146, с. 109].
После тщательной трехлетней подготовки в 1555 г. Байиннаун снова двинулся на Аву. Удар наносился двумя колоннами. Одна половина войска двигалась с юго-востока сушей по долине Ситтаунга, через Яметин. Вторая, во главе с самим Байиннауном, поднималась на речных судах вверх по Иравади и наносила удар непосредственно с юга. На этот раз разгром шанов был полным. Ава пала, а ее последний шанский король Ситуджохтин был взят в плен. Вся Бирма в границах прежнего Паганского государства (за вычетом Аракана) оказалась под властью Байиннауна (1551–1581) [38, с. 92; 115, с. 68; 146, с. 164–165].
Глава 2
ЗАВОЕВАТЕЛЬНЫЕ ВОЙНЫ БИРМЫ ПРИ БАЙИННАУНЕ
Завоевав Аву, Байиннаун не стал переносить туда свою столицу. Столица осталась, как и при Табиншветхи, в Пегу. Байиннаун продолжал начатую Табиншветхи политику слияния бирманского и монского этноса. Разоренный в 1552 г. город Пегу вновь отстроился. В нем выросли роскошные дворцы Байиннауна и его придворных вельмож. Заботясь о связи столицы с различными районами своей обширной державы, Байиннаун распорядился построить в Бирме целую сеть стратегических дорог. Особое внимание уделялось дороге Таунгу – Ава, которая была восстановлена в первую очередь [115, с. 68]. Байиннаун планировал расширять свою державу на севере.
В 1556–1559 гг. в ряде последовательных кампаний он подчинил себе шанские княжества Мохньин, Могаунг, Моне, Мо-мейк, Монг Пай, Сага, Локсок, Хсипо, Яунгхве, Бхамо, Кале. Вторгнувшись в Северо-Восточную Индию, он подчинил себе княжество Манипур. В апреле 1556 г. войска Байиннауна оккупировали королевство Чиангмай (на севере современного Таиланда), создав, таким образом, угрозу одновременно для Лаоса и для Сиама. В 1562 г. Байиннаун вторгся в Юннань, где подчинил себе область Кошаннье, заселенную таиязычным национальным меньшинством. Несколько позже его власть признали княжества Хсенви и Кенгтунг, расположенные в пограш иши полосе между Бирмой и Китаем [146, с. 165].
Такое расширение Бирманской империи вызвало серьезное беспокойство у ее соседей. Король Лаоса уже в 1556 г. пытался выбить бирманцев из Чиангмая, но потерпел неудачу. В 1563 г. Сиам и Лаос заключили оборонительный союз прошв Бирмы [13, с. 84]. Отнюдь не гладко проходил и процесс завоевания шанских княжеств. Пока Байиннаун воевал в Чиангмае, восставшие шаны перебили его гарнизон в Моне. Затем соединенное войско Яунгхве, Моне и Локсока двинулось к р. Салуэн и разрушило мосты через нее, чтобы отрезать Байиннауну обратную дорогу. Бирманский король подавил это восстание, однако со спорадическими вспышками сопротивления шанов ему приходилось бороться вплоть до последних лет своего правления [146, с. 165].
Стремясь закрепить свою власть в шанских областях, Байиннаун начал насаждать гам ортодоксальный буддизм. Как говорится в бирманской летописи, «в Онбаунге (Хсипо), Момейке и других шанских странах, когда умирал собва, (князь. – Э. Б), люди, следуя языческому учению, убивали его рабов и дорогих лошадей и слонов, на которых он ездил, и погребали их в могиле вместе с ним. Его Величество запретил этот вредный обычай. Более того, видя, что (буддийская. – Э. Б.)религия недостаточно утверждена (там), он построил пагоды в Онбаунге и Момейке и пригласил ученых монахов поселиться там, проповедуя религию. Собва вместе со всеми своими советниками и военачальниками слушали проповедь (буддийского. – Э. Б.)закона четыре святых дня в месяц и познали добродетель. Его Величество поместил одну половину (буддийских. – Э. Б.)писаний в Онбаунге, а другую – в Момейке» [146, с. 166].
Одновременно Байиннаун боролся с пережитками анимизма в собственно бирманских областях. Так, он запретил традиционные жертвоприношения белых животных (буйволов, коз, свиней, кур) духу Махигири в Центральной Бирме (черепами этих животных издавна украшали святилища в районах вокруг священной горы Попа близ Пагана). Совершать жертвоприношения животных было запрещено по всей Бирме даже иностранцам (индуистам) [115, с. 69; 146, с. 166]. Желая поднять авторитет буддийского духовенства, помогавшего в деле централизации страны, Байиннаун демонстративно совершал периодические паломничества к наиболее знаменитым пагодам страны – Шведагону (в нынешнем Рангуне), Швезигону (в Нагане) и Шехсандо (в Проме) и щедро одаривал тамошних монахов. В 1557 г. он установил в Швезигоне огромный колокол с надписью на трех языках (бирманском, монском и пали), прославляющей его завоевания и меры по развитию религии [146, с. 166]. Достигнув 52-летнего возраста, он построил в Шведомо 52 буддийских монастыря – по количеству своих лет. Согласно древнему бирманскому обычаю, король мог разломать свою корону, чтобы отдать драгоценные камни на украшение купола пагоды, Байиннаун делал это многократно (чаще, чем любой другой бирманский монарх) в пользу как крупных, так и малозначительных пагод [146, с. 172].
Стремясь поддержать свою репутацию заботливого опекуна буддийской церкви и на международной арене, Байиннаун в 1555 г. направил богатые дары храму Зуба Будды в Канди (Шри Ланка) и приобрел там землю, на доход с которой должны были постоянно поддерживаться огни в этом самом знаменитом храме буддийского мира. Кроме того, по обычаю прежних монских королей, он срезал волосы у себя и королевы (волосы короля считались самой священной частью его персоны, и обряд их стрижки был обставлен сложным ритуалом). Из этих волос он приказал соорудить метелку и отправить в Канди для подметания в храме [146, с. 172].
Когда в 1560 г. португальцы напали на Канди и захватили Зуб Будды, Байиннаун отправил в Гоа посольство с предложением огромного выкупа (8 лакх рупий и любое количество кораблей с рисом для снабжения Малакки). Вице-король Гоа ухватился за это предложение, но архиепископ пригрозил ему инквизицией, и сделка не состоялась. В 1561 г. архиепископ Гоа лично на глазах потрясенных бирманских послов истолок Зуб в ступе, сжег порошок, а пепел выбросил в реку. Впрочем, в скором времени Зуб Будды вновь появился на острове и притом, не в одном, а в двух экземплярах – в Канди и Коломбо (по словам буддийских монахов, Зуб не был истолчен, а проник сквозь дно ступы и, перелетев по воздуху на Шри Ланку, зацепился там за цветок лотоса). Король Коломбо первый догадался предложить Зуб (с принцессой в придачу) Байиннауну и получил за это огромные богатства и военную помощь Бирмы. В торжественной обстановке Зуб был помещен в главное религиозное строение, возведенное при Байиннауне – пагоду Махазеди в Пегу. В заявлении по этому поводу Байиннаун подчеркнул, что впервые в своей истории Бирма стала обладателем столь драгоценной реликвии. По его мнению, этот факт ставил Бирму на первое место в буддийском мире [146, с. 174].
Поддержка буддийского духовенства была крайне нужна Байиннауну, потому что буддийская религия была единственным связующим фактором в его многоэтнической державе. Буддийские монахи присвоили ему звание Чакравартина – Властелина мира, воплощающего Будду, и это послужило идеологическим оправданием для всех его последующих войн на Индокитайском полуострове [38, с. 94].
Идеология буддизма хинаяны предоставила также Байиннауну удобный повод для войны против Сиама. Дело в том, что у сиамского короля Маха Чакрапата (1549–1569) в это время было семь белых слонов (Белый слон – священное животное буддийской религии), а у Байиннауна ни одного. Осенью 1563 г. Байиннаун направил в Аютию посольство с пояснением, что ему, как Чакравартину, из этого количества полагается по меньшей мере два слона. По понятиям того времени, согласиться с таким требованием означало «потерять лицо». Поэтому, как и предвидел Байиннаун, Маха Чакрапат ответил резким отказом. Так началась вторая бирмано-сиамская война. Одновременно Байиннаун начал военные действия и против лаосского короля Сеттатирата, союзника Сиама [13, с. 84–85; 38, с. 92].
Наступление против обеих стран велось с чиангмайского плацдарма. Войска Чиангмая были включены в бирманскую армию. Байиннаун быстро замял основные центры Северного Сиама – города Кампенгпет, Сукотай, Саванкалок, Пичай. Последняя опора сиамского короля на севере страны – Питсанулок также продержалась недолго из-за голода и начавшейся эпидемии. Более того, правитель Питсанулока Маха Таммарача объявил себя вассалом Байиннауна и со своим 70-тысячным войском присоединился к бирманской армии [13, с. 85].
Началась осада столицы Сиама Аютии. Маха Чакрапат пытался укрепить свой гарнизон за счет португальских наемников, но Байиннаун, располагая неограниченными средствами, привел в составе своей армии более 1 тыс. португальских мушкетеров и артиллеристов. Ввиду явного неравенства сил Маха Чакрапат решил капитулировать. Пленный сиамский король и вельможи, сторонники сопротивления, были отправлены в Бирму в качестве заложников, гарантировавших соблюдение условий мира, который заключил с бирманцами в 1564 г. новый сиамский король Махин (сын Маха Чакрапата). По этому мирному договору Сиам отказывался от власти над всей северной частью страны с центром в Питсанулоке и сам становился вассалом Бирмы. Сиам обязался платить Бирме ежегодную дань – 30 боевых слонов и 300 катти (ок. 180 кг) серебра. Кроме того, он уступал Бирме право собирать пошлины в Мергуи (главном торговом порте Сиама на Андаманском море) и передавал ей четырех белых слонов. Для присмотра за Махином в Аютии оставался трехтысячный бирманский гарнизон. В Бирму были угнаны тысячи сиамских крестьян [13, с. 85; 146, с. 168].
Менее удачно для Байиннауна проходила кампания в Лаосе. В первых сражениях (при Пак Уй и Мыонг Кем) бирманские войска потерпели поражения. Только когда после падения Аютси Байиннаун прибыл в Лаос с новым войском, бирманцам удалось форсировать Меконг и занять лаосскую столицу Вьен-тян. Но большая часть населения во главе с королем Сеттатира-том ушла в джунгли. Началась ожесточенная партизанская война. Войска Байиннауна тщетно гонялись за неуловимым противником. В разгар этой изнурительной кампании в конце 1564 г. Байиннаун получил известие о грозном восстании монов в столице его империи Пегу [38, с. 92–93; 88, с. 38–39; 146, с. 177].
В Пегу в это время было согнано много монских крестьян, а также 20–30 тыс. шанских и сиамских пленных для строительных работ. Байиннаун хотел, чтобы его столица была достойна его звания Чакравартина. 1564 год в Бирме был неурожайным, страну охватил голод. Особенно плохо приходилось строителям Пегу, жалкий паек которых прикарманивали чиновники. Достаточно было искры, чтобы произошел взрыв. Характерно, что во главе восстания 1564–1565 гг. встал не мон, а шанский военнопленный Бинья Чжан [88, с. 46]. Иными словами, это движение переросло рамки узконационального движения монов, это было восстание всех угнетенных империи Байин-науна. Характерно и то, что во главе феодалов, выступивших на подавление восстания, вплоть до возвращения бирманского короля из Лаоса, также встал не бирманец, а шан, бывший король Авы Мобье Нарапати, еще в 1552 г. добровольно перешедший на сторону Байиннауна [88, с. 38]. Таким образом, раздел между восставшими и карателями проходил не по национальной, а по классовой линии.
В первый день восстания Пегу оказалось в руках монских крестьян и шанско-сиамских пленных. Дворцы и храмы, на строительстве которых их так нещадно эксплуатировали, запылали. Растерявшиеся придворные едва успели вывезти королевский гарем и готовились к эвакуации двора в Таунгу. В этот момент экс-король Мобье Нарапати вызвался поехать на разведку в город с несколькими спутниками. Вернувшись, он сказал: «Это же просто невооруженная толпа» [88, с. 46], и, наведя порядок в феодальных дружинах, выступил на подавление восстания. Ему удалось вытеснить повстанцев из Пегу, но восстание перекинулось на периферию и охватило всю Нижнюю Бирму. Мобье Нарапати нанес еще несколько поражений отдельным отрядам повстанцев, но погасить растущий пожар восстания он не смог [88, с. 38].
Байиннаун, недооценивший размеры бедствия, послал в. Нижнюю Бирму только 800 гвардейцев при 6 слонах, поручив им произвести разведку. Этот отряд был почти целиком истреблен повстанцами, кое-кого взяли в плен, а командира казнили. Тогда Байиннаун направил на юг губернатора Сириама Байян-камаина с войском в 50 тыс. человек в сопровождении 600 боевых слонов. Бинья Чжан вышел к ним навстречу с главными силами повстанцев и дал бой. Королевские войска в этом сражении одержали верх. Бинья Чжан был убит, но это отнюдь не означало конца восстания, повстанцы отступили в дельту Иравади [88, с. 39].
